Текст книги "Страсть и судьба"
Автор книги: Юджиния Райли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Юджиния Райли
Страсть и судьба
Вера означает, что мы верим в то, чего не можем видеть;
и в награду за веру мы можем увидеть то, во что верим.
Св. Августин
ПРОЛОГ
Атланта, штат Джорджия. Сентябрь 1967
В эту ночь Саре Дженнингс в третий раз приснился сон, в котором снова и снова повторялись слова: Элисса… Три дара… Элисса – вот ответ.
Слова бесконечно сменяли друг друга, звуча у нее в голове подобно литании, пророчеству, панихиде. Три дара… Элисса… Элисса – вот ответ.Голос звал ее, умолял следовать за ним. Она не знала, откуда он исходит. Но там был и туман, и дымка, и покой – глубокий, темный и манящий.
А слова все звучали: Элисса – вот ответ.
Прохладным утром в начале сентября Сара проснулась под свист дрозда за окном ее комнаты в нижнем этаже. Сначала она улыбнулась и потянулась. Потом ее пронзила боль, как всегда за эти последние четыре месяца.
Брайан умер. Его свет навсегда исчез из ее жизни. Она забывала о боли только в эти краткие дремотные минуты между сном и пробуждением. При первом движении она ощущала полноту жизни и покой, а потом это чувство уходило, и ее снова охватывала боль.
Она встала, надела стеганый атласный халат и махровые шлепанцы. Наконец-то она начала чувствовать боль от смерти брата; д-р Хоган, ее психотерапевт, сказал ей, что это хороший признак, который приходит на смену полному нервному истощению. Он сказал, что она успешно продвигается по пути к выздоровлению.
Выздоровлению и возвращению в мир, с которым у нее не было ничего общего.
Сара прошла в кухню через холл, где висели ее картины, писаные маслом, – мягкие красочные пятна в стиле импрессионистов, в основном – виды холмов вокруг Атланты и старинные здания в исторической части города. Живопись Сары пользовалась спросом, – как это ни странно, ведь ее романтический стиль был совершенно немодным анахронизмом. Она порой думала, что ее творчество – одинокий голос прошлого, мира изящества и элегантности в море абстрактного экспрессионизма.
Но с уходом Брайана пересох и этот источник созидания. Она не прикасалась к кистям с тех пор, как узнала о его смерти.
А теперь три ночи подряд ей снится этот странный сон. Что означает это непонятное, загадочное сообщение? Элисса… Три дара… Элисса – вот ответ.Как художник, Сара придавала большое значение символам. Что могут означать «три дара»? Свет, мрак и тень? Солнце, Луну и Землю? Троицу?
Она грустно улыбнулась. Д-р Хоган, узнав об этом сне, непременно устроит день памяти Юнга.
Интересно, не может ли этот сон быть чем-то вроде послания от Брайана? Она вздохнула. По крайней мере, сон этот не так невыносим, как кошмары, долго преследовавшие ее, – мучительные сцены, когда она слышала крики Брайана о помощи. Каждый раз крики были ужасающе реальны; каждый раз Сара обнаруживала, что привязана к креслу, заперта в темной комнате и никак не может прийти к нему на помощь. Она просыпалась, задыхаясь, вся в поту, боль сжимала сердце как тиски. Эти сны и привели ее к нервному истощению, вспомнив о них, она содрогнулась.
В кухне Сара налила в кофеварку воды, положила кофе и включила ее. Во сне говорится об ответах, а Сара Дженнингс – молодая женщина, которой страшно нужны ответы именно теперь. Она живет в мире, где чувствует себя неуместной – XX век с его технологиями и войнами, шумом и беспокойством. Ей всегда было не по себе в этом веке даже до наступления суматошных 60-х годов. Ни живопись, ни литература, ни музыка этого времени ей, как правило, не нравились. Ее живопись, ее вкусы и склад ума были ориентированы на более ранние, более романтические годы. А со смертью Брайана это чувство собственной неуместности возросло еще больше.
Нехотя она включила черно-белый телевизор. Тут же в утренних новостях показали, как во Вьетнаме несут к вертолету умирающих солдат.
Сара покачнулась, как от удара, и схватилась за край стола. О, Брайан! Дорогой мой, милый мой дурачок! Как я любила тебя! Почему ты был таким самовольным? Почему не послушал меня? Тебя нет больше в этом мире, и все твои дарования исчезли навсегда.
Сара налила кофе, взяла чашку дрожащей рукой и начала пить его маленькими глотками. Доктор Хоган убеждал ее, что горе – долгий процесс, что его нужно пережить, что его нельзя выключить, укоротить, ускорить, сделав короткое замыкание. Сара понимала, что нервное истощение было своего рода анестезией, что она полностью выключилась из жизни. И теперь нужно заново научиться ощущать боль, так же, как она ощущает на языке острый вкус кофе.
По крайней мере, боль – доказательство, что она, Сара, еще жива.
Только ей очень, очень больно! Больно сознавать, что ее любимый брат Брайан, скрипач с задатками первоклассного музыканта, бессмысленно убит среди рисового поля во Вьетнаме, и все потому, что безрассудно взял и поехал с друзьями в велосипедное путешествие по Европе, вместо того, чтобы поступать в колледж, как предполагалось. Ему было всего восемнадцать лет, когда его призвали в армию. Какая потеря!
У входной двери раздался звонок, прервав мучительные размышления Сары. Откинув светлые волосы, доходящие до плеч, она пошла открывать. На крыльце старинного перестроенного особняка стоял пожилой почтальон. Сару овеял прохладный утренний бриз, принеся запах жасмина.
– Доброе утро, м-р Мак-Эллистер, – сказала она.
– Доброе утро, Сара, – улыбаясь, он подал ей письмо. – Заказное.
Сара протянула руку за конвертом, еще не зная, что вскоре ее жизнь изменится навсегда.
ГЛАВА 1
Новый Орлеан, штат Луизиана. Сентябрь 1967
Спустя пару недель с лишним Сара ехала на своем «Мустанге-67» по авеню Св. Чарльза в Новом Орлеане, скользя мимо величественных особняков в стиле греческого Возрождения [1]1
Архитектурный стиль XVIII–XIX века, в котором использовались несколько измененные элементы греческой архитектуры. (Здесь и далее примеч. перев.).
[Закрыть]и прекрасных дубов, растущих по сторонам этой знаменитой улицы. Погода была мягкая, Сара опустила верх своего «мустанга» и с удовольствием ощущала, как прохладный бриз, долетающий с залива, ласкает ее лицо. На ней была блузка без рукавов, юбка-саронг и сандалии; длинные светлые волосы развевались на ветру. Чудесный воздух был полон запахов цветов и утренней росы. По радио пели «Отдай свою судьбу на волю ветра».
Сара провела полтора дня в Районе Садов, в доме Бренды Бирмингэм, с которой они жили в одной комнате, когда учились в колледже. Теперь она направлялась в Меридиан, городок в тридцати милях к северу, от Нового Орлеана. В багажнике у нее было достаточно туалетов для долгого пребывания в Луизиане, и туда же она, полная оптимизма, положила краски, полотна и кисти.
Сара думала о том, что ее жизнь совершенно изменялась за последние две недели, с того решающего утра, когда м-р Мак-Эллистер принес ей письмо из Луизианы. Письмо было от адвоката Джефферсона Болдуина из Меридиана. Он сообщал, что Сара унаследовала целое состояние после смерти дальней родственницы, Эрики Дэвис, которой Сара никогда в жизни не видела. Она была в изумлении, а ее родители в Атланте практически не могли пролить никакого света на этот удивительный посмертный дар. Когда Сара позвонила Болдуину в Меридиан, он сообщил, что состояние порядочное, что оно включает в себя большое количество недвижимости и что ей нужно приехать в Луизиану позаботиться о своих новых владениях и решить, что она хочет делать с наследством.
Эта перспектива Саре понравилась. Она все равно собиралась как-то изменить свою жизнь. А вечером, после получения письма от Болдуина, она порвала с Биллом Бартли, который три года был ее женихом.
Когда она подумала об этом, глаза ее жестко сверкнули. Они с Биллом росли вместе, и она знала, что он не хочет иметь детей, но до этого вечера не понимала, как далеко заходит его отвращение к ним. Они сидели у нее дома, пили кофе и слушали Биттлов, как вдруг Билл резко заявил, что недавно сделал себе вазектомию, потому что «не хочет рожать детей в этот тревожный мир». Сара была ошеломлена и потрясена, поняв, что Билл принял это решение, даже не посоветовавшись с ней. Она подозревала, что Билл стерилизовался, в основном потому, что совершенно поглощен собой и никогда не стал бы хорошим отцом.
Они жарко спорили, обсуждая этот решительный поступок. Билл считал, что все это совсем не важно: он даже заявил с удовлетворением, что теперь им не нужно предохраняться. Сара жестоко высмеяла его и твердо указала ему на дверь.
На следующий день она обговорила разрыв с Биллом и решение отправиться в Луизиану со своим психотерапевтом. Д-р Хоган, конечно, был обеспокоен таким решительным изменением жизни. Она вспомнила, что, глядя на нее через стол, он нахмурился.
– Сара, разве я не предупреждал вас, что вам нельзя предпринимать никаких серьезных шагов в первые месяцы после выхода из больницы? А теперь вы порываете с Биллом и сообщаете, что хотите сбежать и пожить в каком-то неведомом городишке в Луизиане?
– Я сказала, что мне нужно позаботиться о получении наследства, – возразила Сара. – Что же до Билла, как вы можете обвинять меня в том, что я чувствую себя преданной? Господи Боже, я даже не знала, что такое вазектомия, пока он не сказал об этом вчера вечером.
Хоган вздохнул.
– Я понимаю, что вы потрясены и оскорблены. Но ведь Билл много лет занимал важное место в вашей жизни. Вы не думаете, что полностью порвать с ним сейчас – немного слишком решительно с этой точки зрения?
– А то, что он сделал со мной, – не слишком решительно? – негодующе спросила она.
– Конечно, это крайность. Но захотели бы вы, чтобы он стал отцом, если сердце у него к этому не лежит?
– Нет, – согласилась она с готовностью, – и это – главная причина, почему мы не можем быть вместе. Я хочу, чтобы у меня когда-нибудь были дети. – Она покачала головой. – Во всяком случае, иногда мне казалось, что мы с Биллом потому, что наши семьи хотят нас поженить. По правде говоря, он с трудом выносит мою чувствительность. Он считает, что я разрушила себя, когда стала брать уроки живописи у Сары Лоуренс. Ему нравится, какое социальное положение занимает моя семья, это так, но он не одобряет мой либерализм, мои музыкальные вкусы, мою манеру одеваться в стиле «Дитя цветов».
Д-р Хоган хмыкнул.
– А вы уверены, что отказали Биллу просто потому, что он – консервативно настроенный добропорядочный адвокат?
– Различия между нами гораздо глубже, – возразила Сара. – Даже наша интимная жизнь была всегда скорее автоматической. На самом деле она очень мало удовлетворяла нас. Во всяком случае, – добавила она, надеясь переменить тему разговора, – пока я буду в отъезде, у меня есть о чем подумать.
Д-р Хоган подался вперед, положив руки на стол и сплетя пальцы.
– Сара, я надеюсь, что вы все это продумали. Когда человек вот так порывает контакты с тем, кого любит, а потом уезжает куда-то в одиночестве…
– Если вы намекаете на самоубийство, я не собираюсь его совершать, – прервала его Сара. А потом продолжала почти мечтательно: – Мне нужно что-то найти.
Врач посмотрел на нее с интересом:
– Что?
Она подумала, не рассказать ли ему свои сны об Элиссе и трех дарах, но решила, что это слишком глубокое и личное дело, и пока говорить о нем не нужно. Она ответила, пожав плечами:
– Не знаю. Что-то.
– И надеетесь, что найдете это в Луизиане?
– Я надеюсь, что найду нечто простое и исцеляющее. – Она твердо посмотрела ему в глаза и серьезно продолжала: – Д-р Хоган, я хочу начать все сначала – где-нибудь в другом месте. Может быть, я смогу вернуться к живописи. Здесь слишком много воспоминаний. Здесь похоронен Брайан. Даже дома всякий раз, когда я вижу телефон и вспоминаю тот звонок.
Д-р Хоган кивнул.
– Ладно, Сара, я понял. Может быть, перемена обстановки вам поможет. И будет помогать, пока вы не поймете, что нельзя убежать от своих проблем.
– Я это понимаю, уверяю вас, – сказала она уныло.
– Что ж, прекрасно. Я согласен – с двумя условиями. Во-первых, вы должны поддерживать контакт со мной и с родителями, звонить нам, по крайней мере, раз или два в месяц.
– Хорошо. А второе условие?
– Я хочу, чтобы вы перед отъездом из Атланты научились трансцендентальной медитации. Я могу ввести вас в новую группу, которая начинает обучаться в начале той недели.
У Сары округлились глаза. Вот уже не одну неделю м-р Хоган пытался заинтересовать ее трансцендентальной медитацией.
– Вы еще не отказались от этого намерения? – спросила она.
– Сара, занятия продлятся всего несколько дней, а проверочные занятия можно отложить до вашего возвращения. Медитация поможет вам преодолеть творческий тупик и ускорит процесс выздоровления. Она удивительно снимает стрессы.
Сара вздохнула.
– Хорошо, вы меня убедили. Наверное, если это пригодилось Биттлам, пригодится и мне.
Д-р Хоган поднял бровь.
– Не нужно забывать, что я одобряю медитацию, но не наркотики, которые кое-кто с ней связывает. И еще, Сара…
– Да?
– Я думаю, – сказал д-р Хоган, улыбаясь, – что вы поступаете правильно, но не удивляйтесь, если в недалеком будущем снова всплывет ваша боль из-за гибели Брайана. Это вполне нормально. Не пытайтесь бороться с ней.
Сара кивнула с мучительным смирением.
– Я знаю. Я должна пройти через это, да?
Все следующие дни, готовясь к отъезду, Сара покорно ходила на занятия медитацией к местному ученику йога Махариши Махеша. Занятия ей понравились и кое-чему научили ее, и она даже стала сама ежедневно заниматься медитацией.
Родители Сары не одобряли ее планов уехать из Атланты, особенно с тех пор, как она сообщила им о разрыве с Биллом. Но когда она сказала, что д-р Хоган ее поддерживает, они, наконец, смирились.
А потом, когда уже ничто не омрачало принятого решения, ей позвонил Билл. Он узнал от ее матери, что она собирается в Луизиану. Он, очевидно, был уверен, что ее разрыв с ним – не более чем каприз рассерженной женщины, и просил ее остаться и восстановить их отношения.
При воспоминании об этом Сара вздохнула. Кажется, ей никогда не удастся покончить с Биллом Бартли.
На окраине Нового Орлеана Сара подъехала к бензозаправке. Собака дремала у входной двери, откуда вышел светловолосый служащий.
– Хэллоу, мэм. Залить?
Сара ему улыбнулась. Он выглядел лет на двадцать с небольшим; был он рослый, голубоглазый и очень привлекательный. Он напомнил ей Троя Донэхью, одного из ее любимых мужчин-кинозвезд.
– Нет, спасибо. Лучше проверьте шины и под капотом тоже.
– Хорошо, мэм. – Он включил насос и теперь мыл переднее стекло. – Судя по номеру, вы из Джорджии. Далеко заехали, а, мисс?
– Да, вы правы.
– Просто едете мимо?
– Да. Мне нужно в Меридиан.
Молодой человек усмехнулся.
– Ах, черт побери. А я надеялся, что такая хорошенькая девчонка колесит по Новому Орлеану.
Сара опять улыбнулась. Она понимала, что он с ней заигрывает, но ничего не имела против. Она видела, как блестят капли пота на его загорелых руках и плечах, как играют мускулы. И с удивлением отметила, что он пробудил в ней что-то такое, что она считала давно умершим.
Когда он протирал замшей боковое зеркальце, перед ней мелькнуло ее собственное лицо – удлиненный красивый овал, большие голубые глаза, прямой нос и полные губы. Ей было двадцать пять лет, но девичье платье и прямые светлые волосы делали ее моложе. Она отметила, что глаза у нее теперь не такие усталые и безжизненные, как за последние месяцы. Что-то в ней опять хотело жить. Конечно, боль от гибели брата никуда не делась, может быть, она останется навсегда, но все же у нее появилось некое чувство освобождения.
Молодой человек кончил копаться в двигателе.
– Вроде все нормально, – сказал он, проверив уровень масла. И свистнул: – 289v-8! Ну, мэм, тут и смотреть нечего.
– Спасибо, – отозвалась она, когда он захлопнул крышку.
Он проверил шины, и она протянула ему деньги.
– Будьте осторожны, – предупредил он, – вы такая смелая леди, едете по Югу одна – после всего, что тут было, всех этих бунтов.
– Я знаю, но, кажется, теперь все спокойно.
Он хмурился, пока засовывал деньги в карман комбинезона.
– Когда я вернулся из Вьетнама, я прямо был потрясен – что здесь было, все эти демонстрации против войны.
– Вы были во Вьетнаме? – спросила Сара с внезапным интересом.
– Да, мэм. Первая дивизия, «Большая красная». Недавно вернулся, в мае.
– Мой брат был в 25-й пехотной. Его убили в мае, – скупо пояснила она.
Он покачал головой, выражая сочувствие.
– Очень жалко, мэм. Но знаете, тем, кто вернулся, тоже пришлось туго. Вот от меня, например, кое-кто из родственников просто отвернулся. Черт возьми, я же не лез туда впереди всех. Попал по призыву. Но как отнеслись к этому некоторые! Я прямо не знаю, куда идет наша страна.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – прошептала Сара. – Будьте осторожны, ладно?
– Да, мэм. И вы тоже.
Отъезжая, Сара взглянула на него в зеркальце. Он стоял в небрежно-мужественной позе, засунув кусок замши в карман. Она улыбнулась про себя. Жаль, что она не склонна к любви на одну ночь. Он что-то пробудил в ней, ну и, слава Богу. Он доказал ей, что она живая.
И еще – он первый из посторонних, с кем она заговорила о смерти брата. Удивительно, как легко это прорвалось. Родственную душу частенько находишь там, где вовсе этого не ждешь.
И впервые за много месяцев жизнь показалась ей не такой мрачной.
Вскоре Сара выехала на Речную дорогу, которая, следуя изгибам Миссисипи, вела из Нового Орлеана к Батон Ружу.
Медленно, словно в трансе, Сара ехала по заросшей мхом дороге, мимо импозантных особняков в стиле греческого ренессанса, стоящих по сторонам, в концах аллей, обсаженных мощными развесистыми виргинскими дубами. Часть домов выглядела ухоженной, другие ветшали; но и, придя в упадок, они не утратили величественного призрачного очарования. Саре мучительно захотелось, чтобы Брайан оказался рядом с ней и видел этот «Большой парад». Их обоих интересовали старые дома, и они даже несколько раз ездили в Саванну и Чарльстон осматривать особняки, построенные до гражданской войны.
Речные заливы, змеясь, подходили к дороге, мелькали болота, окруженные кипарисами и каменными деревьями, кишащие всяческой болотной растительностью – ряской, желтыми кубышками, огромными синими ирисами и водяными гиацинтами. Там плавали большие синие и белые береговые птицы, и плотная дымка, нависшая над водой, довершала эти картины субтропического великолепия.
Сара добралась до Меридиана только в начале пятого. Это был сонный городишко, стоящий к востоку от Речной дороги. Он походил на множество таких же городков Юга, встретившихся ей по дороге; он располагался вокруг главной площади, где стояло здание суда, построенное в колониальном стиле, и памятник в честь войны за Конфедерацию. Старики в соломенных шляпах с газетами в руках сидели, развалясь, на скамейках, жуя табак и коротая послеполуденные часы. По магазинам бродили покупатели. У аптеки чернокожий деловито чистил ботинки. На шатре кинотеатра висела афиша «Удивительного путешествия».
Как и говорил Болдуин, контору его найти оказалось очень просто: она была тут же на площади. Сара вспомнила его дружелюбный голос, протяжную речь образованного южанина. «Заходите сразу, как только приедете», – сказал он по телефону.
Сара поставила машину. Подойдя к старомодному фасаду с гравированными стеклами в больших окнах, она разгладила рукой складки на блузке и юбке. Когда она вошла, на двери резко задребезжал звонок.
Внутри было необычно: высокий потолок из белой жести и вращающимися вентиляторами. Худощавая женщина средних лет стучала на машинке. Поправив свои очки в металлической оправе, она посмотрела на Сару.
– Чем могу быть полезной, мисс?
– Меня зовут Сара Дженнингс, – ответила та с улыбкой. – М-р Болдуин писал мне о наследстве, которое я получила от Дэвис.
Женщина тоже улыбнулась.
– Ах, вы мисс Дженнингс! Мы вас ждем. Садитесь, я доложу м-ру Болдуину.
Сара села на диван с виниловым покрытием. Пока секретарша, понизив голос, говорила по селектору, Сара от нечего делать взяла старый номер «Тайм Мэгэзин». На обложке крупными буквами стояло: «Умер ли Бог?» Нахмурившись, она отложила журнал в сторону.
– Входите, пожалуйста, мисс, – пропела секретарша.
Сара вошла во внутреннее помещение конторы. При ее появлении из-за стола вскочил немолодой джентльмен в льняном костюме в сине-белую полоску.
– Мисс Дженнингс? Как я рад! – сказал он.
Джефферсона Болдуина можно было назвать воплощением джентльмена-южанина. У него были седые волосы и проницательные глаза. Он улыбался. Сара протянула ему руку. Его рукопожатие было твердым и теплым.
– Рада видеть вас, м-р Болдуин.
– Ну, садитесь, дорогая. Хорошо, что вы смогли приехать так быстро. – Когда они сели, он добавил: – Хорошо ли вы добрались?
Она кивнула:
– Да, поездка была очень приятной.
– Могу ли я предложить вам прохладительное?
– Чего-нибудь не крепкого, если можно.
М-р Болдуин позвонил секретарше и попросил принести два стакана кока-колы, и пока та не вошла с напитком, они беседовали о поездке Сары.
– Ну что же, дорогая, дела обстоят почти так, как я вам описал их по телефону. Если не считать ежегодной ренты, которая будет выплачиваться служанке Эрики, все остальное получаете вы – деньги, которые лежат на ее счетах, плюс два дома и около трех тысяч акров прекрасной земли в пойме. Большая часть земли сдается арендаторам, и доход от нее весьма существенный. Нужно уладить кое-какие технические детали, провести завещание через официальное утверждение и так далее. Но вы должны решить, что вы собираетесь со всем этим делать – остаться здесь и самой управлять плантацией, нанять управляющего или продать ее.
– Понятно, – пробормотала Сара. – А вы не знаете, почему моя родственница оставила все это мне? Моя мать не пролила почти никакого света на этот вопрос.
– А что сказала ваша матушка?
– Ну, сказала, что мисс Дэвис – ее вторая двоюродная сестра, что Эрика почти не поддерживала контактов с нашей семьей. Но несколько лет тому назад, когда я с друзьями проводила каникулы на Виргинских островах, Эрика была проездом в нашем городе и останавливалась у нас. Кажется, ей очень поправились мои работы. Когда я позвонила домой, мама сказала, что Эрика в восхищении от одной моей картины, и я настояла, чтобы мама подарила ей эту вещь.
Болдуин хрустнул пальцами.
– Значит, вы та… та самая художница! Дело в том, что я, кажется, видел эту картину в доме Эрики. Она очень хорошо о вас отзывалась.
Сара улыбнулась.
– Приятно это слышать. И все же одна подаренная картина – явно недостаточное основание для того, чтобы завещать мне все свое состояние.
Болдуин развел руками.
– Я полагаю, мисс Эрика оставила все вам потому, что поблизости не было других родственников. Хотя она была странным человеком, очень замкнутым. При этом очень религиозна, занималась активной деятельностью при здешней методистской церкви. Вероятно, кто-нибудь из ее подруг по Женскому обществу сможет рассказать о ней побольше. Сара нахмурилась.
– Какая часть денег вложена в бизнес?
– В основном они лежат на счетах. Эрика нанимала Моди Вильсон, которая работала у нее бухгалтером. Очень честная и надежная. Я пользуюсь ее услугами со дня смерти Эрики. Я, видите ли, душеприказчик мисс Дэвис. И, конечно, я всегда занимался юридической стороной ее собственности, – добавил он многозначительно.
– Я, безусловно, надеюсь, что вы и дальше будете заниматься этим, – поспешила уверить его Сара. – И мисс Вильсон мне необходима.
Он усмехнулся.
– Прекрасно. Есть еще одна вещь.
– Да?
– Если вы хотите, чтобы я дал вам совет касательно управления имуществом…
– Конечно, хочу.
– Существует компания, которая несколько лет тому назад хотела бурить нефтяные скважины на земле мисс Эрики. Доход от аренды был бы огромный. Я давно советовал Эрике разрешить бурение, но по какой-то причине она неизменно отказывалась.
Сара улыбнулась.
– Боюсь, что я тоже не соглашусь на это. Имения моей родственницы я еще не видела, но зато видела по дороге из Нового Орлеана такие потрясающие усадьбы, что просто позорно портить их красоту нефтяными скважинами.
Он вздохнул, пряча разочарованную улыбку.
– Как скажете, мисс Дженнингс. Но я уже сейчас вижу, что вы с Эрикой очень похожи.
Сара улыбнулась.
– Возможно.
– Затем вы должны учесть, что пройдет несколько месяцев, прежде чем завещание будет официально подтверждено. Пока же…
– Пока же мне бы хотелось пожить на плантации.
Услышав это, он высоко поднял брови.
– Что ж, прекрасно. Я знаю, Эрика хотела бы, чтобы вы устроились там как дома, пока все дела не будут улажены. Но лично я удивлен. Такая молодая женщина – и хочет жить вдали от города, в полном одиночестве. Здесь, в городе, мы бы устроили вас со всевозможными удобствами.
Сара отрицательно покачала головой.
– Я на самом деле хочу побыть одна. Понимаете, это нужно мне для работы.
– Конечно, понимаю.
– Вы, кажется, упомянули о двух домах? – продолжала она. – Не исключено, что я поселюсь в одном из них.
– Да, упоминал. Эрика жила в новом доме. Она построила его девять лет тому назад и только прошлым летом оборудовала систему кондиционирования. Этот дом готов принять вас. Я сохранил тамошнюю прислугу.
– Это хорошо, она мне понадобится. А что же другой дом?
Он усмехнулся.
– Это старый плантаторский дом у Миссисипи. Знаете, та ваша картина чем-то напомнила мне его.
Сара была пленена мгновенно.
– А какой он, этот старый дом?
Он откинулся в своем вращающемся кресле.
– Знаете, мэм, о нем здесь ходят легенды. Он построен в 1860 году, прямо перед началом войны. Готический стиль времен пароходов, вроде здания церкви св. Иоанна в баптистском приходе. Построен из кедра, и я считаю, что он простоит целую вечность.
– И там никто не живет?
– О нет, мэм. Он заброшен много лет назад. По правде говоря, ходят слухи, что там водятся привидения.
Вместо того, чтобы испугаться, Сара была заинтригована и взволнована.
– Подумать только, мой собственный дом – и с привидениями! Я не могу ждать!
