355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Бакирова » Убийственная реклама, или Тайна работодателя » Текст книги (страница 19)
Убийственная реклама, или Тайна работодателя
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 01:49

Текст книги "Убийственная реклама, или Тайна работодателя"


Автор книги: Юлия Бакирова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Что, шершавого загнать? – бросив завистливый взгляд на товарища, спросил другой. – Как ты их цепляешь? Пара пива, чекушка водки, и они ведутся.

– Моя слава идет впереди меня, – мотнув головой вниз, на зажатый в правой ладони член, ответил тот и стряхнул капли. – Я пер ее подружку, Ира вроде. Та, бли буду, растрепала.

– Если мы тоже сговоримся, то уйдем, – убирая в трусы свое среднестатистическое мужское достоинство, произнес студент и застигнул ширинку.

Они вышли обратно к задворкам летнего кафе. Обошли одноэтажное, сложенное из кирпича здание. Девчонки, изрядно захмелевшие, перебрасывались шутками с мужчиной, хлопочущим над шашлыком у мангала, от которого прямо в небо поднимался столб дыма.

– А вот и наши мальчики, – водя подушечкой указательного пальца по круглому горлышку бутылки пива, пропела одна.

Это была Ольга. Ее когда-то обесцвеченные волосы отросли, показав всем истинный черный цвет. Это придавало девушке неряшливый вид. Тонкие губы были накрашены толстым слоем ярко-красной помады, обведены такого же цвета карандашом, отчего казались толще. Накрашенные ресницы выглядели как накладные. На переносице красовалось несколько веснушек.

– Оль, давай пройдемся, поговорим, – предложил парень с татуировкой. Он встал в метре от столика. Большим пальцем правой руки он зацепился за петлю пояса джинсов, а остальными хлопал себя по ноге.

Девушка переглянулась с подругой так, что стало понятно, – они предвидели такое развитие событий. Поэтому Оля, ничего не говоря, встала, не забыв прихватить с собой сумочку и опустошенную наполовину бутылку.

– Мы вас тут подождем, – присаживаясь на ее место, заговорщически глядя на товарища, предупредил второй студент.

Парочка, чуть пошатываясь, побрела в сторону моста, мимо людей, мимо велосипедистов. Он положил ей руку на плечи, она вздохнула, посмотрела на Урал. На другом берегу плескались отдыхающие горожане. Проходя под мостом, девушка сказала:

– Мне Люба рассказывала о тебе…

«Точно, Люба, а не Ира. Люба с большими дойками», – осоловело взглянув на девчонку, подумал студент.

– Ты ее помнишь?

– Конечно, – кивнул он, прижимая ее поближе к себе. – Как она?

Они вышли на дорогу. Две колеи с потрескавшейся на дне засохшей грязью уводили в гущу деревьев. Прохожие стали встречаться реже.

– Она пришла в норму, – ответила Ольга. – Она месяц не могла отойти от того раза.

– Ты так смотришь на меня, словно я в чем-то виноват, – запустив ей в волосы пятерню, чуть сжав пальцы в кулак, произнес он.

– Вряд ли ты виноват в том, что владеешь таким агрегатом, – рассмеялась девчонка и без тени смущения раскрытой левой ладонью схватила парня за пах.

Он развернулся к ней лицом, обхватил руками и прижал к осине, зеленевшей у дорожки. Она увернулась от поцелуя, отпихнула его.

– Не тут! Пойдем туда! – ткнув рукой, сжимавшей бутылку, сказала она.

– А ты с характером, мне такие нравятся.

– А ты с яйцами, – рассмеялась Ольга, удаляясь с дорожки в сторону чащи, буйно зеленевшей.

– Значит, Любашке не понравилось? – пробираясь за ней следом, спросил татуированный и отодвинул в сторону упругую ветку.

Ольга не ответила, скрывшись за разросшимся кустом, покрытым мелкими ребристыми листочками. Он слышал только, как хрустнула ветка под ее ногами. «С характером!» – подумал он и улыбнулся, нащупывая в заднем кармане джинсов упаковку презервативов.

Минуя куст, он увидел ее. Она стояла на краю небольшой полянки, пересекаемой нешироким оврагом, в который Ольга и заглядывала. Одновременно он почувствовал жуткую вонь. Задержав дыхание, он подошел ближе, увидел ее лицо. Оля плотно сжала алеющие губы, а щеки раздувала словно лягушка, собирающаяся квакнуть.

– Что с тобой? – спросил он и втянул ноздрями воздух, чуть не одурев от смрада.

В кронах деревьев щебетали птицы, а солнечные лучи, если поднять голову вверх, как бы играли, путаясь в листве над поляной. Ольга выронила бутылку и зажала нос освободившейся рукой. В то же мгновение она разжала губы и вдохнула, не отрывая глаз от того, что лежало в овраге.

– Зажми нос, а то блеванешь, – предложила она татуированному, но было поздно. Не выдержав зловония, парень сделал несколько шагов назад к дороге, уперся плечом в ствол дерева. Его вырвало.

Потревоженные мухи взвились, открывая обзору полуголое мужское тело. Ольга набрала воздуха, подула перед собой, чтобы отпугнуть насекомых. Они, жужжа, метнулись в сторону, а потом опустились вниз, скрывая липкую, белесо-зеленую кожу, с торчащим в области шеи горлышком бутылки зеленого стекла. Ольга посмотрела на лежащую около ее ног бутылку, в которой еще было пиво. «Такая же», – решила она и… рассмеялась.

Татуированный обтер рот, подбородок тыльной стороной правой ладони, посмотрел назад, на хохочущую девчонку. Она на полусогнутых ногах, упираясь в живот руками, стояла над оврагом. Вокруг нее жужжала туча мух. Он с новой силой почувствовал смрад и побежал к дороге, царапая руки, рассекая кожу на лице и плечах о ветки, острые сучки. Иногда, когда он задирал голову вверх к скрытому зеленью небу, его слепили солнечные лучи. Он припал на колено, наступив в ямку, и услышал голос Ольги. Он не верил, что слышит это, но она действительно сквозь смех кричала:

– Через жизнь с любовью! Ха-ха-ха! Через жизнь с любовью! Через жизнь с любовью!

Татуированный, встав с колена, вдохнул свежего воздуха. Посмотрел на сочившуюся кровью длинную рану на правом плече. Ольга все смеялась, но тише. Он оглянулся, раздумывая, что делать дальше, глубоко вдыхая. Когда она снова крикнула: «Через жизнь с любовью!» – он снял с пояса мобильный телефон, набрал «02».

После того как долгие объяснения с дежурным милиционером были закончены, он оглянулся и, вздрогнув, выронил телефон. Ольга стояла в метре позади него, ее губы иногда расползались в улыбке, из горла вырывался звук: «хагы-хагы».

– Я думала, что ты сбежал, – произнесла она каким-то бесцветным голосом. – Оставил меня одну с этим трупаком и мухами… Через жизнь с любовью, твою мать! – после этого она сплюнула, затем сжала губы и надула щеки, словно лягушка. Так она сдерживала позывы к рвоте.

– Ты дура! – заорал татуированный, схватив ее за волосы, смотря прямо в ее мутные глаза. С его губ со словами слетали капельки слюны. – Какая любовь? Ты дура?! Дура!

– Отпусти меня, козел, – сжав левой рукой хозяйство парня, выплюнула она.

Он взвыл, разжав пальцы, выпуская ее двухцветные волосы, сгибаясь пополам. Она посмотрела на него сверху вниз и сказала:

– Его горлышком от пивной бутылки прирезали. «Krugger» называется.

4

Толик с Полиной возвращались домой пешком. Несмотря на беспощадно припекавшее солнце, хотелось еще погулять. Они шли по пыльной обочине, мимо проносились автомобили, иногда проезжали, громыхая всем корпусом, троллейбусы. Воздух был сухой, поэтому дышали не глубоко, мелкими «глотками», и разговаривали:

– Посмотри туда, – предложил Толик, указав левой рукой, свободной от подарочных пакетов, в сторону сгрудившегося вдоль дороги частного сектора.

Полина повернула голову, прекратив разглядывать кустарно выполненную вывеску парикмахерской, висевшую на стене высотного дома, мимо которого они проходили. В направлении, указанном Толиком, сверкал в золотых лучах золотой крест церкви, возвышаясь над окружившими его домами. Остов соседнего купола был окружен строительными лесами, словно переломанная шея больного поддерживающей конструкцией.

– Там идет ремонт? – спросила она и тихонько кашлянула, ощущая сухость в горле.

– Да, – кивнул он, убрав со лба влажную от пота челку – Уже давно. В эту церковь мы ходим чаще остальных, потому что она рядом с домом. В ней уютно, – он говорил, и они шли дальше, приближаясь к колонке, возле которой брызгались водой ребятишки, перемазанные грязью. – Вот в храме Христа Спасителя мне не нравится…

– Почему? – удивилась Полина и посмотрела вниз. Туфли, а также открытые участки пальцев были покрыты слоем бархатистой, неприятной пыли.

– Там как в метро, – ответил он, не задумываясь. – Там слишком много места. Человек чувствует себя там песчинкой в океане.

– Так он ощущает величие Бога, – возразила она, переступив зацепившийся за сухую ветку пакет с надписью: «Спасибо за покупку!»

– Даже не знаю, – пожал плечами Толик. – Я не ощущал присутствие Его в этом огромном месте, как ни старался. Там как в музее, в выставочном зале, и даже прозрачные ящики для сбора пожертвований кажутся инсталляциями на тему «Щедроты людские». – Он сглотнул, сжав ее пальцы в своей ладони сильнее, огибая мальчишек, резвящихся у колонки, направляющих друг на друга струи прохладной воды. – Там нет души…

– Опять мы вернулись к тому, о чем говорили с твоими друзьями, – улыбнулась Полина, а ощутив, как влажная капля, «поцеловав» ее голень, потекла вниз, посмотрела назад. Сорванцы застыли и замолчали, сделав вид, что не причастны к тому, что струйка воды выстрелила в сторону белокурой женщины в красивом платье с перьями.

– Что такое?! – посмотрел на нее Толик. – Они обрызгали тебя?

– Нет, – зашагав вперед, ответила она. – Просто вспомнила, как в детстве с подругой кидали свежие куриные яйца с балкона на головы прохожих…

– Дааа?! – удивился он, широко открыв рот. – Ты способна на поступок исподтишка?

– Это было в детстве, в юридически несознательном возрасте, – махнула она рукой.

Мимо, оставив шлейфом клубы пыли, пролетел красный, обтекаемый, словно капля, автомобиль. Сзади послышались радостные улюлюканья ребятни. Пара молчала. Их разморило. Обдувавший ноги ветерок, остужавший подошвы, был как спасение.

– Зря я предложил пройтись пешком, – произнес Толик, подумав: «Надо было попить из колонки».

– Ничего, – ответила она и вздохнула. – Осталось совсем чуть-чуть.

Она выдержала паузу. За это время они миновали остановку, под козырьком которой, прячась от солнца, ждала транспорт ветхая старушка, сжимавшая в правой костистой руке авоську с зеленым термосом внутри. Дойдя до перекрестка, Полина сказала:

– У меня из головы не идет разговор с сотрудницами об ауре и о том, что в процессе работы мы теряем часть своей души, если стараемся выполнить ее на отлично.

– К чему тебе эти размышления? – вздохнул Толя, ощутив пыль на языке и как влага из подмышек потекла ниже. – Все эти разговоры на философские темы, теории устройства мира, устройства духовного мира… Они не приводят к каким-нибудь последствиям. Они были придуманы, чтобы занять рот и язык во время встреч с образованными друзьями. Они не изменили планету и мировоззрение людей…

– Почему это? – остановила поток его слов Полина, посмотревшая в его глаза. – Ты хочешь меня убедить, что библейские заповеди никого не удержали от опасного шага? Чушь!

– Не самый удачный пример, но и по нему отвечу: горстку людей они удержали, – сказал он, пожав плечами. – Конечно, если бы их не было и люди не боялись бы расплаты после смерти, то все было бы куда хуже. Но вместе с тем они не решили всех проблем…

Пара пересекла улицу Комсомольскую, повернула направо, перешла улицу Невельскую, оказавшись около высокого длинного бело-пыльного забора, вдоль которого они и пошли. Толик говорил:

– Вот тебе пример! Некоторые писатели пишут книги, в которых пытаются научить читателей добродетели, привить чувства долга, ответственности и так далее. Вот «Преступление и наказание» Достоевского. Казалось бы, люди должны осудить действия главного героя-преступника, убийств должно стать меньше, но я сильно сомневаюсь в том, что кого-то остановил этот литературный образ.

– Ты думаешь, что книги не учат людей?

– Только если это не учебники, – ответил он. – Да и те не всегда. Нас учит опыт, личные ощущения и переживания, и мы поступаем так, как нам удобнее и лучше. Если человеку нравится убивать и ему хорошо жить в тюрьме, то он будет стараться вернуться туда обратно.

Он замолчал. Она не ответила, не возразила. Мысли в голове ворочались с трудом. Впереди показался их дом. Они пересекли дорогу по наземному пешеходному переходу, дождавшись, пока проедут автомобили, не спешившие уступать путь людям, несмотря на предписания правил движения.

Зайдя в квартиру, оба поспешили в ванную комнату. Включив холодную воду, вместе встали под душ, поливая друг друга освежающими струями.

– А тебе можно так? – вдруг спросил Толик, отвернув от невесты рассекатель.

– Не надо принимать беременность за болезнь, – сказала она.

Потом, насухо обтершись махровыми полотенцами, выданными мамой по приезде, они оделись в минимум одежды: шорты, а для Полины еще топик. Пошли на кухню, где она занялась приготовлением ужина, он раскрыл журнал «Рекламный бизнес» и принялся читать вслух интересные статьи о кампаниях, проводимых известными торговыми марками по всему миру.

Часов в шесть с минутами пришла мама. Ей понравился аромат подарка. Она даже прослезилась. Потом еще раз предложила сыну собрать ужин с родственниками, с теткой и сестрой, с остальными, на что он согласился, сказав: «Но только не сегодня».

Они поужинали, уселись перед новым телевизором, посмотрели кинофильм про инопланетных монстров, атаковавших Землю, а в половине двенадцатого легли спать, предварительно открыв настежь окна, на рамы которых для защиты от насекомых пригвоздили канцелярскими кнопками марлю. Спали крепко, без сновидений. Полина с Толиком не обнимались во сне, потому что было жарко. Мама не укрылась, предпочитая спать в одной ночной рубашке с подушкой под головой. Часов в шесть утра за тридцать минут до того момента, как должен был сработать будильник мамы, затренькал ее сотовый. Она забыла отключить аппарат на ночь. Женщина тут же проснулась. Ища телефон в сумочке, она думала: «Случилось что-то плохое, иначе в такую рань никто бы не позвонил». Она была права.

Глава 14
Убийственная реклама?

1

Он проснулся от звука плача. Сперва он подумал, что ветер за окном раскачивает деревья и они скребут ветками по стеклу, но прислушался и понял, что ошибся. Из комнаты матери доносился плач, иногда переходящий в скулеж, вой. За окном же было светло, солнечно, занимался отличный летний денек. Это так резко контрастировало с долетавшими до ушей звуками.

Толик повернул голову в сторону Полины, она не шелохнулась. Ее руки обнимали подушку. Он осторожно, чтобы не потревожить сон любимой, встал. Пружинная сетка кровати качнулась. Натянув шорты, молодой мужчина вышел из комнаты.

Когда он отворил дверь комнаты, из которой доносился плач, мать повернула лицо в его сторону. В ее правой руке был зажат телефон. Ворот ее ночной рубашки был влажным, скорее от пота, чем от слез.

– Что произошло? – подходя к ней, присаживаясь на край кровати, спросил он, подспудно понимая, что пришли вести об отце.

– Звонили из милиции, просили приехать в морг. – Она произнесла слово «морг», словно отрыгнула игольчатую, небольших размеров рыбью кость, раздражающую гортань. – На опознание.

– Куда нужно ехать? – Он накрыл правой ладонью руки матери, сложенные крест-накрест на коленях.

– В криминальный морг, это в пригороде. – Она задумалась, потом продолжила: – Я там бывала уже один раз. Помнишь, тогда?

Он кивнул, но не стал успокаивать ее, говоря, что на этот раз снова может выйти ошибка, не обязательно они обнаружат труп отца. Мать сама предположила:

– Возможно, это снова не он.

– Возможно, – закивал Толик, сжав пальцы левой руки и ощущая, как напряглись мышцы предплечий.

– Полина… Она спит?

– Да, – ответил он. – Не будем ее будить пока. Ты умойся, а потом мы поедем.

– Хочешь кушать? – спросила мать, вставая с кровати, зевая.

– Кофе выпью, а ты? – вставая, поинтересовался он.

– Я поем немного. А сейчас я переоденусь, подожди на кухне, – попросила женщина, направляясь к шкафу.

Толик вышел, прошел в ванную комнату, умылся. Когда он дочистил зубы, то вошла мать. Он спешно вытер лицо полотенцем, пошел на кухню. Снял чайник с плиты, открыл крышку, посмотрел, хватает ли воды. Пришлось долить из-под крана. Чайник отяжелел. Он отставил его на одну из конфорок, взял коробок спичек со стола, зажег огонь той, что была с самым большим диаметром, поставил чайник сверху. В этот момент зашла мать. По ее внешнему виду нельзя было сказать, что она только что плакала и что она переживала внутри. Сам он нервничал, чувствуя, как вокруг сердца постоянно что-то сжимается, то усиливая хватку, то ослабляя ее. Если бы он не принимал в течение месяца успокоительное, то давно рванул бы в морг, разбил бы все вокруг, потерял сознание от напряжения, которое переполняло бы его. Но он переживал тихо, не выражая своих эмоций внешне.

– Кофе? – обратился он к матери, которая кивнула в ответ.

Женщина подошла к холодильнику, достала оттуда салат из помидоров и огурцов, заправленный подсолнечным нерафинированным маслом. Поставив тарелку на стол, она вынула из хлебницы остатки вчерашнего батона.

– Покушай, – позвала она сына. – Даже если сейчас не хочешь, то все равно поешь.

– Обойдусь кофе, – ответил он, снял чайник с конфорки, залил кипятком гранулированный коричневый дар бразильского производства. Вверх поднялся ароматный пар.

Они сидели за столом, молчали, вошла Полина. Она была растрепанная, словно нахохлившаяся пташка, промокшая под дождем. Прикрыв рот ладонью, она зевнула, потом хотела улыбнуться, но, взглянув на лица сына и матери, спросила:

– Что-то произошло? Вы так выглядите…

Вместо слов она сделала руками в воздухе неопределенное движение, видимо, означавшее, что смотрятся они не очень радостно. Толик улыбнулся, осознавая, что вышло натянуто и ненатурально, и понимая, что не сможет солгать.

– Все хорошо, Полина, – произнесла мать, макая ломтик батона в образовавшийся от нарезанных помидоров и огурцов сок. – Просто мы разговаривали на грустную тему, вот и все.

– Присаживайся, – предложил Анатолий, сделав вид, что с интересом разглядывает пузыри, образовавшиеся на поверхности кофе.

– Я еще не умывалась, – ответила женщина, развернулась и вышла с кухни.

– Не надо ей сейчас говорить, – прошептала мать, насаживая на зубья вилки ломтик огурца. – Это может оказаться не отец, во-первых. А во-вторых, ей лучше не тревожиться. Это опасно.

– Беременность – не болезнь! – отозвался Толя. Он возражал матери по привычке, усвоенной с детства.

– Не будем об этом, – отрезала она, насаживая красный сочный полумесяц помидора.

Она не донесла его до рта. Он соскользнул с зубьев и упал на край стола, разбрызгав вокруг сок, а затем полетел на пол. Толик проследил траекторию полета овоща, плюхнувшегося вниз, около одной из ножек стола. Он нагнулся и подцепил пальцами маслянистую субстанцию, потом встал со стула, подошел к помойному ведру и выбросил помидор туда.

– Надо протереть пятно, – сказала мать, но с места не встала.

Анатолий взял оранжевого цвета тряпочку из целлюлозы, предназначенную для мытья посуды, опустился на корточки и вытер ею сок. Потом вернулся к раковине, сполоснул тряпку, выжал ее. Мать никак не прокомментировала его действия. Если бы она не была подавлена, шокирована, то непременно устроила бы ему выволочку за такое. Она вспоминала, как в прошлый раз ездила в морг, зашла внутрь, увидела сразу много голых бледно-синих стоп, торчащих с полок, ощутила тошнотворный запах какого-то химического вещества и гниющей, несмотря на холод и обработку, органики. От этих воспоминаний ей еще сильнее захотелось есть, поэтому она встала, открыла дверцу гарнитура, висящего на стене, достала овсяное печенье и вернулась с пакетом на место.

– А в меня не лезет, – сказал Толик, перебив ее полусознательное состояние.

Вошла Полина. Она была расчесана, но волосы еще были мокрыми. Глаза ее блестели, губы были яркими, словно накрашенными помадой, щеки отливали розовым. От нее приятно пахло гелем для душа и нежным ароматом, приобретенным вчера.

– Ты очаровательна, – вставая, выразил восхищение Толик, на мгновение позабыв о том, куда они должны будут поехать через несколько минут.

– Садись, Полин, – предложила мать, посмотрев на невестку. – Ты действительно красивая. Моему сыну очень повезло.

– Он у вас сам ого-го, – присаживаясь, ответила блондинка.

Анатолий налил ей кофе, достал молоко из холодильника и поставил на стол. Мать съела пять круглых печений, предварительно вымочив их.

– Полина, – обратилась она. – Я попросила Толика сходить со мной до работы, забрать одну вещь для его тети, моей сестры…

– Да, милая, – стоя над невестой, подтвердил он. – Я туда и обратно, а потом мы пообедаем и пойдем навестим тетку. Некрасиво с моей стороны заставлять ее ждать с визитом. К тому же у нее тоже отпуск, она должна быть дома.

– Ладно-ладно, – согласилась Полина, макнув печенье в молоко, отчего то из чисто-коричневого стало белесым.

Она проводила их, заперла дверь, ощущая какую-то недосказанность, но предпочитая не выспрашивать что к чему. Зайдя в кухню, она включила радио «Россия», висящее на стене около входа. Передавали сводку криминальных новостей. Она села за стол продолжать завтрак.

2

Мать убедила его поехать на муниципальном транспорте. Она объяснила это тем, что еще слишком рано для работников морга. Мол, они не подготовились и нет ничего страшного в том, что они припозднятся. Ее слова были неубедительными. Но Толик, понимая желание матери оттянуть момент опознания, согласился.

Они поднялись пешком на улицу Комсомольскую, прошли к остановке. Там около получаса им пришлось ждать троллейбус, забитый людьми, словно консервная банка селедкой. Запах внутри был соответствующий, только вместо маринада воняло перегаром и потом, которые безуспешно пытались скрыть жевательной резинкой и дезодорантом.

Словно толстая, медлительная гусеница, троллейбус номер четырнадцать доставил их в центр города. Они сошли около нового торгового центра, находившегося напротив высокого, с зеркальными стеклами здания сберегательного банка. Вокруг суетились люди, торопясь на работу, учебу, огороды, рынок. Толик с мамой без спешки, не разговаривая, перешли улицу, встали на остановке в ожидании автобуса, в маршрутной карте которого был пункт «Морг криминального отдела».

Солнце уже сияло вовсю, но было не жарко, а легко. По небу гуляли пушистые клочки облаков, меняющих формы: вначале одно похоже на лебедя, а через минуту на яблоко, второе было как плюшевый мишка, а стало пирамидой. Напротив остановки у здания, занятого ветеринарной клиникой и юридической консультацией, росло дерево, на котором расположилась стая воробьев. Они весело чирикали, прыгая с ветки на ветку, пикируя к крыльцу, у которого курили, грызли семечки, судя по всему, адвокаты.

– Я представляла себе этот день иначе, – вздохнув, сказала мать, взяв сына под локоть. – Точнее, я его вовсе не представляла. Я ждала, стараясь не думать о будущем, о том, что однажды мне сообщат об обнаружении…

Она замолчала. «Я ждала, стараясь не думать о будущем» – повторились слова матери в голове Толика. «Не замечать проблем и не предвидеть свойственно не только ей».

Напротив них встал, качнувшись вперед, белый ПАЗ с красными горизонтальными полосками на бортах и нанесенной рекламой фирмы игрушек поверх них. На стекло был наклеен список остановок. Их значилась предпоследней. В салоне было людно, поскольку автобус проходил через центральные улицы, вдоль которых располагались офисные здания, торговые центры, большой жилой комплекс.

Мать с сыном встали неподалеку от входа, держась за поручень. Окна были закрыты шторками, поэтому смотреть за окно было бесполезно. Люди рассматривали друг друга: студенты, молодые мужчины с аппетитом изучали оголенные части тела женщин, а те, в свою очередь, разглядывали украшения, одежду друг друга. Делали это исподтишка, не в упор.

«Почему у меня нет мысли, что это не отец? Ведь это может быть любой пропавший без вести, а их так много. Хотя тот мой сон, когда он дал понять, что покинул этот свет. Наверное, после него я смирился», – подумал Толик, почувствовав резкий запах пота, и отвернулся в противоположную сторону от открытой волосатой подмышки вошедшей женщины, взявшейся за поручень рядом с ним. На его губах появилась улыбка, он вспомнил анекдот, в котором пьяный мужик просит даму, стоящую рядом с ним в транспорте, так же держащуюся за горизонтальную перекладину: «Эй ты, балерина! Ты или трусы надень или ногу опусти!» Толик снова улыбнулся, стараясь, чтобы не заметила мать, сосредоточенно рассматривающая календарь с изображением пышногрудых девиц из популярной музыкальной группы, приклеенный на спинку водительского места. «У меня, наверное, истерика», – подумал он.

Автобус резко затормозил, отчего всех пассажиров качнуло вперед. Кто-то выругался. Мать отвлеклась от плаката, посмотрела на сына. «Так хорошо было вчера», – подумала она, а солнечный луч, проникнув в разрез штор, скользнул по ее щеке, губам, беззвучно шевельнувшимся.

– Что, ма? – спросил Анатолий, заметив это.

Она отрицательно мотнула головой, сглотнув комок слюней, и отвернулась в сторону толкающей ее в спину девушки, пробиравшейся к выходу. Мать села на освободившееся место, уставилась в окно. Солнце играло на стеклах домов, мимо которых они проезжали. Листва деревьев казалась свежей и сочной. Со стороны могло показаться, что женщина размышляет, но в ее голове не было мыслей. Она даже не фиксировала в памяти то, что видела за окном, к которому прижалась лбом. Образы проплывали, сливаясь в безликую, неконкретную массу. Свое внимание женщина обострила, когда автобус миновал высотные здания, стоящие вдоль объездной дороги, и въехал на мост, разделяющий город и близлежащие поселки, аэропорт, дачи. Она встрепенулась, нашла глазами сына, присевшего на освободившееся место. Он тоже казался задумчивым, но и его сознание было пустым от размышлений.

Когда автобус миновал пустовавшую шашлычную, мать крикнула:

– Сынок! Мы на следующей выходим!

Он поднялся, подошел к кондуктору, оплатил проезд. ПАЗ затормозил, качнулся вперед и встал. Дверцы с грохотом раскрылись, как лопнувшие мехи гармошки.

– Куда дальше? – подав матери руку, чтобы помочь спуститься, спросил Толик.

Она махнула влево, сказав:

– Вначале дорогу перейдем.

– Я Полине позвоню, ладно, – сказал он, доставая телефон.

Женщина кивнула. Они медленно перешли трассу по переходу, услышали сзади ругань спешившего куда-то водителя, вынужденного пропустить пешеходов. Толик набрал номер, подождав, сказал:

– Привет, милая!.. Мы только добрались, поскольку мама убедила меня ехать на перекладных муниципальным транспортом… Зачем ты убираешься?.. Просто я хочу, чтобы ты отдыхала, вот и все… Вернусь? Через часок, наверное… Мне все равно, я всеяден… Ну все, пока… Я тебя тоже… Сильно-сильно!.. Целую.

Он отключился. Навстречу по заасфальтированной тропинке, пролегающей через жиденькую лесопосадку, шла пара. Мужчина был крупным, с раскрасневшимся лицом и короткой широкой шеей, женщина – с покрасневшими глазами. Она семенила, не поспевая за широким шагом мужчины, ворчавшего:

– В четвертый раз дергают! Сколько же в этом городе похожих на твоего брата?! В следующий раз я не поеду, даже не проси…

Они прошли мимо. Мать оглянулась им вослед, а потом сказала, посмотрев на сына:

– Возможно, мы тоже идем, чтобы посмотреть на постороннего человека.

– Увидим – узнаем, – отозвался Толя, ощущая, как припекает солнце.

От свежести утра почти ничего не осталось. Они подошли к зданию морга. Мать поднялась к входной двери, позвала. Вышел взъерошенный парень, что-то объяснял, размахивая руками. Толик подошел как раз в тот момент, когда работник морга скрылся за дверью.

– Возьми это, – достав из сумки носовой платочек, предложила мать. – В прошлый раз я пришла без них…

Ему показалось, что ее глаза безумны, а спокойствие подобно тишине перед смерчем, готовым налететь внезапно в любую секунду и уничтожить маленький домик спокойствия и взвешенных решений.

– Я и себе взяла, чтобы не вырвало. Глупо было бы с моей стороны наедаться, чтобы потом все оставить на полу.

– Мам, – взяв платочек, сказал он. – Поплачь, тебе станет легче. Не надо сдерживаться.

– Я лучше покурю, – достав из сумочки пачку сигарет и зажигалку, возразила она. Ее голова моталась, словно сломанная ветка на легком ветру, удерживаемая тонким лоскутом коры от падения.

Он смотрел, как она прикуривает, думая: «Как же она постарела». Сам он не испытывал ничего, кроме тошноты от едва уловимого запаха формалина, проникавшего изнутри морга. Его чувства, казалось, лопнули. Все время они были напряжены, а в автобусе, не выдержав натяжения, разорвались пополам. Он думал, что сможет сохранить это спокойствие до и после опознания.

Вышел взъерошенный парень, позвал за собой. Мать кинула окурок на ступеньку, затушила его носком туфли.

Они вошли, прикрывая носы платками, но все равно ощущая вонь. Парень пояснял, что тело выглядит не самым лучшим образом и им необходимо припомнить особые приметы: татуировки, родинки, родимые или пигментные пятна, веснушки. Толик попытался восстановить в памяти образ отца. Он предстал ему в растянутой белой майке и семейных трусах, потом голым в бане. Никаких особых примет Анатолий не знал. Мать шла задрав голову, стараясь не смотреть на торчащие с полок стопы…

3

Полина переговорила с Толей, закончила уборку, пошла на кухню готовить обед. Она знала, что ему безразлично, что кушать, но, несмотря на это, хотела угодить. В холодильнике лежали грибы, в морозильной камере – куриные ножки. Она достала эти продукты, выложила их на стол. Ножки слиплись, и Полина попыталась разъединить их. Пальцы закоченели, тогда женщина взяла чайник с еще не остывшей водой и стала тонкой струйкой поливать сине-розовые окорочка…

…Толик увидел торчащие из-под одеяла стопы, отметив, как черны пятки. В этот момент все вокруг стало двигаться слишком резко, словно ускоренная съемка. Он сам ощутил себя быстрым, наблюдая, как мать подходит к трупу, лежащему на металлическом столе. Она без брезгливости, не отрывая от носа платок, прикоснулась правой рукой к щиколоткам мертвеца. Подушечками пальцев впитала холод тела…

…Полина разделяла ножки одну от другой, держа их за покрытые хрящами культи. Когда не получалось, то она поливала разрыв горячей водой, топя лед, а затем с новой силой тянула окорочка в разные стороны. Заледеневшая кожа птицы иногда хрустела, лопалась. Ладони женщины замерзли. Она бросила мясо, отойдя к окну. На душе было неспокойно. Она подумала позвонить Толику, но не стала…

…Ему показалось или в действительности в коже трупа были видны дырки, небольшие такие трещинки. Он подошел ближе, а ощущение было, словно подлетел на реактивных ботинках из фильмов про будущее. Мать же тем временем что-то произнесла, но он не успел уловить смысла, да еще возник какой-то шум в голове, похожий на шелест осенней листвы на ветру. Словно торопясь на важную встречу, работник морга подскочил к изголовью тела, отдернул покрывало. В глазах Толика потемнело. Он подумал, что потерял сознание, но на самом деле просто зажмурился. Услышав крик матери, проникающий сквозь гул в его голове, он раскрыл веки, увидев ее, стоящую все там же, у ступней покойника, сжимавшую правой рукой щиколотку…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю