Текст книги "Империя страха"

Автор книги: Юлиан Бардин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Тот, по-видимому переводчик, согласно кивнул и произнес, но уже по-русски:

– Господин Чижов, позвольте вам представить мсье Серебрянского. Он специально прилетел из Парижа, чтобы иметь честь познакомиться с вами, а также обговорить некоторые, как надеется мсье Серебрянский, взаимовыгодные вопросы.

Господин в очках привстал из-за стола и с улыбкой протянул Иванычу руку: – Поль.

– Ваня, – в том же тоне отозвался каскадер, по-прежнему ничего не понимая.

Поль в очередной раз заговорил, но теперь его глаза, не отрываясь, смотрели в лицо Чижова.

Переводчик почти синхронно переводил:

– Мсье Серебрянский является достаточно состоятельным человеком и хочет предложить вам небольшую сделку.

– Чего делать-то надо? – несколько угрюмо пробурчал Иваныч, усаживаясь на скрипучий стул.

Молодой человек терпеливо перевел вопрос, стараясь облечь его в вежливую форму. Поль снисходительно улыбнулся и опять что-то быстро затараторил – переводчик не отставал:

– Около месяца назад к мсье Серебрянскому обратились представители российского посольства в Париже с просьбой рассказать кое-что о его дедушке, который в свое время эмигрировал во Францию. Насколько понял мсье Серебрянский, в Москве отыскалась картина его деда, который получил в Европе определенную известность как художник в начале этого столетия.

Мсье Серебрянский навел справки и узнал, что картиной на сегодняшний день владеете вы. Ему также известно, что у вас есть на это законное право, так как его дед подарил ее вашему деду.

Отсюда у мсье Серебрянского имеется предложение – он хочет, чтобы вы уступили ему картину, которая займет почетное место в его семейной коллекции.

Мсье Серебрянский является единственным и полноправным хозяином кинопрокатной фирмы, салона высокой моды, а также художественного салона. Поэтому он готов вам предложить достаточно крупную сумму за это полотно.

Французский гость замолчал, вслед за ним замолчал и переводчик. А Иваныч никак не мог сообразить, чего же от него хотят.

Наконец он все же понял, о чем идет речь, и, широко улыбнувшись, произнес:

– Да пусть забирает, я не против.

– Подождите, не переводите, пожалуйста, – поспешно заговорила Елена и укоризненно посмотрела на мужа. – Ты что, с ума сошел? Что значит «пусть забирает», а деньги? Ты же не уточнил сумму.

Чижов выдержал ее прямо-таки испепеляющий взгляд, в котором появился алчный, жаждущий блеск, и вполголоса сказал:

– Эта картина написана его дедом, и я не имею на нее никаких прав, поэтому пусть заби рает без всяких денег. Я ясно выражаюсь? – Ваня не смог отказать себе в удовольствии взять реванш за недавно произошедший инцидент и теперь с удовольствием откровенно наслаждался произведенным эффектом.

Елена же злобно процедила:

– Если ты сейчас упустишь такую возможность, то навсегда останешься неудачником, причем неудачником, которого возненавидит собственный сын. Уж об этом я сумею позаботиться.

– Заткнись, дрянь! – сквозь зубы протянул Чижов и едва слышным голосом добавил: – Пошла вон, дешевка!

Вспыхнув ярко-пунцовой краской, которая залила ее лицо от подбородка до корней крашеных волос, Елена дерзко улыбнулась гостям и выскочила вон, даже не посмотрев на супруга.

Когда за ней с громким стуком закрылась дверь, гость из Парижа неожиданно произнес на чистейшем русском языке с легким акцентом:

– Зря вы так с женщиной... – он немного помолчал, а потом добавил: – Хотя она действительно стерва.

Ваня попытался не выдать собственного удивления, хотя это ему вряд ли удалось. Положив руки на стол, он выразительно посмотрел на собеседника и извиняющимся тоном сказал:

– Простите, семейные неурядицы. Вежливо усмехнувшись, Поль негромко заговорил:

– На вашем месте я бы попытался выкупить у нее сына. Думаю, что огромной цены она не заломит – такие женщины стоят очень дешево.

Иваныч смутился, но промолчал. Посидев несколько минут в нерешительности, он порывисто поднялся и скрылся в спальне. Когда Чижов вернулся, то в его руках было скрученное в трубочку полотно, которое он и протянул гостю.

– Вот, возьмите, – выдавил он, – и еще раз прошу меня извинить.

Разложив на столе картину, Серебрянский на какой-то миг забыл обо всем на свете – его внимание целиком сосредоточилось на грубом, потемневшем от времени холсте.

Наконец придя в себя, он спохватился и произнес:

– Да, она сохранилась гораздо лучше, чем я мог предположить. Скажите, где вы ее хранили?

Привычно пожав плечами, Ваня охотно отозвался:

– На чердаке, где хранятся и остальные картины.

Поль не смог сдержать изумленного вздоха и переспросил, как будто желал удостовериться, правильно ли он понял услышанную фразу:

– На чердаке?

Качнув головой, Чижов запоздало спросил:

– Чаю хотите?

– Нет, спасибо, – вежливо отказался Серебрянский и вернулся к прерванной теме: – Так сколько вы за нее желали бы получить? Но прежде чем вы дадите окончательный ответ, должен вас честно предупредить, что я вряд ли заплачу вам даже третью часть ее настоящей стоимости.

Проведя ладонями по лицу, каскадер медленно, едва ли не по слогам повторил:

– Это картина вашего деда, а значит, по праву принадлежит вам.

– Ну хорошо, – обреченно выдохнул Поль, ставя на стол кожаный кейс с кодовыми замками, – бизнесмен из вас, прямо скажем, никакой. .. здесь сто пятьдесят тысяч долларов. – Он откинул крышку и повернул чемоданчик к Иванычу, добавив: – Они ваши.

Ваня не мог поверить в реальность происходящего; выкатив от удивления глаза, он не мигая смотрел на невиданную до сих пор кучу денег. Аккуратные пачки зеленых купюр в банковских упаковках заставили каскадера проглотить язык. Он мог предположить, что ему заплатят за картину тысячу, ну две, ну пусть, в крайнем случае, десять – но сто пятьдесят... От такой суммы он просто не в силах был отказаться.

Наконец собрав в кулак всю свою расплавившуюся волю, он оторвался от созерцания банковских билетов и удивленно посмотрел на собеседника.

Тот весело улыбался, не говоря ни слова. На его покатом лбу отчетливо проступили маленькие морщинки, сходящиеся у переносицы.

Как и всякий богатый человек, Серебрянский отнюдь не любил сорить деньгами, но ему было лестно осознавать, что он может доставить кому-то истинную радость; да к тому же Чижов, с дедом которого дружил его далекий предок, весьма понравился миллионеру.

Именно поэтому, вдоволь налюбовавшись произведенным эффектом, Поль произнес:

– К вышеозначенной сумме я прибавлю еще пять тысяч – персонально для вашей жены. Поверьте моему опыту, она охотно уступит вам мальчика даже за меньший выкуп, – саркастически закончил он.

В очередной раз посмотрев на деньги, Ваня с плохо скрываемой дрожью в голосе протянул:

– Спасибо... – Помолчав, он грустно добавил: – Раньше мы могли бы поделить их на три части. Сейчас придется на две...

– Что? – не понял Серебрянский.

Вяло отмахнувшись, Чижов устало выдохнул:

– Да так, долгая история. – Но поняв по взгляду собеседника, что тот остался весьма заинтригован, закончил: – С этой картиной связано очень много и, в основном, трагических событий. Вы знали про клад?

Изумленно вскинув брови, Поль растерянно произнес:

–Нет.

По тому, как было сделано это признание, каскадер понял, что собеседник нисколько не покривил душой. Поразмыслив какое-то время, он предложил:

– Если у вас есть полчаса свободного времени, то я мог бы вам рассказать.

– Я никуда не тороплюсь, – поспешно выпалил Серебрянский и, виновато улыбаясь, попросил: —Все же неплохо было бы выпить чаю, если история окажется длинной...

* * *

Антон буквально валился с ног от усталости – вот уже три недели, как он вернулся к своим привычным обязанностям, сумев

несколько сгладить в памяти недавние, весьма трагические события.

Войдя в темную неприбранную холостяцкую квартиру (прибираться дома ему и не приходило в голову), майор сбросил с плеч промокшую от дождя куртку, стянул начинающие расползаться по шву туфли и, тяжело вздохнув, проследовал в кухню. Он хотел согреть чайник, но обнаружил, что закончились спички, поэтому чертыхнулся и вновь вернулся в прихожую, собираясь прогуляться до ближайшего киоска.

В это время зазвонил телефон. Антон изумленно уставился на аппарат, который продолжал настойчиво трезвонить.

За прошедшие три недели его никто не беспокоил, хотя втайне даже от себя Лямзин очень ждал одного звонка. Лишь по прошествии этого времени он понял, что потерял нечто большее, чем просто любовницу – он потерял частичку себя самого. Антону казалось, что он готов все забыть и простить, хотя в действительности вряд ли бы ему это удалось.

А телефон продолжал неистовствовать, как будто хотел свести с ума своего хозяина.

Наконец майор порывисто снял трубку и недовольно прорычал:

– Слушаю.

– Антошка, Антошка, пойдем копать картошку... – весело, но совершенно фальшиво пропел до боли знакомый голос, и Лямзин узнал Чижова.

Невольная улыбка тронула уста комитетчика, и он радостно произнес:

– Ты не представляешь, насколько вовремя позвонил. Мне как раз хотелось с кем-нибудь перекинуться словечком, да и бутылочку раздавить не мешало бы...

– Сейчас поднимусь, – ничего не объясняя, сказал Иваныч, и прежде чем Лямзин успел хоть что-то сказать, дал отбой.

Антон принялся тщательно рассматривать телефонную трубку, как будто хотел убедиться, что ему все это не почудилось.

Не успел он опустить трубку на аппарат, как раздался громкий стух в дверь.

В полной прострации Лямзин открыл дверь и ничего не понимающим взором уставился на статного незнакомца, одетого по последней парижской моде.

Роскошный плащ был распахнут настежь, а под ним красовался кофейного цвета двубортный пиджак. Белая рубашка, строгий галстук, маленький бриллиант в золоченой заколке и аккуратно зализанные волосы – все это никак не гармонировало с простодушным, улыбающимся лицом Ивана Ивановича Чижова.

– Ну ты даешь... – только и смог выдавить Лямзин, пропуская Иваныча в квартиру.

– Собирайся, едем в гости, – тут же заявил каскадер. – Нам еще нужно заехать в магазин и слегка тебя приодеть.

– Погоди, – в том же растерянно-изумленном тоне проговорил Антон. – Что все это значит?

Только сейчас майор смог заметить в руках приятеля модный кожаный кейс.

Ни слова не сказав, Ваня поставил «дипломат» на тумбочку прихожей и, откинув крышку, бросил всего лишь одно слово:

– Вот!

Комитетчик знал, что в природе существуют суммы и покруче, но никогда не видел денег больше, чем в этом навороченном кейсе.

– Да объясни ты, что все это значит? – не выдержав загадочного вида товарища, взмолился он.

Пожав плечами, Иваныч просто сказал:

– Это твоя доля. Я продал ту самую картину. И, как видишь, за довольно кругленькую сумму. Здесь пятьдесят штук, а еще столько же мы сейчас отвезем по одному хорошо тебе известному адресу. Подробности по дороге, поехали.,.

Почти новенький «Фольксваген-Гольф» мягко затормозил у знакомого подъезда. Лямзин чувствовал себя скованным в только что приобретенной одежде, но изо всех сил старался это скрыть, отчего еще больше смущался и густо краснел.

Однако Иваныч не замечал или делал вид, что не замечает неуверенности друга – в эту секунду все его помыслы занимала новенькая тачка, которой он гордился, не скрывая этого.

Закрыв машину, товарищи направились к подъезду. Поднявшись на несколько пролетов вверх, они замерли перед знакомой дверью и только сейчас ощутили подкатившую к сердцу грусть.

Лямзин посмотрел на каскадера, как будто искал в его глазах одобрения, и нажал кнопку звонка. Квартира отозвалась скупой трелью, но больше не прозвучало ни звука.

– Странно, даже Рекс не лает, – удивился Антон и повторил попытку.

И вновь ничего не произоишо Помявшись несколько минут перед запертой дверью, приятели в очередной раз переглянулись и, не сговариваясь, двинулись вниз по лестнице.

Но едва они успели сделать пару шагов, как им навстречу бросился здоровенный пес. Вопреки ожиданию, кобель не стал рвать на них одежду, а, лишь недоверчиво обнюхав, отошел в сторону.

Вслед за собакой показалась высокая, стройная фигурка в долгополой кожаной куртке. По ступенькам, едва волоча тяжеленную сумку, поднималась Ольга.

Их взгляды встретились, и девушка, позабыв обо всем, бросилась навстречу мужчинам, уронив на пол тяжкую ношу.

– Ваня! Антон! – громко вскрикнула она. – Как хорошо! Как здорово, что вы пришли!

Только сейчас приятели заметили, что во внешности девушки что-то изменилось, как будто она за это время постарела на несколько лет. Ее лицо больше не выглядело таким красивым и привлекательным: у глаз появилась тонкая сеточка свежих морщин, щеки поблекли и лишь глаза по-прежнему светились озорным блеском.

– Что, постарела? – Она как будто догадалась, о чем думают товарищи, чем привела их в немалое смущение.

Антон тут же отвернулся, чтобы не смотреть в ее глаза, а Иваныч нашел себе занятие, подхватив упавшую на пол сумку.

– Ну что же мы стоим, – спохватилась она и только сейчас обратила внимание на их лоснящийся вид: – Вы что, банк ограбили?

– Все гораздо проще, – улыбнулся Чижов – Пойдем, сейчас все узнаешь.

Оказавшись в квартире, мужчины были неприятно поражены тем, как здесь изменилась обстановка. Раньше это было уютное гнездышко одинокой, не обремененной заботами светской

львицы. Сейчас же квартира напоминала жилище пожилой пенсионерки.

И тут Антон приметил на вешалке мужскую куртку и две пары мужских же ботинок.

Проследив его взгляд, девушка охотно пояснила, храня на лице несколько натянутую улыбочку:

– Да, многое изменилось за эти три недели. Пришлось расстаться с былой роскошью и машиной, но самое главное, – она на миг замолчала, как бы акцентируя внимание слушателей, — вышла замуж...

 Мужчины в который раз переглянулись, как будто отказыватись верить услышанному, а Ольга с независимым видом продолжила:

– Вот, кстати, сейчас я вас и познакомлю... – Сказав это, она скрылась в спальне.

До слуха приятелей донесся приглушенный шепот и скрип какого-то механизма. После чего открылась дверь, и Ольга вышла из спальни, толкая перед собой инвалидное кресло, в котором сидел худой, изможденный болезнью мужчина.

Глядя на этого человека, гости едва сдержались, чтобы не закричать... Перед ними был Гвоздик – собственной персоной.

Правда, от былого, веселого и вместе с тем вечно всем недовольного, подозрительного Юры не осталось и следа. Он постарел лет на десять, а лицо скорее напоминало глиняную маску, чем облик когда-то жизнерадостного вора.

Несмотря ни на что, он улыбался, сверкая фиксами.

– Что, босота, – только голос его звучал по-прежнему вызывающе надменно и озорно, – не ждали увидеть жмурика?

– Юрка, – медленно протянул Иваныч, как будто только что очнулся от наркотического дурмана.

– Юрик! – громогласно взвыл Антон и бросился к другу, обнимая его за узкие, костлявые плечи.

Но тут вмешалась Ольга. Загородив собой своего теперь уже законного мужа, она тихо, но настойчиво произнесла, скрывая в словах потаенную иронию:

– Юрка-то он Юрка, только руками музейный экспонат прошу не трогать. – А затем пояснила, но уже серьезно: – Он очень слаб. Мы вчера прилетели из Германии, где ему сделали три сложнейших операции.

– Значит, все это... – Антон обвел взглядом почти голые стены.

Без малейшей тени сожаления или рисовки Ольга утвердительно качнула головой:

– Да, почти все пришлось продать. Но добро – дело наживное. Правда, любимый? – Наклонившись, Ольга нежно поцеловала Юру в губы.

Первый радостный порыв схлынул так же внезапно, как и налетел; теперь гости грустно смотрели на инвалидное кресло и обездвиженные ноги своего воскресшего друга.

И вновь, как будто прочитав их мысли, девушка произнесла:

– Пуля попала ему в позвоночник... Но врачи говорят, что есть надежда.

Как будто желая отвлечься от неприятных мыслей, она спохватилась:

– Что ж мы здесь стоим, пойдемте в комнату. Я быстро накрою на стол, – и тут она снова заметила элегантный вид гостей, в очередной раз спросив: – Так откуда у вас такой прикид?

Мужчины засмущались – им вдруг стало ужасно стыдно за свои обновки, в которых они выглядели по меньшей мере нелепо на фоне этой бедненькой, если не сказать нищей обстановки.

– Мы думали... – начал майор, – нам хотелось...

– Да что ты тянешь кота за яйца, – в своей обычной нагловато-вульгарной манере вмешался Гвоздик. – Дело толкуй, и нечего буксовать. Если у вас все в шоколаде, то я буду только рад. Ну колитесь, откуда бабки?

Чижов с Лямзиным одновременно нагнулись, чтобы взять в руки стоящий на полу кейс, и сильно стукнулись лбами, громко рассмеявшись.

– Давай ты, – предложил Антон, предоставляя каскадеру рассказать обо всем самому.

Громко откашлявшись, Иваныч, еще не открывая «дипломат», принялся пересказывать подробности неожиданного визита гостя из Франции, упуская, по вполне йонятным причинам, отдельные детали. Когда же он приблизился к самому главному, то вместо того, чтобы говорить, Ваня просто распахнул кейс и вывалил деньги на колени Дегтярева.

На какое-то время в квартире установилась почти осязаемая тишина. Наконец Гвоздик, громко сглотнув, прошептал:

– Вот это да!

– Это твоя доля, – улыбаясь, пояснил Чижов и мрачно пошутил: – Хотя мы думали, что бабки пойдут на роскошный памятник из черного гранита.

Пощупав дрожащими пальцами гладкие купюры, Юра посмотрел на онемевшую Ольгу, затем перевел взгляд на друзей и, криво ухмыльнувшись, произнес:

– Хренушки, мы еще потанцуем...

Не договорив, Гвоздик на глазах изумленных товарищей проворно вскочил с кресла и, обхватив за талию законную супругу, закружился с нею в воображаемом вальсе.

Лямзин с Чижовым не мигая смотрели на произошедшее «чудо», не в силах вымолвить ни слова. Наконец шок миновал, и Антон спросил:

– Как это понимать?

– Понимай как хочешь, – бросил через плечо мгновенно поправившийся «инвалид» и, плотнее прижав к себе Ольгу, весело договорил: – Я всегда знал, что деньги способны творить чудеса, просто не представлял, до какой степени.

Девушка же, отстранившись от мужа, просительно произнесла:

– Не обижайтесь, ребята, просто мы хотели вас разыграть и преподнести двойной сюрприз.

– Считайте, что у вас это получилось, – пробурчал каскадер, вмиг становясь обычным, угрюмым и нисколько не сентиментальным Иванычем.

Покосившись в сторону застывших приятелей, Гвоздик весело вскрикнул:

– Да мусор все эти деньги; главное, что у меня есть настоящие кореша! – С этими словами он бросился в объятия друзей, обхватив худыми ручонками их могучие плечи.

Глава 19

Маша медленно вышагивала по мокрому тротуару, стараясь обходить наиболее крупные лужи. Она почти не смотрела по сторонам, погрузившись в глубокое раздумье.

Бирюзового цвета коротенькая куртка, похожая на легкомысленный балахон, выгодно подчеркивала стройность ее затянутых в нейлоновые колготки длинных ног и оттеняла белизну роскошных волос.

Было уже темно, поэтому она не узнала шагнувшего навстречу ей массивного человека, внезапно появившегося из-за угла дома. Девушка напряглась, привычным движением расстегнув металлический замочек миниатюрной сумочки, и дотронулась тонкими пальчиками до ребристой рукоятки автоматического пистолета.

Но мужчина, стараясь выглядеть как можно безобиднее, отступил на шаг, как будто хотел дать возможность блондинке спокойно пройти.

На какой-то миг их глаза встретились, и случайный прохожий широко улыбнулся, обнажая два ряда ровных белоснежных зубов.

– Здравствуйте, Маша, – дружелюбно произнес он, протягивая руку для пожатия.

Девушка машинально подала ладонь и ощутила неприятное, едва уловимое покалывание. Правда, оно тотчас исчезло, так что Маша не придала этому особого значения.

А мужчина, видя, что Маша его не узнает, все в том же радостно-миролюбивом тоне продолжил:

– Вы, наверное, меня забыли? Я Паша Аникеев, вы ко мне приезжали с Антоном Лямзиным, а потом жили на моей даче. – Выдержав короткую паузу, он спросил: – Ну, вспомнили?

Естественно, она его вспомнила, но эти воспоминания отнюдь не были для нее такими же приятными, как для этого тучного субъекта с начальственным голосом и боответствующими повадками, присущими сильным мира сего.

Окинув холодным, ничего не выражающим взглядом крепкую фигуру Аникеева, Маша уверенно, с ледяным спокойствием в голосе сказала:

– Нет, простите, я вас не помню. Да и не знаю я никакого Лямзина. Позвольте... – Она слегка оттолкнула мужчину плечом, невольно заставляя его посторониться»

Паша скорчил обиженно-растерянную гримасу и пробормотал:

– Извините, возможно, я обознался, – отошел, уступая ей дорогу.

А девушка, даже не обернувшись в сторону неподвижно застывшего мужчины, грациозной походкой скрылась в ближайшем подъезде многоэтажного дома.

Лифт стоял внизу, и она вошла в распахнувшиеся двери, нажав Кнопку седьмого этажа. Автоматические створки плавно закрылись, и кабина двинулась вверх, вызвав у нее легкое головокружение.

Она сперва не придала этому никакого значения, но вдруг почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног – перед глазами поплыли розовые круги, и Маша потеряла сознание...

Спустя несколько минут веселая компания, состоящая из долговязых парней и прыщавых, беспрестанно хохотавших девиц, вызвала лифт.

Кабина послушно опустилась вниз, распахнулись двери, но никто не спешил войти внутрь.

Как по команде смолкли многозначительные смешки; взору подростков предстала неприглядная картина: свернувшись калачиком на грязном, заплеванном полу, в лифте лежала обворожительная красотка, чьи пальцы судорожно сжались на рукоятке пистолета. Красивое лицо блондинки недобро улыбалось, а в глазах застыла непередаваемая боль, животный ужас и фатальное отчаяние.

Не нужно было иметь медицинский диплом, чтобы понять – девушка безвозвратно мертва.

* * *

Аникеев проводил удаляющуюся стройную фигуру красотки плотоядным взглядом, и его губы скривились в саркастической усмешке.

Подождав до тех пор, пока девушка не скрылась в подъезде, Паша неторопливой походкой направился к ближайшему таксофону и вошел в тесную кабинку. Сняв трубку, он набрал номер и лишь потом опустил пластиковый жетон.

Какое-то время в динамике раздавались протяжные гудки, затем послышался хрипловатый мужской голос, который негромко спросил:

– Кто говорит?

– Это я, – отчетливо произнес звонивший, будучи уверенным, что дополнительных представлений не потребуется.

– Слушаю, – жестко произнес его немногословный собеседник.

Плотнее прижав трубку к уху, Аникеев заговорил, но его слова не походили на обычную светскую беседу, скорее это был профессиональный рапорт военного человека:

– Насчет полковника и его агентессы можете не волноваться – все чисто. Таким образом, все участники операции нейтрализованы...

– А небезызвестная троица? – кратко поинтересовался динамик.

– У них ничего нет, а потом – они абсолютно безопасны. Им, конечно, удалось получить компромат, но он относился к полковнику, – Аникеев довольно улыбнулся, – моя роль в этом деле для них является совершенной загадкой. Таким образом, на вас никто не сможет выйти. Последнее звено в цепочке оборвано.

Трубка какое-то время молчала, как будто на том конце провода пытались что-то всесторонне обдумать. Наконец все тот же голос произнес:

– Вы уверены, что это последнее звено?

– Естественно, – несколько небрежно процедил Паша.

– Мне бы ваш оптимизм, – посетовал невидимый собеседник и продолжил: – Все же я думаю, что это еще не все.

Наморщив лоб, Аникеев тупо уставился на металлический диск набора номера, как будто разговаривал именно с ним, и переспросил:

– Что вы имеете в виду, говоря, что это не все?

Человек упорно хранил молчание; до Паши доносилось только его прерывистое дыхание.

И в этот момент Аникеев скорее подсознательно ощутил, чем услышал, в привычном смысле этого слова, пронзительный свист, вслед за которым последовал звон разбитого стекла – маленькая конусообразная пуля, пробив прозрачную, едва ли существенную для нее преграду, легко вошла в его округлый затылок.

Ноги Паши подкосились, и он медленно осел на пол, разжав онемевшие пальцы. Там, где только что был мясистый нос, зияла громадная зловеще-кровавая дыра, а в широко открытых глазах навечно застыл немой вопрос.

Трубка глухо откашлялась и, сказав:

– Вот теперь все, – запищала короткими гудками. .

* * *

Антон стоял у широкого окна, безучастно глядя на первый по-настоящему зимний снег. За его спиной послышался деликатный стук в дверь.

– Войдите, – не оборачиваясь, отозвался Лямзин, продолжая наблюдать за падающими снежинками.

– Товарищ подполковник, – обратился к хозяину просторного кабинета вошедший, – к вам посетитель. Он настойчиво требует, чтобы его принял лично начальник отдела.

Поразмыслив какое-то время, Антон согласно кивнул:

– Хорошо, пусть войдет.

Вернувшись к столу, Лямзин с деловым видом принялся перебирать какие-то совершенно бесполезные бумаги.

Спустя пару минут на пороге появился седенький старичок с плутоватыми, беспрестанно бегающими глазками.

– Здравствуйте, – кивнул посетитель, плотно прикрыв за собой дверь, я к вам по важному делу.

– Присаживайтесь, – весьма благодушно предложил подполковник и, вопросительно вскинув брови, спросил: – Так какое же у вас ко мне дело?

Усевшись на предложенный стул, старичок загадочно зашептал:

– Видите ли, я пенсионер и большую часть своего времени посвящаю старой, сохранившейся еще от отца библиотеке. Вчера, – нараспев продолжал визитер, – мне в руки попался потрепанный томик Вольтера издания конца прошлого века, и вот что я в нем обнаружил.

Посетитель извлек из кармана аккуратно сложенный лист пожелтевшей бумаги и протянул его собеседнику.

Антон не спеша развернул перед собой документ и едва не подпрыгнул в кресле. Дернувшись всем телом, он отшвырнул от себя листок, как будто тот был пропитан смертоносным ядом, и раздраженно выпалил:

– Послушайте, уважаемый! Сколько раз можно повторять одно и то же: вопросами поисков кладов занимается милиция, или не знаю... – он на несколько секунд замялся, – муниципалитет, в конце концов, но уж никак не наше ведомство.

Старичок буквально опешил от такой реакции и извиняющимся тоном забормотал:

– А я думал...

– До свидания, – сурово прервал его Антон и; указав на дверь, произнес: – Желаю всего хорошего, живите долго и не болейте...

Медленно поднявшись, посетитель опасливо засеменил к выходу, то и дело оглядываясь на странного подполковника.

Лямзин успокоился лишь тогда, когда за старичком закрылась дверь.

Положив на стол слегка подрагивающие руки, .Антон скользнул взглядом по обилию скопившихся бумаг и отрывисто вскрикнул:

– Е-мое!

Уходя, посетитель оставил на столе у подполковника пожелтевший листок, который мирно покоился между папками.

Лямзиным овладело непроходимое отчаяние – ему жутко захотелось изорвать эту бумажку в клочья, а обрывки немедленно сжечь. Но он огромным усилием воли подавил в себе этот порыв, нажав кнопку на селекторе внутренней связи.

Тотчас из динамиков послышался голос:

– Дежурный, слушаю.

– Пришлите ко мне кого-нибудь из лаборатории, срочно.

– Слушаюсь, – отозвался офицер и тут же отключился.

Антону пришлось ждать минут двадцать, пока не раздался вкрадчивый стук в дверь. И все это время он не мог оторвать глаз от аккуратного, пожелтевшего листка.

– Войдите, – недовольно пробурчал Лямзин, уже готовый отчитать нерадивого служаку за столь долгую задержку.

Однако вместо ожидаемого офицера в кабинет вошла высокая, грациозная девушка лет двадцати с огромными, широко открытыми глазами и резко очерченным ртом с томным изгибом чувственных губ. Сказать, что она была красивой, – значило не сказать ровным счетом ничего. Она была восхитительна.

Подполковнику было бы гораздо проще справиться с собой, если бы она не улыбалась. Эта улыбка, полная гордого осознания своей красоты и вместе с тем такая открытая и манящая, была способна свести его с ума.

Антон на миг забыл, кто он и зачем вообще пришла эта нимфа, чьи волосы, казалось, были сотканы из солнечных лучей, а глаза могли растворить в себе бескрайнюю синеву океана.

– Вы меня вызывали? – спросила девушка глубоким, грудным контральто.

– А кто вы? – в свою очередь переспросил Лямзин, осознавая, что выглядит весьма глупо с выпученными глазами и отвисшей челюстью.

– Меня зовут Маша Валеева, – представилась она, – я новая лаборантка,

Встряхнув головой, как будто желая отогнать от себя наваждение, подполковник резко сказал, может, даже чрезмерно резко:

– Идите, вы свободны! И, пожалуйста, постарайтесь впредь не попадаться мне на глаза.

Надменно хмыкнув, девушка круто развернулась, подставив взору Антона упругую округлость аппетитной попки, и направилась к выходу. Но прежде чем за ней закрылась дверь, она произнесла:

– Не думаю, что это у меня получится.

Лямзин хотел еще что-то сказать, но не успел – она уже весело отстукивала мерный такт тонкими каблучками.

Достав из сейфа початую бутылку водки, Антон сделал пару добрых глотков и вернулся к столу. Несколько секунд он задумчиво смотрел на телефоны цвета слоновой кости, а затем принял решение.

– Машину к подъезду, – отдал краткое распоряжение новоиспеченный начальник отдела дежурному офицеру.

Черная «Волга» остановилась в нескольких метрах от старенькой, хотя и ухоженной дачи. Оставив шофера в машине, Антон неторопливо вылез из салона и побрел по протоптанной в снегу дорожке.

Вокруг дома, в котором жил Чижов, царило необычное оживление. Сновали какие-то неизвестные люди, то и дело перетаскивая

с места на место хитроумную технику, двор был заставлен множеством самых разнообразных автомобилей, от которых тянулись длинные провода, уходящие внутрь строения.

Уже ступив на крыльцо, Лямзин услышал, как его кто-то окликнул. Повернувшись, он обнаружил рядом с собой здоровенного, накачанного парня с типичным лицом киноартиста.

– Ты, что ли, помреж? – нагловато спросил тот и, не дожидаясь ответа, настойчиво затараторил: – Так вот, я в этой рванине сниматься не буду, найдите мне что-нибудь поприличнее. В конце концов у меня одна из главных ролей...

– Извините, – прервал его Антон, – а где я могу найти Иваныча?

Какое-то время парень недоуменно пялился на него, а потом переспросил:

– Чижова Ивана Ивановича, вы хотели сказать?

– Ну да, – улыбаясь, подтвердил подполковник.

У паренька заметно поубавилось спеси, и он уважительно посмотрел на Лямзина:

– Он в доме, выстраивает «батальную» сцену. – И тут в глазах артиста промелькнул радостный блеск и он весело спросил:

– Скажите, а вы случайно не Антон?

Лямзин изумился такой своей популярности и смущенно сказал:

– Да, а откуда вы меня знаете?

– Извините, – произнес паренек и мгновенно исчез куда-то, по-видимому, разыскивать ненавистного помрежа.