Текст книги "Легенда Горы. Если убить змею. Разбойник. Рассказы. Очерки"

Автор книги: Яшар Кемаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Вдруг из толпы вышла старая Султан.

– Молчи, негодный! – гневно крикнула она. – Мы все почитали твои седины. Почему же сейчас ты ведешь себя так неразумно? Неужели не знаешь, что сарыджалийцы все равно не перестали бы ненавидеть наших людей, даже если б мы отдали им девушку!

Султан Кары поспешила к Халилю. Она застала его за приготовлениями к охоте.

– Ах ты глупец! – набросилась на него старуха. – Как смеешь ты покидать свой дом! Ведь это из-за тебя люди Караджи Али разорили нашу деревню. Отведи коня обратно в стойло и обмозгуй все как следует.

Халиль призадумался.

– Ты права, матушка, – наконец проговорил он. – Чьих рук это дело?

– Будто сам не знаешь чьих. Десять разбойников из Сарыджалы напали на наших пастухов, связали их и угнали наши стада.

– Кто же были эти десять разбойников?

– Нет, вы только взгляните на этого дуралея! Он еще спрашивает! Сподручники Караджи Али – вот кто! Он мстит нам. А ты, наш первый смельчак и гордец, позволяешь ему измываться над нами! Немедля собери друзей, и отбейте стада у сарыджалийцев.

* * *

С того дня жители обеих деревень не осмеливались выпускать свой скот на пастьбу, иначе его тотчас угоняли в Чукурову и продавали там за бесценок.

Люди остерегались покидать свои деревни – с одинокими путниками расправлялись быстро. И так продолжалось больше месяца. Особо в этих делах отличился Халиль. Он превосходил своих врагов и в сметке, и в решимости, и в меткости.

Не одну засаду устраивал Караджа Али, но Халиль всякий раз уходил цел и невредим.

Люди устали от вражды. Немало человеческих жизней было уже на счету каждой из сторон. Сарыджалийцы первые стали выказывать недовольство. Они обвиняли во всем Караджу Али, и тот начал уже опасаться не только Халиля, но и односельчан. И вот вызвал он как-то к себе Мустана-чавуша.

– Братец, – сказал он ему льстиво, – ты самый рассудительный из нас, повидал мир и лучше всех понимаешь, что дольше так продолжаться не может. Проклятый охотник оказался опасней, чем мы думали. А среди наших нашлись продажные души, они говорят, будто не желают больше подвергать свои дома и себя риску. Я не вижу другого выхода, кроме как заманить опять этого парня на охоту. Что ты думаешь на этот счет?

– Я так полагаю, ага, – отозвался Мустан-чавуш, – тебе следует пойти на мировую. И наши, и гёкдерейцы мечтают об этом. А как только воцарится в наших селениях покой, Халиль заскучает. Вот тут-то его и потянет опять на охоту.

– Видно, ты прав.

– Пусть Ходжа Сюлейман поедет к ним мириться.

Пришлось старому Сюлейману опять сесть в седло. С ним вместе поехали двое или трое почтенных односельчан. Они направились прямиком к дому старосты Гёка Хюсейина и так сказали ему:

– Передай своим людям, что отныне мы, сарыджалийцы, больше их не тронем. Хватит литься человеческой крови. Мы отступаемся от невесты Халиля. Мы были не правы. Эти двое достойны друг друга, пусть поженятся.

Сказав все это, они повернули коней вспять, а Гёк Хюсейин заспешил на деревенскую площадь, где уже собрался народ – всем не терпелось узнать, какую весть привезли посланцы Караджи Али.

– Они предлагают нам мировую, – объявил староста. – Больше вам ничто не грозит, братья. Прячьте свое оружие.

– Не мы зачинали вражду, – выкрикнула Султан Кары, – не нам ее и кончать! Как только этот нечестивец взял в толк, что ему не совладать с Халилем, так сразу на попятную пошел. А ты, Гёк Хюсейин, заруби себе на носу: не след отдавать чужих невест всяким там проходимцам!

Она повернулась и зашагала прочь, а возбужденная толпа проводила ее одобрительным гомоном.

– Наша старуха Султан, как всегда, права, – говорили люди. – Смелости ей не занимать.

А Султан Кары уже торопилась к Халилю.

– Подари мне, сынок, какую-нибудь из твоих поделок.

Халиль засмеялся:

– Готов тебе хоть сотню подарить.

– Только выслушай меня спервоначалу. Караджа Али прислал своих гонцов к Гёку Хюсейину с предложением мира. Все уже знают об этом.

– Что ж, коли они первые запросили мира, надо уважить их просьбу. Видать, уразумел Караджа Али, что не ему с нами тягаться.

– Да уж где ему! – отозвалась старуха. – А теперь, сынок, пора свадебный пир готовить.

– Нет, матушка, – замотал головой Халиль. – Где это видано – весной свадьбу играть! Свадьбы справляют осенью. Так уж спокон веков ведется. А потороплюсь – люди подумают, что я струсил.

– Тогда обещай, сынок, что до самой свадьбы не станешь ходить на охоту.

– Обещаю.

Мать и сестра Халиля, незадолго перед тем выйдя из дому, вмешались в их разговор:

– Не верь ему, Султан-апа. На обещанья он горазд. Его все время в горы тянет, с утра до вечера охотничьи песни распевает. Потребуй с него клятву.

Султан Кары вцепилась в ворот Халилевой рубашки:

– Ах ты паршивец! Немедля дай клятву, что не пойдешь на охоту. Клянись!

Халиль молчал.

– Клянись, тебе говорят!

Но чем больше настаивала Султан Кары, тем упорней отмалчивался Халиль. Наконец она отступилась.

– Глупый мальчишка! Неужели не разумеешь, что над тобою беда неминучая витает?!

Так и не добившись ничего, Султан Кары поспешила к Зейнаб.

– Бедная ты моя, – сказала она, – теперь я вижу, что не след вверять свою судьбу в руки этого глупца. Нет для него ничего святого. Не о тебе все его думы – об оленях. Не о свадьбе мечтает – об охоте. Вай, бедная девочка! Разнесчастная моя! Пропадешь ты с этим одержимым. Пригрози ему, что не станешь его женой, если он пойдет на охоту. Поняла?

– Не могу, – заплакала Зейнаб.

– Ах не можешь?! – рассердилась старуха. – Так пеняй же на себя! Ежели удастся его удержать, так, может, горе и минует вас. Скажи как я велела!

– Не могу…

– Караджа Али убьет его, если он прежде сам не отыщет свою погибель в горах. «Если пойдешь на охоту, не стану твоей женой» – вот так должна ты сказать Халилю.

– Не повернется у меня язык такое сказать!

– Едва от одной беды убереглись, уже норовите новую на себя накликать! – гневно выкрикнула старуха. И ушла.

Злосчастный Халиль, смелый охотник! Караджа Али не из тех, что прощают обиды. Жаль бедного парня, но что она, старуха немощная, может поделать? – думала со страхом Султан Кары.

Халилю не давали покоя слова старухи, и в конце концов он дал зарок до самой свадьбы не ходить на охоту.

Но однажды утром к нему в дверь постучал сын старосты.

– Халиль! – позвал он. – Я собрался в горы. Пострелять оленей. Пошли вместе.

– Нет! – с трудом выдавил из себя парень.

– Мы же друзья. Без тебя какая охота? Неужто правду говорят, что ты трус?

Халиль только бросил злобный взгляд в ответ, и сыну старосты пришлось уйти ни с чем. Продолжал бы настаивать – пожалуй, схлопотал бы затрещину.

Тихий вечер, все вокруг объято покоем, один лишь Халиль в смятении, никак места себе найти не может. То по двору слоняется, то в конюшню зайдет, погладит коня. Никак не идут у него из головы слова Хюсейинова сына. До утра не заснул.

* * *

Нынче сын старосты Гёкдере гость в доме Караджи Али.

– Ага, – со смешком говорит он, – я так раздразнил Халиля, что он, наверно, всю ночь не сможет глаз сомкнуть. Не сегодня, так завтра пойдет на охоту. Не утерпит. Стоит при нем завести речь об оленях, он совсем рассудка лишается. Видел бы ты, как он с лица спал за последние дни. Мне ли его не знать? Нарушит он свой зарок.

– Спасибо тебе за службу, – отвечает Караджа Али и опускает в карман юноши мешочек с золотыми монетами.

* * *

Едва занялась заря, а Халиль уже в седле. Как и прежде, он первым делом направился к дому Зейнаб. Заслышав цокот копыт, девушка выскочила во двор.

– Халиль, ты же зарок дал. Разве так можно? Султан Кары и без того на тебя в обиде.

– Плюнь ты на ее обиды, – усмехнулся Халиль. – Она просто боится за меня. Ну поохочусь я разок. Подумаешь, велика беда!

– Не уходи, не уходи, – шепчет Зейнаб сквозь слезы, а Халиль только нежно гладит ее по волосам. Как ни старалась Зейнаб, не могла она произнести слова, которых от нее требовала Султан Кары.

В конце концов Халиль рассердился на девушку: что это она, в самом деле, раньше времени оплакивает его.

Зейнаб на мгновенье притихла, задумалась, а когда подняла голову, Халиля и след простыл. Она кинулась вдогонку, но ни на дороге, что вела к горам, ни на горной тропе его уже не было видно.

Едва Халиль покинул свой дом, в сторону Сарыджалы поскакал верховой. На подворье Караджи Али он соскочил с коня.

– С вас причитается, ага! – крикнул он вышедшему на террасу Карадже Али. – Я привез приятное известие. Халиль только что направился в горы. Догнать его – пара пустяков.

– Седлай коней! – заорал Караджа Али. – Зовите Мустана-чавуша и всех прочих.

А тем временем Зейнаб размышляла, как ей быстрее Халиля добраться до того места, где он обычно оставляет коня. Можно идти горной тропой, но можно и срезать путь. Тогда придется карабкаться по скалам, таким крутым и скользким, что даже олени избегают их. Зейнаб знала, сколь опасна эта дорога, но она непременно должна была перехватить Халиля.

Зейнаб взбиралась по отвесным кручам. Временами замедляла шаг, чтобы отдышаться, но тут же опять кидалась вперед. Она во что бы то ни стало должна поспеть раньше Халиля или хотя бы одновременно с ним. Сердце говорило ей, что, если на сей раз не удастся вернуть возлюбленного в деревню, он непременно погибнет. А без него и ей не жить.

Зейнаб настолько ослабла, что вдруг сорвалась с утеса, упала. От боли она потеряла сознание, когда же пришла в себя, то, к великому своему изумлению, увидела совсем рядом с собой стройного олененка. Ей показалось, что во взгляде его больших влажных глаз затаилось удивление. «Наверно, понять не может, отчего я лежу здесь, вместо того чтобы спешить навстречу Халилю», – подумала девушка. Превозмогая боль, она поднялась. «Осталась самая малость – только подняться на ту скалу, а там уж начнется спуск», – уговаривала она себя.

И тут Зейнаб увидела пересохшее русло горного потока. Собрав все силы, она кинулась туда. Ей казалось, что по ступенчатым уступам русла ей будет легче бежать. Вот она и наверху. От изнеможения она качалась как пьяная, но не смела дать себе отдых. Надо спешить, спешить!

Густой лес обступил девушку со всех сторон. Она всегда боялась леса. Чтобы отогнать страх, время от времени кричала: «Халиль! Халиль!» Зейнаб знала, что он не может ее услышать, но все-таки кричала. Кусты цеплялись за руки и за ноги, сучья рвали одежду в клочья. Зейнаб поняла, что заблудилась. Когда-то давно в день Хызыра Ильяса[49]49
  День Хызыра Ильяса – первый день лета, обычно падает на шестое мая.


[Закрыть] ей довелось побывать в этом лесу, но сейчас она совсем не узнавала его. Вокруг стояли вековые деревья. Они росли так густо, и так цепко сплелись их ветви, что человеку с трудом удавалось пробраться сквозь них. Похоже, она все-таки идет в верном направлении, но где же то место, где обычно Халиль оставляет коня?

Зейнаб растерянно кружила по лесу. И вдруг опять увидела того же олененка. «Странно, он вроде бы преследует меня», – подумала девушка и побежала в его сторону, а тот, перепрыгивая с уступа на уступ, повел ее к глубокому ущелью.

Неожиданно до слуха девушки донеслись ружейные выстрелы.

– Халиль! – закричала она. – Халиль!

И тут она увидела его. Как раз в этот миг юноша метнулся к выступу скалы. Несколько человек окружали его, один подкрадывался сзади. Пуля просвистела над головой Халиля. Тот, что стоял за спиной юноши, вскинул ружье. Он находился совсем рядом, не мог промахнуться. Зейнаб с громким криком бросилась между ними. Пуля прошила ей руку. Только в это мгновенье Халиль осознал, что не мерещился ему ее зов. А он-то не верил собственным ушам! Да, это возлюбленная Зейнаб лежала сейчас перед ним, и кровь струилась из ее руки.

Караджа Али тоже увидел Зейнаб и с руганью напустился на стрелявшего:

– Чтоб ты ослеп, проклятый! Ты что натворил!

Халиль устремился к девушке, подхватил ее на руки и кинулся в укрытие. Она же, чуть придя в себя, взмолилась:

– Оставь меня, Халиль, оставь! Мне совсем не больно. Лучше ружье возьми – они ж тебя растерзают.

И впрямь, люди Караджи Али, едва оправившись от замешательства, вновь открыли пальбу. Добыча ускользала от них. Живая или мертвая, Зейнаб должна была попасть в их руки. Пуще всех ярился Караджа Али: откуда взялась здесь девушка? Как могло случиться, что пуля, предназначенная Халилю, досталась ей?

Халиль и не думал отстреливаться. Он вспорол рукав платья Зейнаб. Кровь так и хлестала из глубокой раны. Он содрал с себя рубашку и туго перевязал руку девушки. А Караджа Али со своей сворой подступал все ближе.

– Оставь меня, – простонала Зейнаб. – Они же тебя убьют.

Пули, не достигая их, свистели над головой и ударялись о скалу.

– Рана глубокая, – сказал Халиль, – но не очень опасная. Главное – остановить кровь.

– Беги, милый. Они уже совсем рядом. За меня не беспокойся, беги!

Халиль не слушал ее. Гнев подступил к его сердцу, и он схватился за ружье. До самой полуночи продолжалась перестрелка.

Зейнаб непрестанно стонала, и ее стоны, усиленные эхом, отдавались в горах. Халиль, склонившись над девушкой, умолял:

– Зейнаб, родная, постарайся не стонать. Они нас не могут видеть и стреляют на твой голос. Помолчи немного, и мы уйдем от них.

– Я постараюсь, – сжав зубы, отозвалась она. – Сейчас я встану, и мы пойдем. Если я опять буду стонать, ты прикрой мне рот платком.

Халиль и Зейнаб покинули свое укрытие. Им удалось обмануть врагов. Уходя, они долго еще слышали, как те стреляли по их недавнему убежищу.

Халиль нес девушку на спине. Она до крови искусала губы – не хотела, чтобы хоть единый звук сорвался с них.

Наконец Халиль сказал:

– Вот мы и ушли от них. Сейчас можешь хоть в полный голос кричать – они уже ничего не смогут с нами сделать. Там мы были у них в ловушке, а здесь я их всех перестреляю, если вздумают сунуться.

Халиль и Зейнаб направились в Гёкдере. Караджа Али отказался от мысли догнать беглецов. Он был слишком хитер, чтобы не понимать, как опасно преследование в горах. Пуще всего он боялся потерять Зейнаб. Его утешала лишь мысль, что она не убита. Рана, даст бог, заживет, и тогда он опять попытается увести ее от этого окаянного охотника на оленей.

На восходе Халиль и Зейнаб оказались в недоступном врагам месте. В чистом воздухе разливался аромат тимьяна. Казалось, от неловкого движения или громкого звука воздух мог расколоться, как кристалл горного хрусталя.

– Ну как, полегчало? – спросил Халиль.

– Пожалуй.

– Скажи, зачем ты за мной пошла?

Зейнаб молча улыбнулась.

– Каким же путем мы вернемся домой? – спросил Халиль.

– Наверное, тем же, каким я поднималась сюда, – по руслу пересохшего потока.

Халиль взглянул в ту сторону, куда показывала Зейнаб, и вдруг увидел неподалеку олениху с детенышем. Не успела Зейнаб и слова вымолвить, как он вскинул ружье к плечу и, почти не целясь, выстрелил.

– Стой, Халиль, не стреляй! – закричала девушка, но было уже поздно. Олениха умчалась, а детеныш остался лежать, сраженный наповал. Халиль побежал за ним и вернулся, смеясь:

– Смотри, Зейнаб, как нам повезло – и от Караджи Али ушли, и с добычей домой возвращаемся.

Девушка плакала:

– Кто знает, Халиль, какая еще беда нас поджидает?.. Мало тебе того, что уже пережито! Хочешь новую беду накликать?

Халиль, беспечно смеясь, подхватил Зейнаб на руки. Так они и спускались – Халиль легко нес на одной руке девушку, а на другой – убитого олененка. Зейнаб только диву давалась, до чего силен и ловок ее возлюбленный.

В полдень они были уже совсем рядом с Гёкдере.

– Как рана, очень болит? – спросил Халиль.

– Ноет.

– Знаешь, что я решил? Давай дождемся сумерек. Стыдно в таком виде появляться в деревне – бог весть какие сплетни пойдут. Если можешь, потерпи до вечера. А я приготовлю шашлык из оленины.

Девушка согласилась.

Лишь после заката Халиль и Зейнаб стали спускаться в деревню, а когда вошли в нее, все вокруг уже было объято тьмой. Они заспешили к дому Зейнаб. Однако расчеты Халиля не оправдались. Пройти незамеченными не удалось, ибо все их односельчане собрались перед домом Зейнаб. Потупившись, жених и невеста пробирались сквозь густую толпу.

– А вот и герой наш явился! – выкрикнула Султан Кары. – Слава нашему смельчаку! – В ее голосе звучала неприкрытая издевка. – На сей раз гордый охотник не на оленя охотился, а на Зейнаб! Смелый мальчик! Ах ты негодник! Сукин ты сын! Не ты ли мне клялся, что больше не станешь ходить в горы? И еще осмелился девушку взять с собой! Вай, безумец!

И тут в руках у Халиля старуха увидела убитого олененка. Это окончательно вывело ее из себя.

– Вай, горе, люди, горе! Этот паршивец убил олененка.

Халиль молчал. А Султан Кары, немного угомонившись, подошла к Зейнаб.

– Что с тобой? – спросила она. – На тебе лица нет.

– Меня в руку ранили.

– Кто?

– Те, гявуры.

– А зачем ты ходила?

– Хотела Халиля вернуть.

– Болит сильно?

– Сильно.

Девушку уложили в постель. С трудом отодрали присохшую повязку, осмотрели рану.

– Вай, бедная! – вскрикнула Султан Кары. – Кость раздробило, мякоть вся разворочена. Слышишь, Халиль, дуралей ты этакий! Немедленно воду грейте. Прижигать будем рану. Пока рука не посинела, надо целебные травы приложить. Иначе огневица начнется, и умрет девушка. Слышишь, Халиль, по твоей вине, ослиная ты голова!

Чего только ни делали, чтобы спасти Зейнаб, но все понапрасну – день ото дня ей становилось хуже. Люди вспомнили, что где-то далеко-далеко, по другую сторону Торосских гор, живет лекарь-чудодей. Решено было послать за ним.

– Пусть поедет Халиль, – распорядился староста.

Юноша в тот же миг вскочил в седло.

– Стой! – закричала старая Султан. – Совсем сдурел, парень! Разве, кроме тебя, некому за лекарем поехать?

– Нет, это должен сделать я!

– Никуда ты не поедешь. Тебе нельзя покидать деревню.

Халиль спешился, а Султан Кары приказала старшему брату Зейнаб:

– Немедля седлай коня и отправляйся в путь. Если лекарь не поспеет ко времени, умрет наша бедняжка Зейнаб. Спеши!

В торосских деревнях есть такой обычай: обрученные не смеют вступать в разговор на глазах у посторонних. Встречаться они могут лишь тайком, по ночам.

Не смея войти в дом своей невесты, Халиль до полуночи слонялся по двору. Он клял себя на чем свет стоит за то, что поддался слабости и пошел на охоту. Он мысленно проклинал Караджу Али, корил себя за то, что не уберег Зейнаб от пули.

У постели девушки собрались Султан Кары и еще несколько старух. Не в силах совладать со своими чувствами, Халиль все-таки вошел в комнату Зейнаб.

– Матушка Султан, – спросил он, – как она?

– Сам не видишь? Обеспамятела. Едва дышит.

– Ей очень плохо? Очень?

Халиль присел на краешек кровати. Он не сводил глаз с помертвевшего лица своей невесты. Старухи молчали, слышен был лишь треск горящих поленьев.

– Пойди, сынок, вздремни, – участливо проговорила Султан Кары. – Видишь, Зейнаб спит, пока ничего страшного нет. К полудню лекарь уже должен быть здесь. Он ее непременно спасет. Иди отдохни. Иди.

Халиль молча повиновался.

Небо было усеяно звездами. Юноша до рассвета бродил по деревне. Ему то и дело мерещились крики оленей. Не соображая, что делает, он поднялся в гору, но тут же вернулся. Он не задумывался, отчего его манит в горы: оленьи крики хоть и достигали слуха, но в сознание не проникали. Он вообще ни о чем не мог думать.

На заре Халиль очутился перед своим домом. Опустился на скамейку у ворот. Обычно он здесь сидел, когда вытачивал кувшины или играл на багламе. По улице к дому шла его мать.

– Как Зейнаб, мама?

– Опамятовалась. Из-за твоей дурости, сын, бедная девушка чуть жизни не лишилась. Глупый ты у меня, вай, глупый!

Услышав, что Зейнаб полегчало, Халиль опрометью кинулся вниз в деревню. Отыскал старую Султан.

– Ей лучше, матушка Султан?

– Малость полегчало, – ответила старуха. – Но опасность все еще велика. Если лекарь не приедет к полудню, может опять стать худо. На него вся надежда.

Халиль прошел в комнату, где лежала его невеста. При виде его она обрадовалась.

– Скоро приедет твой брат с лекарем, – сказал ей Халиль. – Все будет хорошо.

В полдень к воротам дома подскакали два всадника – брат Зейнаб и старый лекарь. У старика в котомке лежало множество баночек и коробочек с целебными мазями. Он внимательно осмотрел девушку и наконец озабоченно произнес:

– Тяжело будет ее вылечить. Слишком запущенная рана. Как бы не пришлось отнять руку.

Халиль шагнул вперед:

– Прошу тебя, почтенный, сделай все возможное. Если с Зейнаб что случится, мне тоже незачем оставаться в живых. Спасая от смерти ее, ты двоих спасаешь.

Никто не знал ни имени, ни возраста этого старика, но все верили в его чудодейственную способность исцелять так же, как веруют в Аллаха.

Старик все прекрасно понимал. Немало подобных случаев довелось ему видеть на своем веку.

– Сделаю все, что в моих силах, – пообещал он. – Не горюй, сынок, самое страшное уже позади. – И он с улыбкой добавил: – Слышал, ты славный охотник, сынок. Я вылечу твою невесту, а ты мне в награду убьешь оленя. Договорились?

– Договорились! – отвечал Халиль.

Пятнадцать дней прожил старый лекарь в Гёкдере. Впервые он так долго бился за чью-то жизнь. Обычно он проводил у постели больного день, самое большее – два. Был он знатоком своего дела, но никому не открывал его секретов. Еще ни один человек из тех, кого он лечил, не умер.

Халиль не раз порывался добыть оленя еще до отъезда старика, но Султан Кары не пускала его. «Ничего, – утешал себя Халиль, – как-нибудь изловчусь и уйду в горы незамеченным. Не смею я нарушить данное обещание. А как только выйду на охоту, не то что одного – кучу оленей принесу, и всем деревенским хватит».

Зейнаб стала поправляться лишь на исходе августа. И все это время Халиль по ночам слышал призывные кличи оленей. Они звучали совсем рядом. Казалось, олени подходили к самой деревне. «Ишь как обнаглели, – думал Халиль. – Стоило нам забросить охоту, как олени чуть не в дома заглядывают».

Юноша не догадывался, что это кричали не олени. Конечно, Халиль был не таким уж простаком, чтобы не уметь отличать настоящие оленьи кличи от подражаний, но и Мустан-чавуш был великим искусником. Это он по указке Караджи Али ночами бродил по окрестным горам и пытался заманить Халиля в горы. Мустан-чавуш пользовался при этом буйволиным рогом.

Молодой охотник томился, прислушиваясь к знакомым звукам. Временами, правда, в душу ему закрадывалось подозрение, но он гнал его прочь. «Не может статься, чтобы какой-то охотник, подражая оленю, так настойчиво кружил в одном и том же месте», – думал он.

Многих усилий стоило Халилю сдержать слово, данное родным и Султан Кары, – ведь он поклялся до самой свадьбы не покидать деревни. Но с другой стороны, он пообещал угостить лекаря и его друзей олениной, как только Зейнаб выздоровеет. Так он терзался до тех самых пор, пока однажды оленьи кличи не умолкли и не воцарилась в горах тишина.

* * *

Стояло начало сентября. Близился день свадьбы. Все – мать и сестра Халиля, прочая родня, Султан Кары, Ходжа Дуран – занялись приготовлениями к пиршеству. Ждали в гости старого лекаря и его друзей. Много людей прослышали о готовящейся свадьбе – необычной свадьбе, какой еще не знали Торосские горы. Из самых отдаленных мест съезжались в Гёкдере ашики[50]50
  Ашики – народные певцы.


[Закрыть], музыканты и танцоры. Всех влекла туда великая радость.

Пир удался на славу. Несколько дней длилось застолье с песнями и танцами. Веселей всех был Халиль. Он то и дело срывался с места и пускался в огневой пляс. В последний день молодежь устроила скачки и состязания в стрельбе по цели.

Все это время Халиль ни разу не слышал оленей. Караджа Али затаился. Он решил дождаться окончания свадебных торжеств и уж тогда заманить парня на охоту.

Наконец настал час, когда Халиль должен был войти в комнату новобрачной. Дружки проводили его до порога и шутливо подтолкнули в спину. Зейнаб ждала суженого. Он приблизился к ней, но в тот же миг его ухо уловило знакомый клич, доносившийся с гор. Он замер, насторожился. Олени звали его. Их голоса заполнили собою ночь. И Халиль не выдержал.

– Зейнаб, я скоро вернусь, – бросил он и выскочил из комнаты.

Халиль поднимался все выше и выше в горы, а голоса оленей удалялись. Ему казалось, будто он совсем недалеко ушел от деревни, а стоит пройти еще чуть-чуть – и он настигнет добычу.

Неожиданно оленьи кличи оборвались. Ненадолго воцарилась тишина. И грохнули выстрелы.

Халиль почувствовал, как боль ожгла ему руку, он кинулся в сторону, втиснулся в какую-то расселину.

* * *

Миновал час, другой, а Зейнаб все ждала. Халиль не возвращался, и тут девушка поняла. Он покинул ее ради охоты! Она убедилась в этом, обнаружив, что из соседней комнаты исчезло его ружье. И тогда она, сидя на брачном ложе, горько разрыдалась. Временами на ее лице вспыхивала надежда, но тут же гасла.

* * *

Халиль выжидал. Ему показалось, на рассвете он сможет легко ускользнуть от врага. Едва небо на востоке стало бледнеть, как он змеею пополз по скалам.

И впрямь, вскоре Халиль зашел в спину своим недругам. Прицелился, выстрелил. Раздался чей-то отчаянный крик. Он выстрелил еще раз. Крик повторился.

И опять воцарилась тишина.

* * *

Светало. Халиль так и не появился. Что же она утром скажет людям? Что Халиль оставил ее, а сам ушел на охоту? Ни за что!

По обычаю, друзья новобрачного всю ночь должны дежурить у комнаты, где уединились молодые, и ждать появления жениха, который возвестит о непорочности своей избранницы. Но дверь не отворялась.

– Что с Халилем? – спросил один из молодых людей. – Давно пора бы ему выйти.

– Может, какая-нибудь беда приключилась?

– Давайте войдем.

– Нехорошо. Наверное, они спят. Не будем их тревожить.

* * *

Поднялось солнце, и Халиль крадучись покинул свое укрытие. Он направился в ту сторону, откуда доносились крики. Осторожно выглянул из-за скалы и увидел своих врагов, понуро стоявших над двумя трупами. Одного из убитых он тотчас признал. Это был Караджа Али. Тогда Халиль без опаски вышел к этим людям, с презрением и жалостью глянул им в глаза и зашагал прочь.

Уже на подходе к своей деревне Халиль вдруг увидел олениху, ту самую, детеныша которой он недавно убил. Ярость овладела юношей. «A-а, это из-за тебя меня преследуют беды!» И он вскинул ружье. Но чтобы стрелять наверняка, он решил подкрасться поближе. Олениха по-прежнему неподвижно стояла над обрывом. Охотник уже знал нрав этой странной оленихи и поспешил выстрелить до того, как она успеет ускользнуть.

Олениха рухнула как подкошенная. Она лежала у самого края обрыва, и предсмертные судороги сотрясали ее тело.

* * *

Давно поднялось солнце. Обеспокоенная Султан Кары постучала в комнату новобрачных:

– Халиль! Пора вставать! Сколько можно спать?

Никто не отозвался.

– Эй, Халиль! Откликнись! Зейнаб, дочка!

Зейнаб тоже не отзывалась. Тогда старая Султан ворвалась в комнату и опешила: девушка, все еще в свадебном наряде, сидела на краю несмятой постели, а Халиля нигде не было видно.

– Что случилось?

– Ничего.

– Где Халиль?

– Не знаю.

– Где он, тебя спрашивают!

– Он ушел.

– Как так ушел?

– Взял ружье и ушел.

– Почему не кликнула парней, что сидели под дверью?

– Он сказал, что скоро вернется.

Султан Кары запричитала.

* * *

Халиль неспешно приблизился к смертельно раненной оленихе и поставил ногу на еще трепещущее тело. Он достал нож, чтобы вспороть ей горло. Но в тот самый миг, когда он наклонился над своей жертвой, олениха, собрав все силы, лягнула его. Халиля отшвырнуло к пропасти. Не успел он опомниться, как новый удар обрушился на него, и он, потеряв опору под ногами, покатился по крутой каменной стене. Ухватиться было не за что. Халиль скатывался все ниже и ниже, пока ему не удалось удержаться на крохотном уступчике. В тот же миг он впал в беспамятство.

Спустя несколько часов Халиль пришел в себя. И вместе с сознанием вернулась мучительная боль. Все его тело было в глубоких кровоточащих ранах. Юноша выл от боли, скреб ногтями камни, но не мог даже приподняться. Алая кровь сочилась по отвесной скале.

* * *

В деревню прискакал верховой. Он привез известие, всполошившее всех: «Халиль убил Караджи Али и его человека Омера». Вслед за этим известием пришло новое. Его принес какой-то пастух. «Халиль, сквитавшись с Караджой Али, покончил с собой. Он бросился в бездонную пропасть». Во главе со старой Султан толпа кинулась в горы.

Сначала они увидели труп Караджи. Потом, у самого края обрыва, – убитую олениху. Вдруг они услышали слабый стон, доносившийся откуда-то снизу. С трудом разглядели Халиля.

Из деревни принесли длинную веревку, сбросили один конец Халилю.

– Обвяжи себя, а мы потянем! – крикнули ему.

Но у него уже не было сил даже дотянуться до веревки.

– Уходите, оставьте меня здесь, – только и смог он сказать.

Ни у кого не хватало решимости спуститься по отвесному склону. И тогда в гнетущей тишине раздались последние слова Халиля:

– Зейнаб передайте: пусть будет счастлива.

Как только Зейнаб поняла, что ее возлюбленный мертв, она, не издав ни единого звука, бросилась в пропасть.

С тех самых пор в предутренний час над крутыми скалами Тороса звучит песнь:

 
За оленем, позабыв зарок,
По горам блуждал я без дорог,
И меня на гибель он обрек.
Я останусь, братья, на скале.
 

 
На вершинах выпал белый снег
И растаял. Бедный человек!
Упокоиться мне здесь навек.
Я останусь, братья, на скале.
 

 
В брачной комнате моя жена
Ждет меня, тоскою сражена.
Стать вдовой она осуждена.
Я останусь, братья, на скале.
 

 
Пусть меня, собравшись под горой,
Тешат зурначи своей игрой.
Ночь, укрой меня своей чадрой.
Я останусь, братья, на скале.
 

На том самом месте, где нашли свою смерть двое влюбленных, ежегодно в день их гибели распускаются два цветка. Один – пунцовый, другой – лазоревый. И первые лучи солнца ласкают их. Они тянутся друг к другу своими головками, и кажется, вот-вот сольются. Но в последний миг из-за ближней скалы выскакивает быстроногий горный олень и яро топчет цветы.

И это повторяется из года в год.