Текст книги "Господь хранит любящих"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

13

Ночь прошла так, как я и предполагал. Я спал мало. То наполнял заново грелку, то принимал уголь, то бегал в уборную. Время от времени, я принимал снотворное, но о сне нечего было и думать. Я лежал на узкой постели, в которой мы обычно лежали вместе с Сибиллой, потому что другой в квартире не было. Об этом мне следовало бы подумать заранее, хотя теперь, в моем состоянии, мне было почти все равно. Я был слишком слаб и разбит, чтобы думать.

Под утро я впал в беспокойную дрему, из которой в половине восьмого меня вырвал служащий, собиравший плату за электричество.

Перед дверью стоял молодой человек в берете.

– Здрасьте! – отсалютовал он, приложив руку к берету.

Я начал сонно:

– Госпожа Лоредо…

– Похищена, читал в газете. А вы не заплатите по счету?

Это был жизнерадостный парень. Я отдал ему деньги и взял квитанцию.

– А что теперь с квартирой? – Он с любопытством озирался. – Видел как-то, когда еще была госпожа Лоредо. Симпатичная хибара. Знаю кой-кого, кто ее разом возьмет. Жалко, если будет стоять. Я…

– Вон!

– Что?

– Исчезни!

– Ну, знаете, господин…

Я захлопнул дверь. На лестнице послышалась ругань. Я пошел на кухню и заварил чай. Приступ прошел, но слабость еще осталась. Через пару шагов перед моими глазами все закружилось. Я выпил чаю и заказал разговор с Франкфуртом. Соединили быстро. Это был номер нашего агентства.

– Франкфурт заказывали? Говорите, пожалуйста!

– Алло!

– Западное Пресс-агентство, – ответил молодой голос. Я знал его. Он принадлежал самой симпатичной телефонистке нашего Центрального бюро.

– Это Голланд, – сказал я. – Здравствуйте, Марион!

– Здравствуйте, господин Голланд. Мне очень жаль, что это случилось.

Во Франкфурте, конечно, уже все были в курсе.

– Можно соединить меня с шефом?

– Сейчас, господин Голланд, мы ждали вашего звонка.

На линии что-то дважды щелкнуло, и раздался голос Вернера. Он был руководителем нашего агентства.

– Здравствуйте, Пауль. Мне очень жаль, что это случилось.

Все говорили одно и то же. Я подумал: надо быть справедливым. А что сказал бы я? Что вообще тут можно сказать?

– Мне нужен отпуск, шеф.

– Конечно, Пауль. На сколько?

– Пока не знаю. Может быть, две-три недели.

– Хорошо. Калмар вас подменит.

– Спасибо, шеф.

– Что вы собираетесь делать?

– Пока не знаю.

– Вам нужны деньги? Выслать вам что-нибудь?

– Да. Нет, спасибо. Я сообщу, если мне что-то понадобится.

– Что, никаких следов Сибиллы?

– Нет, шеф.

– Нам тоже ничего не известно. Если что-то будет нужно, Пауль…

– Спасибо, шеф, вы очень добры. Очень.

– Не смешите меня! У нас есть ваш берлинский адрес. Позвоните, если смените место.

– Да, шеф.

После этого разговора я почувствовал себя намного лучше, как будто значительно продвинулся вперед. Я подождал до одиннадцати, позвонил Вере Лангбайн и попросил о встрече. Она сказала, что в три ей было бы удобно. Она жила далеко за городом, под Авусом, возле Целендорфер Клеблат, прямо у границы зоны. Прежде чем выехать к ней на такси, я зашел к комиссару криминальной полиции Хельвигу подписать показания. Его не было. Но показания я подписал.

– Есть новости? – спросил я заместителя Хельвига.

Он покачал головой.

Вера Лангбайн была красивой нервной дамой около сорока. У нее были белокурые волосы и очень черные брови. Кожа была белоснежной, глаза лучисто-голубые. Она приняла меня в салоне большого роскошного дома. Правая стопа госпожи Лангбайн была в гипсе, поэтому она опиралась на палку. Я узнал, что он упала с лошади и сломала ногу.

Сейчас уже лучше. Госпожа Лангбайн предложила мне вермут и сигареты, пристально при этом рассматривая. Не думаю, что я ей понравился.

– Мы с Сибиллой давние друзья, – объяснила Вера. – Она давала мне уроки итальянского.

– И долго?

Она ответила, закуривая.

– До недавнего времени. А два года назад… ее дела шли не слишком хорошо. Тогда я подумала, что смогу ей помочь, если буду брать у нее уроки. – Вера беспрерывно курила. – Я ленива, господин Голланд, я выучила немного. Да, собственно, это были уроки так, для проформы. Большей частью мы просто болтали, или Сибилла обучала меня жаргонным словечкам.

– Понятно.

– Я уже сказала, это было в основном чтобы поддержать Сибиллу материально. Я могла себе это позволить, для меня это мелочь.

Я подумал, что госпожа Лангбайн мне тоже не нравится. Так что все было взаимно.

– В последнее время, – продолжала дама, скрестив на груди руки и с неприязнью оглядывая меня, – мы слегка разошлись. Сибилла в последнее время вообще несколько отстранилась от старых друзей.

– Надеюсь, это не моя вина.

– В некотором смысле, конечно, ваша, господин Голланд. Сибилла жила замкнуто, с тех пор как познакомилась с вами.

Я молчал, давая ей высказаться. У меня было ощущение, что рано или поздно она скажет что-нибудь важное для меня.

– Например, эти ваши звонки!

В последний год, когда я был далеко от Сибиллы, я звонил ей каждый вечер, где бы я ни находился. Только будучи в Рио я нарушал этот ритуал по финансовым соображениям.

– А что с моими звонками?

– Ну, по вечерам с Сибиллой стало невозможно ничего устраивать. В восемь она должна быть дома, несмотря ни на что! Потому что в восемь вы всегда звоните.

Я кивнул.

– Хотя иногда это было и в двенадцать, и в час! – Она едко усмехнулась.

– Милостивая госпожа, часто я звоню из-за границы, и мне приходится часами ждать соединения. Или в это время проходит конференция…

– Я же не упрекаю вас, господин Голланд!

Именно это она и делала.

– Так было и в последний раз, когда мы виделись, за день до… – Она остановилась и потупила взгляд. – Для меня полнейшая загадка, кто мог это сделать, господин Голланд!

– Никто этого не понимает.

– Но кто-то же сделалэто!

– Вот именно. Не могли бы вы мне рассказать, как проходила ваша последняя встреча с Сибиллой?

– Ну конечно! Я заехала за ней после обеда, и мы поехали к моей лошади.

– Простите, куда?

– К моей лошади.

– О!

– Мой муж подарил мне на Рождество лошадь. Вы, конечно, слышали, что я не живу с моим мужем?

Я промычал что-то невразумительное.

– В Берлине столько сплетен, господин Голланд! Мы с мужем очень любим друг друга. И такой подарок, как лошадь, лучшее тому доказательство, не правда ли?!

– Конечно.

– Не говоря уже о других подарках, – продолжала она. – Современный человек всегда найдет новые пути, чтобы преодолеть личные неурядицы.

Я кивнул.

Вдруг она спросила ядовитым и пронзительным голосом:

– А кто вам обо мне рассказал? Госпожа Ханзен?

Я покачал головой:

– Я уже не помню. Но определенно не госпожа Ханзен.

Она недоверчиво посмотрела на меня.

Я попытался вернуть разговор к теме, которая меня только и интересовала:

– Итак, вы навещали лошадь…

– Да, Сибилла принесла ей медовых пряников. Мило, не правда ли? Все остальное время мы говорили о вас. – Она произнесла это с обидой. – Сибилла была очень счастлива. Вы действительно хотели жениться на ней?

– Да.

– Мило, – повторила она без всякого воодушевления. Видимо, думала о чем-то другом. Может быть, о госпоже Ханзен.

– А после лошади?

– Что? Ах да! Мы еще поехали в город и выпили вместе чаю.

– А где?

– В кондитерской Вагензайля.

Эту кондитерскую я знал.

– Вы долго там были?

– Около получаса. Там было не слишком уютно.

– Почему?

– Ах, слишком много народу! И потом, там еще было несколько итальянцев, которые все время пялились на нас. Это было так противно!

Итальянцы! Я навострил уши. Сибилла жила в Италии. Она все время рассказывала об Италии.

Я спросил:

– Знакомые?

– Как вы могли такое подумать?! Совершенно посторонние. Бесстыдно, скажу я вам, так пялиться на женщин! Они буквально раздевали нас взглядом! Даже продавщице это показалось слишком дерзким.

Из всего, что рассказывала госпожа Лангбайн, меня интересовали только эти итальянцы.

Я спросил:

– А сколько их было?

– Шесть, семь. Может быть, пять. Я не помню. Зачем вам это?

Я ответил вопросом на вопрос:

– А не было ли у вас ощущения, что Сибилла знала кого-то из них?

– Господин Голланд, прекратите! Конечно, она никого не знала! Это была просто кучка невоспитанных наглых парней, и ничего больше!

– Конечно, конечно, – сказал я. – И тогда вы ушли из кондитерской?

– Да, господин Голланд. Я отвезла Сибиллу домой, она сказала, что уже половина седьмого.

– Но ей вовсе не надо было домой в этот день. Я был в Рио. А из Рио я никогда не звоню!

– Она сказала, что ваши письма из Бразилии приходят всегда вечером.

Это было правдой. И мой самолет, который привозил почту, прибывал после обеда. А я писал Сибилле каждый день.

– Как вам показалось, она была спокойна?

– Совершенно, господин Голланд.

«А днем позже она исчезла», – подумал я.

– Ни у кого из нас нет объяснения, господин Голланд, – сказала Вера Лангбайн, словно отгадав мои мысли. – Это ужасная история. Особенно для вас. Мы все не понимаем, в чем тут причина.

Дверь распахнулась, и вошел маленький человечек с беспокойными глазами и нездоровым цветом лица:

– Прошу прощения, я не хотел мешать…

– Петер, это господин Голланд. Господин Голланд, это Петер Ханзен. – Госпожа Лангбайн слегка покраснела.

– Мои соболезнования, господин Голланд, – мгновенно произнес малорослый господин Ханзен.

Я подумал: «Хотел бы я посмотреть, как выглядит господин Лангбайн».

– Дорогая, я только хотел попросить ключи от машины, – кротко и ласково пропел прелюбодей. – Мне снова надо в город.

– Мне тоже пора. Я и так вас уже слишком задержал.

– Может быть, вас подвезти? – спросил господин Ханзен.

– Спасибо, – ответил я. – Меня ждет такси.

Я поспешно распрощался.

Я вышел на улицу и внезапно обернулся. На окне салона упала занавеска. Кто-то наблюдал за мной. Впервые со вчерашнего дня меня охватило радостное нетерпение. Я почувствовал, что напал на след.

– К кондитерской Вагензайля!

– О'кей, шеф.

Когда мы, выехав из Авуса, проезжали мимо телебашни, над ней как раз пролетал самолет.

– Когда-нибудь эти парни ее сделают, – сказал шофер.

14

На этот раз, чтобы сэкономить время, я действовал со своим журналистским удостоверением. Мне повезло: в кондитерской в этот день было немного народу, и я вышел прямо на ту продавщицу. Ее звали Элен, она была темноволосой и сонной.

– Я журналист, Элен. Я должен написать о похищении этой госпожи Лоредо. Вы, наверное, об этом слышали?

– Конечно, господин Голланд. – Она говорила на саксонском диалекте. Ее руки были очень большими, очень красными, и она их постоянно пыталась спрятать. – Полиция уже была здесь. Ведь госпожа Лоредо пила у нас чай за день до того, как ее похитили.

– Вы ее обслуживали?

Она кивнула серьезно и озабоченно.

С обмороженными красными руками, она стояла среди огромных гор пирожков, гигантских корзин с булочками, шварцвальдских вишневых пирогов, обильно наполненных кремовых трубочек, пирожных с ядовито-желтым кремом, разноцветных фруктовых тортов. Я сел в уголок и заказал рюмку коньяка.

Между тем стемнело. На город опускался туман. Если он сгустится, самолетов сегодня больше не будет.

Тем временем продавщица Элен говорила:

– Они были вдвоем еще с одной дамой.

– И долго дамы были у вас?

– Нет, они рассердились из-за тех господ.

– Каких господ?

– Наверное, итальянцы. Они все время глазели на госпожу Лоредо и ее подругу и отпускали разные замечания.

Итальянцы, итальянцы. Сибилла долго жила в Италии. Итальянцы, итальянцы.

– А что они говорили?

– Я не знаю итальянского.

– А что было, когда дамы ушли, Элен?

– Ничего. Итальянцы тоже ушли.

– Все вместе?

– Да. Они и пришли вместе. Один еще спросил меня, кто такие эти дамы.

Мое сердце бешено заколотилось, но я спросил совершенно спокойно:

– И что вы ответили этому господину?

– Я сказала, что знаю только госпожу Лоредо.

– И он спросил ее адрес?

– Нет.

Я подумал: «Если знаешь имя, зачем адрес. Лоредо – не такая уж популярная фамилия. К тому же есть телефонный справочник…

– Как выглядел этот мужчина, вы можете вспомнить, Элен?

– Очень стройный и высокий. У него были очки и темные волосы. И он немного говорил по-немецки.

– А вы бы его узнали, если бы снова увидели?

Это был стандартный вопрос во всех криминальных романах. Но разве я не решил действовать так, как их герои?!

– Ну, думаю, да.

– Сколько их было?

– Пятеро.

– Вы уверены?

– Совершенно. Они сидели вон там, за столиком на четверых, и мне пришлось принести им еще один стул.

Пятеро итальянцев. Это все, что мне было известно. Но двадцать четыре часа назад я не знал ничего. Пятеро итальянцев.

Я дал девушке большие чаевые и пошел к выходу. И в тот момент, когда я выходил из дверей, на другой стороне улицы я увидел Сибиллу.

15

– Сибилла!

Я кричал и кричал. Люди на улице останавливались и смотрели на меня. Я бросился на проезжую часть. Какой-то человек схватил меня за плечо:

– Вы с ума сошли! – Перед моим носом промчалась машина, струя воздуха ударила мне в лицо.

Кондитерская Вагензайля находилась на Майнеккерштрассе недалеко от Курфюрстендамм. Сибилла дошла до Дома моды Херна и исчезла за его углом. Я был абсолютно уверен, что это была она, как бы нелепо ни выглядела эта уверенность, хотя на Сибилле была незнакомая мне черная шуба. Но на какое-то мгновение ее лицо мелькнуло в свете фонаря, и этого мгновения мне было достаточно. Если бы не протез!

Протез – это все-таки протез, как бы великолепно он ни был сконструирован и сколько бы ни стоил. И есть определенные вещи, которые нельзя делать, если носишь протез, это написано и в инструкции. В первую очередь к ним относится бег. Бега не выдержит ни один протез. Я вспомнил об этом сразу, как только побежал. Я надеялся, что он выдержит, хотя надежды на это было мало. Искусственная нога трещала и скрипела. Я почувствовал, что прокладка из губчатой резины съехала…

Добежав до Курфюрстендамм, я на мгновение остановился и тут снова увидел ее. Она шла к освещенным руинам церкви Поминовения [16]16
  Церковь Поминовения – собор, возведенный в Берлине в честь памяти кайзера Вильгельма. (Прим. пер.)


[Закрыть], торопливо и быстро. Между ней и мной было много народу. Я с трудом продирался по тротуару. Тогда я выскочил на проезжую часть. Протезом мне натерло культю. От боли у меня на глазах выступили слезы. Но заплакал я больше от ярости. Я снова окликнул Сибиллу по имени. Остановилось несколько зевак. За моей спиной бешено загудела машина. Мне пришлось вернуться на тротуар.

Здесь на меня накинулись возмущенные прохожие:

– Помедленнее, молодой человек!

– У вас что, не все дома?!

– Извините, пожалуйста! Да пропустите же меня! Там женщина, которую я обязательно должен догнать…

Они посторонились, но все-таки я задержался. Сибиллы больше не было видно. Я поспешил дальше к светофору у «Берлинер киндл» [17]17
  «Берлинер киндл» – популярная пивная в Берлине. (Прим. пер.)


[Закрыть]. Где же она? Только что я ее видел.

Вот! Она переходила на зеленый свет перекресток к Банхоф-Цоо [18]18
  Банхоф-Цоо – крупнейший центральный железнодорожный вокзал в Западном Берлине; наряду с Ост-Банхоф (Восточный Берлин) пункт отправления международных поездов. Кроме того, оба вокзала являются крупными пересадочными узлами наземной городской дороги и метро. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Я снова выбежал на дорогу. На этот раз на автомобильные гудки я не обращал никакого внимания. Когда я добежал до перекрестка, зажегся красный свет. Путь был отрезан. Но я не мог еще раз упустить Сибиллу из виду. Я бросился через шоссе, хотя машины как раз тронулись. Протез подвернулся, я споткнулся, снова вскочил на ноги. Сигнальные гудки превратились в концерт. Шины визжали на промерзлом асфальте. На меня устремлялись фары и бамперы. Я, как заяц, прыгал туда-сюда. Пронзительно заверещал свисток полицейского. Проскакивая мимо, я видел, как он вылетел из своей стеклянной будки. А впереди меня быстрой прямой походкой шагала Сибилла в черном каракуле. Я стремительно приближался к ней. Еще десять шагов. Пять. Один.

– Сибилла! – Я схватил ее за плечо и развернул к себе.

На меня смотрела совершенно незнакомая женщина.

– Что вы себе позволяете?!

– Извините, я думал, что это…

В этот момент подлетел и полицейский с перекрестка. Он тяжело дышал и был вне себя:

– Это вам так просто не сойдет!

Моя нога теперь причиняла мне такую боль, что я больше не мог стоять и сел прямо на асфальт.

– В чем дело? Вы пьяны?

– Нога, – застонал я.

Полицейский бросил взгляд на мою ногу. Штанина задралась, и был виден протез.

– Как можно бегать с таким-то! – сказал полицейский.

Это прозвучало уже мягче. Начали останавливаться люди. Я массировал ногу и пытался, извиняясь, объяснить ситуацию.

Незнакомка пожала плечами и удалилась. Полицейский потребовал мои документы и записал данные. Я сидел на грязном сыром асфальте, ждал, когда полицейский вернет мои документы, и повторял про себя: «Сибилла, Сибилла, Сибилла».

16

– Вы обознались, господин Голланд, бывает.

– Это была она, Роберт! Это была Сибилла!

Я сидел за стойкой в его баре. Мои пальцы, в которых был стакан, дрожали. В это время бар был еще пуст. Только две женщины сидели в нише со своими приятелями. Они пили шампанское. Время от времени они кокетливо хихикали.

– Это была не Сибилла. Вы же сами убедились, что это была совершенно незнакомая дама.

Я ответил упрямо:

– Я жил с Сибиллой, Роберт. Я знал ее больше года. Я всегда узнавал ее и на больших расстояниях. В темноте и с закрытыми глазами я всегда чувствовал, когда она подходила ко мне. Вам не знакома такая уверенность? У вас с женой было не так?

– Ну конечно… но…

– И я говорю вам, женщина, которую я видел, выходя из кондитерской, была Сибилла!

– Ну, хватит! – сердито воскликнул Роберт. – Не выводите меня из себя! Это не могла быть Сибилла, иначе вы не попали бы впросак с этой посторонней женщиной.

Он упрямо твердил:

– Сибилла умерла. У вас сдали нервы. Вы вообразили себе, что видите Сибиллу, потому что непрерывно думаете о ней, говорите о ней.

– Да? И как же тогда – если это была галлюцинация – вы объясните, что на Сибилле было пальто, о котором я не знаю? Видения создаются из знакомых деталей, разве нет?

– Пожалуйста, господин Голланд, умоляю вас!

Две женщины в закутке громко смеялись. Они выглядели прилично, но были вызывающе накрашены.

– Это шлюхи?

– Ну что вы еще придумали?! Это порядочные замужние дамы. Их мужья мелкие служащие. Они зарабатывают недостаточно. Ну, и женщины слегка промышляют на панели. У каждой из них есть квартира, и можно быть достаточно уверенным, что они не больны.

– А что в это время делают их мужья?

– Здесь неподалеку пивная. Мужья пьют там пиво. Когда шампанское кончится, женщины поведут клиентов домой. А через час зайдут за своими мужьями.

– И это в порядке вещей?

– Я знаю массу женщин, которые делают это. И это все исключительно порядочные милые особы.

Я рассказал Роберту, что узнал в кондитерской.

– У вас в Берлине столько знакомых, Роберт! И портье в отелях, и владельцы пансионов. Может быть, вам удастся выяснить, где проживают эти итальянцы. Кажется, они здесь вместе.

– Хм.

– Сибилла долго жила в Италии. Я чувствую, что эти парни имеют какое-то отношение к делу. Я чувствую это, Роберт!

Роберт задумался:

– Возможно, они приехали на какой-нибудь съезд. У нас сейчас непрерывно проходят всякие съезды.

Он пообещал сделать все, что в его силах. Я все еще неважно чувствовал себя и сказал, что пойду домой.

– Как только я что-то разузнаю, господин Голланд, я сразу вам позвоню.

На прощание он дал мне бутылку виски.

– Нет, так дело не пойдет!

– Все нормально, – сказал он и сунул бутылку мне в карман пальто. – От меня вы можете это принять, я друг Сибиллы. И я знаю, как вам сейчас погано.

Он вызвал мне такси, и я поехал домой в Груневальд. Я заварил себе еще чаю и с чашкой сел в комнате, возле полки с книгами. Критический труд об Анаксимандре Милетском все еще лежал там, где я его оставил в утро моего отлета, и, когда я взял его в руки, открылся на той же странице. Еще раз я прочел то отчеркнутое предложение: «Происхождение вещей – бесконечность. Откуда они возникают, туда и преходят с неизбежностью, там приносят друг другу покаяние и получают воздаяние за беззакония свои после конца мироздания».

Сибилла пометила это высказывание? Оно понравилось ей? Можно целый год любить женщину и ничего не знать о ней.

Зазвонил телефон.

Я вышел в холл. Когда я снял трубку, интеллигентный женский голос осведомился:

– Господин Голланд?

– Да.

– Это фрау Ханзен.

Я вспомнил о предостережении Роберта, но не подходить на звонки я все равно не мог – в конце концов, это мог быть и сам Роберт, который напал на какой-то след.

– Я сегодня уже пыталась несколько раз дозвониться до вас, – сказала она.

– Я только что вернулся.

– Сегодня днем вы были у госпожи Лангбайн?

– Откуда вам известно…

– Мне сказали. – Она говорила со мной строго, не допуская никаких извинений. – Не важно, кто мне это сказал. Вы видели у нее моего мужа?

– Да.

– Хорошо, – удовлетворенно заключила она и с подозрением добавила:

– Только его?

– Я не понимаю…

– Господина Лангбайна не было?

– Нет.

– Вера говорила о нем?

– Милостивая госпожа, я действительно не понимаю, что все это должно означать…

– Не берите в голову! Я была старой подругой Сибиллы, и вы окажете мне услугу, если ответите на мой вопрос. Для меня это очень важно!

– Я не понимаю, какое…

– Вы не знаете этого господина Лангбайна! – Ее голос стал истеричным. – Я имею все основания предполагать, что он при каждом удобном случае ходит к Вере. Тайно. Без ведома моего мужа.

Я вежливо осведомился:

– Вы имеете в виду, следует предполагать, что господин Лагбайн обманывает вашего супруга со своей женой?

– Я почти уверена! Что вы на это скажете? Разве это не чудовищно?!

– Действительно.

– Мой муж и Вера были, знаете ли, так счастливы. Я так радовалась этому. Иногда они меня приглашали. Мы играли в канасту [19]19
  Канаста (от исп. canasta – корзина) – карточная игра, возникшая в конце 1940-х гг., предположительно в Уругвае. К 1948 г. она стала самой популярной игрой в фешенебельных клубах Аргентины, в 1949 г. была завезена в США, где уже в 1950 г. приобрела широкую известность. В Европе пользуется умеренной популярностью. (Прим. пер.)


[Закрыть]или чуть-чуть выпивали у камина. Мы были по-настоящему дружны. Наконец-то Вере удалось избавиться от своего мужа! И тут он появляется снова и хочет все разрушить. Ну, как вам это понравится?

– Милостивая госпожа, – сказал я, – ваши опасения безосновательны. У меня сложилось впечатление, что госпожа Лангбайн очень счастлива с вашим супругом.

– Вы меня успокоили, вы меня совершенно успокоили. Большое спасибо! Да, вот еще что я хотела сказать: мне, конечно, очень жаль, что с Сибиллой случилось такое. Мы были хорошими подругами!

Я положил трубку с ощущением, что совершил благое дело, и снова подумал, что хотел бы все-таки узнать, как выглядит этот всеми презираемый господин Лангбайн. Странные были у Сибиллы подруги. Или все дело в Берлине? Я решил, что в Берлине, и пошел спать.

В полчетвертого утра меня вырвал из сна настойчивый трезвон у ворот. Я проковылял к окну и попытался разглядеть, кто стоял у входа в парк. Но туман был слишком густым, и я ничего не увидел.

В холле было небольшое переговорное устройство. Я включил его и спросил: «Кто там?»

– Роберт Фридман. Откройте, господин Голланд. У меня для вас новости.

Я нажал на кнопку, и ворота открылись. Через минуту на пороге появился маленький толстый хозяин бара. Я уже надел пижаму и пригласил его в комнату.

Прямо в пальто, тяжело дыша, он опустился в кресло. Потом вытащил из кармана фотографию и победно бросил ее на стол:

– Вот, пожалуйста!

На фотографии были пять мужчин на фоне самолета. Они стояли и смеялись. У всех были темные волосы и выглядели они как южане.

– Это те итальянцы?

Роберт кивнул, вынул клочок бумаги и прочитал: «Слева направо: Тино Саббадини, Эмилио Тренти, Марио Турлине, Чезаре Нуово и Карло Дзампа».

Мужчина, которого Роберт назвал Карло Дзампа, стоял справа, чуть в стороне. Он был очень высоким и очень стройным. У него были черные волосы и роговые очки.