Текст книги "Испания от античности к Средневековью"

Автор книги: Юлий Циркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

КОНЕЦ РОДА БАЛТОВ

Теодорих умер в 526 г. Умирая, он официально сделал своим наследником малолетнего внука Атанариха, сына умершего Евтариха, а регентство вручил его матери Амаласунте. Но это касалось только Италии и присоединенных к ней территорий. В Испании же официально уже был король. Это был другой внук Теодориха Амаларих. Исидор Севильский (Hist. 39) писал, что Теодорих еще при своей жизни сделал Амалариха полновластным королем. Однако гораздо вероятнее, что полностью самостоятельно Амаларих стал править только уже после смерти своего деда. Амаларих и Атанарих (от имени последнего выступала Амаласунта) договорились о возвращении вестготской казны из Равенны и о прекращении уплаты испанскими подданными вестготов подати в Равенну, а взамен этого остготскими были официально признаны земли Юго-Восточной Галлии от Родана (Роны) до Альп (Procop. Bel. Goth. I, 13, 4—6). В свое время в Испании оказалось довольно большое количество остготов, видимо, в качестве воинов и чиновников, многие из которых женились на вестготках. После же смерти Теодориха часть остготов, находившихся в Испании, вернулась в Италию, но часть осталась (Procop. I, 13, 7—8). Среди последних был Тевдис. Женатый на испано-римлянке, приобретший в результате этого брака огромные богатства и собственную армию, он, хотя и перестал опекать молодого короля, предпочел остаться. Впрочем, он мог надеяться и на сохранение своего влияния на Амалариха.

Став самостоятельным королем, Амаларих пытался продолжать политику деда как внутри страны, так и в отношениях с франками. Как и Теодорих, юный Амаларих пытался установить хорошие отношения с местным населением. С его разрешения в 527 г. в Толедо был созван католический собор, и его участники благодарили за это «господина и славного короля Амалариха»^{505}. Другим проявлением этой политики явилось назначение в 529 г. некоего Стефана префектом Испании (Chron. Caes. a. 529). Во время существования Римской империи префект претория официально являлся высшим чиновником, и недаром Зосим (II, 32, 2) говорит, что эта должность считалась второй после скипетра. Он осуществлял общее руководство чуть ли не всеми сторонами гражданской жизни, в том числе судопроизводством и собором налогов^{506}. В Италии префект прежде всего следил за соблюдением имперских законов, т. е. законов, регулировавших жизнь итало-римского населения^{507}, и в какой-то степени являлся главой этого населения, представляя его перед варварским королем, и этот пост занимал какой-либо крупный представитель местной аристократии, как, например, знаменитый Кассиодор. Роль Стефана явно была такой же в Испании. Его назначение свидетельствует о стремлении Амалариха иметь около себя фигуру, которая представляла бы интересы местного населения. С другой стороны, назначение префекта Испании отметало всякие возможные претензии назначаемого остготским королем префекта Галлии на какую-либо власть в Испании. Характерно, что это назначение произошло не сразу после реального вступления Амалариха на трон, а только через три года. Возможно, к этому времени и сам Амаларих счел себя достаточно укрепившимся на своем троне, и была выработана политика по отношению к испано-римской аристократии.

Смерть Теодориха не только освободила Амалариха от опекунства деда, но и лишила его защиты мощного остготского короля. В этих условиях самым серьезным внешнеполитическим вопросом для него становится франкский. Хотя после смерти Хлодвига Франкское королевство было разделено между его четырьмя сыновьями, которые не ладили друг с другом, оно все же представляло грозную силу. К тому же и франки не успокоились на захвате Аквитании и стремились к выходу к Средиземному морю, и вестготы не оставляли надежды вернуть себе потерянные галльские владения. Недаром Амаларих избрал своей резиденцией Нарбонн. Видимо, сначала Амаларих надеялся на мирное решение. И в этом он старался следовать примеру деда, пытаясь решить внешнеполитические проблемы матримониальной политикой. С этой целью он попросил у сыновей Хлодвига руку их сестры Хлотхильды. Те, по-видимому, в тот момент тоже склонялись к мирному решению, в результате чего этот брак был заключен (Greg. Tur. III, 1; Procop. Bel. Goth. I, 13, 4).

Однако политика Амалариха оказалась неудачной. Появление Хлотхильды при королевском дворе вызвало враждебную реакцию в среде вестготской арианской знати. Арианство считалось «готской верой», и появление рядом с королем королевы-католички могло рассматриваться как угроза готской власти над католическом населением Испании. Вероятно, под давлением своего окружения и сам Амаларих занял враждебную позицию по отношению к своей жене. По существу преследуемая местной знатью и собственным мужем, Хлотхильда обратилась за помощью к своему брату Хильдеберту (Greg. Tur. III, 10; Procop. Bel. Goth. I, 13, 10—11). Два других сына Хлодвига Теудерих и Хлотарь в это время завершали окончательное подчинение Тюрингии, так что Хильдеберт, к тому времени занявший Клермон и установивший контроль над частью Аквитании, оказался наиболее готовым к войне с вестготами. Тот счел обращение сестры прекрасным поводом для развязывания войны с вестготами. Война началась в 531 г. Франки, вероятно, рассчитывали найти в Испании такую же поддержку местного католического населения, как и в Аквитании 24 года назад. Едва ли случайно, что именно в этом году был смещен со своего поста префект Стефан (Chron. Caes. a. 529). Он мог стать (а может быть, и стал) центром объединения прокатолических и, следовательно, профранкских кругов испано-римской аристократии. Этим актом Амаларих явно укреплял свой тыл в условиях начавшейся войны. Больше ни о каких префектах Испании мы не слышим. Опыт оказался явно неудачным, и отныне вестготские короли стали строить свою политику по отношению к испано-римскому населению и испанской католической церкви иным образом. Римские подданные вестготских королей стали подчиняться им непосредственно. Смещение Стефана официально было произведено на соборе, созванном в Герунде (Жироне), расположенной недалеко от южных склонов Пиренеев[78]78
  Точная дата низложения Стефана неизвестна. По сообщению «Цезаравгустанской хроники», это произошло на третьем году после его назначения, т. е. в 531 г. Но случилось это до поражения и гибели Амалариха или позже, «Хроника» не уточняет. Поэтому некоторые исследователи считают, что это сделал уже Тевдис (например, Orlandis J. Epoca visigoda. Р. 72). Однако нам кажется, что общий ход событий делает более вероятным, что инициатором этого акта стал Амаларих в условиях резкого обострения отношений с франками и, пожалуй, с собственными римскими подданными.


[Закрыть]. Вероятно, Амаларих сумел заставить местную знать и католическую иерархию совершить этот акт. Может быть, смещая Стефана руками самих испано-римлян, король пытался сохранить связи со своими римскими подданными. Позже Исидор Севильский, говоря об Амаларихе, пишет, что тот вызвал всеобщую ненависть. Эти слова, вероятно, являются отголоском недовольства испано-римлян и испанской церкви Амаларихом.

Ликвидация испанской префектуры укрепила тыл Амалариха и не дала франкскому королю повторить маневр Хлодвига 507 г. Так что если недовольство Амаларихом в Испании и существовало, то открыто не вылилось. Но война все равно оказалась для вестготов неудачной. Около Нарбонна их армия была разгромлена, и Амаларих, как ранее Гезалих, бежал в Барцинон (Chron. Caes. a. 531; Isid. Hist. 40). Там он и погиб. Существуют различные сообщения о его гибели. По словам «Цезаравгустанской хроники», Амаларих был убит в Барциноне франком Боссоном. Исидор Севильский говорит, что он, вызвав всеобщую ненависть, был убит собственным войском. Наконец, Григорий Турский (III, 10) рассказывает, что Амаларих пытался бежать, но в последний момент, вспомнив об оставленных драгоценностях, вернулся в город, а войско Хильдеберта отрезало ему путь в порт, и вестготский король был убит франкским копьем раньше, чем сумел добежать до церкви, в которой хотел укрыться. Согласовать все эти рассказы и создать непротиворечивую версию гибели Амалариха невозможно. Может быть, сообщение Исидора отражает лишь враждебность испано-римской знати и церковной иерархии к Амалариху, в то время как рассказ Григория более соответствует действительности, а «Цезаравгустанская хроника» лишь уточняет имя франкского воина, нанесшего смертельный удар вестготскому королю. Франки явно перешли Пиренеи и вторглись непосредственно на Пиренейский полуостров. Они захватили значительную часть вестготской королевской казны. С захваченными богатствами и «освобожденной» сестрой, которая после этого подозрительно быстро умерла, Хильдеберт вернулся в Галлию. Видимо, неоднозначные отношения с братьями не дали ему возможности развить свой успех, и он в основном ограничился грабежом. Хотя Хильдеберт, кажется, захватил некоторые пункты в Септимании, граница между двумя королевствами осталась почти прежней.

Гораздо большее значение эти события имели для вестготов. Амаларих не имел сыновей. Ничего неизвестно и о каких-либо его родственниках. С его гибелью исчез королевский род Балтов. Иордан в своей Getica неоднократно утверждал существование чуть ли не изначальной связи королевского достоинства с определенным родом – Амалов у остготов и Балтов у вестготов, причем Балты считались вторыми по достоинству среди всех готов. В таком виде это едва ли соответствует действительности, но говорит о том, что в то время, когда Иордан писал свое сочинение, т. е. в середине VI в.^{508}, эта идея уже достаточно укоренилась в готской среде. Следуя ей, Теодорих на смертном одре передавал остготский трон и власть в Италии своему внуку Атанариху^{509}. Используя ее, Балты в течение долгого времени утверждали династический принцип вестготской монархии. Теперь династия пресеклась. Таким образом, связь королевского достоинства с определенным родом исчезла. Монархия отделилась от рода и превратилась в самостоятельный высший институт государства, связанный не с определенным родом, а с конкретной личностью. При этом был восстановлен старый германский принцип выборности короля. При исчезновении признанного всеми королевского рода это был, пожалуй, наиболее приемлемый выход, позволявший, как казалось, соблюсти баланс интересов различных группировок вестготской знати. Но реальность оказалась несколько другой. Дальнейшие события показали, что с этого времени доступ к вестготскому трону станет возможным для любого аристократа. И после гибели Амалариха королем становится даже не вестгот, а остгот Тевдис.

ТЕВДИС И ЕГО ПРЕЕМНИКИ

Нам неизвестен точный способ прихода Тевдиса к власти. Иордан (Get. 302) называет его опекуном Амалариха в самый момент гибели последнего. Однако едва ли король, освободившись от опеки деда, оставался под опекой Тевдиса. В этом же месте Иордан пишет, что Тевдис захватил власть (regno ipse invadens). Возможно, что его авторитет был еще очень велик в войске, которое и сыграло решающую роль в его воцарении^{510}.[79]79
  Если Амаларих действительно был убит восставшими воинами, то при этом не исключено подстрекательство Тевдиса: Mzg//LTheudis. Sp. 248.


[Закрыть] Но в данном случае важно другое. Фигура Тевдиса в тот момент, по-видимому, удовлетворяла интересы всей верхушки государства. Хотя у нас нет достоверных сведений о борьбе в то время различных группировок среди вестготской знати, можно все же предполагать, что, как это было часто в других случаях смерти бездетного короля и пресечения правящей династии, такая борьба имела место. Тевдис был остготом и ни с каким вестготским родом не был связан кровно. Это в какой-то степени делало его нейтральной и компромиссной фигурой. Хотя две ветви готского народа уже давно разделились, они еще ощущали кровную связь между собой, и это делало Тевдиса не совсем уж чужаком среди вестготов. К тому же он уже давно жил в Испании и крепко там укоренился. Может быть, воспоминания об остготской помощи после богладской катастрофы тоже сыграли свою роль, ибо недавнее поражение казалось не менее страшным, чем происшедшее в 507 г. Тевдис был закаленным воином и, как только что говорилось, вероятно, обладал определенным авторитетом в войске. Будучи в течение долгого времени представителем Теодориха в Испании, он имел и богатый опыт в управлении государством. Женатый на богатой испано-римлянке, он был связан и с местной аристократией. Наконец, важно было и обладание им собственной военной силой. И совсем не исключено, что эта сила и стала последним аргументом в восхождении Тевдиса на вестготский трон.

Каков бы ни был способ прихода Тевдиса к власти, он сразу же проявил себя энергичным правителем. Ему удалось стабилизировать положение на франкской границе и даже отбить у франков некоторые захваченные ими пункты в Септимании. Но дальше свой успех он не развивал. Более того, Тевдис окончательно покинул Нарбонн и перебрался в Барцинон, а через некоторое время оставил и его. Какой-то определенной столицы у вестготов не стало. Королевская резиденция устанавливалась в том городе, в каком в тот момент было нужно королю. Для Тевдиса, кроме Барцинона, это были и Толедо, и Гиспалис (Севилья). Но все эти города находились в Испании. Это было явным знаком окончательно отказа от всяких попыток реванша в Галлии^{511}. Отныне целью вестготских королей к северу от Пиренеев было лишь сохранение существующих владений.

К этому времени основная масса вестготов уже осела на Пиренейском полуострове, и Испания стала их новой родиной. Эта страна еще далеко не вся была реально завоевана готами. Под их фактической властью, по-видимому, находились только две провинции – Тарраконская и Карфагенская^{512} и, пожалуй, часть Лузитании. Поэтому их целью становится полное подчинение Пиренейского полуострова. Именно туда переносится отныне центр тяжести внешней политики вестготских королей. Для самого Тевдиса психологически отказ от реванша за Пиренеями облегчался тем, что он не был Балтом и не питал никаких ностальгических чувств по поводу галльских владений. Для него гораздо важнее стало установление своей реальной власти в Испании.

Как говорилось в своей время, по договору с императором Юлием Непотом вестготский король официально был признан правителем завоеванных им земель в Галлии и Испании. Однако на северо-западе существовало Свевское королевство, а северная часть Пиренейского полуострова, населенная васконами и кантабрами, была полностью независима и от свевов, и от вестготов^{513}. Но Тевдис свое внимание обратил на богатый юг. Положение там было довольно своеобразным. После ухода вандалов Южная Испания стала ареной свевских набегов и, может быть, на короткое время даже подчинилась свевам. Но после разгрома свевов вестготами в середине V в. она освободилась от свевской власти, но ее не заняли и вестготы; не было там и римской администрации, так что с этого времени эта часть пиренейского полуострова, особенно Бетика, реально стала независимой^{514}. Каков был официальный статус этой части Испании, сказать трудно. Не исключено, что формально города Бетики признавали власть императора, но тот находился далеко в Константинополе, и ни об одном его представителе в Испании в то время мы не слышим. Может быть, подчиняясь условиям договора Эйриха с Юлием Непотом, эти города номинально считали вестготских королей своими суверенами. Известно, что в Эмерите, как об этом уже говорилось, в 483 г. находился вестготский герцог Салла^{515}, но каковы были размеры территории, которой тот управлял, неизвестно. Вероятнее всего, в этом городе и позже стоял вестготский гарнизон. Где еще в то время могли стоять такие гарнизоны, мы не знаем. Характерно, что в 521 г. папа назначил специального викария для управления церквами Бетики и Лузитании. Это было явным знаком особого положения этих провинций. Вероятно, пока вестготы главное внимание обращали на Галлию, а затем пытались вернуть себе галльские владения, они особого внимания на Южную Испанию не обращали. Теперь положение изменилось, и Тевдис решил реально подчинить юг.

Неизвестно, каким образом Тевдис стал осуществлять свою задачу. Через какое-то время он сделал свей резиденцией Гиспалис (Севилью). Это означает, что часть богатой долины Бетиса реально подчинилась вестготскому королю^{516}. Затем Тевдис вышел в район нынешнего Гибралтарского пролива, где его застало вандальское посольство (Procop. Bel. Vand. I, 24, 7—16). Но развить дальше свой успех Тевдис не смог. Видимо, этому помешали франки. Сыновья и внуки Хлодвига на какой-то момент примирились, и в 541 г. объединенная франкская армия вторглась в вестготские владения. Франки перешли Пиренеи, сломили сопротивление васконов (Ven. Fort. Carm. IX, I)^{517},[80]80
  Археологическим свидетельством этой войны на васконской территории является кладбище франкских воинов: Bohme Н. W. Der Friedhof von Aldaieta in Kantabrien //АРА. 2002. Bd. 34. S. 136-148.


[Закрыть] захватили Памплону и двинулись к Цезаравгусте (Сарагосе), осадив ее. Город упорно сопротивлялся. Григорий Турский (III, 29) говорит, что франки, испуганные молитвами горожан, обращенными к Святому Винцентию, отступили. Но в то же время известно, что самая дорогая церковная реликвия цезаравгустанцев, туника Винцентия, была захвачена франками и прибита королем Хильдебертом к воротам Парижа. Да и Исидор Севильский прямо говорит о взятии франками Цезаравгусты. Этот эпизод, в частности, показывает, что отношение римских и католических подданных вестготских королей к франкам за прошедшие после битвы на Богладском поле три с лишним десятка лет изменилось. Хотя франки были католиками, они уже воспринимались в Испании как враги, и жители Цезаравгусты, даже не получая никакой помощи, сами организовали оборону. Падение Цезаравгусты и последующие за этим грабежи франков заставили Тевдиса принять решительные меры. Он направил против франков армию во главе с герцогом Теудисклом, которая разбила их. Но, судя по всему, одна битва дела не решила, и в следующем году франки продолжали разорять Тарраконскую провинцию. Тогда вдобавок к армии Теудискла на театр военных действий явилась армия под командованием самого короля. Обе армии действовали весьма успешно. Армия Теудискла окружила франкское войско и уничтожила большую его часть. Франки были выбиты из Испании, хотя и сумели уйти с довольно большой добычей (Chron. Caes. a. 541-542; Isid. Hist. 41; Greg. Tur. III, 29).

Разгром франков позволил Тевдису снова обратиться к проблемам юга. Но на этот раз гораздо большее значение для него приобрело положение в Африке. Может быть, к этому времени Бетика и прилегающие районы официально признали власть Тевдиса, и тот этим ограничился.

В свое время расположенная поту сторон пролива Тингитанская Мавретания относилась к диоцезу Испании, и Тевдис, одержав столь впечатляющую победу на северном фронте, теперь решил установить свой контроль над самой южной провинцией бывшего Испанского диоцеза. Когда в Северной Африке началась война между вандалами и византийцами, вандальский король Гелимер надеялся на помощь Тевдиса. Он даже намеревался отослать в Испанию свою казну, а в случае неблагоприятного исхода найти себе там убежище (Procop. Bel. Vand. 11,4,34). Вслед затем Гелимер направил к Тевдису посольство с просьбой о союзе, но тот, узнав об успехах византийцев и взятии ими вандальской столицы Карфагена, предпочел не вмешиваться (Procop. Bel. Vand. I, 24, 7—16). В результате этой войны Вандальское королевство было уничтожено византийцами, а Тингитанская Мавретания включена в восстановленную префектуру Африку (Cod. lust. I, 27, 1). Но, воспользовавшись войной между византийцами и вандалами, в эти земли вторглись берберы и вскоре разгромили имперскую армию. Это и решил использовать Тевдис. Он направил довольно значительную армию для захвата Септема (Сеуты) на африканском берегу пролива. Значение этого пункта было важно для византийцев, ибо владение им позволяло контролировать важный пролив между Средиземным морем и Атлантическим океаном^{518}, там находился флот, осуществлявший этот контроль, а командир находившихся там войск должен был наблюдать за всем, что происходит в Испании или Галлии (Cod. lust. I, 27, 2). Захват Септема вестготами позволил бы им контролировать столь значительный торговый путь, а самим избавиться от даже косвенного контроля имперских властей. Но на этот раз вестготы потерпели поражение. Хотя на какое-то время они сумели овладеть городом, очень скоро византийцы наголову их разгромили и выбили из Африки (Isid. Hist. 42; Procop. Bel. Vand. 11,30, 15).

Несмотря на неудачу африканской экспедиции, правление Тевдиса в целом стало важным этапом в консолидации Вестготского королевства. Этому способствовала и его активная внутренняя политика. В этой сфере его усилия были направлены на нахождение согласия с испано-римским населением. Связанный своим браком с местным магнатством, Тевдис прекрасно понимал важность согласия с подавляющим большинством населения его королевства, точнее – с правящим классом этого населения. Для этого он широко использовал церковную политику. Хотя Тевдис, как все готы, оставался арианином, он явно католической церкви покровительствовал[81]81
  Об этом ясно говорит благожелательное отношение к Тевдису Исидора Севильского. Он даже ему, а не Амалариху приписывает позволение созвать собор в Толедо.


[Закрыть]. В правление Тевдиса было созвано несколько поместных соборов^{519}.

Явным жестом в направлении местной знати было принятие Тевдисом имени Флавий, который позже будут порой принимать и другие короли. Это имя, с одной стороны, было довольно широко распространено в римское время. Можно напомнить, что Веспасиан дал всем испанцам, не имевшим ни римского, ни латинского гражданства, последнее, которое открывало испанской провинциальной элите путь и в гражданство римское. Имя Флавия носил и происходивший из Испании император Феодосии, об испанском происхождении которого сохранилась в этой стране память. С другой стороны, это имя вообще было широко распространено среди позднеримских императоров. Принимая такое имя, Тевдис в какой-то степени сравнивался со славными и могучими императорами прошлого, как Константин и тот же Феодосии. Отношения Тевдиса с империей были весьма напряженными. В это время в Италии византийцы стремились восстановить власть империи, уничтожив Остготское королевство. После ряда поражений остготы, надеясь на помощь Тевдиса, в 540 г. избрали королем его племянника Ильдебада (Procop. Bel. Goth. П, 30, 14). Возникала возможность в случае победы снова, как во времена Теодориха, создать фактически единое готское государство, но теперь с первенством вестготского (хотя и остгота по происхождению) короля. Но вскоре среди остготов начались раздоры, и уже в 541 г. Ильдебад был убит. И хотя надежды остготов на помощь их западных сородичей оказались тщетными, это не улучшило отношений между Тевдисом и императором Юстинианом. Принимая прославленное имя Флавий, Тевдис бросал вызов Юстиниану, который тоже именовался Флавием. Наконец, Флавием себя называл и Теодорих. Тевдис не мог не думать о примере своего бывшего покровителя и одного из сильнейших варварских монархов того времени.

24 ноября 546 г. Тевдис издал закон о судебных издержках, который в равной степени относился и к готам, и римлянам. По приказу короля этот закон должен был вписан в свод законов Алариха II, относящийся к римскому населению, но действен был и для вестготов. Он был направлен всем ректорам и судьям, т. е. всем местным властям независимо от их происхождения, и имел в виду «все наши народы»^{520}. Хотя сам закон касался только одной стороны жизни, само по себе распространение его действия на обе группы населения было чрезвычайно важно и представляло собой первый шаг к правовому объединению вестготов и их римских подданных^{521}.

В 548 г. Тевдис был убит одним из своих приближенных (Isid. Hist. 43; Greg. Tur. III, 30)[82]82
  Возможно, что мотивом убийства была кровная месть: Nagl A. Theudis. Sp. 249.


[Закрыть], и королем был избран герцог Теудискл, прославившийся своей победой над франками. Иногда предполагают, что он, как и Тевдис, был остготом^{522}, но реальных оснований для такого предположения нет. Теудискл оказался лучшим полководцем, чем королем. Возможно, что, будучи ближайшим соратником Тевдиса, он продолжал его политику по отношению к испано-римскому населению и католической церкви, и это вызвало резкое недовольство готской знати, которая выступила против него. О короле стали распускаться слухи, обвиняющие его в разврате, насилиях, стремлении уничтожить многих видных деятелей. Насколько эти слухи были справедливы, неизвестно, но они стали оправданием возникновения заговора, в результате которого король был убит на следующий год во время пира (Isid. Hist. 44; Iord. Get. 303; Greg. Tur. 111,30).

Убийство Тевдиса было скорее всего действием одиночки и вызвано чисто личными мотивами. Совершенно иначе обстоит дело с убийством Теудискла. По словам того же Исидора, это убийство стало результатом заговора «многих могущественных» в непосредственном окружении короля. Иордан говорит о «своих», которые убили Теудискла. Речь шла о выражении недовольства довольно широкого круга вестготской знати^{523}. Это убийство открыло двадцатилетний период политической нестабильности в Вестготском королевстве. Григорий Турский (III, 30), писавший во второй половине VI в., говорит о «готской болезни» (morbus Gotho-rum), выразившейся в убийстве готами неугодных королей.

На смену Теудисклу пришел Агила (Chron. Caes. a. 545; Isid. Hist. 45; Iord. Get. 303). Кем он был и чем заслужил такую честь, неизвестно. Вполне возможно, что он был одним из заговорщиков или даже главой заговора, но никаких доказательств этого нет. Исидор пишет, что он был поставлен (constituitur) королем. Использование этого глагола может говорить и каком-то решении готской знати, но как это решение было оформлено, мы не знаем. В дальнейшем Агила занял резкую антироманскую и антикатолическую позицию. Поэтому нельзя исключить, что убийство Теудискла и выдвижение Агилы было реакцией вестготской аристократии (и, может быть, верхов арианской церкви) на политику Тевдиса и, возможно, Теудискла. Косвенным доводом в пользу этого может быть то, что в одном из вариантов «Хроники вестготских королей» (текст А) Агила даже не упомянут, а годы его правления прибавлены к правлению Теудискла^{524}.

Если это и так, то в одном плане Агила продолжил политику Тевдиса – реальное подчинение Южной Испании. Но он отказался от примирительного аспекта этой политики и стал действовать решительно и грубо. Укрепившись у власти, Агила в 550 г. двинулся с войсками против Кордубы (Кордовы). Трудно сказать, восстала ли Кордуба против короля и этот поход являлся карательной экспедицией или город все еще оставался наделе независимым и Агила хотел реально подчинить его. Сначала королю сопутствовал успех, и готские войска вошли в Кордубу. Агила и его воины действовали в Кордубе как в побежденном враждебном городе. В частности, была устроена конюшня в церкви почитаемого в городе мученика Ацискла. Впервые после нашествий и хаоса V в. дело дошло до профанирования католической святыни. Видимо, с этим связано оставление старого епископского дворца и постройка нового в том районе, который до этого практически находился вне зоны городской застройки^{525}. Поведение короля вызвало возмущение в Кордубе, следствием чего стало восстание, приведшее не только к изгнанию войск Агилы из города, но и к убийству его сына и потере значительной части казны (Isid. Hist. 45). Город восстановил свою независимость^{526}. Потеря части казны затруднила выплату денег воинам, что не могло не вызвать их недовольства и вело к уменьшению авторитета короля.

Этими событиями решил воспользоваться знатный вестгот Атана-гильд[83]83
  Несколько позже, когда Атанагильд уже был королем, галло-римский поэт Венанций Фортунат прославлял высокую знатность рода Атанагильда. На основании этих стихов и имени, первый элемент которого совпадает с началом имени Атанариха, считавшегося первым вестготским королем, было высказано предположение, что Атанагильд является потомком Атанариха, но эти доводы весьма шатки и недоказательны: Rouche M. Brunehaut, visigothe ou romaine? // Los Visigodos. P. 109. (Стихи приведены в прим. 58, p. 114). Тем не менее знатность Атанагильда едва ли подлежит сомнению.


[Закрыть]. Находясь в Гиспалисе, возможно, с частью войска, он провозгласил себя королем. Это стало видимым всеми следствием исчезновения рода Балтов. Отныне каждый готский аристократ мог считать достойным занять трон. И если Тевдис, Теудискл, Агила делались королями относительно законным образом, то Атанагильд просто поднял мятеж. В Испании началась гражданская война.

Выступление Атанагильда ни в коем случае не было спонтанным. Исидор (Hist. 47) пишет, что он уже давно задумал захватить власть и с этой целью вступил в сношения с Юстинианом, прося у него военной поддержки. И тот, естественно, тотчас же воспользовался этим. То государство, которое мы традиционно называем Византией, представляло собой восточную часть Римской империи, а после исчезновения ее западной части рассматривало себя как естественное продолжение всей державы, а ее император претендовал на власть над всеми территориями, ранее империи принадлежавшими, теперь подчиненные варварским королям, а в идеале и над всей вселенной^{527}. Юстиниан был преисполнен решимости превратить теорию в практику и восстановить реальную власть Константинополя над всей бывшей территорией Римской империи^{528}. Он использовал малейший повод для начала войны с варварскими королевствами. Ко времени выступления Атанагильда византийцы уже владели всей Северной Африкой и после уничтожения Вандальского королевства установили свою власть над Балеарскими островами^{529}, так что и с юга, и с востока они уже находились на подступах к Испании. И хотя война с остготами в Италии еще не была окончательно завершена, просьба Атанагильда была слишком соблазнительной, чтобы ее отвергнуть. И Юстиниан весной 552 г. направил в Испанию флот под командованием патриция Либерия (Iord. Get. 303).

Избрание Либерия командующим испанской экспедицией не было случайным. Ему в это время было уже около 80 лет, и за плечами у него была большая карьера. Он служил Одоакру, но вовремя перешел на службу к Теодориху, который назначил его префектом Галлии, был крупным чиновником при дочери Теодориха Амаласунте, а позже перешел на сторону византийцев и активно воевал со своими бывшими «хозяевами» и покровителями в Сицилии^{530}. Император явно рассчитывал, что, несмотря на весьма преклонный возраст, Либерии сможет использовать свое хорошее знание готов, что должно облегчить его действия в Испании. Может быть, сыграло роль и его прежнее занятие поста префекта Галлии при Теодорихе^{531}: восстановление префектуры Галлии в ее прежнем объеме, включая Испанию, вполне входило в общее русло реставраторской политики Юстиниана. Полководческие качества Либерия вызывали определенные сомнения, и император в конце концов отозвал его из Сицилии, но зато за его плечами был огромный административной опыт; в частности, он в свое время по поручению Теодориха (а может быть, еще при Одоакре) занимался разделом земель между германцами и итало-римлянами^{532}. Возможно, Юстиниан считал подчинение Испании делом решенным, а более важным – урегулирование отношений с местным населением, как вестготским, так и римским.

Тем временем события в Испании развивались своим чередом. После поражения от восставших кордубцев Агила с остатками своих войск отступил в Эмериту. Туда со своими силами двинулся Атанагильд. По-видимому, перевес в силах был на его стороне. К тому же, и, может быть, это было главное, потеря значительной части казны поколебала верность воинов Агилы. И те подняли мятеж. Агила был убит, и его сторонники после нескольких лет гражданской войны признали королем Атанагильда (Isid. Hist. 46—47).

Такой ход событий, однако, не остановил экспедицию имперских войск. Византийцы высадились на Пиренейском полуострове и начали захватывать приморские города Южной и Юго-Восточной Испании, проникая все дальше в глубь полуострова. Вероятно, между Атанагильдом и Юстинианом был заключен договор (pacta)^{533}. Впоследствии король Реккаред пытался узнать о содержании этого договора и писал об этом папе Григорию Великому, и из ответа папы было ясно, что договор этот весьма неблагоприятен для вестготов (Greg. Ер. IX, 229). Одним из его условий могло быть официальное восстановление старого foedus, и тем самым вестготы признавали бы себя федератами империи. А это означало, что официально имперская власть восстанавливалась и на Пиренейском полуострове^{534}.[84]84
  He исключен и другой вариант: договор мог ограничиваться уступкой Византии какой-то части территории Испании (Stroheker К. F. Germanentum… S. 211-212).


[Закрыть] Но император не собирался ограничиваться этой формальностью. Он стремился реально завладеть Испанией.