Текст книги "10-я симфония"
Автор книги: Йозеф Гелинек
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Глава 35
Даниэль Паниагуа получил репродукцию недавно найденного портрета Бетховена, заказанную через интернет, в целости и сохранности.
Живопись была великолепна.
Среди многочисленных изображений композитора наиболее известен портрет кисти Штилера, где музыкант в искусно повязанном вокруг шеи красном шарфе и с партитурой «Торжественной мессы», которую он считал лучшим своим произведением, мрачно, слегка исподлобья смотрит на зрителей.
Штилер чрезвычайно гордился этой картиной, утверждая, что гений впервые согласился позировать художнику, и то лишь после долгих уговоров супругов Брентано, его друзей и покровителей. По памяти пришлось дописывать только руки, сжимающие ноты и карандаш, потому что композитор больше ни за что не соглашался позировать. Именно руки на новом портрете, не считая загадочной, как у Джоконды, улыбки, привлекли внимание Даниэля. Если левая рука спокойно лежала на корпусе рояля, то в правой он держал нотную тетрадь, на которой легко читались нотные знаки:
Это была одна из самых необычных мелодий, с которыми когда-либо приходилось сталкиваться Даниэлю. Особое его внимание привлекло настойчивое повторение в начале и конце строки интервала, который музыканты именуют тритоном, так как его величина составляет три целых тона. Со времен Средневековья и вплоть до эпохи барокко этот интервал называли «дьяволом в музыке», полагая, что с его помощью можно вызывать Сатану.
В одном старинном музыкальном трактате Даниэль прочел, что певцов, уличенных в интонировании этого интервала, могли подвергнуть пыткам и даже послать на костер, все остальные рассуждения о тритоне были покрыты густейшим теологическим мраком. В других сочинениях утверждалось, что тритон имеет сильную сексуальную составляющую, и потому церковные власти изгнали этот интервал из духовной музыки. Несколько веков спустя Леонард Бернстайн в «Вестсайдской истории» использовал тритон в качестве главного интервала, видимо, как символ непреодолимого влечения, которое испытывают друг к другу Тони и Мария:
Тритон был интервалом, отделявшим первые слоги имени героини и затем, после третьего слога, разрешавшимся великолепной квинтой, как будто страстное желание, которое испытывал Тони, нашло выход в этом последнем звуке. Даниэль подумал, что даже современный человек, услышав тритон, мгновенно ощущает чувство тревоги, как будто над ним нависла угроза. Возможно, по этой причине композитор Дэнни Элфман, автор саундтрека к «Симпсонам», в своей знаменитой музыкальной заставке к сериалу использовал «дьявола в музыке», чтобы подчеркнуть неисправимый характер Барта:
Осознав, что отвлекся от Бетховена и мелодии из нотной тетради, Даниэль попытался установить связь между «дьяволом в музыке», которого обвел кружками, и каким-то эпизодом из жизни композитора.
И вот тогда он вспомнил об иллюминатах. Бетховен открыто симпатизировал этому тайному обществу. В отличие от масонов, к которым принадлежал, к примеру, Моцарт, оно не требовало от своих членов веры в Высшее Существо. Поэтому в секту иллюминатов, куда входили многие друзья Бетховена, проникло немалое число агностиков и атеистов, придававших этому обществу явную антиклерикальную направленность. Таким образом, врагами иллюминатов были Католическая церковь и европейские монархи, утверждавшие, что получили свою власть от Бога. Самые рьяные очернители обвиняли иллюминатов в том, что именно они задумали и руками якобинцев осуществили Французскую революцию. Их зловещая тень якобы осеняла даже русскую революцию 1917 года. Еще не так давно, в 1983 году, кардинал Ратцингер, ныне папа римский Бенедикт XVI, заявил в документе, опубликованном Святым престолом, что в XX веке Рим с неудовольствием продолжает наблюдать за обществами масонского типа (наподобие иллюминатов) и что вдохновляющие их принципы несовместимы с учением Церкви, потому католикам, дабы не впасть в смертный грех, запрещается входить в них под страхом отлучения от причастия.
Не превратился ли Бетховен, чьи расхождения с имперской властью Вены постоянно усиливались, из человека, всего лишь симпатизирующего тайному обществу, в его активного члена и не стал ли подобно Моцарту, принадлежавшему к масонской ложе, по особым случаям сочинять иллюминатскую музыку?И, учитывая явно антиклерикальный уклон этого общества, не выбрал ли он «дьявола в музыке», интервал, запрещенный папой со времен Средневековья, чтобы бросить вызов наместнику Бога на земле?
Наконец Даниэль задался вопросом: не имеет ли секта иллюминатов, которая, похоже, до сих пор активно действует во многих странах, какое-то отношение к ужасному убийству Рональда Томаса?
Глава 36
Инспектор Матеос так долго не менял позу – ноги скрещены на письменном столе, а руки закинуты за голову наподобие подголовника, – что его помощника, младшего инспектора Агилара, так и подмывало бросить ему монету, как бросают деньги «живым статуям», чтобы те хотя бы пошелохнулись. Вместо этого он произнес:
– Принести кофе, шеф?
Матеос, обдумывавший собранную информацию по делу Томаса, казалось, не слышал вопроса. Однако он подействовал не хуже монеты, потому что Матеос поменял позу и снял ноги со стола. К тому же оказалось, что он все прекрасно расслышал, потому что сказал:
– Да, с сахаром, пожалуйста.
– С сахаром? Уверен?
– Да, уверен. Вообще-то я не пью с сахаром, но сейчас, когда приходится ломать голову, мне его не хватает. Мозг – наш самый прожорливый орган, Агилар, он поглощает шестьдесят процентов сахара, содержащегося в крови, около четырехсот пятидесяти калорий в день. К тому же, в отличие от других органов, мозг не способен сохранять энергию в виде жиров или гликогена, он постоянно нуждается в топливе.
– Значит, принести тебе две порции?
– Было бы неплохо.
Через две минуты младший инспектор Агилар вернулся с двумя стаканчиками кофе.
– И над чем ты ломаешь голову сейчас, инспектор?
– Пока ты ходил за машиной, Оливье Делорм рассказал мне историю, в которой стоит разобраться. Как нам уже известно, в том же отеле, что и дочь Томаса, живет еще кое-кто, знавший жертву, потомок Наполеона Бонапарта. Точнее, он прапраправнук младшего брата Наполеона и в то же время один из законных наследников французского престола.
– Но во Франции республика!
– Знаю. У нас, в Испании, монархия, но республиканские партии все же существуют.
Неподалеку раздался сигнал патрульной машины, и Матеос заметил, что его помощник отвлекся. В какой-то момент инспектору показалось, что тот сейчас завоет, как иногда, заслышав сирену, воют собаки. Подождав, пока сигнал стихнет вдали, инспектор продолжил рассказ:
– У этого человека есть загородная вилла в Аяччо. Там недавно был найден портрет Бетховена, о котором раньше никто не слышал. Попробуй угадай, кто обнаружил, что на портрете изображен Бетховен?
– Томас?
– Точно. Портрет всегда находился в доме Бонапартов, но они считали, что там изображен какой-то врач.
– Минуточку, я запутался. Каким образом Томас познакомился с Бонапартами?
– Через свою дочь, Софи, она музыкотерапевт. Мать Софи Лучани корсиканка, у нее на острове сказочный дом. Дочь тоже живет в Аяччо и работает там по специальности. Как рассказал мне Делорм, супруга Бонапарта, законченная истеричка, страдала всеми мыслимыми болезнями, по большей части мнимыми. Одним из ее постоянных недугов была бессонница, с которой с трудом удавалось справиться с помощью лекарств.
– Мнимая бессонница?
– То есть?
– Она считала, что не может спать, а на самом деле спала?
– Ты что, издеваешься?
– Ты только что сказал, что большинство ее болезней были мнимыми.
– Нет-нет, бессонница была самая настоящая. Сначала она боролась с ней при помощи снотворных, но после них всегда встаешь усталый и раздраженный.
– Кроме того, они вызывают привыкание.
– Вот-вот. У княгини Бонапарт развилась зависимость от лекарств, и ее муж, испугавшись, собрал в один прекрасный день все таблетки и выкинул их в раковину. Но стало еще хуже, без снотворных она совсем не могла заснуть. В какой-то момент, по словам Делорма, она оказалась на грани самоубийства: не спала четверо суток, отчего у нее возникли галлюцинации, она разучилась читать – в общем, просто ад. Она видела, как из ее туфель поднимается дым, видела, как по письменному столу ползают отвратительные насекомые, словно была в белой горячке. И как раз тогда кто-то рассказал им о музыкотерапии, которой занимается дочь Томаса, и они обратились к ней – подобно тем, кто, разочаровавшись в традиционной медицине, прибегает к помощи колдуньи или знахаря.
– И это дало результаты.
– Да, Делорм уверяет, что улучшение наступило через две недели, а все лечение продолжалось три месяца. Жанна Франсуаза, так зовут эту женщину, не знала, как ей благодарить Софи Лучани, ведь та спасла ее от невыносимых мук, и они сделались близкими подругами.
– Ну и ну!
– В смысле?
– Эта дама лечилась от бессонницы, слушая музыку, а я часто не могу заснуть из-за музыки, которая доносится из паба внизу.
– Ты же полицейский. Устрой им разнос.
– Какое там! Если паб закроют, чувство вины не даст мне заснуть.
– Сколько раз я тебе говорил: нельзя быть полицейским и при этом – хорошим человеком.
– Как Томас обнаружил портрет?
– Княгиня Бонапарт в течение нескольких месяцев приглашала Софи с отцом к себе во дворец на ужин. Делорма не приглашали, потому что он гей.
Во рту инспектора Матеоса мелькнул темный от кофе кончик языка, Агилару он показался язычком ядовитой ящерицы. Где-то он читал, что ящерицы, как и змеи, высовывают язык, чтобы учуять добычу.
– Портрет, – продолжал инспектор, – висел в небольшой проходной комнате во дворце Бонапартов в Аяччо. Никто его особо не разглядывал. После ужина княгиня захотела показать отцу Софи дом, и когда они проходили мимо портрета, Томас сразу же обратил на него внимание.
– Он разбирался в живописи?
– Нисколько. Но как только увидел портрет, сказал хозяевам, что на нем изображен Бетховен. Поскольку он специалист по этому делу, то есть по Бетховену, они сразу ему поверили. Теперь князь отправил портрет в Мюнхен на выставку.
– Ты думаешь то же, что и я, инспектор?
– Ну да. Если в доме князя Бонапарта находился никому не известный портрет Бетховена, почему бы там не быть и рукописи Десятой симфонии?
Глава 37
Джейк Малинак застыл у телефона как вкопанный, когда Даниэль Паниагуа сообщил ему, что письмо, найденное в Школе верховой езды, возможно, адресовано легендарной «бессмертной возлюбленной».
Джейк не слишком в этом разбирался, но о «бессмертной возлюбленной» он знал не только по фильму, в котором Гари Олдман сыграл «боннского глухого». Учась в консерватории, он слышал, что после смерти Бетховена в марте 1827 года в его секретере обнаружили два документа огромной важности, о существовании которых не подозревали даже самые близкие ему люди. Один из них – «Хайлигенштадтское завещание» – представлял собой нечто вроде предсмертной записки самоубийцы. Бетховен сообщал своим братьям, что не может жить, зная, что оглохнет. Письмо так и не было отослано, потому что Бетховен сумел справиться со своей бедой.
Другим документом было письмо к «бессмертной возлюбленной», исполненное страсти послание, адресованное женщине, личность которой по тексту определить было невозможно. Эксперты терялись в догадках. В письме не было указано не только имя, но также год и место написания. По счастью, Бетховен проставил день, месяц и даже день недели, понедельник, что позволило серьезному исследователю, Соломону Мейнарду, почти с полной уверенностью отвергнуть все кандидатуры, кроме одной: Антонии Брентано. Паниагуа сказал Малинаку, что найденное им письмо к «бессмертной возлюбленной» в действительности представляет собой три письма, написанные за одни сутки. Бетховен использует именно это выражение – «бессмертная возлюбленная», называя ее любовью всей своей жизни. Он говорит, что любовь делает его счастливым и несчастным, потому что оба они не принадлежат друг другу полностью.
– Возможно, поэтому, – продолжал Паниагуа, – Бетховен и пишет: «Лучше нам некоторое время не встречаться». В письме к «бессмертной возлюбленной» есть также намек на препятствие их любви, вероятно, на то, что она замужем.
– Предположим, речь идет об Антонии Брентано. Что она собой представляла?
– Она жила в Вене с тысяча восемьсот девятого по тысяча восемьсот двенадцатый год. Была замужем за богатым франкфуртским виноторговцем и очень несчастлива в браке. Бетховен был их другом, приходил к ним домой, играл серенады, когда она болела, а это, кажется, случалось часто. Письмо к «бессмертной возлюбленной» написано так драматично, возможно, потому, что Бетховен узнал, что супруги Брентано собираются покинуть Вену и обосноваться во Франкфурте.
– Я одного не понимаю, – сказал Малинак. – Если Бетховен послал эти три письма своей возлюбленной, как они оказались в его секретере? Разве они не должны были остаться у нее?
– Бетховен отправил письма с курорта Теплице, где лечился от каких-то недомоганий, в Карлсбад, где находилась чета Брентано. Через несколько дней композитор встретился с ними в Карлсбаде и, наверное, там взял письма назад: ей было опасно хранить их у себя.
– Считается, что Антония Брентано была этой великой любовью Бетховена?
– Я могу сказать только одно: в его секретере кроме упомянутых мной документов нашли две миниатюры. Одна из них – портрет Терезы фон Брунсвик, которой он посвятил «К Элизе», а на другой изображена женщина, похожая на Антонию Брентано.
– Ну а кто был его вдохновительницей?
– Если Бетховен был масоном, трудно предположить его любовную связь с женой друга, поскольку масоны всегда делали упор на нравственные достоинства человека. Но поговаривают также о связи Бетховена с иллюминатами, отношение которых к адюльтеру было по меньшей мере иным.
– Но если найденное в Вене письмо Бетховена адресовано той же женщине, почему оно оказалось здесь, в Школе верховой езды?
– Есть еще одно обстоятельство, о котором я не упоминал, но забывать о нем не следует. В тысяча девятьсот одиннадцатом году журнал «Die Musik Publik» напечатал четвертое письмо к «бессмертной возлюбленной», оно произвело огромное впечатление на всех меломанов. Но через несколько дней выяснилось, что это фальсификация, розыгрыш, который устроил журнал.
– Но ведь письмо, найденное в Школе верховой езды, подлинное, это подтверждено экспертами. Кроме того, рядом с письмом раньше хранилось еще что-то, например партитура. Считается, что там могла лежать Десятая симфония Бетховена, которую, судя по тому, что ты мне рассказал, обнаружил этот Томас.
Паниагуа уже не слушал Малинака. Он отвлекся, вспомнив, что Хесус Мараньон обещал полмиллиона евро тому, кто сумеет обнаружить местонахождение рукописи Бетховена.
Глава 38
«Пти Карлтон» был одним из недавно открытых в городе отелей сети «Пти Пале». Создавшие ее бизнесмены восстанавливали старые, пришедшие в упадок здания, владельцы которых не хотели или не могли – например, из-за семейных неурядиц – выставить их на продажу. Эти здания брали в аренду на долгий срок и превращали в дизайнерские отели. В частности, «Карлтон» располагался в полностью переделанной гостинице XVII века, где атмосфера постоялого двора четырехсотлетней давности сочеталась с удобствами и техническими достижениями XXI века.
После того как открылся первый такой отель, Матеосу, у которого частенько случались любовные приключения, не раз хотелось посмотреть, настолько ли он красив, чтобы стать местом будущих свиданий. Встреча с Бонапартом давала ему прекрасную возможность удовлетворить свое любопытство. Возможно, именно поэтому инспектор не желал, чтобы его сопровождал Агилар, чьи замечания насчет секса вообще и прекрасного пола в частности всегда казались ему нелепыми и неуместными.
Князь попросил, чтобы рандеву состоялось где-нибудь в центре, поскольку ему предстояло сопровождать жену в марафонском пробеге за покупками, которому она собиралась посвятить вечер. Инспектор предложил встретиться в кафе в «Пти Карлтоне», расположенном в самом центре торгового квартала. Он застал француза вместе с женой в кафе-баре отеля, тот уже допивал «Кровавую Мэри». Когда инспектор подошел к столику, супруги встали и вежливо обменялись с ним рукопожатием.
Не успел инспектор приступить к делу, как появился похожий на гаитянского зомби официант и спросил, что он будет заказывать. Матеос попросил водки со льдом, но ему пришлось трижды повторить заказ: бармен, на чьих запястьях красовалось около полудюжины бисерных браслетов, а глаза так и норовили закатиться под лоб, был, казалось, поглощен каким-то ритуалом вуду.
Следуя привычной тактике неформальных допросов, Матеос первым делом произнес:
– Я постараюсь не отнять у вас много времени.
Князь неопределенно – то ли утвердительно, то ли отрицательно – мотнул головой.
Матеос главным образом хотел выяснить, кто именно солгал полиции – князь и княгиня или Делорм, когда, возможно, пытаясь создать себе алиби, утверждал, что все время был с Софи. Однако инспектор, не желая, чтобы супруги заняли оборонительную позицию, заговорил о другом.
– Как я уже сказал вам по телефону, – продолжал он, – я расследую убийство Рональда Томаса, и мне нужно прояснить кое-какие детали.
– Мы под подозрением? – спросил князь.
Матеос улыбнулся:
– Почему вы об этом спрашиваете?
Княгиня, до сих пор молчавшая, с некоторой нервозностью заметила:
– Ни муж, ни я не хотим быть втянутыми в скандал, инспектор. Через три месяца Луи Пьер должен участвовать в выборах, и любое упоминание его имени в связи с преступлением может ему повредить.
– В каких выборах?
– Я выставил свою кандидатуру на должность мэра Аяччо, столицы Корсики.
– У вас есть шансы победить?
– У меня серьезный соперник, Готье Росси, племянник легендарного корсиканского певца и актера Тино Росси.
– К сожалению, ничего о нем не слышал.
– Все решит избирательная кампания, и я собираюсь вложить в нее много денег. Тут я могу обставить своего соперника.
Матеос глотнул водки со льдом и, поскольку официант, который ее принес, смахивал на живого мертвеца, удивился, ощутив во рту приятный вкус спиртного, а не кровь обезглавленного петуха.
– Давайте поговорим о Томасе. В ночь, когда его убили, вы были в городе, верно?
– Да, накануне вечером мой муж читал лекцию о Наполеоне.
– Почему вы потом не пошли на концерт?
– Муж не очень хорошо себя чувствовал, – поспешила сказать княгиня.
– Ты дашь мне ответить или ты решила монополизировать беседу с инспектором? – вспылил князь.
– Дальше отвечай ты, – сказала княгиня, казалось, получавшая большое удовольствие от борьбы за первенство с собственным мужем.
– Я неважно себя чувствовал, поэтому мы предпочли остаться в номере.
– Именно так я и сказала. Хотя на самом деле тебе вовсе не стало плохо после ужина, просто у тебя был приступ злости.
– Замолчи, – рявкнул князь. – Тебя при этом даже не было.
Княгиню ничуть не испугал резкий, почти воинственный приказ мужа, она продолжала как ни в чем не бывало:
– На лекции кто-то высказывал сомнения относительно теории моего мужа о том, что Наполеон был отравлен.
– Это был провокатор. Почти каждый раз на моих выступлениях находится какой-нибудь Фома неверующий.
– И еще была одна сеньора, которая соглашалась с теорией отравления, но сомневалась, что убийцей был губернатор Святой Елены, как говорил мой муж. Эта сеньора считала, что убийцей мог быть Бетховен, которому помогали иллюминаты.
– Дорогая, все это не интересует полицию.
– В настоящий момент меня интересует все, что имеет отношение к Бетховену, – поспешил заявить Матеос, не упомянув, однако, о том, что мотивом преступления могла быть кража Десятой симфонии.
– Расскажите мне о портрете Бетховена, находившемся на вашей вилле в Аяччо. Верно ли, что его обнаружил Томас?
Князь, казалось, был поражен осведомленностью инспектора:
– Откуда вы знаете?
– Сейчас это не так важно. Возможно ли, что в портрете был спрятан какой-либо документ?
– Вы хотите сказать, между холстом и рамой?
– Да.
– Какого рода документ?
– Скажем, партитура.
– Не знаю. Этот портрет меня нисколько не интересовал и с лицевой стороны. Зачем мне было рассматривать его с оборотной?
– В тот вечер, когда сеньор Томас был у вас на ужине, он оставался с портретом наедине?
– Насколько я помню, нет. Хотя постойте, да. Томас выказал живейший интерес к нарисованным на портрете нотам и попросил меня найти карандаш и бумагу, чтобы их записать. Я отсутствовал несколько минут, чтобы принести ему то, о чем он просил, но думаю, не больше двух-трех.
– Более чем достаточно, чтобы изучить оборотную сторону портрета и похитить то, что там было спрятано. Что сказал Томас по поводу нот?
– Сказал, что, возможно, это ноты произведения, которое Бетховен писал в тот момент, и что это дает нам возможность установить дату написания портрета. Я помню, он говорил, что существует известный портрет, где Бетховен изображен с рукописью «Торжественной мессы» в руке.
– Что еще произошло в тот вечер?
– Вскоре после того как Томас обнаружил портрет, он стал проявлять волнение и нервозность и выказал желание покинуть виллу. Что, разумеется, и сделал, несмотря на протесты Софи, которая принялась ругать его и даже назвала невежей из-за того, что он хотел оставить нас так скоро.
– Значит, он ушел без дочери?
– Да, Софи оставалась с нами еще примерно час. Это было странно, поскольку за ужином Томас был очарователен и разговорчив. Он как раз начал работу над реконструкцией Десятой симфонии и беспрерывно рассказывал истории о Бетховене. Он был замечательный raconteur. [15]15
Рассказчик (фр.).
[Закрыть]
– Он немного нас разыгрывал, – добавила княгиня. – В хорошем смысле слова. Я хочу сказать, он часто говорил шутливо, но без язвительности или пренебрежения. Шутка или, если хотите, ирония выражали его сердечность. Кроме того, мой муж – настоящий меломан, и они с самого начала поладили друг с другом.
– Погодите, – перебил Матеос, слегка приподняв правую бровь, как делает известный современный телеведущий. – Что-то я не пойму. Бонапарт, который любит музыку?
– В этом смысле я пошел в Жерома, а не в Наполеона. Музыка очаровала меня с детства.
– И я могу это подтвердить, – поспешила заверить княгиня. – Муж помог мне с помощью музыкотерапии справиться с небольшим расстройством здоровья, случившимся некоторое время назад.
– Жена страдала от бессонницы, – объяснил Бонапарт, не знавший, что Делорм уже рассказал об этом Матеосу. – Мы перепробовали самые разные методы лечения, но все безрезультатно, и тут я вспомнил Баха и «Гольдберг-вариации». Вероятно, вам знакома эта история.
– Я что-то об этом слышал, – солгал Матеос, стараясь казаться более образованным, чем на самом деле, – но помню смутно.
– Рассказывают, что богатый берлинский аристократ, граф Кайзерлинг, страдал жестокой бессонницей и заказал Баху пьесу, чтобы придворный клавесинист Иоганн Готлиб Гольдберг развлекал его по ночам. Бах написал «Гольдберг-вариации». И здесь, в Испании, я думаю, кастрат Фаринелли тоже пел их Филиппу Пятому, когда тот не мог сомкнуть глаз.
– Да, мне известна эта история, – снова солгал инспектор.
– Узнав, что в Аяччо существует клиника музыкотерапии, я рассказал об этом жене и, хотя я буквально приволок ее туда, считаю, что это самое удачное решение, которое мы приняли за последние годы. Разве не так, chérie? [16]16
Дорогая (фр.).
[Закрыть]
Княгиня хранила молчание, но по глазам ее было видно, что она вот-вот расплачется, взволнованная воспоминаниями об этом трудном времени.
– Князь, вы сказали, что Томас говорил за ужином о Бетховене. Я думаю, он не упоминал ни о какой рукописи.
– Нет. Он только сказал нам, что ему придется сочинить б о льшую часть музыки, поскольку материала для реконструкции очень мало.
– Он не сказал, доволен ли он тем, что уже сделал?
– Раза два он произнес что-то вроде «да простит меня Бетховен», словно давая понять, что его талант и все его усилия – ничто в сравнении с гением великого композитора.
– Отец Софи, судя по всему, был человеком осведомленным, – заметила княгиня. – Когда мой муж изложил свою теорию насчет того, что Наполеона отравили, Томас предложил собственную гипотезу. Он многое знал о ядах той эпохи и утверждал, что и Бетховен, и Наполеон умерли от случайного отравления.
Разговор прервал жуткий грохот упавшего на пол подноса с бокалами. Шум был такой, словно весь второй этаж Эйфелевой башни, включая ресторан, рухнул на Марсово поле. Никто не отчитал за это безобразие бармена, ибо он, казалось, не имел к этому никакого отношения. В этот момент Матеос твердо решил никогда не назначать любовные свидания в «Пти Карлтоне».
Придя в себя, инспектор продолжил расспросы о том, что именно Томас рассказывал о Бетховене.
– Вы говорили об отравлениях.
– Отец Софи, – сказала княгиня, – объяснил нам, что в девятнадцатом веке мышьяк в сочетании с другими веществами применялся для окраски обоев и в очень влажном климате, как на острове Святой Елены, яд мог испаряться и отравлять воздух дома, в котором жил император.
– А Бетховен?
– Если верить Томасу, Бетховена отравил Сальери. Вы слышали о нем?
На этот раз Матеосу не пришлось лгать, чтобы скрыть пробелы в своем образовании, – благодаря фильму «Амадей» Сальери прославился на весь мир.
– Сальери? Тот, что убил Моцарта?
– Именно. Томас говорил, что Сальери убил не Моцарта, а Бетховена. В доказательство своей любопытной теории, – продолжал князь, – Томас рассказал нам о том, что Бетховена отравили свинцом. Кажется, какой-то американский медицинский институт, получив возможность сделать химический анализ черепа и волос Бетховена, обнаружил, что содержание свинца в его организме в сто раз превышает норму. Исследование подтвердило, что Бетховен не мог получить большие дозы свинца в детстве и юности, прошедших в его родном Бонне, поскольку это сказалось бы на его умственном развитии, а значит, отравление следует отнести к венскому периоду его жизни. В то время у него начались тяжелые расстройства пищеварения, хронические боли в животе, приступы раздражительности и частые депрессии. Никто из врачей, к которым он обращался, не смог порекомендовать ему эффективное лекарство. Ученые, сказал нам Томас, сумели также опровергнуть давнее подозрение, будто бы Бетховен умер от сифилиса, поскольку не нашли в его останках следов ртути, которая была в то время самым распространенным средством для лечения этого заболевания. Но в результате ученые, по мнению Томаса, пришли к совершенно неправильным выводам, предположив, что свинец попал в организм Бетховена вместе с водой, пищей или при пользовании столовыми приборами. Одним из любимых блюд Бетховена была рыба, а в то время воды Дуная были загрязнены содержащими свинец отходами расположенных вдоль берега фабрик, число которых все увеличивалось. К тому же композитор имел привычку пить красное вино, и причиной отравления можно считать свинцовые бокалы, имевшиеся у него в доме, или даже вещества, которые венские трактирщики обычно подсыпали в суп. Томас отмел все эти теории, вплоть до последней, которую отстаивал глава Отделения судебной медицины Венского университета. Согласно этой теории, один из врачей, лечивших Бетховена от желудочных заболеваний, доктор Андреас Ваврух, прописал ему лекарство, содержащее слишком большое количество свинца, и тем самым в каком-то смысле непреднамеренно его убил.
– Я помню эту заметку. Ее публиковали по всему миру. Почему сеньор Томас был не согласен с версией случайного отравления?
– Он говорил, что у Бетховена, как и у него самого, была масса врагов. И что отравить в то время было легко. А так как из-за ограниченных возможностей судебной медицины доказать факт отравления никто бы не смог, вполне естественно предположить, что Бетховен умер от руки одного из тех, кого он оскорбил, а таких было множество.
– Мне трудно поверить, что у Бетховена, чья музыка сегодня служит символом всеобщего согласия, было много врагов.
– Именно это я сказал во время ужина. Но Томас сказал, что нам не следует обольщаться на этот счет. Своими политическими идеями Бетховен возбуждал ненависть, поскольку всегда был страстным республиканцем; своим неприятным характером он мог обидеть публику, в том числе аристократов, которые финансировали его творчество, а его огромный талант совершенно затмевал современных ему пианистов и композиторов. Сам Бетховен в письмах того периода не раз признавал, что существует множество людей, желающих ему зла. В самом известном письме, написанном в тысяча восемьсот первом году другу, доктору Вегелеру, где композитор впервые решился упомянуть о проблемах со слухом, он выразился так: «Будь у меня какая-то другая профессия, это было бы еще терпимо, но при моей профессии ничего ужаснее быть не может. Что станут говорить по этому поводу мои враги, которых немало!»
– А Томас рассказывал, каким образом Бетховен возбудил ненависть Сальери?
– Судя по всему, итальянский композитор, предполагаемый убийца Моцарта, довольно долго поддерживал дружеские отношения с Бетховеном. И хотя точно известно, что Сальери присутствовал на многолюдных похоронах Бетховена, он также приходил на скромные похороны Моцарта, что опровергает толки о его неприязни к покойному. Сальери в течение многих лет преподавал Бетховену драматическую и вокальную композицию и, по всей видимости, находился в теплых, сердечных отношениях со своим учеником, который посвятил ему несколько сонат для скрипки и фортепьяно. Однако с того момента, когда Сальери позволил себе раскритиковать единственную оперу Бетховена «Фиделио», отношения между ними стали портиться, и в тысяча восемьсот девятом году Бетховен категорически утверждал, что Сальери его враг: «Герр Сальери, мой ярый враг, сыграл со мной злую шутку».
– Сальери – убийца Бетховена! – воскликнул ошеломленный Матеос. – А что, сеньор Томас не был немного?.. – Он покрутил пальцем у виска, но князь отрицательно покачал головой.
Матеосу показалось, что настало время задать самый трудный вопрос:
– Сеньор Бонапарт, почему вы в тот раз солгали полиции?
– Что вы имеете в виду? – спросил князь, чтобы выиграть время.
– Вы прекрасно знаете. Вы сказали моему коллеге, младшему инспектору Агилару, что в ночь, когда было совершено преступление, находились в компании Софи Лучани до трех часов.
– Мы ничего не совершили, инспектор, – удрученно сказал князь, не в силах больше отстаивать свое фальшивое алиби.
– Единственное, чего хочет мой муж, это чтобы его оставили в покое, – вмешалась княгиня. – Сейчас, когда он занялся политикой, ему нельзя быть замешанным в скандале.
