Текст книги "Чисто альпийское убийство"

Автор книги: Йорг Маурер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Вот как… Гм… ну да, конечно, – пробормотал Еннервайн.

20

– Так, господа, а теперь улыбнемся, и как можно приветливей! – воскликнул Карл Свобода и нажал на спусковую кнопку фотоаппарата. – Отличный семейный портрет!

Игнац и Урзель попрощались с владельцем газетного киоска, и троица снова заняла места в катафалке, наконец-то направляясь домой. Собственно, полиции в курортном городке оказалось не так много, как они предполагали. На подъездах сюда сообщникам чудились наглухо перекрытые улицы, пульсирующая синева проблесковых маячков, проверки документов на каждом шагу, фиксация номеров автомобилей, изнурительные личные досмотры и прижатые к стенам домов подозреваемые в одних подштанниках. Но ничего подобного не наблюдалось, на улицах не было ни одного адвоката, который зачитывал бы задержанному права. Городок мирно дремал в своей уютной ложбине, моросящий дождик хорошо промыл воздух, а солнце, выглядывающее в промежутки между зубцами гор, прогревало долину так усердно, что тепла должно было хватить на всю ночь.

Катафалк въехал во вместительный гараж Гразеггеров, через который можно было пробраться в дом незаметно для посторонних глаз. Игнац собственноручно проделал в стене ход, поскольку лишние свидетели в лице наемных архитекторов и каменщиков ему были не нужны. Оказавшись дома, Урзель положила золотой слиток на комод и воззрилась на него в нескрываемом восхищении. Игнац ухмыльнулся:

– Глаз не оторвать, верно?

Свобода отправился в душ – смывать остатки своего прежнего образа придурковатого австрийца, способного обмануть разве что итальянских карабинеров. Игнац пообещал накормить всех ужином, сытным, но достаточно легким, чтобы не переедать на ночь. Урзель тем временем отправилась в палисадник послушать, о чем говорят любители вечерних прогулок, – они наверняка знают подробности, о которых умалчивает радио. Не прошло и пяти минут, как на фоне гор нарисовалась одна из самых знатных сплетниц округи.

– Урзель, ты слышала? – еще издали закричала болтушка. – Невероятно, правда?

Урзель хорошо знала эту женщину: ее матушка умерла всего лишь два года назад, и фирма Гразеггеров хоронила покойницу. В могиле болтушки-старшей, кстати, лежал один строительный предприниматель с юга Италии, не заплативший дань мафии, а родом он был из Палермо или Мессины. Урзель не помнила всех подробностей – при необходимости она могла посмотреть это в специальном списке. Ведь всего в голове не удержишь.

– Ты о чем? Что тут вообще случилось? Знаешь, мы с Игнацем целый день проездили, только что вернулись. Были в Тироле, но не отдыхали, а работали: надо было перевезти умершего за границей сюда, ну, ты слышала о таких вещах. Возвращаемся – что такое? На улицах все как вымерло, по радио говорят о какой-то полицейской операции…

Болтушка-младшая привязала свою собаку к забору, чтобы было удобнее жестикулировать. Она владела информацией из нескольких источников, как надежных, так и супернадежных, и была лично знакома едва ли не с каждым из четырех или пяти сотен слушателей вчерашнего концерта. С большинством из них она даже состояла в родстве.

– Тем, кто не был в тот день на концерте, остается только благодарить Бога!

– А что, собственно, случилось?

– Один спрыгнул сверху на другого, и началось!

«Так, теперь надо слушать внимательнее», – насторожилась Урзель.

– Тони Харригль – ну, ты знаешь, член совета общины – был главной мишенью нападения. Доигрался со своими ксенофобскими лозунгами: «Бавария – баварцам», – вот такой абсурд. И против мусульман он что-то квакал, нет, ты только представь, в наше-то время! И русские ему тоже не угодили!

– Что-что? Харригль теперь уже против русских?

– Да! Сначала они привозят сюда деньги, эти русские, скупают наше никому не нужное барахло, а потом какой-нибудь недоумок начинает поносить их последними словами! Ты только вообрази: Харригль идет на свое место в зале, концерт начинается, и вдруг ему на голову спрыгивает террорист-смертник из Саксонии!

– Террорист-смертник из Саксонии?..

– Надо думать, перебежчик из ГДР – как Берлинская стена пала, так сразу и сбежал, наверное. Несколько лет работал обычным капельдинером в общественном учреждении, просто уму непостижимо! Он долго дремал, этот саксонский «спящий» – заметь, саксонский! – но все-таки проснулся, чтобы нанести удар. Однако он просчитался: Харригля-то в зале не было! Политик наш не пошел на концерт, а подарил свои билеты, так что какому-то бедолаге крупно не повезло. Знаешь, в нашем городе уже никто не может чувствовать себя в безопасности!

– И откуда же спрыгнул киллер?

– С балкона! Представляешь, сиганул с балкона! Вроде бы некоторые свидетели слышали, как в полете он кричал по-арабски: «Аллах акбар» – или что-то в этом роде. Другие говорят, вопль был на русском. А третьи…

– А полиция что?

– Думаю, ищет тех, кто нанял саксонского камикадзе…

Урзель получила достаточно информации. Наскоро спровадив кумушку, она снова пошла в дом. Вымывшийся Свобода и голодный Игнац смотрели на нее вопросительно.

– Я думаю, нам не о чем беспокоиться, – улыбнулась Урзель.

– До поры до времени.

– Нет, вообще не стоит! Нет проблем, не берите в голову! Это уж точно. Даже если они найдут наш список, то ни одна собака не поймет, что там к чему.

– Кто «они»?

– Полиция, кто же еще.

– Наша, местная?! Обермейстер Остлер?!

Все трое разразились гомерическим хохотом.

– Нет-нет, – поспешила добавить Урзель, – по информации нашей оберсплетницы, в расследовании участвуют еще несколько специалистов из центра. Прямо-таки особая следственная бригада. Руководит ими какой-то комиссар Еннервайн.

– Колоритная фамилия!

Урзель и Свобода принялись напевать знаменитую песню о браконьере Еннервайне, а щелкающий зубами от голода Игнац несколько раз сходил на кухню, возвращаясь с небольшими съедобными натюрмортами в руках.

– Может, все-таки не надо было прятать флешку на чердаке?

– Нет, все сделано правильно, не сомневайся. Даже если полиция обыщет чердак, все равно ни черта не найдет. А когда концертный зал снова откроют для посещений, мы проникнем туда и заберем нашу красавицу.

С самого начала своей теневой деятельности Игнац и Урзель вели список левых захоронений. В этом документе отражалось все – что за трупы поступали, когда и от кого и в чью могилу они были подхоронены. Первое время Гразеггеры делали записи открыто, без какого-либо шифрования, например, «Роза Ленер – Макс Ленер – G II/3/16/07 – Кресценция Хольцапфель» – эта строчка была первой на маленьком листке бумаги. Сперва список составляли лишь для того, чтобы не превратить двойные захоронения в какие-нибудь тройные и так далее. Хранился он в ужасающе банальном месте – в бельевом шкафу, засунутый в стопку трикотажных маек Игнаца. Однако когда деяния супругов вышли за рамки небольших правонарушений и выросли до бизнеса, обслуживающего интересы крупных игроков криминального мира, супруги решили найти более надежное место для хранения подобной информации.

– Однако куда его девать?

– Здесь, в доме, такие вещи держать нельзя, это слишком опасно.

– Давай закопаем список в саду.

– Это еще опаснее. Ведь нам потребуется периодически обновлять информацию, и что, каждые несколько месяцев раскапывать тайник? Свежие ямки в саду в два счета найдет любая служебная собака, даже не самая умная.

– Увезти за границу?..

– Нет. Надо, чтобы он всегда был под рукой.

– Носить на теле?

– Ну что ты! Слишком часто он тоже не нужен.

Именно Свобода вовремя выглянул из-за кулис, подсказав супругам простое, но эффективное решение проблемы:

– Друзья, то, что вам необходимо спрятать, – это всего лишь информация. Не оружие, не трупы, не наркотики и тому подобное. Данные, и больше ничего! Информация может храниться совершенно открыто, но с единственным условием: никто не должен догадываться о том, что она важная.

Вот так и вышло, что в комнате, где Урзель занималась рукоделием, постепенно скопилось несколько годовых комплектов журнала «Альтбайрише хайматпост», вероятно, самого безобидного изо всех иллюстрированных изданий, в ряд выпусков которого супруги Гразеггер дали анонимные частные объявления с мастерски зашифрованной важной информацией:

Ищу деревянную Мадонну итал. мастера Гарибальдо Коминотти, для себя, не дороже 2100 евро, только с экспертизой Л. Пачи. Предложения напр. в редакцию с пометкой: «Для К. Хюльзенбека».

Вот так все было элементарно. Правда, в работающем как часы совместном бизнесе Гразеггеров и Свободы, своего рода международной экспедиторской службе, имелось одно слабое место, таящее в себе определенный риск.

– Что за слабое место?

– А вдруг все эти убийства когда-нибудь решат повесить на нас? На такой случай нам надо иметь особый план.

– Если вдруг поднимется скандал, как с Кеметером?

– Да. Непредвиденная эксгумация тела – и мы пропали. А если во вскрытой могиле обнаружат какого-нибудь бандита, у которого, так сказать, еще торчит нож в спине, то это уже нельзя будет квалифицировать как мелкое нарушение местных правил захоронения…

– Уже целых десять лет у нас не было ни одной эксгумации.

– Тем не менее такая опасность существует.

Решить эту задачку им тоже помог Свобода. Однажды, удачно провезя очередной груз через все границы, спустив его с горы и спрятав в промежуточном хранилище, он положил на стол перед Гразеггерами конверт.

– Что это? Накладная?

– Да, почти. Страхование жизни.

В конверте лежали три фотографии. На первой был изображен пожилой мужчина, удящий рыбу.

– Это ваш работодатель, Луиджи Цаннантонио. Снято с помощью телеобъектива. Имя и адрес написаны на обороте.

На втором снимке был запечатлен обрывок газеты с фотографией молодого человека, который, судя по заголовку, пропал без вести десять лет назад, и родные отчаянно искали его. «Кто видел его последним», «кто владеет какой-либо информацией о нем» – и так далее, обычные в таких случаях фразы.

– Однако это была, в виде исключения, не мафиозная разборка, – пояснил Свобода. – Просто драма на почве ревности. А вот тут – конец этой драмы.

С этими словами он положил на стол третье фото, сделанное на месте преступления. На нем был изображен мертвый мужчина, в некотором отдалении виднелось море, легко идентифицируемое как Мессинский пролив. В кадре присутствовала и колокольня старинной церкви, на которой отчетливо был виден циферблат. С учетом свежего выпуска ежедневной газеты, который сжимал в руке убитый, фото исчерпывающе отвечало на все вопросы – «как», «когда» и «где».

– Честно говоря, вот такая фотография, как эта, третья, кое-чего стоит. Однако я считаю, дела идут отлично, и поэтому можно немного инвестировать в безопасность. Предлагаю заказывать такие фото при каждом новом эпизоде.

– Ты уверен в надежности этого способа?

– Абсолютно. Максимум, что вам потребуется, – доказать, что вы в тот день не были в Италии. Как именно доказывать? Ну, пошевелите же хоть раз извилинами!

Игнац и Урзель расположились на террасе своего дома, усиленно шевеля извилинами. В конце концов план был придуман, и супруги даже слегка возгордились собой. Каждый вечер они будут фотографироваться (как правило, об этом можно попросить туристов) около киоска у церкви. Пусть на первом плане хорошо просматриваются ежедневные выпуски газет, на заднем – часы храма, а в отдаленной перспективе гордо высятся вершины гор. С помощью этих снимков можно доказать, если потребуется, что уважаемые владельцы похоронной фирмы «Гразеггер» не имеют никакого отношения к насильственной смерти тех, чьи тела они прячут в могилах. Свобода был прав. В этом и заключался запасной план. Если их грязные делишки когда-нибудь всплывут на свет божий, то они легко докажут, что всего лишь прибирали трупы, однако не имели никакого отношения к их бытию, если, конечно, в данном случае уместно говорить о бытии. Маленькая загвоздка состояла в том, что подобные фотографии, естественно, не опубликуешь в «Альтбайрише хайматпост». Но можно хранить их на компактной, удобной флешке и так зашифровать файлы, что для непосвященных они будут выглядеть бессмысленным набором символов. Этот предмет, естественно, не стоит засовывать в бельевой шкаф к трикотажным майкам. И закапывать на участке тоже. Флешку надо спрятать в каком-нибудь учреждении, открытом для свободного доступа, например, на заброшенном чердаке концертного зала.

– Надеюсь, в концертном зале не случится никакой катастрофы, – сказала Урзель в тот вечер на террасе.

21

В полицейском участке все были в сборе – ждали только Губертуса Еннервайна и Марию Шмальфус.

– Слушайте, я непременно должен показать вам кое-что интересное, – заявил Хёлльайзен. – Пойдемте-ка во двор.

Он повел коллег на террасу, прилегающую к совещательной комнате. Оттуда открывался вид на живописный луг – тот самый, которым полицейские любовались утром, на перекуре без сигарет. На этот раз Хёлльайзен стал демонстрировать гостям какие-то шероховатости на стене здания.

– Мы тут недавно все покрасили, однако небольшие выбоины все-таки видны. Они от выстрелов! Их специально не стали зашпаклевывать – на память. Ну, что скажете? Наверняка вы и представить себе не могли, что в нашем идиллическом уголке возможно такое.

Все стали ощупывать неровности на стенке.

– Неужели это следы выстрелов? Что же тут произошло? – спросила Шваттке.

– Давно это было. Как-то мы поймали одного разбойника и заперли здесь, в участке. А его дружки шли у нас на хвосте и в конце концов попытались отбить нашего пленника с оружием.

– «Мы»?! Неужели вы тоже были участником той операции, Хёлльайзен?

– Да. На генетическом уровне, так сказать. В операции участвовал мой отец. Он тоже служил в полиции, я пошел по его стопам. В то время, правда, полицейские назывались жандармами. Мне кажется, так было гораздо красивее…

– Из-за чего же случился весь сыр-бор?

– В двух шагах отсюда пролегает граница с Австрией. Вон там, в горах, глядите. – Хёлльайзен показал на восток, на устрашающе вздымающиеся в небеса пики. – Видите тот скалистый гребень? Стоит, будто стена – почти строго вертикально. С одной стороны Бавария, с другой – уже Австрия.

– На него можно взобраться?

– Ну, если вы когда-нибудь работали канатоходцем в цирке, тогда, может быть… Однако на границе имеется несколько участков, преодолеть которые сравнительно легко, не то что этот гребень. В те времена границы не были открыты, и сильную головную боль нам доставляли контрабандисты, действовавшие целыми шайками. Заниматься подобными делишками, как и браконьерством, в шестидесятые было еще выгодно.

– А может быть, Георг Еннервайн, прототип героя той песни, браконьерствовал именно в этих местах? – спросила Николь Шваттке, на сей раз особенно не усердствуя в баварском произношении.

– Вполне возможно, однако маловероятно. Тот исторический браконьер Еннервайн – в родных краях его называли Гиргл – охотился скорее в районах Шлирзе и Тегернзе. Помните – «Лишь на девятый день его останки нашли близ Тегернзе, на Пайсенберг…». Все вы, разумеется, слышали эту песню. А насчет горы Пайсенберг вот что я вам скажу. В песне имеется в виду вовсе не наш холмик, который находится недалеко отсюда, а другой Пайсенберг, что около озера Тегернзе. Однако может быть, Гиргл и бывал в наших местах. Полностью этого исключить нельзя.

– И какая же история произошла с вашим отцом? – спросила Шваттке.

– Где-то там, в горах Карвенделя, мой отец задержал и арестовал контрабандиста из Халля, что под Инсбруком. Этот тип был главарем одной тирольской банды, промышлявшей нелегальным провозом алкоголя. Отцу пришлось запереть задержанного тирольца здесь, в участке, – конечно, временно, до следующего утра, когда за ним должны были приехать коллеги из Мюнхена и забрать в нормальную тюрьму, в Штадельхайм. Однако ночью явились остальные бандиты в надежде вызволить отсюда своего главаря. Они обстреливали здание нашего участка вон оттуда…

Хёлльайзен показал на лесок, плавно поднимавшийся вверх по горному склону. Поглядев туда, все живо представили себе следующую картину: немытые, заросшие многодневной щетиной бандиты, совершенно дикие и осатаневшие, решительно выбегают из леса, потрясая мушкетами и пистолетами с воронкообразными дулами, и вопят во все горло: «Вперед, в атаку, не бойсь!» или: «Свободу Тиролю!», а в промежутках отрывисто выкрикивают: «Андреас Гофер! Робин Гуд! Франц Моор! Че Гевара! Разбойник Хотценплотц!» – и прочие имена бандитствующих свободолюбцев.

– Уже совсем стемнело, мой отец остался в участке один – у него была ночная смена, – продолжал Хёлльайзен. – Сначала он пытался вызвать подмогу по телефону, но не получилось: телефонная линия вышла из строя после грозы, в шестидесятые это происходило постоянно. И отцу ничего не оставалось, как приковать главаря контрабандистов наручниками к батарее, схватить карабин и защищать участок до тех пор, пока не появились коллеги из первой смены. Они отогнали бандитов, те отступили в лес, и больше их никто никогда не видел. Однако тот задержанный и мой отец…

Внезапно на лужайке показались две фигуры – Еннервайн и Шмальфус. Их, опоздавших, ждали совсем с другой стороны, но они почему-то обошли вокруг здания, направляясь к запасной двери. Губертус и Мария остановились на траве в нескольких шагах от террасы. Их одежда была вымазана чем-то черным и липким, лица тоже выглядели не лучше, и даже за несколько метров чувствовалось, что от них воняет.

Появление шефа и психолога в столь отталкивающем виде послужило такой красочной иллюстрацией к рассказу о разбойниках, что все поначалу приняли это за розыгрыш и начали хохотать. Однако по хмурым лицам грязнуль было видно, что они вовсе не собирались работать клоунами.

– Ну и видок у вас, – покачала головой Шваттке. – Рассказывайте, не томите: что стряслось?

– Мы преследовали через весь городок одного подозрительного субъекта, – хрюкнул Еннервайн, в этот момент скорее напоминавший участника особого развлечения – битвы в грязи, чем отважного стрелка из песни. Чумазая парочка сняла куртки и попыталась хотя бы частично привести их в порядок.

– До полицейского участка нам оставалось дойти совсем немного, – сказала Мария, выгребая из внутреннего кармана куртки клейкую массу неопределенного цвета, с которой сочилась вода, – как вдруг я вспомнила, что забыла в концертном зале мобильник. Когда я сидела на галерке, то положила его рядом с собой, на соседнее кресло. Пришлось возвращаться.

Еннервайн стянул ботинки и носки, точно так же перемазанные омерзительной жидкой грязью, в которой встречались даже комки. Мало-помалу все начали понимать, в какую сельскохозяйственную субстанцию угодили коллеги.

– Я предложил Марии проводить ее, и мы повернули назад. Подойдя к парковке за концертным залом, мы заметили, как из слухового окна на крыше вылезает какой-то субъект. Только не спрашивайте меня, как он выглядел. Виден был лишь его силуэт, поскольку солнце светило нам прямо в глаза, садясь за соседние крыши. Пол, возраст, рост, одежда – ничего из этого мы не различили.

– Ох, это моя вина… – смущенно призналась Мария. – Это я спугнула его, крикнув: «Что вы там делаете?» Совершенно спонтанно выскочило… Я не успела подумать о последствиях…

– Ладно, ничего страшного, не переживайте, – попытался утешить ее Еннервайн. Однако он прекрасно понимал: девушка действительно виновата. Она прозевала ситуацию. Они оба ее прозевали.

Все случилось с молниеносной быстротой. Едва с уст Марии сорвался тот неосторожный возглас, как подозрительный субъект, напоминавший вора-форточника, замер на месте. Он как раз спускался к водосточному желобу, передвигаясь на руках в висячем положении, но, услышав крик, оглянулся и посмотрел вниз, на улицу, отчего потерял равновесие и свалился на крутой скат черепичной крыши. Размахивая руками и дрыгая ногами, словно жук, «форточник» поехал вниз на пятой точке, но вскоре коснулся пятками водостока и наконец встал на него. Желоб предательски прогнулся под его весом, одно из креплений даже оторвалось, и наземь грохнулся большой кусок жести. Мария судорожно схватила Еннервайна за руку. Оба понимали, что в данный момент ничего не могут сделать для находившегося в опасности незнакомца. Однако тот, снова оглянувшись, стал проворно карабкаться обратно, к полуоткрытому чердачному окну, через которое, по всей вероятности, и вылез на крышу. Техника передвижения этого типа выказывала недюжинную изобретательность – поскольку держаться на гладком крутом скате было не за что, он выбивал черепицы и отчаянно цеплялся за получившиеся выемки. Таким манером человек добрался до подоконника слухового окна, ухватился за него, ловко подтянулся и юркнул в недра чердака.

– Стойте тут, наблюдайте за черным ходом! – крикнул Еннервайн Марии. В следующую секунду он сиганул на заботливо ухоженную клумбу рядом с парковкой. В мгновение ока домчавшись до крыльца культурного центра, гаупткомиссар потратил некоторое время на то, чтобы толкнуть одну за другой все стеклянные двери – пять из них были заперты, и лишь самая последняя, шестая, оказалась открытой. Закон подлости во всей своей красе! Полицейский ворвался в фойе. Здесь не было ни души, кроме уборщицы, мывшей пол. Надо же, никому не пришло в голову выставить тут пост! «Вот разгильдяйство», – с досадой подумал Еннервайн и помчался дальше. Вдруг он услышал за спиной какое-то не то чавканье, не то чмоканье – за ним что, гонятся бойцовые собаки? Но нет, это просто женщина в цветастом халате выжимала тряпку, а громадные наушники на ее голове свидетельствовали, что она не обращает ни малейшего внимания на происходящее вокруг. Наверное, это уборщица оставила открытой одну из дверей, ведь иначе внутрь было бы не попасть. А тот таинственный лазатель по крышам – как он-то сюда проник? Еннервайн перепрыгнул через мокрый участок пола, пулей пересек фойе и помчался вверх по лестнице.

Собственно, дипломированный психолог Мария Шмальфус не была уполномочена вмешиваться в оперативные действия полицейских и даже не обладала правом ношения оружия – ее функция сводилась исключительно к консультированию. Тем не менее в такой напряженный момент она не смогла заставить себя стоять без дела. Подбежав к двери черного хода, девушка обнаружила, что та заперта, – значит, большой необходимости охранять ее не было. И даже оставшись стоять здесь на часах, что она сделает, если в следующую секунду с черного хода вырвется какой-нибудь ополоумевший мерзавец, стреляющий налево и направо? Как она поступит? Потребует у него вести себя прилично? Подставит ему ножку? Кстати, Мария так и не запятнала свою безупречную интеллектуальную форму занятиями на курсах самообороны. Поэтому она побежала за Еннервайном – обогнула здание культурного центра и вошла туда через главный вход.

Тем временем Еннервайн носился по второму этажу, дергая одну за другой все двери. Беглый осмотр балкона – никого. В туалетах, во всевозможных закутках – ничего. Он рванул вверх, на следующий этаж, и вскоре оказался в тамбуре, в полуметре от входа на чердак. Задумался на несколько мгновений: что делать? Включить телефон и вызвать подкрепление? Выхватить служебный пистолет? Просто подождать? Альтернативы мелькали у него в мозгу, все силы уходили на то, чтобы сделать выбор, и поэтому на какие-то доли секунды полицейский потерял бдительность. Внезапно его отшвырнуло в сторону резко распахнувшейся дверью – однако не той, что вела на чердак, а другой, относящейся к реквизиторской. Это было так неожиданно. Не удержавшись на ногах, гаупткомиссар полетел на пол, упал на спину и тут же снова вскочил, краем глаза заметив, что темная личность уже прошмыгнула мимо него и припустила вниз по лестнице. В то же мгновение он бросился в погоню. Несмотря на эту мелкую неприятность с падением, Еннервайн ощущал себя охотником, он был в отличной физической форме, и дыхание совсем почти не подводило его. Оптимизм тоже не покидал: в пешеходной зоне курорта беглец далеко не уйдет.

Мария Шмальфус посчитала самым разумным прежде всего отыскать свой мобильник, лежавший где-то на балконе, и вызвать по нему подкрепление. Она обогнула уборщицу, которая намывала пол в такт музыке из наушников, страстно артикулируя нечто вроде «Ох, беби!». Проходя мимо гардероба, психолог обнаружила там чей-то забытый зонтик, неплохо годящийся для самообороны, и на всякий случай прихватила его с собой. Поднявшись по лестнице на второй этаж, она открыла дверь на балкон – и в следующее мгновение так и обмерла, испуганная телефонным звонком, раздавшимся как гром среди ясного неба. В следующее мгновение госпожа Шмальфус поняла, что трезвонит ее собственный мобильник. На дисплее аппарата высвечивалось «Мама». Тут Мария услышала в фойе шаги: сначала незнакомые, отрывистые, как у бегущего человека, затем знакомые, смелые, решительно-бойцовские – без сомнения, Еннервайна. Обхватив обеими руками свой импровизированный меч, девушка толкнула дверь его концом и выскочила в коридор, словно воинственный горец. Психолог Мария Шмальфус – она такая одна, другой такой не будет.

Она посмотрела вслед обоим участникам погони – знакомому и незнакомцу. Второй, судя по всему, был прекрасно натренирован в беге с препятствиями: он несся вниз по лестнице гигантскими скачками, словно серна по горному склону, и вскоре значительно оторвался от преследователя. Правда, отрыв несколько сократился, когда беглец принялся дергать двери центрального выхода – все шесть, прежде чем обнаружилась открытая. Наконец он стрелой вылетел наружу. Проследив за его действиями, Мария сделала вывод, что этот человек либо проник сюда не через главный вход, либо у него проблемы с памятью. Выскочив на площадь перед культурным центром, неизвестный и Еннервайн помчались к пешеходной зоне – с отрывом в двадцать или тридцать метров друг от друга.

Еннервайн разгонялся все быстрее, и у него появилось немного времени на то, чтобы разглядеть незнакомца. Все, что он раньше заметил лишь бегло, мельком, подтверждалось и при более внимательном рассмотрении: от него удирало какое-то бесполое и безвозрастное существо, одетое в баварский костюм, характерный для Верденфельзского района, – кожаные шорты, толстые вязаные гольфы в бело-зеленую полоску, грубые полуботинки, в которых удобно ходить по горам (судя по всему, и бегать тоже). На голове субъекта сидела тирольская шляпа с козырьком, украшенная пером дикой птицы, причем бегущий натянул шляпу на лицо столь плотно, что та не спадала даже в таких экстремальных обстоятельствах. Этот парень – если, конечно, это был парень – мчался во весь опор, и Еннервайн мало-помалу начал задыхаться, ведь ему уже далеко не двадцать лет. Разглядеть лицо покорителя крыш гаупткомиссару так и не удавалось.

Вскоре участники бешеной гонки вырвались на главную улицу города, и у них появились первые зрители. Гуляющие курортники останавливались по краям улицы живой стеной. Некоторые сокрушались по поводу того, что у них, как назло, не оказалось с собой фотоаппарата или видеокамеры. Ну почему о таких увлекательных состязаниях не объявили заранее?! Оглянувшись на бегу, Еннервайн увидел, что сзади, метрах в двадцати от него, бежит Мария Шмальфус. Если он совсем выбьется из сил, то она, пожалуй, сумеет перенять эстафету преследования. Одного он не мог понять, зачем девушка прихватила с собой в погоню такой опасный предмет, как длинный зонтик.

Они летели по пешеходной зоне курортного городка, словно метеоры. Слева и справа мелькали витрины сувенирных лавок и киосков-закусочных, столики кафе, стоявшие прямо на тротуарах. Перед глазами праздных обывателей, неспешно потягивавших капуччино, развернулось редчайшее зрелище – городской марафон, где первым номером мчался некто в фольклорном одеянии, наполовину Гайсенпетер[9]9
  Гайсенпетер – пастушок, герой рассказа «Хайди» швейцарской писательницы Иоганны Шпири (1827–1901), действие которого происходит в Альпах; «Крестьянин-лжесвидетель» – пьеса австрийского драматурга Людвига Анценгрубера (1839–1889).


[Закрыть], наполовину крестьянин-лжесвидетель, а может быть, даже казначей таких популярных в Баварии конкурсов, как соревнования по перетягиванию пальцами или по художественному щелканью кнутом. Наверное, плутишка удирает с заветной кассой?.. Кто-то даже захлопал в ладоши. Как здорово, что местное туристическое общество придумывает все новые способы заманить сюда гламурных богачей! Браво, браво! Великолепная анимация! Значит, курортный сбор взимается не зря! Но когда зрители переводили взгляд с колоритного беглеца на его преследователя, невзрачного государственного служащего, отчаянно пытавшегося преодолеть отрыв в десять метров, то озадаченно поднимали брови и переглядывались. Неужели в подобном возрасте люди еще способны столь быстро бегать? В такие года уже не угнаться за молодыми парнями, хотя – кто его знает? – может, как раз сейчас у этого человека и начинается вторая молодость.

– Постой-ка, я видела его в газете, – сказала одна официантка другой, сжимая в руках поднос с десертами. – Ведь это же тот самый комиссар, кажется, Еннервайн, который так похож на Хью Гранта!

– Не вижу ничего общего! – запротестовала другая. – Ни грамма сходства!

И тут на уличной арене появился третий бегун, вернее, бегунья, заметно уступавшая в проворстве комиссару, – этакая дылда в больших ярких очках, как у Элтона Джона. Вообще-то она довольно неплохо держится на своих тонких паучьих ножках, вот только зачем размахивать зонтиком и лупить им куда ни попадя?

– Может быть, это новая разновидность экстремального спорта для женщин? – спросила какая-то пенсионерка с аккуратными буклями у своей приятельницы.

Когда Мария пробегала в опасной близости от террасы кафе «Альпенблик», одни клиенты с перепугу засовывали головы под столы в поисках укрытия, другие вскакивали, подзуживая бегунов криками: «Хоп, хоп!» – и даже пытались угостить их напитками. Ни один человек не понял, что этот забег ни в коей мере не относится к спорту. Никто не догадался задержать головную фигуру, ведь сама мысль о том, что человек в баварском костюме может совершить нечто противоправное, казалась абсурдной.

Вскоре этот субъект, явно не привыкший к усиленному вниманию публики, свернул с пешеходной зоны в маленькую боковую улочку. Типичная картина для всех курортных городков: стоит только отойти на квартал от главной улицы, и все становится уже не таким нарядным и комфортным, как в центре. Под ногами теперь ныла булыжная мостовая, и обстановка в целом явно отдавала деревней. Оказавшись на безлюдной улочке, все три участника марафонской гонки слегка сбавили темп, словно без зрителей вовсе не стоило выкладываться по полной. Все трое надсадно пыхтели, и Еннервайн решил, что сейчас самое время сделать убегающему одно разумное предложение, прокричав: «Стойте, остановитесь!» – хотя это звучало несколько беспомощно и заведомо не могло привести к желаемому результату.