Текст книги "8 марта, зараза! (СИ)"
Автор книги: Яся Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
2(16)
Порой мне кажется, что я его ненавижу. Так сильно, что заходится сердце. И от этого всё внутри вымерзает, покрывается слоем льда. И становится даже не больно, а пусто. Так, что хочется выть – от отчаянного одиночества.
Ведь, по сути, у меня никого нет в этом мире. Вернее, есть куча родственников с обеих сторон, но мы никогда не были близки. Жили в разных мирах, собираясь лишь по праздникам.
По-настоящему откровенной я могла быть только с мамой.
И мой первый порыв – после того, как Гектор оставляет меня в раздрае на террасе – поехать к маме, посидеть у её постели и рассказать ей всё-всё, выплакаться, облегчить душу. Но потом решаю: если мама слышит и где-то на подкорке у неё услышанное записывается – то не стоит добавлять ей стресса и негатива. Ей ещё со смертью отца как-то справляться.
Поэтому решаю просто прошвырнуться по магазинам – развеяться. Купить вибратор, ехидно помечаю себе. На пары всё равно только после двух. Даже с учётом, что ехать нам до универа полчаса – времени полно.
И, забыв кофе на парапете, бреду в комнату переодеваться.
Гектор, надо отдать ему должное, не забрал у меня карточку, которую вручил тогда на подготовку свадьбы. Более того – каждый вечер у меня пиликала SMS-ка, сообщая о пополнении счёта. Сейчас у меня в руках солидная сумма, и я намерена её основательно потратить.
Ну а что – я ведь женщина главы крупнейшего в нашем городе строительного холдинга. Могу себе позволить. И пусть шкаф у меня полон брендовой одежды, когда это останавливало девушку от новых покупок? Тем более что все эти вещи покупались без моего ведома и до сих пор чужие мне.
Испытывая почти мстительную радость от предстоящих трат, прошу водителя доставить меня в торговый центр, где располагаются самые дорогие бутики.
В итоге после часа хождения – дико устаю, расстраиваюсь, покупаю себе одну блузочку и уныло иду к выходу. Эх, не шопоголик я. Чтобы как-то убить время до начала занятий, решаю посидеть в любимой кафешке и полистать ленту ВК и Инсты. Давненько не заглядывала на свои странички. Но судьба вносит свои коррективы в мои планы.
Едва выхожу из центра, как мне наперерез шагают два амбала.
– Наш босс желает увидеться с вами, – выдаёт один из них, и чувствуется, что вежливое обращение даётся ему с трудом, как нечто чужеродное.
– А босс у нас кто? – спрашиваю, а у самой пересыхает во рту от накатывающей паники. Оглядываюсь по сторонам, соображая, куда бежать и кого звать на помощь.
– Ржавый.
Меня отпускает – я почему-то уверена, что Руслан меня не тронет. Амбалы провожают меня до стоящего в стороне серебристого внедорожника.
Ржавый сам открывает дверь – он уже расположился на заднем сидении – и приглашает меня.
– Ныряй, разговор есть, – чуть смущённо произносит он. Наверное, тон нарочито делает погрознее, чтобы в глазах подчинённых выглядеть биг-боссом.
Забираюсь на заднее сидение рядом с ним. Ржавый поднимает перегородку, отделяя нас от водителя.
И тут же вежливо целует мне руку, вновь располагая к себе вполоборота.
– Как насчёт того, чтобы перекусить вместе? – интересуется он, лукаво подмигивая мне.
– Не возражаю, – признаюсь честно.
Из дома поспешила убежать побыстрее, проигнорировав завтрак.
Ржавый привозит меня в милый домашний ресторанчик, где специально для нас уже накрыт столик в отдельной кабинке.
Усаживаемся, несколько секунд просто отдаём должное местной кухне – а её нужно признать весьма сносной, – и наконец Ржавый произносит, сильно смущаясь при этом:
– Я с тобой посоветоваться хочу… По поводу девушки…
И – мило краснеет. Краснеющий тридцатилетний мужчина, связанный с тёмными делишками, – это невероятно трогательно. Я вспоминанию, как водитель Асхадова (я до сих пор не знаю его имени) рассказывал мне, что Ржавый влюблён в балерину. И, похоже, влюблён безнадёжно. Что ж – мы с ним почти коллеги.
– Почему со мной? – интересуюсь удивлённо.
– Ну не с Геком же?! – возводит очи горе Руслан. – Я не готов слушать его нотации по поводу розовых слонов в моей голове, которых надо перестрелять. Мои слоны! Не отдам!
Мы вместе хохочем, и мне становится легче, оттого, что занудство Гектора достаёт не только меня.
Руслан что-то быстро листает в айфоне, потом передаёт гаджет мне, кивая на экран:
– Правда, она красавица? – спрашивает мечтательно.
Девушка на экране очень симпатичная – большие серые глаза, каштановые волосы, тонкая, воздушная, как и полагается балерине. Но красавицей её не назовешь. Скорее, как говорят, интересная. Но не говорить же это влюблённому? Поэтому соглашаюсь.
– Да, очень хороша.
– Алла, я не знаю, что мне делать? Как вас, хороших девочек, подманивать?
– Ты пробовал с нею познакомиться?
Он мотает головой:
– Нет, на меня робость накатывает каждый раз, когда думаю, что подойду к ней. Понятия не имею, с чего начать разговор? Я уже все книги перечитал, по которым её спектакли поставлены. На каждой постановке бываю.
– Цветы посылал? – начинаю прощупывать почву.
– Конечно, наверное, уже целый цветочный салон. Даже разузнал, какие её любимые… Ранункулюсы, – произносит Руслан, явно гордясь тем, что запомнил такое сложное слово. – Белые. Они похожи на пачку балерины. Всегда стараюсь покупать их.
Меня колет зависть – кому-то покупают букеты с труднопроизносимыми названиями, а мне… наручники и, советуют, вибратор.
Часто моргаю, чтобы не расплакаться.
Не хочу, чтобы Руслан заметил и жалел, но он замечает.
– Эй, ты чего? – накрывает мою ладонь своей большой тёплой. – Спокойно, подруга, я на твоей стороне. Гек обижает? Только скажи – голову ему откручу!
Не хватало ещё, чтобы старинные друзья поссорились из-за меня.
Поэтому вымученно улыбаюсь и говорю:
– Нет… Вроде бы, не обижает. Просто сложно с ним.
Руслан вздыхает и пожимает мне руку:
– Сложно – не то слово. Когда мы были в приюте, то меня воспитатели не выносили за поведение. Я был тем ещё хулиганом и шалопаем, а Гека… от него просто вешались! Его дразнили ходячей энциклопедией. Помню, учитель в нашей приютской школе тоооолько соберётся новую тему объяснять, у Гека уже рука поднята и ответы готовы. Хотя вопросы ещё и заданы не были. Однажды он поругался с математичкой: мол, та для контрольной подготовила слишком простые задания. Гек настаивал на том, что подобный подход занижает умственное развитие школьников, приучает идти по лёгкому пути. – Руслан хватается за голову. – Мы ту контроху все завалили. А ему – слишком просто! Представь! Ох и влетело ему потом от одноклассников. Его вообще в приюте всё время лупили и гнобили. Поначалу даже я. А потом – мы уже вместе отбивались, плечом к плечу, спина к спине.
Ржавый расплывается в улыбке, вспоминая шалое детство, а я – с жадностью слушаю всё, что касается Гектора. Мне очень-очень хочется его понять, разгадать ребус. Ведь столько людей вокруг говорит о нём с теплом и уважением, что мне начинает казаться – я ничего не понимаю.
Ржавый хмыкает и продолжает:
– А с литераторшей у него вообще контры были. Гек к двенадцати годам перечитал программу филфака. И вынес вердикт: вся классика – страдания, слюни, сопли, глупости и жалость к себе. Он литературу терпеть не мог. Говорил, что лучшее чтиво – справочник задач по высшей математике. Для него математика – концентрированная поэзия и самая стройная музыка на земле. – Сжимает мою руку и говорит: – Но при этом Гек – лучший друг из всех, кого я мог бы пожелать. Умру за него, не задумываясь.
Бросаю взгляд на часы: оу, вот это мы заболтались!
Начинаю лихорадочно собираться:
– Прости, Рус, мне на пары пора.
– Довезти?
– Не нужно. Наша машина, вроде бы, ехала следом.
– Да, не отставали.
Собираюсь выходить, когда Ржавый перехватывает меня за руку:
– Так что мне делать с Миланой?
Мой непонимающий взгляд.
– С балериной моей.
– Пришли ей «Рафаэло», – выдаю первое, что приходит в голову, вспоминая рекламу «Вместо тысячи слов».
– Отличная идея! – соглашается Руслан.
– И записку, от руки. Это романтично и сентиментально.
Ржавый сглатывает:
– И что написать?
– Пригласи её … в кино. Точно! Она же балерина, ей, наверное, надоело всё это высокое искусство. Сходите в кино. На «Мстителей». А потом – в Макдональдс. – Рассказываю программу, от которой бы не отказалась и сама. Вот только представить Гектора в… Макдональдсе никак не получается. – А потом по городу погуляйте. Столица края у нас такая красивая. Много исторических мест. О, хочешь, сброшу тебе один экскурсионный маршрут? Недавно в универе его рассматривали?
Ржавый кивает.
Я тянусь, чмокаю его в щёку. Он краснеет и весело подмигивает мне. Мы как старые заговорщики.
Давлю в себе зависть: тоже хочу, чтобы мужчина ради меня учил названия цветов и искал экскурсионные маршруты. Хочу банальной девичьей романтики. Конфетно-букетного периода. Видимо, многого хочу.
Улыбаюсь, пожимаю Ржавому руку:
– Ждём вас с Миланой у нас на свадьбе.
– Так это ж уже скоро! Осенью!
Усмехаюсь:
– А сейчас ещё весна. Успеешь покорить свою балерину.
– Спасибо, – искренне благодарит он.
По дороге в университет я плачу. Потому что понимаю, зачем Ржавый затеял разговор о Гекторе – мне предлагается принять его таким, какой есть: холодным, циничным, равнодушным. Но я уже знаю, что он бывает другим – нежным, страстным, эмоциональным. И это знание не даёт покоя, манит призрачной надеждой чего-то несбыточного.
В университете меня ждёт новый сюрприз: на меня сразу же налетает наша староста, Дарья Панасёнок. Полноватая, низенькая, с толстой косой. Отличница и профессорская внучка.
– Нибиуллина, тебя в деканат, срочно! – тараторит она, округляя свои и без того круглые глаза.
Мчусь мимо одногруппников, подпирающих стену под аудиторией, в которой будут пары. Ловлю на ходу смешок. Мажу краем глаза двух заговорщиц – Динка и Людка довольно ухмыляются. Это не к добру.
Насколько не к добру – понимаю, когда оказываюсь перед Федором Максимовичем, нашим деканом. Он маленький, тощий, но со стержнем. Старой закалки – взяток не берёт, работ из интернета не признаёт.
И сейчас кладёт передо мной мою.
– Потрудитесь объяснить мне, Алла Альбертновна, что это такое?
– Моя работа, Фёдор Максимович. Курсовая по истории искусства.
– Здорово, что вы помните, по какому предмету работа, – говорит он дребезжащим от возмущения голосом. – Может, ещё и просветите меня на тот счёт, как вы над ней работали? Перечислите мне литературу, на которую опирались.
Боже! Да я в неё и не заглядывала! Гектор скачал, я отформатировала, распечатала и сдала. Как и остальные. В тот же день.
– Я уже не помню, – вру, краснея до корней волос.
– Какая же короткая у вас память, дитя моё! – он картинно всплёскивает руками. – Я вот диссертацию тридцать лет назад защитил, но до сих пор могу перечислить все источники. Потому что проработал их досконально.
Мысленно закатываю глаза. Сюда бы Гектора. Они бы померились принципиальностью.
– Да скачала я её в интернете! – признаюсь честно, чтобы быстрее прекратить эту бессмысленную беседу. – Как и сотни студентов нашего вуза! Только вот прицепились вы почему-то именно ко мне?
И я понимаю почему – кстати вспоминаются довольные морды Людки и Динки. Сучки!
– Не ровняйтесь на других, Алла Альбертовна. Они будут отвечать за себя сами. А ваша работа – аннулируется. Отметка за неё вам засчитана не будет. Я уже сообщил об этом вашему куратору, и она со мной согласилась. Так что напишете работу заново и желательно – до конца сессии, иначе будете отчислены.
Ну, приехали! Этого ещё не хватало!
Но спорить не могу – лишь киваю, плетусь прочь из деканата. Заворачиваю в туалет и, давясь слезами, открываю WhatsApp и наговариваю Гектору голосовое сообщение:
«Помнишь ту курсовую, что ты скачивал для меня? У тебя в кабинете? Мне её завернули. Придётся переписывать заново. Две сучки из моей группы меня слили. Динка, у которой тётка флорист, – ты ещё тогда обстебал её работы, – злится на меня, что я не посвящаю её в наши с тобой постельные тайны… Хнык-хнык… Гектор, мне так хреново сейчас».
Ответ приходит быстро. Он пишет: «Алла, не смей отвлекать меня всякой дурью. Я занят. У меня важные переговоры. И я тебе говорил. Это у вас семейная черта такая – сначала лажать, а потом искать виноватых?»
Строчу: «Вообще-то я ждала от тебя поддержки, а не нотаций!»
Отвечает: «Извини, что не оправдал ожиданий» – и исчезает из сети.
У меня нет настроения идти на занятия. Всё равно ничего в голову не войдёт, когда в таком состоянии. Поэтому спускаюсь и прошу водителя (надо будет всё-таки как-то спросить его имя) отвезти меня домой.
Запираюсь у себя в комнате и тихо горько плачу. Как меня достало его грёбанное правдолюбие и чистоплюйство! Я хочу, чтобы он был на моей стороне. Всегда! Даже если я не права. Нет – если сто раз не права! Потому что я – его женщина. Потому что любящие так поступают. А, значит, он не любит меня. Впрочем, он ни разу этого мне и не говорил. Ничего не обещал. А все те чувства, что я увидела в его глазах в наш первый и пока единственный раз – показались. Я их придумала.
За окном уже почти полночь, когда улавливаю голоса и шевеление в гостиной. Выхожу.
Двое мужиков мрачного вида затаскивают в дом в дымину пьяного Гектора. Они тоже изрядно навеселе. Что-то пытаются петь нестройными голосами. Но дружки его хоть на ногах держаться, а Гектор и вовсе висит на них, как тряпичная кукла…
У кого-то переговоры удались.
Все они одеты странно – в какую-то защитно-зелёную робу без опознавательных знаков. У Гектора – чистюли и педанта – одежда ещё в каких-то пятнах и грязи. Да ещё и порвана в нескольких местах.
Интересно нынче договариваются.
Наверное, почувствовав, что я смотрю на него – Гектор оборачивается. И я вижу не человека – монстра. Взгляд тяжёлый, недобрый и полный клубящегося мрака…
2(17)
Несколько секунд, попав в плен этого взгляда, я не могу не моргнуть, не вздохнуть. От страха просто цепенею.
Я никогда прежде не видела Гектора таким. И сейчас мне очень страшно. Однако Гектор вскоре прерывает зрительный контакт – бормочет что-то нечленораздельное и начинает заваливаться.
Спутники (или, наверное, правильнее собутыльники) подхватывают его и тащат к дивану, переговариваясь:
– Клади сюда. Вот так.
Мой страх трансформируется – Гектор напился так, что ничего не соображает. Сейчас он заснёт, а я останусь одна с двумя чужими мужиками. Притом – выпившими. Отец был игроманом, но не пил. Я понятия не имею, как вести себя с людьми, которые находятся под властью зелёного змия.
– Эй, хозяюшка, – обращается ко мне один из «коллег» Гектора – здоровенный, квадратный и с квадратной же челюстью, – нам бы бинты, вату, нож и спирт. Найдётся?
Из всего перечисленного мой мозг улавливает только последнее – спирт. Догоняться собираются?
– Может, вам уже хватит?! – делаю попытку воззвать к рассудку.
Мужик выкатывает на меня удивлённые глаза – даже в полумраке, который создаёт нижняя подсветка в гостиной – видно, какой недоуменный у него взгляд.
– Хватит что? – наконец, произносит он, переглядываясь с другим.
– Пить хватит! – взрываюсь, не выдержав.
– А кто пьёт, хозяюшка? – разводит руками мужчина.
– Кто пьёт? Да вот, друг ваш! – киваю на Гектора. Он выглядит подозрительно бледным и не пьяным, а будто тяжело больным. – На ногах не стоит.
– Где ж ему стоять, драгоценная, если его подстрелили и он много крови потерял.
– А пели вы почему?
– Да это ж твой, хозяюшка, и попросил. Говорит: не тревожьте мне жену и прислугу. Пусть лучше думают, что я пьяный. Он считал: ты пьяные голоса услышишь – носа не высунешь. Ну а мы его быстро обработаем. А утром он уйдёт раньше, чем ты проснёшься.
Во время этого короткого рассказа перед моими глазами проносятся картинки одна ужаснее другой.
Реально, лучше бы напился. Потому что мозг выдаёт: босс не связывается с криминалом; у меня важное совещание, – и отказывается верить в искренность этих фраз.
Ага, совещание у него, как же. Ага, не с криминалом. Я отлично помню, как он держал пистолет и как отморозки в моей квартире дрожали от одного его вида.
Ты лгун, мой любимый андроид. Ну, ничего, я дождусь твоих откровений.
И последним всплывает, что Гектор назвал меня женой и попросил не тревожить.
Значит, в его глазах был вовсе не клубящийся мрак. Что только не представится в игре светотеней и при богатом воображении.
– Так что, хозяюшка, поможешь нам? Пулю извлечь надо, а то твой муженёк окочуриться может.
– Может, скорую вызвать? – робко предлагаю я.
В это время Гектор открывает глаза, ловит расфокусированным взглядом меня:
– Алла, – зовёт хрипло. Подхожу, касаюсь ледяных пальцев. Он сжимает мою ладонь. – Не надо… скорую… В стационар… нельзя… клиника… твой отец… телефон на столе… кабинет… – Слова даются ему с трудом, но я понимаю, чего он хочет. Киваю, убегаю.
Хорошо, что Гектор – педант. У него в кабинете – стерильный порядок. Вещи разложены чётко, ровно, аккуратно. Я быстро нахожу визитницу из словной кости – дорогая антикварная вещица. Изящная. Открываю, листаю, нахожу нужную карточку, а на ней, как и ожидалось, координаты конкретного доктора.
Бегу назад с заветным номером.
Замечаю, что Гектор опять отключился.
Передаю номер всё тому же квадратному – резонно решив: он объяснит лучше.
Доктор обещает быть через десять минут.
Они кажутся вечностью – потому что руки Гектора леденеют, а на лбу выступает холодный пот.
Доктор вскоре появляется. Он молод, наверное, ровесник Гектора. Может, чуть старше. Высокий, стройный, в очках.
Действует чётко, отлажено, отдаёт необходимые команды. Гектор снова приходит в себя и шепчет:
– Алла, мне… нужна… анестезия…
Мужчины, столпившиеся вокруг него, удивлённо переглядываются. Врач говорит:
– Сейчас сделаю укол.
– Другая… – Гектор тянет меня к себе, и я понимаю: наклоняюсь, нежно целую.
Он улыбается – бледно, ранено, тепло…
Меня отправляют в комнату, сообщив, что дальше зрелище не для нежных женских глаз.
Но я не могу усидеть – мечусь по комнате туда-сюда, переживаю.
Куда он вляпался? Почему в него стреляли?
Раздаётся вежливый стук в дверь. За дверью – квадратный.
– Хозяюшка, всё закончилось. Твой спит. К утру оклемается. Он у тебя живучий. А мы – пойдём.
– Стойте… – запинаюсь, не зная его имени.
– Борисом кличут, – подсказывает он.
– Борис, как это произошло? Ну, что Гектора подстрелили?
– Так это ж ты сама ему голосовое прислала, когда мы на деле были. Его аж передёрнуло всего. Говорит: «Моя Алла по пустякам беспокоить не станет». Ткнул, звук сначала не отключил. Вот они и пальнули на звук.
Холодею внутри – то есть, его могли убить из-за того, что мне захотелось поныть по поводу курсовой? Боже, какой ужас.
– Кто они? – спрашиваю, а у самой голос дрожит и внутри всё. – Почему стреляли? У вас же там вроде переговоры были.
– Не задались переговоры, хозяюшка, – грустно отвечает Борис. – А ты, золотце, на будущее без серьёзной надобы мужика не дёргай. Ты для него важна очень. Боится за тебя. Может подставиться по глупости. По твоей, золотце. И быть тебе вдовой.
Судорожно сглатываю от обрисованных перспектив. Клятвенно заверяю, что никогда больше так не поступлю. Гектор там серьёзные вопросы решает, может, связанные с долгом отца. А я – реальной дурью отвлекаю.
Обжигает стыдом.
Провожаю гостей, а сама – возвращаюсь в гостиную, где спит Гектор. Укрыт пледом, который наполовину сполз, обнажая мощную грудь. На смуглой коже особенно ярко выделяются белые полосы бинтов.
Острая жалость сжимает душу.
Бедный мой. Прости. Пострадал из-за меня, дуры. Отвожу прядь с высокого лба, нежно целую. Устраиваюсь рядом, обнимая руками и ногами. Только теперь осознаю, что могла потерять, и становится страшно. И зло на себя берёт. Гектор неосознанно сгребает меня в охапку, прижимает к себе крепко-крепко, прячет лицо в волосах, шепчет:
– Любимая… Желанная… умру за тебя…
И моё сердце сходит с ума от нежности к этому невозможному мужчине.
Засыпаю в кольце его рук, только так и успокоившись наконец.
…Утром просыпаюсь со стоном – отлежала себе всё, что можно отлежать. Всё-таки этот диван не для спанья. Тем более, вместе с таким крупным мужчиной, как мой.
Продираю глаза и вижу Гектора, уже почти полностью одетого. Он застёгивает запонки на манжетах своей стильной шелковой рубашки.
Смотрит на меня как-то странно – вот теперь точно пугающе и недобро.
– Как спалось, Алла? – произносит наконец режущим, холодным тоном.
– Средне, – честно признаюсь я. – А ты чего встал? Ты же ранен. Тебе в постели надо лежать.
– А на работу за меня ты будешь ходить? – презрительно хмыкает он.
– Гектор, я не верю, что за несколько дней без тебя там всё станет.
– Я работаю не только там.
Это я уже поняла. Сказал бы – где. Мне бы было легче.
– Чем ты занимаешься на самом деле? – озвучиваю всё-таки то, что беспокоит.
– В основном, отвечаю на глупые сообщения избалованных девиц. Скачиваю для них курсовые. Мне же больше нечем заняться.
Просто сечёт меня злыми надменными фразами. Взглядом к месту приколачивает. Будто я – полное ничтожество. Судорожно сглатываю, чувствую, что начинает щипать глаза.
– А если серьёзно?
– Я уже говорил, – он устало прикрывает глаза. – Я аудитор. Самый дорогостоящий в стране, – заявляет не без гордости.
– Аудиторов не подстреливают, – мотаю головой.
Он презрительно хмыкает:
– Много ты знаешь об аудиторах. Мы забираемся в такие дебри финансовых операций, что некоторым становится некомфортно. Деньги, конечно, счёт любят, но вот ловить их многие предпочитают в мутной водичке. И отмывать не спешат.
Да, наверное, он прав. Я ничего не знаю о его профессии, но раз она связана с большими деньгами, то и впрямь может быть опасной.
– Гектор… – бормочу, пряча глаза, – я бы хотела извиниться… За вчерашнее.
– Извиняйся, – резко произносит он.
Сглатываю, смотрю ему в глаза, где вижу свой приговор, и всё-таки произношу:
– Прости меня, пожалуйста.
– Нет, Алла, так за подобные косяки не извиняются.
– А как? – хлопаю глазами, не понимая, к чему он клонит.
– Горловым минетом, Аллочка.
Даже закашливаюсь: совсем офигел, что ли, порядочной девушке такое предлагать?
– Ты шутишь?! – произношу, не веря, что он мог такое сказать.
Гектор чуть склоняет голову, рассматривает меня презрительно, а потом – будто выплёвывает:
– Я похож на шутника? – мотаю головой: нет, не похож, просто ты сейчас очень грозный, и мне страшно. – Вот и хорошо, – отвечает он на невысказанное и командует: – На колени!
