Текст книги "Убийственная реклама, или Тайна работодателя"

Автор книги: Юлия Бакирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Мне нет, а ты, если хочешь, – ответила Полина. – Я займусь чаем, стол сделаю. После суматошного вокзала хочется есть.

– Это малыш хочет есть, – пригнувшись, протянув руку и потрогав ее живот, сказал Толик. – Проголодался, пацан.

– С чего ты взял, что у нас будет мальчик?

– В моем роду одни пацаны почти.

– А в моем девчонки почти всегда, – улыбнулась женщина, погладив его ладонь, прижимавшуюся к ее животу. – Давай принеси белье. Сделаем это место уютным, поспать сможем вдоволь.

Он вышел. Вагон качало, иногда что-то пронзительно как бы свистело или скрипело. Полина достала заварку – черный чай с бергамотом. Она засыпала нужное количество в эмалированную кружку и вышла с ней из купе.

3

– Я однажды в секту внедрилась, чтобы написать о них. Прятала диктофон в кармане, посещая мессы, – рассказывала Жанна, потягивая зеленый чай, только что заваренный Полиной.

За окном вагона пролетали огоньки семафоров и фонарей, иногда падал свет фар проезжающих мимо автомобилей. Кроме них, ничего видно не было. Ночная темнота была плотной, как расплавленный битум.

– Я написала статью про них, а потом получила письмо в редакцию, где сообщалось, что меня прокляли, и после смерти я буду гореть в огне, а мое имя каждый раз будет упоминаться в их молитвах. Они обещали просить своего Бога о том, чтобы я горела, – говорила журналистка. – Я в то время боялась домой возвращаться по темноте. Да и дома страшно было, вдруг дверь подожгут. Они способны.

– А ты пишешь на какие темы, кроме сект? – спросил Толя, свесив голову с верхней полки.

Он прикрыл босые ноги простыней. Одет он был в трико черного цвета с белыми продольными полосками и майку с эмблемой известной фирмы, производителя спортивной одежды. Эти вещи он купил в тот день, когда ездил за билетами в Оренбург. Зашел в специализированный магазин спортивной одежды и взял себе и невесте вещи, в которых можно было бы ходить в поезде.

– Я больше пишу про криминал. Это всех интересует…

– Нууу, – протянула Полина.

– …Так считается, что всем интересно воровство, убийства и их подоплека. Наверное, людям приятно знать, что они живы, хотя могли бы быть мертвы, вот и читают.

– Спорное утверждение, – сказал Толик. – Я не люблю ни читать про смерть, ни думать о том, что мне повезло.

– Это вы не подумав говорите, Анатолий. Подсознательно все думают, что им повезло, – возразила журналистка, макая овсяное печенье в чай. – Давайте не будем спорить по этому поводу.

– Жанна, – обратился молодой мужчина, пытаясь разглядеть что-нибудь во тьме за окном, – а ты знаешь что-нибудь о пропаже людей. Когда человек уходит из дома, с работы и пропадает?

Полина выдохнула. Уткнувшись лицом в подушку, вдохнула через нос. Пахло пылью, стиральным порошком и чем-то еще. Она засыпала, утомленная бесконечными историями попутчицы: «Неужели все журналисты так разговорчивы?» Ей вспомнился скандально известный журналист и ведущий с грузинскими корнями, который мог нести полную ахинею, связывая ее в монолитную, подобную восточному ковру речь, при этом смысла в его словах было на ноготь. Полина прослушала вопрос любимого, глаза ее закрылись, она уснула. А Толик, не дождавшись молниеносного ответа, повторил:

– Жанна, ты что-нибудь о пропаже людей писала?

– А кто у тебя пропал? – проглотив последний кусочек печенья, подтянув ноги под себя, спросила женщина. За окном пролетел красный глаз семафора.

– Отец. Уже больше месяца его не могут найти.

– Знаешь… – ответила она, выдержав паузу, – нельзя однозначно сказать: «Оставь надежду всяк сюда входящий!» Бывает, что людей не могут найти десятки лет, а потом выясняется, что они процветают и живут просто замечательно. Чаще же людей находят через несколько месяцев…

Поезд несся вперед. Полина тихо дышала во сне, ей ничего не снилось. В приоткрытое окно проникал свежий воздух, с нотами дыма, солярки, леса, сырости… Толик лег на спину не закрывая глаза. Жанна легла на подушку, она свернулась калачиком, словно ребенок. Чуть звенела чайная ложка, ударяясь о стекло стакана. «Дзинь-дзинь», «дзинь-дзинь». «Ты-дых», «ты-дых».

Толик смежил веки. «Какова вероятность того, что отец просто сбежал в другое место, возможно, с другой женщиной? – думал он, сжимая в левой руке пальцы правой, прислушиваясь к звукам, наполнявшим пространство вокруг. – Я не верю, что он просто сбежал, хотя этот вариант куда лучше, чем…» Вместо слов в его голове возникла картинка с посиневшим лицом, почти черными губами и засохшим кровоподтеком, нитью спускающийся из левой ноздри. Он сжал веки сильно, как только мог, пытаясь подумать о чем-нибудь другом. Получилось представить купол храма, который они с семьей посещали в православные праздники. Потом, резко-резко, он оказался напротив входа в святилище. Над дверьми была прикреплена икона Девы Марии. Он перекрестился три раза, не забывая кланяться. Затем потянул массивную ручку на себя, желая войти внутрь, но створка не поддалась. Он напрягся до скрежета зубов, но все тщетно, да тут еще сзади кто-то обвил руками его ноги, а потом раздался старушечий голос: «Где же мой мальчик?! Где он?»

Толя проснулся, с шумом втягивая воздух в широко открывшийся рот. «А в самом деле, где он?» – возник вопрос в голове.

4

– Я все думаю, не пересыхает ли у нее в горле? – держа его под руку, прогуливаясь по перрону станции, которую она видела впервые в жизни, говорила Полина. – Столько историй, столько слов. Не думала, что человек может вмещать в себя столько самой разнообразной информации, как энциклопедия.

– Не самая хорошая энциклопедия получается, больше посвященная житейским вопросам, ничего научного, – ответил Толя.

Красные прожилки сосудов проступили на белках его глаз после бессонной ночи. Постоянно хотелось зевать. Грудь словно сдавливали руки силача, и, чтобы вдохнуть глубже, он время от времени подносил ладони «лодочкой» ко рту, словно маску-респиратор, и вдыхал.

– Ты не выспался? – спросила Полина, пристально посмотрев на него.

– Я что-то задыхаюсь, – ответил он. – У меня случается такое.

– Ты нервничаешь! – резюмировала она. – Эти рассказы о преступлениях, о взрывах и тайных расследованиях… Откуда она может это знать? Не станут же органы сотрудничать с ней и, как на блюдечке, показывать свои секреты.

– У таких людей есть информаторы, нужные люди, – предположил Толик. – Хочешь чего-нибудь?

– Чебурек!

На крышке ведра старушки-продавщицы лежал, источая запах горелого масла, теста и мясного жира, «полумесяц» с румяными, местами темно-коричневыми боками.

– Дайте нам две штуки, – протягивая пятьдесят рублей, попросил Толик.

– Беляшиков? – спросила старушка, вытирая тыльные стороны полноватых ладоней о засаленный фартук. – Очень вкусные, с мясом, свежайшие!

– Нет, чебуреков! – уточнила Полина.

Продавщица подняла зеленую крышку с ведра, запустила внутрь руку, выхватив, словно рыбу из проруби, два продукта ширпотребления. Потом, спохватившись, она достала нарезанную на прямоугольные полоски газетную бумагу, лежащую в кармане ее фартука, завернула в нее чебуреки. Протянула их покупателю.

– Сервис на грани фантастики, – прошептала Полина, принимая золотисто-коричневый «полумесяц» из рук Толи.

– Зато это не американский фаст-фуд, а чисто российская забава, как и семечки, – ответил он. – Пойдем назад, к вагону, скоро отправление.

Они шли мимо торгашей, ларьков, забитых всякой всячиной от презервативов до «Мартини», нищих, бездомных, солдат. С соседнего пути отправился состав в Москву.

– Не тянет домой? – спросил Толя, похлопав ее по ладони.

– Не-а, – не прекращая жевать жестковатое тесто с хрустящей корочкой, ответила она. – Вкусно, да?

– Я такие не люблю, – отрицательно замотал головой мужчина. – Мне нравятся мягкие, как дрожжевые. Более жирные.

– Фу! – бросила она, улыбнувшись.

– О! Моей руки постер! – заметив цветную картинку на одном из ларьков, обрадовался Толик.

Они подошли ближе. Полина прищурила глаза, словно плохо видела.

– Бликует, – прокомментировала она, поднеся ладонь ко лбу, как козырек.

– Уже запустили, – произнес дизайнер. – Я подчас поражаюсь скорости, с которой работает фирма. Они внедряют проекты уже на следующий день, если не в вечер согласования результата с заказчиком.

– Почему ты не сказал Жанне, что делаешь рекламу? – спросила Полина. – Она журналист, вдруг решит написать о тебе статью, как о Старке. Я читала в глянцевом журнале о нем, поэтому знаю только его. Как бы талантлив ни был художник, но в наше время ему необходима связь с общественностью и промоушен.

– Что за слова – «промоушен»?! – рассмеялся Толя. – Если я захочу попасть в средства массовой информации, то именно в глянцевый журнал, а не в черно-белую газету областного масштаба. Думаю, она написала бы обо мне только в случае моей смерти от рук маньяка…

– Перестань, – хлопнув раскрытой ладонью по его спине, попросила женщина. – Иногда ты пугаешь меня, говоря всякий бред! Меня нельзя расстраивать, ты же знаешь.

– А давай журнал о беременности и родах купим? – подходя к ларьку с периодикой, предложил Толик. – Что у вас для беременных есть? – обратился он к продавщице.

Та выложила перед ними несколько журналов и газету о «здоровом жизненном образе». Газету пара отвергла сразу как антинаучную ахинею, вобравшую в себя бред миллионов нездоровых людей со всей страны. Промучавшись между тем или иным глянцевым изданием около минуты, Толик заплатил за все.

– А теперь в вагон, – забирая купленное, скомандовал он.

У ларька, предлагающего в основном алкоголь и пиво, выстроилась очередь. Один из мужчин посмотрел на красочный плакат со слоганом: «Заведи нового друга!» «Надо попробовать», – подумал он, сжимая в мозолистой руке деньги.

5

За окном еще было светло, когда они подъезжали к Оренбургу. Проплывали грязные домишки, виднелись высотки, проскользило изображение Ленина в профиль, вроде бы вылитое из гипса, и они въехали под мост.

– Совсем скоро станция, – сказала Жанна.

Казах, подсевший к ним на одной из станций, уже вышел в тамбур, вместе со своим огромным багажом. Пара не торопилась.

– Нас не оставят, куда торопиться, – гладя ладонь любимой, сказал Толя.

– Я вообще не понимаю людей, которые спешат выйти из поезда, – сказала Жанна. – Купе – это, пожалуй, единственное место в мире, где я могу хорошо выспаться. Особенно здорово ехать на большие расстояния. Делать нечего, вид за окном утомляет, соседи надоели, а пить водку нет ни сил, ни желания, тогда ты ложишься и спишь – спишь – спишь.

– А мне дома спать нравится, – вставила Полина, считывая непонятные номера и серии, написанные на цистернах грузового состава, мимо которого проходил их поезд: «34562 РО», «34634 РО», «34723 ЮН»…

– Вас будут встречать? – спросила журналистка, поправив кудри.

– Вряд ли, – мотнул головой Толя. – Сами доедем.

– Если за мной приедут, то можно вас подбросить, – предложила она. – Мне ехать в Степной. Это такой район в Оренбурге, застроенный большей частью высотками, – пояснила она Полине. – По пути бы высадили вас на Пролетарской, а там пешком недалеко. Дом же около ментовки, да?

– Да, – кивнул Толя, вспоминая, как лучше добраться до дома родителей.

– Ну, сейчас встанем, – констатировала Жанна, наблюдая, как толпа встречающих мечется по перрону, как проплывает пропускной пункт на пригородные поезда, новый вокзал, здание старого вокзала, напоминающее лицо старой актрисы, с которого куском отвалился толстый слой театрального грима, выставив на всеобщее обозрение ее морщинистую кожу и нелепый макияж.

Звук тормозов, покачивание вагона, дверь купе самопроизвольно поехала вбок, потом вернулась на прежнее место. За окном промелькнули мужчины в форме милиционеров, люди, одетые в кислотно-оранжевые спецовки, у некоторых в руках были молоточки, другие инструменты. Еще раз скрип. Качнулись еще раз. Поезд встал.

– Приехали! – выдохнула Жанна.

Она наклонилась, взяла свой чемодан за ручку, подняла его.

– Давай я помогу, – предложил Толик, дорожная сумка у которого висела через правое плечо.

– Не возражаю, – согласилась женщина. – Надоело мне таскаться с этим «арбузом». Он сам тяжелый, так еще вещи в нем нелегкие.

– Что у тебя там? – почувствовав вес груза, спросил мужчина. – Гантели, гири?

– Книги недорого купила на Арбате у старухи какой-то. Про магию, душу. Я в последнее время интересуюсь такими вещами, – идя впереди к тамбуру, принялась рассказывать журналистка. – Про судьбу хочу все знать, о карме.

– Я слышала, что можно увидеть цвет кармы? – громко произнесла Полина, замыкавшая процессию троих людей, шедших по вагону самыми последними.

– Да, – обрадовавшись тем, что разговор поддерживают, закивала Жанна, а ее руки-птицы вспорхнули вверх, жестикулируя. – Можно и цвет увидеть и узнать, как жизнь лучше прожить. У нас есть филиал исследовательского центра, который проводит такие тесты…

– За деньги! – вставил Толик, ощущавший, как натянулись мышцы спины и шеи от веса чемодана и сумки, которую он старался удобнее повернуть, чтобы протиснуться между водонагревателем и дверью в купе проводников.

– Бесплатно ничего хорошего не получишь, – ответила журналистка, махнув правой ладонью и ударившись ею о красный стоп-кран. – Черт! Больно! Кстати, сейчас моя карма могла изменить цвет на более агрессивный. Я вычитала это вчера, когда в тамбуре курила.

– Это под вечер?! А мы тебя потеряли, думали, в ресторан пошла, – сказала Полина, шагая следом за ними.

– Оооо! Учения о судьбе так интересны. Многие верят, что ее можно изменить и что высшие силы посылают нам знаки, подсказывающие, как лучше поступить…

«Знаки», – это слово загорелось в голове Толика красной неоновой лампой, но он не хотел думать на эту тему, не хотел погружаться в таинственное, окружавшее его, несмотря на все старания не замечать странного.

– Можно поговорить на другую тему, Жанн? – перебил он журналистку. – Видишь кого-нибудь из знакомых, мы не откажемся, если нас подвезут.

Они стояли на перроне, вдыхая воздух с характерным привокзальным запахом.

– Никого нет! – осмотревшись, сказала женщина. – Стой! – вскрикнула она так, что идущая по асфальту старушка вздрогнула и, выронив сумку, оглянулась. – Мы телефонами не обменялись, – обратилась она к Полине.

– А, – выдохнула та, – сейчас. Толь, оставь наши координаты.

– Конечно, – поставив чемодан на перрон, сняв сумку с плеча, кивнул мужчина.

Он присел, раскрыл боковой карман дорожного баула, порылся там, достав наружу небольшой целлофановый пакетик, внутри которого лежали картонные прямоугольнички.

– Визитки, – развела руками Полина. – Без них теперь никуда. Правда, у меня нет, лишь у Толика. Но у нас общий домашний телефон, звони.

– И у меня нет визиток, – ответила Жанна, всматриваясь вперед, в толпу, стекающуюся к выходу в город. – Хотя нужно заказать. Я же с разными людьми общаюсь, часто приходится оставлять телефон, кстати, мой…

Она продиктовала свой номер, потом достала из заднего кармана блокнотик с ручкой, вырвала листок, записала цифры, протянула бумагу Полине. Анатолий выпрямился, отдал журналистке визитку.

– Вот, – сказал он. – Тут сотовый, домашний в Москве, в Оренбурге и еще рабочий. Я тоже иногда с людьми общаюсь, правда, не в таком количестве, как ты.

– Ты дизайнер рекламного агентства, – прочитала Жанна, убрала визитку в блокнотик, прицепила к нему ручку и спрятала все в карман.

– Раз там написано, значит, так и есть…

Он не хотел говорить ей о том, чем занимается. Сам не знал почему, но подспудно ощущал, что это повлечет долгие и малоприятные для него разговоры, скорее напоминающие перекапывание старого кладбища совковой лопатой. Поэтому, когда с боку раздался громкий выкрик: «Жаннка, мы тут!» – он вздохнул с облегчением.

– Привееет! – запрыгала на месте журналистка, замахав правой рукой. Ее кудряшки подскакивали вверх-вниз, словно пружинки.

– Мы не опоздали?! – спеша к подруге, орал здоровенный детина с топорщащимися кисточками усов.

– Опоздали! – крикнула она в ответ, потом повернулась к паре и сказала: – Это сотрудник нашей газеты, отличный фотограф, художник. Если вы договоритесь, чтобы вас зарегистрировали в Оренбурге, то позвоните мне, а я его попрошу сделать вам свадебные снимки. Будет просто отличное качество. Правда, в нашем загсе заставляют платить стороннему фотографу, но ничего, будет больше хороших снимков…

– Жаннка, ты как добралась, где твой чемодан? – подойдя, спросил газетчик.

– Отлично добралась. Вот мой чемодан. А это мои новые знакомые: Анатолий, он дизайнер рекламной фирмы, и Полина, она… – журналистка вопросительно посмотрела на женщину.

– Бухгалтер, – протягивая руку мужчине, ответила та.

– Москвичка? – взяв ладонь, поднеся ее к губам, сказал фотограф. – Сразу видно.

– Они собираются пожениться, а еще у них будет… Что-то я разболталась. Бери мой багаж, и пошли, хочу домой, в ванную. Чуешь, как воняет? Это вагон и тамбур такие, жуть, – говорила она.

И вся процессия двинулась к выходу с перрона: впереди здоровяк с «арбузом», следом Жанна, Толик и Полина шли рука об руку чуть позади.

– Кстати, мы можем подбросить их до Невельской? – поинтересовалась женщина у коллеги.

– Хоть до дома, – поворачивая голову назад, бросил мужчина, тряхнув чемоданом. – Вы к нам надолго?

– На месяц или меньше, – ответил Толик, который испытывал двойственные чувства в отношении не скрываемого фотографом восхищения его невестой.

– У нас погода должна быть хорошая, приходите к нам в редакцию, – произнес здоровяк, задев боком какого-то пьяницу, стоявшего у витого черного забора, отгораживающего перрон от привокзальной площади, заставленной автомобилями, полной народа разной масти.

– Возможно, как-нибудь, – отозвался Толик.

Полина молча шла рядом, рассматривая незнакомый город. Галантный жест фотографа вызвал у нее мысль, что здесь живут культурные люди. Услышав ругань каких-то женщин в длинных грязных юбках, заметив, как грубо здоровяк отпихнул незнакомого прохожего, она поняла, что это просто город, каких много. Она смотрела на Толика. В его лице что-то изменилось. Оно стало серьезнее, чуть высокомернее. «Наверное, когда б Ломоносов вернулся на малую родину, то у него было бы такое же лицо», – подумала она и улыбнулась. Толя заметил это и шепотом спросил, наклонившись к самому уху:

– Ты чего? – обдал ее мятным дыханием, защекотавшим кожу.

– Просто настроение хорошее, – ответила она, погладив его по бицепсу.

– Я тебя хочу, – прошептал он еще тише, но она расслышала, несмотря на царивший вокруг шум и громкую трескотню Жанны, идущей впереди. Журналистка рассказывала о похоронах подруги:

– Очень мрачно. Кладбище там совсем другое, не как наш «Пентагон», или старое. Хотя наше кладбище вообще архаично…

– Я тебя тоже хочу, – прошептала Полина, прикоснувшись губами к мочке его уха. – Может, сперва в гостиницу? Мама захочет с тобой поболтать, да и я с ней хочу пообщаться. Да мне и неудобно будет.

– Согласен, – не раздумывая, ответил Толик. – Жанн! Жанн!

– Что?! – оглянулась та. Они уже подошли к синим «Жигулям», видимо принадлежавшим фотографу.

– Мы не поедем, я хочу показать невесте Советскую, набережную Урала, – соврал Толя.

– Скоро ночь. Какая набережная? – отозвался здоровяк.

– Во! – указав пальцем на коллегу, кивнула журналистка. – Он и то понимает, а ты словно не здесь вырос.

– Ничего страшного, – произнесла Полина. – Еще светло. Сейчас же лето!

– Как знаете, – открывая багажник, загружая туда чемодан-«арбуз», буркнул фотограф.

– Пока! – ответила пара, поспешив уйти.

Они вышли на остановку перед торговым центром. Толик поймал «мотор», назвал гостиницу.

– Это же в пяти минутах ходьбы отсюда, – удивился водитель. – Но хозяин – барин!

Они тут же домчались до гостиницы «Факел», прошли в регистратуру, взяли номер… Через два часа они позвонили в дверь дома, в котором прошло детство Толика.

Глава 12
Кто придет в дом через телевизор?

1

Как и предугадала Полина, спать они отправились часа в три ночи. Мама Анатолия хотела знать все и сразу, а еще она хотела рассказать о своем, наболевшем. Когда в ходе разговора упоминался отец Толика, то непременно повисала пауза, слова застывали, словно капли росы, которые никак не могут скатиться вниз с зеленых листьев, хоть и должны. Все вздыхали, смотрели кто куда, а потом продолжали. Угощали их бешбармаком, салатами. От вина Полина отказалась, сказав, что беременна. В этом месте паузы не было, будущая бабушка обрадовалась, вскочила со своего места, принялась ходить туда-сюда по комнате вдоль стола, жестикулировать, потом сбегала на кухню, вернулась с горящей сигаретой в пальцах, потом опомнилась, убежала обратно, вернулась с открытой коробкой сока. Все это время Толя с Полиной улыбались, наблюдая за реакцией матери. Успокоившись, женщина разлила по рюмке водки себе и сыну, они выпили, и она принялась вспоминать, как узнала о том, что носит под сердцем ребенка, как вынашивала его, как поскользнулась и упала будучи на пятом месяце беременности, как врач, принимавший роды, сказал, что у них мальчик.

– Твой отец был так горд, – произнесла она, и повисла пауза…

Хозяйка постелила им вместе, во второй комнате, которую когда-то занимал Толя. В ней почти все было без изменений. Лакированный, темного дерева шкаф в углу около батареи, напротив которого стояла пружинная кровать, предназначенная для одного человека. Чтобы детям было удобно спать, хозяйка уговаривала занять ее ложе, которое после исчезновения отца стало одиноким и слишком большим, но Толик отказался, мотивируя свое решение тем, что питает к своей комнате нежные ностальгические чувства. Тогда к кровати придвинули раскладушку, постелили общий широкий матрац, в результате чего получилось просторное место для отдыха, пружины которого скрипели при каждом движении.

– А здесь я выполнял спортивный минимум, – сказал Толик, подтягиваясь на перекладине уголка здоровья, состоящего из колец, лестницы, трех перекладин, качелей, приспособления для боксерской груши. – Ты знаешь, что я ходил в бассейн несколько лет?

– Ты не говорил, – ответила она, сидя на краю кровати, смотря на него.

– Поэтому у него широкие плечи, как у атлета, – похвастала мать, стоящая в дверях в домашнем халате из хлопчато-бумажной бежевой ткани.

Толик был с голым торсом. У него хорошо были развиты дельты, грудные мышцы, предплечья. Сейчас он подтянулся, подбородок его был на уровне металлической перекладины, мышцы напряжены. Он выдохнул и опустился, мягко спрыгнул на пол.

– Не смущай меня, мама, – сказал он, убирая волосы со лба.

– Надо же, – вздохнула женщина, в глазах ее заблестели слезы, она подошла к сыну, обняла его. – Мой мальчик женится на такой красивой женщине, у него будет ребенок. Жаль, что…

Она заплакала. Толя обнял ее. Полина смотрела на покачивающиеся, как маятники, кольца в спортивном уголке. «Жизнь летит, и никогда не знаешь, что ждет тебя завтра. Ты можешь предугадывать, составлять планы и ставить цели, но наверняка не скажешь, все ли выйдет по-задуманному», – появилась в ее голове мысль.

– Я пойду, вы, верно, устали от дороги и от моей болтовни, – взглянув на настенные часы, показывающие половину третьего ночи, спохватилась мать Толика. – Хорошего сна.

– Спокойной ночи! – махнув левой рукой, пожелала Полина.

– До утра, – выключая свет, прикрывая дверь за выходящей матерью, сказал Толя.

В комнате воцарился сумрак. Толик, подходя к кровати, стянул трико, в которое переоделся по приезде. Полина тоже начала снимать одежду, в которой ходила в купе. Он помог ей снять трико и «олимпийку», расстегнул бюстгальтер, сказав:

– Я люблю тебя, Полиночка…

2

Несколько дней он занимался тем, что выискивал достопримечательности, которые мог бы показать будущей жене.

– Вот в этом доме останавливался Пушкин, когда приезжал к нам, – рассказывал он, указывая на дом, находящийся напротив нового торгового центра. – Он работал над «Капитанской дочкой». Знаешь, так смешно. Я ведь в школе не читал это произведение и всегда думал, что оно о моряках. В моей голове рисовались шторма, киты, гарпунеры, сети, доски корабля с засолами, киль. Все это больше напоминало не Пушкина, а Хемингуэя. И только на четвертом курсе университета я решил восполнить пробел и прочитать «Капитанскую дочку». Я так был поражен, что моряков там не было в помине.

– Смешно, – улыбнулась Полина, держа его под руку, переходя дорогу по истертой «зебре». – Я читала все, что задавали в школе, даже летние внеклассные чтения осиливала. Только на «Войне и мире» застряла, места, где описываются сражения, смерть, я пролистывала. Поэтому у меня получилось больше «Мир», чем «Война и мир».

Они гуляли по бульвару у набережной, по которому, несмотря на попытки городских властей сделать его полностью пешеходной зоной, иногда проносились машины.

– Раньше тут ходили троллейбусы, но теперь их упразднили, зато сделали автобусный маршрут, – объяснял Толик. – Теперь старые люди редко выбираются к Уралу, любимому месту прогулок всего Оренбурга, поэтому здесь одна молодежь.

На пляже, тянущемся от пешеходного моста до автодорожного, закрытого в это лето на ремонт, действительно было много молодых людей. Парни и девушки загорали на расстеленных покрывалах, полотенцах, прямо на землистом песке. Многие курили, пили пиво или водку, разлитую в бутылки из-под газированной воды.

– Мы тоже так делали с друзьями, чтобы в ментовку не загреметь, – вспоминал Толя, расстегивая верхние пуговицы рубашки, слишком дорого-броской на фоне одежды собравшихся у берегов Урала людей. – Видишь, бутылка из-под «Буратино», а пузырьков нет. Сразу понятно. Да и пьют залпом.

– А что на том берегу? – указала она на противоположный берег, заросший деревьями.

– «Зауралка», роща, – ответил он. – Там база отдыха, дискотека, кафе, тоже пляж, и опасное место для женского пола.

– Почему?

– Очень часто там обнаруживают тела… Давай не будем об этом, – наморщив лоб, попросил мужчина, совсем расстегнув рубашку.

Полина замечала, какие взгляды на него бросают девчонки, облаченные в купальники, поэтому прижалась к любимому сильнее. Они перешли на тот берег по мосту. При свете дня он выглядел не так уж страшно. Заасфальтированные, около бордюра искрошенные, выщербленные тропинки, вьющиеся меж высоких тополей, берез и других деревьев, которые Полина видела впервые. Почти все лавочки, с установленными с боку от них урнами, забитыми пустыми сигаретными пачками, одноразовыми стаканчиками, бутылками из-под напитков, были заняты. На качелях, выкрашенных в ядовито-зеленый цвет и раскачиваемых ветром, сидел котенок белого цвета с коричневыми крапинками. Он мыл хвостик, иногда поднимал мордочку к солнцу, щурился. Пара шла дальше. Они миновали кафе, дворик которого был заставлен столиками и сиденьями, сделанными из распиленных на чурбачки деревьев. Пахло жарящимся шашлыком, шаурмой. Толик купил две, завернутые в тончайший лаваш.

– Бери! – протянул он ароматную шаурму невесте. – Там весит объявление: «Требуются опытные шаурмены и бастурматоры».

– Кто? – не поняла Полина, наблюдая, как по небу летит птица.

– «Шаурмены и бастурматоры», – повторил Толик и рассмеялся. – Да это шутка такая, шутка.

– Я поняла, – улыбнулась Полина, проведя пальцами по голой груди любимого. Ветер колыхал края его рубашки.

Мужчина поцеловал ее, слизнув с ее губ кусочек поджаристой морковки, взял под руку. Они шли молча, поглощая шаурму. Навстречу попадались пары, некоторые с колясками. Толик с Полиной зашли в глубь рощи. Тропинка расширилась, превратилась в землистую дорогу, граничащую с полем, поросшим травой. Кое-где были расстелены покрывала. Люди отдыхали, угощаясь принесенной с собой едой, громко разговаривали. Некоторые парочки целовались, не стесняясь гладить друг друга, а потом, словно опомнившись, отстранялись, но снова набрасывались, сливаясь в поцелуе, не в силах совладать с либидо.

– Пойдем назад, – сказал Толик. – Как тебе шаурма?

– Вкусная, я наелась. Спасибо, – ответила Полина, прожевав последний кусочек шаурмы. – Я бы не подумала, что тут опасно. Роща кажется мирной, – произнесла она, обведя рукой поле у дороги.

– Но это не так. Не всегда то, что кажется хорошим, является таковым. Се-ля-ви, – возразил мужчина, ощущая, как ветерок лижет торс, треплет волосы, еще больше отросшие за эти дни.

Анатолий сам не понимал, насколько окажется прав относительно этого места, хранящего в себе тайны о многом и припасшем секрет специально для его семьи.

3

– Мам, – встретив на пороге женщину, вернувшуюся с работы, радостно произнес Толик. – У меня для тебя подарок.

– Какой? – скидывая с ног сланцы, спешно проходя в квартиру, спросила она. – Какой?

Она запыхалась, словно до этого занималась бегом.

– Мы купили вам новый телевизор! – стоя в дверях кухни, объявила Полина, сияя улыбкой.

Волосы ее были заколоты на макушке, лицо открыто. Она готовила на ужин макароны с семенем подсолнечника, сметаной и зеленью, поэтому была в фартуке. Этот рецепт она прочитала в одной из газет, которые покупала свекровь. Разбирая эти серые средства массовой информации, Полина заметила, что в каждом из них есть страница, посвященная розыску людей, пропавших без вести. Жениху об этом она не сказала.

– Да? – скорее удивилась, чем обрадовалась, мама. – А он уже показывает, его можно включить?

– Надо только настроить, – ответил Толик, следуя за матерью, зашедшей в комнату, где раньше стоял прежний ламповый телевизор, который в это утро был безжалостно вынесен к мусорным бакам.

– Сынок! Включи мне первый канал, там уже передача началась, а я и без того опоздала, – взмолилась она, увидев мертвый черный экран нового телевизора.

В данную секунду ее не волновала стоимость подарка, не беспокоило то, что надо произнести слова благодарности. Она хотела присоединиться к людям, несущим тот же крест, что и она. Хоть на час ей нужно было сплотиться с теми, кто ждет.

Толик воткнул вилку в розетку, в ручном режиме настроил первый канал. Шла программа, посредством которой разлученные по тем или иным обстоятельствам люди разыскивали друг друга. Ведущие представили очередных потерявшихся.

– Это Галина Ивановна из Керчи. Расскажите нам свою историю, – попросил мужчина в костюме, проникновенно глядя на морщинистую женщину в грязно-серой блузке.

– Зовут меня Галина Ивановна Беседина. Я родом из Керчи. – Тут женщина поднесла руку с платком ко рту, захныкала. – Десять лет назад моя дочь поехала сдавать документы в…

Толик не хотел смотреть это шоу. Он вышел на кухню, где у плиты стояла Полина, перемешивая томящиеся в сметане и зелени подсолнечные зерна.

– Какой же будет вкус у блюда? – прикасаясь губами к ее шее, обнимая правой рукой за живот, спросил он.