Текст книги "Вирус"

Автор книги: Ю. Сам-Самойлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Я проявляюсь на свет, сквозь боль и мучение. Только нет жжения пяток, снизу не припекает, горит изнутри. Жажда, скребущая горло, неподъемные веки и думалка как чугунок. Онемело, очумело и болело все тело. За какие грехи поместили в ад? О! – Ого. Когда-то уже так думал. Повторяюсь. Все в жизни повторяется. И далеко не два раза, а больше и дольше. Каждый день только и делаем что повторяем, повторяемся, проверяемся. Чистим зубы, если имеем в наличии, моемся, жуем травку, мясо. Жрем, гадим, спим, и тащимся по старому кругу, привычным местом. Говорим одни и те же бессмысленные слова. Голова маленькая, мыслей и знаний мало – мычим и кукарекаем. Голова на два размера больше – добавляем междометия и тупо повторяем чужие изречения. Для разнообразия меняем слова местами, переносим запятые, добавляем пафоса, иногда иронии, нового придумать не можем. Все сказано до нас – бедный Йорик… а так же – Юрик, Лелик, Гарик, Гномик, Гомик.

Но как плохо. Очень плохо. До безобразия отвратительно. И немного стыдно за вчерашний вечер. Если б знать, что натворил во вчерашнем, прошлом. Но стыдно. Так приличные люди, себя не ведут. А как ведут приличные? Чинно, благородно, ответственно. Не жрут до свинячьего визга, руки не распускают, к посторонним людям не подчаливают, с грязными намеками. Никогда не пристают банным листом и чужих частей тела не трогают. Никого не трогают. Не достают. Не нудят. Не пи… Пи-пи-пи – СОС. Спасите нашу душу. Кстати, где начальство?

Приподняв с трудом тяжелую голову и приоткрыв слезящиеся глаза, попытался понять где я и кто я? Мы не кастрюле, не рождаемся. Мы – восстаем из пепла, птицей Феникс. К пернатым относится и тяжело, так как перьев нет, из одежды – заношенная тряпочка, прикрывающая живот. Ладно Вася, кончай придуриватся. Ты прекрасно помнишь, кто ты есть. Я есть, Светки нет. И Кузи нет. А я где? Выпьем чашечку кофе и придумаем.

Две чашки в кровать, пару сигарет в рот, взбодрились и приободрились… Огуречного рассола…

– Очнулся козел? – Знакомый голос. Ура, мы в одном вместе. Зрачки навели резкость. Действительно, дорогой начальник. Не в настроении.

– Пить. – Тяжело прохрипел сухим горлом, пытаясь лечь обратно, но бесцеремонно схватили за шкварник и посадили прямо. Сейчас начнется…

– Вчера не напился? Мало? – Началось. Теперь попилят и постругают, как бесчувственное бревно. Заслужил? Не помню.

– Прошу прощения, но пить все равно хочется.

– Перехочется. Нажрался, последней свиньей, только что не визжал.

– А остальное?

– Хуже! Теперь узнала твое истинное лицо. Отвратительная рожа, а не лицо. Господи, как стыдно за нас, а после как распустил руки, хоть святых выноси. Тебе капельку стыдно?

– Стыдно, но за что именно пока не припоминаю. – Голова кружилась, во рту устроили отхожее место табун скакунов. – Свет, мой зеркальце, дай водички.

– На. – В дрожащие руки вставили кружку, в уши вставили очередной упрек. – Ты понимаешь, что опозорил не только себя, но и мое славное племя дев-охотниц? Правильно говорила Марь Ивановна – держи Васю в ежовых рукавицах, не спускай глаз, хуже будет.

– Не расстраивайся, сейчас будет лучше. – Залпом выпил воду и немного пришел в себя. Минералочки бы, или рассолу капустного. На душе полегчало. – Спасибо, Света, спасла от жажды. А где мы?

– Где, где в… – Справилась с нервами и успокоившись уточнила. – В тюрьме, местной. И меня за компанию загребли. В лучшем случае штраф и позор на округу, в худшем – пятнадцать суток общественных работ и суд. Над тобой.

– Кого-то убил? – Голова и память не желали возвращаться во вчерашний день. Оно и к лучшему. Меньше знаешь – крепче дремлет совесть. Внимательно оглядел тело. Части организма на месте, следов крови, синяков и шишек не обнаружено, но лицо горело. Осторожно потрогал. Горит и саднит. – Что с лицом?

– Неужели не помнишь? – Возмущение начальника не утихало. – Расцарапали харю, бесстыдник и бабник.

– За что?

– А кто лез под чужие юбки и хватался за бока, лифчики и груди? Кто пил на брудершафт со всеми подряд и тянул слюнявые губы целоваться? Скакал на столе, тряс прошу прощения, бессовестными причиндалами?! Когда попытались вежливо призвать к порядку, стал выяснять отношения со стражей. – Начальница попыталась передразнить мой глубокий баритон. – Не имеете права, не имеете права, я свободный гражданин и требую присутствия адвоката?!

– Нашли?

– Адвоката? В три часа ночи? Думаешь, что говоришь? Да ты Вася вообще никогда и ничем не думаешь. Ты самый расподледний козел и свинья!

– Света, ты уже сравнивала с рогатыми и пятачковыми. Повторяешься. Разве человек виноват, что предложили неизвестное лекарство, от которого случайно потерял голову? Ты местная, должна была знать, что употребляем. Сама виновата.

– Я должна знать?! Откуда? А элементарная осторожность? Кто заставлял пить дальше? Выпил кружечку, закусил. Проверил состояние, – пей дальше. Так нет же. Еще, еще, прорва ненасытная. Получишь по полной программе. У них с вашим братом разговор короткий. Чик и нет проблем.

– В каком смысле? – Ужаснулся, представив, как делают – чик по рудименту, и удаляют проблему без наркоза. Жуткое дело.

– В прямом. Веревку на шею и на перекладину. Повесят. У них с пьяницами разговор короткий. По закону.

– Что за закон, невинных людей развешивать на перекладинах, как мокрое белье? – В душе похолодело. Допрыгался, но сдаваться без объяснений? Никогда! Громко пискнул на всю камеру. – Несправедливо. Где гуманизм с человеческим лицом?

– При чем гуманизм? Селянки селекцию проводят. Отсеивают ненужный балласт. Избавляются от лишних ртов.

– Не понял, при чем селекция и я? Мы не местные, законов не знаем.

– Незнание законов не избавляет от ответственности. – Наставительно произнесла Светка суровым голосом и тяжело вздохнула. – Самой недавно рассказали. Накануне прилета птичек с младенцами, они устраивают праздник, где отсеивают всех пьяниц, дебоширов и хулиганов. Быстро и эффективно. Мы – огородницы, грядки копаем, капусту выращиваем, а селянки, одним махом проблемы решают. Контролируемая рождаемость.

– Бред. – Потряс больной головой, пытаясь прийти в себя. Там капуста, здесь аисты, вымысел вывернулся наизнанку. Осталось найти пестики, тычинки, пытаться размножаться пачкованьем и делением пополам как амебы…

– Ты зубы не заговаривай, из-за тебя попали, тебе и выпутываться. Как Марь Ивановне в глаза погляжу? Экспедиция под угрозой.

– Про Кузю не слышно?

– Здесь услышишь. – Тоскливо произнесла Светка, оглядывая темницу. Присоединился к осмотру. Сидит девица в темнице, коса на улице. Две половозрелые морковки из детской загадки, младшего школьного возраста. Все может изменится в мире, но тюрьма останется неизменной, как космос. Менять нечего. Четыре стены с маленьким окошком, потолок да пол.

– Первый раз в тюрьме? – Поинтересовался у Светки, грустно кивнула. Гордо улыбнулся, есть повод для небольшого хвастовства. – Я второй. Рецидивист. Теперь буду старший по камере. Пахан. А ты верная шестерка.

– Чего? – Не поняла начальница, но на всякий случай нахмурилась. Испугала. Ха-ха. Пододвинулся к стенке и удобно развалился.

– Того. Шестерка. Помощница. Младшая по камере. Закончилась твоя власть за дверьми темницы.

– Размечтался. – Хмыкнула Светка.

– Не пустые мечты, суровая реальность. Тюремные, воровские законы, самые древние из законов. Цивилизации не было, а воры в законе, шестерок рядами строили и порядок в камере блюли по справедливости. – От тоски понесло по волнам, поднимая настроение. – В тюрьме каждый арестант обязан знать свое место, койку и пайку. Законов мало, но они конкретные и суровые. За неисполнение и опустить могут.

– Куда?

– Куда положено. – Многозначительно ответил и задумался. Куда опускать начальницу? Второго этажа нет. Опускание имеет другой смысл? Если не физический, то моральный? Опустить – унизить, оскорбить, оскопить? Поставить на место? Будем врать дальше, потом вспомним. – Короче куда положено опущу, мало не покажется. Ты должна беспрекословно подчиняться старшему по камере. Иерархия воровская строгая, за непослушание смерть. Законы простые. Перечисляю по порядку. Ничего не просить у меня, никого не боятся кроме меня, и никому не верить кроме как мне – дорогому и единственному пахану. По чужим тумбочкам колбасу не тырить – нельзя, западло. Кто у товарища своровал – последний гад. Стучать нельзя – администрации доносить о внутренних делах в камере, последнее дело. Кто чужую вещь с пола поднимет – чухан последний и стирает за сокамерниками носк. Нам бы в камеру петуха… Но дело поправимое. Кто первый войдет – тот и будет петухом.

– В его обязанности утреннее кукареканье? – Уточнила Светка, нервно ковыряясь пальцем в грязной стене. – Будить арестантов на прогулку и работу?

– Ага, будильником работать. Но в тюрьме работать – последнее дело. Кто на государство пашет, авторитет автоматически теряет. Петух – последнее дело для честной братвы. Если ты например хочешь воровкой стать реальной, то должна постоянно караульных доставать нарушением распорядков тюрьмы и в отказ идти. Любой. Не важно. Но не бойся, перед урками слово верное замолвлю, если будешь вести хорошо и пятки мне чесать. Базар-вокзал.

– А еще что помнишь?

– Много. Красное не носить, белое не трогать, голубое и синее в горошек – категорически запрещено. Плевать на пол нельзя. Когда народ пищу принимает, на горшок не ходить. Посылками – передачами делится. Перестукиваться можно, но играть на интерес нельзя. Чай – чифирить, водку – пополам. Татуировка должна соответствовать тюремному званию…

– Все сказал? – Продолжая ковыряться в стене, поинтересовалась равнодушно Светка. – Упокоился?

– Ага. – Грустно вздохнул. – Больше не помню, мало сидел. Сматыватся надо. Сбегать, пока не повесили. Не видела, куда халстух делся, когда был в беспамятстве? Потерял? Подарил?

– Вокруг живота халстух обмотан. – Негромко ответила Светка, внимательно вглядываясь в стену. – Вась, зрение хорошее? Иди глянь, кажется свет пробивается…

С трудом подполз к начальнице, проверяя живот и нащупывая дорогую вещь. Халстух на месте, но зачем на живот намотал? Фуу… не потерял. Действительно, сквозь маленькую дырку пробивался неяркий свет. Стена трухлявая?

– Что-то блестит.

– Свобода сверкает и маячит! – Оживилась начальница, энергичнее царапая стену. – Ничего острого нет?

– Зубами помогу! – Обрадовался шансу, и начал помогать Светке.

Общими усилиями, дыра становилась шире, надежда больше. Потом Надежда стала огромной и мы выглянули наружу.

Светало…

ГЛАВА 15.

– После сытного обеда полагается поспать…

– Ты вчера спал, сегодня моя очередь, после обеда дремать.

– А кто хотел проверить жесткий диск? Учти, шеф не простит, оба пострадаем.

– Ничего не знаю, обеденный перерыв сорок минут. Мне по трудовому кодексу положено!

– Догонят и положат. Марш работать!

Расцвело…

А когда последняя щепка, преграждающая путь к свободе, была с корнем и кровью, выдернута из моего плеча, пропели третьи петухи. Теперь хочется петь высоким фальцетом и говорить изящным слогом спасателя. Своих слов небыло и нет, воспользоваться плагиатом не представляется возможным, начнем шпарить стереотипами и шаблонами.

Две неясные тени мчались к свободе… Нет? Две жертвы уходили от погони… Так приятнее, но добавим остроты. Два измученных беглеца едва передвигая ноги, пытались уйти от загонщиков… Разве убегающие – волки? Неопытные щенята. Новая попытка облагородить произведение. Хриплое дыхание загнанных беглецов, заглушал лай приближающейся погони… Душевно и немного напрягает заскучавшего читателя. Добавим азарта и эротики. Сквозь порванную одежду беглянок бесстыдно просвечивали бедра, груди, пупки, попки и подмышки… Опять все опошлил.

Короче. Бежал из последних сил за быстроногой начальницей, по сильно пересеченной местности. Позади гавкали собаки, впереди мелькал бледный Светкин зад. Почему бледный? А зад всегда бледный, на него солнца мало попадает, загорать как нудист, смысла нет. Перед кем оголятся? Перед своими подружками? И зачем? Бессмысленно. Перед друзьями надо блистать модной одеждой, а не обвислым животом и коленками в цыпках.

Другой бы засмотрелся на случайную эротику, но до того ли, бедному и несчастному, если последний раз бегал, когда уносил ноги от единорога? Не люблю бегать, марафон тем более. Да и спринтер никудышный. Мне головой думать, работать начальником отдела оптовых продаж в солидной фирме, в крайнем случае, освобожденным мастером в колбасном цехе. Пусть спортсмены бегают – есть определенная цель. Медаль на шею, олимпийская. Чемпионская.

Просвистела мимо уха стрела, поднимая беглецам настроение и придавая силы.

Упорные селянки. Не такие уж полные дуры – бегут как скаковые лошади. Охрана. За денежку удавится готовы. Ну, не смогли заплатить, нет у пленников пуговиц, кончились, так в чем проблемы? Мы же не отказываемся платить? Сбегаем до племени, возьмем у Марь Ивановны пуговиц и вернемся, долги оплатим. Жадные селянки, мстительные. Благородства ни на грош. Фу… Думай не думай, но бежать после вчерашнего лекарства, все равно тяжело.

– Васька держись ближе! Не отставай! – Крикнула не оборачиваясь Светка, и нырнула в кусты.

Начинается. Теперь будем петлять как загнанные зайцы, уворачиваться от колючек, веток, стрел. Светке хоть бы что, прикрывать нечего, а как бежать в одном халстухе?! Где справедливость?!

Между деревьев появился бледный туман. Лай усилился, но стрелы не долетали. Застревали в стволах деревьев. Будем немного жить. Нам бы Кузькины копыта. Туман усилился, кусты закончились. Выскочили на берег речки. Знакомая река, кисельные берега.

Не останавливаясь, Светка сиганула ласточкой в воду и исчезла из виду. А я? Заметался по берегу, испуганной курицей. Счет пошел на мгновенья. Особого выбора нет, не Буридан с двумя кучками сена. Ему проще, а мне? Быть растерзанным собаками и охраной, или булькнуть на прощание последнее прости? Тонуть легче, не очень больно. Воды вдохнул, пузыри выпустил, организм немного подергался, мозги отключились, программа выключилась в аварийном режиме. Перезагрузка. Матрица – два.

То ли от отчаяния, то ли от безрассудной смелости, неужели хуже Светки? Подбежал к высокому берегу и не останавливаясь прыгнул в воду, закрывая рот и глаза. Хлюп по голове и глубоко под стремительным течением воды. Отчаянно задергался и вспоминая неприятные моменты, завертелся телом, безнадежно пытаясь всплыть вверх. Немного получилось. Тогда не останавливаемся. Получается! Всплываем!

Тишина закончилась и вынырнув из воды, с шумом успел совершить выдох и вдох, больше не получилось, снова ушел под воду. Положительный опыт приобретен, требуем повторения. Голова на поверхности воды, вдох-выдох, лай собак на берегу, ругань охранниц и свист стрел. Не попали и снова под водой. Получается. Не дельфин, но и не мокрая курица. Количество переходит в качество. Тренировка – мать победы.

К десятому погружению, научился держаться на поверхности реки подольше. Течение несет, направление есть и только не уйти ко дну топором. Если махать руками и ногами не беспорядочно, а применить некую систему? Жабу видел? Не ту что душит, а та что в пруду? В болоте? Откуда? Мы же не болотные жители. Как собачка плавает? Как бежит, та и плавает. Морду выше и хвост по течению. Лапками блям-блям по воде. На четвереньках. Отросток, не мешайся под ногами. Шутка. Чему мешаться, сам заинтересован что б хозяин спасся. И плывет по реке Урал, раненый Василий Иванович и пуляют из пулемета проклятые беляки. Берег рядом, да партийный и литературный долг, тянет грузом ответственности ко дну.

А представь товарищ дорогой, выплывет заслуженный герой из холодной уральской воды, спасается, кто про Василия Ивановича напишет поэтическое произведение, кто поставит художественный фильм? Герою, как реальному человеку хочется спастись, но нельзя. Анекдотов не будет. Верного ординарца Петьку, уже того… убили.

Вдохнули-выдохнули, ногами раз-два, руками три-четыре, дело идет. Теперь извольте полюбопытствовать, где же Светлана?

Лучшая рыба – колбаса, а четверг – рыбный день. Река ушла в резкий поворот и погоня скрылась с глаз. Впереди мелькнул Светкин рыжий хвост. В верном направлении плывете товарищи. Но пора определятся, к какому берегу причаливать. Выбрать левое направление, правое? Пристать к левому? – быть левым оппортунистом, правым радикалом?

Думать и плыть, не по городскому парку гулять, в тенистых аллеях. Но пытаемся. Не всякая птичка долетит до средины Днепра, а мы плюх-плюх… Устал. В воде сыро и холодно, правильно говорила фальшивая крыса – иметь радикулит и жить с постоянным насморком, не дело любителя. Вода – стихия профессионалов. Без ласт, жабр и хвоста, делать нечего. Если спасемся, то в реку больше ни рукой, ни ногой. Ни головой. И раз и два, и раз и два, левым веслом – табань, Великий Кормчий – держи крепче штурвал.

Когда окончательно смирился с мыслью, о неизбежной гибели в водных пучинах реки, чья-то крепкая рука, схватила за волосы и потащила к берегу. Через несколько изнурительных минут, лежали со Светкой без сил на берегу и пытались согреться. На мне из одежды – халстух, на начальнице – дранное платье. Два потерпевших кораблекрушение, на пустынном берегу. Слава Аллилуйя, живы остались и на том гранд мерси.

– Спасибо гражданин начальник. – Проникновенно поблагодарил мокрую начальницу. – Должен по гроб жизни, два раза. За спасенье.

– Три. – Уточнила Светка, отжимая сырые волосы рукой. – Про тюрьму забыл? Если б стену не расковыряла, то уже отдыхал на веревке.

– Три, так три. – Безропотно согласился с начальством. – Мы не жадные, расплачусь сполна.

– Чем, ты расплатишься? – Попыталась усмехнуться Светка, но от пронизывающего холода, зуб на зуб не попадал. – Ты же ничего не заработал в жизни. Гол как рыба. Одна чешуя, да хвостик.

– Натурой расплачусь. Или когда стану царем – с меня золотая медаль за спасение утопающих и пару строк в мемуарах. Кстати два индейца под одним одеялом никогда не замерзают. Случайно одеяло не сохранилось?

– Издеваешься? – Светлана с трудом поднялась на ноги. – Пошли отсюда, пока селянки не нашли. Ходьба согревает.

– А лучше согревает вчерашнее лекарство. – Тяжело поднялся вслед за начальницей. Ноги дрожали, но похмелье прошло. Мечтательно протянул. – Полкружки на грудь и закусить…

– Обойдешься на изжоге. Алкоголик. – Бросила через плечо начальница и побрела к лесу. Пришлось подчинится грубой силе и с трудом передвигая ноги, двинуться следом. Обида у начальника не проходила. Обидчивая?

Мы от дедушки ушли, от бабушки ушли, а от тебя – серый волк и подавно уйдем. Если дойдем. Светка в лесу как своя. Не зря охотница. А я нет. Не охотник и не Маугли – лягушонок. Лесная жизнь в беспросветную тоску. Комары да мошки, кусают наши ножки. Я конкретный горожанин, селянин в третьем поколении. Лес для городского жителя – книга за семью печатями. Сейф. Посему молчим в тряпочку и делаем то, что рекомендуют специалисты по выживанию.

Шли через буреломы и буераки, питаясь неизвестными ягодами на ходу и не сбавляя шага. Начальница шла бесшумно и быстро, ловко уклоняясь от колючек и веток, а я как подбитый фашистами танк, ломился следом напропалую, проклиная себя, жизнь и далее по привычному списку. Голод не поднимал настроение, колючки портили остатки здоровья. Хочется жить оптимистом и юмористом всегда. Нам песня и хорошая шутка жить помогает, но позвольте выразить сомнение, лично убил бы юмориста в данной ситуации. Весело и хорошо, когда все хорошо… Тьфу, проклятый графоман, заткни струю фонтана и не мешай выбираться из гиблого места.

Сколько брели по густому лесу, не вспомню, но ни длинный день, ни высокие деревья не заканчивались. Навевало сквозняком тревожные мысли. Навевало. Ой-е-ей, сколько красивых словечек знаем. Как богат словарный запас. Но толку? Блистать заумными словечками, нужно в равноправном, разнополом обществе. На шумном банкете. Остроумие и тонкие комплементы словоблудия, приводят в восторг молоденьких нимфеток, вызывает спортивный интерес, среди замужних дам, поднимает авторитет среди представителей старшего поколения, из которого сыплется песок столетий. Быть в центре всеобщего внимания, кумиром толпы, при помощи ловко подвешенного языка, мечта любого идиота, впрочем и меня. Кстати о языке. Вареный говяжий язычок под хреном, замечательная закуска и деликатес. Рекомендую.

– Светлана. Есть хочу. Очень сильно. – Но молчание в ответ. Золотая ты наша. Чаша Гроалева. Пойдем другим путем. Проверенным.

– Света, извини за грубые шутки и слова, Глупости болтаю, от сильного голода и холода. Я больше не буду.

– Что именно? – Подала голос начальница, не оборачиваясь. Процесс пошел. Если отвечает – значит отходит от обиды. Смягчилась. Продолжаем развивать достигнутый успех. Что сдуру не пообещаешь начальнику, когда в животе бурчит от голода. Только сытый бывает гордым, пока не проголодается.

– Ни пить, ни ругаться, не обниматься. Все не буду. Ничего и никогда. – Торжественно пообещал и жалобно предложил. – Давай кого ни будь поймаем и съедим? Кушать очень хочется. Лично помогу.

– Нашелся помощник. – Хмыкнула презрительно Светка. – Если только приманкой послужишь, живцом на крупного зверя.

– Нам ли привыкать к неприятностям? Согласен на жертвы, только накорми.

– Напои, спать уложи, сказку расскажи… – Ехидно продолжила Светка и нахмурившись, хмуро добавила. – Где личная инициатива? В няньки, не нанималась. Как гадости говорить – мы первые, а как ручками работать – в кусты?

Понесло… Все мы люди, все мы челевяки. Когда живот пустой, никакие доводы разума, до желудка не доходят. Вначале ням-ням, хрум-хрум, а потом ковыряясь в зубах, будем рассуждать о высоком и будем добрыми? Заткнемся и будем молчать. Попасть под горячую и тяжелую руку начальника, особой нужды нет. Нам бы в армию, поближе к кухне, подальше от начальства.

Лес непуганых идиотов и запуганной дичи. Надеюсь, нет нужды объяснять, кто идиот, и где дичь? Живая свинина шарахалась в сторону, козлятина и баранина не подпускали на пушечный выстрел, летающие окорочка и крылышки парили высоко в небе. Никто не хотел погибать…

Из оружия – палка, дубинка, крепкие зубы, да разболтанные нервы. Что ж они чувствительные? Шарахаетесь от малейшего шума? Цыпа-цып… Утю-тю… Цоб-цобе… Иди сюда подлая скотина! Прими достойную смерть под дубиной охотника и успокой свою душу в моих крепких зубах!

Бегали с начальницей по лесу играя в догонялки со зверьем, прятались в засадах, расставляли силки, кидались камнями в пролетающих мимо птиц, но бесполезно. Пошли на обман и решились на отчаянный шаг. Изобразил приманку, но выскочивший из-за дерева огромный волчище, отбил желание питаться собачачиной. Не корейцы же, в конце концов? Сделали ноги и спрятались на дереве, где два часа устало переругивались со Светкой и рычащим волком, пока зверю не надоело ждать и он ушел питаться мышами. Охотничья удача повернулась конкретной попой. Симпатичная, но на голодный желудок не до эстетики. Ассоциации возникали совершенно не те… Бекон ходячий…

Перейдем в разряд жвачных? С фауной проще. Пестики – тычинки, ягодки-малинки. Апельсин не кочевряжится под зубами, не пищит перед смертью, противным писком. А где видели истекающий кровью картофель? Раненый огурец? Капусту не колбасит предсмертной судорогой. На яблоках, кроме червячков, ничто не сверлит умирающим взглядом. Глаз нет – одни семечки. С голоду не подохнем, но на одних витаминах долго не протянем. Желудок медленно наполнялся, оттопыривая живот. Как бы аппендикс не прорвало.

Светка подняла руку, предупреждая об очередной опасности. Замер как аист на одной ноге. Лягушка-квакушка. Очередной взмах руки и мы медленно продвигаемся дальше.

– Свет, а Свет, давай за жизнь поговорим? За умным разговором, время бежит незаметно и кушать меньше хочется.

– О чем разговаривать? – Хмыкнула начальница, пробираясь сквозь густые заросли. – Слушать очередной бред? Извини-подвинься.

– Совершенно напрасно иронизируете. – Попытался перейти на высокий штиль, но споткнувшись о торчащий из земли корень, едва не протаранил своей умной головой, зад начальницы. Восстановив равновесие, стал разглагольствовать дальше. – Сама посуди, мы с тобой совершенно различные по форме и содержанию люди. Ты – якобы женщина, я – вроде мужчина. Что может связывать, кроме задания начальницы? Ничто. Но почему-то в последнее время, закрадываются подозрения, что многое объединяет.

– Пока нет, а любовь найдем, проведем эксперимент и установим.

– При чем любовь? Мне кажется, что помимо любви есть и другие чувства. Дружба, привязанность, нежность, уважение. Мне кажется, что мы уже однозначно друзья-приятели. Не находишь?

– Знакомые – да, а друзья? Не знаю, не знаю. – Начальница покачала головой. – Сомневаюсь. Гусь – свинье не товарищ.

– Опять обзываешься? При чем поговорки?

– Я не обзываюсь, констатирую факт. – Светка усмехнулась. – У нас в племени есть и другая поговорка. Мужчина не может дружить с женщиной и наоборот. Истина без доказательств.

– Почему?

– Друзей не трахают.

– В каком смысле? Из-за угла пыльным мешком по голове?

– Откуда знаю? Думаю, что выражение фигуральное, смысл затерян в глубине веков. – Пожала плечами Светка. – Так говорят, когда хотят пошутить и обозначить невозможное. Из той же присказки – как рак на горе свистнет.

– Разве не имеет права на горе свистеть?

– Раки не свистят, а девы дружат с девами. С вашим братом, дружить не пробовала. Не знаю.

– Давай попробуем? – Предложил руководству. – Без всяких переплетений и нежных объятий. Вы как между собой дружите?

– Ну… – Светка замедлила шаг. – Так сразу и не объяснишь… Доверяем друг другу личные секреты, вместе гуляем вечерами, общаемся, разговариваем. Общие враги, общие знакомые. За верную подругу в огонь и воду готовы бросится… Когда из капусты достали, и стала девой, вначале подружек не было. Вокруг сестры, родные люди, потом, кто-то больше стал нравится, кто-то меньше. Когда повзрослела, подруга появилась. Верная. Пока однажды не поссорились. Подруга стала с другой девой гулять. Предала, обманула. С горя в охотницы пошла. Теперь подружек нет… одна совсем…

– А я? Тоже как перс в пустыне Сахаре. – Вздохнув, неуверенно предложил Светке. – Попробуем опровергнуть глупую шутку? Каждую истину необходимо опровергать, вдруг получится.

– Зачем с истинами спорить?

– Интереснее на свете жить. – Поправил сползающий с живота халстух. – Свет, ты сколько лет живешь? Сколько зим-лет?

– Восемнадцать.

– Ого-го, какая старая. – Удивился, внимательно оглядывая Светку со спины. – А сзади, выглядишь как молодая. Не знал. В восемнадцать раз старше.

– Я и есть молодая. – Обиделась начальница. – Мы девы долго живем и долго развиваемся. Если думаешь, что в капусте детей сразу взрослыми находят, то глубоко ошибаешься, гумункулус кастрюльный.

– Извини, не хотел обидеть. В вопросах деторождения, небольшой специалист. Я в кастрюле сразу взрослым вскипел. Две недели от роду.

– И очень плохо. – Мечтательно добавила. – Детства лишился, безоблачного. Самых приятных мгновений жизни. Мир познаешь постепенно. Учишься, растешь, приобретаешь личный опыт, шаг за шагом. Первые слова, улыбки, буквы.

– Что приятного в детстве, кроме розового сюсюканья? Просвети. Мне казалось, с рождения умным лучше, получаешь сразу и сейчас.

– И страдаешь от ума. Знания намешаны салатом. Колбаса, капуста под майонезом. Для взрослого вкусно, ребенку – испорченный кишечник.

– Да? Никогда не задумывался. А еще приятного в детстве?

– Сразу и не вспомнишь, но очень много. Взрослые тети холят и лелеют, жалеют, прощают, учат жизни и знаниям.

– Спасибо капусте, за наше счастливое детство? Не знаю, не пробовал. Неужели никаких плохих воспоминаний? Не верю.

– Зря. Играй, веселись, почти никаких обязанностей, одни развлечения. Как помню, один раз с девчонками, сбежали купаться вместо учебы. Весело было, правда вечером попало, ремнем по мягкому месту и ужина лишили…

– Да? А еще?

– Помню, вредной учительнице-мучительнице подложили огромную, острую кнопку под сиденье стула. Как учителка подпрыгнула, как громко орала…, чуть стекла не вылетели из окошек… – Светка мечтательно закатила глаза в небо, вспоминая приключение, но грустно вздохнула. – Веселились пять минут, а пострадали все. Как зачинщица, три дня в карцере просидела. Подружки верные заложили. Потом классом прощения попросили, до следующего раза, пока не намазала жиром пол, перед школьной доской. Училка чуть ногу не сломала и сидеть на стуле не могла три дня. Отбила толстый зад. Подружки радовались, а меня выпороли.

– Что-то дорогая Света, светлые детские воспоминания, связаны с проказами и наказаниями. Что ж хорошего? Где холят и лелеют, не врубаюсь? – Снисходительно покачал головой. – Странное розовое детство.

– Не всегда хулиганили. – Не согласилась Светка. – Иногда и без наказания обходилась. Еще помню, залезли на кухню и втихушку варенье съели, свалили на крысу. Три дня животом маялись, но никто не признался. А как мечтали, что когда вырастим взрослыми девами, будем делать что захотим.

– Да… – Усмехнулся. – Воровали у родственников? Приятное детство. Замечательные воспоминания. И ты меня жалеешь, что обделен романтикой юности? Извини-подвинься.

– У тебя и этого нет. – Обиделась Светка и зашагала быстрее, ловко продираясь сквозь кусты. – Мы были веселыми, глупыми детьми и жили без взрослых забот, где бесконечные трудовые обязанности и нудный долг перед племенем. Счастливыми, потому что жизнь впереди. Да, могли баловаться, зная что накажут, но и пожалеют. Картина рисовалась в розовом свете, а теперь? Беспросветная суровая реальность.

– Ты права. – Согласился и замолчал, пытаясь представить каким бы был ребенком в детстве. Без жизненного опыта и представлять тяжело, чего нет в принципе. Но пойдем другим путем. Извилистым. Светкины воспоминания связаны с сильными ощущениями, а чтобы запомнить, как хорошо, надо непременно сравнить с плохим. Попробовал сладкое – получи горькое. Жизнерадостно нагадил ближнему – получи заслуженный урок. Черное – белое, чередуется. Плохо в кастрюле – вылез, стало прекрасно. Подожди, дорогой товарищ. Детство – начало дороги. Когда начинается? Когда стал обладать памятью и разумом? Если идти по прямой, то у меня было детство. Ура. Разобрались.

Мы шли и шли, продираясь сквозь лес, неизвестно куда, уходя от погони. Мысли путанее, ноги едва поднимаются, а неутомимая начальница шагает и шагает. Не выдержал и решил поднять бунт на корабле.

– Свет, я окончательно устал. Еще немного и упаду как загнанная лошадь. Пристрелишь, чтобы не мучился?