Текст книги "Новый Вавилон"
Автор книги: Ярослав Зуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
– Мне в детстве пираты тоже казались куда симпатичнее испанцев, – усмехнулся я. – Я даже, пожалуй, немного побуду одноногим квартирмейстером Джоном Сильвером, если не возражаешь…
– Отлично, сэр! А мистер Триглистер пускай будет капитаном Флинтом…
– Пускай, – согласился я. – Он у нас самый вооруженный – ему и карты в руки…
– Карты Острова сокровищ?! Черную метку ему вместо карт!
– Это мы ему запросто устроим…
Шутки шутками, но на обратном пути нам с Генри довелось, забыв о приличествующей флибустьерам свирепости, играть роли медбратьев, причем, на полном серьезе. Ноги у Триглистера отказали, и мы доставили его на нашу посудину на руках, красного как вареный рак и с влажной салфеткой на голове вместо пиратской косынки, вручив Вывиху как ценную посылку с доставкой до порога.
– Я вас, Гуру, предупреждал, не гоняйте за нами этого бедолагу! Не знаю, насколько он хорош, как бухгалтер, но телохранитель из него все равно никудышный. А теперь вот, извольте позвать судового доктора, у Меера Ароновича, еле-еле, душа в теле. Пускай хотя бы какие пилюли ему выпишет…
– Да шел бы он к Кали! – отмахнулся Гуру и, пошатываясь как при качке, отправился спать, оставив нас в компании Триглистера и высосанной до дна пузатой бутылки текилы…
***
За Кубой мы посетили Ямайку, и Генри был очарован первозданной красотой этого удивительного острова, жемчужины Карибского моря, прозванной аборигенами Страной тысячи источников. Там же, на Ямайке, правда, уже издали, с палубы «Приама», мы увидели косу Палисадос, где некогда стояли форты Порт-Ройала, знаменитой пиратской столицы, откуда эти бесшабашные головорезы наводили ужас на морские коммуникации. Самого осиного гнезда давно нет, Порт-Ройал провалился на дно после опустошительного землетрясения. Вот уж воистину – кара Господня…
Затем капитан направил «Приама» ровно на юг, вдоль меридиана, пока мы не бросили якорь в порту коста-риканского города Пуэрто-Лимон. Его жители, к слову, очень гордятся тем обстоятельством, что именно тут больше четырех столетий назад ступил на сушу Христофор Колумб. Генри захотелось найти это место, и мы полдня гуляли по пляжу.
Коста-Рика – совсем небольшая страна, формально сохраняющая независимость. Точнее, некоторую видимость независимости, поскольку, как рассказал нам мистер Триглистер, с удовольствием становившийся заправским гидом, если мы его об этом просили. Здесь всем заправляет американская корпорация United Fruit, на корню скупившая плодородные земли, где выращивают кофе и какао.
– Местный гежим – чисто магионеточный, – с мрачным видом сказал Меер Аронович. – Амегиканцы беззастенчиво эксплоатигуют туземцев, но на них здесь молятся и стаг, и млад. Если когпогация уйдет, они останутся вообще без габоты. Именно в этом, полковник, кгоется пгичина погазительной живучести, котогую газ за газом демонсгигует нам импегиализм, обгеченный на загнивание и погажение. Уж такая это хитгожопая система, ни каленым железом не выжжешь, и не ампутигуешь, как пги ганггене. Когни пускает глубокие, метастазы… – сняв очки, Триглистер тщательно протер стекла платочком. На его близоруком лице читались озабоченность напополам с досадой. Думаю, как марксист, он неустанно искал способы извести человеконенавистнический режим с лика планеты, чтобы не паскудил его. А, как образованный и неглупый человек, понимал, шансы на это – минимальные.
Не знаю, что именно под покровом ночи выгружали в Пуэрто-Лимоне с нашего парохода, вряд ли удобрения или рассаду, скорее, контрабандный виски. Пока туда-сюда сновали мускулистые докеры, за которыми присматривали уголовной наружности штатские с винтовками, пассажиры благоразумно отсиживались в каютах, делая вид, что их сие не касается. Как говорит Гуру, чья мудрость поистине не знает границ, тише едешь – шире морда. Есть у него в арсенале сочных прибауток и такой вот недвусмысленный перл…
Буквально на следующий день нас ждал Панамский канал, одно из самых известных технологических сооружений планеты. Каскад бесчисленных плотин, шлюзов и каналов общей длиной в шестьдесят с хвостиком миль, соединяющих два великих океана, Тихий и Атлантику. Правда, наш капитан сразу же взял гораздо мористее, и Генри не удалось толком рассмотреть устье канала даже в бинокль. Гуру, в кои веки поднявшись на верхнюю палубу, буркнул, что это, мол, даже к лучшему.
– Почему? – удивился я.
– Канал, хотя и считается международным, охраняется империалистической военщиной, – нахмурился Вывих. – Ссадят с парохода к херам…
Гуру не стал развивать эту мысль, а я не настаивал. Но все же рассказал Генри, что, не будь канала, не видать Панаме независимости, как собственных ушей, поскольку ее территория была насильственно вычленена из Колумбии, чей парламент угораздило воспротивиться американскому консорциуму, взявшемуся достраивать канал после французов. Колумбию немедленно переехали катком. Грянула цветная революция и…
– Значит, французы не сумели его прорыть? – спросил мой мальчик разочарованно. Проведя в Париже всю жизнь, он, естественно, воспринимал Францию как родину…
– Они и не пытались, мой юный друг, – усмехнулся Гуру. – Просто делали вид, что роют. Даже учредили по такому случаю Акционерную компанию. Напечатали акции и сбыли с рук, срубив море разливанное бабла, Кали им в дышло…
– Ничего себе… – Генри был под впечатлением. Наверняка его наставники из парижской школы не рассказывали своим воспитанникам ничего такого. Я поморщился, подумав, что сын и дальше преспокойно обошелся бы без этой информации.
– Кое-какие работы все же велись, – продолжал Гуру, поманив перстом стюарда, чтобы притащил стакан текилы. – Для отвода глаз. Но, им помешала болотная лихорадка. Малярия – проклятие здешних мест. Она поголовно выкосила землекопов, собрав богатую жатву в отсутствии медиков. Впрочем, еще больше работяг с самого начала были мертвыми душами, совсем как у писателя Николая Гоголя. То есть, существовали исключительно на бумаге, числясь в ведомостях выдачи зарплат, которые, тем не менее, исправно получали. Вот чудо, да? Воровство – тоже недуг, легко перерастающий в пандемию и почти не поддающийся лечению, как и другие социальные болезни…
– Пги таком диагнозе в самый газ – ампутация гук! – подключился к разговору Триглистер. Ему, видите ли, тоже приспичило глотнуть свежего воздуху. Я смерил бухгалтера негодующим взглядом, тоже мне, нашелся врачеватель общественных недугов, все-то ему ампутации подавай…
– Не прокатит твой рецепт, Мишаня, – Гуру приобнял счетовода за плечи.
– Это еще почему? – осведомился тот, делая вялые попытки высвободиться.
– По кочану, садовая твоя башка. Где ты, дурик, видел, чтобы лепру ланцетом лечили?!
– Мы, магксисты, вылечим, – глядя куда-то в море, заверил Триглистер. – Пгосто ланцет побольше возьмем…
– Ага, держите карман шире…
– Контггеволюционные газговогчики заводите, Гугу, – холодно предупредил счетовод. – Некгасиво…
– Лопух ты очкастый, – ухмыльнулся Вывих, продолжая стискивать Триглистера в объятиях. – Из говна конфеты не слепишь. Этот непреложный факт и товарищ Махатма Ленин понимал, когда вам трижды учиться велел, и товарищ Дзержинский понимает. Иначе, какого бы хера я тут с вами забыл? Людишек перекраивать надо, а не шмотки засцаные, в которые они рядятся, усек? И, мы их перекроим, тут я тебе слово советского буддиста, мля, даю, а могу и Вишну поклясться, если попросишь…
– Не надо, – сказал товарищ Триглистер, отстраняясь.
***
Следующая наша остановка была в Каракасе, потрясающей красоты городе, раскинувшемся у самого подножия Карибских Анд. Будущую столицу Венесуэлы основали испанские конкистадоры на месте индейского поселка, который они сожгли дотла, предварительно поголовно перерезав обитателей. Изначально город назвали в честь святого Якова – Сантьяго-де-Леон-де-Каракас, где последнее имя было всем, что осталось от туземной деревушки. Как ни странно, прижилось и уцелело именно оно. В городе, а мы провели в нем несколько дней, еще виднелись следы страшного землетрясения, случившегося в 1900-м году, после него столицу фактически довелось отстраивать заново.
Когда справа по курсу показались берега Британской Гвианы, Вывих, а за ним и Триглистер, страшно забеспокоились.
– Что не так? – удивился я.
– Вы еще спгашиваете?! – воскликнул Триглистер, снова вырядившийся мариачи с чехлом из-под Томми-гана наперевес. – Ничего такого особенного еще не случилось, как вам навегное хочется! Пока! Но очень даже запгосто может, поскольку тут повсюду снуют цепные псы бгитанского импегиализма, котогым любого из нас интегниговать лет на согок без суда и следствия – говным счетом ничего не стоит! Пустячок на постном масле…
– Да на кой черт вы им сдались, не пойму?! – признаться, новый раунд игры в сыщиков-разбойников, затеянной ими на полном серьезе, порядком действовал мне на нервы.
Услыхав такую отповедь, Триглистер воздел свои крошечные ручки к Вывиху, будто тот был божеством, способным вразумить меня, ниспослав благодать. Или метнув молнию, это уж по обстоятельствам.
– Опасность гораздо больше, чем вы себе воображаете, – буркнул Гуру враждебно. – Этот участок пути – самый опасный из всех, храни нас Индра от напастей! В Гвиане агентов Intelligence Service – как грязи в еврейском Мертвом море! Гайана с Суринамом – недалеко ушли, они именуются голландскими и французскими владениями чисто для понту. Уайт-холл просто передал их под юрисдикцию Нидерланд и Франции, ничем не рискуя, поскольку эти страны – британские шавки со старого континента. Впрочем, перед кем я бисер мечу, вы ж, мля – бывший английский офицер, значит – в курсе дела, как политика делается. Вот снимут, блядь, с парохода, и в кутузку, как агентов Коминтерна…
– Вы с Триглистером имеете отношение к Коминтерну? – прищурился я. Наши спутники быстро переглянулись. Как по мне, чисто по-воровски…
– Это вы им потом доказывать будете, агент вы там или нет, когда на дыбе подвесят и паяльной лампой по пяточкам – хуяк! И не надо мне глазки строить, сэр! В 1917-м товарища Троцкого как раз по такой схеме обкатали в Галифаксе, и не поморщились, когда он плыл из Нью-Йорка в Россию. Хотя у него все ксивы были в полном порядке, ему их сам президент Вудро Вильсон справил, Шива б лучше не сделал! И, хоть бы буй, сунули в концлагерь для немецких военнопленных, пересрать не успел…
– Товарищу Тгоцкому стгах незнаком, – поджал губы Триглистер.
– Ага, верно, – кинул Вывих. – Ты Меер только гляди, при Педерсе такую муйню не спори, а то он от твоего Троцкого – без ума, прям кирпичами срет от восторга…
Щеки счетовода запылали.
– Я всегда думал, британские спецслужбы потакали марксистам, чтобы те сковырнули с трона Романовых… – заметил я мимоходом.
– Непгавильно вы думали! – еще сильнее зарделся Триглистер. – Англичане кгышевали масонов из Вгеменного пгавительства геакционега Кегенского. Всяческие кадеты, пгогеессисты, октябгисты и аналогичная контггеволюционная сволочь, под чьим водительством Госсии было уготовано занять место сыгьевого пгидатка – вот на кого делали ставку в Лондоне! И обосгались по полной пгоггамме…
– Где Ключ Иштар, сэр? – неожиданно перебил Вывих.
– В чемодане, где же еще ему быть? – удивился я.
– Давайте-ка сюда…
– Зачем? – не понял я.
– Побудет у меня, пока не минует опасность.
– Вы шутите, Гуру?
– С чего бы мне?! Был бы я агентом Intelligence Service, уже б стучался в дверь: тук-тук, это тут нелегально перевозят хрень из ожерелья Иштар, которую писанный долбобуй Лоуренс Аравийский проебал в окрестностях Борсиппы в 1910-м году? Даром он, по-вашему, рядом болтался, пока вы с мисс Болл песочек просеивали?!
– Если все так, как вы утверждаете, любезный Гуру, одно неясно. Отчего, в таком случае, пугающая вас своим всесилием и дьявольской осведомленностью английская разведка не заполучила артефакт раньше? Забрали бы и отправили в Амазонию свой корабль, по-вашему, в составе Grand Fleet меньше эсминцев, чем на Балтике?
– Судов у них ясно, хоть жопой жуй, – фыркнул Гуру, откупоривая бутылку. – А Ключа – нету. Я же сказал – проебали они его, с кем не бывает. Как говорят в России, и на старуху бывает проруха…
– Даже если и так, Ключ Иштар останется при мне, – безапелляционно заявил я им обоим. – Это мой Ключ, я его хранил, и именно я вставлю его во Врата, когда мы найдем Колыбель Всего…
Гуру что-то прикидывал в уме минуты две.
– Ладно, – изрек он в конце концов. – Принимается. Будь, по-вашему. – Хрен положить и Secret Service, и на Military Intelligence для ровного счета. Кто они такие, е-мае?! И кто я такой, чтобы встать на пути у Хранителя?! Мы без вас, полковник, как без грабель, то есть, я хотел сказать, без рук. Пирамида нам с Триглистером и не покажется, это сто процентов, если мы у вас Ключик Иштар конфискуем, по соображениям революционной необходимости. Верно я, Меер, гутарю?
– Это еще почему?! – осведомился счетовод, играя защелкой на чехле Томми-гана, как священник четками.
– Потому как Белая пирамида товарища Офсета – и есть Шамбала, которую я, по недомыслию в Гималаях искал, сколько денег угрохал – пиздец. Помните, полковник, что я вам у подножия Кайласа говорил, про который думают, будто Око Мира в нем пропилено? Я сказал, что Шамбала, где бы она ни была, умеет маскироваться, иначе ее давно бы уже с аэропланов вычислили. Но нет. Нету ее ни высоко в горах, среди заснеженных пиков, ни в глубоких ущельях подо льдом, ни на дне морском. Ибо Шамбала в другом, чисто духовном мире лежит, и показывает себя далеко не каждому, а только избранным. А вы, полковник, ее уже дважды видели. Значит – один из них. Вы ей явитесь, и она вам откроется – как Сезам. Ну а мы уж за вами, гуськом, в порядке очереди…
– Но нужда геволюционного момента тгебует от нас гешимости! – начал Триглистер.
– Заглохни, Меер, – беззлобно бросил Гуру. – Иди лучше, закусь какую-нибудь притащи, а то мне текила эта – поперек горла стоит, Майтреей клянусь…
– Вы всерьез думаете, будто я – избранный? – спросил я у Вывиха.
– А вот это мы ского выясним, уж будьте благонадежны! – процедил Триглистер и вышел, искать закуску для Вывиха.
– Хороший человек, но дурак, – резюмировал Гуру, когда за счетоводом захлопнулась дверь.
***
Не знаю, сколь обоснованы были страхи Вывиха, но вскоре мы беспрепятственно миновали Французскую Гвиану. Устье реки Ояпока, по которой проходит государственная граница с Бразилией, больше напоминает залив. Никем не потревоженные, мы проплыли мимо. Справа потянулся низкий лесистый берег бразильского штата Амапа.
– Мы почти у цели, – сказал Гуру, потирая ладони. – Слышь, Меер, это событие обязательно надобно взбрызнуть. По старому арийскому обычаю…
В общем, Гуру отрусил перышки, как говорят. Я же, напротив, сник и раскис, хоть причин падать духом не было. Мы почти у цели, приговаривал Вывих, а мне слышался в этом словосочетании приговор. Не то, чтобы меня везли на расстрел, конечно, но, пожалуй, впервые в жизни я не ощутил привычного воодушевления при виде джунглей на горизонте. Все было как раз наоборот. Мне не улыбалось подниматься на борт русского научного корабля, поджидавшего нас в устье реки, чтобы двинуться вверх по Амазонке к ее истокам. Я не жаждал составить компанию советским ученым, мне и Гуру с Триглистером оказалось за глаза. А меньше всего, мне хотелось воспользоваться Ключом, чтобы отпереть Колыбель. Как так, наверное, подумаешь ты, милая. А я и сам не знаю правильного ответа, Сара. В последние дни я часто думал о тебе и Генри, частице тебя, подаренной мне тобой. Я бы дорого дал, чтобы ты, будто по-волшебству, оказалась рядом. И, чтобы мы не разлучались больше никогда. И, чтобы отправились куда-нибудь втроем, мне все равно куда, лишь только подальше от Гуру с Триглистером. И, чтобы мы с тобой начали искать свою Колыбель, которую обязательно бы обрели. Я теперь знаю, где она, Сара, спасибо Гуру, помог разобраться, сам того не желая. Колыбель не в Амазонии, не в Гималаях и не на Луне. Она – в каждом из нас и у каждого своя, вот какая штука. В моей – только ты и Генри. Как жаль, я не понимал этого раньше. Слепец. Какая беда…
Пока «Приам» деловито пыхтел, наматывая на винты последние мили, остававшиеся до порта Макапа, столицы штата Амапа, мы с Генри проводили время на верхней палубе. А зачем томиться внизу, изнывая в духоте каюты? Стояла вторая половина июля, в Бразилии настал сухой сезон, он тут с августа по ноябрь, но воздух все равно оставался влажным, почти как в сауне. Мы находились в какой-то сотне миль от экватора, его условная линия делит устье Амазонки почти надвое, поэтому, по прибытии в Макапу, я имел все основания устроить для сына – День Нептуна – обязательный и такой памятный ритуал для каждого, кому посчастливилось впервые пересечь экватор. Я даже надеялся привлечь к этому делу Гуру, как по мне, из него бы получился первосортный Нептун. Ну а мы с Триглистером могли бы стать русалочками. Право слово, почему бы и нет. Была еще одна идея лучше этой. По моим прикидкам, нам предстояло достичь экватора в дельте Амазонки, уже находясь на русском научно-исследовательском корабле. И, в таком случае, сам Майтрея велел объединить усилия и устроить праздник для всех, и для нашего мальчика, и для матросов со «Сверла». Наверняка хотя бы некоторые из них никогда не бывали в Южном полушарии, и, значит, имели полное право получить свой День Нептуна. Это ведь нерушимый военно-морской обычай, думал я, а, кроме того, прекрасная возможность для членов команды сблизиться в радости. А последнее – исключительно важно, когда уходишь в долгое автономное плавание…
Террор – это большей частью бесполезные жестокости,
совершаемые ради собственного успокоения людьми,
которые сами испытывают страх.
Фридрих Энгельс
III. День Нептуна
26 июля 1926 года, Макапа, Амапа, Бразилия
Мы сошли на берег в бразильском порту Макапа, лежащем на северном берегу Амазонки, примерно в сотне миль от океанского побережья. Хоть Макапа и столица штата Амапа, этот городишко весьма немноголюден и скорее, является крупным поселком. Впрочем, и сам штат – один из самых маленьких и слабозаселенных во всей Федерации. Административный центр и жилые кварталы Макапы располагаются на порядочном отдалении от речного берега на отвоеванных у тропических дебрей участках земли. Прилегающий к порту район больше похож на территорию громадного и плохо организованного склада, по которой безо всякого видимого порядка разбросаны покосившиеся пакгаузы, ангары и открытые, огороженные проволочными заборами площадки, над которыми торчат унылые ржавые кран-балки.
Накануне Гуру, собрав нас в каюте, чтобы торжественно объявить: запланированное рандеву с советскими товарищами состоится именно в Макапе. Раньше Вывих держал эту информацию в секрете от меня и Генри, подозреваю, Триглистер был в курсе и прежде.
– По-моему, вы избрали не самое удачное место… – с сомнением начал я.
– Чепуха, полковник, оно ничуть не хуже других! И не надо на меня дуться, сэр Перси, все, что делается мной, осуществляется исключительно в целях конспирации…
– Мне приходилось пару раз бывать в Макапе, и я прекрасно знаю, что представляет из себя этот городок, – заметил я холодно. – И мне не совсем понятно, как нам печься о конспирации, которой вы уделяете так много внимания, когда в нас там пальцами тыкать станут. Поймите, Вывих, людей в Макапе – кот наплакал, посторонние – все наперечет. Каждого чужака – видать издали…
Я уже говорил: все эти дурацкие меры безопасности, о которых без умолку разглагольствовал Гуру по пути в Бразилию, порядком мне надоели. Особенно раздражал этот его менторский тон, взявшийся невесть откуда и на каких основаниях. Из всей нашей компании я был единственным, у кого имелся приличный опыт выживания в сельве, местность, опять же, была знакома мне как свои пять пальцев. А Вывих, чем дальше, тем больше строил из себя бывалого следопыта из романов мистера Купера, теперь вот взялся инструктировать меня, как мальчишку. Это совершенно никуда не годилось. Мне же, к слову, хватало такта не лезть к нему с нравоучениями, когда речь заходила о его любимой Шамбале, Майтрее и прочих тонких материях, в которых я ни бельмеса не понимал.
– А я с вами и не спорю, сэр, да, мы будем в Макапе – как белые вороны. Ну и хрен с ним! Насрать! Зато и к нам никто не подступится незамеченным, это понятно? В отличие от Рио, дурацкого сцаного муравейника, где в толпу праздно шатающихся черномазых жиголо очень даже запросто может затесаться какой-нибудь долбаный Франсуа Равальяк местного разлива с отточенным финарем за пазухой. Или с мачете, принимая в учет нравы латиносов. Я ясно излагаю, сер? Хуяк, ешь твою мать, и пипец, уноси готовенького. Слышали про Равальяка? Читали про бедного короля лягушатников Генриха Наваррского, который только и успел, что панталоны обдристать…
Я хотел энергично возразить ему, когда до меня дошло, мои старания так или иначе пропадут впустую, поскольку Гуру снова навеселе. Не в том смысле, что весел и беззаботен, если бы так. Наоборот, «Jack Daniels», который он прихватил из Нью-Йорка и глушил всю дорогу напополам с текилой с непродолжительными перерывами на сон, лишь усилил маниакальную подозрительность Гуру. Похоже, пьянство Вывиха не вызывало восторга у Триглистера, но Меер Аронович помалкивал из соображений субординации. А может, его даже устраивала шпиономания Гуру на фоне беспробудного пьянства. Как знать…
Не собираясь ввязывать в спор с алкоголиком, я порывисто встал из-за стола.
– В ваших словах есть гезон, полковник, – бросил мне в спину Триглистер. – Но место встгечи утвегждено вышестоящими инстанциями и его не пегеиггаешь…
– Амазонка в окрестностях Макапы дробится на множество рукавов, тот, у которого построили порт – не слишком широкий, – сказал я, уже стоя в двери. – Это я к тому, что вашему кораблю доведется подойти прямо к берегу, и его рассмотрят все, кому только не лень. О какой конспирации после этого неустанно болтает Гуру, в толк не возьму!
Вывих с Триглистером переглянулись.
– Впрочем, – продолжал я, – нам ведь в любом случае доведется соблюсти таможенные формальности. И, не знаю, как насчет наемных убийц, но если у наших недоброжелателей имеются осведомители в таможенной службе, они, при любых раскладах получат все сведения о нас сразу после того, как на вашем судне побывают таможенники…
Вывих и Триглистер снова обменялись многозначительными взглядами.
– Спасибо за ценную инфогмацию, полковник, – сказал Триглистер. – Считайте ее пгинятой к сведению. Но, повтогяю, не в нашей компетенции внести коггективы на ходу, поэтому будем дожидаться наших коллег в Макапе. В качестве некотогой компенсации спешу вас погадовать – на тот случай, если когабль задегжится в пути, для нас забгонигованы номега в местном отеле, и вы с Ганги сможете сколько угодно любоваться живописными окгестностностями…
– Гостиница называется Amazon Equatorial Hotel, мне докладывали, аховый уголок, будем жить, как дэвы, – решил сменить гнев на милость Гуру. – И кухня, по моим сведениям – пальчики оближешь… И все, поди ж ты, включено, включая местных шалав, благодаря международной солидарности трудящихся! Говорят, у буржуазного моряка в каждом, понимаешь ли, порту – по подстилке. А у нашего, советского моряка в каждом порту – по дюжине сочувствующих идеям Маркса пролетариев любого пола на выбор. А то и по две дюжины. Во как! Короче, будем в Макапе – как у Шивы за пазухой, мля…
***
Однако, нам не пришлось воспользоваться гостеприимством сочувствующих марксистам бразильских интернационалистов и узнать, как оно там, за пазухой у Шивы, удобно ли. Едва мы ступили по сходням на причал, как на горизонте показалось прибывшее из СССР научное судно.
– Вот и оно, – с нескрываемым облегчением вздохнул Гуру. – Как видите, сэр Перси, все в полном ажуре. Комар носу не подточит.
На «Приаме» только-только пробили три склянки, была половина второго пополудни. На прощание Триглистер с Вывихом побаловали нас сытным обедом, заказанным у корабельного кока. Утроили отвальную, по меткому выражению Гуру. Обед состоял из традиционных бразильских блюд. На первое нам подали фейжоаду, отварную черную фасоль, перемешанную с копченостями, маниоковой мукой, дольками апельсин и обильно сдобренную соусом, куда повара с «Приама» накрошили столько перца, словно были византийскими оружейниками, опробовавшими рецепт греческого огня. На второе Вывих заказал еще более гремучую смесь – пато-но-тукупи – кусочки утки, сваренной в остром, как бритва соусе, специй на камбузе явно не жалели. Мы с Генри и Меером Ароновичем, чтобы не воспылать изнутри, высосали литра полтора мате, это такой тонизирующий напиток из высушенных листьев парагвайского дуба, кстати, он ничуть не уступает кофе. Гуру, не удовлетворившись чертовым лимонадом, как он пренебрежительно назвал мате, во время обеда прикладывался к кайпиринье, как местные жители зовут коктейль из тростниковой водки, разбавленной лимонным соком. Вывих и мне предлагал отведать этот «чудодейственный напиток Виракочи» и «шипучку богов», но я отнекивался, уже зная, куда это нас заведет.
– Ну и Кали с вами, с упрямцем, – не стал настаивать Гуру, перенеся усилия на Триглистера. Пока не уговорил его сделать хоть один глоток за Сатья-Югу – грядущую эру всеобщего благоденствия. Меер Аронович отхлебнул, его сразу же развезло, и нам с Генри пришлось взять захмелевшего бухгалтера под локти. А потом выслушивать упреки окосевшего счетовода в адрес Вывиха. Оказывается, ему вообще противопоказано спиртное из-за хронического гастрита…
– Что же вы дали себя уговорить, мистер Триглистер?
– Чегт попутал, – каялся счетовод.
– Кали, кали попутала, дурень, – пророкотал из-за стола Гуру.
***
– Как, млять, швейцарские часики, – распинался Вывих, слегка покачиваясь, поскольку кайпиринья давала о себе знать и внутри него. Для пущей важности, Гуру многозначительно покосился на запястье, где красовались снабженные кучей циферблатов часы от известной компании «TAG Heuer». Как похвалялся сам Гуру, вещица стоила целое состояние и была подарком от немецкого отделения теософского общества Елены Блаватской.
– Лично Анка Бризант преподнесла, – хвастался он еще в Нью-Йорке. – Ничего себе так бабенка была, чумовая, млять… – и добавил, понизив голос. – К вашему сведению, Офсет, тот циферблат, что внизу, показывает обратный отсчет…
– Обратный отсчет? – не понял я.
– А то, – совсем уж шепотом добавил Гуру. – У него стрелки – в противоположном направлении вращаются, ясно? Как на ноль выйдут – все, шибздец, и сучке Кали, и ее эпохе, долбанной…
***
Приложив ладонь ко лбу козырьком, я принялся разглядывать советское судно. Как я и предупреждал Вывиха, у Макапы Амазонка не шире Темзы в окрестностях Лондона, поэтому, никакой нужды в бинокле не возникло. Судно и невооруженным глазом было, как на ладони. Его вид, признаться, несколько смутил меня. Судя по изящным обводам, за нами приплыл самый настоящий эскадренный миноносец. Правда, колпаки артиллерийских установок были демонтированы вместе с орудиями, а на кормовом гафеле реяло красное знамя со звездой, серпом и молотом, какое полагается нести гражданским судам Советской России.
– Черт бы меня побрал, если это не эсминец! – воскликнул я.
– А вы думали, за нами буксир пришлют? – съязвил Гуру. К слову, он, наконец избавился от маскарадного костюма мариачи, снова превратившись в военизированного ламу, имея в виду его знаменитую тибетскую шапочку и чисто армейского покроя френч с широкими накладными карманами. Триглистер вырядился еще экзотичнее, перещеголяв попутчика. Рубашка и шорты песочного цвета, высокие шнурованные сапоги и пробковый шлем, последний, явно на пару размеров больше, чем требовалось, превратили счетовода в пародию на британского колониального офицера.
– Великие дела со спущенными рукавами не делаются, – распинался Вывих, тыча в эсминец перстом. – Как говорят у нас в России, гулять так гулять, стрелять так стрелять, и так дальше. Товарищ Триглистер, а ну-ка, раскури-ка мне сигару…
– Смотгите, Гугу, как бы вас не укачало на богту, – предупредил Меер Аронович.
– Не боись, умник, не укачает, – лицо Вывиха приняло высокомерное выражение. – Раньше тебя укачает, крысу сухопутную…
– Товагищу Педегсу вгяд ли понгавится…
– Чего?! – перебил Вывих, багровея. – Заруби на своем крючковатом носу, Мишка, как научный руководитель проекта, срал я твоего Педерса с Пизанской башни. И, блядь, со Спасской, кстати, тоже…
– Так ему и скажите, Гугу? – глаза счетовода так яростно сверкнули из-под очков, что я не удивился бы, если бы Вывих воспылал, словно римская трирема под воздействием сфокусированного зеркалами Архимеда луча смерти.
– Даже не сомневайся, арифмометр ты ходячий. Ты дашь мне сигару или нет?!
В досаде закусив губу, Триглистер обернул ко мне раскрасневшееся лицо.
– Вас удивил этот когабль, не так ли? Так вот, уважаемый, ваше чувство вполне закономегно. Потому что пегед вами флагман научного флота Стганы Советов мобильный исследовательский центг «Богец за свободу тгудящихся Яков Свегло», пегеданный командованием гегоической минной флотилией. Нате, догогие товагищи ученые, пользуйтесь на здоговье! Еще можно сказать вчега, сэг Пегси, это судно богоздило могские пгостогы под позогным тгехкологом самодугов Гомановых в качестве лейб-гвагдейского эсминца «Панический». Но мы, магксисты, покончили с кгепостнической деспотией, а «Панический» пегеименовали в честь товагища Свегла, безвгеменно покинувшего нас вегногно согатника Владимига Ильича Ленина. С тех пог «Панический» служит тгудовому нагоду, как, впгочем, и все остальные советские когабли…
– Похвально, – пробормотал я, не представляя, что мне еще на это сказать.
Пока мы болтали, стоя на пирсе, русские моряки, действуя с завидной сноровкой, спустили на воду быстроходный катер, и он, выбросив бурун, отвалил от борта миноносца. К тому времени совсем развиднелось, легкий ветерок понаделал прорех в низкой облачности, с утра застлавшей небосклон от горизонта до горизонта. В образовавшиеся дыры брызнуло Солнце, у экватора жаркое, будто горнила сотен тысяч мартенов. На грязно желтой поверхности Амазонки заиграли ослепительные блики. Мне почудилось, и катер, и сам корабль – словно парят в мятущемся море огня.
– А, поскольку советский нагод-тгуженник не испытывает вгажды ни к какому другому нагоду, а, напротив, пгеисполнен самым искгенним бгатским интегнационализмом ко всем пголетагиям вне зависимости от цвета кожи и глаз, боевые когабли ему тепегь без надобности, – продолжал, все сильнее распаляясь, Триглистер. Подумать только, а ведь принято считать бухгалтеров сухарями! Ну вот, пожалуйста, я повстречал исключение из правила. Вне сомнений, в душе Триглистера дремал прирожденный оратор и даже трибун. И он – пробудился…
