Текст книги "Чисто альпийское убийство"
Автор книги: Йорг Маурер
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
12
В судебном морге лежали двое мужчин – каждый на своем столе высотой до колена. Как многое они могли бы поведать о вчерашнем вечере! О том, что прозвучало после пресловутого пир-рили – удар или «р-р-румс!» – и куда девалась женщина, оставшаяся стоять в проходе. Эти люди, без сомнения, стали бы ценными свидетелями. Однако они были мертвы и уже ничего не могли рассказать.
Гаупткомиссар Еннервайн и полицейский психолог Мария Шмальфус дожидались судебного медика, который где-то пропадал. Наверное, они пришли слишком рано. Им оставалось только ждать, глядя на бледные полуголые тела, залитые ярким неоновым светом. Голова Евгения Либшера была накрыта простыней. Психолог отвернулась и прижала ко рту носовой платок.
– Мария, вам нехорошо?
– Нет-нет, ничего, все в порядке.
– Какие-то странные у них секционные столы. Слишком уж низкие.
– А какой высоты они должны быть? Просто я в таком заведении впервые…
– То есть как это? Впервые в судебном морге? Разве у вас не было обязательной практики?
– Мне как-то удавалось отлынивать от подобных экскурсий.
Столы, на которых лежали Штоффреген и Либшер, и в самом деле были не выше журнальных столиков. Но вот наконец пришла судмедэксперт и села на винтовой стул. На груди у дамы висел бейджик, но в нем было пусто. Еннервайн и Шмальфус поздоровались с безымянным специалистом за руку и представились.
– Нас интересуют вот эти, – кивнула Мария в сторону мертвецов.
– Ну естественно, что же еще вас может интересовать? – с легким раздражением отозвалась патологоанатом.
– Тогда давайте сразу же перейдем к делу, – произнес Еннервайн, указывая на труп Либшера. – Снимите с него простыню, пожалуйста.
– Вы и правда хотите увидеть его лицо? – спросила судмедэксперт.
– Да. Мы знаем, что он страшный.
Госпожа доктор Без-Имени подъехала на стуле к телу Либшера и сдернула с его головы простыню. Еннервайн с Марией невольно сделали несколько глубоких вдохов и выдохов.
– Пожалуйста, составьте заключение так, чтобы его понял даже непрофессионал, – попросил гаупткомиссар.
– Обширная геморрагия лица, что тут еще скажешь. Иными словами, кожные покровы отделены в направлении снизу вверх, сорваны в результате удара острым предметом или пореза. Нос отрезан целиком, так, где он у меня? Сейчас найду… Желаете взглянуть?
Еннервайн энергично отмахнулся.
– Огромная потеря крови, да. Если в нем что-то и осталось, то не больше наперстка.
– Так он умер от кровотечения?
– Нет. И смерть вызвана вовсе не повреждениями лица.
– То есть вы хотите сказать, что с таким… лицом еще живут?
– Недолго, конечно, но тем не менее. Ведь после получения этой травмы он какое-то время был еще жив. Причина смерти, если выражаться понятным для всех языком, без единого иностранного слова, – это раздробление грудной клетки и повреждение легкого обломком ребра в результате сильного удара тупым предметом.
– Значит, так: травматический пневмоторакс, – сообразил Еннервайн, употребив все те иностранные слова, которых так тщательно избегала судмедэксперт по его же просьбе. – Можете снова прикрыть его.
– У меня есть один сугубо теоретический вопрос, можно? – произнесла Мария, пытаясь сделать проницательное выражение лица. – Представьте себе этого господина живым. Вот он стоит передо мной. Как я должна поступить, чтобы разделать его… вот этак?
Хозяйка морга задумалась.
– Вам нужно держать в руках топор, – ответила она через несколько мгновений. – И сильно ударить им противника в направлении снизу вверх, то есть от его шеи к голове. При попытке расколоть ему череп снизу вы промахиваетесь, орудие соскальзывает и задевает лишь край подбородка. При этом вы скальпируете жертву, ведь кожа лица в этом месте, как и во многих других, не слишком прочно соединена с мышцами.
Схематично изобразив в воздухе описанный удар, судебный медик снова повернулась к Марии:
– Если оценивать на глазок, ваш рост около метра семидесяти. Значит, чтобы поразить мужчину ростом в метр девяносто шесть тем способом, который я только что описала, вы должны для начала влезть на стул. А когда вы раскроите врагу лицо, вам еще придется ударить его тупым концом топорища в грудь, чтобы переломать ребра. Все это выглядит довольно неправдоподобно, но тем не менее такое возможно.
Мария Шмальфус пожала плечами.
Второй труп был значительно меньших габаритов, чем первый. Этакое невысокое, компактное, но весьма мускулистое создание.
– В данном случае, – продолжала эксперт, – все гораздо проще, и причину смерти можно описать в двух словах. Перелом третьего шейного позвонка, и точка. Справедливости ради скажу, что если бы этого парня правильно уложили для транспортировки и вовремя оказали помощь, то он остался бы жив.
Еннервайн пропустил последнее замечание мимо ушей. Ведь стань эта маленькая, но существенная деталь известна прокурору, и работы у людей Еннервайна прибавится. Чего доброго, на них еще навесят расследование неоказания помощи и нанесения телесных повреждений по неосторожности.
– Не могли бы вы пояснить, как он получил такую травму?
– Ему был нанесен сильный удар тупым предметом по затылку.
– А такие повреждения не могут быть следствием того, что эти господа, скажем, жестоко подрались друг с другом? – снова села на своего любимого конька Мария.
– Трудно сказать. Каждый из них перепачкан кровью другого. Окажись я на месте происшествия…
– Там присутствовало как минимум человек двадцать врачей, а то и больше.
– Вот тут-то часто и начинаются проблемы, – покачала головой судмедэксперт. – Хотите узнать, что было у трупов в желудках?
– Почему бы нет? – спокойно сказал Еннервайн.
– Да, почему бы, собственно, и нет?! – взвыла психолог, пулей вылетая из помещения. Хозяйка положения усмехнулась.
– Покажете ей потом письменное заключение, да и все. Итак, вот этот коротышка либо целый день ничего не ел, либо проглотил лишь сущие крохи. Немножко глюкозы на завтрак, стакан чаю, половинка яблока. И он собирался на свидание.
– О, дружище Холмс, как же вы пришли к такому выводу?
– Незадолго до гибели он тщательно вымылся, Ватсон. У него такая кожа, будто он несколько часов принимал ванну. Безукоризненно чистая одежда, вычищенные до блеска ботинки… И пахло от него, будто от сборщика лаванды. Подмышки обработаны дезодорантом, полость рта – спреем для освежения дыхания. Химический анализ, безусловно, подтвердит их присутствие.
– Да, Холмс, но лично я надеваю свежее белье всякий раз, когда собираюсь на совещание, – возразил гаупткомиссар. – Само по себе ухоженное тело еще ни о чем не говорит.
– Однако, Ватсон, разве перед служебными совещаниями вы пользуетесь спреем для интимной гигиены? Марки «Бесаме мучо», например?
– Значит, он пользовался таким парфюмом?
– О чем и речь! И надо сказать, в эту симфонию ароматов вкрался еще один запах – пота. Наш мачо весь взмок. Возможно, нервничал сильнее обычного.
– Ну хорошо. А чем пробавлялся другой? – поинтересовался Еннервайн.
– Этот великан? Содержимое его желудка гораздо интереснее. Я сделала подробнейший анализ. Все, что там было, перечислено в отчете, потом прочитаете. Список длинный, его открывают ноль целых одна сотая миллиграмма гиперицина, а завершают два целых семьдесят пять сотых микрограмма цинка.
– И что это дает в итоге?
– Айершеке.
– Простите, не понял…
– Айершеке – это традиционное блюдо саксонской кухни: снизу дрожжевое тесто, сверху суфле. На мой вкус, в него надо класть поменьше сахара. Сорок граммов – это однозначно много.
13
Вид у девушки был отталкивающий. Впечатление от ее внешности сильнее всего портил перекосившийся парик. Ее щеки имели желтоватый оттенок, крупная картофелина носа придавала лицу глуповатое выражение, а в близко посаженных глазах стояло тупое безразличие. Из рукавов старомодного платья выглядывали неуклюжие грязные руки. Ее туфли тоже когда-то были модными – до нашей эры. Стоя у парапета балкона, она раскачивалась взад-вперед, как больные аутизмом, и человек со стороны наверняка принял бы ее за сумасшедшую. Платье с нее слегка сползло, обнажая безобразные синюшные пятна на теле.
– Гизела!..
Из-за спины дурочки выглянул какой-то мужчина. Та почти не отреагировала на его появление, однако хотя бы прекратила навязчивые раскачивания из стороны в сторону.
– Гизи-беби!
Мужчина приобнял Гизелу за бедра левой рукой, и тут же откуда-то вынырнул второй, сделав то же самое, но правой рукой.
– Похоже, пора, Гизела.
Руки сообщников были в стерильных резиновых перчатках. Эти люди не хотели оставлять следов. Крепко ухватив несчастную за бедра, они приподняли ее – и сбросили с балкона.
Гизела не кричала. Пролетев весь путь от балкона до пола, она хлопнулась между рядами кресел концертного зала, оказавшись точно в середине четвертого ряда – на том самом месте, где вчера обнаружили столь контрастную пару, гнома и великана. Именно это и нужно было ее мучителям. Гизела лежала, растопырив руки и ноги, и ни один человек из собравшихся вокруг даже не подумал посочувствовать ей.
– Неплохо сработано, Гизи, – похвалил куклу Ханс-Йохен Беккер, руководитель экспертно-криминалистической службы. – Сколько нужно времени на описание результатов?
– Несколько минут, шеф, – отозвался молодой компьютерный маньяк, не отрывая взгляда от экрана. Его коллеги подняли чучело с пола.
– Несите ее снова наверх, – распорядился Беккер. – Для получения достоверных результатов нам нужно сделать три-четыре попытки.
Тем временем в зал вошли Еннервайн с Марией Шмальфус. Дипломированный психолог все еще была очень бледной. Гаупткомиссар поздоровался с Хансом-Йохеном Беккером:
– Ну, как дела?
– Во-первых, теоретически очень даже возможно, что человек спрыгивает с балкона и приземляется на этом месте. Однако сразу скажу: Евгений Либшер не мог этого сделать. Никаких следов его присутствия на балконе не обнаружено.
– Хм, это укладывается в общую картину свидетельских показаний, – кивнул Еннервайн. – Никто из сидевших на балконе не видел, чтобы кто-нибудь прыгал оттуда. При всей увлеченности концертом зрители все равно заметили бы человека, влезающего на ограждение и с воплем: «Прощай, прекрасный мир земной!» – сигающего вниз.
– А теперь во-вторых, – прищурился Беккер. – Сейчас начинается самое интересное. Сегодня судмедэксперт прислала мне по электронной почте заключение. Так вот, телесные повреждения на трупах гораздо обширнее, чем те, которые получила Гизела.
– Что вы имеете в виду?
– Гизела, судя по результатам нашего эксперимента, получила куда меньше ушибов и переломов, чем Либшер. Значит, удар при его падении был гораздо более сильным. Капельдинер слетел явно не с балкона – как я уже пояснил, он оттуда не прыгал и никто его не сталкивал. Либшер упал с большей высоты. Конечно, мы еще раз все просчитаем, тщательно и не спеша, затем предоставим вам данные. С точностью до сантиметра. Впрочем, я уже сейчас могу сказать: высота была не менее шести метров. И он падал прямо, солдатиком, ниоткуда не отталкиваясь.
Гаупткомиссар поглядел вверх, на то место у бортика балкона, где стоял вчера, проводя вниз воображаемую линию. Выходит, ему придется распрощаться с версией полета с галерки, как до того Марии Шмальфус – с версией драки в зрительном зале. Больше ярусов не было, так что оставалось загадкой, откуда тут еще можно упасть. Непосредственно над местом происшествия, то есть над двенадцатым сиденьем в четвертом ряду, тоже не имелось никаких сооружений, с которых можно было бы спрыгнуть. Еннервайн мысленно провел еще одну пунктирную линию – от опоры для размещения осветительных приборов, закрепленной на потолке между первым рядом и рампой, к точке обнаружения тел. Мария и Ханс-Йохен проследили за оценивающими взглядами коллеги.
– Как вы думаете, мог Либшер залезть на эту опору и стремительно, как обезьяна, переместиться в центр зала? – спросил Еннервайн.
– Если он был чемпионом мира по гимнастике и в придачу занимался экстремальным скалолазанием, то да, – ответил Беккер.
Все трое подошли к четвертому ряду и посмотрели наверх.
– В таком случае ему нужно было оттолкнуться и преодолеть семь или восемь метров перед собой, – заметил Беккер. – Между прочим, действующий мировой рекорд по прыжкам в длину – восемь целых девяносто пять сотых метра.
– С разбега, – уточнила Мария Шмальфус. – Чего Либшер точно не делал.
Должно быть, Либшер свалился с потолка. Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Евгений Либшер обнаружил, что он в своей постели превратился в страшное насекомое. Поглотив немереное количество айершеке с генно-модифицированными компонентами, сотрудник культурного учреждения обернулся громадной мухой, которая взлетела к потолку и вскоре сверзилась оттуда, не выдержав трудностей лазания по осветительным приборам при усыпляющей музыке.
Еннервайн с сомнением покачал головой. Затем попросил у коллег фонарик и посветил на потолок, отделанный квадратами, как будто бы деревянными. По его прикидкам, высота помещения составляла от двенадцати до четырнадцати метров. Методично обследуя лучом фонарика поверхность потолка, гаупткомиссар заметил, что один из декоративных квадратов слегка отошел. И не где-нибудь, а как раз над двенадцатым местом четвертого ряда.
Позвали рабочего по зданию. Петер Шмидингер явился незамедлительно.
– Что у вас там, наверху?
– Где именно?
– Ну вон там, где же еще.
– Там, наверху? Ничего…
– В самом деле ничего? Над залом есть еще одно помещение?
– Вы имеете в виду чердак? Да, есть, но он не используется. А этот потолок очень непрочный, он лишь для красоты…
– Значит, по чердаку нельзя ходить?
– Это с какой стороны поглядеть. Передвигаться там можно лишь по балкам перекрытия. На такие подвиги я не способен: у меня запросто закружится голова.
– Хорошо, сейчас мы сами во всем убедимся, – решил Еннервайн.
14
Вру-у-ум! Вру-у-ум! И снова: вру-у-ум! На обочине автобана, на самом севере Северной Италии, где-то между Випитено и Колле-Изарко, стоял худощавый человек лет тридцати с небольшим. Его взгляд, казалось, бесцельно блуждал от одной точки к другой, в глазах мужчины чувствовалось что-то бродяжнически-ненадежное, и это первое впечатление лишь усиливалось при виде смело выпирающего подбородка и странно подергивающейся головы. Жидкие волосы субъекта, наперекор всем модам, были подстрижены в стиле пятидесятых годов прошлого века, лицо покрыто пятнышками, уши оттопырены и слегка заострены. Его массивную нижнюю челюсть украшала жидкая козлиная бородка, выглядевшая наклеенной. Она и в самом деле была наклеена.
Карл Свобода еле слышно выругался – на итальянском, на австрийском немецком и всех прочих языках, которыми владел. Он знал, например, жутко непристойные словенские ругательства, мог побогохульничать на иврите и воспроизвести весьма неаппетитное словцо на суахили. Уже несколько часов полиглот переминался с ноги на ногу, а в его машине томился чувствительный груз, и поскольку он был нелегальный, рассчитывать на помощь Всеобщего германского автомобильного клуба не приходилось: слишком велик риск разоблачения. Поэтому Свобода позвонил Игнацу Гразеггеру и попросил приехать за ним. Собственно, он рассчитывал добраться до известной похоронной фирмы не спеша, к вечеру, а под покровом ночи спокойно извлек бы из машины свой заветный багаж. Но та ни с того ни с сего заглохла, нарушив все его планы. В бешенстве Карл пинал шины, и его проклятия тонули в очередном нарастающем «вру-у-ум!». Всему виной была современная электроника. Раньше водитель, как правило, мог собственноручно подлатать забарахлившего железного коня, купив или в крайнем случае стащив у кого-нибудь нужную запчасть. Но сейчас, с этими современными тачками, донельзя напичканными байтами, битами и прочей электронной запредельщиной, обойтись своими силами было решительно невозможно. Свободе пришлось глотать пыль автобана, дожидаясь, когда его выручит Игнац. Он ненавидел ждать. Потоптавшись еще немного, Карл снова сел в машину и отчасти от скуки, отчасти по старой привычке стал стирать отпечатки пальцев в салоне. Протер руль, приборную доску, вещевой ящик, ручки дверей, внутреннюю сторону лобового стекла. Вру-у-ум! Вру-у-ум! Провел салфеткой по рычагам, кнопкам, тумблерам, дисплею автомобильного радио. Вру-у-ум! Удивительно, что за несколько часов, прошедших с начала рассвета, еще ни один итальянский полицейский патруль не обратил на него внимания. И как раз в тот момент, когда Свобода перестал удивляться этому факту, в поле его зрения появился автомобиль дорожной полиции – «Polizia Stradale». «Сакра», – мысленно ругнулся Свобода и машинально коснулся кобуры на своем бедре, в которой ощущался легкий «Глок-17». Ствол был еще теплым – некоторое время назад Карл застрелил дикого кролика и зажарил его прямо здесь, на обочине, не удовлетворенный качеством еды в придорожных кафе.
Полицейский автомобиль медленно подъехал ближе. Из него вышли два карабинера в кожаных куртках, увешанные множеством наручников и резиновых дубинок, – ни дать ни взять клиенты секс-шопа для садомазохистов.
– Avete una panna, il mio signore? – У вас сломалась машина, синьор?
Ну что за глупый вопрос. Да, сломалась! Свобода заговорил по-итальянски, намеренно коверкая речь, словно держал перед глазами мини-разговорник для туристов. Это, как ему казалось, прекрасно дополняло образ слегка придурковатого, однако законопослушного австрийца. Он притворялся из чистой предосторожности, на всякий случай, ведь установить его личность было так же трудно, как истинную внешность Майкла Джексона. Борода у Свободы была накладной, волосы – искусственными, нос и подбородок – из гримерного латекса, машина – ворованной, паспорт, который он в данный момент протягивал полицейским, – поддельным. Последним штрихом в этом секонд-хэндовском обличье стал чудовищный итальянский, разумеется, тоже наигранный. Недалекий австриец получился очень достоверным. У Свободы имелся солидный опыт исполнения этой роли.
– Мио амичи… субито… венга… пренда… – пытался объясниться он на ломаном итальянском. Однако дуэт карабинеров, несмотря на все его протесты, настаивал на вызове эвакуатора. Возможно, он все-таки переиграл с «императорской и королевской» чудаковатостью… Свобода еще раз выругался и схватился за мобильник.
– Слушайте, вы сейчас где?
Люди в кожаных куртках смотрели на него с каменными лицами – как видно, не понимали ни бельмеса по-немецки. По телефону ответил Игнац, потому что Урзель вела машину.
– Очень плохо слышно! – рявкнул в трубку владелец похоронной фирмы. – Мы находимся южнее Инсбрука, проезжаем где-то между Муттерсом и Пачем…
– И когда же вы будете на границе? Мою машину скоро эвакуируют.
Игнац пообещал подъехать в ближайшие полчаса.
* * *
Большое преимущество предальпийского региона заключается в том, что от него рукой подать до Италии, и это обстоятельство в некоторой степени смягчает пагубные свойства фёна. Точь-в-точь за то самое время, которое требуется жителю Мюнхена или Кёльна, чтобы дойти от центра города до окраины, житель альпийских предгорий достигнет итальянской земли, например, Ломбардии, и вскоре окажется в какой-нибудь крошечной траттории вблизи бог знает какого городка, где сенсационно вкусно готовят истинно национальные блюда. Игнац и Урзель Гразеггер выехали из дома очень рано, на рассвете, чтобы забрать ценный груз, застрявший на итальянской стороне перевала Бреннер. Они договорились со Свободой, что подождут его на австрийской стороне – Италия была для них табу, по совершенно определенной причине. Опасность того, что катафалк остановят для проверки, сводилась практически к нулю, вот почему они выбрали именно это необычное транспортное средство. Отъезжая от дома, Гразеггеры сразу же поставили компакт-диск с песнями сестер Роттманнсридер и потому не слушали новостей, которые передавала региональная радиостанция. Иначе они сразу узнали бы, что на их родном курорте разыгрались нешуточные события, и не уехали бы отсюда с такой спокойной душой. На подъездах к Инсбруку многоголосый хор сестер Роттманнсридер стал дружно жаловаться, что девушка во время танца заглядывалась на других парней. Потом пошли песни об охоте на серн, браконьерстве, падениях с обрыва – такое музыкальное сопровождение показалось супругам вполне подходящим для путешествия через перевал Бреннер. До самого Инсбрука трасса была не слишком загруженной, но потом началась пробка. Урзель выключила голосистых сестриц, чтобы послушать новости. Радиостанция «Оберланд» как раз передавала интервью с неким комиссаром полиции Еннервайном:
– Значит, вы руководите группой по расследованию этого происшествия?
– Да.
– Сколько человек погибло?
– Два.
– Не могли бы вы рассказать чуть подробнее, что случилось?
– Нет.
– Неподалеку от культурного центра базируется гарнизон американской армии. Вы можете исключить террористическую атаку?
– Нет.
– Гаупткомиссар уголовной полиции Еннервайн, благодарим вас за интервью.
Стоять в пробке, находясь в ритуальном автомобиле, весьма сомнительное удовольствие. Пассажиры соседних машин начали глазеть на гразеггеровский катафалк, а некоторые граждане с обостренным чувством юмора даже стали фотографировать и снимать его на видео. Меньше всего на свете Гразеггеры мечтали, чтобы кто-то фиксировал их передвижения. Им абсолютно не хотелось привлекать излишнего внимания.
– Давай съедем с автобана на старое шоссе. До того места, где стоит Свобода, остаются считанные километры.
Оказавшись на дороге местного значения, они первым делом безнадежно заблудились.
– Как бы нам сейчас пригодился навигатор!.. – в сердцах сказала Урзель. – Старый сквалыга!
Трупы, которым фирма Гразеггеров обеспечивала вечный покой, Карл Свобода поставлял главным образом из неспокойных регионов – Неаполя, Барлетты и, нисколько не удивительно, из Палермо. Также в числе его клиентов были богатые греческие судовладельцы и испанские строительные миллиардеры. И все-таки большинство «покойников-нелегалов» прибывало с просторов юга Италии. Свобода великолепно владел итальянским, поэтому прекрасно понимал, о чем говорят карабинеры. Эти бравые полицейские полны решимости эвакуировать его машину с драгоценным грузом. Он должен во что бы то ни стало отделаться от них, иначе ему придется туго.
– Теперь налево, – сказала Урзель, когда они проезжали между поселками Мютценс и Пфонс. – Помнишь, как мы тогда заблудились в Италии? Городок назывался Колино – или что-то в этом роде.
– Колино?
– Ну может, и не Колино, но очень похоже. Мы ехали в сторону Ареццо, но оказались в Аквапенденте. Населенный пункт назывался как-то на «С».
– Солино?
– Нет, двусложное название, что-то вроде «Мисбах», только итальянское.
Игнац и Урзель познакомились со Свободой на вершине горы. Он предстал перед ними как заправский горный турист – в грубых ботинках с рифлеными подошвами и ярко-красных шерстяных носках. Хорошо экипированный незнакомец сидел на 1600-метровой высоте рядом с крестом, какие обычно водружают на покоренных вершинах, и рассматривал в бинокль громады гор, раскинувшиеся вокруг. Этот клочок земли был действительно свободен от прослушивания, так что Свобода без долгих предисловий перешел к делу.
– Я слышал, – начал он, – что среди услуг, предоставляемых вашей фирмой, имеется одна совершенно особая. Эксклюзив.
– Ты понимаешь, что имеет в виду этот австриец? – тяжело дыша, спросил Игнац у супруги.
– Нет, – ответила Урзель, тоже борясь с одышкой. – Совершенно ничего не понимаю. От кого можно услышать о таких вещах? Это просто невероятно.
– Каналы, каналы, – процедил Свобода, не отводя бинокля от глаз.
Пока два карабинера, совершенно не догадывающихся, что у них на крючке висит крупная рыба, пытались дозвониться в службу эвакуации автомобилей, Свобода вспоминал, как убеждал двух туристов из Баварии в выгодности делового партнерства. Эти люди были легкой добычей. К тому моменту супруги Гразеггер успели заныкать всего лишь пару-тройку трупов, скорее, в виде одолжения тому или иному двоюродному дедушке, и круг их клиентов ограничивался исключительно земляками. Свободе нужно было убедить Игнаца и Урзель, что расширение их бизнеса сулит заманчивые финансовые перспективы. Он быстро перешел в наступление:
– Я знаю все о ваших подвигах.
– Каких еще подвигах?
– Хотите, назову конкретные номера могил? Вот, например, участок четыре дробь тысяча двести девяносто один дробь двадцать восемь. Двойное захоронение, январь прошлого года.
Он назвал еще несколько цифр. Супруги побледнели.
– А ты, что предлагаешь нам ты?
Находясь высоко в горах, принято обращаться друг к другу на ты. Нагорные беседы сплачивают, деловые предложения, сделанные под облаками, сулят успех. Ответы, данные на вершинах, искренни и недвусмысленны. Решения, принятые в поднебесье, весьма перспективны.
– Я предлагаю вам полную безопасность и…
Свобода выразительно потер большим пальцем об указательный, затем элегантным жестом показал на юг. Воображаемый взмах руки протянулся через всю Паданскую равнину и уперся в Сицилию.
– Там у меня отличная клиентура. Вы знать ничего не знаете о них и о том, откуда берутся трупы. Они, в свою очередь, не желают ничего знать ни о вас, ни о вашем идиллическом кладбище. Путей транспортировки не разгадает ни один дока. И ваш дом расположен очень удачно. Удачней не придумаешь!
Все это была чистая правда. Свобода подыскивал подобный расклад очень долго. Ко владениям Гразеггеров легко можно было подъехать незамеченным. Их дом, в котором располагалось и жилье, и похоронная фирма, стоял у подножия горы, так что не составляло труда подняться по заброшенной дороге на сто или двести метров в гору и спрятать машину в лесу – бесхозном, где даже не протоптано ни единой тропинки. Идеальные условия, чтобы возить туда-сюда все, что нужно, не привлекая постороннего внимания!
– О чем вообще речь?
Конечно же, Урзель с Игнацем искренне оскорбились в ответ на предложение участвовать в таком недостойном деле. Однако во время совместного спуска с 1600-метровой горы Свобода озвучил сумму – за каждого мертвеца, и на побледневших было лицах Игнаца и Урзель снова заиграл румянец. Их потянуло присесть, они не могли оставаться на ногах. Вот так и начался совместный бизнес похоронной фирмы «Гразеггер», основанной в 1848 году, и Карла Свободы. И этот бизнес работал как часы.
– Двусложное название? – переспросил Игнац, беспомощно вглядываясь в истрепанную карту Тироля. – Типа «Мисбах», только итальянское?
– Да, – отвечала Урзель. – Это где-то в районе Аквапенденте.
– Аквапенденте! Это же совсем в другой стороне! И это была совсем другая история. Тогда мы с тобой ехали в Орвието, сбились с пути и по ошибке оказались в Монтефьясконе.
Урзель резко свернула направо.
С трудом дозвонившись до службы эвакуации, дорожные полицейские попросили Свободу подождать, сопровождая свои слова активной жестикуляцией. Затем карабинеры снова сели в машину и уехали. Наконец-то! Аферист схватился за телефон:
– Где вы сейчас находитесь?
– Проезжаем Санкт-Йодок.
– О, хорошо, это совсем близко. Езжайте прямо и остановитесь там в ближайшем парковочном кармане на выезде. Я снимаюсь отсюда и скоро буду. Копы уехали, но вот-вот приедет эвакуатор, и того и гляди начнутся проблемы с ворованным авто. Оставаться здесь мне слишком рискованно. Скоро встретимся, думаю, через полчасика.
Окинув напоследок взглядом заглохший автомобиль, Свобода перебросил через плечо рюкзак и зашагал прочь.
– Монтефьясконе? Ты что-то путаешь. Это совсем в другом месте, – произнесла Урзель после паузы. Следуя указаниям Свободы, она остановила машину в небольшом парковочном кармане, и теперь супругам оставалось только ждать.
– Я так и не могу вспомнить названия той местности, – сказала супруга Игнацу после пятнадцатиминутного молчания. – У меня в голове крутится «Канино», но это тоже неверно.
– Канино – это трехсложное слово.
– Если бы сейчас мы стояли на берегу озера Больсены и выезжали из Каподимонте в южном направлении, то я могла бы сказать точнее. Нужно ехать еще полчаса, и…
В следующее мгновение Игнац и Урзель испуганно вздрогнули: задняя дверь катафалка распахнулась, и в салон влез совершенно незнакомый человек с рюкзаком.
– Едем дальше, – сказал тот, захлопывая за собой дверь. – Времени у нас в обрез, – добавил он на австро-баварском диалекте.