Текст книги "Чисто альпийское убийство"

Автор книги: Йорг Маурер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

37

– Ой, вон там дельтаплан, видишь?!

– Это не дельтаплан, а параплан.

– А мне всегда казалось, что это одно и то же.

– Нет, не одно и то же.

– И в чем разница между дельтапланом и парапланом?

– Одним из них управляют сидя, другим – лежа на животе.

– И что к чему относится?

– Думаю, парапланерист сидит, а дельтапланерист лежит. Или наоборот.

– А в какой позе находится этот человек?

– Не знаю, не вижу, он слишком далеко отсюда.

– Однако он ужасно раскачивается из стороны в сторону…

– Наверное, какой-нибудь новичок.

Нет, мужчина, плывущий по небу на двухсотметровой высоте, вовсе не был новичком, а его лихорадочные движения объяснялись тем, что он отчаянно пытался поймать мощный бинокль, сорвавшийся с непрочного ремешка. Но все его попытки оказались тщетными – прибор камнем устремился вниз и вскоре сгинул вдали без единого звука. Парапланерист выругался, затем осторожно открыл сумку, пристегнутую к страховочным ремням у него на груди. Внутри лежала снайперская винтовка с оптическим прицелом – на худой конец вести разведку на местности можно было и через него, хотя старый армейский бинокль привлек бы куда меньше постороннего внимания. Правда, туристы, только что показывавшие на него снизу, уже переключились на праздничное шествие. Духовой оркестр занял позиции и вот-вот должен был грянуть «самый баварский» изо всех парадных маршей – «Баварский строевой марш». «Ррррррррррррррррр!» – затрещали барабаны взвода барабанщиков и трубачей, и о парапланеристе в небесах уже больше никто не вспоминал.

* * *

Из-за событий последней недели в курортном городке невольно отодвинулось на второй план то, что раньше стояло во главе угла, – заботливое поддержание местных обычаев. Но теперь, когда люди поверили в лучшее, нужно было заново взлелеять ту обстановку, которая, собственно, и обладала главной притягательной силой для иностранных туристов. Большая роль здесь отводилась праздничной неделе с торговлей разливным пивом на площади и пышным шествием в баварских костюмах. Это мероприятие, проходящее, между прочим, уже в 627-й раз начиная с эпохи позднего Средневековья, к которой относится первое упоминание о нем в исторических источниках, как нельзя лучше позволяло оживить интерес к курорту. Гостям щедро демонстрировались те уникальные прелести городка, ради которых они, собственно, и приехали сюда. Улицы наводнили курортники с фотоаппаратами, особая порода людей, которую местные жители втайне презирают – и в то же время активно используют, чтобы сохранить местную самобытность.

Вот-вот должно было начаться шествие, состоявшее из тридцати живых картин – шагающих, едущих и скачущих. В этом году зрителей и участников собралось особенно много, поскольку Общество любителей национального костюма из ближайшей альпийской деревушки с населением в двадцать душ – при этом само Общество, как ни парадоксально, состояло из пятисот членов – отмечало 125-летие со дня своего основания. Какое-нибудь из подобных обществ всегда празднует ту или иную годовщину, однако гвоздем программы нынешнего года был выход добровольной пожарной команды во главе с брандмейстером Йозефом Мирглом, владельцем одноименного автосервиса и героем вчерашнего дня. Теперь отважный огнеборец был, конечно, не в одном исподнем. Одетые в униформы пожарных XIX века, укротители огня медленно ехали на старинной пожарной карете, оснащенной деревянной лестницей. Йозеф Миргл, храбрец и спаситель, на которого с завистью и восхищением глазели со всех сторон, как раз давал интервью одной межрегиональной газете. На его месте так поступил бы любой пожарный. В его действиях нет никакого подвига: в былые времена, в расцвет огнеборческой карьеры, ему приходилось отдавать подобные команды каждый день. Миргл снял с головы медный шлем, блестевший на солнце, будто чистое золото. Вокруг него собралась толпа, и неудивительно: ведь с Мирглом интересно поговорить, он образец настоящего мужчины – не то что этот недотепа Еннервайн, так называемый комиссар, с которым далеко не уедешь и который до сих пор дал лишь одно-единственное интервью, немногословное и бездушное!

Член совета общины Тони Харригль, все еще всерьез считавший, что на него готовилось покушение (и потому с недавних пор носивший под баварским костюмом пуленепробиваемый жилет), был слегка уязвлен отсутствием желающих взять у него интервью. И он сказал тем, кто случайно оказался с ним рядом:

– Этому Еннервайну не долго осталось руководить расследованием. Мне пришлось употребить все мое политическое влияние, чтобы…

Двадцать четыре трубы-пикколо испустили пронзительную трель, заглушая слова местного политика.

– А что же будет с этой кучей одежды? – спросила молодая журналистка у Йозефа Миргла, когда трубы-пикколо умолкли. – Куда ее теперь?

– Пожертвуем Красному Кресту, – ответил огнеборец. – Многие граждане не захотели забирать свои вещи и просто ушли.

– Вы хотите сказать, люди отправились домой в одном белье?!

– Да, а что вас удивляет, девушка? Стояла теплая августовская, можно сказать, итальянская ночь!

И в самом деле, многие из зрителей, участвовавших в спасении Еннервайна, решили пожертвовать свою одежду Красному Кресту, ибо сочли неприличным копаться на виду у всех в бесформенной куче платья. И поскольку большинство из них жили не так уж далеко от культурного центра, вчера на курорте то и дело можно было наблюдать картинки из жизни невинных обитателей Эдема. Надо отметить, что при этом не обошлось без серьезных дорожных происшествий. Когда некий водитель не из местных увидел на въезде в городок трех почтенных сестер из Гуггемоса, невозмутимо вышагивающих по тротуару в черных трусиках и бюстгальтерах, словно три ведьмы из «Макбета», то не сумел найти рациональных объяснений происходящему и наехал на другой автомобиль, водитель которого затормозил в изумлении при виде этого фантастического зрелища.

«Рррррррррррррррррррр!» – грянули барабаны взвода барабанщиков и трубачей.

– Простите, девушка, но я спешу – парад вот-вот начнется.

– Благодарю вас, господин старший пожарный Миргл, за интересный разговор.

Идея передать одежду Красному Кресту была неплохой. Совершая этот акт гуманизма, иные горожане живо воображали себе, что скоро в каком-нибудь из неспокойных районов близ Кабула или в трущобах Претории будут разгуливать люди в кожаных шортах, на подтяжках которых вышит славный баварский лозунг: «G’sund samma!» («Главное – здоровье!»)

Среди участников парада была маленькая девочка, которой доверили важное дело – нести табличку с надписью: «№ 17. Пастбищный кооператив. Проведение старинного праздника отгона скота с летних выпасов». Одетая в народный костюм, как и большинство окружающих, малышка сжимала табличку обеими руками. На жаре ей приходилось тяжко, она вся вспотела, однако несказанно гордилась тем, что участвует в параде наравне со взрослыми. Торжественное шествие началось, люди мерным шагом двигались к огромному шатру под бравурную музыку. Чудесная погода, сияющее солнце, колоритная баварская процессия. Вскоре девочка в белой блузке и зеленой жилетке с юбкой попала в десятки объективов фотокамер. Мама говорила, что ее снимки обойдут весь мир, отправятся в Японию, в Россию, в Пруссию[16]16
  Имеется в виду остальная Германия, любая из федеральных земель, кроме Баварии.


[Закрыть], во все уголки света. Торжество набирало обороты. Баварочка прижала подбородок к груди и взглянула на свою блузку. Ой, что такое? Не может быть! На белоснежном фоне краснело едва заметное пятнышко. Взяв табличку в левую руку, правой ребенок попытался смахнуть с себя мнимую ворсинку. Но это была не ворсинка, а самое настоящее пятно. Что теперь скажет мама? Как же так? В замешательстве девочка прошагала еще несколько метров. Но ведь она ничем не пачкалась, совершенно точно! Перед едой повязывала себе нагрудник с надписью «An Guad’n!» («Приятного аппетита!»)… Нет-нет, вымазаться она не могла никак. Девчушка еще раз опустила голову. Внезапно красноватое пятно задвигалось, а потом исчезло.

38

Мария Шмальфус позвонила в дверь квартиры Шмидингеров, и ей открыл подросток в вязаных гольфах, жующий хлеб с вареньем. Вид у мальчишки был мрачный.

– Секунду, я только зайду в ванную, вытру рот, – проговорил он.

«Нет уж, никуда ты не пойдешь! – хотелось сказать Марии. – Сейчас же садись вот сюда! Мы сыты по горло твоими фокусами!»

Однако вслух она произнесла:

– Ну да, конечно, иди.

Девушка чувствовала, что ее голос дрожит. Может, стоит пойти за Паули следом, чтобы тот не сбежал через окошко ванной? И на всякий случай прихватить с собой вот эту бронзовую статуэтку – Будду? Однако, наверное, замахиваться ею на несовершеннолетних запрещено? А может, позвонить в участок и вызвать подкрепление, добавив шепотом, чтобы организовали облаву? Или лучше всего невозмутимо сидеть на месте, притворяясь, что в кармане ее вязаной кофты лежит пистолет?

* * *

Паули вернулся из ванной в свежей рубашке и тщательно причесанный. Он усадил гостью на диван и поставил на стол два стакана апельсинового сока. Гостиная была обставлена абсолютно не во вкусе среднего обывателя. Никаких мягких подушек, которым придают форму руками, ни одной пары одинаковых стульев или кресел. В каждой детали обстановки чувствовалась эстетика поп-арта, и если бы Паули не поленился сделать небольшую уборку, то образ восьмидесятых выглядел бы безупречно.

Как видно, визит Марии не слишком-то удивил паренька.

– Вычислили, значит, – мрачно сказал он.

Психолог ничего не ответила – ведь молчание, как известно, золото.

– Но как же вы сумели меня вычислить? – спросил Паули Шмидингер после паузы, за время которой Мария вполне могла бы написать три заключения судебно-психологической экспертизы.

– Ты спрашиваешь как… Ну, во-первых, на прошлой неделе мне пришлось долго гнаться за тобой, переодетым в баварский костюм. А во-вторых, недавно я увидела, как ты носишься по больнице. И затем сравнила впечатления.

– М-да, однако что значит «переодетый в баварский костюм»? Это был костюм Сеппеля, вот и все. Он давно висел в шкафу, и я даже не помню, кто мне его купил. Точно не мои предки. А когда тут все заполонила полиция, я подумал, дай-ка влезу в этот костюмчик, прежде чем забираться на крышу. Мне показалось, кожаные шорты как раз подходят для этого.

– Зачем же ты лазил на крышу?

– Так ведь вы уже догадались об этом.

– Честно говоря, нет.

– Правда? Ну, из-за кроссовок. Я хотел наконец забрать их оттуда, но там уже ничего не было. Свалились, должно быть. Подпорченные дождями и солнцем… Либо их вороны утащили. Понятия не имею. Или это вы постарались?

– Да, мы.

– Однако кроссовки не имеют никакого отношения ко всей этой фигне. Или вас навел на след старик Макгроу?

– Какой еще старик Макгроу?

– Ну, отец Джеспера Макгроу, моего одноклассника.

– Нет, эта фамилия мне ни о чем не говорит.

– Этот Джеспер – пижон и воображала. Учится со мной в одном классе и все время выпендривается, дескать, его родители страшно богаты, прямо купаются в роскоши. Представляете, ходит в школу с носовым платком, купленным в Лондоне, в «Джентльменс аутфиттерс». Придурок такой! И мы решили его проучить. Это была всего лишь шутка, честное слово. Нечто вроде памятки на будущее, чтоб не выделывался. Мать с отцом у него американцы, какие-то там генералы, у них свой дом на улице Ам Зонненханг, и они каждый день поднимают над его крышей американский флаг. А еще Джеспер то и дело хвастался перед нами кроссовками – типа они у него круче некуда… Шут их знает, какой фирмы…

– «Гуччи».

– Что?

– Эти кроссовки фирмы «Гуччи».

– А, не важно, главное, дорогущие, собаки. И вот мы как-то взяли и подменили их. Купили по акции самую что ни на есть дешевку и специально оставили внутри ярлык: «Финальная распродажа! Всего девять и девяносто девять сотых евро!» Верите, попали в яблочко! Наш индюк весь побагровел от злости – таких отстойных шмоток в их семье ни в жизнь не носили! Его папаша-генерал даже грозил нам полицией. Потом я хотел подложить кроссовки назад, но только удобный момент никак не подворачивался. Так что я припрятал их там, на крыше.

И снова в воздухе повисла пауза. У Паули за душой явно имелось что-то еще, хотя молчать ему, наверное, было выгоднее, чем говорить. Наконец Мария не выдержала:

– Ты часто бывал на чердаке?

Паули Шмидингер еле заметно кивнул.

– И наверняка можешь рассказать мне еще кое-что.

Подросток снова кивнул.

– Ну так давай, выкладывай, и тебе самому станет легче. Тебе всего двенадцать, и к уголовной ответственности в таком возрасте не привлекают. Даже если ты натворил что-то серьезное, за решетку тебя никто не посадит.

– Ну хорошо, – вздохнул Паули. – Начнем тогда с дяди Густля. Это он во всем виноват. Подождите-ка минутку…

С этими словами Паули скрылся в соседней комнате. Мария терпеливо ждала, и в этот раз ожидание далось ей гораздо легче, чем в прошлый. Паули доверял ей, и она должна ответить ему тем же. Интуиция не подсказывала ничего дурного – вот и славно. Девушка чувствовала себя в безопасности. Наконец-то она докажет, что ее присутствие в следственной группе вовсе не лишнее и от психологов тоже бывает толк. Кто знает, а вдруг ее вклад в раскрытие дела, до которого, судя по всему, рукой подать, окажется решающим?

Из соседней комнаты раздался шелест, как будто бы там снимали оберточную бумагу с большого-пребольшого подарка. Затем в гостиную вернулся Паули. Увидев его, Мария испугалась до полусмерти, она просто окаменела, вжавшись в краешек дивана. «Только не подавать виду, – внушала себе психолог. – Будь спокойна, совершенно спокойна, веди себя так, словно ничего не происходит. Словно такие вещи случаются каждый день…» Паули Шмидингер стоял в дверном проеме, держа наперевес автомат Калашникова – в точности как Сильвестр Сталлоне из «Рэмбо-2». Через несколько мгновений подросток опустил сдержанно поблескивающее оружие и осторожно положил его на обеденный стол.

Мальчишка сел на диван и рассказал свою историю. Немногословно, без отступлений. Можно сказать, сделал краткий доклад на тему «Мои самые веселые выходные». С подзаголовком «Как я одурачил родителей».

– Они раздумывали, не отправить ли меня на следующий учебный год в школу Монтессори. Это бурно обсуждалось в семье, и дядя Густль, брат моего отца, тоже участвовал в дискуссиях. Дядя был категорически против, и они с папой то и дело спорили по этому поводу. На мой день рождения – мне исполнялось двенадцать – дядюшка прислал в подарок огромный пакет, и когда я открыл его, то весь праздник чуть не пошел насмарку, потому что внутри лежал набор комплектующих для сборки вот такого грозного оружия, русского «AK-сорок семь», калибра семь и шестьдесят две сотые миллиметра.

Паули махнул рукой в сторону лежавшего на столе автомата.

– Наверное, дядя хотел всего лишь поприкалываться, я так ржал, но мои родители абсолютно не поняли юмора. «Я ему покажу, этому Густлю!» – заголосила мать, а потом набросилась на меня с криками, требуя, чтобы я свалил все детали в пакет для пластмассовых отходов и отнес его на мусорку. «Немедленно, сейчас же!» – орала мать. Никогда она не общалась со мной в таком тоне…

– Автомат Калашникова – и в пластмассовые отходы?.. – изумилась Мария.

– Слушайте, неужели вы все еще ничего не поняли? – фыркнул Паули. – Этот автомат – из пластика, но выглядит точь-в-точь как настоящий! Так называемый муляж оружия, который, между прочим, можно купить в любом магазине игрушек! Именно поэтому я никак не мог взять в толк, отчего мои предки вдруг забились в конвульсиях.

– Значит, ты никого не послушал и не избавился от этой штуковины?

– Нет, послушал. Я вовсе не хотел, чтобы мой день рождения протух окончательно. Желтый пакет с разобранным автоматом целую неделю стоял у въезда в гараж. Однажды к нам опять заглянул дядя Густль. «Ну как, весело отпраздновали день рождения, рохли вы этакие?» – поинтересовался он у родителей, и после этого они разругались вдрызг. Даже перестали общаться. Пакет простоял у гаража вплоть до позапрошлого воскресенья. В ту ночь я очень плохо спал – из-за фёна, ну, вы понимаете. Встал с постели и прокрался вниз. Ради прикола собрал «Калашникова»… Суперская вещь, вы только потрогайте, убедитесь сами!

– Да не хочу я его трогать.

– Так вот… я немного поиграл в гараже, целясь во все углы, но скоро мне это надоело. Тогда я спрятал дядин подарочек на чердаке.

– Дешевая подделка… – пробормотала Мария.

– Так-то оно так, – отозвался Паули, – но тем не менее очень качественная! Вот вы, например, как только увидели эту штуковину, так сразу же покрылись потом от страха! Прикоснитесь же к автомату, тогда сразу перестанете бояться.

Мария нерешительно взяла оружие в руки. Ишь ты, довольно тяжелое.

– Несколько металлических вставок имитируют оригинальный вес, – пояснил Паули, увидев ее озадаченное лицо.

– Значит, тем воскресным вечером, когда был первый концерт, ты снова побывал на чердаке? – продолжала допытываться Мария. – И немножко поиграл там в стрелялки?

– Да… О’кей, не спорю. Побывал.

– И что дальше?

– Дальше я вытащил автомат из тайника, забрался в зазор между полом и потолком и немножко поползал там по-пластунски.

– Ты, конечно, прекрасно знал, что под тобой всего лишь декоративная отделка?

– Да, но если держаться поближе к несущим перекрытиям, то ничего не случится. Я включил в айподе саундтрек к фильму «Лодка», затем стал искать в потолке щели и целиться через них в зрительный зал, в тех, кто стоял там у стены. Примерно в середине потолка один кусок обшивки отошел особенно заметно, ну, я возьми и просунь туда дуло автомата посильнее. Зал был полон, концерт, похоже, уже начался, но я ничего не слышал, поскольку был в наушниках, а там как раз звучала музыка к тому эпизоду, когда подводная лодка выходит из порта Ла-Рошели, такая драматичная композиция Клауса Долдингера. Кстати, он тоже как-то давал концерт в нашем курзале, я слушал его с чердака. «Лодка», ведь вы же помните, да? И тут какой-то мужчина стал протискиваться в середину полного ряда, а я держал его на прицеле, водил дулом «Калашникова» ему вслед… При этом я воображал… честно говоря, уже не помню, что я там себе воображал. Попробую вспомнить… «Эге, – думаю, – ведь я знаю этого типа, это мой тренер по сноуборду. Какого же черта он приперся на этот концерт, интересный лишь полумертвым зомби!» Но скоро мне все надоело, и я уже решил, что пора сматываться, как вдруг надо мной промелькнула чья-то тень, а потом декоративная панелька рядом как затрещит! Как отскочит! Я перепугался до смерти, только в голове промелькнуло: все, сейчас провалюсь, и крышка. И даже не сразу понял, что кто-то упал рядом со мной, но когда увидел кровищу на кромке доски и чей-то оторванный нос, то постепенно до меня дошло… Видимо, какой-то человек провалился сквозь все эти доски в нескольких сантиметрах от меня.

– А ты видел в щель, что началось внизу?

– Не-a. Отогнувшаяся пластинка снова спружинила назад. Однако там, внизу, поднялся дикий шум, я все слышал, потому что к тому моменту уже выключил айпод. А потом я свалил сюда, к себе домой. Я думал-думал над тем, в чем же дело, но так ничего и не понял. И стал внушать себе, что не виноват в случившемся. И лишь после того как отец рассказал мне кое-какие детали, я сопоставил события и сделал определенные выводы…

– Какие же, например?

– Такие. Либшер хотел лишний раз опозорить моего отца. Этому господину вот-вот грозило увольнение, и вдруг он, видите ли, замечает снизу мой автомат. Судя по всему, он взбежал наверх, чтобы вытащить меня из этой норы за шкирку. Зачем? Думаю, чтобы лишний раз покрасоваться, показать, какой он ценный и незаменимый работник. Или чтобы заявить во всеуслышание: смотрите, от этих Шмидингеров одни только убытки! Ну, или что-то в этом роде, точно не знаю.

– Либшер говорил тебе что-нибудь до того момента, как с ним случилось несчастье?

– Понятия не имею. Во всяком случае, я ничего не слышал: все перекрывала музыка из наушников. Я врубил плейер очень громко.

– И ты не нашел в себе смелости признаться нам во всем сразу же после происшествия?

– Не нашел. Честно говоря, струсил.

– А ты не побоишься пойти со мной в больницу и рассказать эту историю еще раз? Теперь уже самому настоящему, взаправдашнему комиссару? – с легким самодовольством в голосе спросила психолог Шмальфус.

– Хорошо. Пойдемте. Подождите только секундочку…

Паули снова взял в руки автомат.

– Не оставлять же его тут, в гостиной, верно? Мои неженки-родители точно свалятся в обморок при виде этого чуда.

– Обморок им обеспечен и без того. Пошли!

– Нет, я хочу сперва спрятать оружие.

– Здесь, в квартире? Или, может, сразу уж на чердаке? Эта идея мне не нравится. Бери его с собой.

– Неужели вы хотите идти через весь город с игрушкой, которая как две капли воды похожа на настоящий автомат Калашникова?

– Нет, конечно. Найди какую-нибудь сумку.

Однако в хозяйстве Шмидингеров не нашлось сумки, подходящей по размерам для автомата – даже со сложенным прикладом, в коем состоянии его длина составляла 645 миллиметров. Мария заглянула на кухню и нашла там красивую оберточную бумагу для цветов.

– Этого вполне достаточно. Мы идем в больницу с букетом.

Когда Мария с Паули вошли в палату Еннервайна, тот уже сидел на кровати и в воздухе, казалось, плясали тысячи вопросительных знаков.

– Если бы вы не были в постели, я бы сейчас сказала: сядьте, пожалуйста, – улыбнулась Мария.

– Э-э… Вы принесли мне цветы?!

– Разворачивай, Паули.

В следующее мгновение у Еннервайна отвисла челюсть.

– «AK-сорок семь». Надеюсь, что это…

– Талантливая подделка, – пояснил Паули. – Так называемый муляж оружия.

– Благодарю за пояснение, – буркнул гаупткомиссар.

– Пойду спрошу у медсестер, не найдется ли у них подходящей вазы для этого «букета», – подмигнула шефу Мария и направилась к выходу. – А молодой человек пока поведает вам кое-что интересное.

– Слушаю, – сказал Еннервайн, когда коллега исчезла.

Мальчишка рассказал свою историю еще раз – без лишнего смущения, во всех деталях, но при этом не отклоняясь от главной темы. Как видно, Мария сумела внушить ему доверие. «Настоящее профессиональное достижение с ее стороны», – мысленно восхитился Еннервайн. Значит, этой женщине можно доверять, и он тоже, пожалуй, раскроется перед ней, расскажет все без утайки о своей противной болячке. Но только после того, как в расследовании будет поставлена точка. А это произойдет совсем скоро, раз главный виновник происшествия уже найден. Прямо завтра он поговорит с Марией. Или послезавтра. Ну или на следующей неделе – тоже будет в самый раз.

– Это, конечно, замечательно, что ты выложил все начистоту, – сказал Еннервайн. – Сядь рядом со мной, я не кусаюсь. Одно только должен сказать тебе, дружок: ты избавил бы нас от массы лишних хлопот, если бы…

– Да, простите, пожалуйста, – перебил его Паули Шмидингер.

– А вчера? – с нажимом спросил гаупткомиссар.

– Что «вчера»?

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Сейчас ты рассказал мне о событиях позапрошлой недели, а теперь я хочу знать, что ты делал вчера, то есть в прошлое воскресенье.

– Вообще-то я понятия не имею, что там опять стряслось на чердаке, господин комиссар, но на этот раз я совершенно ни при чем. Вчера я весь вечер сидел в своей комнате и читал книжку. Если желаете, могу пересказать вам содержание…

– Очень остроумно, – хмыкнул Еннервайн. – Встань-ка вон там, у кровати. Я хочу провести маленький эксперимент.

Паули послушно подошел к тому месту, на которое ему указали. Еннервайн закрыл глаза и сел на постели. Затем вдруг сделал выпад в сторону подростка – резко перегнулся пополам, вцепившись обеими руками в грудь Паули.

– Ой, больно же!

– Подумаешь, ерунда какая. Вот мне – действительно больно. Живого места нет.

Тот человек, которого Еннервайн на мгновение поймал вчера, был примерно того же роста, что и Паули, однако совсем другого телосложения. Вчерашний противник – мускулист, ловок, натренирован, и этому угловатому мальчишке с вялыми мышцами очень далеко до него. Да, без сомнения: это просто небо и земля.

– Вчера в меня стреляли, – сказал Еннервайн.

– Что? – изумленно вскричал Паули. – Стреляли?! И вы решили, что это я?.. Из боевого оружия? Да я бы никогда в жизни…

– Ну-ну, – строго осадил его Еннервайн. – На того, кто размахивает поддельным автоматом, подозрение падает в первую очередь. Кто знает, может быть, такой человек умеет стрелять и по-настоящему.

– Я никогда в жизни не держал в руках боевого оружия! – с жаром заверил Паули.

– Однако делать взрывчатку ты уже пробовал?

Паули вздрогнул.

– Какую еще взрывчатку?!

– Мы нашли на чердаке ее составляющие. Например, средство для удаления известкового налета и отбеливатель.

– A-а, так это вы о той допотопной коробке моющих средств? Так бы сразу и сказали. Она стоит там уже несколько лет. С тех самых пор, как мой излишне впечатлительный папочка обнаружил на чердаке висельника и забыл туда дорогу.

«Значит, это всего лишь бытовая химия, – с облегчением подумал Еннервайн. – И хитроумная версия насчет взрывников тоже, к счастью, рассыпается».

Оба поглядели в окно. Громада Веттерштайна казалась в этот момент бледно-голубоватой.

– И что теперь со мной будет? – спросил Паули.

– Ну что… Тебя еще немножко помучают расспросами, как без этого. Я напишу отчет, его прочитают те, кому положено, а потом зададут тебе несколько вопросов. Искренне советую говорить только правду. Если бы ты объявился сразу же после происшествия, то оказался бы в более выгодном положении.

– Но ведь вы понимаете меня? Мне было страшно. И я до сих пор боюсь.

– До сих пор? Кого же ты боишься?

Паули не ответил. «Ну и ладно», – подумал Еннервайн. Наконец гаупткомиссар сказал таким непринужденным тоном, каким только мог:

– Пойми, ты отделаешься тем легче, чем подробнее будет описана в протоколе твоя помощь следствию. Но если к случившемуся имели отношение твой отец или твоя мать или они вместе, то ты больше ничего не должен говорить. Ты знаешь это…

– Да-да, конечно, из судебных телешоу. Однако дело вовсе не в этом. Мой отец здесь ни при чем, не говоря уже о матери…

– А кто же тогда причастен к этому?

– Точно не знаю. Честно говоря, до всей этой заварухи я несколько раз лазил на чердак и думал, что я единственный, кого притягивает это место. Но это оказалось не так. Когда я пробирался туда, то всегда запирал за собой входную дверь на ключ. Иногда, правда, проникал на чердак через слуховое окошко, но больше так никто, кроме меня, не делал. У кого-то явно был дубликат ключа. Несколько раз какой-то неизвестный входил на чердак при мне, и в эти моменты я тут же прятался в зазор между полом и потолком.

– Это был один и тот же человек?

– Думаю, да. И он приходил исключительно в те дни, когда внизу давались концерты. Я пытался разглядеть, кто это, через щели в полу, но безрезультатно.

– А ты прислушивался к шагам того неизвестного? Это был мужчина? Или скорее женщина? Какой-нибудь легкий худышка? Или, наоборот, грузный толстяк?

– Вот этого я действительно не знаю. Во всяком случае, это был не толстяк. Ну и скорее всего этот парень снимал обувь перед тем как передвигаться по чердаку. А вообще он подходил каждый раз к одному и тому же месту. Как-то я проверил – и обнаружил там тайник.

– Ты нашел тайник?!

Еннервайн уже не мог удержаться на месте. Он с кряхтением слез с кровати, набросил на себя халат в мелкий цветочек и сел рядом с мальчишкой за журнальный столик. Не обращая внимания на свою больную ногу, на царапины, шрамы и порезы, а также на взыгравшую вдруг подагру, гаупткомиссар затаив дыхание слушал рассказ Паули. В приоткрытую дверь заглянула медсестра и спросила, какого размера должна быть цветочная ваза. Еннервайн едва ли не затопал на нее ногами.

– Да, это и впрямь был классный тайник, просто гениальный. Один из лучших, самых неприметных тайников, какие только можно себе представить.

– Ты посмотрел, что там внутри?

– Конечно. Флешка с зашифрованными данными. Я тут же скопировал для себя ее содержимое. Старый добрый принцип Керкгоффса! Работает безотказно: с ним файл уже не файл, а неприступная крепость. И вдруг какой-то халтурщик… Нет, вы только представьте себе – отличная шифровка, огромные затраты усилий, и вдруг такая грубая ошибка…

– Постой-ка, Паули. Неужели ты хочешь сказать, что тебе удалось сделать то, чего не смог ни один крутой компьютерщик из Федерального ведомства уголовной полиции, то есть расшифровать колонки цифр?

– Вообще-то это невозможно, но ведь я же говорю: как можно быть таким тупицей! Столько безумных хлопот с этой флешкой, и ведь надо же нарушить шифровку актуализацией данных!

– То есть?

– Зашифрованный файл, естественно, неприступен, его просто так не взломаешь. Однако если владелец периодически обновляет информацию, то можно сравнить версии и в результате найти ключ. Так учит старый добрый Керкгоффс. Часть записей я расшифровал и посмотрел, что там внутри.

Еннервайн недоверчиво покачал головой.

– Ну и что же ты увидел?

– Честно говоря, ничего особенного. Мне казалось, раз кто-то создает вокруг этой флешки столько сложностей, то на ней должно храниться либо крутое нелегальное порно, либо снимки военных объектов, либо копии промышленных патентов, либо пароли для доступа к счетам в швейцарских банках…

– Ладно, Паули, кончай эту пытку! Говори быстрей, что там было?

– Банальные виды Италии – похоже, фоторепортаж из чьего-то отпуска. Сплошные церкви, пляжи, отдыхающие. Все аккуратно подписано, где и когда снято. И нет абсолютно ничего такого, из-за чего надо так усложнять себе жизнь!

– А где копия файлов с флешки? У тебя дома?

– Я не такой дурак. Я сохранил их в своем электронном почтовом ящике. Если у вас случайно найдется ноутбук с выходом в Интернет…