Текст книги "Распад мировой долларовой системы:ближайшие перспективы."

Автор книги: Ю. Маслюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

2. ОСНОВЫ КИТАЙСКОЙ ФИНАНСОВОЙ МОЩИ

Общее правило таково: сначала создается эффективная денежная система, состояние которой не лимитирует развитие экономики и, тем более, не может являться причиной кризисов, затем на ее базе – эффективная и мощная кредитная система, затем на базе кредитной системы – эффективные и мощные фондовые рынки, после чего при наличии достаточно сильной валюты национальная система перераспределения финансовых ресурсов в рамках национальных границ превращается в фактор, имеющий глобальное значение, а при наличии особо благоприятных условий – в ядро мировой финансовой системы, как это произошло с финансовой системой США.

Финансовая система КНР (без Гонконга и Тайваня) находится в начале третьей фазы развития. Предыдущие фазы успешно пройдены, причем уже во второй фазе Китаю (повторяя в этом отношении опыт Тайваня, но во много больших масштабах) удалось создать эффективно работающую в рыночном режиме сверхмощную кредитную систему (см. табл.1, стр.286). Китайские достижения становятся особенно очевидными, если сравнить положение с развитием денежно-кредитной системы в Китае и в России.

В России кредитная система настолько слаба и настолько оторвана от реального сектора, что она не в состоянии обеспечить предприятия даже деньгами на расчетных счетах – их в начале 2000 года было примерно в 3 раза меньше нормы.

Валовые размеры краткосрочного кредитования в Российской Федерации ничтожны, средне– и долгосрочное кредитование практически отсутствует. В КНР же общая масса кредитов больше 3 млрд. долл., а средне– и долгосрочных – немногим менее 1 млрд. долл., если иметь в виду только кредиты экономике.

Огромные размеры кредитных ресурсов делают возможным быстрое развитие частного сектора (акционерные компании и индивидуалы).

В России частный сектор получил почти все свои капиталы даром, под предполагаемую эффективность, и пока что ничего, кроме способности их проедать, не продемонстрировал.

В Китае частный сектор получил почти все свои капиталы под обязательство доказать свою эффективность отработкой кредита, получаемого под реальный, положительный процент. Это помимо прочего "включило" механизм отбора предпринимателей и менеджеров: те, кто сумели эффективно распорядиться кредитами, пошли в гору, а те, кто не сумел сделать это – выпали из рядов предпринимательского сообщества и, во всяком случае, были "наказаны", но не киллером, а экономикой.

Очень важный момент: иностранный капитал идет в КНР не в последнюю очередь потому, что основанные иностранцами предприятия имеют полную возможность кредитоваться в КНР, что они и делают. По состоянию на конец 1995 года только средне– и долгосрочные кредиты, полученные предприятиями промышленности, которые основали иностранные собственники, составили 161 млрд. юаней (КСЕ, 1996, с.416).

Как бы то ни было, но Китай уже превратился в великую кредитную державу, и еще в 1997 году вклады в китайские банки были сравнимы по величине со вкладами в американские банки за 10 лет до этого.

Эффективный фондовый рынок, то есть рынок, способный адекватно оценивать акции, невозможен без развитой системы кредитного обслуживания экономики, и в том числе – покупателей акций. Такой системы нет в России, но она есть в Китае. Поэтому в России эффективный фондовый рынок в принципе невозможен. В Китае же он возможен не только в Гонконге. Во всяком случае, там необходимые предпосылки для его развития налицо.

3. ВАЛЮТНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ НАСТУПАТЕЛЬНОЙ И ОБОРОНИТЕЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ КИТАЯ НА МИРОВЫХ РЫНКАХ

Эволюция валютной политики Китая примечательным образом копирует эволюцию валютной политики Японии. Иена не претендует на звание полноценного соперника доллара только в силу политической слабости Японии, которая, сталкиваясь с американским нажимом, отступает не только в валютном вопросе, но и в вопросе о либерализации, и эти отступления обошлись ей очень дорого. Юань, по-видимому, в конце концов будет-таки претендовать на то, на что не осмелилась претендовать иена. И на то есть уважительные причины: так, еще в 1980 году, согласно данным, опубликованным Китайским экономическим ежегодником (ниже – КЭЕ), то есть одним из двух основных официальных статистических изданий, в 1986 и 1990 гг. в разделе «ядерная промышленность» продукция военного назначения составила 2116 млн. юаней – при том, что ввиду дешевизны в тот период в КНР энергосырья и практически нулевой стоимости услуг и рабочей силы, паритет покупательной способности юаня в ядерной промышленности КНР в 1980 г. составлял много выше 1 доллара, а стоимость среднего ядерного боеприпаса в этот период не превышала 1 млн. долл.

Что же касается динамики конкурентоспособности экономики Китая, то она также копирует таковую у японской экономики. Китай так же, как и Япония, имеет огромное положительное сальдо в торговле с США, которое в 1999 году достигло примерно 50 млрд. долл. Курс иены, как известно, в течение длительного времени примерно вдвое занижал ее усредненную покупательную способность. Правда, что касается продовольствия, то он ее завышал, а что касается энергоносителей – не занижал.

Курс юаня также занижает его усредненную покупательную способность, причем с 1985 года изменения курса в общем соответствовали изменению покупательной способности.

В 1995 году при курсе 835 юаней за 100 долл. покупательная способность юаня превышала курсовую:

– в среднем по промышленности в 3–4 раза,

– в капитальном строительстве в 4–6 раз,

– в отраслях, производящих рыночные услуги, приблизительно в 10 раз,

– по рыночному сектору экономики в целом в 4–5 раз,

– для бюджетного сектора минимум в 8 раз.

Однако по отраслям, производящим сырье и полуфабрикаты, курс примерно соответствовал покупательной способности юаня.

Существенная особенность политики китайского курсообразования как раз и состоит в том, что курс юаня определяется не "спросом рынка" (то есть на практике не теми, кто хочет вывозить капитал или обменивать юани на доллары), а внутренними ценами на основные виды сырья и полуфабрикатов, какими они установились в процессе работы экономики в рыночном режиме. Здесь надо заметить, что с 1980 года по 1995 год они относительно среднего уровня цен сильно выросли. При том, что заводские цены в отраслях, производящих конечный продукт (машиностроение, производство предметов потребления), если считать по курсу доллара, в 2–4 раза ниже среднемировых цен.

Отрасли, производящие сырье и полуфабрикаты, почти целиком принадлежат государству, и оно в состоянии эффективно контролировать цены на соответствующие товарные группы. В результате даже в отраслях с большим объемом импортной субституции внутренние производители все же контролируют основную часть рынка. Эта структура внутренних цен имеет следующие достоинства:

во-первых, экспортеры работают в чрезвычайно благоприятных условиях, и экспорт стимулируется (что вообще представляет чрезвычайно широко распространенное явление), а собственные производители достаточно хорошо защищены от конкуренции (чем-то вроде 100 % тарифных начислений);

во-вторых, колебания цен на мировом рынке не в состоянии оказать существенное влияние на внутреннюю ценовую ситуацию.

Поэтому курс юаня можно держать стабильным в условиях самых широких колебаний цен на мировом рынке. Если цены на экспортные товары падают, экспортеры, обладая огромным ценовым запасом прочности, могут совершенно спокойно понижать цены и продолжать экспорт. Внутреннего рынка это вообще не касается. Если же цены на импортные товары растут, то либо меняется структура импорта, либо, если товар, на который выросла цена, стратегический, цена которого на внутреннем рынке так или иначе регулируется (например, прокат черных металлов), то внутренние цены остаются постоянными, а рост издержек, связанный с импортом "дорогого" товара, касается только импортера. Естественно, что продолжение импорта будет идти лишь тогда, когда он не оказывает большого влияния на общий уровень его издержек и на уровень прибыли.

Если валютные потоки не регулируются, курс сильно занижает покупательную способность национальной денежной единицы, а доля импорта в покрытии потребности и доля экспорта в производстве велики, то колебания цен мирового рынка всегда переходят в национальную экономику с усилением. В Китае это не имеет места. Экономическая и финансовая политика КНР, следовательно, таковы, что юань, аналогично тому, как обстояло дело с иеной в 50-е-60-е годы, и, в общем, по той же причине чрезвычайно эффективен и как средство экономической обороны, и как средство экономического наступления.

В 90-е годы под юань была подведена мощная валютная база, которая в начале 80-х годов практически отсутствовала. Тем самым была создана еще одна линия защиты юаня.

Валютная политика КНР в том, что касается валютных запасов, строится на тех же основаниях, что и валютная политика Тайваня, Сингапура, Таиланда, Малайзии. Валютные резервы в конце концов доводятся до уровня, соответствующего массе наличных и безналичных денег на расчетных счетах, а затем этот уровень еще перекрывается. Так, маленький Сингапур располагал в 1997 году валютными запасами в 77 млрд. долл. Его сосед Малайзия располагала в июне 1997 года валютным запасом в 26,6 млрд. долл. и, кроме того, 73 тоннами золота (КСЕ, 1998, с.939). В 1997 году этого оказалось недостаточным. Валютные сверхзапасы Сингапура оказались достаточными.

Показателем внимания, которое уделяется Китаем наращиванию валютных запасов, является то, что в 1992-95 гг. поступления от зарубежных займов в сумме свыше 40 млрд. долл. намного перекрывались ростом официальных валютных запасов (62 млрд. долл.) (КСЕ, 1996, с.245, 616).

По данным издающейся в КНР «Экономической газеты» (11.03.93, с.2) в конце 1992 года Минфин КНР располагал золотовалютными резервами в 50 млрд. долл. (по данным КСЕ, 1998, с.939, они вдвое меньше), и, кроме того, уполномоченные организации располагали валютой стоимостью 150 млрд. долл. Сверх того, в Гонконге КНР принадлежали активы стоимостью 100 млрд. долл. Всего в КНР (без Гонконга), согласно этим данным, обращалось 200 млрд. долл. валюты, что примерно соответствовало массе денег в обращении, включая безналичные деньги, то есть деньги на расчетных счетах, если считать по курсу.

В 1997 году официальные валютные резервы КНР составили 139,8 млрд. долл. (в Японии 223 млрд. долл.) плюс золотой запас в 392 тонны (в Японии – 754 тонны) (КСЕ, 1998, с.939).

В связи с общей установкой вывода золотовалютных резервов на уровень массы денег в обращении с учетом безналичных (М1), валютные резервы КНР, по-видимому, достигнут в не слишком отдаленном будущем уровня, превышающего 400 млрд. долл. А все валютные резервы «китайского экономического мира» вместе с Тайванем, Сингапуром, Малайзией и Таиландом (экономическая жизнь последних контролируется китайской общиной и спецслужбами КНР) могут намного превысить 600 млрд. долл. (без золота). Это революционизирует мировую финансовую ситуацию. Либо на месте долларовой мировой системы возникнет совокупность локальных валютных зон, причем в долларовую зону войдут Латинская Америка, возможно, Африка южнее Сахары (программа Буша-младшего предполагает привязку этого региона к США посредством «свободной торговли») и опять-таки, возможно, Россия или какой-либо ее «кусок», либо же придется возвращаться к какому-то варианту системы золотого стандарта и возвращать золоту украденное у него бумажками королевское место.

Нельзя исключить и возможность крупномасштабного военного конфликта (с непременным втягиванием в него Китая) как способа решения финансовых проблем. Такое уже бывало. В мягком варианте подобная грозная для доллара ситуация сложилась к началу 1997 г., когда золотовалютные резервы вместе взятых Сингапура, Малайзии, Таиланда, Тайваня и Гонконга превысили 200 млрд. долл., а с Южной Кореей составили примерно 250 млрд. долл. (КСЕ, 1998, с.939).

Атака спекулятивных фондов позволила «вскрыть этот нарыв» и, соответственно, оздоровить доллар. Южная Корея и часть «асеановцев» попали в плен к МВФ.

Однако по существу проблема не решена, а лишь отсрочена – уже потому, что ни Сингапур, ни Тайвань, ни даже Гонконг не пострадали и остались при своих валютных резервах. Малайзия восстановила способность к росту. А Китай в виде КНР вообще оказался не по зубам ни спекулятивным фондам, ни международному сообществу. Валютные резервы Китая по-прежнему висят над мировыми финансовыми рынками грозовой тучей. И они, конечно, в несколько раз больше официально заявленных величин.

В связи с этим особого внимания заслуживает проблема золотого запаса Китая. Официально он не растет: в 1980 году называлась цифра 398 тонн золота, а спустя 17 лет – 392 тонны, тогда как золотой запас США составлял в 1997 году 8140 тонн, Германии – 2960 тонн, Франции – 2546 тонн, Италии – 2074 тонны (КСЕ, 1998, с.939).

Однако, в отличие от всех перечисленных стран, Китай является крупным производителем золота. И можно только гадать, сколько золота ежегодно добывается в Китае – 400 тонн, 1000 тонн, или еще больше. Реальный золотой запас, которым располагает китайское руководство – это большая неизвестная величина.

Незначительность заявленных валютных размеров Китая к началу 80-х годов после того, как десятки лет сотни тысяч, если не миллионы, заключенных добывали там золото, и после того, как этим же делом, уже по официальным данным, занимались массы вольных старателей, является показателем того, что в качестве реального валютного резерва в Китае во времена Мао Цзедуна, как и в СССР при Сталине, рассматривались, главным образом, золото и серебро. С тех пор этот резерв, конечно, значительно вырос.

Вопрос заключается в том, каково соотношение золотого и серебряного резерва КНР, с одной стороны, и ее долларовых резервов, с другой. Если это соотношение велико, то Китай при известных условиях может очень легко пойти на игру против доллара. И тогда процесс накопления долларовых валютных резервов отнюдь не обязательно является свидетельством стремления КНР подвести под юань долларовую базу. Но в любом случае долларовый резерв – не только средство защиты. Он всегда может быть использован и как средство нападения.

4. СТРУКТУРА СИСТЕМЫ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ФИНАНСОВ КНР И ЕЕ СПОСОБНОСТЬ ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЯТЬ ВВП

Достаточно широко распространено представление о финансовой слабости современного китайского государства. Эта точка зрения не соответствует реальному положению вещей.

Современная структура системы государственных финансов КНР далеко не такова, какой она была в 50-е годы и имеет мало общего со структурой системы государственных финансов таких стран, как США и Канада, для которых характерно сосредоточение почти всей массы перераспределяемых государством финансовых ресурсов в бюджетной системе. Зато система государственных финансов КНР ныне имеет много общего с таковой у Японии в 50-е-70-е годы. Последняя, как известно, включала помимо собственно бюджетной системы в составе государственного и местных бюджетов также:

– систему специальных правительственных фондов, в целом аналогичную системе внебюджетных фондов Российской Федерации в период ее наибольшего развития;

– фонд децентрализованных финансовых ресурсов государства, имеющий в качестве базы доходы от государственных предприятий и имуществ, не поступающие в бюджет;

– систему финансов государственных предприятий. Так, в начале 80-х годов в финансовой системе Японии насчитывалось помимо бюджетов центрального правительства и местных властей также 5 специальных счетов центральных и около 7 тысяч счетов местных органов власти, включая как специальные фонды, так и счета казенных предприятий, служб, корпораций (Финансы капиталистических государств, (под ред. Б.Г.Болдырева).// М.: Финансы и статистика, 1985, с.265).

Аналогичным образом система государственных расходов КНР включает:

– государственный бюджет, причем, как утверждается, местные бюджеты инкорпорированы в государственный бюджет;

– систему внебюджетных доходов и расходов, включая доходы и расходы, субъектами которых являются центральные и местные власти;

– систему регулируемых расходов, не относящихся в соответствии с действующими классификационными правилами к внебюджетным расходам (аналог японского фонда децентрализованных ресурсов государства);

– систему финансов государственных предприятий.

Изменение классификационной схемы в 1993 году привело к резкому уменьшению внегосбюджетных расходов. В связи с этим утверждается (КСЕ, 1998, с.268), что данные о таких расходах до 1993 года и после 1992 года несопоставимы. Однако по существу, видимо, мало что изменилось.

Государственный бюджет КНР по характеру расходных статей и их удельному весу является аналогом государственных бюджетов Японии и Тайваня, не включающих местные расходы. В разделе международных сопоставлений КСЕ он сопоставляется с центральными бюджетами стран, бюджетные системы которых включают и центральный, и местные бюджеты. Тем не менее, формально провинциальные бюджеты Китая включаются в государственный бюджет. В 1980 году на их долю приходилось 46 % расходов госбюджета (в 1957 году – меньше 30 %), в 1985 году – больше половины, в 1990 году – 2/3, в 1995 году – 71 % (КСЕ, 1996, с.235). Это одна из многочисленных загадок китайской финансовой статистики.

Фактически, независимо от того, как это оформляется в классификационном плане, бюджеты уездов и округов большей частью или целиком не включаются в государственный бюджет.

В содержательном плане существенно также подразделение государственного бюджета КНР на, первое, бюджет текущих расходов, второе, бюджет капиталовложений и, третье, кредитный бюджет.

Доходы последнего составляют займы и кредиты, а расходы – затраты на обслуживание внутреннего и внешнего госдолга и перечисление остатка в центральный бюджет.

Военные расходы включаются в бюджет текущих расходов и, следовательно, не включают затраты на приобретение снаряжения, военной техники и на капитальное строительство. Однако эти затраты не фигурируют и в бюджете капиталовложений. Они, видимо, относятся к категории внебюджетных расходов. Согласно оценке, приведенной в ежегоднике СИПРИ за 1994 год, они, будучи за пределами бюджета, вдвое превышают бюджетные затраты на военные цели. Кроме того, вне бюджета находятся также затраты на НИОКР в объеме (на 1993 год) около 70 % от видимых военных расходов.

К системе государственных расходов необходимо также отнести (КСЕ, 1996, с.139, 236, 292, 301):

– почти целиком все трансферты (пенсии, пособия и т. п.), составлявшие в 1995–1997 гг. 4,5–5 % ВВП;

– другие затраты социального характера, включая затраты на здравоохранение, составлявшие 3–4 % ВВП;

– затраты на капиталовложения, проходящие по официальным внебюджетным расходам и составляющие 1/3 объема госрасходов (в 1990 году они составляли 5 % ВВП, а в 1994 году – немногим более 1 % ВВП);

– прочие эффективно регулируемые в отношении объема капиталовложения (в 1995–1997 гг. – около 10 % ВВП);

– учитываемые статистикой в качестве внебюджетных административные расходы.

Сюда еще нужно приплюсовать субсидии убыточным предприятиям, которые не включаются в расходные статьи бюджета, а включаются в его доходную статью со знаком "минус" (в 1995 году – 0,6 % ВВП).

Общий интегральный показатель, исходя из разных методик расчета, может быть немного больше или меньше, но это не меняет сути дела: реально китайское государство перераспределяет достаточно большую часть ВВП, чтобы Китай был мощной в финансовом отношении державой. Имея в виду это обстоятельство, составители методических примечаний к разделу «Общественные финансы» КСЕ за 1998 год сочли целесообразным отметить: «Общие доходы и общие расходы центрального правительства и местных правительств не показывают реальной финансовой силы правительств различных уровней».

Любопытная ситуация сложилась с освещением расходов и доходов центрального бюджета. Из расходов центрального бюджета исключены:

– субвенции регионам;

– затраты на обслуживание госдолга;

– затраты на оснащение армии военной техникой, а также затраты на военное капитальное строительство и, возможно, военные НИОКР.

Таблица 2 Расходы системы государственных финансов КНР на 1995 год (в %% к ВВП).

Таблица 3 Центральный бюджет КНР (в сопоставимом с российским федеральным бюджетом виде) по состоянию на 1995 год (в %% к ВВП).

Из доходов центрального бюджета, соответственно, исключены поступления за счет кредитов и займов, а также доходы, покрывающие затраты на оснащение армии техникой и вооружением, военное капитальное строительство и, возможно, военные НИОКР.

Приблизительно такими же были расходы по приведенному центральному бюджету в 1996–1997 гг.

Оценивая возможности правительства КНР влиять на экономическую ситуацию и финансовые потоки в условиях уже сложившейся китайской экономической модели, необходимо также учитывать, что еще в 1997 г. в КНР имелись, в частности, такие структуры:

– министерства угольной промышленности, электроэнергетики, металлургии, химической, машиностроительной и электронной промышленности, министерство железных дорог, министерство коммуникаций (помимо министерства почт и телекоммуникаций);

– группа корпораций оборонной промышленности с общей занятостью в несколько миллионов человек;

– Китайская нефтяная национальная корпорация;

– Китайская нефтехимическая корпорация;

– Китайская корпорация цветных металлов.

Основа этих мощных экономических структур сохранится в Китае при всех обстоятельствах и несмотря на их значительную подверженность местным влияниям. Тем не менее через их посредство правительство КНР в состоянии оказывать влияние, программирующее экономику в целом, в том числе – на финансовые потоки, в несколько раз превышающие номинальный центральный бюджет в том виде, который он имел в 1995–1997 гг. Это, соответственно, сокращает потребность в перераспределении финансовых ресурсов через бюджет и делает возможным эффективное функционирование экономики при относительно небольших размерах чисто бюджетного перераспределения ВВП. То есть срабатывает принцип: чем больше госсектор – тем меньше бюджет, чем меньше госсектор – тем больше бюджет. Обнулив госсектор, развитые экономики компенсируют его отсутствие огромными размерами бюджетного перераспределения ВВП. КНР в 90-е годы сохраняла мощный госсектор и поэтому могла обойтись относительно скромными размерами перераспределения ВВП не только через бюджет, но и через систему государственных финансов в целом. И в теоретическом плане возникает большой вопрос, какая из схем регулирования экономики, через госсектор или через систему государственных финансов, и при каких условиях больше благоприятствует делу экономической свободы.