Текст книги "8 марта, зараза! (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

4(10)

… на пятом месяце Гектор перевозит меня в дом. Потому что подальше от городской суеты беременной лучше. Тут не поспоришь. Тем более что дом находится в уютном пригороде – неподалёку лес, река, отроги гор. Красота и тишина.

Первый раз он привёз меня сюда дрожащую и напуганную, одетую в его пиджак. Сейчас – заносит на руках, как хозяйку. Опускает у входа в гостиную и замирает у меня за спиной.

Я не была здесь без малого пять лет. С той нашей ужасной брачной ночи. Даже не стремилась. Когда у нас появилась квартира – Гектор всё равно приезжал в дом, присматривал за ним. Меня не звал. А потом и вовсе жил здесь один, без меня.

И вот теперь я с удивлением оглядываюсь вокруг – здесь изменилось всё, даже, кажется, планировка комнат. Мебель, цвет стен, предметы интерьера – ничего из того, что я помнила.

– Я старался стереть память о твоей боли, – глухо произносит Гектор у меня за спиной.

Поворачиваюсь, ловлю его взгляд и теряюсь… в его муке, его вине, его раскаянии. Всё это лавиной обрушивается на меня, пронзает насквозь, так, что сбивается дыхание и покалывает пальцы. Накрывает осознанием – он ничего не забыл, таскает внутри, грызёт себя, разрушает.

Гектор шагает ко мне, обнимает, привлекает к груди, я тоже обнимаю в ответ – хочется спасти его, вытащить из этого, хочется, чтобы он простил себя… Чтобы он улыбался, ведь у него такая красивая улыбка. Хочется стереть память о его боли.

Три года надежды, отчаяния и воющего одиночества…

– Кажется, – он гладит меня по волосам и спине, – было не очень хорошей идей привезти тебя сюда.

Голос звучит сдавлено, виновато, тихо.

Глупый.

Поднимаю голову, соприкасаюсь с ним взглядом и улыбаюсь своему лучшему на земле мужу:

– Это было замечательной идеей, милый, – провожу рукой по его щеке, он ловит мою ладонь и целует в центр. – Только вот… Давай поменяем здесь всё? Вместе!

– Вместе? – переспрашивает он, будто не веря.

– Да, у нас ведь не было этого. Мы вдвоём не выбирали краску, плитку, кафель. Не присматривали мебель. Давай сделаем этот дом нашим – твоим и моим. Поселим здесь совсем другие воспоминания – о счастье совместных покупок, о выборе интерьера и дизайна, о нас.

Гектор меняется на глазах, словно у него внутри включают лампочку – таким сияющим и лучистым становится взгляд.

– Моя мудрая светлая девочка, – нежно шепчет он, беря в ладони моё лицо. – Ты, правда, этого хочешь?

– Хочу, – заверяю его, – очень-очень. Ходить с тобой по магазинам, выбирать, планировать, искать. Согласен?

– Конечно, – отзывается он, и голос дрожит, не в силах сдерживать ликование. – Я и мечтать о таком не смел.

– Самое время начинать… Ай! – только и успеваю воскликнуть я, потому что меня подхватывают, кружат и зацеловывают.

А ещё Гектор смеётся – так светло, искренне, по-мальчишески. У него самый чудесный на свете смех.

Потом муж знакомит меня с новой прислугой – Людмила Васильевна и Зиночка уволились после того инцидента. Эти работники вышколены и профессиональны, они не станут лезть в отношения хозяев. Прежние были почти членами семьи. А это – как смешивать личное и работу.

После обеда мы едем в отдел дизайна холдинга Асхадовых. Гектор держит подчинённых в ежовых рукавицах. Он требователен не только к себе, но и к другим. Поэтому сейчас дизайнеры бегают вокруг нас. Усаживают меня в кресло, воркуют, несут зелёный чай и какие-то вкусности. А проекты и вовсе предлагают наперебой, показывая мне их объёмными на экранах рабочих планшетов. Я выбираю несколько, мне их распечатывают и Гектор увозит меня – вымотанную, перегруженную информацией, но счастливую.

Вечером мы лежим рядом, перебираем варианты, немного спорим, но без азарта, потому что быстро приходим к консенсусу. Гектор сейчас совсем домашний в мягких спортивных штанах и толстовке, расслабленный и тёплый. Я лежу у него на груди, он обнимает меня за плечи, время от времени целует в волосы. И это умиротворение – оно наполняет меня спокойствием, уверенностью, светом. Немножко поколебавшись, я решаюсь – сейчас самый подходящий момент, чтобы признаться. Потому что мне очень хочется знать его мнение.

– Можно, я кое-что покажу тебе? – спрашиваю, всё же волнуясь.

– Конечно, – он подбадривающе целует меня в нос.

Хихикаю, беру телефон, открываю галерею и бормочу:

– Вот.

Там – фото моих десертов. Я стараюсь каждый оригинально оформить. Многие из них Гектор пробовал. Под фото – небольшие заметки. Не знаю почему, но меня всегда тянет описать своё изделье как-то пооригинальнее.

Гектор листает, читает, хмурится.

Кусаю губы, нервничаю, морально готовлюсь к критике и разносу.

Он привстаёт, тянет меня за собой вверх, смотрит в глаза.

– Алла, почему ты это не публикуешь?

Пожимаю плечами:

– Стесняюсь, – признаюсь честно.

– Зачем? – неожиданно спрашивает он.

– Не знаю. Зачем люди стесняются?

– Затем, что на самом деле стеснение связано с признанием. Боязнь быть непризнанным и порождает неуверенность. А ты не гонись за этим. Просто наслаждайся тем, что нравится делать. Заведи блог и делись с другими, обсуждай. Не прячься!

Угу, это мне говорит социофоб, у которого даже аккаунта в соцсетях нет.

– Я попробую.

– Попробуй, – он нежно прижимает меня к себе, – потому что это очень красиво, очень вкусно и очень талантливо. По-хорошему надо книгу издавать.

Ну, до книги я не доросла, а блог? Почему бы и нет. В конце концов, я давно хочу показывать свои рецепты кому-то, кроме мамы. Может, что-то и получится.

… каждое обследование для меня – стресс. Я ненавижу врачей и больницы. На меня накатывает какая-то непонятная паника и депрессия. Заходя в кабинет, трясусь так, что могу ненароком уронить или задеть что-то, путаюсь в одежде, речь становится сбивчивой и невнятной. Порой, на самые простые вопросы специалистов несу полную чушь и, лишь выходя из кабинета, понимаю, что наговорила. Один раз даже пришлось возвращаться, извиняться просить удалить написанное. Врач тогда смотрела на меня большими удивлёнными глазами и приговаривала: «Ну и мамаши пошли! Как маленькие, ей Богу!»

Ничего не могу с собой поделать, но из клиники всегда возвращаюсь вымотанной, опустошённой, раздавленной. Будто меня вывернули наизнанку, порылись в сокровенном. Бррр…

Когда я в таком состоянии – становлюсь капризной эгоисткой. Мне хочется на ручки, чтобы меня баюкали, целовали, нежили, утешали. Желательно, с тёплым какао и романтичной мелодрамой. Иногда Гектор так делает, когда, конечно, не занят. Правда, он всегда просит меня честно говорить, чего именно я хочу и когда мне плохо.

– Прости, Алла, – поясняет обычно он, – но я не экстрасенс. Не могу угадать твоё состояние и твои желания. Но зато потом отлично вижу обиды, что ты расстроена, подавлена. Поэтому говори мне, ладно?

Я знаю, почему ему это важно. Гектор считает своим долгом защищать меня от всего, в том числе, и от негативных эмоций. А если их причиной становится он сам – то жутко гнобит себя потом. Он никогда не извиняется словами – считает, что это глупо. Он вообще очень закрытый. Даже теперь, когда мы так близки эмоционально. Переживает всё наедине. Не грузить другого своими проблемами – таково его кредо. При этом сам охотно грузится чьими-то проблемами. Более того, всегда кидается их распутывать и решать. В этом – весь Гектор: всё для других, перечёркивая себя. Впрочем, этих других не так уж много. Только самые близкие и дорогие ему люди.

И вот чтобы не добавлять мужу причин самоедствовать, я стараюсь рассказывать и говорить, чего бы мне хотелось.

В этот раз тоже берду в его кабинет: чтобы больше времени проводить со мной, Гектор стал работать из дома. В офис приезжает только три раза в неделю. Всё остальное – через видеоконференции.

Вот и сейчас у них, видимо, какое-то совещание.

Муж сидит перед экраном компьютера, затянутый в стильный костюм (работа же, нельзя расслабляться) и распекает кого-то.

Гектор – суровый руководитель. Он слишком хорошо знает специфику дела и слишком остро чувствует фальшь и лажу. А почуяв их, спускает на налажавшего всех собак. Он умеет – не повышая голоса, не опускаясь до прямых оскорблений довести до слёз и нервного тика.

Моё появление в кабинете его явно раздражает. Он извиняется, сворачивает окно и говорит мне резко:

– Алла, я занят. Твой очередной беременный закидон может подождать, а у меня тут серьёзный вопрос. Уйди, не нервируй.

Киваю, пячусь к двери, а выйдя за неё – мчусь в нашу спальню, кидаюсь на кровать и реву.

Беременный закидон, значит. Вот как он к этому относится! Ну а чего я хотела? Ведь я, по сути, навязала ему чужого ребёнка! И мы ни разу за эти месяцы не говорили о судьбе малыша. Что дальше? Он примет его? Усыновит? Или…заставит отказаться? Сейчас я окружена таким комфортом, который многим мамочкам и не снился. Меня в буквальном смысле носят на руках и пылинки сдувают. Но что будет, когда на свет появится ребёнок? Что будет тогда? Я ведь не вправе требовать, чтобы Гектор признал моего малыша.

От всех этих мыслей становится только хуже, и я плачу ещё горше. А потом над ухом раздаётся тихий взрык. Меня поднимают, резко разворачивают и поддевают пальцами подбородок.

Смотрим друг другу в глаза. В моих – слёзы. В его – злость.

– Говори, что навыдумывала. Только быстро и честно.

Он слишком резок.

Я отвожу глаза, глотаю слёзы, шепчу:

– Ничего, просто гормоны, – вымучиваю улыбку, – очередной беременный закидон.

Меня сгребают в охапку, прижимают крепко, но нежно к груди.

– Алла, поделись этим закидом со мной. Ну, давай, девочка, не бойся. Я – на твоей стороне. Чтобы не случилось. Чтобы ты не придумала.

И для подтверждения своих слов, чуть отстранив меня, осыпает моё лицо лёгкими поцелуями.

– Давай, колись.

Вздыхаю. Надо сказать. Раз и навсегда расставить точки над «i», чтобы и впрямь не накручивать себя.

Взглядом по-прежнему сверлю покрывало на кровати, поднять не смею и бормочу тихо, потому что говорить о таком тяжело:

– Это касается моего ребёнка…

– Нашего, Алла! – почти зло обрывает меня Гектор. – Нашего ребёнка! Какие-то проблемы? Патологии?

Гектор, конечно, помнит об обследовании, знает, откуда только что пришла. Беспокоится.

– Нет, всё нормально.

– Тогда почему ты ревёшь так, будто по покойнику? – когда Гектор переходит на такой тон – тихий, вроде бы вкрадчивый – значит, он в ярости. Сжимает мне плечи сейчас до боли, несильно встряхивает. – Отвечай! Что случилось?

– Ничего, ничего не случилось, – всхлипываю я, – всё хорошо… но… ведь… этот ребёнок… – и, всё-таки выпаливаю то, что гнетёт больше всего: – он же не твой!

Гектор рычит и встряхивает меня более основательно, а потом требует – строго и властно:

– Посмотри на меня! – А когда ловит в плен мой взгляд, продолжает: – И слушай внимательно. Я скажу один раз, и больше мы к этому разговору не вернёмся никогда, понятно? – киваю, произносить слова нет сил. – Это – наш ребёнок. Я его отец и никакого другого отца у него никогда не будет. Запомнила? – снова киваю, судорожно сглатываю, потому что в глазах мужа ещё не совсем угасла злость. – Потому что никакого другого мужчины в твоей жизни больше не будет. Даже в голове, – он прикасается к моему виску, легонько постукивает пальцем. – Это мой ребёнок. Я буду его беречь и защищать, в том числе, и от глупых россказней. И если кто-то – кто угодно, Алла, даже ты – решит, что должно быть по-другому, что существует какая-то иная правда, – он делает упор на этом слове, – то придётся иметь дело со мной. А я очень не советую. Потому что когда я защищаю своё – о гуманности не думаю. Запомни это. Запиши на подкорку. Я никому не позволю испортить жизнь моему ребёнку, причинить ему боль. Уяснила?

– Да, – шепчу и чувствую, как от стыда загораются щёки.

Дура! Кромешная дура! Я же сейчас в его порядочности усомнилась! В искренности его чувств! В том, что Гектор может поступить как-то по-другому. Он ведь сам сказал: «Ребёнок от любимой женщины – высший дар».

– Прости меня, – бормочу, размазывая слёзы. – Прости, пожалуйста.

– Успокойся, – говорит он уже куда мягче и немного устало, вытирает солёные дорожки у меня на щеках, – тебе нельзя нервничать.

Целует в уголок губ, в зарёванные глаза, в распухший от слёз нос.

– Дурочка моя маленькая, – это уже нежно, заправляя прядку за ухо. – Надо же было такое выдумать?! Её ребёнок! Вот же единоличница! Ты же моя? – киваю, прижимаюсь, прячусь в его объятиях. – Ну, вот, значит, и он – мой.

Расслабляюсь, Гектор тихонько опускает меня на подушки, накрывает пледом:

– Отдохни, я сейчас этих олухов нахлобучу как следует и приду. Расскажешь, как прошло обследование.

– Хорошо, – зарываюсь в плед.

И ты у меня хороший. Очень-очень. Лучший на земле.

– К сожалению, Алла, я бываю занят. И если я занят, то потому что занят, а не потому, что не хочу поддержать тебя. Договорились, маленькая? – снова киваю. – Вот и здорово. Отдыхай.

Он уходит, оставив меня умиротворённой и успокоенной. И лишь моё сердце – оно задыхается от благодарности. Мне так хочется сделать что-то для Гектора. Что-то очень-очень важное для него. То, на что он не надеется. Чего не ждёт.

И я знаю – что!

Хватаю телефон, набираю Руслана и молюсь, чтобы он не сменил номер…

4(11)

Несколько длинных гудков, во время которых сердце колотится у меня в горле, и наконец хрипловатый мужской голос отвечает:

– Алло, кто это?

– Р-руслан? – волнуясь, уточняю я.

– Да, а что? Ни в каких товарах не нуждаемся, не утруждайте себя, – вот я дура! у меня же номер сменился! Конечно, он принял меня за представителя сетевого маркетинга, который собирается впарить товар.

– Руслан, постой! – торопливо останавливаю. – Это Алла. Помнишь такую?

– Алка! – радостно вскрикивает он. – Сколько лет, сколько зим! Как ты? Где сейчас? Слышал, уехала от нас далеко.

– Я вернулась, – говорю. – И сейчас в городе. Мы могли бы встретиться? Столько нужно сказать.

– Конечно! – тут же соглашается Руслан. – Я сейчас с малыми в парк иду. Потягивайся. Заодно познакомишься с моими разбойниками.

– Их двое? – замираю я, вспоминая, что когда мы виделись последний раз – Милана была беременна.

– Да, близняшки! – восторженно заявляет папочка. – Это твой номер? – агакаю. – Щаз фотки скину. Сама увидишь.

В трубке раздаются счастливые детские вопли и не менее счастливый мужской смех – видимо, маленькие хулиганы пытаются отобрать у отца телефон. Но мой мессенджер всё-таки пиликает, сообщая, что Руслану удалось задуманное.

Открываю – и расплываюсь в улыбке. Иначе смотреть на это фото невозможно, потому что с него улыбаются в ответ два рыжих солнышка, действительно, очень похожих и таких разных при этом. Мальчик и девочка. Никогда не видела разнополых близнецов. Фантастическое зрелище и невероятно прелестное. То-то Руслан так счастлив.

Спешно привожу себя в порядок, переодеваюсь и бегу вниз. У Гектора там ещё во всю совещание и, видимо, оно затянется до поздней ночи – у холдинга новый крупный проект. Гектор мне теперь рассказывает о некоторых своих объектах, делится и будто советуется, хотя я ни черта в этом не смыслю. Но затянувшееся совещание мне сейчас только на руку – успею переговорить с Русом.

У меня личная машина и личный водитель. В этот раз я знаю его имя – Максим. Очень приятный и симпатичный молодой человек. Женатый и бесконечно преданный Гектору. Так же со мной обязательно ездит охранник. Виктор Петрович. Бывший спецназовец. И настоящий шкаф!

Я не возражаю против их компании: если Гектору это нужно для личного спокойствия на мой счёт – значит, я подчинюсь.

Сажусь на заднее сиденье, прошу отвезти меня в городской парк.

Немного волнуюсь.

Последний раз я была в этом парке три года назад. И воспоминания о том дне у меня не самые радужные. А в кафе и вовсе зайти не смогу – там на всегда, словно на вечном повторе, для меня осталась картина, где Гектор падает на колени.

Любимая женщина уходит, а тебе нечем её удержать. Только умолять. Но и это не помогает. Потому что ты крупно накосячил и везде опоздал.

Страшно. Больно. Не хочу вспоминать.

Звонит Руслан:

– Мы на озере. Лебедей кормим. Ждём.

И снова восторженный детский вопль.

Я улыбаюсь и кладу руку на живот: мой малыш – наш, поправляю сама себя – скоро ты будешь так же кричать.

Интересно, а Гектор тоже станет таким же сумасшедшим папочкой, как Рус?

Максим останавливается у входа в парк и остаётся в машине. Виктор Петрович выходит, открывает мне дверь, помогает выйти и идёт следом, но на расстоянии.

Руса с близняшками вижу издалека. Три рыжих солнышка словно делают этот день светлее.

В жизни детки ещё прелестнее. Я охотно позволяю им себя поцеловать, присев на корточки.

– Тётя Алла холёшая! – выносит вердикт маленькая Василина, а серьёзный Елисей только кивает в такт.

Руслан улыбается мне, как старой подруге, обнимает и треплет по спине.

– Видишь, – говорит, млея от счастья, – я теперь домохозяин и яжепап. Вот тебе и грозный Ржавый! – смеётся он.

– А Милана где?

– В театре своём. Порхает по сцене, птичка моя.

Судя по довольному лицу, Руслана вполне устраивает такое положение вещей. Он приобнимает меня за плечи и ведёт в сторону детского городка. Детвора убегает беситься, а мы присаживаемся на скамейку поодаль.

– Какими судьбами в наши края, северная пташка? – улыбается Руслан. – И, кстати, поздравляю, – он кивает на мой ещё не очень большой, но уже заметный животик.

– Спасибо, – смущаюсь я. – Вернулась вот, навсегда. К Гектору.

– Вот как, – растерянно произносит Руслан. – Значит, у вас всё наладилось, и ты его простила. Раз решила подарить ему ребёнка.

Я вспоминаю наш недавний разговор с Гектором – он так решительно заявил, что этот малыш его и что он не потерпит другой правды. Но Руслану… ему можно сказать. Он умеет хранить тайны. И…мне надо, чтобы он изменил мнение о Гекторе.

Поэтому, понурив голову, я тихо говорю:

– Это не его ребёнок. То есть – биологический отец малыша не Гектор.

– Как так? – округляет глаза Руслан.

И я рассказываю. Всё. Начиная с нашего последнего разговора с ним в машине и по сегодняшний день. По ходу моего рассказа лицо друга меняется несколько раз.

Когда я замолкаю, он тяжко вздыхает:

– Да уж. Помотала вас с Геком жизнь.

– Не то слово, – говорю я.

– Я рад, что вы вместе, – произносит Руслан, сжимая мою ладонь. – И знаешь – я бы так не смог. Честно. Вот ты рассказывала, а я перекладывал это всё на нас с Миланкой. Если бы она от другого… Убил бы! Ей Богу! Обоих! И ребёнка бы вряд ли смог принять. Но Гектор всегда был сильнее меня.

Улыбаюсь, гордясь любимым. Накрываю руку Руслана своей ладонью и говорю:

– Знаешь, из всей этой истории я вынесла одну истину – человек становится ещё сильнее, когда рядом те, кто ему дорог и кому дорог он.

Руслан кивает.

– Это верно. Меня будто ополовинили, когда мы общаться перестали. Не хватает его цинизма, язвительных комментариев по поводу моих розовых слонов в голове, холодной оценки происходящего. Не поверишь, я спорю с ним, забываясь. Мне его не хватает.

– Ему тебя тоже, Руслан, – говорю.

Знаю это точно. Гектор никогда не скажет, но маленькие детали выдают… Как-то мы листали старые фото. У нас их немного. И над теми, где были Рус с Милой, он замирал, а глазах – такая тоска мелькала.

– Поэтому, – перехожу на таинственный тон, – приглашаю вас с Миланой завтра к нам домой. С детворой. Я спеку торт. Апельсиновый. Пальчики оближите.

Руслан улыбается:

– Ну, если ты обещаешь апельсиновый торт – точно будем. Тем более, что Милка сладкое не ест. Гектор тоже. Значит, нам больше достанется.

– Замётано! – обещаю я, смеясь.

И мы расстаёмся довольными друг другом.

В эту ночь я засыпаю одна – совещание, как и ожидалось, затягивается допоздна. А просыпаюсь привычно в объятиях мужа.

4(12)

Гектор всегда обнимает меня и прижимает к себе так, словно я могу убежать, исчезнуть, раствориться.

Любуюсь им спящим. Таким безмятежным, молодым, красивым. Осторожно, чтобы не разбудить, касаюсь длинных ресниц. Надо же, девчонкам красить приходится, тушь изводить. А тут такое великолепие от природы.

Чувствую себя Психеей, которая рассматривает спящего Амура. Хотя вряд ли Амура были такие резкие, твёрдые, чеканные черты.

Веду пальцем по скуле, обвожу контур чётко очерченных губ.

Какой же ты у меня, ммм… Слов не подобрать.

Продолжаю исследование.

Соскальзываю на плечи – широкие, развитые, каменные. Гектор у меня мускулистый, но при этом не выглядит перекачанным амбалом. У него всё гармонично и пропорционально, как у античной статуи. Хоть сейчас ваяй.

Смуглая кожа гладкая и шелковистая. Её портят шрамы. Вот этот – слева на груди – от огнестрела. Он получил его из-за меня. Я помню, чем тогда всё закончилось. Сжимаюсь внутренне от того воспоминания. Мне хочется тоже его стереть, переписать, заменить.

Тянусь, осторожно трогаю, целую.

Гектор распахивает глаза, смотрит сонно и рассредоточено.

– Что ты делаешь? – голос звучит хрипло, волосы взъерошены, он сейчас такой… милый. Никогда не думала, что это слово можно применить к Гектору. Но сейчас оно подходит как нельзя лучше.

– Переписываю воспоминания, – говорю я, и кошусь на огромный бугор в области паха, нервно облизывая губы.

Гектор следит за моим взглядом и…мрачнеет.

– Даже не думай! – резко отзывается он.

– Ну почему? – удивляюсь я. – Я хочу этого. Хочу попробовать. Хочу подарить тебе удовольствие.

– Ты и так даришь, – смягчается он, притягивая меня к себе. – Даже не представляешь какое. Такая красивая, такая желанная, такая сладкая.

Он зарывается лицом в мои волосы.

– Ну-ну, а кто говорил, что я вешалка и со мной на приём к губернатору стыдно идти?

Чуть отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в лицо.

Гектор обезоруживающе улыбается:

– Ещё и злопамятная…

Глажу его по волосам, он ловит и целует мою ладонь.

– Ты тоже очень красивый, – признаюсь я, а щёки обдаёт жаром – ведь меня почти поймали за разглядыванием.

Гектор презрительно фыркает:

– Да ну, одна девушка сказала как-то, что у меня нелепая внешность.

Поперхаюсь:

– Что? Нелепая?

– Ну да, – чуть смущается Гектор, и этот румянец на скулах ему дико идёт. – У меня же очень светлые глаза и смуглая кожа при этом.

Впервые в жизни мне хочется выматериться, забористо так, витиевато. А ещё найти ту сучку и выдергать ей патлы. Именно то сочетание во внешности Гектора, от которого у меня просто сносит крышу, эта дура назвала «нелепым»! Подарить идеально красивому человеку такой комплекс – это суметь надо.

– Она просто завидовала!

– Или может хотела отшить, – признаётся Гектор. – Я бегал за ней. Мне было пятнадцать, ей семнадцать. Я казался ей малолеткой.

Ненавижу стерву! В юности Гектор был таким…паинькой, таким хорошеньким. Я видела фотографии. Он до сих пор смущается, показывая их. Думаю, та девка текла от него, но признать что ей, более старшей, нравится мальчишка помладше – просто не могла.

– Идиотка она, – говорю, склоняя голову ему на грудь. – У меня все одногруппницы по тебе слюной капали. Завидовали мне люто. Говорили, что ты супермегасекси, – веду пальчиком по груди, – и я с ними согласна.

Он хмыкает:

– Смешные вы, девчонки. Ну, зачем мужчине быть красивым? Если он, конечно, не гей какой-нибудь.

– Знаешь, мы, девчонки, хоть и любим ушами, глаза тоже имеем.

Интересно, мысленно ехидничает внутренний голос, где же они были, когда ты выходила замуж за Колю?

Брр, передёргивает.

Гектор понимает это по-своему:

– Замёрзла, глупышка, – сбрасывает с себя одеяло и укутывает меня. А я беззастенчиво пялюсь на него. Муж спит обнажённым. И теперь я могу наблюдать его тело во всё великолепии. Он красив везде. И член – тоже: длинный, крупный, с большой головкой, перевитый венами. Сейчас – стоящий колом. Утренняя эрекция во всей красе.

Я хочу попробовать его на вкус, сама, лизнуть языком, взять в рот, даже слюну сглатываю. Тянусь, но мою руку перехватывают.

– Нет, Алла, не сегодня, – мягко говорит Гектор. – Но раз у тебя появилось желание – мы обязательно поиграем.

Он тянет меня вверх и целует в губы.

– Я в душ, сладкая. И так тренировку пропустил и на работу опаздываю.

…Гектор уезжает на работу, а я делаю себе яблочный фреш и усаживаюсь на кухне с планшетом, набираю маму, включаю видеозвонок.

– Роднулька, – приветствую её. Мама ещё в кровати, она, прежде ранняя птичка, теперь любит поваляться подольше.

– Что-то случилось, милая? – ещё сонно улыбается мама, выглядывая из-под одеяла. – Чего будишь в такую рань?

– Рань? Твой любимый зять уже на работу учесал!

Мамина улыбка становится ещё шире – она невероятно счастлива, что мы с Гектором снова вместе. Она всегда говорила мне: «Алла, именно такой мужчина тебе и нужен – волевой, сильный, жёсткий, но при этом – заботливый, верный, надёжный. Сейчас таких, как твой Гектор, уже не делают».

Даже когда я жила с другим мужчиной, они поддерживали отношения.

Мамочка за эти три года уже значительно окрепла, она уже ходит с палочкой и читает девочкам, как называет тех женщин, что проживают с нею в центре, лекции о счастье. Своё счастье мама обрела в цветоводстве. И нашла сочувствующего в лице директора центра. Андрей Иванович оказался таким же сумасшедшим садоводом, и вместе они превратили территорию центра в настоящий цветущий рай. А ещё ему, кажется, нравится мама. Но он, несмотря на свои за пятьдесят, смущается, как подросток. Когда мы с Гектором навещали маму в последний раз, директор тоже был там, и смотрел на мою роднульку так, словно она нечто прекрасное. Так Гектор смотрит на меня.

– А вообще я соскучилась, – говорю, – и хочу тебя в гости.

– Обязательно, – соглашается мама, – Андрей предлагал свозить.

– О, – тяну я, – он уже Андрей!

Мама грозит мне кулаком из-под одеяла:

– Это не то, что ты думаешь. Мы просто друзья.

– Станьте не просто, – подталкиваю маму. – Вы же взрослые свободные люди. Почему бы не попробовать быть вместе?

– Алла, – для проформы возмущается мама, – ой, всё!

– Ладно-ладно, – ухожу от смутительной темы. – А к нам сегодня Рус с Миланой придут!

– Правда? – радуется мама.

Она в курсе ситуации. Я рассказала ей всё, ещё когда уезжала на Север. Она тогда назвала меня жестокосердной, и мы даже поссорились.

Сейчас её лицо сияет:

– Правильно, Алла. Ты сама поймёшь, как прекрасен мир, когда ты наполняешь его добрыми делами.

Мы прощаемся. И я начинаю готовиться. Всё должно пройти идеально. Пишу Гектору сообщение, прошу быть пораньше. Он обещает, явно заинтригованный. Мой муж – слишком проницательный. Иногда ему сложно делать сюрпризы – он предугадывает их. Но этот угадает вряд ли.

Апельсиновый торт выходит на славу.

А лёгкое мятного оттенка платье до щиколотки с узором в виде цветов лаванды делает меня нежной и домашней. Я прошу прислугу помочь мне накрыть на стол. На той самой веранде, где я завтракала в своё первое утро в этом доме.

Гектор появляется вовремя. С букетом цветов.

– Какой повод? – интересуюсь, утыкаясь в ароматные бутоны.

– А он нужен? – подтягивает меня к себе и целует.

– Выглядишь чудесно, – оценивает внешний вид, – и пахнешь.

Мы любезничаем, когда раздаётся вежливое покашливание.

Это охранник, что сидит у ворот:

– Гектор Леонидович, там гости.

Муж хмурится:

– Кто?

– Я встречу, – говорю, выскальзываю из объятий и бегу к воротам.

Милана стала ещё привлекательнее, материнство определённо пошло ей на пользу. Мы обнимаемся, целуемся, приветствую Руслана и всем табором вваливаемся в гостиную.

Гектор, стоявший у окна, оборачивается, их взгляды с Русом пересекаются и…

К счастью Руслан первый шагает к нему и протягивает руку. А потом они обнимаются, как братья, хлопая друг друга по плечу. И я утаскиваю Милану и детей на веранду. Нашим мужчинам определённо есть о чём поговорить без нас.

Милана может позволить себе лёгкое вино, я балуюсь соком.

Она говорит:

– Хорошо, что ты вовремя одумалась и вернулась.

Хмыкаю:

– Я не возвращалась – Гектор приехал и забрал. А я… согласилась быть забранной…

– И молодец! – она отрезает детям по кусочку торта, и они перебираются на дальний край дивана, тёти и их разговорами им не интересны. У детворы – новая игрушка. А Милана продолжает: – Тут на Гектора настоящая охота велась! Молодой красивый одинокий бизнесмен. Девчонки с ума сходили, желая его заполучить. Даже некоторые из моей труппы, зная, что они с Русом общаются, просили раздобыть телефончик. Одна – писали в нашей официальной группе в ВК – чуть ли не под колёса его машины кинулась. Другая – заявилась к нему в офис и разделась.

Фыркаю:

– Бедные девушки! Они понятия не имели, что он не выносит женскую инициативу.

– Ага, – кивает Милана, – и помешан на тебе.

Мы хохочем.

Этот день я определённо обведу красным. Будем праздновать его, как нашу годовщину.

… на это УЗИ мы едем вместе. Гектор не перестал отпускать меня одну в клинику – уж больно нервной возвращаюсь.

Нервничаю и теперь. Наш малыш упорно не хочет показывать свой пол. Мама смеётся и подкалывает меня: «Вот родите – и узнаете». Но мне хочется раньше. У нас уже завершается ремонт – наш, по выбранному вместе дизайну, где каждый элемент оговорен и продуман вдвоём, а вот детскую ещё тормозим. Дизайнер предлагает сделать нейтральную, но мне хочется чтобы всё-таки была индивидуальность – мужская или женская. А для этого…

Кладу руку на живот и прошу:

– Покажись сегодня, маленький.

У кабинета Гектор обнимает меня за плечи, заглядывает в лицо и говорит:

– Главное, не расстраивайся. Если не покажется снова – не беда.

Обещаю и открываю дверь в кабинет к врачу.

Я хочу сына. Потому что мальчик – это наследник. Вон, Ибрагим Асхадов принял Гектора, увидев в нём потенциального преемника. Муж тоже будет рад мальчику, я знаю. Погружённая в свои мысли, даже не сразу слышу и понимаю, что говорит УЗИст.

Прошу повторить.

– Девочка у вас! – улыбаясь до ушей, говорит доктор.

Расстраиваюсь, но пытаюсь не подавать виду.

Торопливо одеваюсь, выхожу понурая, Гектор кидается ко мне.

– Что-то с малышом? – спрашивает с тревогой.

– С малышкой, – грустно объявляю я.

– Что с ней? – ещё более взволновано интересуется муж.

– Всё хорошо, просто она – девочка!

Гектор смеётся:

– И ты поэтому расстроилась?! – киваю. – Вот же дурочка, – нежно говорит он и прибавляет, задыхаясь от счастья: – Девочка – это же здорово! Маленькая принцесса, чтобы баловать и обожать. – И голос такой – тёплый-тёплый, в глазах – абсолютное счастье. – Если ты не против – назовём Ариной.

Как его мать.

Конечно, не против.

Я улыбаюсь, кладу руки на живот, Гектор обнимает меня сзади и накрывает мои ладони своими.

И мне кажется, что в этот момент женщина по имени Арина смотрит на нас с неба и улыбается тоже.

– Только обещай, – шепчет Гектор мне на ухо, – что мы подарим ей ещё двух братиков. Кто-то же должен защищать наше сокровище.