Текст книги "Империя страха"

Автор книги: Юлиан Бардин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Ну что ты, сестренка, что ты?.. Перестань, все будет хорошо.

– Угу, – пробормотала девушка, стараясь унять непрошеные слезы, и легко подтолкнула мужчину в спину: – Иди... Хотя нет, постой!

Ольга круто развернулась и подошла к серванту. Распахнув дверцу, она вытащила скрученное в рулон полотно и позолоченную цепочку:

– Забери это.

– Может, оставишь себе на память? – неуверенно предложил Иваныч.

– Слишком грустная она – эта память, – отозвалась девушка и повторила: – Теперь иди...

Сквозь приоткрывшуюся дверь потянуло сквозняком; ветер от всей души веселился в разбитом окне, заглядывая в самые потаенные закоулочки притихшей квартиры.

Ольга опустилась на диван, почти не ощущая пронизывающего до костей холода, и стала отрешенно поглаживать плюшевого медвежонка.

К ней приблизился Артем, присев на корточки, он проникновенным голосом спросил:

– Хочешь, я останусь с тобой?

– Нет, – она отрицательно качнула головой, избегая встречаться с ним глазами, – не нужно. Я хочу побыть одна.

– А как же окно? – удивился Белецкий, но тут же встрепенулся: – Я сейчас его занавешу покрывалом, а завтра вызову мастера...

– Не надо, – ласково, но настойчиво сказала она, – я сама все сделаю, а ты уходи... пожалуйста. И спасибо тебе за все, я этого никогда не забуду.

Он понял, что дальнейшие разговоры бессмысленны, поэтому выпрямился и, прежде чем покинуть квартиру, грустно произнес:

– Да что там... мы же друзья, а между друзьями какие счеты?..

Такова уж сегодня выпала незавидная роль горемычной двери – выпускать тех, кому надо было бы или просто хотелось остаться.

Раздался металлический щелчок захлопнувшегося замка, и только сейчас Ольга ощутила настоящее, грустное одиночество.

Порывисто поднявшись, она бросилась в спальню и упала на кровать, уткнувшись лицом в мягкую подушку. Девушка плакала молча, не издавая ни единого звука, ощущая солоноватый привкус на губах.

Но псу, который все это время был заперт в комнате, и не нужны были никакие звуки – он понимал все своим огромным собачьим сердцем, принявшись лизать свесившуюся с постели ладонь хозяйки мокрым шершавым языком.

* * *

– Ну что, куда едем? – спросил Иваныч приятеля, когда они вышли со двора.

– Не знаю, – честно признался Антон. – Неплохо было бы выпить. У меня еще остались кое-какие деньги, может, зайдем в какой-нибудь кабак и нажремся до поросячьего визга?

– Хорошая идея, – согласился Чижов, но внес определенные коррективы: – Только лучше давай поедем ко мне на дачу, чем искать на свои задницы приключений, шляясь по кабакам.

Лямзин, не сказав ни слова в ответ, направился к светящейся галерее ночных киосков, извлекая на ходу тонкую пачку изрядно потрепанных купюр.

Им потребовалось около часа, чтобы добраться до дачи Чижова.

Одиноко стоящий дом по-прежнему выглядел унылым, темным и безлюдным. Дверь была распахнута настежь, качаясь и поскрипывая на холодном ветру.

Зайдя в прихожую, Ваня включил свет и несколько отрешенным взглядом уставился на разбитое окно.

– Значит, здесь все и начиналось, – больше утверждаясь в своих словах, чем спрашивая, протянул майор.

– Угу, – промычал каскадер и, принеся из спальни полосатое верблюжье одеяло, принялся занавешивать зияющее окно.

Антон уселся за круглый, местами облупившийся столик и вытряхнул на него содержимое пластикового пакета. Литровая бутылка «Абсолюта» покатилась по крышке, рискуя свалиться на пол, но Лямзин без труда перехватил ее и привел в устойчивое, вертикальное положение.

– Холодно у тебя, – бесцветным голосом произнес майор, когда к нему присоединился хозяин дома.

– Сейчас растоплю печку, – охотно отозвался Чижов и поднялся, чтобы выполнить свое обещание.

Но Антон остановил товарища:

– Брось, обойдемся... Давай лучше тару.

Пройдя на кухню, Иваныч извлек из старенького покосившегося буфета граненые стаканы и поставил их на круглый столик.

– Почему три? – удивился Антон, но тут же все понял и потупил глаза: – Хотя да, все правильно...

Издав глухой хлопок, открылась блестящая пробка, и прозрачная жидкость забулькала в наклоненном горлышке пузатой бутылки.

Поднеся наполненный до краев стакан к губам, майор сказал:

– Не будем чокаться...

– Почему? – искренне удивился Ваня и, легонько стукнув граненым сосудом по одиноко стоящему в сторонке собрату, на котором лежал аккуратно отрезанный ломтик белого хлеба, добавил: – Глупые предрассудки. Будь здоров, Юрик.

Антон не последовал примеру друга. Лишь грустно посмотрев на третью посудину, он залпом осушил собственный стакан до дна.

На какое-то время в комнате воцарилась угрюмая тишина, и было слышно, как в печной трубе завывает пронзительный ветер и шуршит под окном облетевшая листва.

Спустя час бутылка наполовину опустела, а мужчины почувствовали страшную усталость и безмерное опустошение.

– Пойдем спать, – предложил Иваныч, поднимаясь из-за стола.

– Что-то мне не хочется, – вяло отозвался Лямзин и тут же добавил: – Ты иди, а я еще посижу.

Чижов не стал уговаривать приятеля, оставив его один на один с собственными мыслями. Пройдя в спальню, Ваня, не раздеваясь, завалился на кровать и уже через несколько секунд забылся глубоким сном.

Проснулся Иваныч от нестерпимо-яркого света, который слепил даже сквозь плотно прикрытые веки.

Открыв глаза, он недовольно поморщился, загораживаясь ладонью от настойчивого солнечного луча, и улыбнулся. Улыбка получилась искренней и наивной, как у не обремененного заботами младенца.

Но тут же Чижов вспомнил события минувших дней – бессмысленные смерти, самой глупой из которых была гибель Гвоздика, – и его веселость как ветром сдуло.

Рядом на кровати похрапывал Антон, завернувшись в старую, местами вылинявшую шубу, которую, наверное, носил еще дед каскадера. Лежа на боку, майор подставил солнечным лучам широкую спину, а на его лице застыла жуткая гримаса отчаяния и боли.

Ване показалось, что Лямзин не дышит. Раньше, до всего произошедшего, он бы даже не обратил на это внимание, но теперь к его сердцу подкралось неприятное предположение, и он энергично затряс товарища.

Не меняя позы, Антон медленно открыл глаза и уставился на приятеля ничего не выражающим взглядом, как будто впервые в жизни видел перед собой этого человека.

– Ты чего? – так же отрешенно спросил майор.

– Ничего, – выдохнул Иваныч, устыдившись своего неожиданного страха, – ничего, – повторил он и добавил: – Спи, просто померещилось что-то.

Антон приподнялся на локтях и поморщился, приложив ко лбу ладонь:

– Голова трещит, сил нет. Может, у тебя есть какое-нибудь лекарство? – скрипучим голосом поинтересовался он.

Встав с постели и потянувшись до хруста в костях, Чижов иронично произнес:

– Если ты все не выпил, то лекарство найдется.

Пока Иваныч умывался у ржавого крана ржавой же водой – водопровод был единственным достижением цивилизации, которая коснулась этого уголка Подмосковья, – Лямзин, кряхтя и отдуваясь, как старая паровая машина, вышел на ветхое крылечко и подставил лицо ярким лучам прощального осеннего солнца.

Причудливые зайчики играли на золоченых куполах стоящей неподалеку церквушки, и майор невольно залюбовался живописным зрелищем.

Блуждающая улыбка растянула его тонкие губы, а в глазах появился озорной блеск. Заложив руки за голову, майор принялся энергично поворачиваться из стороны в сторону – его корпус вертелся вокруг талии, как глобус вращается на неподвижном металлическом стержне.

И вдруг Антон застыл, так и не успев вернуться в исходное положение, повернувшись вполоборота к стоящей в отдалении церкви.

– Иваныч! – не своим голосом закричал майор, – Иваныч, скорей сюда!

Чижов, услышав крик товарища, бросил в раковину кусок хозяйственного мыла и как был без рубашки, в одних помятых и перепачканных брюках выскочил на крыльцо.

– Ты чего вопишь, как будто тебя режут, – несколько раздраженно проворчал он, – что, нельзя было подождать пару минут?..

– Да погоди ты, – перебил его Антон, – лучше посмотри на это, – он указал на храм, – тебе ничего не напоминает такой пейзаж?

Чижов проследил за рукой товарища и едва сдержался, чтобы тоже не закричать.

Открывшаяся их взглядам панорама была как будто перенесена сюда чьей-то заботливой

рукой и являла точную копию изображенного на картине сюжета.

– Не может быть... – только и смог выговорить каскадер, отказываясь верить своим глазам.

– Тащи холст, сейчас проверим, – распорядился Антон и весело добавил: – Хотя мне еще не приходилось жаловаться на зрительную память.

Иваныч скрылся в доме и тотчас вернулся, держа перед собой развернутое полотно. Сомнений больше не было – церковь точно соответствовала изображению, а метрах в пяти от дальнего угла дома раскорячился толстый трухлявый пень, бывший когда-то раскидистым дубом.

– У меня совсем вылетело из головы, что картина могла быть написана именно здесь, – запоздало сообразил Ваня и, как будто желая оправдать собственную недогадливость, пояснил: – Это только недавно церковь стала тем, чем ей и положено было быть, а раньше здесь размещался какой-то фонд или склад – точно не помню.

– Неси цепочку, – торопливо скомандовал Лямзин, – проведем замеры.

– Да я и так все помню, – Иваныч пытался взять реванш. – От ствола должна идти прямая линия с ближним углом храма, и от этой линии надо проложить прямой угол, отсчитав девять метров сорок пять с половиной сантиметров.

Антон одобрительно посмотрел на товарища, но ничего не сказал, в несколько прыжков подскочив к старому пню. Почти припав к земле, он закрыл один глаз, как если бы смотрел в прорезь оружейного прицела, и несколько минут пытался поймать нужный ракурс.

Наконец он произнес:

– У тебя есть веревка?

– Найду, – отозвался каскадер и в очередной раз зашел в дом.

Вернулся он через пару минут, держа в руках бечевку метра три в длину.

Взявшись за один конец веревки, Антон второй протянул товарищу и сказал:

– Будешь у меня «мушкой». Натяни ее и строго следуй моим указаниям.

Иваныч не заставил просить себя дважды. Выполнив в точности все, что просил Лямзин, он принялся перемещать конец бечевки, направленный в сторону церкви, пока не услышал «Стоп!».

– Держи так, – попросил майор и прижал конец бечевки к жалким остаткам когда-то могучего дерева.

Таким образом, у них получился более-менее сносный прямой угол, который указывал в направлении дачи.

Не ослабляя нажатия на коробок, Антон выдернул из-под него веревку и сказал, обращаясь к Ивану:

– Теперь давай мерить расстояние...

И тут оба посмотрели на воображаемый отрезок, который должен был равняться девяти с половиной метрам, и заметно поникли. Дело в том, что от пня до дома было не больше пяти шагов, в которые, при всем желании, никак не поместится такое расстояние.

Разжав пальцы, Лямзин уронил на землю бечевку и с нескрываемой тоской в голосе спросил:

– А что под домом? Может, подвал? Иваныч отрицательно качнул головой и обреченно вымолвил:

– Ничего. Больше того, я помню, когда мне было лет шесть-семь, отец затеял реконструировать дачу. Тогда она представляла собой почти сарай и находилась немного в стороне. Он снес старые постройки, а здесь, – Иван указал на обшарпанные стены бревенчатого строения, – экскаватором вырыли котлован под фундамент...

– А землю... землю куда дели? – в голосе Лямзина слышались нотки потаенной надежды.

Но Чижов еще больше сник и, махнув рукой, ответил:

– Землю вывозили куда-то на грузовиках. Но куда, я не знаю.

Какое-то время они молча пялились на неказистое строение, не в силах вымолвить ни слова.

Наконец Иваныч заговорил:

– А может, все к лучшему. Так или иначе, но металл мог попасть в чьи-нибудь грязные лапы. А так он спокойно валяется на городской свалке, не причиняя никому вреда. А драгоценности... Что ж, может, кому-нибудь повезет больше, чем нам, и не такой кровавой ценой.

Обреченно махнув рукой, Антон произнес:

– Действительно, может, ты и прав. Да черт с ним. Главное, что мы выжили в этой несусветной переделке, а остальное...

– Жаль, что не все, – выдохнул Чижов и, больше не сказав ни слова, медленно побрел по тропинке к дому.

* * *

Кудряшов проснулся рано утром и никак не мог понять, что же его разбудило. За последние несколько лет он не мог припомнить ни одного раза, чтобы вот так, ни с того ни с сего, поднимался в такую рань.

Протянув руку к соседней подушке, где обычно спала его жена, Родион Семенович неожиданно вспомнил, что все его домочадцы уехали на неделю в деревню. От этого ему стало как-то не по себе.

Больше всего полковнику сейчас хотелось услышать привычное посапывание своей дражайшей половины или ощутить дразнящий запах утреннего кофе, который так вкусно варила его супруга. Но вместо этого на Кудряшова уставилась предрассветная серая мгла, пробивающаяся сквозь неплотно прикрытые занавески уютной спальни.

Протянув руку к стоящему на прикроватной тумбочке светильнику, полковник включил лампу и сощурился, привыкая к яркому свету. Настенные часы показывали двадцать пять минут шестого.

Родион Семенович понял, что уже не сможет заснуть, и хотел было встать, но тут его взгляд задержался на стоящем в дальнем углу кресле, и тело полковника передернул нервный озноб.

Закинув ногу на ногу, в кресле сидел тучный субъект, чьи непроницаемые глазки буквально пронзали Кудряшова насквозь. Хозяину квартиры показалось, что гость надменно улыбается, хотя это могло быть и плодом его разыгравшегося воображения.

– Вы кто? – выдавил из себя полковник, ощущая, что большего он сказать просто не в состоянии.

Незнакомец достал из кармана пачку сигарет, обычную одноразовую зажигалку и сладострастно закурил. Дождавшись, пока табак на кончике сигареты превратится в хрупкий пепел, он ртряхнул его на ковер, нисколько не заботясь об элементарных приличиях, и начал без всякого вступления:

– Прошло уже больше двух недель с того момента, как вы обещали мне по телефону, что все устроите в лучшем виде.

Но, по-видимому, к своим обещаниям вы относитесь довольно легкомысленно.

Только сейчас Родион Семенович догадался, кто перед ним. Он неоднократно разговаривал с этим человеком по телефону – после того первого случая, когда незнакомец позвонил ему по правительственной «вертушке», – но ни разу не видел его в лицо. Теперь такая возможность представилась, но странно, что он, полковник, не испытывает на этот счет абсолютно никаких эмоций, кроме дикого, всепожирающего, животного страха.

– Я-я-я... Я все устрою, – заплетающимся языком попытался произнести Кудряшов и, к своему огромному сожалению, понял, что вместо слов из горла вылетает лишь нечленораздельное бормотание.

Хрипловато откашлявшись, он сделал вторую попытку:

– Я все устрою. Дайте мне только время, – более уверенно заговорил полковник, – люди работают в Успенском и, возможно, очень скоро добьются желаемых результатов...

– Перестаньте, полковник, – раздраженно перебил его уверенный бас, – ваши обещания у меня уже вот где, – он сопроводил прозвучавшую фразу красноречивым жестом, поднеся ребро ладони к горлу, и продолжил: – В последний раз, когда мы с вами беседовали, вы клятвенно уверяли меня, что вам нужно не больше десяти дней, чтобы все уладить. Заметьте, что я не вырывал из вас обещания калеными щипцами, а лишь попросил аккуратно прибрать за собой. На сегодняшний день я не вижу результатов вашей бурной деятельности, и меня это несколько смущает, хотя мне пришлось выждать лишних пять суток.

Собеседник был предельно вежлив и обходителен, что только больше пугало полковника, потому что он знал наверняка: ничего хорошего такая вежливость ему не принесет.

Между тем сидящий в кресле человек, не меняя позы и выражения лица, продолжал:

– По моим сведениям, все главные герои произошедших событий живут спокойно и ни о чем особенно не беспокоятся. – Затушив окурок о каблук собственного ботинка, незнакомец закончил: – Поразмыслив какое-то время, я пришел к выводу, что на вас здорово надавили. Причем надавили грамотно и именно кто-то из главных действующих лиц. Я прав?

Густые брови взлетели к гладкому лбу, изобразив подобие крутого ската черепичной крыши. Он терпеливо ждал ответ на поставленный вопрос, уставившись в упор на полковника.

Кудряшову пришлось сильно поднапрячь мозги, чтобы найти хоть какое-нибудь мало-мальски приемлемое оправдание. Наконец он произнес:

– Нет, просто я думал, что нужно дать время, чтобы все успокоилось, и лишь только после этого всех убрать.

– А вы стратег, – выдавил из себя гость и на этот раз действительно улыбнулся.

Родион Семенович был готов провести ночь в объятиях самого страшного монстра, только бы не смотреть сейчас на эту ироничную ухмылку, от которой веяло замогильной прохладой.

Все же он нашел в себе силы сказать:

– Если вы считаете, что настало время форсировать события, то я так и сделаю...

– Поздно, – неделикатно перебил хозяина квартиры неизвестный и повторил: – Слишком поздно. Мне придется самому заняться этой проблемой. Насколько я понимаю, вас на чем-то очень здорово подловили, и вы просто были вынуждены бездействовать. В этом случае есть два варианта...

Тучный господин выразительно посмотрел на своего обескураженного собеседника и принялся перечислять:

– Во-первых, можно уничтожить компрометирующий вас материал, чтобы потом разобраться с теми, кто этот материал собрал. Но здесь есть одно маленькое «но»: я не знаю, какого рода этот компромат. Может быть, будет гораздо разумнее вообще их не трогать, но главное в другом – где их искать?

Полковник почувствовал себя застигнутым на месте преступления воришкой и зябко поежился, ощущая, как вспотела спина под легкой майкой.

А гость между тем продолжал:

– Во-вторых, зачем утруждать себя напрасными поисками, если все можно свести к обычной школьной формуле: «когда непонятна задача, попробуй упростить ее условия до примитива». Так вот, мне будет легче избавиться от вас, многоуважаемый господин Кудряшов, – впервые за все время общения этот тип назвал полковника по фамилии, – чем искать «черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет».

Родион Семенович понял, что близок к своему последнему вздоху – о том, чтобы сопротивляться, он даже не подумал. Вместо этого хозяин квартиры взмолился плаксивым, тоненьким голоском:

– Дайте мне последний шанс, и я все сделаю... Вот увидите... Только один шанс, ма-а-аленькую возможность, и я тут же исправлю положение...

– Слишком поздно, – в очередной раз повторил гость и добавил: – Одну смерть всегда легче замаскировать, чем три, четыре, пять или даже две. Вас найдут ваши родственники, когда вернутся из деревни. Они, кажется, завтра возвращаются, не так ли?

Чисто машинально Кудряшов качнул головой и только сейчас сообразил, что этим жестом он соглашается с неизбежностью собственной грядущей смерти, как бы утверждая приговор самому себе.

А тучный субъект почти сочувственно произнес:

– Вы не расстраивайтесь, мне и самому будет не хватать вас, – он скорбно посмотрел на полковника, – но я не в силах изменить хоть что-то. Могу лишь добавить, что вы умрете быстро, не мучаясь, а вскрытие подтвердит смерть от сердечной недостаточности.

С этими словами гость неожиданно поднялся и направился к выходу, даже не взглянув на Кудряшова.

Когда за ушедшим захлопнулась входная дверь, Родиону Семеновичу показалось, что он

видел дурной сон и сейчас вот-вот должен проснуться.

Не слыша больше никаких посторонних звуков, полковник устало рухнул на кровать, решив, что кошмар сейчас улетучится и все встанет на свои места.

Лежа на мягких подушках, он не заметил маленькую пластиковую ампулу, мирно покоившуюся в кресле, с которого только что встал его странный гость.

Если бы полковник видел эту ампулу, то заметил бы, как она начинает растворяться, быстро уменьшаясь в размерах. И уже через какое-то мгновение к белому потолку взмыла тонкая струйка полупрозрачного газа, похожая на слабенький сигаретный дымок...

Глава 18

Иваныч, правда, не без помощи Лямзина, благополучно забрал с милицейской штрафпло-щадки собственный автомобиль и теперь сидел в нем, неотрывно следя за центральным входом на киностудию «Мосфильм».

Человек, которого ждал Чижов, вряд ли горел желанием увидеться с ним, но дело было в том, что этой встречи жаждал сам каскадер. Именно поэтому он продолжал терпеливо ждать, время от времени поглядывая на циферблат часов.

Можно было, конечно, пройти на территорию студии, но Ване очень не хотелось именно сейчас подвергаться расспросам со стороны многочисленных знакомых, которые были неминуемы после его почти трехнедельного отсутствия. И он решил подождать нужного ему человека в салоне старенькой «шестерки».

В тот момент, когда Чижов уже начал терять терпение, распахнулись стеклянные двери, и в их проеме замаячила глянцевая лысина низенького толстячка. Торопливо перебирая коротенькими ножульками, человек поравнялся с автомобилем каскадера и прошел бы дальше, если бы Чижов не окликнул его:

– Гоша, не торопись, разговор есть.

Толстячок замер на месте, как будто его хватил столбняк, и, удивленно вскинув брови, уставился на вылезающего из машины Чижова.

– Ва-аня?! – искренне удивился он, не в силах скрыть охватившего его ужаса, словно он столкнулся нос к носу с самым настоящим привидением, – а я думал, что...

– Что не увидишь меня больше, по крайней мере в этой жизни, – саркастически договорил за лысого Иваныч.

Гоша замялся, откровенно не зная, что возразить, ведь на самом деле он так и думал, но признаться вслух не решался, опасаясь непредсказуемой реакции собеседника. Слишком хорошо он знал норовистый характер каскадера, чтобы обострять ситуацию.

Вместо этого коротышка озадаченно сообщил, переходя на заговорщический шепот:

– Тут тобой милиция интересовалась, говорили, что ты убил несколько человек, это правда?

Изобразив на лице жуткую, устрашающую гримасу, Чижов сквозь зубы процедил:

– Могу дать тебе возможность проверить, насколько точны эти сведения. Одним больше, одним меньше – какая разница, правда? – кивнув в сторону собственного «жигуленка», он предложил: – Давай прокатимся...

Гоша и без того был человеком осторожным, если не сказать трусливым, но услышанная им фраза просто повергла толстяка в беспросветный ужас.

Оглянувшись по сторонам в поисках возможной помощи, но никого не обнаружив поблизости, коротышка натянуто улыбнулся и как можно дружелюбнее произнес, отчаянно клацая не попадающими друг на друга зубами:

– Й-йа очччень р-р-рад тебя видеть...

Иванычу показалось, что собеседника сейчас хватит удар, и пока тот еще был способен хоть что-то соображать, решил завершить то, для чего вообще затеял весь этот разговор.

– Где мои деньги?

Гоша как-то весь сжался и торопливо полез во внутренний карман роскошного кашемирового пальто. Но трясущаяся рука никак не хотела попадать в достаточно широкую прорезь кармана, и толстячок лишь криво улыбался сведенными от страха губами и настойчиво бормотал:

– Ссейчас, сссейчас... Я давно хотел тебе все о-о-отдать, нн-о...

– Ты что, заикаться стал? – саркастически ухмыльнулся Чижов.

– Дда, то есть нет, – невпопад выпалил Гоша, наконец сумев-таки добраться до толстого бумажника.

Даже не удосужившись раскрыть портмоне, коротышка торопливо сунул его в руку каскадера, на что тот разумно заметил:

– У тебя что, мозг просквозило или ты стал альтруистом? На кой хрен ты мне суешь свой лопатник?

Издав нечто похожее на последний писк подбитой птицы, Гоша тут же забрал кошелек обратно. Он хотел засунуть портмоне в карман, но понял, что делает явно что-то не то, и застыл, окончательно утратив способность соображать.

– Ну ты даешь, артист, – развеселился Чижов и напомнил: – Мне нужны мои кровные, заработанные деньги за прошлую картину. По-ни-ма-ешь? – по слогам закончил он, едва ли не крича в ухо собеседнику.

И только сейчас Гоша понял, наконец, что от него хотят. Торопливо раскрыв бумажник, он отсчитал пять сотенных купюр с изображенными на них портретами президента Франклина и протянул деньги каскадеру.

Недоверчиво посмотрев на собеседника, Иваныч покрутил в руках зеленые купюры.

– Насколько я помню, мне причиталось лишь триста пятьдесят. Откуда остальные?

– А я пересмотрел смету, – торопливо выпалил толстячок, как будто всю жизнь готовился произнести эту сакраментальную фразу, и преданными глазами посмотрел на Иваныча.

Спрятав банкноты в задний карман брюк, Чижов весело подмигнул коротышке:

– Ну что ж, спасибо.

Послушно взревел мотор, и машина резво сорвалась с места, а Гоша еще долго смотрел ей вслед, не веря собственному счастью. В эту секунду он дал себе зарок, что постарается впредь избегать встреч с этим жутким и наверняка опасным человеком.

Больше трех недель Иваныч не видел сынишку и почувствовал нестерпимую тоску. Он бы не стал так долго ждать, если бы ему было с чем приехать. Появись Ваня без денег, не миновать ему очередного скандала с женой, а толстяк Гоша, задолжавший каскадеру энную сумму, как назло все это время находился в командировке, о чем неизменно сообщал его домашний автоответчик.

Теперь же все козыри были у него на руках, и Чижов, оставив машину у подъезда, смело вошел в дом.

Электрический звонок залился привычной трелью, и почти сразу же дверь распахнулась. На пороге стояла Елена – ее взгляд не предвещал ничего хорошего, а с губ были готовы сорваться явно не радостные слова.

Но в этот момент мимо нее проскользнул шустрый мальчуган – точная копия папаши – и с громким, радостным воплем повис на шее Иваныча.

– Папа, где ты был?

Пока Ваня подыскивал слова, послышался властный голос женщины, обращенный к ребенку:

– Ты только что поел, иди вымой руки! Недовольно нахмурившись, мальчонка все

же подчинился, хотя и с явной неохотой. Круто развернувшись, он опрометью бросился в ванную комнату, чтобы поскорее покончить с утомительными формальностями.

– Ну, и как это называется? – спросила Елена, не торопясь, однако, пропускать мужа в квартиру. – Тебя не было три недели, где ты шлялся?

Чижов готовился к чему-то подобному, он даже настроился не отвечать на провокации, но все же не выдержал и съязвил:

– По телкам бегал...

Иваныч хотел еще что-то добавить, но жена опередила его:

– Тогда бегай дальше, – дверь с громким стуком захлопнулась перед его носом.

– Твою мать, стерва! – в сердцах выругался Иван и вновь нажал на кнопку звонка.

Какое-то время из квартиры не доносилось ни единого звука, кроме переливчатой электрической трели. Наконец женский голос спросил:

– Ну чего тебе еще?

– Открой дверь, – почти жалобно попросил Иваныч.

– Зачем? – спросил все тот же надменно-грубоватый голос.

– Я деньги принес, – нехотя вымолвил он сакраментальную фразу, надеясь, что после этого Елена хотя бы на время станет более покладистой.

И действительно, защелкали отпираемые засовы, и дверь приоткрылась, но не более чем на длину накинутой цепочки.

– Давай, – она протянула руку, в которую Чижов вложил три стольника.

Однако едва он успел хоть о чем-нибудь подумать, как дверь вновь захлопнулась, на этот раз окончательно.

– Сука! – вырвалось у Иваныча. Он хотел изо всех сил врезать по перегородке, отделяющей лестничную клетку от квартиры, но вовремя вспомнил о сыне и сдержался, обреченно зашагав к кабине лифта.

Почти три часа Ваня бесцельно ездил по городу, нигде не останавливаясь. То и дело ему попадались возможные пассажиры, стоящие у края тротуара со вскинутыми руками; среди них встречались и экстравагантные пассажирки с хоро-

шенькими фигурками и миловидными мордашками. Иной раз Иваныч уже намеревался кого-нибудь прихватить, но не ради заработка, а только для того, чтобы не чувствовать себя одиноким и с кем-то просто поболтать. Однако непонятно почему проезжал мимо, лишь слегка сбавив скорость.

В конце концов ему все это чертовски опротивело, и он вернулся на дачу. Еще издалека Ваня приметил стоящую у самого крыльца дома роскошную иномарку – «Форд-Мустанг» бледно-кофейного цвета с дипломатическими номерами.

В первую секунду Чижов напрягся и нарочно проехал мимо собственного дома. Его мозг напряженно работал, и он пытался понять, что же за гости почтили его неурочным визитом? И почему они не попытались как-то заранее договориться с ним. А если бы он уехал на несколько дней?

Наконец он принял решение. Оставив маг шину в паре сотен метров от дачи, Иваныч извлек из тайника «ТТ», с которым в последнее время не расставался, и крадучись направился к дому.

Обойдя бревенчатое строение с тыльной стороны, каскадер привычно передернул затвор и влез в оставленное незапертым окно спальни.

Из кухни доносились обрывки оживленной беседы. То, что гости не прятались, могло говорить о двух вещах: либо они настолько уверены в собственном превосходстве, что не считают нужным скрывать свое пребывание в доме; либо же их намерения вполне дружелюбны. Так или иначе, Чпжову предстояло сейчас все это выяснить

От кухни его отделял коротенький коридорчик и две полуприкрытые двери. Набрав полную грудь воздуха, Чижов резко бросился вперед.

Первая дверь громко ударилась о стенку, но Иваныч уже проскочил ее. Упав на пол, он произвел два головокружительных кульбита и растянулся на полу тесной кухоньки, наведя пистолет на сидящих за столом непрошеных гостей.

До боли знакомый голос заставил Ваню устыдиться собственных довольно дурацких действий.

– Он у меня такой оригинал, – несколько смущенно, явно извиняющимся тоном пропела Елена Чижова, сидя напротив двух модно и со вкусом одетых мужчин.

Иваныч в нерешительности замер на грязном полу, не зная, как поступить. Только сейчас до него дошел весь комизм ситуации: вот он лежит на деревянном полу, наведя ствол на собственную жену и каких-то расфранченных господ, явно не совкового происхождения. И если раньше он не задумывался о своих умственных способностях, то теперь, наверно, пришло время подумать об этом.

Медленно поднявшись на ноги, каскадер заткнул за пояс оружие и смущенно улыбнулся, рассматривая посетителей.

Один из них – маленький, интеллигентного вида сорокалетний мужчина, с вытянутым лицом и близко посаженными глазами – откровенно изумленно взирал на хозяина дома сквозь толстые линзы позолоченных очков.

Второй, более молодой и элегантный паренек с родинкой на остром подбородке, натянуто улыбался. Создавалось впечатление, как будто человека что-то позабавило в происходящем разговоре, но неожиданно влетевший Чижов напугал его, а улыбка так и осталась, застыв на лице.

– Здравствуйте, – запоздало приветствовал гостей Иваныч, а затем посмотрел на смущенную супругу, как бы спрашивая взглядом: что здесь происходит?

Мгновенно оценив его реакцию, интеллигент в очках заговорил на непонятном для каскадера языке, обращаясь к молодому спутнику.