Текст книги "8 марта, зараза! (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

4(4)

Коля наступает на меня, я пячусь к стене, почти влипая в неё. Его зрачки расширены, руки сжаты в кулаки, он явно зол.

– Объясни мне, дорогая, – брызжет мне в лицо слюной муж, – почему мне звонят соседи и говорят, что мою жену у всех на виду носит на руках какой-то левый мужик?! Ты совсем охренела, Алла, так позорить меня.

– Милый, – лепечу, кладя ему руки на плечи и пытаясь успокоить, – я не буду отрицать случившегося – приезжал Гектор, мой бывший. Он очень упрямый. Хотел забрать у меня сумки с покупками, я не отдавала. Тогда он взял меня на руки вместе с пакетами и пронёс по лестнице до второго этажа.

Коля хлопает глазами:

– Зачем он пытался забрать у тебя сумки? Он же у тебя вроде богатей?

Вздыхаю:

– Гектор полагал, что я его зона ответственности. До сих пор. И если нуждаюсь в помощи – он должен помочь. Хотя бы донести сумки.

Коля уже значительно гаснет – не умеет мой Медведя злиться, не его это:

– Ну, донёс? А дальше? – уже куда миролюбивее отзывается Коля.

– Дальше – мы попрощались. Навсегда, – я тянусь и прижимаюсь к теплому телу мужа, засовываю руку ему под толстовку, глажу складочки жира на боку. Кому-то может было бы противно, что человек рядом – не в спортивной форме, а вот такой – пухлый, рыхлый, чуть обрюзглый, но я считаю, что если ты любишь – то любишь любым. И не за внешность. – Больше он не появится, будь уверен.

– Правда? – заглядывает мне в глаза Коля.

– Правда, Медведя, – чмокаю его в курносый нос. – Идём кушать. Я столько всего наготовила. Твой любимый салат с сухариками. Садись.

Разговор о еде – лучший способ поднять Коле настроение. Он позволяет мне взять себя за руку и повести на кухню.

Усаживаю дорогого гостя за стол, выставляю перед ним вкусняшки, над которыми трудилась.

Коля уплетает за обе щеки, а я с умилением гляжу на своего медвежонка. Как хорошо, что он у меня обычный. Потому что необычные красавчики с ледяным сердцем способны только замораживать всё вокруг. Хотя… разум упрямо мне подсовывает воспоминание о мятных глазах, полных абсолютной любви. Кажется, айсберг я всё-таки разморозила. А ледяные доспехи цинизма пошли трещинами. Наверное, это и хорошо. Так Гектор станет более человечным. И, кто знает, может всё-таки обретёт своё счастье.

Из размышлений выдёргивает вопрос Коленьки:

– Зай, – он запихивает в рот огромную ложку салата, – а у нас сегодня разве праздник? Ты ж этот, с сухариками, – он кивает на салатник, – только по праздникам готовишь.

– Праздник, Медведя, большой праздник! – торжественно заявляю я. – Совсем скоро мы станем родителями. Помнишь, я недавно подкладывала тебе странную длинную штуку – на ней две полоски было?

Коля кивает и опускает ложку, лицо его принимает неприятное и отталкивающее выражение. Он явно опять недоволен.

– Ты беременна? – слова режут, потому что в них нет и капли нежности.

– Да, – тем не менее радостно говорю я, – я перепроверила ещё на пяти разных тестах. Везде один результат. Завтра пойду в женскую консультацию, сдам анализы для верности. И на учёт, наверное, надо становиться. – Стаскиваю с тарелки дольку апельсина, смачно вгрызаюсь, чувствую, как расползается блаженство: пока готовила, всё время подташнивало.

– Именно, – соглашается вдруг Коля, только вот тон, которым он это делает, мне совсем не нравится, – пойдёшь в консультацию и запишешься на аборт.

– На какой ещё аборт? – роняю апельсиновую дольку на стол.

– На обычный, дура! – взрёвывает Коля. – Тот, который убьёт поганую личинку в тебе.

– Коля! Что ты говоришь?! Это же наш ребёнок! Наш малыш!

– Наш? – шипит он, сжимая вилку. – После того, как ты обнималась и тискалась с бывшим на глазах у всего дома, я уже в этом не уверен! Не намерен воспитывать чужого выбл**ка!

От грубых злых слов у меня слёзы наворачиваются на глаза:

– Коля, милый, одумайся! Какой вы… – у меня язык не поворачивается произнести это мерзкое слово. – Гектор только сегодня и приезжал. Он пальцем меня не тронул. И вообще – я порвала с ним. Окончательно порвала. Даже карточку ту порезала и выбросила.

– Что ты сделала? – произносит Коля, медленно вставая со стула.

– Выбросила карточку, – уточняю я, тоже поднимаясь.

– Пиз***ь! – снова ругается Коля, который раньше при мне и дурного слова не произносил.

И я вскипаю:

– Проверь! Всё в ведре!

Он меряет меня уничижительным взглядом и поворачивается к мусорному ведру, заглядывает в него. Обрезки карты на самом верху. Он сразу видит их, и когда поднимает глаза на меня – во взгляде сплошная ярость.

– Ну, сука! Ну, тварь! – выплёвывает он, надвигаясь на меня. – Чем тебе карта-то помешала, идиотка?

– Всем, Коля, всем! – зло выплёвываю я, бесясь с его реакции. – Пока она была – Гектор всё время стоял между нами. А так – только мы.

– Нет никаких «мы», сучка! Нет и никогда не было! – орёт Коля. – Ты мне нах не нужна. Щаз переведешь деньги со счёта на мой счёт – и вали колбаской откуда прибыла, понаеха хренова! Квартира на меня!

Вот как ты вопрос ставишь, дорогой. Интересный поворот сюжета через три года супружеской жизни. Ну что ж, медвежонок, у меня для тебя сюрприз, который тебе ооочень не понравится!

– А нечего переводить! – заявляю с апломбом, глядя в его белеющие от злости глаза.

– Что значит – нечего? Только не говори, мразь…

– Скажу, Коля, ещё как скажу! Я все до копейки деньги перевела в различные благотворительные фонды! В помощь больным детишкам!

Коля издаёт дикий рёв, хватает со стола нож и кидается на меня. Я вовремя успеваю отскочить и выбежать в прихожую.

– Ты совсем охренел! – киплю я.

– Это ты охренела, падла! Если тебе, долбо**е, деньги были не нужны, отдала бы мне! Шмара проклятая!

Он идёт на меня, я пячусь в комнату, пытаясь воззвать к его благоразумию:

– Коля, уймись! Что ты такое творишь?!

– Уймись! Ты, сука, говоришь мне уймись, после того, как слила все мои бабки!

– Твои? – возмущаюсь я. – Да твоей там и копейки не было!

– Да, мои, падла, мои! – визгливо орёт он. – Думаешь, я три года тебя терпел по большой любви? Ты, бля**, три года не говорила мне, что у тебя куча бабла. Невинной овечкой прикидывалась. SMS-ки, сука, удаляла. И, бля**, всегда ж успевала! Я уже начал думать, что мы всё это зря затеяли, пока сегодня не увидел деньги. Бля***, увидел и потерял! Сука-сука-сука!

Он начинает резко долбить ножом в том месте, где ещё недавно стояла я. Едва успеваю отпрыгнуть в сторону.

Мозг лихорадочно ищет решение. Самое правильное – звонить в полицию. Нужно добраться до телефона.

У Коли нож застревает в стене, он пытается его вытащить, матерясь ещё больше, а попутно – высказывает мне правду, от которой начинают шевелиться волосы:

– Это бабуля всё придумала. Когда ты пришла селиться к ней, она вспомнила, что видела тебя по телевизору. Твою, бля**, свадьбу крутили по федеральным каналам! А у моей бабули отменная память. Она и опознала в тебе жену строительного магната с Юга. Мы поняли, что вы развелись, а в этом случае такие закидушки, как ты, получают солидные отступные. И бабушка придумала, чтобы я женился на тебе и незаметно до денег добрался.

Я закрываю себе рот рукой, потому что меня душат рыдания. Мерзость какая! Господи! А я этим людям верила! Бабушку старалась с каждым праздником поздравить хоть мелочью какой-нибудь. А им… им нужны были деньги!

– Думаешь, мне было приятно с тобой жить, вешалка костлявая! Хер там! Я нормальных баб люблю. Светку из сто семнадцатой. Думаешь, я на работу каждый день ходил? Да куда там! Мы ларёк в два закрывали. И я к Светке шёл до вечера. Спал у неё, жрал, трахался. Светка – огонь. Не то, что ты – бревно бревном! Ни хрена в постели не умеешь! То-то тебя твой олигарх и бросил! Мы со Светкой сегодня планировали отдыхать поехать, а ты, сука, нам подляну устроила.

Меня трясёт. Всё сказанное ощущается на коже, как ведро холодных помоев. Будто меня в нечистотах вывалили.

– Светка моя бесплодна. У неё матки нет. Она не выносит мне мозг личинкой своей, как ты, дура помешанная. На хрен мне ребёнок был! Я же просил! Нет, сука, втемяшилось тебе это потомство. Ну, будешь теперь сама, падла, разгребать. Хотя нет, – он прищуривается зло и ядовито, – так просто я тебя не отпущу. Тех, кто кидает на бабки, наказывают. Сурово, бля**, наказывают. И я тебя накажу! – верещит он.

Всё лицо красное, редкие волосы стоят дыбом, пухлые губы дрожат. Он омерзителен.

И… в этот раз я не успеваю отскочить. Коля подбегает ко мне слишком резко и со всей дури влепливает такую пощёчину, что я падаю на пол, юзом еду по полу и ударяюсь головой о ножку стола…

В меркнущем сознании – жуткое видение: толстяк с перекошенным от злости лицом и бельевым шнуром в руках склоняется надо мной…

4(5)

Прихожу в себя, и на меня сразу обрушивается боль – в голове от удара, в руках. Они задраны вверх, грубо смотаны шнуром для белья и привязаны к трубе отопления. Я полусижу на полу, блузка на мне разорвана.

Всхлипываю, пытаюсь вырываться, ослабить путы. Но Коля постарался на славу – связанна я надежно.

Происходящее до сих пор кажется мне диким розыгрышем и не укладывается в голове. Коля, мой тёплый мягкий домашний Коленька, просто не может творить такую дичь и говорить такие пакости.

– Коленька, – хнычу, – медвежонок мой… Развяжи меня, мне больно.

Слова и самой-то едва слышны, бормочу себе под нос. Разве он услышит? Тем более что муж сейчас разговаривает по телефону. У меня плывёт сознание, мажется реальность, но я всё равно разбираю некоторые слова.

– Юрка, жду. Ага, и она ждёт, – мерзкая улыбка кривит пухлые губы Колюни.

Юрка…Колин партнёр по бизнесу. Они вместе держат ларёк. В памяти всплывает образ приземистого качка с неприятным лицом, лысого, с наколками. У него глубоко посаженные масленые глаза, которыми он всегда шарил по мне. От этого липкого взгляда хотелось потом отмываться. Юра противен. Всех женщин он называет «дырками» и считает, что они созданы лишь для траха. При этом в свои почти тридцать живёт с мамой в убогой двушке, в нашем же районе.

– Не надо Юрку, – хриплю я, мотая головой. – Он гадкий, – жалобно умоляю я, ёрзая в неудобной позе.

Коля поворачивается ко мне, его глаза налиты кровью, как у быка.

– Надо, Алка, ты его кинула. Я ему долю обещал. Теперь он хоть так возьмёт…

– Что значит так? – сквозь плачь бормочу я.

– А то значит, сучка, что драть он тебя сейчас будет. Так, что ноги неделю не сведёшь, падла. Он давно к твоим дыркам хочет пристроиться.

– Коля, – испуганно бормочу я, – ты с ума сошёл?! Не отдавай меня ему! Я же беременна! Он может навредить ребёнку!

Коля подлетает ко мне, грубо хватает за волосы, выгибая шею, и в ярости смотрит в лицо, почти плюёт на меня:

– Тебе, твари, не доходит? Мне на хер твоя личинка не нужна! Слышишь, на хер! – трясёт меня так, что мне кажется, сейчас сорвёт скальп. Аж глаза режет от острой боли.

– Пусти, – скулю. – Ты пожалеешь!

Он хохочет – неприятно, хлюпающе:

– Ты пожалеешь раньше – в соплях и говне будешь ползать…

Его речь прерывается звонком в дверь.

Коля уходит открывать, а я оглядываюсь в поиске того, чем можно было бы ослабить или разрезать верёвки. Но как назло все колюще-режущие предметы далеко. Телефон тоже далеко. Зато на тумбочке напротив я замечаю вазу. Если её разбить, можно попытаться воспользоваться осколком. Как – не представляю. Руки же связаны. Но если не попробую – не прощу себя. Ногой мне удаётся задеть тумбочку. Колочу по ней раз, другой. Ваза, наконец, поддаётся, срывается и падает. Однако вошедший в комнату мужчина ловит её уже почти у пола и ставит подальше от меня.

– Слышь, Колян, она тут тебе посуду бьёт!

– Строптивая сука! – заявляет муж. – Усмиришь её?

– Легко, братан. Я люблю усмирять строптивых сук. У них самые классные дырки.

От одних только рассуждений этих ублюдков у меня заходится сердце. Страх – холодный, парализующий, выворачивающий наизнанку сознание – расползается по телу, словно щупальца спрута.

– Пожалуйста, – лепечу я. – Пожалуйста, не трогайте меня.

– Ой, нет, дырочка, щаз мы тебя будет трогать и ещё как, – похабно ухмыляется Юрий и вразвалку идёт ко мне.

Он окончательно раздирает блузку, задирает мой лифчик и начинает лапать грудь. Меня передёргивает от омерзения. Дёргаюсь, пытаюсь увернуться от этих грязных волосатых шершавых лап.

– Юркая! – ухмыляется он. – Здорово на члене будешь вертеться.

– Нет, пожалуйста, я беременна. Нельзя со мной так!

Но кто бы меня слушал.

Юрий тянется к поясу мои брюк. Начиню лягаться и брыкаться.

– Колян, держи её за ту ногу, я за эту ухвачу.

Муж кидается ему на помощь, я вою, извиваюсь, кричу. Но у нас в доме – хоть изорись – никто не выйдет. Здесь каждый сам по себе. Полицию вызывать не станут, да и сами на помощь не бросятся.

Юрка открывает перочинный ножик и склоняется ко мне, продолжая держать мою ногу:

– Так, дырка, слушай внимательно, – рычит он мне в лицо, от него воняет чесноком и потом, грязным неухоженным телом, от этого запаха начинает мутить, – будешь дёргаться – лезвие может соскочить и почикать. Мне-то всё равно, я тебя и почиканную трахну, но тебе может быть больно. Поняла.

Киваю, онемевшая от ужаса. Могу только глотать слёзы и дрожать от холода и отчаяния.

Юрий полосует мои брюки, раздирая их по шву, разрезает пояс, стягивает ставшую ненужной тряпку и отбрасывает прочь.

Теперь на мне только чёрные кружевные трусики. Лифчик задран вверх, обнажая груди, которые торчат остро и беспомощно.

Хищный взгляд мужчины проходится по мне, и меня передёргивает. Как же гадко!

Коля продолжает меня держать, довольно лыбясь. Его явно забавляет вся эта ситуация.

Широкая ладонь цапает меня за лобок, начинает мять и терзать половые губы. Это так отвратительно, что меня тошнит.

– Зачётная дырка, – комментирует Юрка. – Щаз ей засажу, а ты, братан, рот ей заткни. Не люблю вопли.

Коля гадко довольно улыбается, явно понимая намёк, – он давно уламывал меня на минет. Но после единственного неудачного опыта с Гектором, я не жаждала пробовать то действо ещё раз. А Гектор потом даже не заикался о подобном.

Боже! И сейчас Коля мне в рот… Нет-нет-нет…

Я не выдержу, мне надо что-то делать. Что-то чего я не хочу, но у меня нет другого выхода.

– Постойте, – бормочу я, – вам же нужны деньги?

Мои насильники притормаживают, переглядываются. Алчность борется с похотью. И мне сейчас на руку то, что алчность побеждает.

– Ты знаешь, где взять? – оживляется Коля, даже отпуская мою ногу.

– Д-да, – киваю. – Можно позвонить Гектору. Он поможет. Он всегда мне помогал.

– Думаешь? – уточняет Коля, доставая из моей сумочки телефон. – Ты же говорила: он уехал навсегда.

– Так и есть. Но ему же не надо приезжать. Он просто переведёт вам деньги.

– Окей, – вклинивается Юрка, – если этот твой Гектор, – как я понимаю, тот самый бывший богатей? – Коля ему кивает, подтверждая, – переведёт нам деньги за то, чтобы мы не трогали твои дырки, мы, так уж и быть, те отпустим…

Я не верю им. Но у меня нет выбора. Киваю.

Нужно попробовать. Это последний шанс.

– Как он у тебя в контактах? – спрашивает Коля, шерстящий телефонную книгу в моём гаджете.

– Его нет в контактах. Когда я уехала, что удалила все контакты.

– Как же мы позвоним?

– Я помню наизусть, – диктую цифры, Коля набирает, а я молюсь, чтобы Гектор остался верен своей педантичности и не сменил номер.

– Алла? – значит, не сменил! Его чуть хрипловатый баритон будто укутывает сейчас в бархат моё исстрадавшееся тело.

Коля нажимает громкую связь и прикладывает телефон мне к уху.

Я плачу горько-горько, вспоминая, как, буквально несколько часов назад, Гектор шептал мне невероятные нежности и носил на руках.

Острое чувство невосполнимой потери сжимает сердце. Как же я сглупила, оставив его! Ведь мама оказалась права – никто больше не любил меня, так, как он. И сейчас я чувствую эту любовь – яркую, сложную, настоящую. О такой только мечтают. А у меня она была.

– Гектор… – шепчу, всхлипывая.

– Алла, что происходит? – голос абсолютно спокойный, а раньше в нём бы звучала тревога.

– Гектор… они… они…хотят…

– Алла, быстрее и чётче, – строго чеканят на той стороне, – у меня мало времени.

– Они хотят меня изнасиловать! – выпаливаю я, захлёбываясь рыданиями.

Повисает пауза. Я пытаюсь понять, что он думает по его дыханию.

Но оно ровное.

– Кто? – наконец, спрашивает Гектор.

– Мой муж и его друг, – хнычу в трубку.

В ответ раздаётся презрительное фырканье.

– Мне нет дела до ваших ролевых игр.

– Это не игра! – кричу в отчаянии. – Они тут, оба… Они сделают это.

– Алла, – строгий ответ, – ты сама попросила меня не вмешиваться в твою жизнь. Я пообещал и привык держать слово. Так что, извини. У меня самолет.

И… отбивает звонок.

Вот так просто.

Господи, я уже и забыла, каким он бывает бессердечным.

Два монстра оборачиваются ко мне – на их мерзких мордах разочарование и жажда мести.

Они уничтожат меня. Разорвут на куски. Разотрут в порошок. И никто не придёт мне на помощь.

Я кричу, так громко, как только способна, вкладывая в этот вопль всё отчаяние, весь страх, всю боль…

Будто мой крик может остановить неизбежное.

4(6)

Входная дверь у нас старая, хлипкая, ещё деревянная. На металлическую Коля так и не расщедрился. И вот сейчас она просто разлетается в щепы, падает, сорванная с петель от резкого удара.

И когда оседает пыль, прорисовывается высокая фигура в чёрном. Он сжимает пистолет. И смотрит… таким взглядом можно забивать гвозди. Я его уже вижу, а Коля с Юрой ещё не оглядываются. Юрка вовсю лапает меня.

И только голос, ледяной, от которого по стенам бежит изморозь, заставляет их обернуться.

– Убери. Лапы. От. Моей. Женщины. – Чеканит Асхадов.

И меня накрывает дежа вю – пять лет назад он вот также стоял посреди родительской квартиры и направлял оружие на насильников. Такой же прекрасный и совершенный, будто ангел мщения. Тогда я влюбилась в него до звёзд в глазах.

Сейчас – улыбаюсь сквозь слёзы. Снова люблю – только ещё ярче, пронзительнее и настоящее. И злюсь. На себя. За то, что не поверила в него. За то, что по-прежнему не знаю его. За то, что не поняла: те слова он мог сказать только в одном случае – если уже стоял за дверью. И была наказана за неверие.

– Эй, чувак, ты вообще кто? – хорохорится Коля, хотя явно видно, что напуган не на шутку. – И почему вваливаешься без стука?

– Я постучал, – спокойно отвечает Гектор и кивает на лежащую на полу дверь.

Коля нервно икает.

А вот Юрка бычится, выпячивает грудь, сжимает нож, которым срезал с меня одежду, и буром прёт на Гектора:

– Ты чё такой борзый!

Он пытается напасть, но Гектор вырубает его парой приёмов – очень техничных, отточенных, чётких, как в кино.

Когда Юра в отключке падает на пол, у Коли начинает трястись нижняя губа:

– Мужик-мужик, я понял, ты крутой. Забирай её, – кивает на меня. – Только не убивай, пожалуйста, не убивай.

Канючит, воет, утирает сопли рукой.

– Немедленно развяжи её, – указывает на меня, и Коля кидается выполнять. Руки дрожат, он не может справится с узлами, помогает себе зубами, бормочет: «Щаз-щаз-щаз»…

А мы с Гектором смотрим друг на друга. И от его взгляда – ласкающего, тёплого – отступает боль и в затёкших руках, и в ударенной голове. Слишком сильно счастье и понимание: спасена! Снова спасена! Им!

Спасибо, что не послушался.

И не надейся.

Коля кое-как распутывает меня, руки безвольно падают вдоль тела.

Гектор убирает пистолет и бросается ко мне, подхватывает на руки, сажает на диван, убирает волосы с лица…

Мне так хочется его обнять, прижаться и не отпускать.

Но Коля, заметив, что мы заняты друг другом, тихой сапой движется к выходу. Гектор замечает его попытки, поднимается во весь рост, возвышаясь над беднягой на целую голову.

– Куда собрался, мразь? – ровным голосом интересуется Гектор, а у Коли начинают дрожать коленки.

– Мужик, не губи! У меня бабуля старенькая! Она откинется, если я за ней ухаживать не буду!

– А вы с бабулей на одну скамью подсудимых сядете, ушлёпок, – чуть наклоняя голову, маньячно улыбается Гектор.

Затем проводит рукой у меня за ухом и достаёт едва заметный «жучок». Наверное, поставил, когда поправлял мне волосы.

– Здесь, медвежонок, – с ехидством произносит Гектор, показывая ему устройство, – весь ваш «милый» разговор. Так что серьёзный срок ты себе заработал.

Коля падает на колени, ползёт, плачет:

– Не отдавай меня ментам, не надо. Пожалуйста. Что угодно сделаю… Прошу…

Обхватывает ноги Гектора, пытается поцеловать туфли.

Тот отпинывает его брезгливо, как мерзкое насекомое, разбивая ему лицо. Но Коля возобновляет попытки вновь и вновь, получая новые пинки.

Гектор подносит руку к губам и говорит в запонку: «Они ваши».

Но прежде чем комната начинает наполняться вооружёнными людьми в тёмной форме, успевает снять пальто и укутать меня в него от посторонних глаз. И я тону в его тепле, в его запахе, в его заботе.

Он обменивается рукопожатием с высоким полицейским и говорит:

– Я забираю её. Все допросы завтра.

Тот согласно кивает и сообщает, что внизу ждёт скорая.

Гектор поднимает меня на руки, завёрнутую в кокон, и идёт к выходу.

Коля верещит нам вслед:

– Что ты, сука, не сказала, что он – ментяра поганый?!

Я только улыбаюсь и обнимаю своего спасителя покрепче.

– Значит, ты не и не уезжал? – спрашиваю, когда мы уже оказываемся на лестничной площадке.

– И да и нет. До полицейского участка я всё же доехал.

– И когда ты понял, что надо действовать и как?

– Когда узнал, что ты беременна. Просчитать дальнейшее развитие событий было несложно: ты скажешь мужу о деньгах, он захочет их себе. Такую жесть, как случилась, я, конечно, представить не мог. Когда ты закричала – у меня чуть рассудок не помутился. Если бы ребята не удержали, я бы не только дверь вынес, весь этот клоповник по кирпичику разобрал…

– А те слова… – сглатываю, прикрываю глаза, – про самолёт и то, что дальше я сама?

– Это был урок, Алла.

– Жестокий урок, – говорю я, глотая слёзы, так как снова накатывает воспоминание о жуткой безнадёге.

– Уроки должны быть жестокими, Алла, – он целует меня в висок, – чтобы записываться на подкорке.

– И чему он учил? – меня слегка отпускает, потому что меня надёжно и нежно прижимают к груди.

– Ответственности, моя сладкая, – тихо говорит он, – за слова и поступки. Учил думать о последствиях. И тому, что если жжёшь мосты, не пытайся строить их вновь.

И ещё тому, домысливаю невысказанное, что тот, кто любит, всегда будет на твоей стороне и подумает о последствиях за тебя, если ты пока не умеешь. И сейчас я только рада, что Гектор нарушил данное мне обещание.

Прижимаюсь к нему ещё сильнее, цепляюсь за лацканы пиджака, судорожно вздыхаю и спрашиваю, то, что мучило с первой минуты, как он ворвался в квартиру, выбив дверь.

– Так ты вернулся для того, чтобы провести эту операцию и поймать его с поличным? – не могу сейчас даже произнести имя того существа, которое последние три года считалось моим мужем.

– Не только.

– А для чего ещё?

– Слышала о таком поверье: люди всегда возвращаются туда, где что-то забыли?

– А ты здесь что-то забыл? – повожу рукой, показывая на дом, из подъезда которого он меня выносит.

– Да, Алла, тебя.