Текст книги "Страсть и судьба"
Автор книги: Юджиния Райли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 13
– Не знаю, с чего начинать, – сказала Сара.
– Начни сначала. Откуда ты пришла, как вернулась туда.
Сара собралась с мыслями.
– Я пришла из Атланты, штат Джорджия, из 1967 года.
– Боже! – изумился Дэмьен.
– Ты не веришь?
– Верю, – сказал он. – Я знал, что ты из будущего, но ведь, Боже милосердный, целых сто лет!
– Я понимаю.
– Пожалуйста, продолжай, любимая.
Она покачала головой.
– Так много всего – в голове путается.
– Тогда расскажи только то, что необходимо, чтобы объяснить, как ты сюда попала. Подробностями займемся потом.
Она кивнула и улыбнулась.
– Мир, из которого я пришла, очень не похож на твой. Человечество действительно далеко шагнуло вперед в области технологий, науки, медицины. И было очень много войн.
– Ах, – прошептал Дэмьен, – тогда, видимо, твое время не так уж и отличается от моего, не правда ли?
– Возможно, – кивнула она. – Во всяком случае в том, что касается моего появления здесь. Из-за одной такой войны моя жизнь очень переменилась. Моего брата взяли в армию, послали за море, и он был убит.
В глазах Дэмьена блеснуло сострадание, и он сжал ее руку.
– Дорогая моя, как я тебе сочувствую. Это тот брат, о котором ты говорила?
– Да. Брайан. Ему было всего восемнадцать. – Она с горечью вздохнула. – Узнав о его смерти, я… я заболела. У меня был нервный срыв.
– Нервный срыв? – переспросил он.
– Нервное истощение.
– Понятно.
– Тогда один талантливый врач стал меня лечить и постепенно вернул к жизни. Но я зарабатывала на жизнь своей живописью, и когда Брайан погиб, оказалось, что творческое начало во мне, по-видимому, тоже погибло.
– Я понимаю, – пробормотал Дэмьен сочувственно.
– Врач предложил мне заняться трансцендентальной медитацией, чтобы выйти из творческого тупика и пережить свое горе. Я последовала его совету, хотя и неохотно. – Сара помолчала. – Примерно в это же время я узнала, что унаследовала состояние в Луизиане от одной дальней родственницы.
– Ты унаследовала эту землю, этот дом? – недоверчиво рассмеялся Дэмьен.
– Видишь ли, – кивнула она, – эта земля и дом перешли в собственность одной моей кузины, Эрики Дэвис.
– Невероятно, – вставил Дэмьен, качая головой.
– Конечно.
– Итак, ты унаследовала дом. Что же дальше?
– Ну, я приехала сюда, в Луизиану, чтобы увидеть, что я унаследовала.
– Ты живешь в этом доме?
– Нет. Мне бы очень этого хотелось, но, увы, в 1967 году твой дом выглядит совсем иначе. Он заброшен. Кузина оставила мне новый, современный дом. В нем я и обосновалась. Вскоре я нашла твой дом – здесь, у реки. Он старый, серый, но крепкий. Ходят слухи, что в нем водятся привидения.
– В самом деле? – улыбнулся Дэмьен.
– Да. Во всяком случае, вскоре я поверила этим слухам. Старый дом очаровал меня, я стала приходить сюда медитировать. Я чувствовала, что в доме скрыты объяснения, которые и ищу, объяснения моей не проходящей боли.
– Поразительно.
– Да, поразительно. И когда я стала медитировать там, мне стали являться картины из прошлой жизни. Мне стал являться ты, Дэмьен.
– Неужели? – Его глаза взволнованно сверкнули.
– Да. Много раз являлся ты мне. Я поняла, что призраки на самом деле существуют, но меня это не пугало, я только стремилась приходить сюда как можно чаще.
– Правда? – Он погладил ее щеку кончиками пальцев и ласково улыбнулся.
– Да, Дэмьен, стремилась всеми силами. И начала писать снова, писать, как одержимая, с таким умением и силой, каких у меня никогда не было. Я писала дом, а когда закончила, на холсте проступило твое лицо.
– Господи! – изумился он.
Сара продолжала рассказ со все возрастающим волнением.
– Это был ты, Дэмьен. Ты преследовал меня самыми разными приятными способами. Приходя сюда, я видела тебя неизменно в черном. Я называла тебя «мой темный кавалер». Иногда ты обращался ко мне – говорил что-нибудь успокаивающее, вроде «не спрашивай, почему». Иногда я слышала музыку – это Олимпия играла на фортепьяно. Обычно это была «Прекрасная мечтательница». Иногда я слышала скрипку Брайана. А однажды проснулась здесь, в другом веке.
– Воистину удивительно. Но как?.. Ты полагаешь, что тебя перенесла сюда твоя трансцендентальная медитация?
– Полагаю, что так, но чувствую, что ты тоже помог мне перенестись сюда.
– Да, это возможно. Я искал чего-то, но не знал, что ищу, – пока ты не появилась здесь. Думаю, это было сильное потрясение – проснуться здесь.
Она сухо рассмеялась.
– Действительно. Я сидела в гостиной, выходя из медитации, когда появилась Олимпия. Она сказала что-то вроде «Вы тот художник, которого мы ждем из Нового Орлеана?»
– Чудеса, – прошептал Дэмьен. – Ты знаешь, ведь мы на самом деле ждали художника.
– Но никто не приехал.
– Ты приехала, – нежно сказал Дэмьен.
– В том-то все и дело.
Он кивнул.
– Позже мы узнали, что художник, который должен был приехать, схватил желчную лихорадку и умер. Тетя Олимпия все это выяснила.
Сара горестно вскрикнула.
– Как ужасно! Он умер! – Она закусила губу. – Значит, если твоя тетка разузнала, что никто меня сюда не посылал, она должна относиться ко мне с большим подозрением.
– Не волнуйся об этом, дорогая, – вздохнул он. – Рассказывай дальше. Что ты почувствовала в первый момент, поняв, что оказалась в другом веке?
– Ну, что почувствовала. По меньшей мере, была ошеломлена. И в то же время очарована – тобой, всем. Поэтому сделала все возможное, чтобы подстроиться под вашу жизнь.
– Должен заметить, что ты освоилась с новыми обстоятельствами просто замечательно. Но потом ты вернулась в свой век. Зачем? Не захотела остаться со мной?
Она сжала его руку и взволнованно сказала:
– О нет, Дэмьен, очень хотела. Тот мир, из которого я пришла… я никогда не чувствовала себя там своей. Всегда ощущала свою неуместность. За весь этот год я знала настоящий покой только в те дни, которые провела с тобой. Пойми, я покинула тебя не по своей воле.
– Тогда почему?
– Дверь во времени, – вздохнула она.
– Дверь во времени?
– Там, снаружи, – она опасливо посмотрела в окно, – что-то есть – какая-то зловещая таинственная преграда. Я чувствую ее, когда подхожу слишком близко к передним окнам. Понимаешь, я в безопасности внутри дома и даже на заднем дворике, окруженном высокими кирпичными стенами. Но если я выйду через переднюю дверь, как я сделала на прошлой неделе… – Ее голос упал, и она содрогнулась.
– А что же случилось тогда?
– Дай передохнуть. Помнишь, ты попросил меня пойти с тобой на могилу Винси?
– Да.
– Я поняла, что это большой шаг к нашему сближению, и мне очень захотелось пойти с тобой. Но я боялась этой странной электрической преграды перед домом. Я не знала, как быть. Хочу идти, – но не могу подвергать тебя возможной опасности, которая исходит от преграды. Поэтому я решила, что сначала сама попробую пройти там, без тебя.
– И попробовала?
Она кивнула.
– И что же?
Она покачала головой с недоумением.
– Я прошла через дверь, меня закрутило, и в следующий миг я поняла, что вернулась в настоящее.
– Бог мой, невероятно!
– Все так и было Дэмьен. Меня это потрясло так же, как и тебя.
– Значит ты пошла на риск из-за меня, из-за нас? – быстро спросил он. – Даже предчувствуя опасность?
– Да.
– Сара, ты могла навредить себе.
– Да нет. Хотя, потерять тебя – большего вреда для себя я и представить не могу. Пойми же, я никогда не стала бы пытаться пройти через преграду, если бы не стремилась увидеть могилу Винси. Мне так хотелось побывать там с тобой! И все-таки я нашла могилу – правда, вернувшись в XX век.
Дэмьен растерянно улыбался.
– Знаешь, я тоже ходил туда. Я чувствовал твое присутствие, но не нашел тебя.
– А я чувствовала, что ты там, и тоже тебя не нашла. Я была в отчаянье. Как будто я протянула руку к медному колечку, которое исчезло навсегда. Я опять ощутила твое присутствие, глянув на небо – тогда же вечером – с крыльца этого дома. Я смотрела на яркую звезду…
– И я смотрел на эту звезду тогда же вечером, – вставил он пылко, – я звал тебя, Сара.
– А я звала тебя.
Момент был полон такого напряжения, что Дэмьен обнял ее и жадно поцеловал. От блаженства у Сары закружилась голова, она страстно раскрыла губы и запуталась пальцами в его густых шелковистых волосах. Как она его любит, о Господи, как она любит его.
– Дорогая, как я соскучился, – прошептал он, касаясь губами ее виска.
– И я тоже.
Он отодвинулся и напряженно смотрел на нее.
– И я еще раз прошу у тебя прощения за мой гнев. Я просто не понял.
– Все хорошо, Дэмьен. Мне нечего прощать.
– Как ты смогла вернуться?
– Я пыталась медитировать, – вздохнула она, – три дня. Но сначала была слишком напряжена и не могла погрузиться в медитацию. Потом смогла. На этот раз моим проводником был Каспер.
– Каспер?
– Кот, которого я принесла с собой.
– Ах да. Тетя Олимпия его уже усыновила.
– Я не знаю точно, какова его роль, но я смогла вернуться сюда только в тот день, когда он был со мной.
– Я благодарен, любимая. Ты здесь, со мной, и все хорошо.
– Нет, Дэмьен, не все хорошо, – помрачнела Сара. – А как же окно во времени? Я не могу жить здесь с тобой, не выходя из дому. А если я выйду через эту дверь, я вернусь в 1967 год и никогда не смогу найти тебя.
– Тогда не нужно выходить через переднюю дверь, милая, – горячо прошептал Дэмьен. – Разве недостаточно с нас этого дома?
Сара с минуту размышляла об этом.
– Не знаю, – ответила она доверчиво.
– Тогда хватит разговоров, – сказал Дэмьен, целуя ее волосы. – Ты измучена и выбита из колеи. Ты придешь в себя, и мы еще поговорим. – И добавил немного хрипло: – А сейчас нужно отпраздновать твое возвращение надлежащим образом.
Он посадил ее к себе на колени и страстно поцеловал. Сара застонала от восторга, обвила его шею руками и вернула поцелуй. Ей совсем не было стыдно, что она в ночном одеянии у него на коленях. Она чувствовала только неземное восхищение – его сила окутывала ее, словно коконом, его нежность укрывала ее, она купалась в его запахе. Его язык смело ворвался ей в рот, возбуждение ее росло, а когда его пальцы грубо ласкали ее соски через ткань халата, жаркое пламя и яростная похоть охватили все ее тело. Когда эти же смелые руки властно смяли ее груди, ей показалось, что она не может больше терпеть. Она оторвалась от его губ, чтобы вдохнуть воздух.
Дэмьен тоже вздохнул прерывисто и прижался губами к пульсирующей жилке на ее шее, опять опалив ее своим пылом. Сара задрожала, а он шептал нежные утешения, а потом его губы снова завладели ее губами.
Он целовал ее, пока она не обезумела. Никогда ее так не ласкали, не хотели, не ждали.
Потом он держал ее на руках, и они смотрели на свою яркую звезду.
* * *
Когда Сара шла к себе, ей казалось, что она летит на крыльях. Они опять вместе, по-настоящему вместе. Их отношения стали глубже, крепче, жарче, чем прежде.
А откинув покрывало с постели, она увидела на простыне еще один мерзкий красный гри-гри.Чертыхнувшись сквозь зубы, она швырнула его в окно. Она пойдет к Дэмьену и расскажет ему об этих угрозах.
Но потом она подумала, что и так причинила ему много беспокойства за последние дни. Кроме того, хотя кто-то и пытается запугать ее, сами по себе средства вполне безвредны. Она не может поверить, что маленькие красные мешочки и черная свеча действительно обладают способностью навлечь на нее какие-либо несчастья.
Тем не менее спала она беспокойно и опять слышала тихий зловещий голос, повторяющий: Уходи, ты здесь чужая.
ГЛАВА 14
На другое утро случилась еще одна странная вещь. Сойдя вниз, Сара увидела, что Каспер сидит у входной двери и просится погулять.
– Нет, молодой человек, – сказала она, с ужасом подумав о том, что кот выйдет за пределы дома, – придется вернуться.
Она взяла его на руки, но он протестующе замяукал, требуя, чтобы его выпустили. Сара растерялась.
– Нет, Каспер, нельзя…
– Что-нибудь случилось? – спросил женский голос.
Обернувшись, Сара оказалась лицом к лицу с нахмуренной Олимпией.
– Каспер хочет выйти через эту дверь, – объяснила она, – я не возражаю, чтобы он гулял во дворике, но боюсь, что, если он выйдет через эту дверь, он… пропадет.
– Чепуха, – твердо сказала Олимпия. – Это умное животное, и он не пропадет. Ему давно пора заняться мышами в конюшне.
И прежде чем Сара успела возразить, Олимпия подошла к ней, взяла кота и быстро открыла дверь.
– Не надо! – воскликнула Сара.
Слишком поздно. Олимпия уже опустила кота на пол. Он выскочил за дверь, пробежал по ступенькам во двор.
И не исчез. Сара просто рот раскрыла от изумления. Олимпия одним махом разрешила все проблемы. Захлопнув дверь, она спокойно повернулась к Саре, стоящей с широко раскрытыми глазами.
– Если вы так беспокоитесь о коте, не хотите ли пойти за ним? – спросила она властно.
Сара только покачала головой в немом ужасе.
В то же утро Дэмьен сидел за письменным столом, а Баптиста наливала ему горячий чай.
– Еще приказания, мсье? – спросила негритянка.
Дэмьен отложил перо и взглянул на нее, чувствуя некоторое сострадание, поскольку в ее коричнево-шоколадных глазах он заметил почти не скрываемую боль.
– Нет, спасибо, Баптиста. Ты очень добра.
Кивнув, та поставила чайник и ушла. Дэмьен вздохнул, услышав, как щелкнула, закрываясь, дверь. Многие годы Баптиста была его любовницей, это было его единственное утешение в чудовищно одинокие ночи. Но с появлением Сары он отказывался от того, что негритянка так щедро ему отдавала. Даже во время долгого, мучительного отсутствия Сары у него не возникло ни малейшего искушения искать утешения у Баптисты. Он знал, что она не понимает его и не желает присутствия Сары в доме. Но поскольку она страстно ему предана, то никогда не станет сетовать вслух.
Его мысли устремились к Саре, возлюбленной супруге его души. Когда она исчезла, он был так опустошен, такое им овладело отчаянье, а когда она вернулась, разгневался. Потому что уже понимал, что она лжет, что скрывает правду о том мире, откуда появилась.
Но вскоре гнев остыл, сменившись новым страхом потерять ее опять. Поэтому, вчера вечером он пошел к ней и с радостью укротил свой гнев и раненую гордость. Сара рассказала ему правду о своем мире и о странных силах, которые принесли ее сюда. Бедняжка! Оказаться у самой пропасти времени! Бояться, что эта хрупкая связь времен порвется, если она заговорит о своем таинственном пристрастии к этому веку. Все это за гранью понимания, но в глубине души он знает, что она не лжет. И воистину ужасно знать, что наступит день, и ее опять заберут от него. Да может ли она вообще стать неотъемлемой частью этого мира?
Он любит ее, и мысль о расставании его ужасает. Он хочет больше узнать о ее мире, узнать о ней все.
Неважно, если они никогда не смогут выйти из дома вместе. Когда она появилась, он заметил в себе удивительные перемены. Впервые за много лет он ощутил себя живым человеком. Со временем он, очевидно, покажет ей воспоминания о Винси.
Винси. Вот в чем камень преткновения. Он встал и подошел к окну. Заложив руки за спину, он вдыхал запах все еще цветущей жимолости и смотрел, как солнечные пятна пляшут на зеленом дворике. Был прекрасный холодный осенний день. Ах, Винси, подумал он, если бы ты был здесь и наслаждался этим днем! Это должен был быть я, брат. Это должен был быть я, в тот адски жаркий день при Геттисберге восемь лет тому назад.
Если он полностью отдастся своей любви к Саре, рано или поздно эта любовь изгонит и чувство вины перед братом, и горе. Нельзя любить Сару и жить среди демонов; для того и другого в сердце нет места.
Готов ли он отпустить свое прошлое на все четыре стороны? Сейчас он не может ответить на этот сложный вопрос, но Сару будет любить все время, которое им отведено. Что же до будущего, они, может быть, найдут ответы вместе.
ГЛАВА 15
Весь день Сара удивлялась чуду, свидетелем которого была утром, – Каспер вышел из дома и все же остался в XIX веке. Какой тайной властью над временем и пространством обладает этот кот? Почему он может и вне дома оставаться в этом веке, почему может преодолевать невидимую преграду – одним ударом своего белоснежного хвоста, а она не может?
Когда Каспер убежал, Сара рискнула подойти к двери. Странная вибрация не уменьшилась. Почему же эта преграда существует для нее, но не для Каспера?
Она взглянула на эту загадку под другим углом. Может, у Каспера и нет никакой особой власти. Может, он не видит разницы между прошлым и будущим; просто он, как животное, воспринимает вещи чисто внешне. Может, он просто живет, просто верит.
Возможно, что ее вера не так сильна, чтобы удерживать ее здесь. Но как можно усилить свою веру? Как можно полностью слиться с прошлым, а не просто бессознательно льнуть к старому дому?
Загадка. Но даже эта загадка не может омрачить ее радость. Они с Дэмьеном снова вместе! Их души снова вступили в брак!
Может быть, вместе они найдут все ответы.
После обеда Сара пошла в салон. Те полдюжины картин, которые она закончила, находились ближе к центру комнаты, гордо стоя на мольбертах. Теперь, когда они залиты лунным светом, можно рассмотреть их во всех деталях. Ей остается примерно с четверть от общего объема работ. А что будет потом?
Подпись, которую она ставила на восстановленных работах, отражала ее тревогу не очень, правда, отчетливо, но с юмором. Она везде поставила свою размашистую подпись и дату окончания реставрации; а потом в качестве завершающего капризного штриха добавила под каждой подписью изображение песочных часов. На первой картине верхняя часть часов наполнена песком, на каждой последующей этих бесценных песчинок в верхней части всё меньше и меньше.
Песочные часы – символ ее здешней жизни. Конечно, ее работа неразрывно связана с эфемерностью ее пребывания в этом доме. Работа завершится, ее связь с прошлым ослабнет, и это, по-видимому, также неизбежно, как перетекание песчинок из верхней части часов вниз.
Эта мысль беспокоила ее. Но Сара прогнала ее и задумалась о Дэмьене. Скоро он придет на вечернее свидание.
И действительно, она услышала, как его голос в дверях произнес:
– Добрый вечер, Сара.
Она повернулась, улыбаясь, и пошла к нему среди мольбертов. Дэмьен был так хорош, глаза у него сияли от радости.
– Добрый вечер, Дэмьен.
Он взял ее за руку, с одобрением глядя на законченные работы.
– Каждый раз, когда я смотрю на дело рук твоих, мне кажется это сверхъестественным! Как будто Винси только что положил свою кисть.
Ее сердце наполнилось радостью от этой горячей похвалы.
– Лучшего комплимента я и представить себе не могу.
– Пойдем же, дорогая, – улыбнулся он, – посиди со мной у окна. Расскажи мне еще о твоем мире.
Они сели, держась за руки, их силуэты обрисовывал серебристый свет яркой звезды. Сара говорила не один час, рассказывая Дэмьену все, что могла о девяноста шести годах, разделяющих их миры. Он слушал как зачарованный, время от времени делая кое-какое замечание или задавая вопрос.
Она начала с промышленной революции, рассказала об изобретении телефона, об электричестве, автомобиле и аэроплане. Она говорила о достижениях медицины, о прививках, о родовспомогательных мерах и хирургии, о попытках бороться с раком. О двух мировых войнах. Изобретение атомной бомбы потрясло его.
– Ты хочешь сказать, что человек создал оружие такой мощности, что оно может уничтожить всю жизнь на Земле? – недоверчиво спросил он.
Сара только кивнула сокрушенно. Она добралась до войны в Корее. Когда она рассказала, как человек начал завоевывать космос и даже задумываться о полете на Луну, Дэмьен пришел в восторг.
Когда дошло до конфликта во Вьетнаме, рассказ стал более личным.
– Наша страна не должна была вступать в эту войну, – сказала она жестко. – Начались волнения, антивоенные демонстрации, особенно в этом году. Мой любимый брат погиб на этой войне.
– Расскажи мне еще о брате, – Дэмьен сжал ее руку.
– У него был независимый характер. Он был белокур и голубоглаз, как я, и необычайно талантливый скрипач. Он дебютировал с Атлантским симфоническим оркестром в шестнадцать лет. Выдающийся талант, и при этом такой беспечный.
– Как это?
– Когда разгорелся конфликт во Вьетнаме, молодых людей стали призывать в армию и посылать туда. Брайан был принят в Музыкальную школу в Нью-Йорк-сити. Если бы он уехал туда, как и предполагалось, он был бы свободен от призыва, но ведь это был такой убежденный романтик! Он помахал рукой колледжу и уехал с друзьями в Европу – путешествовать на велосипедах. А когда вернулся, его ждала повестка. Его взяли в армию, послали во Вьетнам, и через три месяца он был убит.
– Как я сочувствую тебе, дорогая. Поэтому у тебя и был нервный срыв?
– Да.
Дэмьен мрачно покачал головой. Он встал, прошел в середину салона.
– Значит, наши миры не такие уж разные, не так ли? – спросил он с иронией. – Ах, как мы любим воевать! Наверное, войны будут всегда – и всегда будут убивать лучших – скрипачей, художников, мечтателей.
– Но, Дэмьен, – отрезвляюще заметила она, – поскольку будущее мне известно, я знаю, что ты будешь жить долго в довольно мирное время – более сорока лет. Это будет хорошее время для тебя – время создать себя заново.
Он безнадежно махнул рукой.
– Я не уверен, что можно вернуть то, что мы потеряли, то, что потерял Юг. Для меня лично все кончилось со смертью Винси.
– Это я понимаю. Но, – умоляющие глаза молодой женщины встретились с его взглядом, – вместо потерянного может появиться что-то новое, совсем другое. И это будет наше с тобой время, Дэмьен.
От этих слов выражение его лица смягчилось, и он вернулся к ней и сжал ее руку. Его слова были нежны, но полны подчеркнутого фатализма.
– То, что у нас есть, Сара, у нас есть здесь и сейчас. Это время принадлежит нам. Я не уверен, что стоит надеяться на что-то еще.
– Но…
– И, кроме того, дорогая, ты не можешь выйти из этого дома. Мы с тобой должны жить в его пределах.
– Я хотела сказать тебе кое-что на эту тему. Сегодня утром твоя тетка выпустила Каспера через переднюю дверь. Но он остался здесь, в прошлом.
Дэмьен не понял.
– Разве это имеет какое-нибудь значение?
– Я уверена. Разве ты не понимаешь? Ведь он тоже из будущего, но он как-то нашел способ остаться здесь, в прошлом, даже за пределами дома. Мы должны вместе разгадать эту загадку.
– Возможно, любимая, – Дэмьен погладил ее по щеке, – но если у нас никогда не будет ничего, кроме того, что есть сейчас, мне этого довольно. – Она виновато отвела глаза, а он добавил: – Мне бы только хотелось, чтобы для тебя этого тоже было довольно.
Они погрузились в невеселое молчание. Ей хотелось сказать ему, что ей этого довольно, но она не была уверена. И ее опечалило, что он не выразил никакого интереса к тому, что нужно строить свой мир заново и двигаться вперед. Она, видимо, ждала от него большего, чем то, на что он способен сейчас; она призывала его выйти за пределы своего горя навстречу новой, другой жизни. Он просто еще не готов. Это понятно, ведь и ее тоже порой охватывает неуверенность, что она сможет излечиться от своих ран.
– А какие ценности, – спросил он, – какая философия у того века, где ты живешь? Как мыслят люди XX века?
Сара собралась с мыслями.
– Мы по-прежнему религиозны, но мораль в наше время стала гораздо свободней. Ты живешь в разгар того периода, который впоследствии станет называться Викторианский. Но в последнее десятилетие вашего века – его называли «веселые девяностые», в «бурные двадцатые», во время двух мировых войн суматохи, суеты и техники стало еще больше. Люди в наш век больше поглощены собой, о вежливости, о помощи ближним, о спасении души мало кто думает. Конечно, существуют силы, желающие все это изменить; многие призывают покончить с существующим порядком вещей. Но я не уверена, что у всех таких бунтовщиков чистые руки. Есть и другие – например, хиппи, – которые пытаются жить совершенно вне общества, устраивают свои коммуны. – Она неуверенно улыбнулась. – Не думаю, что тебе понравилось бы в этом веке.
– Полагаю, что нет.
– Конечно, не все переменилось к худшему. Техника создает множество удобств. В наше время появилась возможность бороться с голодом и эпидемиями. Огромные достижения есть в области гражданских прав и прав женщины. Например, в Соединенных Штатах женщины получили право голоса в 1920 году.
– Прекрасное решение.
– Да? – со смехом спросила Сара.
Дэмьен то и дело удивлял ее современностью мышления.
– А как насчет отношений между мужчинами и женщинами?
– Ну, равенства стало немного больше. Женщины работают наравне с мужчинами. Есть прогресс и в области уничтожения двойной морали.
– Двойной морали?
Сара рассмеялась.
– Тебе должно быть хорошо известно о двойной морали. Ведь она пришла к нам из твоего времени.
– Вот как? – нахмурился он, – Объясни, будь добра.
– Двойная мораль – это традиционное ошибочное мировоззрение мужчин. Согласно ему, до вступления в брак у мужчин есть право предаваться своим буйным страстям, но женщина должна прийти к брачному ложу девственной.
Теперь и Дэмьен усмехнулся.
– Ах да, понимаю, о чем ты. А эта двойная мораль – все еще часть мировоззрения твоих современников-мужчин?
– В большинстве случаев, да, – призналась Сара, – но и это меняется. Например, если женщина отдается мужчине, которого она любит, ее больше не называют автоматически шлюхой.
– Это правильно.
– Правильно? – спросила недоверчиво Сара.
Он встал и сказал откровенно:
– Я считаю, что если мужчина требует чистоты от своей невесты, у нее есть право требовать того же от него.
Сара только и могла, что покачать головой.
– Дэмьен, ты меня изумил. Если бы ты жил в мое время, тебя считали бы свободомыслящим.
– Неужели? – улыбнулся он. – Я терпеть не могу искусственных ограничений, существующих в том обществе, в котором я живу.
Она кивнула с горечью.
– Но у общества, в котором живу я, есть другие проблемы. Мне в XX веке всегда было как-то не по себе. Постоянно казалось, что мое место где-то в другом веке.
Он глубоко заглянул ей в глаза.
– Мы с тобой оба чужие в своем времени, да?
– У нас есть мы с тобой, – прошептала она.
– Да, – пробормотал он и нагнулся, чтобы поцеловать ее.
– Мы нашли свое место во времени вместе. А это – все, моя любимая.
На следующий вечер, когда она сидела у окна, разговор принял более личную окраску.
– Сара, я хочу узнать больше о тебе, – начал Дэмьен. – Расскажи о своей жизни до… до твоего возрождения, и еще – как ты стала таким замечательным художником.
– Ну, видишь ли, что я говорила раньше – в основном, правда, – сказала она. – Я действительно из Атланты, штат Джорджия, я родилась в известной семье, на Энсли-парк. Мои предки жили там еще в то время, когда Атланта называлась Мартасвилль, поэтому мои родители явно принадлежат к «старой гвардии». Моя семья составила капитал на железных дорогах, и сейчас мы занимаемся весьма прибыльным судоходным бизнесом.
– Ты близка со своими родителями?
Сара задумалась.
– Ты хочешь узнать, смогу ли я их оставить?
– Да.
Сара вздохнула, обдумывая, что сказать. Потом посмотрела ему в глаза.
– Это будет нелегко. Родители уже потеряли сына. Но, конечно, я их оставлю – уйду искать свою судьбу. Я их люблю, но у них своя жизнь, а у меня – своя.
Он сжал ее руку. Ее слова его явно успокоили.
– Я рад. А теперь о твоем искусстве.
– Моя мама говорила, что я родилась с кистью в руке, – рассмеялась Сара. – Когда мне было около пятнадцати лет, мою работу показали на местной выставке. Моя первая персональная выставка состоялась, когда мне было восемнадцать; потом я сорвалась с родительского поводка и поступила к Саре Лоуренс учиться живописи.
– К Саре Лоуренс?
– Это очень либеральный женский колледж. Я получила диплом и, вернувшись домой, погрузилась с головой в работу. Я стала членом Ассоциации художников Атланты, немного преподавала в Школе живописи. Вскоре по всему городу в галереях висели мои работы, и я стала получать заказы от банков, универсамов, врачей, юристов и прочее. Я имела коммерческий успех, что довольно редко для мира искусства.
– Я не удивлен этим успехом – с твоим-то талантом. – Он помолчал. – А что же твоя личная жизнь, Сара? Занимал ли в ней кто-нибудь особое место?
– Да. Билл Бартли. – Она вздохнула. – Он юрист, живет в Атланте. Всю жизнь мы были друзьями, а несколько лет тому назад обручились.
Рука Дэмьена сжала ее руку.
– Ты собираешься за него замуж?
– Нет. Он предал мое доверие.
Дэмьен помрачнел.
– Другая женщина?
– Нет. Он подверг себя стерилизации, не обсудив со мной этот вопрос.
– Чему подверг? – недоверчиво спросил Дэмьен.
– Он сделал себе хирургическую операцию, которая называется вазектомией. Она делает мужчину бесплодным, не способным иметь детей.
Дэмьен смотрел на нее изумленно.
– Но зачем добровольно делать с собой такое? Лишить себя мужественности, возможности заиметь наследников?
Сара осторожно подбирала слова.
– Пойми, я из ядерного века. Над нашими головами постоянно висит угроза атомной бомбы, мы все живем в разгар так называемой «холодной» войны, в страшно напряженной международной обстановке. Билл пошел на стерилизацию, потому что, как говорил он, зачем рожать детей, если мир завтра разлетится на куски? По крайней мере, так он объяснил этот поступок. К сожалению, он не сказал мне о своем решении до того, как все было сделано.
– Ты, кажется, не веришь его объяснениям, – заметил Дэмьен.
– Да, нет, – она вздохнула, – верю. Он убедил себя, что им движут самые благородные чувства, но на самом деле мне кажется, он сделал это потому, что слишком эгоистичен, чтобы стать хорошим отцом.
– И после этого ты расторгла помолвку?
– Да, конечно.
– Я рад.
– Я чувствовала, что меня предали, – тихонько призналась она.
Дэмьен притянул ее к себе, прижался губами к ее волосам.
– Безусловно, бедняжка моя.
– После смерти Брайана и даже после моего выздоровления я ощущала себя такой мертвой внутри. Я отчаянно хотела как-то заново утвердить в себе жизнь. – Она посмотрела ему в глаза; ее глаза до краев наполнились слезами. – Я хотела ребенка, – закончила она еле слышно.
– Сара, – его глаза озарились ликованием, – я очень тебя понимаю.
– Да?
– Да. – Он нежно поцеловал ее, и все ее чувства ожили. Потом он посмотрел ей в глаза и прошептал: – Я люблю тебя. И я дам тебе ребенка.
Это был очень напряженный момент для обоих. Сара смотрела на своего возлюбленного, и ее сердце наполнилось такой радостью, что она почти не слышала, о чем он говорит. Он хочет дать ей ребенка? Он предлагает сотворить третью душу из их душ, соединившихся так красиво и совершенно?
Потом реальность взяла свое.
– Ты понимаешь, что ты предлагаешь?
– Понимаю, – улыбнулся он, – прекрасно понимаю.
– Нет, я боюсь, что не понимаешь, – воскликнула она с мукой. – Дэмьен, ведь я в этом мире мимоходом. Я не знаю, в каком времени мое место.
