Текст книги "10-я симфония"

Автор книги: Йозеф Гелинек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 32

Донья Сусана Родригес Ланчас имела давнюю привычку утром, выходя из дома, открывать почтовый ящик, вынимать письма, класть их в сумку и спокойно распечатывать позже, в своем судейском кабинете, во время перерывов в работе, которые неизбежно возникали в ходе дня.

В то утро, открыв конверт с грифом банка, в котором она хранила сбережения, она обнаружила там анонимное письмо, изготовленное по старинке: на лист бумаги были наклеены вырезанные из газеты буквы.

СУКА, ВЫПУСТИ НА СВОБОДУ КАКАБЕЛОСА, А НЕ ТО МЫ ОТОРВЕМ ТЕБЕ БАШКУ.

Анксо Какабелос был главным обвиняемым в деле о торговле наркотиками, которое судья вела уже несколько месяцев. Защита этого галисийца, возглавляемая неким скользким адвокатом, использующим любые средства, чтобы появиться в СМИ, не раз просила выпустить его под залог, но судья неизменно отвечала отказом, ссылаясь на возможность побега обвиняемого и возвращения его к преступной деятельности. Хотя донья Сусана слышала от некоторых коллег об угрозах, которые они в свое время получали от друзей и родственников обвиняемого, это анонимное письмо стало для нее боевым крещением. Сердце ее бешено заколотилось, и она испытала приступ удушья. Поднявшись со стула, она открыла окно, набрала в легкие побольше свежего воздуха и испуганно обернулась, услышав, как кто-то без стука входит в ее кабинет. Это был судмедэксперт Фелипе Понтонес, единственный, кому было позволено вторгаться в святая святых судьи без вызова. Когда донья Сусана повернулась к нему, чтобы поздороваться, он заметил, что она взволнована, хотя и старается взять себя в руки.

– Что случилось, Сусана?

Она молча показала на стол, где лежало анонимное письмо. Судмедэксперт собрался его взять, но, увидев наклеенные буквы, вынул из внутреннего кармана шариковую ручку и с ее помощью повернул письмо к себе, чтобы легче было читать.

– Когда ты его получила?

– Только что. Я думала, что это письмо из банка.

Судмедэксперт осмотрел также банковский конверт, в котором лежало письмо с угрозами, снова позаботившись о том, чтобы не касаться его руками.

– Сукины дети знают твой адрес.

– Это меня и встревожило. Конверт лежал в моем почтовом ящике.

Судмедэксперт ненадолго исчез и вернулся с рабочим чемоданом. Он извлек оттуда резиновые перчатки, которые натянул перед тем, как внимательно исследовать бумаги, а также пару пластиковых пакетов для хранения вещественных доказательств, куда положил конверт и письмо.

– Если мы обнаружим отпечатки, всей этой шайке не поздоровится, – сказал Понтонес.

– Не обольщайся, Фелипе.

– Хорошо-хорошо, этого никогда не знаешь. Я знаком с одним специалистом по дактилоскопии, который умеет находить скрытые отпечатки с помощью ультразвука. И к тому же надо срочно попросить министерство внутренних дел предоставить тебе охрану.

– Да, конечно, – ответила судья, но таким неуверенным тоном, что судмедэксперт не выдержал:

– Сусана, эти типы не шутят.

– Знаю. Но почему они сразу начали с угроз, а не с подкупа? В данный момент я не отказалась бы от миллиона евро.

– Тебе мешает репутация неподкупного судьи.

Не успела донья Сусана ответить на реплику Понтонеса, как в приоткрытую дверь кабинета кто-то заглянул:

– Ваша честь, здесь инспектор Матеос. Он говорит, что отнимет у вас не больше пяти минут.

– Пусть запишется на прием. Сейчас я занята.

– Он говорит, что это очень важно, Ваша честь.

– Все равно. Пусть запишется на прием и приходит завтра.

Служащий ретировался, закрыв за собой дверь, однако пять секунд спустя в дверь два раза коротко постучали и на пороге появился инспектор Матеос.

– Простите, что без доклада, Ваша честь.

– Разве мой подчиненный не сказал, что я занята?

– Я в связи с делом Томаса, Ваша честь. Речь идет об убийстве.

– Как будто я не знаю.

Судья, сраженная настойчивостью Матеоса, решила, что чем быстрее она выслушает полицейского, тем лучше.

– Хорошо, посмотрим, чем вы располагаете на данный момент.

Инспектор покосился на судмедэксперта. Он чувствовал неловкость оттого, что придется расписаться в собственном бессилии в присутствии третьего лица. Наконец он произнес:

– Я не могу сообщить ничего нового. Расследование зашло в тупик.

– Тогда сдайте его в архив.

– Но мы еще не исчерпали все средства.

– Только не просите меня еще раз о прослушивании телефонных разговоров. Вы знаете, как к этому относится Верховный суд.

– Знаю, Ваша честь. Но речь идет об убийстве.

Судья порылась в лежавших на столе бумагах и вынула судебное поручение о прослушивании, которое выдала два дня назад по другому делу. Затем с легкой насмешкой в голосе, которую усиливало то, что она могла улыбаться только одной стороной лица, обратилась к полицейскому:

– Мне сказали, что вы изучали право, инспектор.

– У меня есть диплом, – соврал Матеос. – Но я не вступил в коллегию юристов.

– Так слушайте меня, дипломированный юрист Матеос. Посмотрим, насколько мы продвинемся вперед.

И судья зачитала выданное ею поручение:

– «На основании доклада районной бригады судебной полиции, отдела по раскрытию убийств номер шесть, нами сделано заключение о наличии достаточных свидетельств того, что прослушивание таких-то и таких-то мобильных телефонов, принадлежащих такому-то лицу, может способствовать раскрытию улик и обстоятельств убийства, соучастником которого может оказаться указанное лицо. Исходя из вышесказанного, уместно выдать судебное поручение о прослушивании».Как видите, когда понадобилось приостановить действие конституциональных гарантий, у меня не дрогнула рука. Но в соответствии с законодательством я делаю это лишь тогда, когда для этого имеются веские основания. Вчера инспектор Тинао из отдела номер шесть – вы его, разумеется, знаете – пришел ко мне в кабинет и изложил мне факты, а не домыслы.

– Ваша честь, у дона Хесуса Мараньона имеется коллекция орудий пытки и казни. Кажется, среди них есть гильотина.

– Как это «кажется»? Вы в этом даже не уверены?

– Нет, уверен.

– И вы считаете это достаточным признаком того, что он совершил убийство?

– Жертве отрубили голову с помощью гильотины.

– В таком случае вам следовало бы просить санкцию на обыск, чтобы проверить, совпадает ли лезвие гильотины, принадлежащей Мараньону, с тем, которым отрубили голову этому бедняге.

– Прекрасно, я прошу вас выдать санкцию на обыск.

– Но прежде я должна услышать, зачем Хесусу Мараньону было убивать музыканта.

– Есть один музыковед, Даниэль Паниагуа, вы, кажется, уже с ним говорили…

– Что с ним? – сухо перебила судья.

– Вчера я с ним беседовал, и он утверждает, что ноты на голове Томаса – это азбука Морзе. Он говорит, что они соответствуют некоторым цифрам.

– В первый раз об этом слышу. Вы принесли его показания?

– Мне было некогда, Ваша честь. Я сообщаю вам это устно. Завтра утром его показания будут лежать у вас на столе.

– Что это за цифры?

Инспектор вынул из кармана блокнот и открыл на странице, где были записаны цифры. Внимательно рассмотрев запись, судья произнесла:

– Это очень интересно. Но если эти цифры никак не связаны с доном Хесусом Мараньоном, то я не вижу оснований для обыска.

– Дайте мне хотя бы поручение о прослушивании.

– Я же вам сказала, что не дам.

– Всего на одну неделю.

– Даже на сутки.

– Ваша честь, он же об этом не узнает!

В кабинете повисло молчание, которое нарушил надменный смешок судмедэксперта.

Судья, напротив, сурово взглянула на полицейского, словно собираясь отправить его на гауптвахту.

– Именно из-за того, что человек, лишенный законных гарантий своих прав, не может защитить себя сам, я обязана защищать его интересы. А вам нужно работать больше и продуктивнее. Чтобы успешно проводить расследование, существует множество способов, не затрагивающих конституционные права граждан. Начать с того, что на месте нахождения трупа вы не обнаружили никаких следов.

– Это вина криминалистов, Ваша честь. Мы работаем с их отчетами. А в их отчете сказано, что они не нашли ни отпечатков пальцев, ни следов, ни растительных волокон, ни волос.

– И никто не заметил ничего подозрительного?

– Там были только проститутки, большинство без документов, они боятся говорить с полицией, и еще клиенты, которые по понятным причинам также не хотят светиться.

– Вы допрашивали дочь?

– Да, Ваша честь. Но она не сообщила ничего интересного.

– Установите за ней слежку. Проверьте, с кем она встречается, куда ходит. Для этого санкция не нужна. В предыдущем докладе сообщалось, что у жертвы был гомосексуальный партнер, это верно?

– Да, француз по имени Оливье Делорм. Мы поговорим с ним на этой неделе.

– Вы хотите сказать, что еще с ним не говорили?

– Он был вынужден срочно выехать из страны, Ваша честь.

– Превосходно. Подозреваемые делают все, что им вздумается, пока вы теряете здесь время, добиваясь прослушивания телефонных разговоров уважаемых граждан. Мне объяснить вам, как вы должны делать свою работу, инспектор?

– Нет, Ваша честь.

– Если в ходе своего расследования вы предоставите мне хоть какие-то основания для подозрения против упомянутых лиц, не сомневайтесь, я выдам вам поручение, о котором вы просите. Фелипе, объясни инспектору, что мы понимаем под основанием для подозрения.

– В этом нет необходимости, Ваша честь, – ответил инспектор, явно удрученный высокомерным тоном судьи.

Однако судмедэксперт не преминул внести свой скромный вклад в унижение Матеоса:

– Термин «основание для подозрения», инспектор, означает явный и вероятный признак…

Прежде чем судмедэксперт успел закончить фразу, инспектор выскочил из кабинета, хлопнув дверью.

– Он не только необразован, но и дурно воспитан, – заключил судмедэксперт. – Сусана, мы должны научить этого парня не только основам права, но и хорошим манерам.

Глава 33

О том, что обнаружен новый портрет Бетховена, Хесуса Мараньона известил товарищ по ложе раньше, чем появились первые публикации. Миллионеру не пришлось покупать репродукцию портрета через интернет. Он вылетел в Мюнхен на частном реактивном самолете и с помощью денег и знакомств получил доступ на выставку Штилера еще до того, как она открылась для публики.

Теперь он в одиночестве восхищенно созерцал портрет в одной из галерей Новой пинакотеки, с помощью мощной лупы наслаждаясь мельчайшими деталями.

Так как связи Бетховена с масонством не были документально установлены, а миллионеру не терпелось доказать, что величайший музыкант Европы принадлежал к их братству, он надеялся, тщательно изучив портрет, отыскать в нем бесспорные масонские символы. Например, первый президент Соединенных Штатов Джордж Вашингтон, родившийся за сорок лет до Бетховена, на некоторых портретах изображен в масонском фартуке, подаренном ему генералом Лафайетом. Фартук считался символом средневековых строителей, в прошлом возводивших соборы по всей Европе. Мараньон попробовал найти на портрете характерный масонский пол из белых и черных квадратов, символ чередования света и тьмы, присущего любому процессу обучения, но не увидел ничего подобного. Нигде не оказалось ни наугольника с циркулем, ни так называемого всевидящего ока. Внимание портретиста было почти полностью сосредоточено на фигуре маэстро, который, как и Бах на знаменитом портрете, написанном в 1746 году Элиасом Готлибом Хаусманом, держал в правой руке партитуру: намек на произведение, которое Бетховен тогда сочинял. На заднем плане можно было различить единственный предмет, не имевший, впрочем, никакого отношения к масонству, – висевший на стене портрет старца. Мараньон задумался над тем, почему картина была обнаружена во дворце единственного Бонапарта, знакомого с семьей Томаса, и решил употребить все свое влияние и энергию, чтобы выяснить, не связано ли появление таинственного портрета с рукописью Десятой симфонии Бетховена.

Глава 34

Через два часа после того, как инспектор Матеос вышел из здания суда, ему позвонил портье отеля «Палас» и сообщил, что Оливье Делорм вернулся в Мадрид. Полицейский тут же попросил соединить его с номером Делорма, и тот с заметным французским акцентом чрезвычайно любезно сообщил ему адрес, по которому будет находиться все утро и с удовольствием встретится с инспектором.

По дороге к Делорму помощник инспектора Агилар, не способный молчать ни минуты, рассказывал шефу:

– Делорм зарабатывает на жизнь изготовлением бильярдных столов. Тебе не кажется забавным, что человек с головой, как бильярдный шар, посвятил себя бильярду? Может, так он рекламирует свой бизнес?

Улыбнувшись предположению своего помощника, Матеос ответил:

– Люди бреют голову по разным причинам. Одни – чтобы скрыть зарождающуюся лысину, другие – просто следуя моде. Помнишь конец девяностых? Многие известные актеры, например Брюс Уиллис и Арнольд Шварценеггер, обрили себе череп, и им принялись подражать поклонники по всему миру.

– Может, есть какая-то связь между обритыми головами Томаса и Делорма?

– Не думаю, это было бы слишком нарочито, согласен? Скорее всего, Делорм побрился по причинам, о которых я уже говорил, или же просто для того, чтобы внести в свою жизнь какое-то разнообразие. Некоторые придают прическе такое же значение, как одежде.

– А вдруг он занимается трансцендентальной медитацией? Я где-то читал, что тибетские монахи бреют голову в знак смирения и покорности.

– Что тебе удалось узнать о бизнесе Делорма? – спросил Матеос, чтобы положить конец обсуждению, напомнившему ему, что его собственные залысины стремительно увеличиваются.

– Соотношение цены и качества столов, которые делает этот тип, – ответил Агилар, – настолько всех устраивает, что его фирма «Бильярд Делорм», хотя и расположена в Париже, получает заказы со всей Европы. Вот почему нам назначена встреча в одном из бильярдных клубов, сделавшем ему большой заказ. В клубе «Исидро Рибас», с двенадцатью столами для французского бильярда и шестнадцатью для американского, самом крупном в городе. Я говорил с одним из членов клуба, и он сказал, что старые столы, некоторым больше двадцати лет, решили заменить на новые модели Делорма. Так что мы увидим, как он сам наблюдает за их установкой.

Войдя в клуб, Матеос и Агилар оказались в огромном, почти пустом зале со сдвинутыми к стене столами, которые требовалось заменить. В глубине помещения они сразу же заметили Делорма с его сверкающей бритой головой и рядом с ним двух рабочих в синих комбинезонах, которые заканчивали сборку двух уникальных столов, прибывших сегодня утром.

Сильный запах клея для сукна заставил Матеоса пожалеть о том, что он согласился встретиться с французом в подобном месте, но отступать было поздно: Делорм уже заметил полицейских и знаками подзывал их к себе.

Так как шеф, здороваясь с французом, не показал ему полицейский жетон, Агилар счел уместным и даже правильным предъявить свой, но сделал это как раз в тот момент, когда Делорм протянул ему руку. Спеша ответить на рукопожатие, помощник инспектора переложил жетон в другую руку, но к этому времени Делорм отказался от своего намерения, и рука Агилара повисла в воздухе. Чтобы выйти из затруднительного положения, он громко произнес фразу, к которой обычно прибегал его шеф:

– Благодарим за то, что согласились с нами встретиться, постараемся доставить вам как можно меньше беспокойства.

Неясно, слышал ли его собеседник, потому что он раздраженно повернулся к одному из рабочих и по-французски стал отчитывать его за небрежность в установке стола. Рабочий принял это близко к сердцу, швырнул уровень на зеленое сукно и выбежал на улицу, разразившись такой грубой бранью, что Матеосу, чтобы его понять, даже не пришлось прибегать к помощи своего помощника.

– Из-за большого объема работы, – заметил Делорм, как бы извиняясь, – я был вынужден взять новых людей. Вот почему я не мог с вами встретиться. Мне пришлось отправиться в Париж, чтобы привезти двух новых сборщиков. Не думайте, что я пытался избежать разговора с вами. Вы скоро поймете, что я больше других заинтересован в том, чтобы убийца Томаса был пойман.

Несмотря на сильный французский акцент, он говорил по-испански правильно, хотя и более высоким голосом, чем можно было ожидать от человека его комплекции.

– Некоторые вопросы, которые мы собираемся вам задать, имеют личный характер, сеньор Делорм, – сказал Матеос. – Надеюсь, вы это поймете.

– Я намерен сотрудничать с полицией. Спрашивайте о чем хотите.

– Почему вы обрили голову? – спросил Агилар, ошеломив Матеоса, который не только не собирался начинать допрос подобным образом, но даже и не думал затрагивать эту тему.

Француз отнесся к вопросу совершенно спокойно.

– Потому что это нравилось Рональду. Но разве это важно для расследования?

– Ваш бритвенный прибор на месте? У вас ничего не пропало?

– Абсолютно ничего, – уверенно ответил француз, догадавшись, куда клонит полицейский.

Матеос метнул в своего помощника выразительный взгляд, и тот, мгновенно сникнув, отступил на шаг назад, чтобы показать, что больше не станет вмешиваться.

– Отношения между вами и сеньором Томасом…

– Рональд был моим сексуальным партнером, если это то, что вы хотите знать.

– И как давно?

– На следующей неделе мы собирались отметить нашу первую годовщину.

– Что вы делали в Мадриде в ночь преступления, сеньор Делорм? Вы находились в городе по делам или ради удовольствия?

– И то и другое, – ответил француз. – Я сопровождал сюда Рональда отчасти затем, чтобы присутствовать на премьере воссозданной симфонии, а отчасти потому, что у меня в Испании был крупный заказ. Смерть Рональда нанесла мне сокрушительный удар, и я не уверен, что сумею довести работу до конца. Вы только что видели, как я сорвался. Я накричал на этого парня несправедливо, на самом деле он очень квалифицированный сборщик.

– Войдя сюда, я решил, что здесь работает персонал клуба. Ведь это место вам не принадлежит?

– Нет, я только устанавливаю здесь столы, но я всегда работаю со своими сборщиками.

Матеосу показалось, что на глаза Делорма навернулись слезы и он вот-вот расплачется. Ему захотелось дружески похлопать его по плечу, но это показалось ему непрофессиональным. Поэтому он просто сказал:

– Если вы хотите загладить грубость перед вашим служащим, мы можем сделать перерыв.

Делорм посмотрел на часы и, кивнув, ответил:

– Спасибо, приходите через полчаса. А я пойду попрошу у Франсуа прощения.

Когда Матеос с Агиларом, выпив кофе, вернулись в бильярдный клуб, они убедились, что Делорм действительно помирился со сборщиком, которому пытался что-то объяснить, размахивая кием.

– Вы играете? – спросил Делорм, когда полицейские приблизились.

Матеос отрицательно покачал головой. Агилар хотел ответить утвердительно, потому что отец научил его азам этой игры: в посольствах, где он работал, стояли бильярдные столы. Однако он предпочел не раздражать Матеоса своими познаниями в бильярде и ограничился словами:

– В настольный футбол я играю гораздо лучше.

– Не возражаете, если во время разговора я опробую стол? Боюсь не успеть к назначенному сроку.

– Нисколько, – ответил Матеос. – Играть я не умею, но мне нравится смотреть, как шары катятся по зеленому сукну.

Делорм поставил два из трех шаров в угол, а третьим провел серию ударов, чтобы проверить отдачу бортов и правильность их установки. В какой-то момент он взял в руку шар так, словно ему что-то в нем не нравилось, поднес ко рту, подышал на него и принялся тереть замшей, пока тот не заблестел, как его собственный череп. Затем, положив шар назад, он продолжил испытания. Матеос и Агилар почти минуту почтительно следили за ним, восхищаясь мастерством, с которым их собеседник выполнял самые разные удары – massés, renversés…Казалось, в мире бильярда для Делорма не было тайн.

– Как бы мне хотелось научиться так играть, – сказал Матеос.

– Не обольщайтесь на мой счет. Я посредственный игрок. Будь у меня талант, я посвятил бы себя этой игре. Хотя в это трудно поверить, но теперь, когда бильярд стали показывать по телевизору, хороший игрок может прожить вполне безбедно. Скажите, чем я могу быть вам полезен?

– Портье сказал нам, что в ночь преступления вы рано вернулись в гостиницу. Могу я узнать, почему вы не остались на торжествах?

– Мне показалось… как бы вам сказать… мне не хотелось портить впечатление от восхитительного концерта. Кому захочется слушать эстрадную музыку после симфонии Бетховена? К тому же у Софи разболелась голова, и надо было проводить ее в отель. Если хотите, можете спросить у нее.

– В этом нет необходимости. Камеры наблюдения запечатлели, кто и когда выходил из дома.

– В самом деле? А Рональд там есть?

– Конечно. Он вышел через полчаса после концерта.

– Возможно, он ушел, потому что хозяин дома нанял музыкантов, чтобы после его концерта устроить танцы?

– Вы не говорили с ним в тот вечер?

– Только перед концертом. Мы с Софи зашли в артистическую пожелать ему удачи. Но потом мы уже не могли с ним связаться, его телефон был вне зоны действия сети.

– Как по-вашему, куда он мог пойти?

– Понятия не имею. Насколько мне известно, у него здесь не было знакомых.

– Из-за чего, как вы думаете, убили вашего друга?

– Возможно, это как-то связано с татуировкой у него на голове?

– Кто рассказал вам про татуировку? В прессе об этом не сообщалось.

– Софи. Я часто с ней беседую.

– Вам что-нибудь известно, почему ваш друг сделал татуировку или хотя бы кто ему в этом помог?

– Абсолютно ничего. Рональд никогда не говорил о том, что у него есть татуировка.

– Что вы делали, вернувшись в отель?

– Я сразу пошел к себе в номер.

– И вы смогли уснуть несмотря на то, что ваш друг, так сказать, исчез?

– На самом деле я заснул очень поздно. Я довольно долго читал, потому что, как вы заметили, на душе было неспокойно, а потом вдруг пришла Софи.

– Вы помните, в котором часу?

– Около половины первого.

Матеос и Агилар обменялись удивленными взглядами.

– Вы уверены?

– Может быть, в час ночи, но не позже.

– Вы пригласили ее к себе?

– Нет, я же сказал, она появилась неожиданно.

– Вы не расскажете об этом подробнее?

– Это не имело никакого отношения к сексу. Мы с Софи прекрасно ладим, и нам с ней надо было кое-что обсудить.

– Это касалось ее отца?

– Нет. Ее сердечных дел. О них, как вы понимаете, я не могу с вами говорить.

– Конечно-конечно, – пробурчал Матеос, немного раздосадованный тем, что Делорм не пожелал отвечать на вопрос, который он и не думал ему задавать.

– Все это очень странно, сеньор Делорм, потому что князь и княгиня Бонапарт, которых вы, несомненно, знаете…

– Я действительно имею эту сомнительную честь.

– Они утверждают, что Софи пробыла у них в номере до трех ночи.

– Это неправда.

– Вы не звонили в бюро обслуживания отеля? Хорошо бы кто-нибудь из персонала подтвердил вашу версию.

– Мне очень жаль, но вам придется поверить мне на слово.

– До которого часа вы беседовали с Софи?

Делорм, присевший на корточки, чтобы осмотреть стол на уровне борта, резко встал и произнес:

– Приблизительно до трех. Мне не нравится этот разговор, инспектор. У меня складывается впечатление, что вы подозреваете Софи.

Матеос понял, что если он продолжит задавать вопросы о дочери Томаса, то уже ничего не добьется от Делорма, и переменил тему разговора:

– Сеньор Делорм, мы уверены, что татуировка, которая стоила вашему другу жизни, была ключом к какому-то шифру. Ключом, способным указать нам местонахождение рукописи Десятой симфонии Бетховена.

– Рукописи Десятой симфонии? Я вас не понимаю. Рональд работал над реконструкцией первой части симфонии с факсимильным изданием набросков Бетховена, хранящимся в Государственной берлинской библиотеке, в отделе музыки.

– Я не хочу оскорблять память вашего друга, – сказал инспектор, – но боюсь, он выдал за музыкальную реконструкцию оригинальную партитуру Бетховена. Томас никогда не говорил вам о неизданной рукописи?

– Нет, никогда. Хотя со мной он почти не разговаривал о музыке, потому что эти разговоры всегда заканчивались ссорой.

– Что было причиной этих ссор?

– Мои музыкальные пристрастия. Он находил их сомнительными и часто надо мной подшучивал, иногда довольно едко и безосновательно. Поэтому мы избегали говорить о музыке.

– В последние месяцы вы не заметили в его поведении ничего странного, чего-то такого, что выходило за рамки обычного?

– Ничего, если не считать нескольких поездок в Вену. Он не хотел, чтобы я его сопровождал. Я стал подозревать, что у него появилась другая связь, потому что, как я уже говорил, тетради с фрагментами сочинений Бетховена хранятся не в Вене, а в Берлине.

– У него было постоянное место жительства?

– Да, в Париже. Но, простите, я не понимаю вашей теории. Если Томас обнаружил неизданную рукопись Бетховена, почему он это скрыл? Почему он не продал ее на аукционе? Я не специалист в этой области, но могу предположить, что рукопись Бетховена – это клад для любого коллекционера.

– Возможно, он не мог ее продать.

– Не понимаю.

– Если бы Томас заявил: «Я обнаружил рукопись Бетховена», его бы спросили: «Хорошо, а где она была?» и, что еще неприятнее: «Кому она принадлежала?»

– Вы думаете, Рональд выкрал рукопись оттуда, где она хранилась?

– Мы работаем над этой гипотезой. Ваш друг узнал, хотя нам пока неизвестно, каким образом, о местонахождении Десятой симфонии, сумел туда проникнуть, взял рукопись и никому ничего не сказал. Затем он спрятал ее в секретном месте и вытатуировал на голове его координаты в виде нот на случай, если он их забудет.

– Вроде комбинации цифр в сейфе?

– Что-то вроде этого.

– В таком случае не может ли быть убийцей законный владелец рукописи?

– Не думаю. Законный владелец известил бы о пропаже полицию.

– Тогда он ограбил какого-то вора?

– Не будем делать поспешных выводов. У вашего друга есть какой-нибудь документ, который, на ваш взгляд, мог бы помочь нам в расшифровке? Я уверен, что, раскрыв тайну партитуры, мы выясним и кто его убил.

– Я поищу в бумагах Рональда. Но они находятся на чердаке нашего дома в Париже.

Один из сборщиков попробовал сделать masséна только что установленном столе, но слишком сильно ударил по шару. Шар вылетел за борт, едва не угодив в Агилара, который еле успел от него увернуться. Матеос с упреком посмотрел на помощника, сочтя его причиной, а не жертвой происшедшего, и продолжал разговор с Делормом, мимикой дав тому понять, что вынужден терпеливо сносить выходки Агилара.

– Какого рода отношения были между князем Бонапартом и Томасом?

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Мне сообщили, что Софи дружит с Бонапартами. Томас тоже с ними дружил?

– Разумеется, они были знакомы, но особой дружбы между ними не было.

– Как они познакомились?

– Это длинная история. Не знаю, знаете ли вы, что мать Софи, то есть первая жена Томаса, корсиканка.

– Почему вы говорите «первая жена»? Что, у Томаса были еще жены?

– Нет, но у него были длительные отношения с другими женщинами. Одна из них была испанкой.

– Вы знаете, как ее звали?

– Нет. Томас не любил рассказывать о своем гетеросексуальном прошлом. Но возможно, это знает Софи.

– Откуда вам известно, что она испанка?

– Как-то раз, пытаясь найти банковские документы, я наткнулся на несколько любовных писем, написанных по-испански.

– И вы не видели подписи?

– Нет. Я прочел ровно столько, чтобы понять, что это личное письмо. У меня никогда не возникало желания шпионить за Томасом. Рискуешь обнаружить вещи, о которых лучше не знать.

– Где эти письма сейчас?

– Все наши вещи в Париже.

– В сейфе?

– Нет. У нас в Париже нет сейфа.

– Возможно, в целях раскрытия преступления нам понадобится взглянуть на эти письма.

– Зачем? Они же старые.

– Иногда раскрыть преступление помогают самые неожиданные вещи.

– Посмотрим, чем я смогу вам помочь.

– Благодарю вас. Оставим на время эти письма. Мы говорили о том, как ваш друг познакомился с князем Бонапартом.

– Мать Софи принадлежала к одной из самых богатых семей в Аяччо, Лучани. Рональд познакомился с ней летом на Лазурном Берегу, они влюбились друг в друга и поженились. Вскоре родилась Софи, и когда ей исполнилось три года, у них начались проблемы.

– Какого рода?

– Измены. Рональд много ездил, концертировал, а она использовала его отлучки, чтобы развлекаться с другими мужчинами. Говорят, так поступала Жозефина с Наполеоном. К тому же ему не нравилась Корсика. И все закончилось выгодным разводом.

– Выгодным для кого?

– Разумеется, для Рональда. При вступлении в брак они не разделили имущество, и половина ее состояния досталась ему.

– Значит, у Томаса были деньги.

– Гораздо больше, чем необходимо для того, чтобы жить на широкую ногу. Могу вас в этом заверить.

– Возможно, это объясняет, почему он не продал партитуру Бетховена. Деньги ему были не нужны.

– Он познакомился с Бонапартом после развода? – спросил Агилар. Ему надоело быть статистом, и, несмотря на запрет начальника, он решил присоединиться к допросу.

– Нет, это произошло совсем недавно. Софи всегда любила Корсику, да и я тоже. Вы были на этом острове?

– Не было случая. Разве только мой помощник, который не перестает нас удивлять, скажет, что он там был.

– Нет, там я не был, но если Корсика похожа на Сардинию, то могу вас уверить…

– Мы уже почти закончили, – сухо перебил Агилара инспектор. – Почему бы тебе не подогнать сюда машину? Расскажешь нам о Сардинии в другой раз.

– Их даже нельзя сравнивать, – сказал Делорм, хотя Агилар уже не мог его слышать, потому что по приказу своего шефа вышел на улицу. – В Корсику влюбляешься из-за запаха. Если в Андалусии пахнет цветами апельсина, то на Корсике пахнет маки.

– Маки?

– Так корсиканцы называют покрывающие остров заросли кустарника. Они источают такой аромат, что, раз вдохнув, – Делорм несколько раз прикоснулся кончиком указательного пальца к носу, – его нельзя забыть. Софи всегда жила в Аяччо и там познакомилась с Бонапартами. Жанна мгновенно почувствовала горячую симпатию к Софи, и они стали близкими подругами. Года два назад Софи удалось добиться от отца, чтобы он приехал на Корсику, и они ужинали в доме Бонапартов.

– Вы были вместе с ним?

– К сожалению, я не был приглашен. Знаете ли, князь – человек старомодный, и Софи, хоть и обожает меня, не хотела ставить хозяев в неудобное положение, приведя к ним на виллу гомосексуального партнера своего отца. Мне по-настоящему жаль, что я не присутствовал на этом ужине. Тогда вы из первых уст узнали бы об эпизоде, который случился за десертом.

– И что там произошло?

После рассказа Делорма Матеос понял, кого ему следует допросить следующим: князя Бонапарта.