Текст книги "Вирус"

Автор книги: Ю. Сам-Самойлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

– Тяжело?

– Нелегко. Есть плюсы – живем очень долго, со счета сбились, но и минусы не отстают – мхом покрываемся и пролежни на боках. Трудно по веткам скакать. – Вздохнул мужик, выдержал паузу и глубокомысленно добавил. – Но с двадцать седьмой истиной не поспоришь. Моменто морэ. Что есть жизнь? Суета – сует и всяческая суета. Что ни делай, не пыхти, там будем, так стоит ли напрягаться? Разбрасывай камни, или кучкой складывай – энтропию не победить.

– Но мы рождены бороться. Осуществлять.

– Молодой. Зеленый. – Усмехнулся мужик, от души затягиваясь сигарой. – Жизни не знаешь, пороха не нюхал. Ради чего приносить единственную и дорогую жизнь в жертву суете? Нирвана внутри нас.

– Кто говорит, жизнь для удовольствия дадена, кто для счастья трудится. Часто, во имя денег существуют. – Начал перечислять причины, вспомнил о себе и стеснительно добавил. – Некоторые любовь ищут. Упорно. Без труда не вытянешь рыбку из пруда. Бороться и искать. Найти и не сдаваться.

– Вопрос не к нам. Мы уже счастье нашли. Отпахали. – Отрезал мужик, облокачиваясь на ветку и затягиваясь самокруткой. – Твои речи на разговоры жен похожи. Им вечно что-то необходимо, завсегда для радости мелочи не хватало. Без душевного спокойствия – нет удовольствия. Суетятся, ругаются, чаще ошибки делают. Зачем? К чему дергаться? Ну будет тебе дура, вторая юбка на праздник деревенский, но куда третья? На голову натянешь? Излишества ведут к зависти и жадности. Больше чем в брюхо залезет, бананов не съешь. Многие желания порождают многое бедствие. А мы? В гармонии с природой. Истинная мудрость в разумном самоограничении. Сидим тихо, прохожим не мешаем, вклинились в экологическую нишу, зло не множим, беду не сеем, лихо не жнем…

– Но и добра не несете.

– Шестьдесят пять. – Соседи одобрительно заухали. Мужик неторопливо объяснил. – Все в мире относительно, друг Василий. Действие рождает противодействие. Песчинка не сдвинет гору. А посему, – не суетись, сиди не рыпайся, отдыхай душой и телом, получай удовольствие. Все было и будет, и по другому, не будет. Скажи честно Вася, хорошо жить?

– Плохо. – Честно признался, печально вздыхая. – Пасынка потерял, самого едва не убили, два раза тонул, из одежды – хастух. Бреду под конвоем начальницы неизвестно куда.

– Видишь, как идет? – Назидательно подняв палец сказал Один. – Дергаешься по судьбе без смысла и толку, под бабой ходишь, а счастья нет. Тридцать пять – однозначно. Я прав коллектив?

– Тридцать пять и семьдесят два. – Поддержал коллектив. Третий сосед выглянул из-за дерева. – И первая истина – всегда!

– А что первое?

– В бабах зло мира. – Торжественно продекламировал Один, подняв палец вверх. – Наша главная причина, почему здесь оказались. Обуреваемый желаниями – переполняет личную чакру.

– А в ваше время любовь была? – Поинтересовался в невзначай. – Вы знаете, что такое, с чем связана и зачем нужна?

– Истина номер два. Любовь слепа – полюбишь и козла. Не врубился? Объясняю. Любовь – болезнь заразная. Через баб передается. Хуже на свете нет. Разумная особь головы лишается, существует как блоха. Скачет бессмысленно и кусает всех подряд. Ни поговорить, ни выпить. Озабочен выяснением отношений. Глаза красные, без проблеска мысли, дурак – дураком. Только ты своей бабе не говори, обидится. Житья не даст. Молчи в тряпочку.

– Не переживайте – буду молчать как партизанский труп. – Не поверил и уточнил. – Неужели ничего приятного в штуке нет? Девы вспоминали замечательные песни. Стихи цитировали.

– Не верь. Обманывали. – Мужик аккуратно загасил сигару о ствол дерева, окурок заложил за ухо. – Заразишься чувствами – света белого невзлюбишь. Есть некие удовольствия, но непродолжительные. Секундное удовольствие, а пока добьешься взаимности, семь потов сойдет и здоровье потеряешь. Как говорится, в семьдесят девятой истине – мартышка не захочет, кобелек не вскочит.

– Как загадочно. Поподробнее нельзя?

– Шестьдесят шесть. Ах, да ты не местный. Любишь кататься – люби и саночки возить. Только горка быстро заканчивается, а дорога вверх остается. Слышь, Вась, а что в мире происходит? Нас не звали? Не спрашивали?

– Совершенно случайно нашли. – Пожал плечами. – Я думал, вообще реликт мущинского племени. Тут вы сидите… А как в мире живут? По разному. Мир, как мир – одни проблемы.

– Во гадины. – Выкрикнул обиженно Третий. – Не умерли от горя, не дождались зареванными. Нет бабам прощения! Тридцать три и шесть в глотку!

– Двадцать четыре через семерку! – Взревела возмущенно часть поляны.

– Девять с половиной! – Поддержала другая часть.

– Убедился? – Вздохнул Один. – Немного о бабах вспомнили, а они уже опять достают мужиков. Четыре – нет в жизни счастья. Что с них возьмешь? – Противоположный пол. Назло делают.

– Противоположный по жизни?

– И желаниям и чувствам и прочим органам. Я бы на твоем месте Василий, сделал ноги, или к нам присоединился. Есть пустое дерево, без жильца. С народом переговорю, коллектив поддержит.

– Слово дал. – Грустно вздохнул. – Да и пасынка найти. В следующий раз непременно вернусь. А еще советов не дадите? В долгу не останусь.

– Некоторые слышал, всех не перечислишь, но запомни. – Один почесал заросший лоб, и торжественно произнес. – Что б не делал – всегда пять. Работа не волк, в лес не убежит. Понимаешь о чем?

– Четырнадцатую истину напомни. – Влез с предложениями Третий. – Баба с возу – коню легче! Теща и жена – одна сатана – Пятнадцать.

– После первой не закусывают! – Понеслось с соседних деревьев. – Между первой и второй – перерывчик небольшой! От работы – кони дохнут!

– На первое время истин хватит. – Остановил товарищей Один. – Заходи, всегда гостям рады, но без баб. Нам лишние, душевные волнения, ни к чему. А если встретишь наших бывших жен, то на словах передай – так мол и так, живут нормально, питаются замечательно, в ус не дуют возвращаться и счастливы на полную катушку.

– Понял мужики. Но все же, чем мы от женщин отличаемся? Есть подозрения, чем именно, но хотелось бы фундаментальных отличий. Не подскажите, не научите?

– Биологию-физиологию не помнишь? – Удивился собеседник. – Счастливый. Знаешь, мы б помогли, но двадцать два – многие знания, многие печали. Узнаешь в свое время. По ночам спишь спокойно? Ничто не мучает?

– Совесть чиста, как у младенца.

– А нас до сих пор мучает. Не совесть, нет. Мелкие, плотские желания обуревают, весенними ночами. – Вздохнул Один, почесав волосатый живот. – Иногда грусть-печаль прижмет, хоть волком вой и с дерева прыгай, вниз башкой. На последней силе воли держимся, да на лени-матушке. Если б жены сами на деревья залезли, тогда да… Но альтернативы нет – выпьешь с горя перебродившего сока, подерешься по пьянке, поматеришься от души на соседа, да снова отдыхать. Раньше дрова кололи, колокола били, а теперь то ли возраст, то ли новые возможности открылись. Помечтаешь в дупло, снимешь нервное напряжение, и вроде в порядке. Онон, но иногда организму помогает. Крепись парень. Всему свое время – семнадцать. Но лучше по любви, чем за деньги – истина девяносто пять. Расход больше, но и удовольствие выше. Пыхтят искреннее.

– В каком смысле?

– Смысла нет, но истина безусловная. Иди уж. Потом осознаешь. Привет семье. – Один помахал рукой и отвернувшись спиной ко мне, лег на толстую ветку. Потом резко развернулся и мечтательно протянул. – А баба красивая… С ней, не только по кустам таскаться, но и в гости сходить не стыдно. Везет же некоторым… Уходи, от греха подальше, а то принципам изменим…

Поляна затихла. Часть мужинского народа забулькала перебродившим соком, успокаивая нервы, кто-то захрапел во сне, а я пошел к Светке, озадаченный и растерянный. Что к чему, но истина близка к пониманию. Начальница сидела на пеньке и прихорашивалась. Заметив, радостно улыбнулась.

– Думала останешься. За компанию.

– Хотел. – Честно признался Светлане. – Но остались невыполненные дела. Не привык бросать начатое дело на половине пути. Подслушивала?

– Я? Никогда! – Но не удержалась и спросила. – Действительно из общих предков? Настоящие мущинки? Прынцы?

– Не знаю. Говорят что с параллельного дерева развития цивилизации. Как именно не уточнили, но кучу советов надавали. Раз. Пять. Четырнадцать и Пятнадцать.

– Сам дурак. – Обиделась Светка. Вывод – подслушивала. Приятно, волнуется. Ревнует?

Радоваться судьбе – не одинок? Не выкидыш, не мутант в пробирке. Мущинский брат имеет право на существование? Или расстраиваться и рвать на теле волосы? Исключительность нарушена. Мы ординарны и банальны. Как все… Как мужики, на деревьях. Едва ли лучше, сильнее, умнее. Встреча на Эльбе состоялась?

Остаться, подискутировать на отвлеченные темы. Поболтать за жизнь, выпить перебродившего сока, вставить в рот горящую самокрутку. Многое узнать, понять, решить. Но хотел бы провести остаток короткой жизни на дереве? Длинной жизни. Как понял из слов, сидят давно. Существуют, отдыхают. Расслабляются. Целыми днями ничего не делать. Я бы смог? Не знаю, не знаю…

Раз, два, три, четыре, пять, иду искать. Мы идем на поиски пропавшего Кузи. Дорогого оболтуса Куртуаза – Куртуазика. Кукурузника. Он в беде – мы в дерьме. Выйдя на идиотские поиски любви, не только ничего не нашли, не выяснили, но и потеряли последнее. Пуговицы, продукты, одежду, надежду. Встреча с реальным миром, расстроила и напрягла. Все напрягает и отторгает. Плохо и нудно. Поблевать за углом, снять напряжение?

Минут пятнадцать шли молча. Светка обиженно виляла деловой походкой, выражая крайнюю степень раздражения, я плелся следом, думал о всякой фигне. Фигня крутилась вокруг обеда, завтрака и ужина. Признаемся честно – озабочен хлебом насущным. Отсутствием наличия. Со вчерашнего дня маковой крошки – соломки во рту нет. Одни слюни. Собачка Павлова. Дзинь звонок и полная кормушка мяса. Не жизнь, а малина. Клетка чистая, блох повывели из шкуры. Тепло, светло. Ну, иногда зарежут на хирургической операции, голову дополнительную пришьют, или еще какую гадость пришпилят великие на голову ученые. Дело-то житейское. Нам во имя высоких знаний, жизни не жалко. Во имя святого, для науки страдаем. Бр-р-р…

Нет. На дерево, на дерево, к собратьям по разуму, привычкам и отросткам. Пронумеровал слова, выпил соку, покурил, поспал, подумал. Непременно вернусь. Как Кузю найду, выполню поручение и к мужикам на дерево. Кстати, почему наша дорогая начальница не выполняет свои прямые обязанности, не кормит членов? Экспедиция – экспедицией, но не помешало бы подкрепится. ИСТИНА СТО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ – НЕ БАРАН ЧИХНУХ!!!

Приступили к охоте и рыбалке. Наш штатный охотник, – сиречь дева Света приступила, а меня в очередной раз послали исполнять роль загонщика. Хорошая работа, не пыльная, но суетливая. Бегаешь кругами по лесу, гонишь зверя на затаившегося в засаде стрелка. Дурная скотина бежит сломя голову, к опасностям не принюхивается, прет напрямки через кусты. Главное выбрать правильное направление движения и крупного зверя не трогать, иначе меняешься местами с дичью. Ты бежишь сломя голову, не разбирая дороги, а громадная тварь по пятам, рогами вперед.

Хищников трогать не рекомендуется. Когти, зубы, хвост. За птицей не улетишь, остается ловить молоденьких подсвинков, зайков, лисов, муравьедов, безрогих косулей, бескрылых куропаток, ужиков, змей, мышей, червей, мотыльков…

Как отмечал выше, на голодный желудок, прыти прибавляется, а толку – нет. Опыт мал. Да у меня все маленькое… Несчастный, бедный загонщик. Сирота-сиротинушка.

Плюнули на живность, пошли на рыбалку. Еще хуже. Вода мутная, холодная. Крючков и сетей нет, Динамит и электричество отсутствует. Труба. Нет трубы. Больше способов охоты не знаю. Почему? Не пробовал.

Начальник вспомнил о невинной забаве – грибная охота. Ходишь по лесу, посвистываешь и под деревья поглядываешь. Ума не надо, достаточно внимательности и зоркости. Как объяснила Светка – гриб по питательности не уступает курятине, а по вредности – баранине. Удивительный факт – гриб не растение, а животное. Странно – ни глаз, ни желудка, ни ног, а туда же – в фауну прет. Боровичок-лесовичок, выходи, ку-ку. Лезь в корзинку, жрать хочу! Поганки, синявки, мухоморы, но белых нет. Не сезон охоты на грибы. Кругом облом.

Остается последнее дело – ударить по привычному, жвачному. Травушка – муравушка, вершки-корешки.

К вечеру вышли на пустынную дорогу. Плотно утоптанная, но в колдобинах и в лужах. Этакая лошадиная автострада. Начальница замерла на обочине, о чем-то размышляя. Прокашлявшись, подал голос, пытаясь примирится.

– О чем думаем гражданин начальник?

– Не мешай.

– Предлагаю идти прямо.

– Сама знаю. – Отрезала Светлана. – Вопрос стоит в другом. Как в драной одежде, появимся на людях?

– Имеем опыт. – Пожал равнодушно плечами. – Перед мужиками проблем не возникло, и другие обойдутся.

– Нашел, сравнение. – Светлана недовольно фыркнула. – Они дикари, а мы в приличное общество выходим. Разницу чувствуешь? Хотя, куда вам понять…

– Разумения нет, но догадываюсь. – Согласился с неоспоримым доводом. – Девы – люди цивилизованные и внешний вид им безумно важен. По одежке, демонстрируй ножки?

– Исподтишка издеваемся? Ну-ну. Кошка скребет на свой хребет…

– Света, ты не права, ничего издевательского ввиду не имел. Уточнил. Мне без разницы, я хастух вчера вечером постирал.

– И выйдешь к народу плоскогрудый, без макияжа и прически? Любой дуре станет ясно, перед ней мущинка.

– Любой нет, а только умной, кто историей интересуется. Вспомни, ты узнала что я мущинка, лишь как Флора Гербарьевна глаза открыла. Не думаю, что первая встречная дева, сообразит. Я же в халстухе, а под повязкой, отросток не виден. Безгрудый? Ерунда. Не все имеют пышные формы. Прическу поправим, одна проблема, глаза и губы не раскрашены. Явный просчет. Но и здесь найдем достойный выход. Будем изображать парий.

– Кого?

– Парий. – Терпеливо объяснил начальнице. – Отверженных и больных нищенок. Бомжих и бомжей. Помнишь у селянок на рынке, у входа? На них никто не смотрит, стесняются. Брезгуют. Кому приятно глядеть на отвратительных калек? А почему? Неприятно осознавать, что можешь оказаться на обочине. Но основной части народа нравится, что есть люди, которым живется хуже, чем им. Настроение поднимается и чувствуешь себя господином. Чем несчастнее калека, тем больше подают. Будем у прохожих подаяние просить, милостыни.

– Я, гордая дева, буду изображать нищенку? – Возмутилась Светка. – Не дождешься, лучше с голода умру, чем опозорю, честное имя.

– Давай не нищих, сумасшедших изображать. Еще лучше, больных на голову панически боятся. Кому приятно связываться с непредсказуемым существом? Ты ему спасибо, а псих камнем по голове? Ты инвалид, а психически больному, никакого наказания. Суд подчиняется закону здоровых членов общества, хотя разделяющая грань иногда туманна…

– Ты думаешь?

– Знаю. – С воодушевлением продолжил я. – Как подсказывает память, – больных на голову раньше считали блаженными. Вроде как у товарищей прямая связь с небом. Роль замечательная, хлебная. Без жратвы не останемся, а в чем ходить психу без разницы. Спрос небольшой. Голая гуляй – слово против никто не скажет, ну а мне придется в халстухе бродить, для маскировки. Мысленно представь, что блаженный – обычная работа, не хуже и не лучше других. Охотник, если брать по большому счету, заурядная, работа палача. И рыболов недалеко ушел. Мирный землепашец – типичный закоренелый убийца зерновых и бахчевых. Только одних животных, высокая мораль разрешает убивать, других запрещает. Но ты же не грузишься убийством беззащитных, безмозглых животных? Единорог бебекнуть не успеет, как безжалостно жизни лишишь.

– Тебе просто рассуждать, вообще ничего не умеешь. – Усмехнулась Светка. – Если по внешности судить, то стопроцентный сумасшедший. И играть нет нужды, дурака изображать. Маскироваться без потребности. Вылитый кретин.

– Цинично шутим? Лучшего не ожидал. Спасибо на добром слове. – Поклонился в пояс начальнице. – Что ж общаетесь, с дураком? Понимаю, по необходимости. Предлагай варианты.

– Ну… – Протянула Светка. – Так сразу и не скажешь…

– Боимся испачкать репутацию? В нашем плачевном положении, вариантов и средств – кот наплакал. Ни пищи, ни одежды, ни пуговиц – сиречь денежек. Продолжать экспедицию, не имеет смысла, если не пополним запасы любым способом. Или отбираем силой у прохожих и проезжих, или подают добровольно. Конечно можно заработать честным трудом, но где и как, не представляю.

– Отобрать силой? С ума сошел? Стать разбойницами – последнее дело.

– Но если нет других способов, почему и нет? Побираться стыдно, грабить – страшно. Пошли работать.

– Пошли думать и готовится к ночевке. – Перебила Светка. – Время позднее. Утро вечера мудрее.

– Ночь холоднее, голод не тетка, а к обеду дорога ложка. – Вздохнув, перечислил избитые истины. – Снова спать в сыром лесу, голодными и холодными? Новая ночь под открытым небом и лучше пойду в разбойники, чем ждать милостей, от Вашей милости. Хворост с ветками собирать?

– Правильно Вася. И дрова и траву.

Начальник работает головой, подчиненный отдыхает за веслами… Был бы Кузя – снял бы стресс, поплакался в жилетку, порыдал. Мудро поговорили за жизнь. Два мущинки, всегда найдут общую тему для обсуждения. Да и искать не надо, к бабам сведется. Кто, кого, когда и сколько – вечная тема, вечные ценности…

Отойдя от пустынной дороги, выбрали укромное место и стали готовится к ночевке. Руководство загрузило работой. То принеси, то отнеси. Но. Голова боится, руки делают. Руки заняты и мозгам меньше работы. Что день грядущий готовит, не задумываемся, но ночь обещала забавы.

Хваталки на висюльках, ноги на ходилках.

ГЛАВА 17.

– Ты жив?

– Скорее нет, чем да. Чайник горячий?

– Недавно кипятил. Как шеф?

– Обещал убить, если через час не сделаем.

– Еще время есть выпить по чашечке кофе!

– Будешь должен двенадцатую ложку…

– Ростовщик проклятый, насыпай.

Ночь прошла без происшествий, озабоченный голодом организм молчал и мы, как два берега у одной реки, не пересеклись. Под утро, осуществил слабую попытку, дотронутся до Светкиной груди – чисто погреться, ребята, никакого злого умысла. Но получил жесткий отпор по рукам и локтем по животу. Не простила прошлой ночи. Обиделся и тоже уснул. Снились глупости, но что именно утром не мог вспомнить. Окоченел и замерз как суслик.

Начальство посинело от холода, но не подвинулась ни на дюйм. Блюдет и во сне реноме? Блюди, блюди. Заболеешь, ложки супу не подам. О господи! Хватит напоминаний о еде! Не поминай тарелку всуе…

Проснулись и встали с лежанки злые и раздраженные. Молча разошлись по кустам. Мальчики налево, девочки как обычно. Почему девочки всегда ходят направо? Вечно правы? Дело правое и победят? Уже победили. Интересный вывод.

Под облюбованным кустом, на земле лежали яйца. Маленькие, серенькие, но много. Семь штук. Четыре яйца мне, как нашедшему клад, три – остальным начальникам. Будем жить ребята! Жареная яичница обеспечена. Наклонился над гнездом, но неизвестно откуда взявшиеся птички, запорхали перед носом отчаянно чирикая. Ваши детки? Прочь отсюда пернатые, мы не виноватые. Гуманизм перебьется на изжоге, когда желудок голоден. Не слышите, бурчит живот? Вон отсюда! Я есть хочу, жить хочу! Облизнувшись на несостоявшуюся яичницу, пуская обильные слюни вернулся к костру, проклиная доброту и жалость. Конечно зря, но птичку жалко…

Светка вернулась без добычи. Хмуро отвела глаза в сторону и нехотя буркнула, соглашаясь со вчерашним разговором…

– Дуру и нищую, изображать отказываюсь. Будем грабить.

– Не лучший вариант, но согласен. Как действовать?

– Идем вперед, как услышим чье-то приближение, устраиваем засаду. Дальше действуем по обстоятельствам.

– А если купеческий обоз?

– Если бы, да кабы, то во рту росли грибы. – Отрезала Светка. Услышав о пище, одновременно сглотнули слюну. Смутились и отвели глаза. Сила воли есть, но сил терпеть – нет. Начальница отвернулась и бросила через плечо. – По обстоятельствам оценим, кто кого…

Дорога пустынная как и вчера вечером. Не желал торговый народ становится разбойничьей добычей. Или не знал. Пошли вперед, внимательно глядя под ноги и обходя лужи. Солнце поднималось выше, утренний холод отступал, и настроение медленно поднималось. Первой не выдержала тишины начальница.

– Что молчишь? Где привычное красноречие не о чем?

– Настроения нет.

– От голода?

– Вообще… – Неопределенно пожал плечами. – Утром увидел себя с новой стороны. Неожиданной. Сейчас мучаюсь, правильно ли поступил.

– Что натворил?

– Яйца пожалел. Птичьи.

– Нашел еду и промолчал?

– Родители яичные, громко и пронзительно чирикали. Две птички. Блин, как последний слюнтяй растрогался. Пожалел яичницу. Перед тобой стыдно. Оставил начальника голодом. Идиотский гуманист – зоофил.

– Действительно идиот. – Согласилась Светка, помолчав, грустно добавила. – Благородство решил проявить? Да, Вася. Удивил. Но другого поступка, не ожидала…

– Почему?

– По физиономии. Поговорить, красиво рассуждать – легко, а проявить твердость, волю. Слаб. Не орел.

– Разве плохо?

– А что хорошего? – Начальница в возмущении прибавила шаг. – В жизни, как в магазинной очереди, локтями работать, толпу расталкивать, к кормушке пробиваться, иначе останешься на обочине жизни.

– Чем моя обочина хуже, толкающейся очереди? Стоим в сторонке, наблюдаем. Не хочу как толпа. Не желаю.

– Голодным – благородным, лучше? Сдохнешь и других погубишь.

– Кого других? Один по жизни.

– А я? А Кузя? Стоишь, пыжишься в сторонке, другие должны картошку из огня таскать? Вася благородный, птичку жалеет? А птичка пожалеет? Птица личные интересы блюдет. За потомство борется. Выживает.

– Но я же птицу не взрослую пожалел, едва вылупившихся птенцов. Яйца жизни не видели, не нюхали, не летали.

– Понятное дело. – Светлана презрительно усмехнулась. – Брезгуем? Совесть, честь и чистые руки бережем? Пусть другие ручки пачкают? А я бы яйца принесла? Сожрал, не поперхнулся. Разве не права?

– Наверно права. Слопал за компанию. – Виновато согласился, признавая Светкину правоту. – Но убивать беззащитного птенца… Рука не поднялась… В следующий раз попытаюсь исправится. Честное слово.

– Сомневаюсь. Думаешь я жестокая, бессердечная охотница? Мне яиц не жалко? Но мы живем в мире, где приходится быть как мир. Если не мы съедим, то нас сожрут. Мир жестоко устроен. Плохо, хорошо, – не знаю, но в нем живу и ты живешь. Ты ничем не лучше. А я тебя. Надо играть по тем правилам, которые существуют, а не по тем которые случайно выдумал.

– Разве спорю? – Свесил буйную голову до колен. – Да, ты права. Я дурак и бесхребетный слюнтяй. Но позволить маленькую слабость и проявить сочувствие, сострадание могу?

– Какие мы хорошие… – Махнула огорченно рукой. – Горбатого могила исправит. Как полагаться? Подведешь в тяжелую минуту… Страдалец.

Заткнулся, чтобы не продолжать бессмысленный разговор. На душе тоска, в животе пусто, в голове – тяжелые, бессмысленные мысли. Обычные, не о чем. Как и вся моя глупая жисть.

Позади закаркали птицы. Начальница насторожилась вглядываясь вдаль, потом прижала палец к губам и бросилась в придорожные кусты, увлекая за собой. Начинается военная операция? Притаились и замерли. Светка прислонившись к моему уху, жарко зашептала. Невыносимо щекотно. Просыпается эрогенная зона?

– Вася, драться умеешь?

– Легко. Могу махать руками в разные стороны и лягаться не хуже Кузи. – Поглядел умоляюще на начальницу. – Попробуем договорится? Дипломатические Переговоры возьму на себя.

– Ясно, не боец. – Холодно смерила взглядом и сурово проинструктировала. – Если народа мало, одна, или две девы, то действую в одиночку, если больше, пропускаем с миром и остаемся голодными.

– Зачем голодать? До двух путниц – действуешь ты, народа больше – веду мирные переговоры. За базар отвечаю.

– Хорошо, теперь заткнись.

– Сама начала…

Мягкая ладонь зажала рот. Что-то новое, раньше в подобных ситуациях нюхал кулак. Меняемся? Радует. Лучше худой мир, доброй драке.

Из-за поворота выехала крытая повозка, запряженная парой гнедых. На передке в цветастой накидке, дева необъятных размеров. Чуть сбоку, бредут пешком несколько путниц. Скрип колес, злые выкрики возницы и звенящая тишина. Торопливо пересчитав народ, Света досадливо скривилась и огорченно махнула рукой, разрешая действовать. Делай Вася как знаешь… И мы знаем! Но не помним…

Выскакивать из кустов с криками и гамом, не имеет смысла. Выйдем приветливо улыбаясь, народ насторожим. Имеет смысл переждать, выработать план действий с начальником, а потом якобы случайно догнать повозку. Привет, как дела, как живете, как животик, а мы пряниками балуемся, вам по пути? Какая удача… Выйти на контакт, войти в доверие, и лишь потом приставать с просьбами. Любыми. Подайте на пропитание жертвам произвола селянских властей…

Мимо кустов проскрипела крытая повозка. Ткань на повозке расписанная в яркие цвета. Тяжелогруженая. Бредущие девы, разного возраста, разного роста, но угрюмые и злые. От усталости? От жизни? По судьбе? Вид и одежда дев напоминали одеяния ярмарочной гадалки. Родственники? Из одного роду-племени? Выясним.

Боевой запал у начальства скис. Силы неравны. На дешевый понт, дамочек не возьмешь. Особенно возницу. Судя по громкому голосу, у толстой девы, сил не меряно. Скрутит в трубочку, засунет в интимное место и глазом не моргнет. Применим очаровательное обаяние и непревзойденную коммуникабельность? Больше применять и проявлять… Тю-тю, лишь халстух… Поможет? Сомневаюсь. Есть запасной вариант… Ну в баню, пусть живут…

Повозка скрылась за поворотом и мы, обескураженные обломом, вылезли из придорожных кустов.

– Что же ты Вася не применил миротворческую методу? – Ненавязчиво поинтересовалась начальница. – Испугался?

– Но и вы не блистали смелостью. – Парировал, но смягчил напор. – Злые люди, угрюмые, кашу не сваришь.

– Сухарика достаточно.

– Не будем углубляться в кулинарную дуэль. – Подвел неутешительный итог. – Опростоволосились оба. Но есть идея. Специально не стал ничего предпринимать, ждал когда повозка дальше отъедет. Нужно посоветоваться и при согласии начнем действовать.

– Что именно хотел? – Заинтересовалась Светлана.

– Прикинемся глубоко верующими паломниками исполняющими определенный обряд. – Ненавязчиво поинтересовался. – В вашей деревне в кого веруете, или беспросветные атеисты как я?

– В ее, верим… – Светка закатила глаза в небо, уточняя место нахождения. – В небесную покровительницу – Многорукую Огородницу Непорочного Оплодотворения. Сокращенно – МОНО. Во имя Моно живем, молимся, исполняем обряды. Приносим жертвы. Как положено, порядочным, верующим девам.

– Да? – Идея формировалась на глазах. – Пожалуйста, поподробнее. Я человек мало верующий, в кого именно веровать, не определился. Ты просвети, наставь на путь истинный, вдруг к вашему стаду примкну?

– Не стадо, а паства. – Рассердилась Светка. – За подобное богохульство, в древние времена, прабабки волосья выдергивали еретичкам.

– Извини, не знал, хотя паства означает одно и тоже, что и стадо. – Покаялся начальнице. – Но грех спишется, пока не приобщен. Просвещай. Что, где и откуда. Кто такая, где живет? Ваше представление о загробном мироустройстве.

– Я же не Флора Гербарьевна, всю подноготную знать. Что рассказали, посвятили, то и помню. – Светка опять закатила глаза в небо. – Наше дело маленькое – верить истово и бесприкословно. Что помню, то и расскажу. Только ты не богохуль, не хихикай и не перебивай.

– Понял. – Развесил внимательные уши и приказал. – Готов приобщаться. Слушаю внимательно. Начинай.

– Моно было всегда. Мира не существовало, а Моно была. Вечно. Потом Моно, решила создать мир. Хлопнула в ладоши и появилась твердь, – земля короче. Хлопнула второй раз – появилось солнце, луна и звезды. Хлопнула третий раз и появился огород. И сказала Моно, – Пусть будет всегда. Стала на огороде работать – выращивать мир. Первыми выросли деревья, потом выросла трава, животные и птицы. Но сухо. Хлопнула Моно в ладоши очередной раз, раздался гром и сверкнула молния. Полился дождь. Появилась большая лужа. Но была лужа мертвая, как кипяченая вода. Нехорошо сказала Мона и создала рыб и подводных гадов. Оглянулась по сторонам, достойно и благолепно, но стало скучно – не с кем красоту созданную обсудить, полюбоваться. И хлопнула Моно в последний раз и появились мы – девы. И сказала Моно – Хорошо-то как, девочки. Теперь вы – дочери мои, владейте и любуйтесь. Все для вас, детки родные. Плодитесь и размножайтесь. Поддерживайте огород в чистоте, себя в святой вере, мир в равновесии. Дала правильные заветы. Оставила семена капусты для первого урожая и поднялась на небо, где теперь сидит на тучке, любуется на созданную красоту, следит за соблюдением установленных законов и поливает иногда мир из лейки, чтобы не засох.

– Короче, созданный Моной мир – большой огород, а вы верные послушницы? – Подвел итог и сделал правильный вывод.

– Да. Наша Моно – наше светлое все. Правильная вера. Остальные веры – мелкие верки, от лукавого. Вредные еретички. Но мы не расстраиваемся. Придет время и народы придут к нашей Моне. Мы – Моноизбранный народ. Нам все можно творить, хотя есть небольшие ограничения. Грехи. Когда заповеди Монины нарушаем. Но помолишься в тишине, горько поплачешь, прощения попросишь, не помогает, то берешь обет. Обет – конкретное обязательство перед Моно. Любое. Кто три недели не причесывается, кто идет по святым местам Моны, уходит в пещеру, кто в языческий народ. Не суть важно обязательство, главное исполнить задуманное. Как обет выполнишь, опять свободна.

– А как молитесь?

– Монты распеваем. Харе – Моно, но Харе – Стерео. Часа два в день распеваешь. Можно молитву разбивать по времени, час – утром, полчаса – в обед, и после ужина – остатки допеваешь.

– Почему никогда не слышал, как ты молишься своей Моне?

– Внутри себя пою. Мысленно. – Светка потупила скромно глаза. – С музыкальным слухом проблемы и горло постоянно пересыхает. Наша вера в Моно не требует пышных проявлений. А если в жертву принести что-то очень дорогое, для себя лично, то Моне молится не обязательно. Всегда простит. Когда в экспедицию уходила, главная жрица, по совместительству Марь Ивановна, грехи отпустила до конца экспедиции. Чиста перед Моной, как стеклышко.

– Что за Стерео? Еще кто-то?

– Харе – в переводе Слава. Получается Слава – Моне, переводить нет нужды? Вторая часть монтры – Но Славно и вдвоем. Не полностью посвященная, но подозреваю, – одному хорошо, но вдвоем лучше. Не случайно вдвоем послали любовь искать…

– Ах, вот оно как… – задумчиво протянул. – Хорошая вера… А что после смерти Моно обещает? Загробную жизнь в трудах на огороде?