Текст книги "Хроники Потусторонья: Проект (СИ)"

Автор книги: Юлиан Хомутинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Звон и тишина. А сделай всего один шаг – и всё станет неважно. Почему этот Мир, такой завораживающе красивый, устроен так несправедливо? Почему мы вынуждены жить на обочине? Почему? Для чего всё это нужно? Ведь достаточно сделать шаг – и всё закончится. Для меня, для нас, для всех. А потом придёт Искажённый и поставит точку в истории этого Мироздания, но… что если в этом есть какой-то особый смысл? Что если так и должно быть? Что если мы просто отодвигаем время нашего Возвращения? Что если Искажённый вовсе не Враг, но искупитель наших грехов? Ты только подумай, Первый: мы станем свободны. Неужели ты никогда не мечтал об этом? Наверняка мечтал. Я не смогу поверить в то, что не мечтал.

Внезапная мысль о Первом привела меня в чувство, и я тотчас же ощутил ярость, клокочущую внутри.

– Рихард! Ко мне, живо!

Он подошёл. Как я и думал, он всё это время был тут.

– Ты ведь солгал нам, там, в автобусе? Про 70% вероятности? Солгал? Отвечай! Да хорош уже трястись, отвечай!

От страха лицо его было даже не бледным – оно было пепельно-серым. А может, дело в местном освещении?..

– Я жду, Рихард!

– Да… Да! Но я не хотел! Он приказал мне! Он попросил меня сказать про 70%! Я не виноват! Я пытался! Я надеялся, что у меня получится сделать из Димы Духа – ведь вероятность всё равно существует!

– Вот оно что… Всё ясно…

Моя кипящая ярость моя вмиг сменилась холодной текучей ненавистью. Вспомнились былые обиды. Вспомнились Катя и Игорёк.

– Иди отсюда… Реконструктор. И впредь постарайся пореже попадаться мне на глаза, во всяком случае до начала тренировок.

Он тотчас же пропал.

Проклятье, подумал я. И кто ты после этого, Первый? Хотя нет – ты-то как раз остался верен себе. Ты ничуть не изменился с Первой Войны. Все мы менялись, все – кому удавалось выжить. Но ты – нет. Только не ты. Ты остался таким же, каким был тогда, в начале, когда заварилась вся эта каша.

Когда ты её заварил.

Я вздохнул.

«Эй, там, за бортом! Вылезай уже, простудишься».

Я ждал его таким же, каким выпал тогда Валя – аморфным эллипсоидом. Но неожиданно я увидел вполне человекоподобную фигуру, состоящую из переливающейся радужной материи.

– Неплохо, парень, неплохо. Ты сумел освоить форму. Хорошо. Ты талантлив, Деметр, возможно, даже талантливее Валькинштейна. Ладно, теперь попробуй принять полноценный человеческий облик. Просто представь. Это не должно составить тебе труда, ты же художник.

Он и правда быстро это освоил. Он воссоздал все детали своей одежды, даже самые мелкие, вроде старых шнурков в тяжёлых ботинках.

– Молодцом, – похвалил я способного ученика. – А теперь иди. Вон туда: видишь – дверь от «Бригантины» висит? Зайдёшь туда, встретишь ребят. Там ещё моя… подруга. Она Ангел, её зовут Габриэль. Она теперь тоже в команде. Скажи Аньке, пусть везёт вас к Мо. А я буду попозже, мне тут кое с кем потолковать надо.

– Хорошо, я всё понял.

– А ты ничему не удивляешься, да? – изумительный он парень, этот Дмитрий Арефьев.

– Неправда, – возразил он. – Ещё как удивляюсь. Хотя после того, что я увидел здесь, думаю, я буду удивляться гораздо реже.

– Ну да, Исток… Ладно, иди, художник. Да, чуть не забыл: пока будете ехать, попроси Валю поучить тебя основам. Думаю, он с удовольствием тебе поможет. Заодно вспомнит, как сам учился… Подумать только! – я невольно улыбнулся. – Такое чувство, что с тех пор прошло не пять дней, а клятая вечность! Ну всё, ступай.

Димка кивнул и направился туда, где одиноко висела в пространстве дверь «Бригантины». Подойдя к ней, он вдруг обернулся и крикнул:

– А она не исчезнет?

– Нет, ведь это я её открыл. Пока не зайду обратно, не исчезнет.

– А-а, понятно!

Он махнул мне рукой и, открыв дверь, шагнул в проём.

Дверь закрылась.

– Вот и хорошо, – сказал я вслух. – А теперь пойдём-ка потолкуем с Великим Магистром.

…

В белом пространстве Первого всё было таким же белым и пространным, как и в прошлый раз. Я поймал себя на том, что меня чертовски раздражает эта однообразность.

– Да брось, Гермес, – скучливо отозвался Первый. – И потом, эта однообразность здорово помогает, когда думаешь сразу обо всём, что только было, есть и будет в Истоке и за его пределами.

– Не уходи от темы. Ты знаешь, зачем я здесь.

Он сипло рассмеялся и кивнул:

– Само собой. Ты пришёл почитать мне мораль. Знал бы ты… Тебя вот раздражает здешняя однообразность, а меня, ты знаешь, ужасно раздражает вот эта твоя черта. Этот твой якобы праведный гнев. А главное, чья б корова мычала. Думаешь, ты лучше меня, Гермес? Серьёзно?

Он выдавил из себя ещё пару дохлых смешков:

– Ты нелеп, Второй. У тебя, нет – у всех нас осталось только два миролюдских дня жизни. Два дня – а ты думаешь о моих уловках. Припоминаешь старые обиды. Знаешь, у людей есть отличная поговорка на эту тему: «кто старое помянет – тому глаз вон». А? Каково?

– Если бы это был ты, лично… Если бы ты – или Эбб – сказал бы тогда об этих семидесяти процентах, я бы…

– Что «я бы»? Что «я бы»? Смирился и не возбухал? Ой, да перестань! Выделывается тут передо мной… Вот поэтому, мой дорогой Гермес, ты не лучше, чем я. Ни капельки. Я всего лишь попросил мальчишку переставить цифры, – потому что знал, что Арефьев не выдержит Реконструкции. Видишь ли, процент радужного вещества в Духах слишком высок. Повышение концентрации Радуги в организме человека почти наверняка станет для него фатальным. Вероятность удачного исхода равна примерно 18%. Что, в принципе, не так уж и мало, но… Диме не повезло. Увы. Да и потом, он ведь всё равно стал Духом, не так ли? И теперь он сможет стать полноценным Воином Радуги. Всё идёт по плану, Второй. Всё, кроме одного – твоих идиотских рефлексий. Вот как раз они тут никому не нужны. Ты обвиняешь меня во лжи, в том, что я приказал Рихарду солгать – но вспомни себя, Второй. Вспомни себя – и Зараата, например. Разве не ты просил его поработать над Сонни, чтобы потом не составлять отчётов, хотя знал, что Зар – Бродяга, и может умереть? Ты. Ты, Второй. И не надо выдумывать, будто ты забыл про его смертность! Я всё равно в это не поверю.

– Думаешь, мне нужна была смерть Зара? – прошипел я. – Думаешь, мне это было нужно? Да я просто хотел обойти твой идиотский Кодекс! Ты же везде понарасставил силков и капканов – а мне пробирайся через них, как хочешь! Продирайся через эти запреты! Зато тебе всё можно!

– Ну не говори глу-упости, – вяло протянул Первый. – Мне не всё можно. Невинная подтасовка фактов – это такая мелочь… Особенно если речь идёт о судьбе Миров.

– Да уж, это ты удобно прикрылся, ничего не скажешь! Как бы я хотел…

– Чего? – перебил меня Первый. – Чего бы ты хотел, Второй? Чтобы я поплатился за свои прегрешения, да? А вот представь себе такую штуку: произошло нечто… непредвиденное. И я-таки поплатился. Ну вообрази, у тебя же богатое воображение. Что ты тогда будешь делать? А? Ты будешь счастлив? Или, может, твои жена и сын воскреснут? А?! Н-да, всё-таки мозгов тебе явно перепало меньше, чем мускулов. Жаль, жаль… Вот, кстати, за что я не люблю людей – они лицемерны. Понимаешь, я могу сделать нечто – в твоих терминах – недостойное и подлое. Могу – но я никогда не откажусь от ответственности. Никогда не скажу: ой, это вышло случайно! Я не хотел! Нет, Второй, я хотел. Я именно что хотел. Всё это – часть моего плана, и смерть Арефьева – тоже. А заодно – отличная тренировка для Рихарда. Видишь ли, я хотел, чтоб хотя бы в нём было поменьше человеческого, чем в твоих подопечных. Да, безусловно! Я помню об Искажённом! И возможно – я подчёркиваю: возможно! – человеческое мышление твоих ребят позволит им нанести ему более серьёзный урон. Но давай на минутку представим, что у них получилось, и Искажённый уничтожен. Как думаешь, что будет дальше?

Я не мог понять, что он имеет в виду. Он увидел это и снова рассмеялся:

– То-то и оно. Ты не знаешь. Зато я знаю. Начнётся новая Эпоха, Гермес. И знаешь, чем она будет отличаться от старой? Не знаешь? Так я тебе скажу: Духи станут другими. Мы перестанем быть собой, мы начнём меняться. Сонни и остальные послужат катализатором для этих изменений. Духи станут человечнее. Станут такими, как ты – в худшем смысле этих слов. Помнишь, ты как-то сказал, что Духи не думают, они просто ждут приказа? Помнишь. А теперь представь: вместо того, чтобы ждать приказа, Духи станут задумываться – а стоит ли им этот приказ выполнять? А стоит ли читать и чтить Кодекс? А нужен ли он вообще? А нужен ли Закон? Ведь люди обходятся без этого. Всё, что у них есть – это законы, которые можно легко обойти или просто наплевать на них. А что в результате? А в результате преступность. Беспорядки на улицах и в головах. У них же там всё что угодно может случиться! Ты же не понаслышке с этим знаком, ты же работал в правоохранительных органах! А можешь ли ты представить себе Духа-преступника? Духа-грабителя? Духа-убийцу? Да, конечно, ты мне возразишь: мол, были такие. Но когда они были? Правильно, они проявляли себя до тех пор, пока я не ужесточил Кодекс. Пока не запретил аморф. Пока не ввёл наказания за воздействия. Или ты хотел бы жить так, как живут Теневые – без Закона, без Кодекса? Анархисты, которые творят, что хотят, а точнее, творили – потому что я позволил им жить, как вздумается, но только на их территории. Или тебе милее Изгои? Ты ведь у нас Воин-пацифист, Второй! Лорд-Командующий, ненавидящий Войну! Ходячий парадокс! Уж прости, но тебя можно только пожалеть. Да не будь ты Вторым, я бы давно отправил тебя куда подальше. Сталкером в какой-нибудь дальний Мир, или Стражем. И живи как хочешь!

Он замолчал. Я тоже молчал, не зная, что сказать. Иногда я его ненавижу – но при этом отдаю себе отчёт в том, что формально он прав, как ни паршиво это признавать.

– Ты забыл, Второй, забыл, кто для нас люди, как и любые другие жители любого другого Мира. В первую очередь они – материал. Основа для Исследований. Именно это подразумевает программа «Протекторат Миров», если ты забыл. Мы должны защищать их – чтобы иметь к ним доступ, как к материальной базе. Но мы не обязаны заниматься благотворительностью! В Кодексе об этом ни слова. Мы должны лишь контролировать наши силы и соразмерять возможности, учитывать вероятные последствия наших действий в отношении людей и их Мира… Но мы им не няньки! Тем более они прекрасно умеют обходиться без нас! С самого Начала Духи жили своей жизнью, а люди, появившись, жили своей. Знаешь, даже при том, что я Исследователь, я всегда весьма скептически относился к тем Исследованиям, которые касались людей и их Мира. Ну не сошёлся свет клином на них, не сошёлся! А ты? Ты забыл, кто ты есть, Второй! Ты забыл, ты вообразил себя человеком! Ты стал думать, как человек, поступать, как человек!.. Да, признаю, поначалу это даже казалось мне забавным. Но постепенно я начал понимать, что ты попросту дуреешь. Дуреешь! А это плохо, Второй. Это плохо, потому что ты – Лорд-Командующий! Ты – Второй! Ты важен для Ордена! Вы же распустились, вы – Перворождённые! Третий подался в Стихийники, носит его где-то нелёгкая. Четвёртый пал, Пятый с Шестым ушли в Тень, натворили дел! Седьмой с Девятым сгинули в Межмирье! Восьмой ушёл в Стражи, протирает зад всё в том же проклятом Мире людей! И это только Первая Каста! Нас осталось мало, Гермес. Понимаешь ты это или нет? Нас, Старших Духов, Перворождённых Духов-Воинов Радуги осталось мало. Да, Теневых осталось ещё меньше, но от этого не легче. А ты? Вместо того, чтобы стать образцом для подражания всем Младшим, что ты из себя сделал? А? Тьфу-ты, смотреть противно.

Это было странное чувство, но в ту минуту моя ненависть к этому Духу поутихла. Передо мной на своём дурацком недотроне сидел, по сути, выживший из ума старик, зациклившийся на своих законах и кодексах.

От удивления Первый распрямился. Его золотые глаза расширились, а белёсые брови поползли наверх. Какое-то время он рассматривал меня, как нечто невиданное, а потом вдруг заухал, захохотал, как старый филин.

– Хо-хо-хо-хо, вот, значит, каким ты меня представляешь? И правда, это забавно. А я вот сижу и думаю: с какой стати я вообще перед тобой распинаюсь? Отчитываюсь перед тобой? Я! И за что? За крохотную ложь, о которой никто, кроме тебя и, может, Рихарда, на которого ты наорал, и не вспомнит. Ну, может ещё Валентин твой разозлится. Он талантливый парень, но он на тебя определённо плохо влияет. Сонни – Полуспектрал, его человечность – проблема временная. Шанталь – Создание, о Кошке молчу, Димка твой слишком погружён в себя и своё творчество, чтобы думать о чём-то подобном. Габриэль, правда, та ещё гуманистка… Но Габриэль здесь не живёт. Если Война закончится нашей победой, она вернётся в свою больницу и не вспомнит о тебе. Да-да, не вспомнит, не вспомнит, и не надо делать такое лицо! Тогда не вспомнила, и потом не вспомнит. Ты, Гермес, эгоист. Эгоцентрист. Ты думаешь, что Миры вертятся вокруг тебя – но это не так. Ты – всего лишь крошечная радужная капелька на обочине Истока, не больше. И я – такая же капелька. И любой Дух. Что ты о себе вообразил? Кем себя возомнил? Пришёл тут ко мне со своими ханжескими, лицемерными упрёками! Со своими мелкими детскими обидами, с ненавистью своей глупой. И это, замечу, вместо того, чтобы готовиться к битве! Вместо того, чтобы учить своих подопечных! Хотя чему ты их научишь… По-моему, пока что это они тебя учат, а не ты их. Я же видел эту сцену с Шанталь! Ха! Более нелепого зрелища представить просто невозможно! Я то хохотал, то рыдал над тобой в голос! Бестолочь. «Не обижайте женщин», ага. Уфф… Какая всё-таки глупость всё это… все эти…  разговоры. Ты ведь ничему не учишься. Вот и сейчас ты выслушаешь меня, а потом всё равно сделаешь по-своему! По большому счёту, я только зря трачу на тебя сейчас то время, которое нам остаётся. И можно подумать, оно мне надо.

– Ладно, я пойду, пожалуй, – сказал я. – Ничего нового я от тебя всё равно не услышу. К тому же ты прав: чего зря время терять? Его можно провести куда более приятным способом, в кругу друзей…

– Кого-кого? – недоумённо переспросил Первый. – Это кто там у тебя друзья? Твои подчинённые тебе друзья? Не лги хотя бы себе, Второй. Ты цепляешься за них, потому что видишь в них себя, получеловека-полудуха. Точнее, недочеловека-недодуха! Видишь свою прежнюю, человеческую жизнь, от которой никак не хочешь отцепляться… Ты смешон и жалок, Второй. А впрочем, это твоё дело. Если тебе нравится, – делай, как нравится. Но учти: однажды ты всё поймёшь. Поймёшь, что они тебе никто. И ты им никто. Если мы победим, у них начнётся новая жизнь. Задумайся, Гермес: будет ли в этой их жизни место для тебя, кроме как для командира? Ты уже знаешь ответ на этот и многие другие вопросы, которые никак не хочешь выкинуть из своей дурной головы. И ты знаешь, что я прав, потому что я всегда прав. Я был прав, когда предостерегал тебя от связи с той девушкой. От рождения сына. Я был прав, когда предостерегал тебя от Мироходчества. Но ты никогда меня не слушал, ты считал, что я это всё из вредности говорю. А когда я оказывался прав, ты меня ненавидел. Болван. Чем ты отличаешься от Искажённого, если тобой движет ненависть? Подумай над этим, Гермес, хорошо подумай. Впереди у тебя ещё много… разных событий. Если только Миры не закончатся послезавтра, конечно. А теперь всё, иди отсюда, ты мне надоел. Между прочим, я, в отличие от некоторых, занимаюсь решением очень серьёзных, сложных проблем и поисками ответов на фундаментальные вопросы. И мне некогда выслушивать твои миролюдские мыслишки. Всё, иди.

– Слушаюсь, Милорд! – гаркнул я как можно громче. Первый поморщился, но ничего не сказал.

Впрочем, меня в его пространстве уже не было.

…

Дверь «Бригантины» висела там же, где я её оставил.

Я дошёл до неё, взялся за ручку… и задумался.

«Тобой движет ненависть», сказал Первый. «Тобой движет ненависть».

Паршиво это признавать, но тут он точно прав. Хотя бы отчасти. Мной действительно движет ненависть. К Первому. К Искажённому. К самому себе, наконец. К тому, что я не могу быть тем, кем хочу быть. К Войне. К мыслям о том, что уже совсем скоро они начнут гибнуть – Кошки, Изгои. А потом дело дойдёт и до моих ребят. И я понятия не имею, как их защитить. Я бессилен – и ненавижу себя за это бессилие.

А ведь именно этим питается Искажённый! Человеческим. Эмоциям, страхами, сомнением.

Ненавистью.

Выходит, любой из ребят для него – противник куда более серьёзный, чем я. Выходит, я для него вообще не противник. Пока что я для него не более, чем пища. Схавает меня Искажённый за милую душу вместе с моими «миролюдскими мыслишками» – и Вася-кот.

Эх, каррамба! Если бы я только знал, что делать. А то ведь Первый, конечно, невероятно умён и вечно прав, спору нет. Но пока что он не дал мне ни единого практического совета. Теории, которыми он со мной делился – что я буду с ними делать, с этими кусками? Вообще, порой мне кажется, что я нужен ему как слушатель, а не как соратник. Да что за напасть, почему всем этим занимаюсь я? Не Эбби, например, не Рипли, а я?

Почему я – это я?

Губы растянулись в бессильной улыбке.

– А Первый-то прав, Герман Сергеич: ни на что ты, брат, не годен. А теперь давай, иди уже к ребятам и подумай над своим поведением.

Вздохнув, я открыл дверь «Бригантины» и шагнул в образовавшийся проём.

…

В автобусе было тихо и пусто.

Где это я? За окнами странный свет, тусклый и невнятный, наводящий на мысли о белых ночах. И туман вдобавок.

Я вылез из «Бригантины» и огляделся.

Здесь была неожиданная осень. Пурпурные листья опадали со старых клёнов, что росли в два ряда вдоль дороги, вытянувшись, как почётный караул. Под ногами похрустывал гравий, дорога уходила вдаль. За клёнами начинался кисельно-белый туман, и не было никакой возможности разглядеть то, что пряталось в нём, – при условии, что там вообще что-нибудь было.

Межмирье – вот что это такое, пришла в голову очевидная мысль.

Выходит, если дверь была открыта до того, как машина оказалась в Межмирье, я смогу попасть сюда, даже если меня не пригласят. С другой стороны, почему «не пригласят»? Всё-таки у Воинов Радуги тут штаб, пусть и временный.

Наверное, Мо хандрит, думал я, медленно вышагивая по скрипучему гравию в сторону Дома. Хандрит – вот и заосенело тут у него. Он ведь говорил, что Межмирье остро реагирует на изменения в его настроении.

А что, Кастальский? Вот бы и тебе такой Мир, а? Свой собственный Мир – это даже лучше, чем собственный остров. Тем более – Мир, чуткий к настроению своего хозяина.

– Я бы не сказал, что это так уж хорошо, Герман Сергеич, – сказал Мо как-то бесцветно. Он шагал рядом со мной, и гравийная дорожка хрустела под подошвами его сапог. Когда только успел, подумал я. У них с Первым явно есть что-то общее. Персональное пространство, манера отвечать на мысли собеседника…

Он слабо улыбнулся:

– Прости. Не думал, что тебя это раздражает.

– Да ладно, что уж там… – проворчал я добродушно. – Лучше скажи, чем плохо иметь собственный Мир-эмпат?

– Тем, что ты не можешь позволить себе впасть в депрессию, – иначе Мир может слишком остро на неё отреагировать и стать воплощением твоей тоски. Или твоих кошмаров, например. Всегда есть свои плюсы и минусы.

– Ну да, это ты верно подметил… Как там ребята?

– Отдыхают ребята. Похоже, у них в команде полное взаимопонимание, и Габриэль отлично туда вписалась. А Валентин и Сонни наперебой учат Димку разным разностям.

– Как трогательно.

– Ага. Ну а ты чего такой хмурый?

– Это я хмурый? – изумился я. – Ты свой Мир давно видел?

Мо неопределённо пожал плечами:

– А что такого? По-моему, красиво. Это ведь не депрессия, это, скажем так, лёгкая грусть. Воспоминания…

– Воспоминания? О чём? Или о ком?

Он опустил голову, и длинные волосы занавесили его лицо.

– Да так… Просто Габриэль напомнила мне… одну девушку, скажем так.

– О… – м-да, неловко получилось. – Вот оно что…

– Не беспокойся, – он легонько ткнул меня кулаком в плечо. – Расскажи лучше, как твои дела.

– Мои дела, да? Хреново мои дела, если подумать. Но это, конечно, лирика… Вот завтра закончим формирование команды, и можно будет начинать тренировки. Ну и время поджимает, сам понимаешь. Кстати, я тут думал… Вот мы говорим: Искажённый уничтожит Исток, Искажённый уничтожит Мир Духов. А что насчёт Межмирья? Неужели у него хватит сил уничтожить и его?

– Не зна-аю, – протянул Мо задумчиво. – Думаю, вопрос не в том, хватит ли у него на это сил или нет. Думаю, вопрос в том, сумеет ли он уничтожить Мир, живущий моей волей. Ты же помнишь: в Межмирье я всесилен. А значит, на моём поле он мне в любом случае проиграет. Так что вероятнее всего с Межмирьем ничего не случится.

– Вот как…

– Ну да. Да и вообще, этот Искажённый…

– А что он?

– Как ты думаешь, Герман Сергеич: как Искажённый может уничтожить Исток? В смысле, с помощью чего? Ведь, насколько я понимаю, Исток – это ого-го! Целая Вселенная! Неужели её может уничтожить один-единственный мутант?

– А кто его знает, – мрачно процедил я сквозь зубы. – Этот умник номер один так толком ничего мне и не объяснил. Ну или объяснил, да у меня понять мозгов не хватило, уж и не знаю. Насколько я понял, Искажённый отличается от Духов наличием игрек-вещества вместо икс-вещества… если только тебе это о чём-нибудь скажет. Кстати! А ведь икс-вещество соответствует Межмирью. Интересно, о чём это может говорить? Может ли это нам как-нибудь помочь?

– А что такое эти икс и игрек? – спросил Мо. Я усмехнулся:

– Любовь и ненависть, дружище. Любовь и ненависть.

– Выходит, Межмирье – это Любовь? – мне показалось, в его голосе прозвучали какие-то странные, незнакомые доселе нотки.

– Выходит, так… Слушай, Мо, я не знаю, почему он именно так это назвал! Может, оно и не Любовь вовсе, а что-то другое. Я не знаю, важно ли это, и если важно, то насколько.

Мо покачал головой:

– Я могу только предполагать, но… Помнишь, я говорил тебе, что Межмирье меня любит?

– Помню. И что?

– Да нет, ничего особенного. Просто, если следовать логике Первого, если Межмирье и правда олицетворение Любви, то Ненависть – это Мир, из которого пришёл Искажённый. Вот и всё. Я не знаю, как это может быть использовано в битве с ним, но… Наверное, тебе стоит подумать о нём, об Искажённом, не как о бесформенном ужасе, нацеленном на уничтожение Миров, а как о ком-то более… конкретном и мотивированном. Если тебе удастся понять его мотивы, то, возможно, ты сможешь установить с ним какую-то связь, как-то переговорить с ним, а может, и переубедить его… Понимаешь, даже если Межмирье – Мир Любви, здесь всё равно никто не живёт. Если задуматься, даже я здесь не более, чем гость. Постоялец. Однажды пришёл сюда, однажды отсюда уйду. Чем, как ты думаешь, может быть Мир Ненависти? И что такое Межмирье на самом деле? Для чего оно существует? Исток породил вас, приютив жителей Миров Радуги; Пустота породила людей и, вероятно, жителей остальных Миров, но в итоге приютила вас, Духов. Но что насчёт Межмирья? Порождало ли оно кого-нибудь? Как видишь, приютить оно может, я тебе даже больше скажу – хочет. Но обычно ему бывает трудно найти общий язык с теми, кто сюда приходит…

Я молчал. Да, безусловно, во всём этом есть какой-то смысл и, вероятно, не один. Но в чём он? Как его понять?

– Кроме того, Ненависть – это ведь не что-то чуждое, верно? – рассуждал Мо. – Я хочу сказать, люди вполне умеют ненавидеть. А Духи – умеют?

Умеют ли Духи ненавидеть? Хороший вопрос – не правда ли, господин Кастальский? Не в бровь, как говорится, а в глаз.

– Про других Духов не знаю, а вот я…

– Ненавидишь, да? – он заглянул мне в глаза. Я отвернулся. Мо вздохнул: – Да ладно, Герман Сергеич, чего ты. Ну кто без греха-то? Подумай лучше вот о чём: всегда ли ты умел ненавидеть? Или научился только после того, как пожил в Мире людей? Вспомни. Ты ведь участвовал в двух Войнах, ты должен помнить свои ощущения.

– Я помню… боль. Скорбь. Победа не приносила радости. Первый, конечно, всегда бывал взбудоражен, когда мы побеждали Теневых, кричал что-то, какие-то лозунги… Мол, ай да мы, ай да молодцы… Но радости не чувствовал никто, это точно. Мы ведь воевали против тех, кто был нам как братья. Это были братоубийственные Войны, Мо. Вот и всё. А Ненависть я впервые почувствовал, когда умерли Катя и Игорёк. Значит…

– …Значит Ненависть – это прерогатива не Духов, а людей.

– И что с того?

– Думаю, Искажённый как-то связан с вашим Миров, с Миров Духов. С Пустотой.

– А ведь точно! Первый говорил, что та Пустота, изначальная, из которой родился Искажённый, там, в Храме Истинной Тени, – она была словно «очищенная» от радужного вещества. Как Мир Духов без самих Духов, – ведь в нас больше радужного, чем пустотного. Но это значит…

Оно было совсем рядом, разгадка, – или мне так казалось? Как будто я стал на шажок ближе к тайне Искажённого.

И снова это странное чувство, похожее на дежавю. Разумная Пустота. Ненависть? Почему я не могу этого вспомнить? Когда это было – после Первой Войны? Что это был за Мир? Откуда ты пришёл, Искажённый?

– …Это значит, что Мир Ненависти может быть куда ближе к Миру Духов, чем вы думаете. Или даже к Межмирью, как знать, – закончил Мо.

– Пустота без Духов… Пустота без Радуги… Ненависть без Информации? Или нет? Что это значит? Что, нечто вроде абсолютного зла, что ли?

– Вряд ли, – усмехнулся Мо. – Подумай лучше вот о чём: почему он так стремится уничтожить именно Исток?

– Потому что Радуга – это то, что делает его Мир… нашим? Потому что, если бы не мы, то и Ненависти бы не было?.. – ошеломлённо прошептал я. Мо покачал головой:

– У меня нет ответов на эти вопросы, Герман Сергеич. Я просто рассуждаю, почти так же, как это делает Первый.

– Но тогда получается, что Искажённые могут быть нашими… соседями? Или нет, не Искажённые – те самые «паразиты»! Может, мы заняли их место? Может, мы что-то когда-то сделали не так? Может, это мы – причина Ненависти? Не люди, а мы? И он хочет уничтожить Исток, как первопричину нашего возникновения? Тем более, думаю, без Истока мы не выживем… Такое у меня чувство. Он для нас – как родитель. Недаром во времена Первой Войны мы называли Исток Великой Радугой – Праматерью Всего Сущего.

– Всё может быть, – глубокомысленно заметил Мо. – И всё-таки мне не понятно, как он может уничтожить Исток, если он ему не антагонистичен? Вообще, следуя логике Первого, логике антагонизма, я бы скорее поверил в то, что он захочет уничтожить Межмирье. Ну, если он олицетворяет Ненависть, а Межмирье – Любовь. Наверное, у него даже получилось бы это сделать, – как знать? Но как он сможет уничтожить Исток, тем более что Ненависти в одном только Миролюдье не меньше, чем в самом Искажённом?

– Что ты хочешь этим сказать? – я облизнул внезапно пересохшие губы.

– Я хочу сказать: может, вы его переоценили? Ну, вы ведь уже приготовились к последней битве в истории Мироздания, так? Но что если он не в силах уничтожить Исток? Что если это вне его возможностей?

– Об этом я как-то не думал, – признался я. – Что, впрочем, неудивительно… Думает у нас обычно Первый, а я делаю. Но… Всё равно это звучит как-то слишком невероятно.

– Да, наверное, – легко согласился Мо. – Я не знаю, я ведь не Первый. И в Войне против первого Искажённого я тоже не участвовал. А кстати, что насчёт первого Искажённого?

– В каком смысле?

– Он тоже хотел уничтожить Исток?

– По-моему… скорее, он хотел уничтожить нас, – вздохнул я. – Понятия не имею, о чём он думал. Зачем возглавил Теневых. Да и потом, Ангелы подтянулись очень вовремя, Архистратиг ударил весьма вовремя и этим снял все вопросы, – потому что уничтожил Искажённого. А так, кто знает? Может, с помощью Теневых он уничтожил бы сначала нас, потом переключился бы на них, а когда Духов бы не осталось вовсе, он обратил бы свою Ненависть на Исток?

– Не исключено, – кивнул Мо.

– Слушай, старина, ты уж извини, но мне кажется, что мы идём уже несколько дней.

Он смутился:

– Ну так это же Межмирье, Герман Сергеич. Тут всё немного иначе устроено: ты мог бы дойти до Дома, сделав шаг или два. Но я просто хотел с тобой немного поговорить, вот и… отложил момент.

– Да нет, всё нормально, – я махнул рукой. – Тем более ты навёл меня на очень интересные мысли. Просто я немного устал, Мо. Слишком много событий для одного дня. У нас сейчас, как ты понимаешь, весьма насыщенная жизнь, у меня даже в бытность человеком такой не было.

– Понимаю, – он тихо рассмеялся. – Ладно, тогда вот тебе Дом.

И внезапно туман перед нами расступился, и оказалось, что мы стоим перед самым Домом. Я заметил, что из сумрака крыльца мне подмигивает огонёк сигареты: похоже, Шанталь вышла «подышать воздухом».

Мо похлопал меня по плечу:

– Ты только много не кури.

И пропал. А я подумал: вот здорово. И дверей никаких не надо.

– Вернулись, Герман Сергеич? – Шанталь щёлкнула пальцами, и над ногтем её большого пальца взвился крохотный огонёк. Я прикурил, благодарно кивнув:

– Спасибо. Да, вернулся… Что-то в этом роде. А ты что же, скучала?

– Да вот ещё! – фыркнула девушка. – Там и без вас весело. Тем более, ваша Габриэль мне очень понравилась! Она такая… такая…

– Ага, – согласился я. – Такая. А что Деметр?

– Да ничего. Учится. Он способный, быстро всё запоминает. Правда, чувствую, ему не очень уютно вне дома. Вдали от своей… От своего Создания.

– Ну да, понятно… В принципе, ему лучше отправиться к ней. Лучше, конечно, с кем-нибудь, но…

– Так Кошка же прибыла, – удивилась Шанталь. – Ник-А зовут, хотя мы её дружно Никой прозвали. Ужасно славная, смешная такая. Люблю Кошек.

– А, ясно. Хорошо…

Значит, всё идёт по плану – да, Первый?

– Какой-то вы непривычно серьёзный сегодня, – заметила девушка. – Даже не шутите, как обычно.

– А ты скучала по моим шуткам?.. Да нет, я знаю, что не скучала. Это я как раз шутить пытаюсь, хе-хе… Скоро разучусь, наверное. Да и пошутишь тут: Война, как-никак…

– Ну да, Война, – безразлично отозвалась она, затушивая сигарету. – Ладно, шеф, идёмте, что ли. Поужинаете. Завтра ведь ещё та девочка, да?

– Да. Первый наверняка уже предупредил Рипли и вообще всё подготовил. Осталось только доехать и…

– А она вообще кто?

– В каком смысле? – не понял я.

– Ну, я имею в виду, мы же все чем-то… Странные, короче. А у неё что?

– Понятия не имею. Кажется, Первый говорил что-то про полиморф. Очевидно, материалы по ней получим завтра, со всеми установками, прямиком от Рипли или, что желательнее, из Аналитического.

– А-а, понятно. Ну что, идём?

– Да-да, конечно.

Я раздавил «бычок» в пепельнице, и мы зашли в Дом.

…

Кошка и правда была забавной – сиамской раскраски, мне такие ещё не попадались. Они с Анкой о чём-то тихонько переговаривались в уголке, но стоило мне войти в Кабинет, как обе тут же вскочили и вытянулись по стойке «смирно».