Текст книги "Хроники Потусторонья: Проект (СИ)"

Автор книги: Юлиан Хомутинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

– Да…

– Вот и славно.

Первый усмехнулся и пропал, а я вдруг почувствовал ужасную усталость. Голова отяжелела, веки смежились, и я провалился в сон, бездонный, как сама Пустота.

Там, во сне, я видел Исток. И впервые был не рад его видеть.

…

Когда я проснулся, вокруг было очень тихо. Сколько же я спал?

В Реабилитологическом пусто. Золотистая дымка висит в воздухе подобно туману.

Неужели всё было зря?

Я сел в ячейке «гамака» и спустил ноги вниз. Холодно. Почему здесь так холодно и пусто?

Слова Первого… В это трудно поверить. Неужели никто из нас не смог предугадать такое развитие событий? Даже Бася?

Однажды, сказал мне Первый, твоя гордыня тебя погубит. Если бы я попросил тебя о совете, Первый, – что бы ты ответил? Ты обманул меня тогда, с Димкой – но у тебя получилось. Ты достиг своей цели, а он благополучно перенёс и смерть, и перерождение. А я не хотел, чтобы Рада умирала. И что в итоге?

Рада. Я должен её найти. Она где-то здесь. Но где?

«Нити» – сооружение колоссальных масштабов. Оно представляет из себя пространство, формой напоминающее ангар, в котором вполне смогло бы разместиться два-три «Боинга». Пространство Энергокомплекса занято ячейками – теми самыми «гамаками», свитыми из золотых нитей. Каждый «гамак» подвешен между двух модульных корпусов: в одном расположилось сложное оборудование для наблюдения за состоянием «перерожденца», в другом – контейнер с особым составом, в котором плавает существо, внешне напоминающее нечто среднее между медузой и пауком. Это существо – живое, оно было выращено с помощью приглашённых специалистов из Престола, и представляет собой аналог Ангельского энергосимбионта-генератора. Живущий между Ангельских лопаток, генератор отвечает за рост крыльев и нимба, а также за выработку энергии. В то же время здесь, в Энергокомплексе, эти существа обеспечивают «Нити» небольшим, но постоянным притоком Энергии, с помощью которой заново рождённые Кошки восстанавливают свои силы.

И не только Кошки.

Энергокомплекс огромен: как мне найти здесь Раду?

– Лорд Гермес! Что вы делаете?

Я обернулся и увидел, что ко мне спешит та самая Кошка-реабилитолог, которая сообщила Басе о моём пробуждении и, видимо, дежурила возле меня, пока я был в отключке.

– Я хочу найти Раду. Где она?

Кошка была в зооморфе – но я увидел, каким ужасом исказилась её мордочка.

– Нет! Вам нельзя! Вы не должны!

– Почему это, интересно? Эта девочка – мой подопечный, я должен знать, в каком она состоянии.

– Нет! – воскликнула Кошка. – Вам нельзя! Это приказ Старшей Бас-Т!

– Слушай, Пушистая, – я ощутимо сжал Кошачье плечико и заглянул в её расширенные от страха глаза, – я же сказал: мне нужно видеть мою подопечную. А приказ Старшей Бас-Т для меня не существенен, ибо Старшая Бас-Т относится ко Второй Касте, а я – к Первой. Между прочим, ты-то у нас кто? Назовись.

– Прошу простить! Миш-А, Реабилитолог-Старший, Четвёртая Каста! – Кошка согнулась в поясном поклоне.

– Рад знакомству, Реабилитолог-Старший Миш-А. Вольно.

Она распрямилась – смешная такая, серая-полосатая.

– Вам нельзя, Лорд-Командующий! Вам нужно спешить, у вас же тренировки! Кроме того с минуты на минуту начнут поступать первые убитые, у нас будет куча работы!

– Убитые? – я нахмурился. – Разве Искажённый уже вышел?

– Он в Преддвериях. Военные Силы Колыбели ждут его через пять-десять условных минут.

– Проклятье… Так, Мишка! Быстро веди меня к Раде! Слышишь! Это мой прямой приказ, – прямой приказ Лорда-Командующего Гермеса Несокрушимого, первого Паладина Радуги, Духа Первой Касты!

Она всхлипнула:

– Слу… слушаюсь, Милорд! Видит Радуга, я пыталась вас остановить!

– Да ладно тебе, Мишка… – пробормотал я, несколько обескураженный её слезами. – Что ты тут слякоть разводишь… Где твоя улыбка, Мишка? Да что ж там такого, что ты так переживаешь…

– Приказ Старшей Бас-Т… Экстраординарный случай… Четыре процента от нормы… – причитала она сквозь слёзы, ведя меня куда-то в дальний угол Энергокомплекса.

Я шагал за ней и хмурился. Проклятье… Всё не слава Радуге…

И тут Кошка остановилась, да так резко, что я едва не налетел на неё.

– Ты чего? – но она только указала лапкой в сторону большой, метра два длиной, голубоватой капсулы, смонтированной на местной модульной основе. До меня дошло: – А… Это у вас что-то вроде реанимации, да? А сколько генераторов там у неё?

– Четыре. Но это ведь не главное…

– Да знаю я, что не главное…

Я подошёл к капсуле и заглянул внутрь. А там…

Сначала я не понял, что это вообще такое. Мне показалось, что в капсуле лежит сломанная кукла, – точнее то, что от неё осталось. Но внутри этой куклы жил сгусток радужного вещества.

Я смотрел на это: от левой руки остался оплавленный кусок кости с остатками кожи. От грудной клетки не осталось ничего, кроме ключиц, лопаток и куска грудины. Позвоночника не было. Правая рука сохранилась почти полностью – но без кожи. Бёдра – оплавленные кости, обеих ног нет, точнее, от них остались такие же обрубки суставов.

Нижней челюсти не было вовсе. Правая сторона черепа оплавилась – зато на левой остались даже волосы, частично, – и то, что когда-то было лицом.

Это было похоже на куклу, побывавшую в чане с кислотой. Изуродованную куклу со сгустком радужного вещества под оплавленной грудинной костью.

Сзади меня рыдала Кошка, и сквозь рыдания я слышал её доклад:

– …Сохранность костей черепа – 43%… Сохранность кожи и мягких тканей черепа – 23%… Сохранность костей позвоночника – 0%… Сохранность костей грудной клетки – 19%… Сохранность верхних конечностей: кости левой руки – 5%, кожа и мягкие ткани – 3%… Кости правой руки – 78%, кожа и мягкие ткани – 0%… Сохранность бедренных костей – 66%… Сохранность кожи и мягких тканей бёдер – 0%… Сохранность нижних конечностей: кости левой ноги – 5%, кожа и мягкие ткани – 1%… Кости правой ноги – 7%, кожа и мягкие ткани – 0%…

Я молчал. Я не знал, что сказать. Все эмоции куда-то пропали.

– Общее состояние сознания – 2%… – продолжала Кошка. – Состояние Радужной Сущности – 2,5%… Вероятность восстановления до состояния Духа – 19%… До состояния Сущности – 28%… Общий прогноз – негативный…

Я подошёл к капсуле и присел на корточки рядом с ней, глядя прямо в широко раскрытый уцелевший светло-зелёный глаз.

– Дочка… Дочка, прости меня… Это всё я виноват… Я не должен был этого делать… Я не должен был привлекать тебя к Проекту… Это была ошибка… моя ошибка. А теперь ты мертва… Господи, что же я наделал…

И внезапно сквозь пелену слёз я увидел, что её глаз смотрит прямо на меня. Я даже не успел среагировать – костлявая рука поднялась и со всего размаху врезалась в стекло капсулы! От неожиданности я не смог удержать равновесие и упал навзничь, нелепо растянувшись на полированном металлическом полу.

– Эй… Эй-эй-эй-эй! Как там тебя! Мишка!!! Она ведь жива!!! – заорал я, всё ещё не веря увиденному.

– То-то и оно-о-о, – как-то совсем просто, по-бабьи, в голос разревелась Кошка, утирая бесконечные слёзы форменной шапочкой.

– Она жива…

Я поднялся с пола и снова подошёл к капсуле. Единственный глаз Рады смотрел на меня – без эмоций, пристально, внимательно. Ладонь её костяной руки лежала на поверхности стекла.

Я поднёс свою руку к капсуле и приложил её к этой маленькой костяной ладошке – и увидел, как она скребёт по стеклу кончиками фаланг. Это ведь её воля, как Духа, подумал я. Ведь ничего не осталось, ни сухожилий, ни мышц! Но она движется! А значит, она понимает! Значит, сознание живо! Значит, всё не так уж и плохо!

– Держись, Рада, держись, маленькая! – заговорил я лихорадочно, водя пальцами по стеклу, отделявшему мою руку от её руки: – Держись, всё будет хорошо, вот увидишь! Мы обязательно победим, Рада! Я обещаю! Это будет победа в твою честь! Я не могу позволить нам проиграть, пока тебя не восстановят! А значит, у нас впереди ещё много дней! У наших Миров! Ты жива, ты сохранила пускай даже часть сознания – это главное! Это значит, что наш рывок – твой рывок – был не зря! Не переживай, слышишь?! Мы – Духи, мы многое можем! Тебя восстановят! Я всё сделаю, чтобы тебя восстановили! И мы снова сможем погулять с тобой по парку! Слышишь меня?!!

Фаланги пальцев притихли, рука опустилась на койку. Я смотрел на неё, и видел: её глаз, её светло-зелёный глаз сначала сощурился, а потом подмигнул мне! Я вскочил, схватил рыдающую Кошку в охапку и закружился с ней по Энергокомплексу:

– Она жива, Мишка! Она живая, она всё понимает! Я на это и не надеялся! Думал, что я её потерял! Но она жива, жива, жива!!! Слышишь, ты, плакса Пушистая?! Давай-давай, восстанавливай мне её тут! Я хочу, чтобы она как новенькая была, когда Война закончится! Поняла? Я буду приходить проверять! Поняла?! Так и знай! И что-то вы там с показателями сознания и Радужной Сущности накосячили! Не может там быть два процента, слышишь меня?! Не может! Будешь мне всё пересчитывать!

Кошка ничего не говорила; правда, рыдания её немного поутихли.

И тут…

На рабочих панелях ближайших к нам ячеек замигали красные огоньки, а в самих гамаках стали проявляться безжизненные тельца Кошек.

Тут же ожило радио:

– Внимание! Внимание! Всей Колыбели! Враг вышел в Мир людей! Повторяю: Искажённый вышел в Мир людей! Силы Первой Дивизии вступили в сражение! Есть пострадавшие! Всем Реабилитологам занять свои места! Повторяю: всем Реабилитологам занять свои места!

Я разжал руки; Мишка мячиком упала на пол, но сразу же вскочила и, утерев слёзы шапочкой, кинулась к ячейкам, кажется, напрочь позабыв обо мне.

– Началось… – прошептал я.

Энергокомплекс быстро заполнялся Кошками – как Реабилитологами, так и «перерожденцами». Я видел: некоторые перерождались совсем Котятами, но некоторые, по всей видимости, умудрялись сохранить форму – а значит, и содержание. Я мало знаю о том, как перерождаются Кошки, но помню, что проблем с этим у них хватало всегда.

– Бася… Держись там. Не смей умирать…

Надо идти. Пора. Вон уже и Габриэль стоит в дверях, беспокойно оглядываясь по сторонам. Я помахал Ангелу рукой; выпустив Крылья, она легко перелетела прямо ко мне и, приземлившись, сбивчиво заговорила:

– Быстрее, Герман. У нас мало времени. Тренировки не могут продолжаться без тебя; кроме того, ты нужен в Штабе, как Лорд-Командующий. Кошка-Командующая Кси-А уже на связи, она ждёт твоих приказов. Пока что тебя подменял Великий Магистр, но он говорит, что у него нет на это времени! Поторопись!

– Я иду, Гэб. Я в порядке. У нас всё получится. Я пообещал.

Она сперва посмотрела на меня непонимающе, но потом взгляд её переместился на капсулу в Радой, и она кивнула:

– Я понимаю. Хорошо, Герман. Идём.

– Идём.

…

«Лорд-Командующий Гермес Несокрушимый! – зазвучала в моей голове резкая передача Командующей Кси-А. – Я ждала вас. Докладываю: Искажённый вышел в Мир людей на территории Сретенского ставропигиального мужского монастыря…»

«Почему там?», спросил я.

«Там старое кладбище, захоронений много. Кроме того, в конце двадцатых годов двадцатого века там располагалось общежитие офицеров НКВД. Много народу там расстреляно, земля кровью пропитана. В остаточно-энергетическом плане – сложное место, но для Искажённого – самое то».

«Ясно… Продолжай».

«Слушаюсь, Милорд. Первая Дивизия вступила в битву на территории монастыря. Батальоны Альфа и Бета встретили Врага на выходе из Преддверий; Батальоны Гамма, Дельта и Дзета ждут на выходе. До Лубянской Трещины Искажённому нужно пройти чуть больше семисот метров по Большой Лубянке и, частично, по Лубянской площади. Вход в Трещину находится на станции метро «Лубянка». Дивизии будут расположены следующим образом: Вторая в районе дома 13/16, Третья в районе поворота на Варсонофьевский переулок, Четвёртая в районе автобусной остановки «Площадь Воровского», Пятая: Батальоны Альфа и Бета – в районе поворота на улицу Кузнецкий Мост, Гамма, Дельта и Дзета – на въезде на Лубянскую площадь; и, наконец, Шестая Дивизия встретит Врага непосредственно на станции метро. Все выжившие Кошки будут переправляться на каждую новую точку в качестве подкрепления. Расчётное время задержки, учитывая скорость перемещения Врага по Миру Людей – пять часов миролюдского времени, плюс-минус полчаса, точнее сказать не смогу. Мы попытаемся выиграть для вас как можно больше времени, Милорд! Я буду связываться с вами в случае срочной необходимости, если позволите. На этом у меня всё».

«Спасибо, Командующая Кси-А. Берегите себя».

«Не волнуйтесь, Милорд! – в передаче Кошки я услышал весёлые нотки. – Даром не дадимся! Кошки тоже не лыком шиты!»

«Как ведёт себя Враг?»

«Среднеагрессивно, я бы сказала. Потери минимальны. Думаю, он пока не понимает, что нас будет только больше от каждой новой точки».

«Не давайте ему уйти в жидкую фазу, льдом бейте. Это его задержит, хотя и ненадолго».

«Так точно, Милорд!»

«Да, последнее: что гражданские?»

«Периметр в радиусе километра от условного центра аномалии очищен от гражданских полностью. Сообщили о бомбах в нескольких зданиях, в том числе в здании ФСБ. О сапёрах позаботимся отдельно. Работают Мастера Иллюзий из Третьей Дивизии».

«Лихо! Молодцом! Ладно, держи меня в курсе событий».

«Слушаюсь, Милорд!»

Я вздохнул и огляделся по сторонам.

Вокруг меня тускло светилось белое пространство Шестого Тренировочного Полигона с видом на Пустоту, – а прямо передо мной в кубокреслах сидели мои доблестные бойцы. В их взглядах читалась тревога.

– Ну что, ребята! Как вам тренировки? Сонни?

– Очень интересно, Герман Сергеич, – ответил парень, но без привычного энтузиазма.

– Да? Ну ничего, скоро будет ещё интереснее, – многозначительно улыбнулся я. – Потому что, товарищи бойцы, у нас с вами в ближайшие часы две основные задачи. Первая – научиться всему, чему только успеем за то время, что выиграют для нас Кошки и Демоны, и вторая – победить. Возражения не принимаются. Вопросы?

Я смотрел на них, а они молчали и улыбались – робко, неуверенно.

– Вопросов нет? Вот и хорошо. В таком случае можем приступать. Рихард! Сюда иди, ко мне. Да, и, между прочим: кто там остался из Диспетчеров! Вызовите сюда Вертиго! Мне нужно сказать пару слов этому парню.

…

Часть вторая. Искажение.

Глава 20.

– Миша!

Отклика не последовало, и я дал очередь из автомата по неясным фигурам, маячившим в конце коридора. Раздались крики.

– Дверь! – крикнул Коростелёв. Я коротко кивнул и вышиб дверь одним мощным ударом, а потом, укрывшись за стеной, сорвал чеку с гранаты и кинул её в черноту проёма. Раздался гулкий взрыв, во все стороны полетели щепки, пыль и штукатурка.

– Никого! Следующая! – бросил майор.

Это был бар. Выбив дверь, я заглянул внутрь и сразу же увидел его.

Хафизуллу Амина – сидящего на полу возле барной стойки, в мокрой от пота майке и белых адидасовских штанах, с согнутыми в локтях руками, втянувшего голову в плечи.

– Огонь! – приказал майор, и я уже было нажал на курок, как вдруг увидел, что рядом с Амином, прижавшись к нему и дрожа всем телом, сидит маленький мальчик лет пяти. Младший сын, мелькнула мысль.

Я повернулся к Коростелёву:

– Товарищ майор, там его младший!

В ответ он вдруг толкнул меня; я по инерции сделал ещё пару шагов по бару, а Коростелёв, выглянув из-за дверного косяка, выстрелил по кому-то в коридоре. Потом обернулся и деловито спросил:

– Так в чём дело? Патронов не хватает?

– Товарищ майор, это… ребёнок… Я не могу…

Мальчишка смотрел на меня, замерев от страха. Амин сидел неподвижно, уставившись в пол: казалось, он полностью смирился с судьбой.

Коростелёв вдруг крепко схватил меня за подбородок, развернул к себе, и теперь я смотрел прямо в его глаза – бледно-голубые, водянистые, по-рыбьи выпученные:

– Послушай, лейтенант: ты приказ слышал? Или мне повторить?

Он хотел сказать что-то ещё – но тут по этажу разнёсся истошный женский крик:

– Амин! Амин!..

Она кричала что-то ещё, но я ничего не понял: афганский из наших знал только Курбатов. Откуда-то вновь раздались выстрелы; в этот момент я обернулся и увидел, что Амин встал и, схватив сынишку за руку, пытается сбежать через вторую дверь.

– Стреляй, твою мать! – остервенело прокричал Коростелёв. Я вскинул автомат и дал длинную очередь по беглецам.

Они упали – большой и маленький, – чуть-чуть не добежав до двери. В этот момент в бар заглянул майор Семёнов, командир группы. Он посмотрел на лежащих, потом на меня (мне показалось, с сочувствием), и передал по рации:

– Главному – конец.

Рация прошипела что-то невнятное; тут же в бар зашло ещё несколько человек. Они разложили ковёр и закатали в него ликвидированного диктатора. Кто-то что-то говорил, кто-то присел над мальчиком…

А я стоял там, не помня ничего, не понимая ничего, – кроме того, что я только что убил ребёнка.

Майор Коростелёв усмехнулся и похлопал меня по плечу:

– Вот и молодец. Смотри, теперь ещё наградят, небось орден Ленина дадут, за главного-то.

Рядом неумолчно шипела и бубнила рация. Где-то вдали раздавались выстрелы. Штурм был окончен. И хотя та война только начиналась, моя война закончилась сегодня.

…

– Он мне ещё лет десять снился, тот мальчик.

Снился, да. А теперь он сидел прямо передо мной, в пропитанной кровью белой рубашонке, прошитой пулями в трёх местах, с запекшейся кровью на животе и коленках. Сидел на свёрнутом в рулон ковре, из-под которого вытекала струйка крови, застывая на наборном паркете. Сидел и улыбался.

– Не волнуйся, это последний раз. Скоро всё закончится.

Вокруг было тихо, как в стоп-кадре. Опустевший дворец. Пол, усыпанный штукатуркой, пылью и стреляными гильзами. Выбитые двери на раскуроченных петлях. Разбитое зеркало за барной стойкой – прямо напротив меня.

И он – а я ведь даже имени его не помню.

– Десять лет. Потом, в восемьдесят восьмом умерли Катя и Игорёк, и какое-то время мне снились они… Но лет через пять этот сон вернулся, – про ту ночь, с 27 на 28 декабря 1979 года, про штурм Тадж-бека, про этот бар… И каждый раз я отвлекался на женский крик, а потом, обернувшись, видел, как они убегают, и тогда… Приказ был живым не брать. Приказ был стрелять на поражение. И вот, каждый раз… Просто «Борис Годунов» какой-то. «И мальчики кровавые в глазах»… Одно только «но»: никакого майора Коростелёва там не было. Понимаешь? Не могло быть. Майор Геннадий Николаевич Коростелёв был убит на подступах к дворцу очередью из пулемёта и бегать по коридорам вместе со мной никак не мог. Понимаешь, да?

Мальчик звонко рассмеялся:

– Может и так, но я тут не при чём, честное слово! Да и для тебя разницы всё равно нет. Это твой последний кошмар, Второй. Он закончится вместе с твоим Миром. Подожди, осталось недолго…

Его слова потонули в грохоте автоматной очереди. Хрупкое тельце отшвырнуло к стойке, и оно осталось лежать там.

– Это мы ещё посмотрим, – я выбросил опустевший рожок и, пристегнув новый, передёрнул затвор.

– Так держать, лейтенант! – Коростелёв зашёл в бар и одобрительно похлопал меня по плечу. – Молодец. А я уж думал, ты и на этот раз не решишься.

– Не волнуйтесь, Геннадий Николаевич, я справлюсь.

Ствол автомата упёрся ему в живот. Он брезгливо поморщился:

– Да иди ты к Изгоям, Второй! Думаешь, стреляя во всё подряд, ты сможешь отсюда выбраться? Вот именно, не сможешь. Я же помочь тебе хочу… брат.

Он задрал подбородок, взглянув на меня сверху вниз, и я вдруг заметил, что его глаза изменились: теперь они были нечеловеческого золотого цвета.

– Первый?

Первое правило иллюзии: ничто из того, что ты видишь вокруг, не является тем, чем кажется.

– Ты слишком многое забыл, да, Гермес? – спросил он, ласково улыбаясь.

– Например?

– Например то, что в ту ночь майор Коростелёв был рядом с тобой.

– Неправда. Его убили, я видел это собственными глазами.

Он усмехнулся:

– А когда это одно мешало другому? Понимаешь, Гермес, я… волновался за тебя. Тебя ведь могли убить. Ты же был человеком, хотя и самосозданным. Я же тебя прикрывал. Помнишь, я толкнул тебя тогда, в дверях бара? Тебя могли подстрелить – а я тебя спас. Да и потом, если бы не я, ты бы никогда не решился выстрелить! И откуда только в тебе это взялось… Ты же без году неделя как человеком стал! Откуда гуманистические замашки-то? Тебе дали приказ – стреляй! А ты? Я хотел, чтобы ты хорошо показал себя в этой войне, ведь ты всегда был отличным Воином! А что в итоге? Ты меня разочаровал. Отказался от награды, подал в отставку… Между прочим, это я подстроил всё так, чтобы тебя не увольняли, а просто перевели в запас, да и то не сразу. Понимаешь? Я хотел поддержать тебя в этом Мире!

Я надавил на гашетку. Полумрак бара разорвали вспышки выстрелов.

Коростелёв нелепо схватился за живот, едва удержавшись на ногах. Из раны полилась кровь.

– Так это всё из-за тебя, гад? – прошипел я. – Из-за тебя?! Значит, если бы не ты, ничего бы не было? Если бы не ты, я бы не убил мальчишку? И кошмаров бы не было? Я-то себя проклинал, – а выходит, зря? Выходит, это ты так «волновался», да?!

Майор тяжело опустился на пол. Лицо его покрылось испариной и побледнело, он тяжело дышал.

– Придурок… чёртов. Да если бы не я, где бы ты сейчас был… Кретин… Ты что, забыл, кто твой враг? Ты…

Я выстрелил в упор, и он повалился навзничь, обливаясь кровью…

…

– …Герман, что с тобой? Герман?

Что?

Габриэль смотрит на меня, вид у неё встревоженный. Я оглядываюсь: вокруг пространство Шестого Тренировочного.

– Герман Сергеич, вы в порядке? – спрашивает Валя.

– А где?.. – начинаю было я, но потом умолкаю. Тут явно что-то не так, но давайте пока что придерживаться плана: – Неважно, я в норме. На чём я остановился?

Ребята молча переглядываются. Потом Сонни говорит:

– Вы начали рассказывать о том, в чём заключается истинная сила Духа.

– Вот как? И в чём же она заключается?

– Вы сказали только, что ключевое слово здесь – Баланс, – отвечает Валя. Похоже, им всё ещё кажется, что со мной что-то не так.

А со мной всё в порядке? Что там было, только что – Тадж-бек, Амин, Коростелёв… или Первый? И мальчик, который, очевидно, вовсе не мальчик… Или нет?

А ведь из меня и лектор так себе, забредает в голову заблудшая мысль.

– Всё верно, Валентин. Баланс. А знаете ли вы, что это такое – Баланс? Вообще, я хочу вас, ребята, заранее предупредить: я не Первый и не Эбби. Моей специальностью всегда была война. Однако лет… двадцать назад мне довелось преподавать в МГУ, и мои студенты говорили, что у меня неплохо получается. Представляете? Ну хорошо. Баланс, бойцы, есть не что иное, как соотношение первовеществ в организме Духа, – или любом другом организме. Или в Мире. И не просто соотношение, а гармоническое соотношение. Все вы помните: количество всех трёх первовеществ уникально для каждого существа, притом не только на уровне вида, но и в масштабах каждого конкретно взятого представителя этого вида. Понятно, да? Так вот: сила Духа – это, прежде всего, способность произвольно изменять собственный Баланс первовеществ. Именно поэтому, Сонни, тогда, возле «Космоса», я смог влить в Валентина и Шанталь столько Энергии, – несмотря на то, что мой энергозапас меньше, чем у рядовой Кошки. Я же один из старейших Духов, а значит, во мне огромное количество радужного вещества и весьма скромный процент пустотного. Всё понятно?

Они заулыбались. Похоже, мне удалось выровнять ситуацию.

– Ну и хорошо. Теперь второй момент: кроме корректировки Баланса (назовём это так), Дух обладает ещё одной важнейшей характеристикой. Имя ей – энергоёмкость, и она выражается в количестве Энергии, которую Дух способен пропустить через себя, не распавшись на Изначальные Структуры. Здесь у нас наблюдается прямая зависимость от возраста Духа: чем он старше, тем больше Энергии может «переварить» без вреда для себя. Эта зависимость объясняется Балансом: чем старше Дух, тем больше в нём радужного вещества. Чем выше процент радужного вещества, в тем более широких пределах я могу варьировать его Баланс с пустотным веществом, а значит, тем больше Энергии могу пропустить, не рассыпавшись в прах. Однако каждый из вас должен помнить: если Дух доведёт уровень одного из первовеществ до минимума, то такое критическое смещение Баланса приведёт его к гибели…

Я продолжаю говорить – но звуки в моей голове снова оглохли. Остался только тонкий противный писк: так бывает, когда тебя задевает взрывом. И-и-и-и-и-и-и-и-и…

…

…И вокруг меня снова бар. Снова прямо передо мной, в пропитанной кровью белой рубашонке, прошитой пулями в трёх местах, с запекшейся кровью на животе и коленках, на свёрнутом в рулон ковре, из-под которого вытекала струйка крови, застывая на наборном паркете, сидел он, снова сидел он.

Коростелёв вышел откуда-то сзади и, обойдя меня, уселся у соседней стены. Выглядел он неважно.

– Как там дела? И между прочим, Второй, я бы порекомендовал тебе держать себя в руках, а особенно воздерживаться от негативных эмоций: именно они его и питают. Видишь ли, эта тварь не в состоянии усваивать Энергию как она есть, потому что она разбавлена радужным веществом. Но злость, ненависть, гнев – сколько угодно, ведь они идентичны игрек-веществу, из которого он состоит.

Мальчик весело рассмеялся. Коростелёв помассировал виски:

– Кроме того, Второй, восстанавливаться после смерти, пусть даже и иллюзорной – довольно хлопотно в моём нынешнем положении, а потому прошу тебя, побереги меня немножко. Да, чуть не забыл! Слышь, ты, выродок, – окликнул он Искажённого, – имей в виду: ты просчитался. Поле созданной тобой иллюзии получилось настолько масштабным, что в него попали даже те, кто не должен был в него попасть. Например, я. И благодаря этому, Дзиттарен, ты ничего не сможешь мне сделать, – во всяком случае, пока я здесь.

И он засмеялся. А я вспомнил: Коростелёв вообще редко смеялся. Смех у него был неприятный, лающий, с подвизгиваниями.

Всё произошло в одно мгновение: мальчишка надулся и лопнул, словно воздушный шарик. В ту же секунду Искажённый – точь-в-точь такой, каким я видел его во сне Межмирья, или тогда, в первой битве Второй Войны – рванул к Коростелёву. Его руки стали двумя чёрными клинками, и в следующую секунду он проткнул бы майора насквозь – но мой «АКС-74» внезапно превратился в «Каратель», и я что есть сил рубанул по ним сверху, отводя удар от Первого.

Он снова рассмеялся, теперь уже своим привычным смехом, – скрипучим, ухающим смехом Великого Магистра.

– Не забывай, Дзиттарен: Гермес – мой меч, мой Паладин. Он может повергнуть меня сам – но никому другому не позволит. Мне жаль, но твоя месть не состоится.

Искажённый вытащил клинки из пола, на ходу превращая их в руки, и присел на корточки недалеко от нас:

– Может и так, Первый. Может и так. Но знаешь, что? Даже если я не смогу отомстить тебе лично, это не беда. Скоро Неназываемый дойдёт до Истока, и всем вам конец. Тебе, Второму, и всем остальным.

Он менял форму, перетекая сам в себя, уменьшаясь в размерах, и скоро перед нами снова стоял двойник убитого мной мальчика.

– Тебе же так больше нравится, да, Гермес?

Мне ничего не хотелось ему отвечать. Чудовище из кошмарного сна или жертва кошмарной яви, – что выбрали бы вы?

Мне хотелось… нет, мне ничего не хотелось. Ни воевать, ни жить. Первый сказал, Искажённого кормят негативные эмоции? Что ж, отлично: у меня не осталось эмоций, а значит, ему нечем больше кормиться.

Это чувство было сродни полусну после анестезии. Я помню, здесь, ещё до этих дверей, этого бара, этого убийства, я и правда отлично проявлял себя в этой войне. Выученный воевать, я убивал без колебаний, без эмоций, без сожалений. Они не были моими братьями, не были Духами. Они были похожи на мишени в тире – фанерные, ненастоящие. Взаимозаменяемые. Иногда мне казалось, что их страх, их боль, их страдания – не более чем подделка, имитация. Я видел стольких Падших, я столько раз видел Падение, я знал, насколько это ужасно, невыносимо, отвратительно, когда только что друг и брат, ты в одно мгновение становился ничтожеством – отверженным, неприкасаемым, презренным… Я всё это знал, и мне казалось, что чувства этих людей, которые гибли под моими пулями, под осколками моих гранат, – что все они ничего не значат. И вообще: подумаешь, умер! Великое дело. Переродишься, начнёшь жизнь сначала – и ещё раз, ещё раз, ещё раз, сколько угодно раз! Как аккумулятор: сел – на зарядку, снова сел – снова на зарядку… Зато когда падал Дух, он падал навсегда. Да, конечно, Падшие могли продолжать жить у новых хозяев или в каком-нибудь Мире. Но обычно такая жизнь – наполненная ненавистью, завистью, жаждой мести – в итоге приводила к тому же, чем закончилась жизнь Нирунгина: к уничтожению. К гибели. Хотя для Падшего подобная участь была, наверное, избавлением…

Но то – день вчерашний. Что же до дня сегодняшнего, то в нём нам, похоже, уже ничего не светит. Майор Коростелёв неподвижно сидит у стены, мальчик сидит на скатанном в рулон ковре. Из-под ковра вытекает, застывая на ходу, лужица бурой крови.

– Мы, конечно, можем сидеть здесь до конца, Второй, но на твоём месте я бы попробовал что-нибудь сделать. Ведь иллюзия направлена на тебя, создана специально для тебя, – во всяком случае, этот её сегмент. Так что если ты решил сдаться, то так и скажи, что ли. Я хотя бы буду знать, на что мне рассчитывать.

Первый… Ты всегда был сама невозмутимость, не правда ли? А теперь мы, похоже, поменялись ролями. И тебе твоя новая роль не по душе – но ты ничего не можешь сделать. Даже ты, Старейший Дух Мироздания, ничего не можешь сделать.

Мальчик звонко хохотнул:

– Правда здорово? Может, я и просчитался с масштабом поля иллюзии, но мне всё-таки удалось поставить вас в тупик! Вас – Первого и Второго! Вы бессильны – и это, в принципе, может сойти за отмщение, хоть я и жаждал большего.

– Уничтожить Исток?

– Что? – он сперва удивился, будто я сказал что-то нелепое, но потом понимающе кивнул: – Нет, Гермес. Такого желания у меня не было. Я просто хочу отомстить Первому.

– Но как же…

Я поднял глаза на этого… на это Существо, не веря своим ушам.

– Я хочу отомстить Первому, – повторил Искажённый. – Уничтожение Истока – не моё желание: этого хочет Неназываемый. Понимаешь, Гермес, его воля оказалась слишком сильна. Я не могу ей противиться. Я же не знал, что он захочет уничтожить Исток. Я думал, он решит напасть на Орден, или даже на Пантеон, – для меня, в общем-то, нет никакой разницы. Но оказалось, ему на вас наплевать. Его предшественник решил, что сможет добиться цели, просто уничтожив Духов, и как знать, возможно, у него и получилось бы. Но ему не повезло. Так что на этот раз Неназываемый решил ударить по Истоку, чтобы всё получилось наверняка. Такие, как я, мы для них всего лишь… транспорт. Транспорт и проводники. Так что не держи на меня зла, Гермес. Я тебе не враг. Я вовсе не хотел уничтожать Миры, я всего лишь хотел уничтожить Первого. Уверен, ты меня понимаешь: ты ведь тоже его ненавидишь.