Текст книги "Империя страха"

Автор книги: Юлиан Бардин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Какие люди, – несколько иронично пророкотал он, – а мы уж вас заждались, почему так долго?

«Мясник» неторопливо обернулся и хотел что-то добавить от себя, но не успел – свистящая пуля пробила выпирающий кадык и застыла в хрустнувшем позвоночнике. Детина рухнул на пол бесформенной массой, как мешок с подгнившей картошкой; из раны хлынула обильная кровь, заливая белую простыню, край которой свешивался с широкой кровати.

Кучерявый запоздало потянулся к лежащему рядом пистолету, но прежде, чем он успел дотронуться до ребристой рукоятки, в его лоб уперся еще теплый после недавнего выстрела глушитель.

– Положи ручки так, чтобы я мог их отчетливо видеть, – предостерегающе процедил майор, глядя в расширившиеся зрачки противника, – иначе я занервничаю и вышибу из твоей бестолковки все говно, которое там скопилось.

Рука, протянувшаяся к оружию, резко отдернулась, как будто натолкнулась на расплавленный металл. Яйцеголовый явно не спешил умирать – жизнь была ему очень дорога, и он не стал изображать из себя героя.

– Машенька, – ласково проворковал Антон, – возьми ствол и держи его при себе, а мы поищем ключи от наручников, ведь так? – последний вопрос был обращен к притихшему яйцеголовому.

Тот нехотя кивнул и произнес:

– Ключи у него в кармане, – он ткнул пальцем в сторону распластавшегося на полу «мясника».

Блондинка не стала ждать, когда ее вновь о чем-нибудь попросят, и принялась обшаривать карманы покойника, изо всех сил стараясь скрыть подступившее отвращение и панический страх перед трупом.

Наконец в ее руке появилась звякнувшая связка, на которой были и два маленьких никелированных ключика. Щелкнули отпираемые замки, и браслеты перекочевали на запястья сидящего на кровати парня.

Дегтярев, проделавший все это с видимым удовольствием, все-таки не удержался и наотмашь саданул противника по горбатому носу.

Кислая физиономия бандита мгновенно окрасилась ярко-алой кровью. Кровь хлынула потоком из обеих ноздрей.

– Педрила фуфлыжный, – не отказал себе в удовольствии очнувшийся вор, – я тебе сейчас пердильник искромсаю, чтобы знал, отморозок гребаный, как тянуть на вора...

И Юра не замедлил бы перейти от слов к делу, если бы не Лямзин, который, положив руку на плечо товарища, выразительно произнес:

– Сначала мы поиграем в вопросы и ответы, а если он окажется не слишком разговорчивым, – говорящий выразительно посмотрел на кучерявого, – тогда я помогу тебе превратить его жопу в ядерный полигон.

Пока они запугивали бандита, Маша склонилась над измученным Чижовым, запричитав:

– Сволочи, что они с тобой сделали. – Голос ее предательски дрогнул, готовый сорваться в тихий плач. – Как ты себя чувствуешь, Иван?

Натянуто улыбнувшись, насколько позволяла изрядно подпорченная физиономия, Иваныч прохрипел:

– Как будто я выпал из окна пятого этажа на бетонную плиту...

Оставив вора присматривать за яйцеголовым, Антон подошел к каскадеру и помог ему подняться, спросив:

– Идти сможешь?

– Если вольешь в меня граммов триста водки, – в том же тоне отозвался Чижов, – то смогу даже бежать.

– Шутник, – грустно улыбнулся Лямзин, препроводив товарища в ванную комнату и поручив его заботам подруги.

Когда майор вновь вернулся в спальню, то застал там любопытную картину – Гвоздик, усевшись верхом на противнике и вооружившись подушкой, принялся душить упавшего навзничь бандита, время от времени поддавая тому коленкой в солнечное сплетение.

– Ты что делаешь, – изумился комитетчик, – он же сейчас кони двинет?

Приподняв подушку, чтобы недавний мучитель мог сделать пару глубоких вздохов, Дегтярев вновь навалился на того, попутно разъяснив:

– Я называю это дыхательной гимнастикой, – вор не скрывал истинного наслаждения от проделываемой работы, – можно сказать – легочная терапия. Сначала он обоссытся, потом обосрется, а потом сожрет собственное говно, если, конечно, останется жив. Терпи, Димочка, – Гвоздик назвал кучерявого по имени, наблюдая, как тот часто задергал ногами, стремясь избавиться от мучителя, – тебя же так зовут, да?

В эту секунду подушка вновь приподнялась, и Димочка торопливо заговорил, изо всех сил пытаясь восстановить сбившееся дыхание:

– Убери от меня этого придурка, – взмолился гангстер, обращаясь к Лямзину, – я все скажу, что вас интересует! Я знаю, где картина!

Момент выдался подходящий, и Антону не хотелось его терять; жестом приказав Дегтяреву воздержаться от очередной экзекуции, он резко спросил:

– Кто вас навел? Откуда здесь «жучки»? На кого вы работаете?

Поняв, что в ближайшее время ему ничего не угрожает, Дима медленно процедил:

– А ты даешь мне гарантию, что не замочишь меня после того, как я все выложу?

– Гарантию?.. – недоуменно прошептал майор, скривившись в ироничной ухмылке. – Я даю тебе гарантию, что через пять минут от тебя останется только кучка дерьма, да и то лишь того, которое ты не сможешь сожрать. Продолжай, Юрик, мне нравится твой метод.

Казалось, что вор только этого и ждал – не дав своей жертве произнести ни единого звука, он вновь навалился всем корпусом на мягкую подушку, одновременно уперев колено в грудь неприятелю.

Тот опять принялся истошно хрипеть и вырываться что было мочи, но тщетно – Гвоздик знал толк в этом деле и не оставил кучерявому ни единого шанса.

Наконец Антон не выдержал и прервал старания Дегтярева:

– Дай ему передохнуть, может, он уже одумался.

Получив долгожданную возможность дышать, яйцеголовый заговорил, дико тараща глаза:

– Нам все рассказал... все рассказал, – он судорожно пытался перевести дух, пробуксовывая на каждом слове, – Паша Ани-

ке...анике...ев, – наконец выдохнул бандит. – Прослушивающая аппаратура в доме тоже принадлежит ему. Он объяснил, что поставил ее давно, чтобы подслушивать беседы гостей, а заодно время от времени следить за женой...

– Видишь, Юрик, – довольно улыбнулся Лямзин, – у человека проснулась гражданская сознательность, и он готов добровольно сотрудничать.

И хотя он старался говорить шутливо, на душе у него было паскудно. Все-таки он всегда считал Пашку Аникеева порядочным человеком.

– Дай мне еще минут десять, – попросил вор, – и он запоет соловьем, причем алябьевским.

Дима почти взмолился, больше обращаясь к комитетчику, нежели к своему мучителю:

– Спрашивай, я все расскажу, только убери от меня этого... этого... – он никак не мог подобрать нужное слово, опасаясь разозлить Дегтярева, наконец нашелся: – ...этого садиста.

– Расслабься, приятель, – улыбнулся в ответ Гвоздик, – дядя хороший и больше не будет тебя обижать, если ты, конечно, станешь умницей и все нам расскажешь. – Неожиданно слащаво-приторные интонации из его голоса улетучились, как прошлогодний снег под палящим солнцем. Вместо этого Юра заговорил жестко и требовательно: – Где картина, ты, дитя порвавшегося презерватива, ну, баклань по-быстрому, а не то...

Увидев над собой ненавистную подушку, Дима торопливо заговорил, стараясь избежать новых мук:

– Она на квартире у нашего пахана...

– Адрес! – потребовал Антон.

Продиктовав название улицы и номер дома, не забыв упомянуть этаж и квартиру, кучерявый добавил:

– Только вам ее без меня не достать. Там постоянно дежурят пятеро головорезов – личная охрана пахана. Я могу вам помочь, – Димочка откровенно торговался за собственную шкуру, опасаясь, что его все же убьют, – если вы меня сейчас не убьете.

– Ага, может, тебя вообще отпустить? – притворно улыбнулся вор, – да еще и денег в дорогу дать, чтобы не сбился с пути праведного?

Однако майор как будто не заметил сарказма товарища и вполне серьезно произнес, глядя в полные животного страха глаза связанного бандита:

– Мы не тронем тебя, если ты не врешь. А между прочим, как зовут твоего шефа? – слово «пахан» почему-то не понравилось Антону.

Пытаясь сесть поудобнее, Дима принялся натужно кряхтеть, пока не занял полусидячее положение; наконец он отозвался:

– Федя...

– ...Жбан, – закончил за него майор. На этот раз яйцеголовый искренне изумился осведомленности собеседника и спросил, даже не скрывая удивления:

– Да, а откуда ты знаешь?

Присев на край постели, Лямзин ответил вопросом на вопрос:

– Двух придурков в гостиницу «Салют» он посылал? – ударение упало на предпоследнее слово.

– Д-да, – несколько растерянно выдавил из себя кучерявый, – а где они?

Достав из кармана смятую пачку сигарет, Антон предложил их вору, а затем неторопливо закурил, пуская в потолок зыбкие колечки сизого дыма. Только после этого он заговорил вновь, отвечая на поставленный вопрос:

– Мы их грохнули. А скажи, землячок, – он избегал называть яйцеголового по имени, – откуда стало известно про то, что цепочка у проститутки?

На этот раз продолговатое лицо Димы скривилось в жалком подобии улыбки:

– Ну ты даешь, – протянул он, как будто хотел уязвить Антона в недогадливости, – мы же вас почти сутки слушали и знали обо всем, что вы так горячо обсуждали.

– Понятно, – кивнул майор, – а Пашка, значит, был с вами в доле?

– Он так думает, – самодовольно оскалился яйцеголовый, – но у Жбана другое мнение на этот счет. Пашка же просто бизнесмен, который работает под нашей крышей, и делиться с нами должен он, а никак не наоборот.

За все время диалога вор не проронил ни слова, переводя непонятливый взгляд с комитетчика на бандита. Наконец он заговорил:

– Что будем делать дальше? Поразмыслив несколько секунд, Лямзин изложил свой план:

– Сейчас ты, – Антон кивнул на кучерявого, – позвонишь своему боссу и скажешь, что вы сидите в засаде, якобы ожидая меня с цепочкой, а затем позовешь тех двоих, которые остались в кустах следить за домом. Только по одному, ясно?

Дима согласно склонил голову, а вор не преминул добавить:

– И смотри без фокусов, иначе подушка покажется тебе неземным наслаждением. Ты ведь еще не знаком с моей методикой китайского массажа.

Набрав номер пахана, Дима коротко объяснился с ним, не заронив в его душе даже призрачного сомнения, а затем принялся

выполнять вторую часть данной инструкции.

Они подошли к дверям на улицу. Гвоздик, вооружившись пистолетом яйцеголового, приоткрыл дверь и стал за угол, чтобы его нельзя было рассмотреть с улицы.

А майор прижался с другой стороны двери, наведя ствол в грудь бандита и шепотом произнес:

– Зови.

– Шурик, иди сюда, – властно приказал кучерявый, обращаясь к невидимому помощнику.

В тот же миг послышался хруст ломаемых веток и на крыльцо поднялся среднего роста парень в теплой куртке и надвинутой на глаза кепке. Руки он держал в карманах, вопросительно уставившись на старшего.

– Зайди, погрейся, – вяло предложил кучерявый, изо всех сил стараясь не выдать охватившего его волнения.

Шурика не нужно было просить дважды, потому что он действительно замерз. Но едва парень переступил порог, как получил оглушительный удар по голове короткой дубинкой, извлеченной вором из скрюченных пальцев мертвого «мясника».

Пока Антон оттаскивал в сторону обмякшее тело, Гвоздик прошептал в самое ухо недавнему мучителю-жертве:

– Зови второго.

Несколько секунд тот колебался, как будто раздумывал, как поступить. Но Дегтярев ненавязчиво напомнил: !

– Смотри без фокусов, иначе будешь-таки жрать собственное говно!

Любые уговоры оказались излишними, потому как еще в памяти яйцеголового не стерлись недавние страдания, и Дима выкрикнул в темноту:

– Молоток, дуй к нам, нечего на улице мерзнуть.

Однако на голос никто не отозвался – дождь все так же мерно барабанил по рыхлой земле, ветер по-прежнему гнул молодые побеги, шурша облетевшей листвой, но никаких звуков, которые мог бы издавать человек, не прозвучало в темноте сентябрьской ночи.

– Молоток, – еще раз повторил гангстер свой призыв.

И в этот момент из-за дерева напротив крылечка вышла ссутулившаяся фигура – лица нельзя было рассмотреть, но зато был отчетливо виден наведенный на дверной проем ствол автоматического пистолета.

Ветер донес едва различимый голос:

– Сука трусливая!..

И в ту же секунду грянул оглушительный грохот выстрела, эхом прокатившийся в верхушках стройных сосен и раскидистых тополей.

Пуля угодила в живот кучерявому Диме, и он согнулся пополам, опускаясь на пол, – из его горла вырывались шумные проклятия, густо пересыпаемые отборным матом. Повторный выстрел оборвал его причитания, и яйцеголовый затих, уткнувшись окровавленным лицом в мохнатый, испачканный засохшей грязью коврик.

Первым пришел в себя Антон – бросив возиться с отключенным Шуриком, он стал за дверной косяк и произвел наугад несколько выстрелов.

Но того, кто еще недавно стоял за толстым деревом, простыл и след.

– За ним! – выкрикнул Лямзин и первым бросился в темноту.

Вот точно так же, каких-нибудь пару часов назад, гнались за майором. И комитетчик понимал, что поймать человека, отчаянно борющегося за собственную жизнь в ночном лесу, было практически невозможно, если он, конечно, сам не подставится. Но именно это и произошло.

Тот, которого называли за что-то Молотком, по-видимому, имел присущую этому слесарному инструменту твердость, но и соответственный же интеллект.

Вместо того чтобы сбежать и рассказать обо всем пахану, он спрятался за домом и имел стойкое желание перестрелять всех врагов. Однако его подвела страсть к гангстерским фильмам, в которых бандит сражает противника с первого же выстрела.

Вскинув ствол, он выстрелил в бегущего вора, но, к его огромному и трагическому сожалению, промахнулся – пуля лишь зацепила Гвоздика, оцарапав ему щеку. Но выстрел сыграл свою роль.

Лямзин, услышав за спиной звук выстрела, инстинктивно обернулся и наполовину разрядил обойму на промелькнувшую вспышку.

Маленький кусочек свинца в латунной оболочке пробил насквозь трепещущее сердце отчаянного смельчака, оборвав на взлете его еще, в общем-то, молодую жизнь.

Выронив из рук пистолет, Молоток сполз по стене, растянувшись на асфальтовой дорожке, ведущей в глубину дачного участка.

Остекленевшие глаза уставились в пасмурное ночное небо невидящим взглядом, а куртка, на груди слева, окрасилась в темно-коричневый цвет – угрюмый цвет неожиданно подкравшейся смерти.

– Готов, – констатировал Дегтярев, первым подскочивший к остывающему трупу. На свою царапину он в пылу погони даже не обратил внимания.

– Вижу, – промолвил Антон и тут же резко обернулся и зашагал в дом, бросив через плечо: – Надо отсюда убираться, пока соседи не вызвали ментов.

– Это точно, – согласился вор, следуя за комитетчиком. – Вот только куда?

Вымученно улыбнувшись, Лямзин неопределенно пожал плечами и отозвался:

– Я це знаю, куда. Мне вообще уже все равно. Вот только бы Машу понадежнее спрятать, а мы как-нибудь перекантуемся.

Вдруг Гвоздик замер и выпалил:

– У меня есть идея! Правда, она рискованная...

– Да что ты? – притворно испугался майор, – а мы здесь до этого в дочки-матери играли, так, что ли?

– Ладно, кочумарь, – несколько стушевался вор, – я же не за свою задницу беспокоюсь.

Зайдя в дом, Лямзин прикрыл за собой дверь и спросил, обращаясь к Дегтяреву:

– Так что ты предлагаешь? Перезарядив пистолет, Юра повернулся к приятелю и нетвердым голосом заявил:

– Есть одна красотка, которая может нам помочь. Но вот захочет ли?

Схватившись за одну из немногих возможностей, Антон предположил:

– Ну, Машу-то она спрячет у себя до поры до времени?

– Может быть, – неуверенно процедил Гвоздик, – во всяком случае, спрос не бьет в нос, попробуем...

* * *

В комнате царили абсолютный мрак и тишина. На кровати в углу спала миловидная девушка, чьи платиновые волосы разметались на подушке. А у порога, на мягкой подстилке, свернулся клубком здоровенный кобель немецкой овчарки.

Пес, подобно своей хозяйке, спал, но его сон был чутким и напряженным, так умеют спать только собаки. Вдруг он приподнял голову и, слегка склонив ее набок, навострил уши, привычно вслушиваясь в доступные только собачьему слуху звуки.

В эту секунду от дверей прозвучал мелодичный звонок, разорвавший тишину сонной квартиры.

Кобель мгновенно подскочил со своего места и громко залаял, бросившись к входной двери. Девушка недовольно пошевелилась и открыла глаза, еще не до конца осознавая, что же такое ее разбудило.

Звонок повторился, и она, предварительно посмотрев в темное окно, потянулась к прикроватной тумбочке, на которой лежали маленькие наручные часики. Стрелки на светящемся циферблате показывали семь минут пятого.

Передернув озябшими плечами, она встала с теплой постели, набросила на плечи махровый халат и пошла к двери.

Посмотрев в глазок, хозяйка квартиры искренне удивилась, узнав в утреннем госте того самого вора, обокравшего соседскую квартиру.

Взяв пса за холку, она накинула цепочку и приоткрыла дверь, уставившись заспанными глазами на нежданного визитера.

– Что вам надо? – раздраженно спросила она, а кобель злобно зарычал, готовый в любую секунду броситься на уже побывавшего в его зубах незнакомца.

– Извините, что побеспокоил вас, Ольга, – несколько смущенно проговорил Гвоздик, – но мне очень нужна ваша помощь.

– Что, в это время?! – Сон улетучился, а странный неурочный визит лишь раззадорил ее женское любопытство.

Вместо ответа Юра понуро склонил голову, уже собираясь уйти, но в этот момент она произнесла:

– Подождите, – дверь закрылась, звеня цепочкой, чтобы тут же распахнуться перед Дегтяревым. – Проходите, раз уж пришли, – сказала девушка и не замедлила предупредить. – Только без глупостей, потому что на этот раз я не стану сдерживать Рекса.

Войдя в квартиру, Гвоздик опасливо покосился на пса и принялся стаскивать с ног промокшие туфли.

– Место! – требовательным голосом приказала хозяйка кобелю, и тот покорно, но с явной неохотой отправился на подстилку, искоса поглядывая на ночного визитера.

Когда Гвоздик оказался в просторной кухоньке, Ольга уже поставила на плиту чайник и уселась напротив гостя, поинтересовавшись:

– Ну, так чем я могу вам помочь?

Вдруг Дегтярев отчетливо представил всю эту сцену со стороны, и ему стало неловко. Ну действительно, что он мог ей сказать? «Извините, милая Оля, но вы были так любезны на допросе, когда не выдали меня, что я решил еще раз воспользоваться вашей добротой... Чушь собачья», – решил он про себя и уже хотел резко подняться и уйти.

Однако воспоминание о сидящих в машине приятелях, которые на него надеялись, остановило Гвоздика. Он почувствовал себя между двух огней и даже несколько подрастерялся.

Наконец, собравшись с духом, вор торопливо выпалил:

– Не могли бы вы приютить у себя одну девушку?.. – Помявшись несколько секунд, Юра нерешительно добавил: – Мы вам заплатим за беспокойство...

Он понимал, что несет откровенный бред, но ничего лучшего в его голову не приходило.

Но то, что он услышал в ответ, заставило его встрепенуться.

– Сколько? – неожиданно резко спросила она.

– Что? – переспросил вор.

– Сколько заплатите? – все тем же ровным голосом протянула хозяйка квартиры.

И только сейчас Гвоздик заметил озорной блеск в ее серых глазах – блондинка над ним просто издевалась.

Дегтярев молча поднялся из-за стола и направился к выходу, но не успел он сделать и двух шагов, как за его спиной послышалась резкая команда:

– Рекс, ко мне!

Пес выскочил из-за угла и стал напротив гостя, выражая всем своим видом решительную готовность подчиниться воле хозяйки.

– Что же вы уходите, даже не сказав мне до свидания, – улыбнулась она. – А я вас хотела чаем напоить.

Нервная дрожь пробежала по его телу, но это был не страх перед кобелем и даже не стыд за свой неудачный визит – это было неприкрытое раздражение и жуткая досада на себя и на эту высокомерную особу.

Ведь если говорить по совести, то Юра в глубине души надеялся, что Ольга помогла ему выкрутиться на допросе не просто из женского сострадания – он подозревал в этом нечто гораздо большее. Но теперь ему приходилось признать, что он поддался иллюзии – призрачной, зыбкой и ни на чем не основанной. Ему стало муторно и горько за свою ошибку.

Вслух же Гвоздик произнес:

– Ну давай, трави на меня своего волкодава, чего ждешь!

Но то, что произошло дальше, напрочь выбило его из колеи. Медленно приблизившись к Дегтяреву, Ольга положила ему руку на плечо и одним резким движением повернула его лицом к себе.

Их глаза встретились, как тогда, в кабинете опера с Петровки; и на этот раз ошибиться было невозможно – ее взгляд был теплым и дерзким одновременно.

– Почему ты пришел ко мне? – спросила девушка и добавила: – Только отвечай быстро, не задумываясь.

Тюрьма учит выдерживать и не такие взгляды, но было что-то в ее глазах такое, чего он, Юра, в своей жизни никогда не испытывал. Медленно склонив голову, он уставился в пол, не решаясь произнести ни слова.

– Ну, я жду, – повторила она требовательным тоном.

– Я... Мне показалось, что ты... что я... – слова застряли у него в горле, превратившись в нечленораздельное бормотание.

– Хочешь, я скажу все за тебя? – спросила Ольга и, не дожидаясь ответа, произнесла: – Тебе показалось, что я в тебя втрескалась с первого взгляда, так?

Он мрачно кивнул, а девушка, несколько секунд помолчав, закончила:

– Так вот, ты оказался прав.

Гвоздик порывисто вскинул голову и бросил на девушку изумленный взгляд – он отказывался верить в услышанное признание.

– А теперь иди, – приказала она.

– Куда?

Искренне улыбнувшись, блондинка неторопливо произнесла:

– А с ментами ты более дерзкий и догадливый. – В сказанной ею фразе сквозил неприкрытый сарказм, но она тут же стала серьезной и закончила: – За той девушкой, которой нужно временное пристанище.

Медленно развернувшись, Юра двинулся к выходу, проигнорировав злобное рычание пса. Когда за ним закрылась дверь, Ольга опустилась на стул и принялась гладить подошедшего Рекса по голове, приговаривая:

– Твоя хозяйка просто спятила – это же надо: влюбиться в уголовника. – Она нервно рассмеялась и продолжила: – Выгнать мужа дипломата, отказать директору банка, чтобы втюриться в самого обычного вора. Дура!

Пес тихонько поскуливал, то ли жалея ее, то ли во всем соглашаясь с нею.

Глава 13

Ночь для Жбана выдалась тревожная: двое киллеров, отправленные в гостиницу, чтобы расправиться с проституткой и забрать цепочку, до сих пор не вернулись; другие, во главе с Димой, тоже пока не добились ощутимых результатов, – оставалось ждать.

Но именно этого Федор Петрович больше всего в жизни и не любил. Ожидание было для него самой настоящей пыткой. Однако ничего другого придумать было невозможно.

Сон, как назло, не шел, поэтому Жбан решил до посинения играть в шахматы, пригласив в напарники одного из своих телохранителей. Играл он, откровенно говоря, слабовато, но считал себя непризнанным гроссмейстером.

Его партнер – парень лет двадцати трех, с толстой шеей, буквально вросшей в покатые плечи, и бугрящимися из-под рубашки тренированными мышцами, с которыми так не вязалось почти интеллигентное выражение лица, – вяло передвигал фигуры, нарочно проигрывая уже третью партию подряд.

Он видел, что шеф явно не в духе, и хорошо знал его вспыльчивый характер, поэтому поддавался, но делал это умело, чтобы Жбан ни о чем не догадался.

– Мат тебе, Леха, – довольно объявил Жбан, зажав черного короля между белыми ладьей и ферзем.

Леха притворно удивился, глядя на доску во все глаза, как будто пытался изменить ситуацию взглядом.

Но в конце концов он признал собственное поражение, сказав:

– Что-то ты сегодня в ударе.

Федор Петрович довольно заржал, откинувшись на высокую спинку плюшевого кресла, при этом его жирные телеса заколыхались, как потревоженный холодец, а на одутловатом лице проступила влажная испарина.

Внешне хозяин квартиры выглядел на все пятьдесят, хотя в действительности ему еще не было и сорока.

Бывший штангист, подававший в свое время огромные надежды, но так и не вышедший за рамки «перспективных» спортсменов, Жбанович – такова была его настоящая фамилия – обладал непомерными амбициями и прямо пропорциональной ленью при минимуме достоинств. Не сумев сделать карьеру чемпиона, он сообразил, что есть иной путь – пусть не совсем законный, но несравненно более прибыльный.

Именно тогда он начал собирать вокруг себя отчаянных парней, но первый же криминальный опыт оказался для него неудачным. Федора Петровича посадили за грабеж.

Зона оказалась для него новым испытанием, где одними только мышцами авторитета не заработаешь. Слегка погоношившись, но получив незабываемый урок – когда его, почти Жаботинского, беспощадно отметелили трое худеньких пареньков, – Федя понял, что сила решает далеко не все жизненные проблемы: нужны были мозги, а главное – связи.

Криминальная верхушка отказалась принять его в свои ряды, и тогда он пошел по другому пути.

«Хозяин», или, проще говоря, начальник колонии, принял с распростертыми объятиями новообращенного зека, устроив тому встречу с начальником оперчасти.

«Кум» же не увидел в Жбановиче реальной перспективы для своих паучьих делишек и просто порекомендовал его в «актив».

Тем не менее Федя моментально сменил лесную делянку на кружок художественной самодеятельности и надел на руку повязку – таким образом он обеспечил себе «УДО», то есть условно-досрочное освобождение.

Вернувшись в родной Тмутараканьск, где сибирская природа закаляла достойные кадры, Федя стал Жбаном – бывшим спортсменом, бывшим зеком, сплевывающим через зубы и «ботающим» не иначе как по «фене», – к которому потянулась сопливая молодежь, жаждущая блатной романтики.

Отсидка научила Федора Петровича двум важным правилам: не попадайся в руки ментов сам, если за тебя это могут сделать другие, и не обижай себя при дележке, потому как, кроме тебя самого, кто же о тебе еще побеспокоится.

Возведя все это в ранг аксиомы, Жбан принялся благостно наживать капитал, без сожаления расставаясь с членами своей банды, уходящими на этап. Дела его пошли в гору.

Но случилась одна маленькая неприятность. В город вернулся вор в законе, оттрубивший десятку, что называется, «от звонка до звонка». Для него не составило труда навести соответствующие справки о «блатном» по кличке Жбан, и звезда Федора Петровича безвозвратно закатилась.

Его бы, конечно, зарезали как самозванца, взявшего на себя незаслуженные полномочия. Спас Жбановича банальный побег.

И вот Москва-столица легла у его ног на перроне Казанского вокзала.

Какое-то время Федя сидел тихо и смирно, стараясь понапрасну не высовываться, но приобретенный опыт быстро дал ответ на извечный вопрос «что делать?», и новоиспеченный пахан сгреб под свое крылышко крепкую бригаду, подбирая людей в дешевых пивнухах и едва ли не под заборами.

С той поры минуло восемь лет, и никто уже не мог напомнить Жбану, кем он был на самом деле.

Теперь, буквально расплываясь в глубоком кресле, сидел довольный жизнью властный и удачливый пахан. Позабывшие о тренировках мышцы постепенно превратились в трясущееся желе, глазки заплыли, как у откормленного кабана, а на месте привычного подбородка появились многослойные складки, похожие на подол плиссированной юбки. Федя процветал и надеялся, что так будет всегда,

Пухлые пальчики принялись вновь расставлять фигуры на шахматной доске, но Леха отчаянно запротестовал:

– Нет, с меня хватит. Башка трещит, как будто в ней кузнецы работают.

– Да ладно тебе, – начал уговаривать охранника Жбан, – еще партейку, и все.

Неизвестно, чем бы закончились их словопрения, если бы в этот момент на пороге гостиной не появился второй телохранитель.

Высокий, худощавый, с ввалившимися от постоянного недосыпания глазами, он походил на египетскую мумию, облаченную в современные шмотки.

Подойдя к пахану, охранник заговорил:

– Федя, у нас неприятности.

Этого слова Жбан терпеть не мог, поэтому грозно воззрился на вошедшего, медленно протянув:

– Ну, что еще?

– Шурик вернулся...

– А Димон где? – перебил «мумию» бывший штангист.

Ни слова не сказав в ответ, худосочный парень распахнул дверь, приглашая кого-то войти в комнату.

На пороге появился среднего роста молодой человек с помятым лицом и огромной шишкой на широком лбу.

– Где остальные? – спросил пахан, и тон, которым был задан вопрос, не сулшг Шурику ничего хорошего.

Ноги Шурика подгибались от непомерной усталости, но он не решался присесть без приглашения старшего, поэтому оперся плечом о дверной косяк и заговорил, едва ворочая непослушным языком:

– Эти козлы смылись, перебив почти всех наших пацанов, кроме тех, которые остались на квартире в Чертанове. Димон, Молоток, Сеня Дуб, Олег – мертвы. Куда делся Андрон, я не знаю. Меня долбанули Сениной дубинкой по башке, и я отъехал, а когда очухался, вокруг были одни трупы... – Он затих, как паровозный котел, из которого спустили пары.

Несколько минут в комнате висела гнетущая тишина. Никто не решался первым нарушить молчание, а Жбан, гневно сдвинув брови, погрузился в глубокую задумчивость.

Наконец его щеки задрожали, предвещая неминуемую бурю, которая не замедлила разразиться. Поднявшись на толстых, слоновьих ногах, Федор Петрович приблизился к Шурику и зашипел тому в лицо:

– А почему ты остался в живых? Неужели ты не мог пристрелить этих скотов, вышибить им мозги?! За что я плачу тебе деньги, урод?!

Парень стушевался, не зная, что сказать, а Жбан продолжил:

– Если ты, гнида, думаешь, что я посочувствую тебе, то глубоко заблуждаешься...

Не договорив, пахан с разворота влепил подручному звонкую затрещину.

В другой момент Шурик легко бы выдержал и не такие побои, но сейчас он едва стоял на ногах, поэтому покачнулся и медленно сполз по стеночке.

А толстяк принялся нещадно лупить парня ногами, норовя угодить ему в лицо. Физиономия Жбана перекосилась в приступе отчаянного безумия – он вымещал на незадачливом бойце всю горечь и обиду своего поражения.

Картина была в его руках, но без цепочки она оставалась просто любительским полотном, которому только и место, что на старом чердаке.

Наконец Федор Петрович утомился и, стараясь восстановить сбившееся дыхание, тяжело

засопел, глядя на окровавленное лицо своей беззащитной жертвы.

У Шурика от нанесенных побоев треснула нижняя губа, а под глазами образовались громадные лиловые ссадины; из расквашенного носа вытекала тонкая струйка багровой крови, скатываясь на припухший подбородок.

– Уберите от меня этого слюнтяя, – распорядился Жбан, обращаясь к молчаливым охранникам.

Те с готовностью выполнили приказ, стараясь скрыть от шефа собственные эмоции. Подхватив поверженного товарища под мышки, они отнесли его в ванную комнату, предоставив избитому парню позаботиться о себе самому.

Когда квадратный Леха вернулся в гостиную, то обнаружил босса растянувшимся на широком диване.

От былого гнева не осталось и следа – сейчас Федор Петрович походил просто на обрюзгшего, утомленного бессонницей и непомерными переживаниями толстяка преклонных лет.