Текст книги "Испания от античности к Средневековью"

Автор книги: Юлий Циркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

Однако экономическая и социальная эволюция все более размывала слой свободных вестготов, не принадлежавших к знати. К моменту массового переселения в Испанию большинство вестготов, видимо, принадлежало к свободному крестьянству; по некоторым косвенным подсчетам, свободные крестьяне составляли приблизительно 90% всего готского населения^{885}. Но с течением времени их доля в общем числе готов сокращалась. Многие из них были вынуждены отдаваться под покровительство патронов, как это было и с римскими бедняками^{886}. Некоторые бедняки даже могли, как это делали и римляне, продавать себя в рабство. Возможность такого акта предусмотрена законом Леувигильда (Leg. Vis. V, 4, 10). Законодательство этого короля относилось к вестготам, то, следовательно, и эта норма имела отношение к готским беднякам. Этому могло способствовать то ослабление общинных связей, о котором было сказано несколько выше. Резкое уменьшение этого слоя стало, несомненно, одной из причин издания Вамбой (и повторенного в более смягченной редакции Эрвигием) военного закона. А Эрвигий вскоре после восшествия на престол жаловался, что свободных людей недостает для ведения нормального судопроизводства. Как неоднократно говорилось, новый король явно преувеличивал размеры этого процесса, но сам процесс, конечно, имел место. В рассказе о приходе к власти Родриго (Cont. Hisp. 68) говорится, что тот стал королем, когда в «сенате» возникло волнение. Можно полагать, что его воцарение стало следствием избрания этим «сенатом». Ни о какой роли «прочего народа», как это было с избранием Хиндасвинта, больше нет речи. Означает ли это, что «прочего народа», т. е. незнатных свободных готов, вовсе не осталось? Едва ли это так. Скорее всего, этот слой вестготского населения был полностью лишен политических прав, во всем объеме узурпированных готской знатью. Готское общество, как и испано-римское, в конечном итоге резко разделяется на «могущественных» (potentes) и зависимое от них население с сохранением некоторого слоя свободных мелких и средних собственников.

Очень важным не только политическим, но и социальным фактором являлась вестготская монархия. Постановив, что королем может быть избран только гот, IV Толедский собор окончательно связал (или скорее оформил) тесную связь королевской власти с вестготской аристократией. В то же время переход к избирательной монархии в социальном плане поставил очень важную проблему – взаимоотношения короля как собственника и как носителя верховной власти. Будучи аристократом, король, как и другие вестготские вельможи, имел довольно большое собственное имущество и людей, находившихся под его покровительством. А как король он обладал имуществом фиска. VIII Толедский собор, как об этом уже говорилось, разделил имущество короля как частного человека и как государя: отныне потомки короля, сами престол не занимавшие, могли наследовать только то имущество, которое принадлежало королю до восшествия на трон, в то время как имущество фиска переходило к следующему государю.

В качестве главы государства король обладал огромными экономическими возможностями. В римское время в Испании имелись довольно значительные императорские владения. Признание императором Юлием Непотом суверенитета вестготского короля Эйриха над всеми его владениями в Галлии и Испании передавало и владения императора под власть вестготского короля^{887}. Организовывал ли королевский двор каким-либо образом хозяйствование на этих землях до вестготского переселения на Пиренейский полуостров, неизвестно. Во время регентства Теодориха Испания обязана была поставлять в Италию аннону, как это было и в римские времена. Хотя, несомненно, какую-то ее часть составляли поставки продуктов, полученных в качестве налога, в нее входили и продукты из королевских владений. После окончательного переселения вестготов в Испанию король получил возможность организовать хозяйство в своих владениях. Кроме бывших императорских владений, под властью короля оказались и конфискованные им имущества его врагов. Особенно значительные конфискации происходили при Леувигильде, Хиндасвинте, Вамбе и Эгике. В результате в руках короля сконцентрировалось огромное имущество. Позже, уже после арабского завоевания, три сына Витицы получили в качестве компенсации за потерянные надежды на трон имущество короны, состоявшее из 3 тысяч вилл^{888}. Значительную часть богатств фиска составляла королевская казна, не только пополняемая доходами от недвижимого имущества и налогами, но и в большой мере унаследованная от предшествующих времен, в том числе и в результате грабежей эпохи переселений (включая грабеж Рима Аларихом и Атаульфом)^{889}. Для управления огромным имуществом фиска была создана специальная должность comes patrimonii или patrimonium – граф (королевской) собственности. Эта должность впервые упоминается в законе Реккареда в 592 г. (Leg. Vis. XII, 1, 2)^{890}. В этом законе не говорится о создании этой должности, а скорее подразумевается уже ее существование. Поэтому сказать точно, когда должность управляющего всей королевской собственностью была создана, невозможно. Можно только предполагать, что, с одной стороны, общее упорядочение дел в Испании, в том числе и имущественных проблем в отношениях между готами и римлянами, проведенное Леувигильдом, ас другой – значительное увеличение владений короны в результате войн и конфискаций при этом же короле заставило Леувигильда учредить должность графа патримония. Эта должность считалась очень высокой; графы патримония наряду с другими высшими лицами двора подписывали соборные акты.

В том же законе Реккареда названы еще две должности, связанные с имуществом казны: актор и прокуратор. Обе должности унаследованы от римского времени, когда и тот, и другой управляли императорским имуществом. Содержание должности явно осталось таким же. Если граф патримония, будучи высоким королевским чиновником, возглавлял управление имуществом короля вообще, то акторы и прокураторы управляли конкретными имениями. В законе предписывается, чтобы эти лица, как и граф патримония и глава провинции, не наносили никаких обид частным лицам, находившимся в их власти. Это значит, что акторы и прокураторы, являясь лишь управляющими королевскими имениями, обладали довольно широкими возможностями для совершения злоупотреблений.

Еще во время Великого переселения вестготы приобрели богатую добычу, значительная часть которой превратилась в королевскую казну. После разгрома вестготов на Богладском поле франки и бургунды захватили часть казны, но остальная и большая ее часть была спасена Теодори-хом и перевезена в Равенну, но после смерти остготского короля вернулась к его вестготскому внуку Амалариху. Эта казна постоянно пополнялась как налогами, штрафами и конфискациями, так и военной добычей^{891}. Казной тоже управлял особый граф – comes thesaurorum^{892}.

Как и всякий готский аристократ, король имел не только землю и необходимую рабочую силу, но и своих клиентов. Однако и в качестве государя он также располагал «верными». Понятие fideles regis встречается в вестготских законах. Реккаред в своем законе заявляет, что справедливо протянуть руку помощи своим fideles (Leg. Vis. XII, 1,2). Рецесвинт говорит, что жалобы королю можно передавать через его fideles (Leg. Vis. VI, 1, 5). Эта же категория людей названа в «военных законах» Вамбы и Эрвигия, причем «верные нынешнего короля» названы в том же ряду, что и сам король, народ и родина (Leg. Vis. IX, 2, 8; 9). Во время войны Эмеританский собор 666 г. предписывал молиться за короля, его верных и войско. Из всего этого видно, что fideles regis занимали довольно высокую ступень в социальной иерархии Вестготского королевства. Видимо, речь идет о придворной знати, которая в случае войны составляла королевскую дружину, отличную от остальной армии^{893}. Именно этой своей дружиной располагал Вамба в первые моменты своей кампании против Павла (Hist. Wamb. 9). Эти fideles были связаны именно с королем как главой государства. Недаром в законе Вамбы говорится о «верных» именно нынешнего короля (fidelium presentis regis). Можно полагать, что при смене государя они становились верными новому королю независимо оттого, был ли тот сыном либо другим родственником покойного или нет.

Эти «верные» получали от короля значительные выгоды. Уже в законе Леувигильда упоминаются щедроты (munificentia), получаемые такими людьми от короля (Leg. Vis. IV, 5, 5). О дарах короля говорит и Хиндасвинт (Leg. Vis. V, 2, 2). Может быть, неслучайно, что именно эти короли издавали специальные законы о дарах своим fideles, ибо оба они вели упорную, в том числе вооруженную, борьбу со своими противниками внутри страны, и в ходе этой борьбы обрушивали на своих врагов различные репрессии, включая конфискации, так что в их руках сосредоточивались значительные богатства, часть которых они и могли раздавать своим сторонникам. И тот, и другой оговаривали свои дары определенными условиями: Леувигильд упоминал о каких-то условиях продажи или подарка третьему лицу этого дара, определяемых другими законами (которые до нас не дошли, и поэтому эти условия неизвестны), а Хиндасвинт говорил о вине, т. е. о преступлении, за которое дар может быть и отнят. Но означает ли это, что речь идет об условном пожаловании? Все-таки при соблюдении некоторых условий получивший дар может свободного его отчуждать. А Хиндасвинт в своем законе прямо утверждает, что дарованное будет во власти получивших (in eorum iure). А то, что в случае «вины» (culpa), под которой, по-видимому, подразумевается измена корою, дар будет отнят, то это – нормальная практика наказания за преступление. Поэтому представляется, что в данном случае нет необходимости говорить об условной собственности и феодальных отношениях.

Наряду с «верными короля» в законах встречается упоминание гардингов. Они занимали довольно высокое положение в Вестготском королевстве. Само это название явно связано с готскими словами gards – дом и ingardja – домашнее или семейное сожительство. И это означает, что генетически этот слой людей восходит к домашнему окружению короля^{894}. В Вестготском королевстве они относились ко двору, хотя и отличались от его высшего слоя – seniores palatii (Leg. Vis. II, 1, 1). Гардинги в основном были связаны с военным делом. Они упоминаются в «военных законах» Вамбы и Эрвигия как одни из руководителей армии (Leg. Vis. IX, 2,8; 9). Вероятнее всего, гардинги являлись составной частью fideles regi, но занимали среди них наиболее высокое положение^{895}.

В одном из законов Леувигильда (Leg. Vis. IV, 5, 5) упоминаются левды. Этот термин довольно часто встречается у франков, а в вестготских законах он упоминается только в данном случае. Поэтому точно определить его значение у вестготов трудно^{896}. Судя по тексту закона, левд мог приобрести собственное имущество как в результате королевских дарений, так и в виде добычи во время войны; в последнем случае одну треть приобретенного он должен отдать отцу. И в этом левд противопоставляется другому получателю королевских щедрот (или дарения патронов), который ничего отцу или матери давать не должен, причем специально оговаривается, что отдавать он ничего не должен, даже если отец и мать еще живы. При упоминании же левда такой оговорки нет, и лишь говорится о его обязанности отдать отцу одну треть военной добычи. Видимо, можно предположить, что в то время (вторая половина VI в.) левдом называли молодых дружинников, которые уже были достаточно взрослые, чтобы служить королю, в том числе и на войне, но еще жили в отцовской семье и оставались, вероятно, под властью отца. Позже эта категория «верных» перестала выделяться из среды fideles.

Наряду с «верными» под властью короля находились также рабы (servi regis или fisci) и отпущенники (liberti fisci). Противопоставленные свободному населению, они, однако, находились в привилегированном положении по отношению к остальным рабам и отпущенникам. Это более привилегированное положение, может быть, отражалось в том, что такие рабы иногда назывались мужами фиска (vires fisci). По военному закону Эрвигия рабы фиска обязаны участвовать в войне наряду со свободными (Leg. Vis. IX, 2, 9). Рабы фиска даже могли сами иметь своих рабов и отпущенников, а также землю (Leg. Vis. V, 7, 16). Надо заметить, что земля такого раба именуется terra, а не peculium. Вероятно, раб фиска владел своим участком на иных основаниях, чем частный раб. Рабы фиска имели даже право свидетельствовать на суде (Leg. Vis. 11,4,4). Но в то же время без разрешения короля такой раб не мог ни освобождать своих рабов, ни продать свою землю. Даже передать свое имущество церкви такой раб без разрешения короля права не имел. И только король мог освобождать рабов фиска и становиться тем самым патроном королевских отпущенников (Leg. Vis. V, 7, 15). Налоговая амнистия Эрвигия, объявленная им 1 ноября 683 г., распространялась на частных лиц (privati) и на рабов фиска (fiscales servi)^{897}. Таким образом, рабы фиска платили, как и свободные люди, налог непосредственно в казну, и этот налог собирали те же должностные лица, что собирающие налог с privati. Все это делало рабов и отпущенников фиска особой группой зависимого населения Вестготского королевства.

Зависимое вестготское население было неоднородно. Прежде всего выделяются две принципиально различные категории этого населения. Первая – fideles, связанные со своими патронами – как королем, так и частными лицами из числа знати – узами личной верности и сами являющиеся составной частью знати. Вторая категория – подлинно зависимые люди, в первую очередь крестьяне, чье положение на деле было подобно положению зависимого романского населения, хотя и с некоторыми нюансами, как отсутствие колоната. Во второй категории выделяются люди, зависимые непосредственно от короля (точнее, от фиска), которые, даже если они были рабами, занимали в обществе более высокое положение.

С вестготами в Испанию пришла арианская церковь. О ее социальной и экономической роли известно очень мало. Можно лишь предполагать, что пожалования королей и магнатов привели к образованию относительно значительной собственности этой церкви, как и ее служителей. Леувигильд издал закон, предусматривавший переход к соответствующей церкви имущества того клирика или монаха, который не оставил наследников (Leg. Vis. IV, 2, 12). Учитывая арианство этого короля, можно почти уверенно говорить, что этот закон имеет отношение именно к арианам, а не к католикам. Структура арианской церкви была подобна католической. Неизвестно, имела ли она единое руководство на общегосударственном уровне. Арианский патриарх упоминается только в Вандальском королевстве, хотя можно думать, что после того как Леувигильд окончательно утвердился в Толедо как в столице королевства, толедский епископ мог стать решающей фигурой при рассмотрении церковных дел во всем государстве. Таким столичным епископом был Ульдида, который уже после обращения готов в католицизм составил вместе с бывшей королевой Госвинтой антикатолический заговор (Bid. а. 589)^{898}. Арианские епископы, вероятно, как и католические, были связаны со знатью. Известно, что арианский епископ Эмериты Сунна захватил некоторые католические церкви города, в том числе особенно почитаемую базилику св. Евлалии (Vit. Patr. Emer. XI, 27). Церкви же обладали значительным имуществом, и столь почитаемая церковь, как церковь Евлалии, не иметь его не могла. После захвата арианами это имущество, видимо, перешло к ним. Впрочем, надо отметить, что ранее, как об этом уже говорилось, чисто религиозных преследований в Вестготском королевстве не было, так что захваты церковного имущества едва ли имели место. Возможно, что во время расселения вестготов арианской церкви давались какие-то земли, а сами короли и вестготские аристократы, как и католики, могли часть своего имущества также передавать церкви. Хотя у нас конкретных сведений нет, можно все же предполагать, что, как и католическая церковь, арианская тоже являлась значительным собственником. В рамках церковной собственности социальные отношения у ариан едва ли отличались от отношений у католиков. После обращения готов в католицизм имущество арианской церкви, несомненно, перешло к католической.

ТУЗЕМНЫЕ СТРУКТУРЫ

Какой бы глубокой ни была романизация Испании, полностью покончить с доримскими порядками она не смогла. После кризиса III в. и особенно в период крушения императорской власти и варварских завоеваний местные структуры приобретали новое значение. В Северо-Западной Испании снова появились кастеллы, исчезнувшие было после прочного установления «римского мира». Во всей северо-западной части Пиренейского полуострова возрождается так называемая культура castros, характерная для этого региона в доримские времена. В ходе романизации эта культура, казалось, исчезла, заменившись местным вариантом римской, но во время варварских завоеваний и после крушения римской власти вновь вышла на поверхность^{899}. Однако говорить о полном возрождении доримских порядков невозможно. В условиях сначала политического хаоса, а затем на периферии образовавшихся варварских королевств, где контроль центральной власти был минимальным, свой контроль за этими castros установили местные аристократы, многие из которых фактически стали независимыми.

Завоевание Леувигильдом Свевского королевства и его упорная борьба с местными seniores loci привела к установлению политического контроля вестготских королей над этими областями. Но государственный аппарат Толедского королевства не был достаточно сильным и разветвленным, чтобы реально подчинить все эти территории, и короли ограничивались сбором налогов и военным контролем, не вмешиваясь во внутренние дела этих социально-политических единиц^{900}.[150]150
  Археологические данные показывают, в частности, что вестготское присутствие здесь ограничено только военным элементом, а в остальном этот регион продолжал жить прежней жизнью, корни которой восходят еще к доримским временам: Avello Alvarez J. L. Los suevos у visigodos… P. 308—309.


[Закрыть] Об их внутренней структуре говорить трудно. Ясно только, что здесь господствовал аристократический режим. Местная знать (скорее всего, потомки до-римской родовой) господствовали над крестьянами, жившими в небольших деревнях, с весьма скудным достатком.

Горная северная часть Пиренейского полуострова в римское время лишь чисто политически подчинялась имперским властям. Крушение этой власти привело и к полному освобождению горного Севера^{901}. Вторгнувшиеся в Испанию варвары долгое время не обращали внимания на эти территории, поскольку существующие там природные условия их совершенно не прельщали. Эти земли, конечно, могли быть объектом грабительских набегов свевов и герульских пиратов (Hydat. 140, 171), но реального влияния на местное население эти набеги не оказали^{902}. Только во второй половине VI в. Леувигильд, следуя своей централизаторской политике, предпринял походы против васконов и кантабров и заставил их подчиниться. С этого времени вестготские короли считали северных горцев своими подданными. Однако реальное подчинение было довольно относительным и зависело от конкретных политических обстоятельств. Горцы, особенно васконы, не раз использовали любую возможность для выступления против королевской власти. Короли каждое такое выступление рассматривали как мятеж, но эти «мятежи» проходили довольно часто, и каждый раз, когда королевская власть по тем или иным причинам ослаблялась, горцы поднимали оружие против нее. Характерно, что весть о вторжении арабов пришла к королю Родриго в тот момент, когда он воевал против васконов^{903}. Во всяком случае походы Леувигильда и его преемников, как и прежние набеги свевов и герулов, на жизнь горцев особого влияния не оказали. Она в значительной степени была организована по старому родовому принципу.

Однако преувеличивать архаичность социальной структуры васконов и кантабров все же нельзя^{904}. Между этими народами тоже существовали различия. Кантабрия далее продвинулась по пути социальной эволюции. Местное общество было уже достаточно дифференцировано и иерархизировано. Ни о каком народоправстве речи не было. В «Житии св. Эмилиана» (26, 33) рассказывается, что Эмилиан, получив видение о ближайшей гибели Кантабрии, призвал собрать сенат, на котором и рассказал о грядущей катастрофе; некий Абунданций посмеялся над ним, но вскоре сам погиб от меча Леувигильда. Характерно название органа, который должен был принять решение о будущем Кантабрии, – сенат (senatus). Это совершенно ясно говорит, что речь идет не о народном собрании, а об органе власти верхушки общества, и именно этот орган и полномочен принять решение. В этом же «Житии» (18, 21, 22, 24, 29) еще не раз упоминаются местные сенаторы, чьи рабы или они сами были излечены Эмилианом. Один из них, Сикорий, как уже говорилось, имел, вероятно, местное имя, другие, как Евгений и Гонорий, чисто римские^{905}. Если не все они, то многие были потомками позднеримских магнатов. И само сохранение термина «сенаторы» говорит о преемственной связи между магнатами Поздней империи и высшим слоем кантабрийского общества вестготской эпохи. У этих «сенаторов» имелись рабы и собственные виллы. Раскопки показали довольно большое количество богатых вилл, особенно в центральной зоне современной Астурии, они располагались преимущественно около дорог и главным образом в узлах связи различных путей^{906}. Хозяева этих вилл, «сенаторы», и осуществляли руководство конкретным сообществом. Как и в некоторых других регионах, здесь тоже роль местной аристократии, видимо, резко увеличилась в период борьбы с германцами.

Среди излеченных Эмилианом была Колумба, дочь куриала Максима (Vita Aem. 23). Это говорит не только о существовании в Кантабрии городов, но и о сохранении ими в третьей четверти VI в. римского городского строя. Города в этом регионе появились с римским завоеванием и долгое время играли довольно значительную роль в социальной и экономической жизни Северной Испании. Как и в других местах страны, они пришли в относительный упадок, однако не только продолжали существовать, но и не потеряли полностью свое значение, хотя характер их экономики, как кажется, изменился. По-прежнему важным центром был город Гигия (совр. Хихон), связанный сухопутными путями с внутренними районами Пиренейского полуострова, в том числе со столицей Толедо, и морским путем с франкской Бурдигало (Бордо), и вокруг него группируется значительное число вилл^{907}. Другим важным центром был город, который в римское время именовался Флавионавия, а позже стал, по-видимому, называться Амнени, тоже связанный с портом и сухопутными путями^{908}. Такое не только выживание, но и относительное процветание местных городов, связанных с различными путями сообщения, а также вилл, тоже расположенных в основном вдоль или вблизи дорог, свидетельствует о сохранении этим регионом экономических связей как с другими районами Испании, так и с внешним миром. Правда, значение городов по сравнению с римским временем все же уменьшилось (как уменьшились и их размеры), но зато увеличилась роль вилл в их окрестностях, куда, возможно, переселилась и часть городского населения и которые в большой степени стали центрами местной экономики^{909}.

И все же городов здесь было мало; многие дороги, игравшие в римское время заметную роль, потеряли свое значение^{910}. За пределами городов и вилл, особенно в западной части этой зоны, сохранилось довольно большое количество небольших поселений, связанных с прежней культурой castros и населенных, вероятно, родовыми группами^{911}. В какой степени жители этих поселений могли зависеть от местных аристократов и зависели ли они вообще, неясно. По сравнению с другими зонами аристократических вилл здесь найдено пока очень мало^{912}. И если дальнейшее археологическое исследование подтвердит эти результаты, то можно будет сделать вывод, что население этой зоны оставалось вне зависимости как от центральных властей, так и от собственной знати.

Васконы находились на более ранней стадии социального развития, и у них родовые отношения сохранились в большей степени. Недаром именно с васконами вели в основном войны на северном «фронте» вестготские короли. Но и Васкония в социальном плане не представляла единства. Ее более низменные и более привлекавшие римлян районы были уже достаточно романизованы. В северной области тоже существовали города и виллы, но они находились только в районах рек и располагались далеко друг от друга, так что в промежутках явно жили своей прежней жизнью местные обитатели. В самых же северных горных районах городов вообще не было; до сих пор там не обнаружено и остатков вилл^{913}. Писатели того времени, говоря о васконах, всегда называют их грубыми и дикими (feroces) (например, Hist. Wambae 9). Жили васконы в укрепленных castros, вокруг которых располагались их поля (Hist. Wambae 8). Нет никаких сведений о существовании каких-либо объединений этих castros в более обширные социально-политические единицы. Нос другой стороны, в «Истории Вамбы» рассказывается, что король за семь дней разгромил васконов, захватил их castros и сжег их дома, после чего васконы отказались от дальнейшей борьбы и выдали заложников. Трудно представить, что без всяких связей друг с другом отдельные васконские castros смогли так быстро договориться и заключить мир с выдачей заложников. Можно предполагать, что все же какая-то власть у них имелась.