Текст книги "Испания от античности к Средневековью"

Автор книги: Юлий Циркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц)

Глава I.
ИСПАНИЯ В ПОЗДНЕЙ ИМПЕРИИ

Испания была составной частью Римской империи, и все процессы, которые проходили в империи, были характерны и для Пиренейского полуострова. В то же время эта страна находилась довольно далеко от наиболее угрожаемых границ – рейнской и дунайской, не говоря уже о восточной, так что после катастрофического вторжения варваров в середине III в. варварские вторжения ее более не беспокоили. Испанцы и те немногие войска, которые еще стоял на Пиренейском полуострове^{14}, не принимали активного участия в мятежах, узурпациях, гражданских войнах. Так что чисто политические события мало влияли на ее социально-экономическое развитие. Это, конечно, не значит, что эти события никак не отражались на судьбах Испании, но их воздействие здесь было много меньшим, чем в таких странах, как Галлия или Сирия.

ИСПАНИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ПОЗДНЕЙ ИМПЕРИИ

Когда в 282 г. император Кар направился в поход против Персии, он оставил правителем западной части империи своего сына Карина, и Испания, естественно, полностью подчинилась ему. Но в следующем году Кар был убит, а затем та же участь постигла его сына Нумериана, и войско в 284 г. провозгласило императором Диоклециана. В 285 г. Диоклециан разбил Карина, который был убит собственными офицерами (Aur. Vict, fcaes. XXXIX, 12; Epit. 38, 8). И Испания покорно признала победителя. Понимая, что он один не в силах удержать управление распадающейся империей, Диоклециан создал систему тетрархии, т. е. одновременного управления государством четырьмя императорами, из которых он, Диоклециан, был первым и по авторитету, и по старшинству воцарения. Положение Испании в этой системе спорно. Аврелий Виктор (Caes. XXXIX, 30) пишет, что галльские земли, лежащие по ту сторону Альп, были поручены Констанцию Хлору. Под галльскими землями здесь явно подразумевается префектура Галлия (см. ниже), частью которой была и Испания. Вхождение Испании в сферу власти Констанция отмечает и Орозий (II, 23, 15). Однако Лактанций (MP 8) утверждает, что в Испании властвовал Максимиан. И современные историки склоняются к последней точке зрения. Именно Максимиан в 296 г. сражался в Испании против франкских и сакских пиратов, разорявших побережье Пиренейского полуострова. В это время около Кордубы был построен его роскошный дворец^{15}. Значение для всей империи его победы в Испании было, по-видимому, столь велико, что и Диоклециан принял по этому поводу почетный титул Испанский Великий^{16}.[7]7
  Существует точка зрения, что противниками Максимиана в Испании, как и в Галлии, были багауды: Blazguez J. M. Nuevosestudios sobre la romanizacion. Madrid, 1989. P. 457-458. Однако никаких реальных свидетельств действий багаудов в Испании нет приблизительно до середины V в.


[Закрыть] И только когда после отречения Диоклециана и Максимиана в 305 г. произошел новый раздел империи, Испанией стал управлять Констанций^{18}.

Фактическим разделением империи на четыре части Диоклециан не ограничился. Уже в первые годы своего правления он провел реорганизацию провинциального управления. Одним ее аспектом стала ликвидация деления на императорские и сенатские провинции. В соответствии с этим Бетика, которая ранее была включена в число последних, теперь стала управляться императорским чиновником. Одновременно многие провинции были сокращены в своих размерах. На Пиренейском полуострове Бетика и Лузитания остались такими же, какими были раньше, а из Тарраконской Испании были выделены Карфагенская Испания и Галлеция (много позже самостоятельной провинцией были сделаны Балеарские острова)^{19}. Чтобы провинциями было легче управлять, они в 297 г. были объединены в диоцезы, управляемые викариями, а последние (но уже гораздо позже, только при Константине) – в префектуры, во главе которых стояли префекты претория[8]8
  Проблема создания диоцезов и префектур довольно спорная. Наряду с изложенной существует точка зрения, что диоцезы были созданы одновременно с новыми провинция ми в 293 г. (Barnes Т. D. The New Empire… P. 225). Что касается префектов претория, то, вероятно, с самого начала один префект претория находился при особе каждого императора, но в качестве управляющих определенными территориями в составе нескольких диоцезов они появляются только во времена Константина.


[Закрыть]. Испанские провинции, а также лежащая поту сторону пролива Тингитанская Мавретания[9]9
  Причиной присоединения Тингитанской Мавретании к диоцезу Испании было, вероятно, стремление правительства лучше защитить пролив у Геркулесовых Столпов: Le Glay M. Grandeza у caida… 2002. P. 418.


[Закрыть], составили диоцез Испанию, который, в свою очередь, был частью префектуры Галлии^{20}. Центром диоцеза являлся сначала Гиспалис, а затем Эмерита^{21}. Некоторое время при Константине наряду с викарием диоцеза Испании (vicarius Hispaniarum) туда направлялся еще и комит (comes Hispaniarum), который, по-видимому, отвечал за безопасность диоцеза. Первый викарий Испании засвидетельствован в 298 г.^{22}, а первый комит – в 316-м^{23}, что, конечно, не означает априорно их отсутствие и в более ранее время. Однако при преемниках Константина должность комита явно была отменена^{24}, чтобы возродиться уже в новых обстоятельствах в V в. Провинциями управляли президы, но к концу IV в. Бетика, Лузитания и Галлеция были повышены в ранге, и во главе их были поставлены проконсулы^{25}.

Как бы ни решался вопрос о подчинении Испании тому или другому соправителю Диоклециана, ясно, что с 305 г. она находилась под властью Констанция Хлора. В одном из панегириков (12, 25) Констанция прославляют за «освобождение Испании». Речь, вероятно, идет о победе опять же над пиратами^{26}. Когда же он в 306 г. умер и августом был провозглашен Флавий Север, Испания оказалась под его властью, а после его свержения Максенцием под властью последнего^{27}. Некоторое время отношения между Максенцием и сыном Констанция Хлора Константином были сравнительно неплохие, и второй мирился с подчинением Испании первому. Однако в 410 г. Константин, стремясь к единоличному господству, по крайней мере, в западной части империи, порвал с Максенцием и предъявил свои права на Испанию. Каким образом он сумел завладеть этой страной, неизвестно, но к лету того же года испанцы уже признавали своим императором Константина^{28}, и к 311 г., когда развернулась открытая борьба между Константином и Максенцием, Испания прочно входила во владения первого^{29}. В развернувшейся гражданской войне Испания активного участия не принимала, составляя глубокий тыл Константина, хотя отдельные испанцы и поддерживали своего правителя, выступив на его стороне. Таким, например, был Ацилий Север. Правда, сведения о нем относятся к более позднему времени: в 316 г. он был, по-видимому, наместником (praeses) Тарраконской Испании, через год – викарием Италии, а затем он появляется уже как префект претория при Константине, который назначил его в 323 г. консулом, а в 325-м – префектом Рима^{30}. Происходил он, видимо, не из сенаторов, а из всадников^{31}, так что его взлет к самым вершинам чиновничьей карьеры можно объяснить только верным и долгим служением Константину. Можно полагать, что Север активно поддерживал Константина еще во время гражданской войны. Возможно, что Гонорий, дед будущего императора Феодосия, тоже поддерживал Константина в этой войне. Он принадлежал к знатному местному роду. Nomen этого рода было Флавий. Этот nomen широко распространился в период Поздней империи особенно в среде знати; его носили и многие императоры. Однако учитывая испанское происхождение рода Гонория, можно думать, что его предок получил это родовое имя императора Веспасиана вместе с гражданством.

После смерти Константина империя была разделена между тремя его сыновьями, и Испания оказалась под властью Константина II. Но уже через три года Константин попытался свергнуть своего брата Константа, управлявшего, в частности, Италией и самим Римом, но потерпел поражение и был убит^{32}. И Испания без всякого сопротивления подчинилась Константу и оставалась ему верной много лет. Косвенным свидетельством уверенности Константа в Испании является то, что «путешествующий» император эту страну так ни разу, как будто, не посетил: видимо, ничего угрожающего его власти там не происходило. Констант в отличие от Констанция был сторонником никейского вероисповедания: недаром, по словам Сократа Схоластика (II, 22), он под угрозой войны требовал от брата возвращения на свои места Афанасия и Павла. Так что Констант вполне мог рассчитывать на поддержку и церковной иерархии.

К 350 г. Константу не было еще 27 лет. Но несмотря на свою молодость, он уже проявил себя как довольно умелый и энергичный правитель. Констант был «путешествующим» императором, большую часть своего правления он провел в разъездах по различным частям своих владений, в основном по тем, которые были наиболее угрожаемыми (Iul. Or. I, 7)^{33}. В то же время он был весьма развратным юношей и позволял своим любимцам слишком многое (Zos. II, 42, 1). Это вызывало недовольство в его ближайшем окружении, а его стремление укрепить военную дисциплину – в войсках. Результатом стал заговор. Его фактическим главой был Марцеллин, занимавший должность то ли comes sacrarum largitio-num, т. е. министра финансов, то ли, что наиболее вероятно, comes rerum privatarum, управляющего личным имуществом императора^{34}. О предыдущей карьере Марцеллина практически ничего не известно, но можно думать, особенно учитывая вообще стремление императоров разделить военную и гражданскую службу, что вся она протекала в чисто гражданской сфере^{35}, так что связей с армией у него не было. Поэтому на первый план был выдвинут Флавий Магн Магненций. Существуют различные версии его происхождения. По одним, он был германцем, взятым в плен и поселенным в Галлии в качестве лета (ful. Or. I, 34B; Zos. II, 54, 1), по другим, сыном брита и франки (Zon. XIII, р. 6 II, 13А) и родился уже в Галлии. Аврелий Виктор (Caes. XLI, 26; Epit. XLII, 42, 7) называет его родителей просто варварами. А Юлиан (Ог. I, 27) в полемическом задоре объявляет его подлинным варваром и рабом, захваченным в Германии в качестве добычи. Таким образом, его варварское происхождение сомнению не подлежит. Он, однако, получил латинское образование и отличался красноречием (Aur. Vict. Epit. XLII, 7; Zos. II, 54, 1). По-видимому, рано вступив в армию, он, как и многие другие варвары в то время, сделал блестящую карьеру и в январе 350 г. командовал Иовианским и Геркулианским легионами (Zos. II, 42, 2). Эти два легиона, созданные в свое время Диоклецианом и названные по именам богов, покровительствующих августам Диоклециану и Максимиану, были не обычными воинскими частями, а видом особой императорской гвардии^{36}. Так что Магненций находился в ближайшем окружении императора. Правда, его отношения с солдатами не всегда были безоблачными. Однажды во время мятежа воины угрожали ему убийством, и только личное вмешательство Константа, присутствовавшего при этих событиях, спасло ему жизнь (Zon. XIII, 5, р. II, 12А). Это не помешало Магненцию примкнуть к заговору. В заговоре участвовал также некий Хрестий, который был среди командиров армии (militares) Константа (Aur. Vict. Epit. 41, 22). Но положение Магненция во главе придворной гвардии, видимо, определило именно его роль официального главы заговора и претендента на императорскую власть.

Заговорщики воспользовались очередным пребыванием Константа в Галлии. Пока император, будучи страстным охотником, охотился в лесах около Августодуна, Марцеллин под предлогом празднования дня рождения своего сына собрал всю верхушку армии, тогда находившейся тоже в этом городе, в том числе и гвардейские легионы под командованием Магненция. Попойка затянулась до полуночи, и тогда под предлогом собственной нужды Магненций вышел из пиршественного зала. Когда он вернулся, то был уже одет в императорское одеяние. Та часть военных командиров, которые были в курсе событий, тотчас приветствовала его императором, а остальным ничего не оставалось, как к этому присоединиться. Когда весть о происшедшем распространилась в городе, горожане Августодуна горячо поддержали Магненция, и вскоре к ним присоединились и окрестные сельчане (Zos. II, 42, 1—5; Zon. XIII, 6 p. II, 13В). Так что Магненций получил полную поддержку и армии, и местного гражданского населения. Вскоре и префект претория для Галлии Фабий Тициан^{37} также признал власть Магненция.

Узнав обо всем происшедшим, Констант бросился бежать. Его явно покинула вся его свита, так что с ним остался только один Ланиогайз, бывший тогда кандидатом (Атт. XV, 5, 16), т. е. одним из императорских телохранителей^{38}. В сопровождении Ланиогайза Констант направился к испанской границе. Магненций послал в погоню отряд отборных воинов во главе с Гаизоном. Этот отряд настиг беглецов почти уже у самых Пиренеев в городке Елена, где Констант и был убит (Zos. II, 42, 5; Aur. Vict. Caes.41,23).

Хотя от Августодуна гораздо ближе было и до Рейна, и до Альп, Констант избрал испанский маршрут. И это едва ли было случайно. Императоры Константиновской династии, видимо, рассматривали Испанию как свою надежную опору^{39}, несмотря на то, что регулярных войск там было сравнительно немного^{40}. Однако уверенность Константа в Испании была обманчивой. Даже если бы он успел перебраться за Пиренеи, едва ли там он нашел бы полную поддержку. Уже признание Магненция префектом Галлии заставляло испанские власти последовать за ним. Надо иметь в виду, что в это время экономические интересы и даже просто людские взаимоотношения связывали испанскую элиту в основном с Галлией, и Испании было важнее, кого признают императором непосредственно за Пиренеями, чем кто занимает трон в Риме или Константинополе. Так что испанцы, как и провинциальные власти и войска, спокойно признали Магненция. Свидетельством этого является относительно большое количество монет Магненция и его брата Децентия, причем находят эти монеты в разных частях страны^{41}. Другое свидетельство – наличие в Испании миллиариев с именами Магненция и Децентия. Большинство их сосредоточено в северо-западной провинции Галлеции, но встречаются и в других местах^{42}. Сосредоточение основной массы миллиариев в Галлеции свидетельствует об особом внимании узурпатора к этой провинции. И это вполне понятно. Галлеция была основным золотоносным регионом Пиренейского полуострова и долгое время главным поставщиком золота для всей империи; после завоевания Дакии ее значение уменьшилось^{43}, но уход римлян из Дакии вернул Галлеции ее роль. Испания была нужна Магненцию и как поставщик золота, и как стратегический тыл. Отмечается, что монета Магненция была не только обильна, но и высококачественна^{44}. Другим мотивом внимания Магненция к Галлеции и соседней Лузитании могла быть опасность пиратских нападений на западные и северо-западные берега Пиренейского полуострова^{45}. Позже, как мы увидим, Констанцию Испанию было нужно завоевывать. Следовательно, Магненций добился своих целей на Пиренейском полуострове. Возможно, о наличии симпатий к Магненцию в Испании говорит и пассаж из Аммиана Марцеллина (XVI, 8, 9), рассказывающего, как императорский агент, перетолковав слова на пире, погубил знатное семейство этой страны. Этот пассаж, несомненно, свидетельствует о произволе таких чиновников^{46}, но основанием для столь злостного толкования обычного возгласа и его использования для произвола мог служить действительный страх Констанция перед сохранившимися сторонниками узурпатора в Испании.

Надо обратить внимание еще на два важных аспекта узурпации Магненция в связи с Испанией. Юлиан в одном месте (Or. 1,27—28) подчеркивает, что армия Магненция в огромной степени состояла из западных варваров, так что, по его мнению, войну против узурпатора даже нельзя было назвать гражданской, но именно внешней. Разумеется, это полемическое преувеличение, долженствующее унизить Магненция и восхвалить Констанция. Но полностью отбросить это заявление нельзя. В другом месте (Or. III [II], 6) среди народов, у которых Магненций, видимо готовясь к войне с Констанцием, набирал дополнительные контингента, Юлиан упоминает иберов. Это, конечно же, западные иберы, т. е. испанцы. Долю испанцев в его армии определить невозможно, но само их наличие несомненно.

Второй аспект связан с возможным язычеством Магненция. Его мать, может быть, считалась прорицательницей (Zos. II, 46, 1). Филосторгий (III, 26) говорит, что Магненций склонялся к почитанию демонов и надеялся на бессильного, т. е. языческого, бога. Филосторгий упрекает в этом не только самого Магненция, но и его сторонников (και τους αυν αυτωι). Одним из них был упомянутый Фабий Тициан^{47}, роль которого в признании Магненция на Западе трудно переоценить. Правда, вопрос о религиозной принадлежности самого Магненция спорен. Его монеты носят обычные христианские символы^{48}. Но это может быть связано с желанием узурпатора не рвать с уже укоренившимися имперскими традициями и попытками, как об этом будет сказано ниже, найти modus vivendi с Констанцием и Ветранионом. По словам Зосима (II, 42, 4), не только жители Августодуна, но и толпа с полей (των αγρων όχλος, сбежавшись в город, активно поддержали Магненция во время его путча. Известно, что христианство в сельской среде распространялось гораздо медленнее, чем в городах. И в западных провинциях перелом произошел только в середине и второй половине IV в. Но и в конце этого века, и в начале следующего вес язычества и в Италии, и в западных провинциях был еще довольно значительным, причем именно крестьянство и частично интеллигенция, а также часть знати были среди наиболее активных сторонников старых верований^{49}. Поэтому вполне возможно, что такая быстрая и энергичная поддержка Магненция была стимулирована или его язычеством, или, по крайней мере, слухами о нем. Но даже если сам Магненций собственно язычником и не был, то поддержку язычникам он явно оказывал и сам на такую же поддержку рассчитывал. Он отменил жесткие меры Константа, направленные против язычества, в частности вновь открыв храмы и разрешив ночные службы^{50}.

Это обстоятельство, как кажется, имеет отношение и к Испании. Ко времени легализации христианства Константином оно распространялось только в городах, а владельцы многих вилл еще и в IV в. оставались язычниками. Значительная часть Пиренейского полуострова пока очень мало была задета христианством, особенно сельское население. В Галлеции и значительной части Лузитании эта религия, как кажется, вообще стала распространяться в форме присциллианства^{51}, т. е. не ранее 60-х гг. IV в. Может быть, это тоже – одна из причин большего количества свидетельств признания Магненция именно в этих провинциях. Конечно, точной корреляции между сохранением язычества и поддержкой Магненция нет. Как мы увидим дальше, Магненция поддержала и приморская часть Тарраконской провинции, где христианство уже давно укоренилось. Однако надо учесть, что и здесь еще, вероятно, оставалось какое-то число язычников, в том числе и в верхах общества, и никаких данных о численном соотношении христиан и язычников в этом регионе нет. Так что вполне возможно, что поддержка, какую Магненций нашел в Испании, объясняется также и его принятием языческой средой.

Однако думается, что традиционная верность Испании Константиновской династии не исчезла полностью, и Магненций должен был с нею считаться. Ему надо было загладить убийство Константа. И именно в Испании, недалеко от Тарракона, была воздвигнута пышная гробница Константа, куда был перенесен прах императора, убитого невдалеке от Пиренеев, хотя еще и на галльской стороне^{52}. И выбор места для его гробницы едва ли был случайным. Недаром Константа похоронили не в Галлии, где он был убит, а в Испании, хотя и сравнительно недалеко от Пиренеев, возле ближайшей к этим горам провинциальной столицы. Возможно, что для сооружения гробницы были использованы дворцовые помещения, принадлежавшие ранее самому Констанцию^{53}. Может быть, именно в глазах испанцев Магненций хотел выглядеть, с одной стороны, освободителем от негодного и развратного императора, а с другой – законным преемником Константа, что, возможно, давало ему дополнительную опору и надежду на крепкий испанский тыл. Магненций использовал украшение этой гробницы для пропаганды своей политической идеи, которая, по его мысли (или мысли Марцеллина и других заговорщиков, стоявших за спиной Магненция), должна была укрепить его власть и придать ей полностью легитимный характер.

Среди мозаик этой гробницы выделяется, с одной стороны, охотничья сцена, которая должна была напомнить зрителю о страстном увлечении покойного императора, а с другой – четыре человеческие фигуры в роскошных императорских одеяниях, сидящие на тронах. Было выдвинуто предположение, что здесь изображены четыре императора и что это является иллюстрацией стремления Магненция создать новую тетрархию, изобразив себя, своего брата Децентия, к тому времени провозглашенного цезарем, Констанция и Ветраниона^{54}. Думается, что, учитывая ту политику, которую проводил Магненций в первый период своего правления, принять это предположение вполне можно. Но представлял ли Магненций новую тетрархию в составе именно тех фигур, о которых было сказано, надо попробовать выяснить из рассмотрения событий того времени.

Вскоре после захвата власти в префектуре Галлии Магненций был довольно быстро и без труда признан в Италии и Африке (Eutr. X, 10, 2). С тем чтобы предотвратить распространение его власти и на север Балканского полуострова, который входил во владения Константа, Констанция, сестра императора, добилась провозглашения 1 марта 350 г. императором старого военачальника Ветраниона, в то время командовавшего пехотными войсками на Дунае. То ли сразу после этого, то ли еще заранее она сообщила об этом акте Констанцию, и тот после некоторых колебаний прислал Ветраниону диадему, что фактически означало его признание, а позже даже отослал ему деньги и приказал тем своим войскам, которые находились вблизи событий, в случае необходимости оказать ему помощь (Jul. Or. I, 21; 24; Philost. III, 22)^{55}.

Сначала Магненций, вероятно, надеялся на подчинение всей империи. После подчинения ему Африки он захватил также Киренаику, находившуюся в сфере власти Констанция^{56}, что было недвусмысленным знаком стремления узурпатора к захвату всего государства. Однако поддержка армией Ветраниона заставила его задуматься. С другой стороны, фактическое признание Ветраниона Констанцием натолкнуло его и, вероятно, его советников на мысль о возможности договориться с Констанцием о разделе империи. Магненций направил к Констанцию посольство, которое, однако, двинулось кружным путем через Египет и Сирию, явно чтобы не попасться в руки Ветраниона (Athan. Apol. Const. 9). Результат этого посольства был нулевым. Тогда Магненций пошел на переговоры с Ветранионом, и они оба направили общее посольство к Констанцию, надеясь с ним договориться. Узурпаторы предлагали сохранить в империи status quo: Констанций признает их обоих своими соправителями, а они его – старшим августом; для обеспечения этого соглашения Магненций предлагал Констанцию руку своей дочери, а сам просил в жены Констанцию, которая только недавно была душой возвышения Ветраниона (Iul. Or. 1,24; FHG IV, 190; Zon. XIII, 7, p. II 15C).

Предложения Магненция и Ветраниона в значительной степени сводились к восстановлению диоклециановской тетрархии, но пока еще в виде сосуществования трех (а не четырех) императоров при формальном признании приоритета единственного на тот момент законного августа Констанция. Брачные связи, которые должны были укрепить эту систему, тоже напоминали сделанное Диоклецианом и его соправителями. Такое соглашение было очень выгодно Магненцию. Он, по-видимому, понял, что захватить территории к востоку от Адриатики он не сможет, и хотел обеспечить себе власть в западной части империи, в том числе в Италии и Риме, что имело большое психологическое значение. В этой части государства, не только в Испании, но и в других странах западной части империи, существовали (и Магненций не мог этого не знать) многочисленные сторонники Константина и его сыновей. Константа могли ненавидеть за его вызывающее поведение, но это не относилось ко всей династии. А к тому же, как это часто бывает, после смерти Константа его старые грехи стали забываться и память о нем могла становиться все более популярной. На это намекает Аврелий Виктор (Caes. XLI, 25), говоря, что из-за грубости и суровости Магненция люди стали сожалеть о правлении Константа. В таких условиях мирное соглашение с Констанцием укрепляло власть Магненция, а брачные связи вводили его в семью Константина и окончательно легализовали его власть.

Однако это хорошо понимал и Констанций. Соглашение с Магненцием для него едва ли было возможным. Если Ветранион был старым служакой и за ним, что в этих условиях было особенно важно, стояла его сестра^{57}, так что территория, ему подвластная справедливо рассматривалась как некий буфер, то Магненций был далек от него, а главное – он был убийцей его брата. Все, что известно о раздорах, даже смертельных, в семье Констанция Хлора и Константина, как и о характере самого Констанция, не позволяет подозревать его в очень уж горячих братских чувствах. Но при создавшейся ситуации согласиться с убийцей и даже соединиться с ним в одной семье означало «потерять лицо» перед собственными подданными и солдатами, на что пойти Констанций, конечно, не мог. К тому же гибель брата давала ему возможность объединить под своей властью всю империю, и пренебречь такой возможностью он не желал. Поэтому никакого соглашения с Констанцием Магненций реально достичь не мог[10]10
  Правда, Констанций направил к Магненцию бывшего консула Филиппа с предложением мира и предоставления тому возможности управлять землями за Альпами, т. е. префектурой Галлией (Zos. II, 46, 2-3). Но это посольство явно имело целью лишь выигрыш времени для лучшей подготовки к войне и, может быть, разведку сил противника (The Prosopography… P. 696).


[Закрыть]. Однако такое соглашение могло остаться как пропагандистский лозунг, который использовался узурпатором для укрепления своей власти на уже захваченных территориях. Может быть, в этом свете и надо рассматривать украшение гробницы Константа. Но в таком случае встает вопрос о четвертой фигуре.

Если Магненций заказал соответствующее украшение гробницы входе своих переговоров с Ветранионом и Констанцием, то, значит, Децентий уже был цезарем. В то же время считается, что возведение Децентия в этот сан произошло сравнительно поздно: или в самом конце 350 или в начале 351 г.^{58}. Доводом в пользу такого мнения является то, что консулами 351 г. в Риме являлись Магненций и Гаизон^{59}.[11]11
  Эти консулы не были признаны на Востоке, где год обозначался по именам предыдущих консулов, но это не меняет сути объявления консулами на Западе Магненция и Гаизона.


[Закрыть] Существовало негласное, но постоянно выполняемое правило, что консулами следующего за восхождением на трон года является император, а если два императора, то оба и становятся консулами. Следовательно, ко времени назначения консулов на 351 г. Децентий цезарем не был. С другой стороны, известна надпись, в которой консулами названы именно Магненций и Децентий. Отсюда и делается вывод, что назначение консулов произошло в самом конце предшествующего года, так что не все римляне знали об этом, и некоторые полагали, что в действительности консулами являются оба императора. Это рассуждение не кажется совершенно корректным. Сан консула в это время не имел никакого реального значения, но был высоким знаком почета. И назначая вместе с собой консулом Гаизона, Магненций явно награждал его за убийство Константа. Думается, что после начала активных переговоров с Констанцием и сооружения гробницы Константа такой вызывающий жест едва ли был возможен. В то же время отмена назначения являлась бы вызовом своим старым сторонникам. Поэтому вполне возможно, что назначение Гаизона консулом на следующий год вместе с собой произошло тогда, когда Магненций вскоре после прихода к власти начал вообще производить изменения в администрации своей части империи, когда Марцеллнн стал начальником канцелярии, Тициан – префектом Рима, а это все имело место зимой или весной 350 г.[12]12
  Тициан был назначен префектом Рима 27 февраля 350 г. (Pigagnol A. L'empire Chretien. Paris, 1947. P. 85), т. е. менее чем через полтора месяца после провозглашения самого Магненция императором.


[Закрыть], т. е. еще до начала переговоров с Констанцием. Так что временной промежуток для назначения Децен-тия цезарем остается довольно большим. Он мог захватить большую часть года. Но обратимся к нарративной традиции.

Более или менее уладив дела на Востоке, Констанций двинулся в Европу. Ветранион некоторое время колебался и даже заключил союз с Магненцием, но вскоре решил все же предпочесть более знакомого Констанция. Тот уже не нуждался в Ветранионе и сумел сделать так, что солдаты последнего перешли на его сторону. Ветранион сам отрекся от трона и спокойно отправился в свое имение, где еще прожил несколько лет. Это произошло в декабре 350 г. И теперь Констанций получил возможность непосредственно столкнуться с Магненцием.

Магненций принял активные меры для подготовки к войне, но одновременно развернул, по-видимому, и пропагандистскую кампанию, чтобы обеспечить симпатии если не врагов, то собственных подданных. Лозунг тетрархии в таких условиях оказывался еще более актуальным, чем ранее. Назначение цезарями Децентия и Галла, казалось, зеркально повторяло диоклециановскую тетрархию: два августа – Магненций и Констанций и два цезаря – Децентий и Галл. Может быть, Магненций даже сохранил свое предложение признать Констанция старшим августом, как тетрархи признавали Диоклециана. Другое дело, что он не мог не сознавать, что в сложившихся обстоятельствах реально тетрархию установить невозможно. Но для пропаганды это намерение вполне подходило. Если это так, то в гробнице Константа изображены Магненций, Констанций, Децентий и Галл.

Испания сыграла определенную роль и на последнем этапе войны между Магненцием и Констанцием. Уже выбив врага из Италии, Констанций захватил и ее, и Сицилию, и Африку. А затем он направил на кораблях армию, которая высадилась в Испании. Точное место высадки неизвестно. Юлиан (Oros. I, 33) говорит лишь о высадке в районе Пиренеев. Вероятнее всего, речь идет не обо всем Пиренейском полуострове, а именно о районе, действительно непосредственно примыкающем с юга к Пиренеям. Целью этой экспедиции было предотвращение возможного бегства Магненция в Мавретанию через Испанию (Zos. II, 53, 3). Зосим отмечает, что Констанций сумел милосердием привлечь к себе тамошних римских союзников, т. е. провинциалов, что и сыграло решающую роль в успехе предприятия. Однако реальность, как кажется, была не столь благостной. Археология показывает разрушение в это время форума Тарракона и некоторых вилл на северо-восточном побережье Испании, и эти разрушения связываются с войной Констанция против Магненция^{60}. Констанций явно объявил амнистию своим противникам (Zos. II, 53, 3), но не все, по-видимому, воспользовались ею. Регулярные войска, находившиеся в Испании, были немногочисленны и располагались преимущественно на северо-западе и в центре полуострова, но некоторые испанские города, как и раньше, обладали собственной милицией, как об этом свидетельствует много более позднее письмо Гонория милиции города Пампелуны^{61}. И какая-то часть этой милиции оказала сопротивление армии Констанция. Видимо, сторонники Магненция в Испании еще обладали значительной силой, позволившей им активно сопротивляться. Зосим связывает эти события с последними эпизодами авантюры Магненция: когда тот узнал о нападении германцев, об отпадении Галлии, о невозможности бежать в Мавретанию через Испанию и об амнистии, объявленной Констанцием, он покончил с собой. Возможно, что высадка в Испании была совершена раньше, еще в конце 352 г. Но окончательная победа была одержана Констанцием только уже в следующем году. Если это так, то сторонники его противника были еще столь сильны, что могли оказывать сопротивление в течение нескольких месяцев. Но не менее возможно, что все это происходило гораздо более скоротечно уже в 353 г. Как бы то ни было, Констанций сумел лишить Магненция испанского тыла и возможности использовать Испанию для продолжения войны, и часть его войск оказалась, со своей стороны, в тылу Магненция. Это, если верить Зосиму (а оснований не верить у нас нет), стало одной из решающих причин самоубийства Магненция. В Испании, как и на всем Западе, была восстановлена власть Константиновской династии. С ней вернулась и некоторая политическая стабильность.