Текст книги "Испания от античности к Средневековью"

Автор книги: Юлий Циркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

Глава V.
ТУЛУЗСКОЕ КОРОЛЕВСТВО

ПОСЕЛЕНИЕ ВЕСТГОТОВ В АКВИТАНИИ

Поселение вестготов в Аквитании отвечало в тот момент интересам и германцев, и римлян. Правительство Западной Римской империи явно не было заинтересовано в оседании вестготов ни в Африке, куда те упорно, но неудачно стремились, ни в Испании. Африка, бывшая в то время главной продовольственной базой Италии, была слишком важна для римских властей. Да и все еще богатую Испанию римляне терять не хотели. Они с удовольствием использовали вестготов в борьбе с вандалами и аланами, но когда вестготы добились значительных успехов, предпочли их вывести из страны. Подобным образом много лет спустя тогдашний фактический правитель империи и ее крупнейший полководец Аэций активно использует помощь вестготов в сражении против гуннов, но после победы убедит короля немедленно уйти с поля боя и не преследовать разбитого противника, дабы не дать вестготам чрезмерно усилиться. Выделяя в 418 г. вестготам земли в Галлии, Констанций сделал все, чтобы отрезать их от Испании. Готы селились вдоль океанского побережья и вплоть до реки Гарумны (Гаронны) и несколько восточнее ее, но от Пиренеев были отделены римскими владениями. Те же владения отделяли вестготов и от Средиземного моря. Это море было политической, экономической и культурной осью Римской империи, и ни Констанций, ни император Гонорий не хотели допускать на его побережье варваров. Кроме того, поселяя вестготов в Аквитании, римляне оттесняли их достаточно далеко от Италии. Не имея возможности ни уничтожить вестготов, ни вытеснить их за пределы империи, римское правительство в лице Констанция выбрало меньшее зло, поселив их в одном из самых удаленных мест империи, хотя и довольно богатом, чтобы привлечь германцев^{406}. Но, как полагают некоторые исследователи, дело не только в этом.

В это время вся Северо-Западная Галлия фактически отделилась от империи, ибо в ней одержали победу багауды, с которыми римские власти и войска так и не смогли справиться. Главной базой багаудов тогда являлась Арморика (Бретань), которая фактически освободилась от власти Рима (Zos. VI, 5; Querol. II, 2, 16), но восстание, то утихая, то вспыхивая вновь, угрожало римской власти и римским латифундистам во всей Галлии и особенно богатой долине Гарумны. И хотя в 416—417 гг. Констанций одержал ряд побед над армориканскими багаудами, это не привело к полному восстановлению римской власти и римских порядков в Арморике, так что угроза сохранялась. Не имея собственных сил защитить свои интересы на юго-западе Галлии, римляне были вынуждены обратиться к варварам. Наконец, надо отметить, что западное побережье Галлии часто опустошалось набегами германских пиратов, и вестготы, как кажется, должны были защитить южную часть этого побережья от пиратских набегов^{407}. До недавнего времени Галлия часто становилась ареной выдвижения различных узурпаторов, а такие выступления страшили правительство больше, чем рейды варваров, и возможная помощь вестготов в их подавлении тоже, видимо, присутствовала в расчетах Констанция^{408}. Сточки зрения равеннского правительства, договор с вестготами и их поселение на краю римского мира рядом с океаном явилось блестящей победой римской дипломатии. Валлия, кажется, даже не получил титул magister militum^{409}, что делало его власть над Аквитанией юридически недостаточно обоснованной.

Но все же это отвечало и интересам вестготов. Было ясно, что в тот момент поселиться в Испании они могли только в ходе очень упорной борьбы как с римлянами, так и с другими варварами. И Валлия, несмотря на неприятие римлян, понимал, что эта борьба будет очень трудной, тем более что опыт борьбы Атаульфа с Констанцием был неудачным (Hydat. 60). Попытка же переправиться в Африку также оказалась неудачной. Предложение (или точнее приказ) Констанция пришлось как раз кстати. Начиная с 375 г., когда вестготы были вынуждены под давлением гуннов покинуть свои старые места проживания в Северном Причерноморье, они все время искали благоприятные места для поселения. Вестготы в принципе были земледельческим народом^{410}, хотя, по-видимому, собственных ресурсов у них было недостаточно, так что в свое время римская блокада поставила их на грань голода. Постоянные войны и передвижения, не дававшие в принципе овладеть сельскохозяйственными ресурсами тех или иных территорий, еще больше обострили для вестготов продовольственную проблему. Одновременная борьба и с римлянами, и с вандалами увеличила угрозу голода. Поселение же в Аквитании решало эту проблему. Аквитания была одной из наиболее богатых областей Галлии, особенно долина Гарумны, которую и надо было защитить и от багаудов, и от пиратов, и от возможных узурпаторов любой ценой. Аммиан Марцеллин (XIV, 10,2; XVII, 8,1) отмечал огромное значение подвоза продовольствия из этой области для римской армии, действующей на Рейне. В следующем веке, уже после поселения там вестготов, Сальвиан (de gub. Dei VII, 8) называл Аквитанию подобием рая из-за ее виноградников, лугов и богатых урожаев. Поэтому вестготам она могла представляться в тот момент идеальным местом для оседания.

Поселение вестготов на юго-западе Галлии имело большое значение в вестготской истории. Тридцать лет они блуждали по территории империи, пройдя от Дуная до Гарумны. Теперь они превращались из «блуждающей армии», сопровождаемой женщинами, детьми и стариками, в оседлый народ, снова обладающий собственной территорией^{411}. Важно отметить также, что занятие ими Аквитании было закреплено особым договором, так что речь шла не о завоевании этой территории, а о законном поселении^{412}, что делало власть вестготов по отношению к местному населению юридически более обоснованной^{413}, хотя отсутствие у их короля титула magister milium, как говорилось выше, создавало некоторые трудности. В правовом отношении этот договор, вероятно, повторял тот, что был заключен между Феодосием и вестготами еще в 382 г., когда готы поселились на Балканском полуострове^{414}.

Но за эти тридцать лет вестготских скитаний в их жизни произошли довольно значительные изменения. В некоторой степени изменился даже этнический состав вестготского народа. К ним присоединилась масса людей, включая сельчан и горнорабочих из Фракии, германских воинов Стилихона и германских же рабов, переданных Алариху жителями Рима^{415}. Однако очень скоро все эти люди стали ощущать себя неотъемлемой частью вестготов, и, следовательно, этническая идентичность вестготов сохранилась полностью^{416}.

Гораздо важнее оказались те социально-политические изменения, которые произошли за это время. Почти все эти годы вестготы фактически находились в состоянии войны, так что не только воинам, но и всему племени постоянно угрожала опасность. Это еще больше заставляло вестготов сплотиться вокруг своего предводителя, что не могло не увеличить его власть и роль в обществе. Накануне переселения на территорию империи вестготы, как мы видели, раскололись на несколько групп, причем их глава Атанарих, которого позже вестготы считали своим первым государем, оказался в меньшинстве. А на территорию империи тот же Атанарих был вынужден тоже перейти, будучи изгнанным своими же приближенными. Да и Фритигерн, возглавлявший вестготскую армию в битве при Адрианополе, накануне этой битвы жаловался императору Валенту, что не может справиться со своим народом (Атт. XXXI, 12,9). На этом начальном этапе своего переселения вестготы были разделены на ряд группировок со своими вождями. Большая часть их объединилась под властью Алариха. Свидетельством резко усилившейся власти Алариха были его пышные похороны, когда в могилу на дне реки было опущено не только тело покойного предводителя, но и его сокровища. Атанарих, как уже говорилось, сам решительно отказывался от королевского титула, считая себя только «судьей». По отношению к Алариху греческие и римские писатели использовали различные термины, обозначающие его власть, причем королем его называли западные авторы, не очень-то хорошо знавшие истинное положение вещей. Латинские писатели вестготских предводителей, начиная с Атаульфа, называют только королями[64]64
  Олимпиодор по-прежнему называет и Атаульфа, и Валлию, и его преемника Теодориха филархами. Вероятно, это – отражение восточноримской точки зрения. Грекоязычные писатели того времени слово βασιλεύς относили прежде всего к римскому императору, и с их точки зрения «басилевсом», т. е. царем, королем, варварский вождь быть не мог. Поэтому Олимпиодор и после утверждения вестготской монархии называл этих королей лишь «правителями племени».


[Закрыть]. Вероятно, как уже говорилось, в 413– 414 гг., оформилась вестготская монархия. И свадьба Атаульфа с Галлой Плацидией в новогодний день 415 г. стала ясным знаком нового положения готского предводителя. Недаром тот же Атаульф сравнивал себя с Августом, явно считая себя таким же основателем новой империи, каким был в свое время Август. И позже при всех сменах королей о расколе вестготов на отдельные не связанные (или мало связанные) друг с другом этнические группы речи уже нет. Раздоры, иногда кровавые, проходили уже внутри вестготского народа или, что гораздо чаще, его аристократической верхушки.

С другой стороны, состояние почти постоянных передвижений всего народа не давало возможности ограничить военную силу вестготов только королевской дружиной или дружинами аристократов. В военных действиях явно должны были принимать участие все боеспособные вестготы. Это позволяло основной массе вестготского населения продолжать в той или иной степени участвовать и в политической жизни общества. Так, еще в середине Vb. на собрании вестготы приняли решение о мире с империей (Sid. Ар. Сагт. VII, 486—488). Однако эта роль все более сокращалась. По свидетельству Сидония Аполлинария (Сагт. VII,452—453), король уже советовался преимущественно л ишь со знатью: consilium seniorum. О том же сообщает Клавдиан (De bello Goth. 480-482), говоря о приказе короля посоветоваться с «отцами», составлявшими курию (Getarum curia).

ВЕСТГОТЫ И ИМПЕРИЯ

Вскоре после поселения в Аквитании Валлия умер. Ему наследовал Теодорих (может быть, правильнее – Теодорид). Каким образом он пришел к власти, точно неизвестно. Иордан (Get. 176) просто говорит, что Теодорих (Теодорид) наследовал Валлии в королевской власти (suc-cessit in regno). Его сын, если верить Сидонию Аполлинарию (Сагт. VII, 505), называл Алариха, взявшего Рим, своим дедом (nosteravus). Иногда думают, что эти слова, вложенные поэтом в уста Теодориха II, являются поэтической вольностью. Но трудно себе представить, чтобы поэт, живший под властью вестготских королей, искажал смысл высказываний этих государей. Известно, что в 402 г. жена и дети Алариха попали в плен к римлянам. Были ли у него еще дети, мы не знаем. Возможно, что Теодорих I был зятем Алариха, но не исключено, что и сыном, хотя когда он родился, неизвестно. Сам Аларих мог родиться, как считают некоторые ученые, около 360 г. Поэтому само по себе существование его взрослого сына в 418 г. не было бы странным. Когда в 451 г. Теодорих погиб на Каталаунских полях, то, по словам Иордана (Get. 209), он был уже весьма старым (maturae senectutis). Но даже если новый король был не сыном, а зятем Алариха, важно то, что он (в этом случае через свою жену) принадлежал к роду Балтов. Сигерих явно Балтом не был. О роде Валлии ничего не известно. Судя по тому, что Теодорих совершенно спокойно наследовал ему, асам Валлия умер своей смертью (Iord. Get. 173—176; Isid. Hist. 23), можно предположить, что они были какими-то родственниками. Думается, что не будет очень смелым и предположение, что Валлия тоже был Балтом[65]65
  Хотя Р. Венскус в приводимую им генеалогию Балтов Валлию не включает: Wenskus R. Balten//RLGA. Bd. U.S. 13.


[Закрыть]. Если это так, то после очень кратковременного перерыва во время правления Сигериха королевское достоинство вновь возвращается к роду Балтов.

Выполняя условия договора с империей, вестготы в 422 г. помогли римскому полководцу Кастину в войне с вандалами в Испании, но по каким-то причинам изменили ему (Hydat. 11). А уже в 425 г. вестготы попытались захватить Арелат, который, несмотря на общий упадок городской жизни, оставался очень важным торговым центром, связывающим Галлию не только с Испанией, но и с Африкой и даже Востоком. И только приближение основного римского войска во главе с Аэцием заставило Теодориха отойти от города (Prosp. Tir. a. 425; Chron Gal., p. 658). Таким образом, вестготы снова оказались в состоянии открытой войны с империей. И эта война завершилась в 428 г. заключением мира под давлением Аэция (Sid. Ар. Сагт. VII, 215 ел.). И позже вестготы выступали против римлян. Означает ли это, что договор, согласно которому вестготы были признаны федератами, более уже не существовал? Вполне возможно. Можно вспомнить, что в 408 г. после гибели Стилихона Аларих возобновил войну с римлянами. Исидор Севильский (Hist. 23) говорит, что Теодорих, наследуя Валлии, был недоволен миром с римлянами и отверг заключенный договор. Поскольку известно, что договор и позже был действен, можно считать, что Констанций заключил новый договор с вестготами, на этот раз с Теодорихом. Возможно, что для германцев договор оставался в силе до смерти одного из партнеров. В таком случае смерть Гонория (а Констанций явно заключал договор от имени императора), как полагал вестготский король, освобождала его от обязательств по отношению к империи.

В это время в Западной Римской империи царила политическая анархия. Ставший после смерти Гонория императором Иоанн, которого активно поддержал недавно разгромленный вандалами Кастин, не был признан восточным императором Феодосием II и вскоре был свергнут восточноримскими войсками, посадившими на западный трон малолетнего сына Галлы Плацидии Валентиниана III, регентство при котором было вручено его матери. Теодорих вполне мог воспользоваться этими внутренними раздорами, чтобы увеличить вестготские владения, а главное – добиться выхода к Средиземному морю и его экономическим возможностям. В таком случае предлогом могло быть непризнание либо Иоанна, либо, скорее, Валентиниана законным императором. Но слова Сидония Аполлинария (Carm. VII, 215 ел.) о заключении Теодорихом и Аэцием мира, вероятно, говорят все же о равноправии сторон. Поэтому вполне возможно, что федератных отношений уже не существовало. Если это так, то Вестготское королевство к этому времени приобретает полную политическую самостоятельность. И датой обретения им абсолютного суверенитета надо считать 423 или 425 г.

В 439 г. римляне в союзе с гуннами сами напали на вестготов (Iord. Get. 176). Возможно, это было ответом на недавнее нападение готов на некоторые римские города, соседние с их владениями (Prosp. Tir. an. 436). Иордан, рассказывая о римском нападении, говорит о нарушении мира (расе rupta), а описывая последующие события и восстановление мира (расе), отмечает восстановление прежнего соглашения (in pristina Concordia redierunt) и договора (foedus). Возникает естественный вопрос, о каком договоре идет речь – о договоре Констанция или Аэция. Само по себе слово foedus не обязательно подразумевает наличие именно федератов. Это слово часто употреблялось еще и в республиканские времена для обозначения практически любого договора как с равноправными союзниками, так и с фактически подчиненными общинами и племенами, скрывая подлинное подчинение последних Риму^{417}. Приблизительно десятью годами раньше вестготы участвовали в войне в Африке, и биограф Августина (Posid. Vita Aug. 28), рассказывающий об этих событиях, говорит о готах как о войске федератов (cum Gothorum foederatorum exercitu). Это было уже после заключения мира между Теодорихом и Аэцием. Высказывается мнение, что автор в данном случае использовал слово foederati в другом смысле, чем раньше. Действительно, в Африке вполне могли не знать о реальном положении дел в Галлии. Поэтому на основании только этого упоминания делать выводы о юридическом положении Вестготского королевства в Западной Римской империи на рубеже 20-30-х гг. V в. едва ли возможно.

Обратимся к более поздним событиям. Когда в 451 г. гунны, предводительствуемые Аттилой, вторглись в Галлию и над Западной Римской империей нависла серьезнейшая опасность, Аэций был вынужден собрать против них все свои силы. Значительную часть римской армии составляли различные варварские войска, подчинявшиеся Аэцию и набранные им (Iord. Get. 191 – 192). Совершенно другим было положение вестготов. Еще до битвы, если верить Иордану, император Валентиниан направил вестготскому королю письмо, в котором убеждал (а не приказывал, как можно было бы ожидать) вестготов помочь римлянам. Он писал, что вестготы являются «членами государства» (rei publicae… membrum), но в то же время указывал, что само это членство определяется союзом, используя, однако, при этом термин не foedus, a societas. Это слово собственно означает «товарищество», «объединение ради общей пользы» и в принципе подразумевает равноправие сторон. Это равноправие наглядно проявилось в битве на Каталаунских полях, где вестготы во главе с Теодорихом занимали правое крыло, а римляне (фактически сборное варварское войско) под командованием Аэция – левое. Из описания Иордана (Get. 197) создается впечатление, что римская армия состояла из трех равноправных «корпусов»: собственно римского, вестготского и аланского, который в страхе перед его возможной изменой был помещен в центре между войсками Аэция и Теодориха. В «Хронике» Проспера Тирона о врагах Аттилы в этой битве говорится как о «наших», т. е. римлянах, и готах (et nostris et Gothis). А после сражения Аэций стал убеждать нового готского короля Торисмунда вернуться на свои места (ad sedes proprias). И это был, по словам Иордана (Get. 216), «совет» (consilium), а не приказ. Одним словом, в 451 г. готы предстают уже никак не связанные с Римской империей какими-либо обязательствами, в том числе военной службой, так что их в это время уже явно нельзя считать федератами. Наконец, известно, и об этом будет подробнее говориться дальше, что во времена Теодориха I появились первые вестготские законы, и это тоже является доказательством полной самостоятельности Вестготского королевства.

В битве на Каталаунских полях пал вестготский король Теодорих. Когда готы узнали об этом, они торжественно похоронили его и, гремя оружием, передали королевскую власть (regiam deferunt maiestatem) его старшему сыну Торисмунду (Iord. Get. 215). Еще Цезарь (Bel. Gal. VII, 21) писал, что галлы стуком оружия выражают свое согласие с оратором. Тот же обычай зафиксирован Тацитом (Germ. 11) и для германцев. Причем все это происходило обычно на народном собрании или другом подобном сборище вооруженных мужчин. Поэтому надо думать, что и в данном случае были собраны воины для решения вопроса о власти. Однако дело обстояло не так просто. Аэций, убеждая Торисмунда вернуться в свое королевство, говорит, что тот должен вернуться, чтобы овладеть королевской властью, которую ему оставил отец (regnum, quod pater reliquerat, arriperet), дабы его братья, оставленные отцом дома, не захватили отцовские сокровища, не проникли в королевство (или, лучше, в королевскую власть) вестготов (ne… Vesegotharum regno perva-derent) и в результате не пришлось бы Торисмунду воевать со своими (cum suis… pugnaret). И Торисмунд совершенно серьезно воспринял этот совет и эти предостережения Аэция (Iord. Get. 216). Следовательно, слова римского полководца были основаны на знании реального положения в Вестготском королевстве. Далее Иордан (Get. 218) рассказывает, что Торисмунд, облеченный королевским величием (regia maiestate subvectus), вступил в Толозу (Тулузу), и его при этом приветствовала толпа братьев и могучих, т. е. явно знатных (fratrum et fortium turbagauderet), и ни у кого не возникло мысли начать борьбу за наследование (de regni sucessione certamen).

Из этого пассажа видно, что король уже может оставить свою власть сыну, но юридически это должно быть оформлено волеизъявлением вооруженного народа. Такое волеизъявление считалось достаточным для утверждения в королевском достоинстве (maiestas regia), так что Торисмунд вступал в свою столицу уже законным королем. Но эта юридическая видимость могла и не соответствовать фактической реальности. При этом главным казалось овладение королевскими сокровищами (opibus). Вероятно, овладение имуществом давало возможность каким-то образом противостоять избранному королю (то ли набрать на эти деньги свою дружину, которая приведет его к власти, то ли получив возможность подкупить тот же народ и добиться изменения его решения). Но такую возможность могли использовать только братья нового короля. Следовательно, королевская власть уже закрепилась за определенной семьей. Видимо, в этой семье наследование во многом определялось старшинством, поскольку Проспер Тирон (Chron. 1371) говорит, что Торисмунд наследовал своему отцу, будучи старшим (maximus natu) из братьев. Отправляясь на войну с гуннами, Теодорих увел с собой бесчисленное количество готских воинов (innumerabilis multitudo). Конечно же, это была не дружина, а все вестготское войско. Но кто же тогда те fortes, которые вместе с братьями приветствовали в Толозе Торисмунда? В том же рассказе о решении Теодориха отправиться на войну с гуннами Иордан говорит, что это решение вождя приветствовали комиты (adclamant comites) и за ними следовал народ (sequitur vulgus). Из этого видно, что в вестготском обществе уже выделяются три инстанции: вождь, т. е. король, ибо различия между ними уже не существовало, и из текста видно, что dux'oM был сам Теодорих, комиты, или графы, и простой народ. То, что Иордан употребляет термин vulgus, а не populus или хотя бы plebs, говорит о явном противопоставлении этой группы населения comites. При этом comites криком одобряют (adclamant) принятое решение, как некогда это делало все народное собрание, a vulgus только следует за этим решением. Видимо, fortes и comites – одни и те же люди. Вероятно, отправляясь на войну, и при том такую опасную, как война с непобедимым до того времени Аттилой, Теодорих оставлял в столице для управления государством не только своих сыновей, но и часть комитов.

Вновь обратимся к более поздним событиям. Торисмунд занял довольно жесткую антиримскую позицию. Недаром Сидоний Аполлинарий (Ер. VII, 12, 3) называл его самым безумным (или необузданным) королем Готии (regem Gothiae ferocissimum). Полагают, что именно это обстоятельство вызвало противодействие его братьев, занимавших иную позицию по отношению и к империи, и к римскому населению своего королевства. Но не исключено и простое соперничество между братьями. Видимо, Аэций знал, о чем говорил, когда убеждал Торисмунда немедленно вернуться в Толозу, да и сам Торисмунд не питал иллюзий по поводу своих братьев. Характерно в этом отношении замечание Иордана (Get. 218), что начало правления Торисмунда было настолько умеренным (moderatus est), что никто и мысли не имел начать борьбу за наследование. Борьбу за наследование (de regni sucessione certamen) могли вести явно только его братья. Об изменении политики Торисмунда Иордан дальше не говорит, но такое изменение ясно вытекает из только что приведенных слов историка. Но связано ли это изменение с отношениями к Риму и римлянам, не ясно. Отказ от «умеренности» мог подразумевать и отношения с теми же братьями. Во всяком случае уже в 453 г., всего через два года после воцарения Торисмунда, братья выступили против него, обосновывая свое выступление преступными распоряжениями (noxiis dispositionibus) короля (Prosp. Tir. Chron. 1371). По рассказу Иордана (Get. 228), Торисмунд был убит заговорщиками во время болезни при содействии его клиента Аскалька. После смерти Торисмунда ему наследовал (Vesegotharum in regno succedens) его брат Теодорих (или Теодорид) II. Ни Иордан, ни Проспер Тирон, ни автор «Галльской хроники», упоминая об этих событиях, не говорят об оформлении перехода власти от Торисмунда к Теодориху. Только Сидоний Аполлинарий отмечает, что Теодорих был на этом месте утвержден (confirmatur). Как понимать это выражение современника и сторонника нового короля? Может быть, как и в случае с его братом, речь идет о формальном подтверждении королевского достоинства Теодориха II народным собранием или советом знати.

Если Торисмунд вел антиримскую политику, то Теодорих II явно ее изменил. Сидоний Аполлинарий (Сагт. XXIII, 69—71) называет этого короля «украшением готов, опорой римлян, спасением народа (gentis)». Галльские аристократы признали его своим главой и сгруппировались вокруг него^{418}. Возможно, что Теодорих II восстановил федератные отношения с Империей, и доказательством этому может быть посылка им вестготской армии во главе со своим братом Фредерихом в Испанию против багаудов по римскому поручению (Hydat. 158). Идаций употребляет при этом выражение ex auctoritate Romana. Само это выражение бесспорно говорит о выполнении вестготами, если можно так выразиться, римского задания. Хотя не исключено, что это могло быть не столько поручением правительства, сколько вызовом испано-римских магнатов. Когда в 455 г. после вандальского разгрома Рима был убит император Петроний Максим, Теодорих сделал ставку на галло-римского магната Авита, которого он сам хорошо знал. В свое время Авит много сделал для сближения готов и римлян и много времени провел при дворе Теодориха I, будучи даже одно время учителем будущего вестготского короля. Именно Авит смог убедить Теодориха I оказать помощь римлянам в войне с гуннами. Выдвигая Авита, Теодорих II, если верить Сидонию Аполлинарию (VII, 511—512), заявил, что он, Теодорих, будет другом Рима, если Авит будет вождем, и воином, если тот будет государем. Если следовать логике этого заявления, то до воцарения Авита вестготский король себя воином и, следовательно, федератом империи не признавал. При активной поддержке вестготов Авит стал императором. Провозглашенный императором в Галлии, он двинулся в Италию и захватил Рим, но не был признан восточным императором Маврикием и враждебно встречен италийской знатью, соперничавшей с галльской. Этим воспользовался варварский командир Рицимер, возвеличенный самим же Авитом за его победы над вандалами. Он уже в 456 г. сверг Авита и провозгласил императором Майориана^{419}. С этого времени вплоть до своей смерти Рицимер стал фактическим распорядителем трона Западной Римской империи.

Если Теодорих II снова, как до этого Валлия, признал себя и свой народ федератами империи при Авите или еще раньше, то со свержением своего ставленника он явно эти отношения разорвал. Он продолжал воевать в Испании против свевов, но делал это уже не по римскому поручению, а ради утверждения своей власти. Так же воевал он и в Галлии, стремясь расширить свои владения. По словам Иордана (Get. 234—235), Теодорих II умер своей смертью, но ему с жадной поспешностью (ргае-cupida festinatione) наследовал его брат Эйрих, что и вызвало прискорбное подозрение (scaeva suspicio). О том, что это подозрение было все же не напрасным, ясно говорит Исидор (Hist. Got. 34), утверждая, что Эйрих пришел к власти в результате такого же преступления, что и его брат (pari scelere, quo frater, succedit in regnum), т. е. братоубийства. Указание Иордана на жадную поспешность можно понимать как отказ от прежних формальностей при взятии власти. Правление Эйриха можно считать завершением процесса формирования вестготской монархии.

Продолжая политику своих предшественников, Эйрих много воевал, расширяя подвластную ему территорию в различных направлениях. В конце концов под его властью оказалась вся Южная Галлия к югу от Лигера(Луары), кроме территории Бургундского королевства, и большая часть Испании, где лишь на северо-западе еще оставалось королевство свевов, да и самая южная часть страны, как кажется, еще тоже практически оставалась вне сферы вестготского владычества. В 475 г. предпоследний император Западной Римской империи Юлий Непот признал суверенитет Эйриха над всеми этими землями. Теперь уже не только фактически, но и юридически вестготский король становится монархом (dominus) живших в Галлии и Испании римлян^{420}. Позже Эйрих добился от правителя Италии Одоакра уступки земель между Роданом (Роной) и Альпами. Вестготское королевство стало самым сильным и значительным варварским государством этого времени. Эйрих умер собственной смертью в 485 г., и ему без всяких осложнений наследовал его сын Аларих II (Iord. Get. 244-245).