Текст книги "8 марта, зараза! (СИ)"
Автор книги: Яся Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
2(3)
Асхадов с некоторой брезгливостью созерцает тело, распростёртое у его ног. То есть меня.
И на меня – поздним откатом – набегает цунами стыда. Погребает, утаскивает в бездну, где хочется только выть, обняв коленки. Я сейчас, наверное, отвратительно-жалкая. И обнажённая! Перед почти незнакомым мужчиной! И он видел, как меня лапали!
Ааааа…
Закрываю лицо руками, чувствую, как горят щёки.
Я же теперь смотреть на него не смогу. Всё время буду этот позор вспоминать. Кажется, тот лысый ублюдок даже трусики на мне успел разорвать!
Асхадов хмыкает и протягивает мне руку, произнося с досадой, как непонятливому ребёнку:
– Живо вставайте! Простудитесь.
Вроде бы и забота, но сам тон – всё тот же, с режущей холодностью – заставляет меня реально замёрзнуть.
Клацая зубами, всё-таки цепляюсь за его руку – красивую, сильную, твёрдую – и в тот же миг меня вздёргивают вверх.
На какое-то мгновение я оказываюсь в его объятиях, и меня буквально околдовывает ароматом терпкого парфюма смешанного с дорогим табаком.
Сдуреть можно. Я хочу быть в этих объятиях вечно – твёрдых, будто из камня. Макушкой я едва достаю ему до середины груди. Рядом с ним мне так нравится чувствовать себя маленькой, хрупкой, беззащитной.
Только Асхадову не нравится – едва ли не морщась, он отстраняет меня от себя. Но всё-таки снимает пиджак и набрасывает мне на плечи, оставаясь в безупречно-белой рубашке, обрисовывающей его торс так, что, кажется, я могу пересчитать все кубики пресса…
Смущенно отвожу взгляд. Прячу нос в жёсткую, пахнущую им ткань. Пиджак так нагрет, что не скажешь, будто его носит ходячий айсберг.
– Нужно отвезти вашего отца в больницу, – констатирует Асхадов, и тут мой, перегруженный за день эмоциями мозг, с трудом осознаёт – посреди комнаты валяется мой, избитый и истекающий кровью, отец.
Бросаюсь к нему, падаю на колени, больно ударяясь ими об пол, обнимаю его и вою:
– Папа! Папуличка!
Меня довольно грубо оттаскивают и основательно встряхивают. И взгляд такой – сиди, молчи, не рыпайся.
Асхадов поднимает отца, удерживает его за плечи.
– Альберт Исаевич, вы можете идти?
Отец с трудом разлепляет глаза, понимает кто перед ним, пытается вырываться, хрипит, выплюнув кровь:
– Гектор, сука!.. Ты… ты… виноват…
– Верно, – резко отзывается тот, – виноват в том, что не посадил вас ещё тогда. Сейчас бы вы не валялись здесь в крови. А вашу дочь не пытались бы пустить по кругу отморозки.
Отец пытается ещё что-то бурчать, но Асхадов его не слушает:
– Алла, идите вперёд. Моя машина – первая у подъезда. Большая, чёрная, – он не называет марку, видимо, поняв, что я в них не очень, – откройте заднюю дверь, – швыряет мне ключи, – и ждите нас.
Я всё ещё немного заторможена и не сразу соображаю, чего он от меня ждёт. Но когда соображаю – мотаю головой.
– Я не могу выйти в подъезд в таком виде! – заливаясь краской, сильнее кутаюсь в его пиджак.
– Алла Альбертовна, вы – разумное существо? А то у меня начинают возникать сомнения. – Холодно, резко, утверждая факт. Без лишних эмоций. Разве что, чуть устало.
– Мне надо переодеться. Я быстро.
– У нас нет времени даже на ваше «быстро». Бегом в машину. Не заставляйте меня жалеть, что я опять влезаю в грязные делишки вашей семейки.
Через мои усталость и отчаяние всё-таки пробивается злость. Хватит мне унижений на сегодня!
– Мне вообще интересно, почему вы вдруг надумали нам помогать?
– Передумать обратно? – смотрит в упор, к полу взглядом приколачивает. Пытается достучаться до рациональной меня. Той, которая ещё способна вынырнуть из творящихся вокруг хаоса и жути. У него получается.
Киваю. Поднимаю ключи. Иду к двери.
Машинальные действия.
Асхадов прав в своём невысказанном: какое дело, что обо мне подумают соседи? У меня отец связался с бандитами! Моя мать в больнице! Меня чуть не изнасиловала толпа поддонков. Пробежать почти голой в одном мужском пиджаке через подъезд – это сущие пустяки по сравнению с тем, что уже случилось.
Руки дрожат, я не могу попасть в эту кнопочку с открытым замочком. Наконец, пульт тихо пиликает, сообщая, что машина открылась.
И почти сразу же появляется Асхадов, волокущий моего отца, как куль. Тот пытается упираться и, еле ворочая языком, тем не менее костерит нашего спасителя.
Белоснежная рубашка Асхадова вся в пятнах крови.
Он заталкивает отца на заднее сидение – широкое, как диван. И командует:
– Алла, в машину! И держите его.
Сам же садиться за руль.
Ещё одна новость для меня – раньше считала, что такие крутые типы передвигаются только с личным водителем.
Асхадов плавно выруливает, а я устраиваю голову отца у себя на плече. Мне всё ещё его жалко, хотя и зла на него неимоверно. Но невозможно столько лет любить человека, считать его самым лучшим, и вмиг разочароваться. Ты все равно будешь находить хорошее… Упрямо. Раз за разом.
Глажу отца по волосам, успокаиваю, будто он – мой ребёнок. А не наоборот. Папа то проваливается в забытьё, то приходит в себя и начинает плакать и просить прощения. Баюкаю его, а сама думаю, что и на Асхадова я не могу злиться до конца. Потому что… он не купил меня, он меня… спас. Мой герой.
И пусть он такой – колючий, резкий, холодный – от этого только привлекательнее.
Бросаю взгляд на дорогу и вдруг понимаю – мы едем не туда.
– Поликлиника же в другой стороне! – слова вырываются прежде, чем я успеваю их как следует обдумать.
Слышу, как Асхадов презрительно фыркает:
– Алла, на факультет музейных работников отбирают по степени кретинизма?
Я аж подпрыгиваю – уже не в какие ворота!
– Что вы себе позволяете?! – взрываюсь я. – Кто вам даёт право меня унижать?!
– Вы же и даёте, – всё так же холодно, ровно и презрительно отзывается он, – когда демонстрируете свои умственные способности. Я обычно так не делаю, но у вас сегодня тяжёлый день, поэтому объясню, а вы постарайтесь уловить, потому что повторять не стану. Какая поликлиника? Они сразу позвонят в полицию. Вам ещё полицию в это дело вплести не хватало. У вашего любезного родителя рыльце настолько в пушку, что он загудит за решётку первым. Да и Ржавый будет не рад.
Ржавый… Те амбалы говорили о нём. Похоже, их босс? Откуда Асхадов знает его? И почему бандиты его послушались? Он же был один… Да, вооружённый, но один.
В голову невольно лезут слова отца, о том, что Гектор, на пути к директорскому креслу, уничтожил отчима и сводных братьев.
Меня передёргивает.
Я избежала насилия, а сейчас – один на один (избитый отец не в счёт) с убийцей. Для которого нет ничего святого. Семью, обогревшую его, порешил.
– Откуда вы знаете Ржавого? – не удерживаюсь я. У меня сегодня просто «День неуместных реплик».
Асхадов хмыкает.
– Это имеет какое-то значение для вас? Достаточно будет, если скажу – он мой хороший знакомый.
– Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты, – цитирую прописную истину.
– О да! – доносится ехидное. – А по факту вы не знаете ни Ржавого, ни меня. Он ведь неплохой человек. Просто персонал никогда не умел подбирать.
– Бандит для вас – неплохой человек?
– Ну, для вас же финансовый махинатор и игроман – хороший? – язвительно переспрашивает Асхадов. Возразить я не успеваю, потому что мы уже паркуемся у небольшой частной клиники на окраине нашего города. Цены здесь за койкоместо – как в пятизвёздочном отеле. Асхадов выскакивает, успев небрежно бросить мне: – Ждите здесь и не дурите.
Через какое-то время он возвращается с двумя крупными санитарами, которые везут каталку. Отца, вновь потерявшего сознание, укладывают и увозят.
Я порываюсь за ним, но Асхадов меряет меня пренебрежительным взглядом и комментирует:
– То есть идти в клинику голой вам нормально? Что же выпендривались дома?
Падаю на сиденье, придавленная стыдом вперемешку с гневом.
Гад! Какой же он циничный бесцеремонный гад!
Он вскоре возвращается и требует, чтобы я села на пассажирское кресло рядом с ним. Находится вблизи такой подавляющей энергетики – тяжко, но на споры у меня просто нет сил.
А потом… Потом я какое-то время тупо залипаю на его руки на руле, на то, как уверено он ведёт машину…
Асхадов же кажется поглощённым лишь дорогой, только минут через десять гробового молчания, наконец, произносит:
– Не люблю, когда люди себе додумывают. А так обычно случается, когда у нас мало информации. Это я вам как аудитор говорю. Поэтому расскажу. Настоящее имя Ржавого – Руслан Рыжов. Он и сам рыжий от природы. Но не в медь, а в ржавчину. Ещё и в веснушках весь. Отсюда – Ржавый. Мы в приюте познакомились. У моей матери, – на этом моменте голос его, впервые за всё время, чуть ломается и теплеет, – тогда были не лучшие времена. Сама выживала, как могла. Вот и отдала меня временно в приют. Там мы с Русом и познакомились. Ближе и вернее друга у меня никогда не было и не будет. Я за него порву, он – за меня. Ему не повезло в жизни. За мной-то мама пришла, забрала. Она как раз замуж за Ибрагима тогда вышла. А Рус остался. Он трудный был. Характеристика такая – ужаснутся можно. Но… – Асхадов судорожно сглатывает, – это потому, что никто его не знал. Поверьте, он бы никогда не отдал приказ насиловать вас. Это инициатива отморозков, которые вечно пользуются тем, что Рус ведётся на лесть. Придётся снова вправлять ему мозги.
За разговором я не замечаю, что мы вновь едем не туда. То есть – не к нам домой. Вместо этого машина чрез какое-то время сворачивает к загородному коттеджному посёлку, где живут самые богатые люди нашего города, и вскоре останавливается у высоченного глухого забора.
Асхадов открывает его с пульта, и мы въезжаем в просторный благоустроенный по последнему слову дизайна двор.
Впереди дом – огромный, модный и холодный. Как и его хозяин. В том, что мы приехали к Асхадову домой, нет никаких сомнений.
Он обходит машину и галантно помогает мне выйти из салона.
Но тут же отпускает мою руку, будто касаться ему меня неприятно.
Это задевает, но я сегодня слишком устала и вымотана.
Асхадов заводит меня в шикарную гостиную, где царят лофт и хай-тек, и говорит, проводя рукой:
– Вот, располагайтесь. Там, за лестницей – гостевые комнаты.
– А я у вас гостья?
– Пока да.
– А потом?
– Потом мы поженимся. Ваш отец предлагал мне породниться. Вот и породнимся.
Он уходит. А меня накрывает истерика.
2(4)
Падаю на пол, упираюсь руками в дорогой паркет, роняю голову и плачу. Нет, вою, как раненный зверь. Ощущение дикого одиночества, брошенности, ненужности накатывают на меня вместе со свинцовой усталостью.
Не выдерживаю, заваливаюсь набок, подтягиваю колени к груди и продолжаю реветь.
Горько, надсадно, тоскливо.
Была бы рядом мама, я могла бы обнять её и разделила бы с ней горе. Но нет никого. А мне до боли хочется, чтобы кто-то большой и сильный (вернее, не абстрактный кто-то, а вполне конкретный) подошёл и сгрёб в охапку, убаюкал, укрыл от всех бед мира. Шептал бы нежности. Уверял, что всё будет хорошо.
Память – гадина! – раз за разом подсовывает мне воспоминание о том кратком миге в его объятиях. О силе, уверенности которые исходили от мужчины.
Желанного мужчины. Такого нужного мне.
Хочется нырнуть в его тепло, но вместо этого я лишь плотнее заворачиваюсь в его пиджак, всё ещё висящий на моих плечах.
Я не понимаю, за что судьба так сурово обошлась со мной? Жила себе и горя не знала. Обычная девчонка из среднестатистической семьи. Мы не бедствовали, и я никогда не думала, откуда в семье берутся деньги? Училась я тоже средне, но никто не ругал меня за это. Мама вообще говорит всегда: «Главное – корочка. А в приложение с оценками работодатель заглядывать не будет». Я себе ни в чём не отказывала – ходила с девчонками в кафе и кино, покупала ненужную мелочёвку в сувенирных магазинах, торчала вечерами в ВК и Инсте. Словом, жила, как тысячи двадцатилетних девчонок по всей стране.
И, конечно же, мечтала о любви. О том единственном, с которым расстанусь с девственностью. Одногруппницы глумили меня: мол, старомодно, никто не оценит, целок парни не уважают. Но в этом плане я для себя всё решила – только с любимым и, желательно, после свадьбы. Именно поэтому и отметала всех кандидатов – они были не те.
Тот самый ОН явился сегодня. И моё сердечко дрогнуло и… разбилось о глыбу льда.
За что судьба так со мной? Что я натворила?
Хнычу, скулю, размазываю слёзы по щекам.
Слышу сверху:
– Ох, горюшко!
Надо мной склоняется худощавая женщина средних лет. На ней – форма горничной. Лицо узкое. И сама она напоминает юркую ящерицу.
– Вставайте, скорее. Гектор Леонидович будет ругаться, если увидит вас на полу… Он строгие распоряжения на ваш счёт дал.
Из всей её речи я выхватываю только одно – отчество Леонидович. И вспоминаю слова отца, что Ибрагим Асхадов дал ему свою фамилию, а усыновлять не стал. Не знаю почему, но мозг цепляется за эту деталь.
Я поднимаюсь с помощью горничной и позволяю ей себя увести. Да, в одну из тех комнат за лестницей, о которых и говорил мне хозяин этого дома, когда мы приехали сюда.
Комната оказывается неожиданно уютной. В тёплых тонах. В ней – кровать-кушетка с множеством разнокалиберных подушек. Пушистый плед небрежно наброшен с краю. Уютно.
– Посидите здесь, я приготовлю вам ванну. Вы совсем продрогли.
Я запоздало понимаю, что не представилась и не познакомилась. Ложусь на кровать, натягиваю на себя плед и понимаю, что тут же проваливаюсь нет, не в сон. В черноту. Густую, вязкую, тяжёлую.
Просыпаюсь от того, что по моему лицу скачут солнечные зайчики. Кровать, на которую я улеглась, не застилая, разобрана. Подо мной чистая простынь, одеяло вправлено в пододеяльник. Но главное не это, а то, во что я одета – длинную, как говорит мама – бабушачью, ночную сорочку! А под ней – нет белья!
Аааа… Значит, вчера меня раздели, помыли и спать уложили, а мозг так и не включился, перегрузившись за день.
Но прежде чем он сегодня начинает генерировать панику и стыд, раздаётся стук в дверь.
На автомате отвечаю:
– Войдите! – и тяну одеяло до подбородка, заливаясь краской.
В дверях появляется высокая полная девушка. А точнее, молодая женщина. С большим пакетом в руках.
– Я – Зина, – говорит она и начинает выкладывать вещи на небольшую тумбочку у кровати – светло-сиреневый домашний костюмчик из плюша, розовую футболку с котёнком, нижнее бельё – при взгляде на него вспыхиваю, наверное, до кончиков ушей – пушистые комнатные тапочки. – Вот, – отчитывается девушка, – Гектор Леонидович велел купить для вас. Одевайтесь.
Одежда куплена женщинами – это приносит облегчение.
Зина немного смущённо сообщает мне:
– Мы с Людмилой Васильевной о вас позаботились – раздели, искупали, уложили. Вы даже не проснулись! – хихикает она.
А мне становится ещё легче.
– Спасибо, – выдавливаю. – Не могли бы вы выйти, чтобы я переоделась.
– Хорошо, – кивает Зина. – Поторопитесь. Гектор Леонидович ждёт вас. Он встречи с утра отменил.
До моего ещё расслабленного и не проснувшегося окончательно мозга доходит, что Гектор – в своей холодной манере – но всё-таки позаботился обо мне. Горничных прислал. Одежду мне купить велел. Теперь вот и на работу не поехал, ждёт.
– Который час? – спрашиваю, голос хрипит, горло дерёт.
– Одиннадцатый, – сообщает Зина уже от двери. – Для хозяина – нонсенс так поздно на работу ехать. Он у нас очень пунктуальный.
Киваю – доставила проблем я Гектору. Хоть бы отменённые встречи не были суперважными.
Зина уходит, я спешно бегу в ванну, привожу себя в порядок, переодеваюсь в чистое. Интересно, как женщины угадали, что я люблю котят? Футболочка очень милая и смешная.
Свои непослушные волосы собираю в хвост и выхожу из комнаты.
Асхадов сидит на диване – он у него просто громадный, угловой, обитый серой кожей – и что-то быстро печатает на ноутбуке. Скорее почувствовав моё появление, вскидывает голову:
– Доброе… – поднимает руку, смотрит на часы, – наверное, ещё утро. Это последний раз, Алла. И то, учитывая, что вам пришлось пережить. Подъём в этом доме в семь утра, завтрак – в восемь. Ради вас режим никто менять не будет.
Я смотрю на него, и мне приходит в голову мысль, что этот человек – робот. Он снова безупречно-элегантен, с иголочки, тёмно-русые, отливающие золотом волосы, идеально уложены. Ни малейшей небрежности.
– Присаживайтесь, – кивает на кресло, куда я опускаюсь совсем неизящно, почти плюхаюсь, что непременно отмечается ехидным хмыком. – Я оставлю вам карточку. В субботу у нас роспись. Постарайтесь организовать всё по высшему классу. Будет пресса, приедут из администрации края.
Хлопаю глазами:
– Я понятия не имею, как организовывать свадьбы, – признаюсь честно, потому что ощущаю лёгкий ужас от такого поручения. – Я вообще никогда ничего не организовывала. Этим всегда занималась мама.
– Google вам в помощь, если не умеете. Пора вырастать и учиться. Никто не станет делать всё за вас всю жизнь.
Асхадов чеканит слова. Мне интересно, у него вообще когда-нибудь включаются эмоции? Кроме глухого раздражения, презрительности, цинизма. Что-то человеческое. На это и пытаюсь надавить, когда, сглотнув непрошенные слёзы, произношу:
– Какая свадьба, Гектор Леонидович! У меня и мать и отец в больнице!
Он вскидывает на меня взгляд, смотрит, как на молекулу какую-то, пыль у его брендовых туфель.
– У меня вся семья на кладбище – и что? Будем с вами в равном положении.
– Вы не понимаете! – взрываюсь я. – Свадьба – это так важно для девушки! Нужно, чтобы в этот момент мама была рядом. Благословляла, поддерживала. Чтобы отец вёл к алтарю.
Асхадов морщится и вскидывает вверх свою красивую ладонь:
– Алла, стоп! Избавьте меня от этого розового бреда и сентиментальных рюшек. У нас с вами – деловое соглашение. Я не помогаю чужим – не благотворительный фонд. Мне придётся вывести из оборота солидную сумму…
На этом моменте я перебиваю его.
– Зачем? Ржавый же – ваш приятель. Вы можете договориться и вообще ему не платить.
– Мой друг – не вашего отца, который ему задолжал, раз, – с явным раздражением произносит Асхадов. – Два – долги надо платить всегда. Там, где начинаются неуплаты, заканчивается дружба. Это – манипуляция и злоупотребление хорошими отношениями. А потом прощённый долг, как и прощённое преступление, всегда имеют плохие последствия. Ваш отец тому наглядное доказательство. Очень жалею, что простил ему пять лет назад мошеннические схемы.
Асхадов поднимается, кладёт на журнальный столик ноутбук и пластиковую карту.
– И, Алла, постарайтесь без вычурности. Если купите себе платье в виде торта, я стяну его с вас прямо перед камерами. Помните, у нас свадьба публичная. Всё должно быть строго и элегантно. – Ещё раз окидывает меня таким взглядом, будто сожалеет, что приходится поручать столь сложное задание такой, как я. – И да, лечение ваших родителей я оплатил. – Он говорит так, будто добавляет сумму к долгу отца. – Надеюсь на ваше благоразумие, – бросает, наконец, и стремительно идёт к двери…
А я сижу, раздавленная и растерянная, и совершенно не представляю, с чего начинать…
2(5)
Хлопаю глазами, прокручиваю в голове варианты. Мои невесёлые мысли прерывает Людмила Васильевна.
– Алла Альбертовна, идёмте кушать. Остывает же всё.
И пока спешу за ней, к накрытому столу, смущённо благодарю за вчерашнее.
Она машет тонкой узловатой рукой:
– Бросьте, это меньшее, что мы с Зиной могли сделать для невесты хозяина.
Сердце ёкает – Асхадов представил меня прислуге своей невестой! Какой он всё-таки… ответственный. Озаботился моим статусом, моей репутацией! Это невероятно трогает и становится стыдно, что недавно называла его мысленно роботом. Я ведь, по сути, многим обязана ему. Да что там? Меня бы сейчас не было, если бы не он! Групповое изнасилование я бы не пережила – ни морально, ни физически.
Стол накрыт на веранде. Её конструкция такова, что когда смотришь снаружи, кажется, что эта часть строения – квадратная, стеклянная – парит в воздухе.
На столе из чёрного дерева – белая посуда. В низкой вазе – изящная икебана из коряг и крупных красных цветов, имени которых я не знаю.
Завтрак – полезный и вкусный при этом: овощной салат, запечённая сёмга, прохладная минеральная вода, свежевыжатый сок.
Меня смущает, что Людмила Васильевна, которая, наверное, старше моей мамы, обслуживает меня. Раньше меня за стол усаживала мама, и это воспринималось нормально. А теперь – я без конца благодарю, наверное, уже как японский болванчик.
Она улыбается, ласково хлопает меня по руке:
– Всё в порядке, Алла Альбертовна. Мне в радость. Мы все счастливые, что Гектор Леонидович решил жениться, да ещё и такой приятной особе, как вы. Может, с вами климат в этом доме потеплеет. Да и сам хозяин растает. Он очень хороший человек. Знаете, кристально порядочный. Отморозьте его, милая.
Но разве я могу обещать? Мне лишь остаётся надеяться, что получится это сделать. Потому что я бы хотела его тепла больше всего. Ибо тянусь к нему, как травинка весной тянется к солнцу. А моё солнце не хочет греть.
Людмила Васильевна тактично оставляет меня. И я беру телефон – когда его успели доставить из нашей квартиры? – и листаю контакты.
К кому обратиться?
Тётя Софа. Мамина старшая сестра. О да, она мастерица затевать праздники и созывать на них всю нашу еврейскую родню. Получается всегда очень шумно, пёстро и знаменательно. Но это точно плохая идея. Во-первых, они вдрызг поссорились с папой, когда тётя Софа узнала о том, что мама попала в больницу, а папа ещё и денег в долг стал просить. Не думаю, что она до сих пор успокоилась. Скажет: мать в больнице – а ты праздники устраиваешь. Во-вторых, Асхадов с его педантичностью вряд ли оценит такую компанию.
Значит, отпадает…
Мотаю ленту дальше.
Не то, не то, не то…
И вот когда я уже близка к отчаянию, я вспоминаю о Динке. У Дины Самохиной – моей одногруппницы – тётя как раз-таки свадебный флорист. Вот они-то мне точно помогут.
Набираю Динку. Однокашница отзывается сразу.
– Аллуся, блин! Слышала про твою маму! Очень сочувствую.
Я сдержано благодарю, потому что её сочувствие уж больно похоже на восторг.
– Как там в универе? – интересуюсь. Из-за семейных проблем уже два дня не была на лекциях.
– Да как-как, Мироненько лютуют! Грозит всем прогульщикам недопуском к экзаменам!
Фаина Дмитриевна Мироненько – наша завкафедрой музееведения. Лютовать она умеет. Даже от одного представления о том КАК, мне становится страшно. Ведь я раньше никогда не пропускала. Разве что по болезни. Но случалось это нечасто. Несмотря на хрупкое телосложение – здоровье у меня отменное. Ладно, потом придумаю, как задобрить нашу ФДМ. Дина мне нужна по-другому поводу.
– Забьём пока на лекции, – предлагаю я и слышу в трубке протяжное: «Оуу!». – Я тебе звоню спросить: будешь моей подружкой невесты?
Близких подруг у меня нет. Скорее, я со всеми девчонками в хороших отношениях. А в остальном – слишком большая разность интересов. Я домашняя, а почти все одногруппницы любят клубы и дискотеки. Поэтому мне, на самом деле всё равно, кто из них станет подругой невесты. Пусть Дина. Она весёлая, разбитная, хохотушка. Наверняка, с нею свадьба не будет скучной.
По ту сторону трубки раздаются восторженно-удивлённые охи-вздохи…
– Ты… ты… замуж выходишь?
– Да, выхожу.
– И когда?
– В эту субботу.
– Да ладно! – чувствую, она вскакивает и начинает метаться по комнате. – И кто счастливчик?
Скажу – не поверит ведь. Но говорить надо:
– Гектор Асхадов.
– Что? – кажется, Динка прям щаз подпрыгнула на месте. – Ты выходишь замуж за Гектора Асхадова?
– Да, – отзываюсь я, сама понимая то, как это звучит.
– Нет! – вопит Динка. – Неправильно задаю вопрос: ты выходишь за мегасекси и суперкрасавчика Асхадова?
– Именно.
– Уииии! Круто! Ты залетела?
Я не совсем понимаю её логику, о чём и сообщаю.
– Ну, ты залетела от него, поэтому вы так спешно женитесь?
– Нет, – говорю, а сама понимаю: именно так это и будет выглядеть в глазах общественности, – я не беременна, если ты об этом. У нас вообще ничего не было.
– Тогда почему? – недоумевает Динка.
– Большую любовь с первого взгляда ты исключаешь? – печально юморю я.
– Полностью. Об Асхадове говорят, что у него вместо сердца – калькулятор. А счётные машинки, знаешь ли, не влюбляются.
– Дин, не важно, почему мы женимся. Ты поможешь мне? У тебя же тётя вроде занимается оформлением свадеб.
– Конечно, помогу. Уже набираю её. От такого заказа она точно не откажется.
– Ты сама? Будешь моей подружкой невесты?
– Спрашиваешь! Разумеется!
Дальше Динка даёт мне наставления – перейти в комп, и сейчас тётя на почту будет слать мне варианты оформления.
Перебираюсь в зал, устраиваюсь на том самом огромном кожаном диване, включаю ноутбук. И начинается марафон.
Вариантов такая масса, что у меня разбегаются глаза.
Лавандовая свадьба.
Мятная свадьба.
Клубничная, цитрусовая…
На яхте, в самолёте, в старинном доме…
Боже! Хочется всё и сразу! Какая же красота!
Думаю, что нам с Гектором подойдёт мятная. Запах мяты – терпко-холодноватый – ассоциируется с ним. И ещё – необычный оттенок его глаз можно тоже назвать мятным.
Динина тётя обещает покидать мне варианты оформления в таком стиле. И я остаюсь довольной собой.
Теперь нужно подобрать платье, туфли, букет, причёску…
Боже! Как я сделаю всё это сама? Доверившись чужим людям? Может, всё-таки позвонить тёть Софе?
Уныло гуляю по сайтам. Вариантов масса. Нравится многое. Но как выбрать именно твоё. Не ошибиться с образом?
Раньше моим дизайнером и стилистом была мама. У неё очень хороший вкус. Она научилась профессионально делать макияж. Так что по салонам я никогда не ходила.
Пока путешествую сайтам свадебной одежды, приходит сообщение от Дининой тёти. Открываю фото и…
– Что это? – раздаётся за спиной.
Я аж подскакиваю на диване – не заметила, как вошёл Асхадов. У него лёгкая, пружинистая, будто летящая походка. Это я заметила ещё вчера. Немудрено, что увлёкшись, не услышала, как он вошёл.
И вот теперь – возвышается надо мной, лежащей задрав ноги на диване перед ноутбуком, и смотрит на экран с таким лицом, словно увидел раздавленного таракана.
– В-варианты с-свадебного оформления, – сажусь, прячу глаза. – Мятная свадьба.
– Это – мещанство и безвкусица, Алла. Я никогда не допущу подобного у себя на свадьбе, – презрительно резюмирует Асхадов.
Ну да – реальные фотографии, которые прислала мне свадебный оформитель, в разы отличались о тех, которые мы просматривали в интернете. Но… это же не конечный вариант. Может, у неё ещё есть… Кажется, я всё это лепечу, оправдываясь.
Он лишь закатывает глаза.
– Хочешь всё испортить – поручи Алле, – бросает почти зло. Чувствуется, что он раздражён и недоволен мною. – Всё приходится делать самому. – Достаёт телефон, набирает номер. – Филипп, здравствуй. Помнишь, ты обещал мне услугу за услугу? Так вот, пришли завтра бригаду своих ребят. Я женюсь. Моей невесте нужна помощь в оформлении свадьбы.
Строго, без эмоций, по-деловому.
Бросает на меня ехидный взгляд и хмыкает.
– Бегом в свою комнату, переодеваться. Мы едем ужинать.
– Но… я… у меня… одежда…
– Алла! – с явным недовольством, прикрывая трубку ладонью. – Если я сказал бегом – значит, бегом! Если сказал переодеваться – значит, одежда уже есть! Неужели так сложно выстраивать простые логические цепочки? – недовольно кривит красиво очерченные губы.
Сложно! Потому что я ещё не привыкла! Не знаю, как себя вести. Почему он не учитывает это?
Но, проглотив обиду и спрятав слёзы, спрашиваю другое:
– А куда именно мы поедем?
– На встречу с Ржавым.
– З-зачем?
– Должен же я представить невесту своему шаферу?
