Текст книги "Новый Вавилон"
Автор книги: Ярослав Зуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
– В начале лета 1906-го полковник снова тут прошел, – добавил Мишель. – Только уже с Полем Шпильманом и его людьми. В том году они поднялись вверх по Мадейре, в точности повторив наш путь…
– Точнее, это мы повторили их путь, – поправил Мишеля Жорик.
– Не придирайся, мелочный лягушатник, – отмахнулся папа.
– Что, тоже прилетели в Манаус из Сан-Паулу самолетом местных авиалиний? – съязвила я.
– И ты туда же, Брут?! – фыркнул Мишель. – Они высадились в Белене на океанском побережье, приплыв из Гавра. А затем проделали полторы тысячи миль вверх по Амазонке до устья Мадейры. Наверное, наняли какой-нибудь паровой катер или купили билеты на рейсовый колесный пароход, если сто лет назад между Беленом и Манаусом было налажено регулярное сообщение. Лично я здорово в этом сомневаюсь.
– Любопытно, как тут пролез эсминец? – молвила я, глядя на цепи отмелей в устье Маморе, издали они походили на волноломы, какими защищают гавани от штормов. У крутого, подточенного нехилым течением берега, бешено вращались водовороты, видок у них был такой, словно Маморе давала понять: не лезь меня, а то худо будет.
– Ты имеешь в виду «Сверло»? – уточнил Жорик.
– А что, по-твоему, эсминцы шастают здесь туда-сюда по десять раз на дню?! – желчно осведомился Мишель.
– Ну, у миноносца не такая уж глубокая осадка, – обронил Жорик, проигнорировав сарказм в словах приятеля. – Это же не линкор. Так что, с хорошим лоцманом…
– Ага, и еще, они приперли с собой из Кронштадта земснаряд! – не унимался Мишель.
– Точно, а посланцы Саддама Хусейна – атомную бомбу, взорвав которую, им удалось здорово углубить русло, – в тон папочке отвечал дядя Жора. Именно поэтому американцам не удалось найти ее следов в Ираке. Бомба у Химического Али была всего одна, и он отдал ее любимому племяннику…
– Вы о чем это болтаете? – не поняла я.
– Об иракской экспедиции в Амазонию, санкционированной лично Саддамом в 1996-м году, – пояснил Жорик.
– И такая была?! – я вытаращила глаза.
– А как же, – ухмыльнулся француз. – Я когда-то рассказывал о ней твоему отцу. Экспедицией руководил Ибрагим Абд аль-Маджид, прекрасный археолог, ведущий иракский специалист по истории Шумера. Мы с ним встречались пару раз, как говорится, шапочное знакомство. Парень приходился племянником генералу Али аль-Маджиду по кличке Химический Али, этот фрукт курировал при Хусейне самые секретные оборонные проекты. Иракцы получили разрешение боливийских властей на производство археологических раскопок в Тиуанако и Пума Пунку на восточном берегу озера Титикака. Но, приземлившись в международном аэропорту Ла-Паса, в сопровождении иракского консула, зачем-то отправились в противоположном направлении, в город Риберальту на северо-востоке провинции Васа-Диез, граничащей с бразильским штатом Рондония. Где погрузились в моторные катера и двинулись вниз по Рио-Бени, пока не достигли Рио-Мадре, Бени – один из ее притоков. Ну а оттуда – прямо сюда, к устью Маморе. Это, конечно, предположение, на самом деле, в последний раз иракцев видели живыми в порту Риберальты, когда они грузились в катера. Но, исходя из того, что через пару недель несколько спутников Абд аль-Маджида выловили из Мадейры как раз в этих краях, похоже, они нашли свой конец в Маморе…
– Они утонули? – похолодев, спросила я.
– Скорее, они умерли под пытками, – холодно сообщил Жорик. – На трупах, прости за корявый каламбур, мета живого не было. Вышел большой дипломатический скандал. В Багдаде – рвали и метали, но иракскому МИДу нечего было ответить боливийскому правительству, когда встал вопрос: а что, собственно, поделывали граждане Ирака на границе Бразилии с Боливии. В общем, историю замяли к обоюдному согласию сторон…
– Спасибо, Жорик, что успокоил мою дочь! – прошипел Мишель. – И что бы мы без тебя делали?!
Я не могла оторваться от Маморе. Она зачаровывала и пугала одновременно.
– То есть, никто из тех, кто здесь прошел или проплыл до нас, не вернулся обратно, верно? – ничего не выражающим голосом заметила я. – Никто…
Мне представилась известное полотно художника Васнецова «Витязь на распутье», с былинным богатырем, призадумавшемся на развилке дорог перед камнем, который, в случае ошибки, легко сделается могильным.
– Сэр Перси все же вернулся, – напомнил Жорик.
– Вернулся?! – бросила я. – Это в какой же из реальностей?!
Мои мужчины не ответили мне. Должно быть, им было нечего возразить. Дроссельные заслонки обоих наших Mercury были прикрыты, дозируя ровно столько топлива, чтобы нас не сносило течением.
– Ладно, – вздохнув, изрек Мишель через минуту. – Будет вам! Чего носы повесили?! Эдак мы скоро обратно повернем! Давайте, ребятки, ноги в руки и поплыли с Богом! Жорик, держимся боливийского берега, там вроде как бурунов поменьше…
Мишель провернул рукоять подачи топлива, и его лодка устремилась вперед.
– Держимся боливийского берега?! – переспросила я, попридержав Жорика за руку. – Какого к черту боливийского берега?!
– Того, что справа, – отвечал француз. – Маморе – пограничная река, по одну ее сторону – территория бразильского штата Рондония, по другую – республика Боливия, прошу любить и жаловать.
– А где ж погранцы, не пойму?!
– Какие погранцы, Ритуля, акстись?! Откуда им взяться в такой глуши?! Тут тебе не Сектор Газа…
– Но хотя бы какой-никакой катер патрульный?
– А какой от него толк на границе длиной в тысячу километров! Я же говорил, катер с наркокурьерами мы можем повстречать с куда больше долей вероятности…
– Умеешь ты поднять настроение, – скривилась я. Вместо ответа Жорик дал газу, и мы устремились вслед за Мишелем.
***
Я говорила, что Маморе издали, со стороны, походила на змею? Ну так вот, беру слова назад, змея – очень слабо сказано. Это была не змея, это какая-то перекрученная до усерачки пружина, прекрасное местечко, чтобы тренировать на выносливость космонавтов, типа, кто первым из них сблюет. От Нова-Маморе до Гуажара-Мирин, последнего относительно крупного населенного пункта на нашем пути, от силы – километров сто по прямой. Чтобы преодолеть эту смехотворную дистанцию, нам понадобилось трое суток. Мы перли, как парусник против ветра, которому надо на юг, а он рыскает галсами то на запад, то на восток, повторяя все бесчисленные повороты дурацкого русла. В итоге, у нас случился перерасход бензина, как с кислой миной доложил нам Мишель.
– Что ты предлагаешь? – спросил Жорик, почувствовав, у приятеля появилась идея фикс, которой ему не терпится поделиться.
– Вы с Ритой перебираетесь ко мне. Ваше корыто берем на буксир.
– Ты шутишь? – заартачился дядя Жора. – Эдак мы сэкономим пару стаканов в сутки от силы, в лучшем случае, зато, почти наверняка, запорем мотор. Течение черт знает какое сильное. Опять же – не забывай о порогах. Обходить их с груженым прицепом за кормой – хорошая заявка утопить и его, и себя. Игра не стоит свеч, дружище…
С горем пополам добравшись до Гуажара-Мирин, мы пополнили запасы топлива, заполнив все емкости, что были под рукой. Баки, канистры и даже парочку фляг из-под воды.
– Тут уж без шуток, ребятки, – предупредил Мишель. Следующие семьсот километров вверх по Маморе – натуральная Terra incognita. Никто не знает, что нас там ждет, но – не бензоколонки, это точно…
Бензин влетел нам в копеечку. О том, что с заправочными станциями в округе – не густо, знал не один Мишель, но и прохвост-продавец. Естественно, этот сеньор не упустил шанса погреть руки на путешественниках, ничего личного, просто бизнес. Нам не пришло в голову сердиться на него.
Хотела бы я тебе написать, Динуля, что после Гуажары-Мирин Маморе взялась за голову и стала паинькой, разгладилась и прекратила издеваться над нами, но, куда там. Наоборот, река, будто нарочно принялась свертываться мертвыми петлями летчика Нестерова, чтобы окончательно нас доконать. Заболоченная низменность, поросшая подтопленными лесами, осталась далеко позади. Берега выросли в высоту, как зубья дракона из греческого мифа о Ясоне и Золотом руне. Они превратились в обрывистые каменистые кручи, как где-нибудь на Урале. Наверное, Маморе, будто неутомимая исполинская землеройка, пропахала мягкие осадочные породы у себя на пути, но оказалась бессильна против сланца с гранитом, и они взяли строптивицу-реку в тиски. Она, ясное дело, не сдалась. Маморе делалась все уже и злее с каждым пройденным нами километром. Она неистово билась в объятиях, но, будучи не в состоянии освободиться от каменных уз, вымещала клокотавшую в ней ярость на нас. Ее русло походило на здоровенную траншею, с невероятным трудом пробитую саперами через скалы. Тот факт, что вместо могучих грейдеров потрудилась вода, не значил ровным счетом ничего. Какая разница, кто сколотил беличье колесо для самой белки, вынужденной вращать его сутками напролет?
***
На пятый или шестой день, я толком уже не вспомню, отец торжественно объявил нам, что мы покинули Бразилию.
– Мы в территориальных водах Боливии, Ритуля, – с приличествующим событию торжественным видом объявил Мишель.
– Где, в таком случае, веснущатые девицы в кокошниках и с хлебом-солью? – с мрачным видом осведомилась я.
– Остались в России, по всей видимости. Зато перекатов впереди, судя по карте, завалом, так что, глядите в оба. И ты, и твой дружек – лягушатник…
Было три часа по полудни по местному времени, мы только что наскоро перехватили всухомятку, как скаковые кони, не покидая лодок. Жорик, широко зевнув, обустроился на носу вниз животом с дымящейся сигаретой в зубах.
– Побуду вперед смотрящим, ладно? – сказал он мне с невинной детской улыбкой. – А то – спина расхандрилась немножко…
– Разве тебе в чем-то откажешь? – вздохнула я, зная, что француза действительно донимали боли в пояснице, прямое следствие избыточного веса и положения сидя, в котором мы проводили световые дни, постепенно складывавшиеся в недели путешествия. Даже мы с Мишелем, сухопарые от природы, испытывали некоторые неудобства. Жорик же откровенно замучался. Он не жаловался на боли, но этого и не требовалось мне, наблюдавшей, как он ворочается в лодке, подыскивая подходящее положение для спины, но не может его найти…
Улегшись на носу, затылком ко мне, дядя Жора завернулся в пронзительно красное клетчатое пончо, купленное на пристани Порту-Велью в лавке сувениров.
Постепенно вечерело, вдоль реки повеяло сквознячком, прохладным таким, освежающим. Я с удовольствием подставила ему щеки и лоб. Дышать стало значительно легче, чем в полдень.
Папа держался фарватера. Я пристроилась ему в хвост. Мы шли – в кильватерном строю, как готовая к бою на параллельных курсах эскадра начала прошлого века. Русская или японская, адмирала Того, на выбор. Только стрелять нам было не по кому, высокие берега оставались безлюдными.
Конечно, на стремнине нашим моторам доводилось несладко, зато мы не рисковали напороться на камни. Мишель помалкивал. Не окликал меня. Не оборачивался. Задумался о чем-то своем. Может, о маме? Жорик, убаюканный плеском воды и монотонным гулом моторов, отключился и теперь умиротворенно посапывал из-под пончо. Человек-гора, подумалось мне, и я улыбнулась…
Но, Жорику было не суждено как следует отоспаться в тот день. И, не из-за меня. Около половины шестого вечера двигатель нашей с ним лодки неожиданно забарахлил. Сначала заработал неустойчиво, затрясся и раскашлялся, исторгнув из своего раскаленного нутра сизое зловонное облако. Обороты упали еще до того, как я, машинально, убрала газ. Мы сразу же стали отставать.
– Папа! – крикнула я вдогонку Мишелю. – Жорик!!
Мишель и ухом не повел, продолжая отдаляться. Зато француз, сбросив плед, кряхтя поднялся на ноги и, растирая поясницу, поспешил ко мне на полусогнутых.
– Что стряслось, Ритуля? – и, прежде чем я успела ответить, потянулся за веслами, сразу же обо всем догадавшись сам. – Сворачиваем к берегу, Принцесса. Глуши шарманку, пока не пыхнула…
– Как думаешь, что с ним? – я выключила зажигание тумблером.
– Если просто перегрелся, тогда нам, считай, повезло. Если что-то полетело… – он развел руками, в которых уже были весла.
– И что тогда? – с чисто женской непосредственностью спросила я.
– Тогда вызовем эвакуатор…
– Не смешно…
– Значит, пойдем на веслах…
– На веслах?! – я с сомнением покосилась на темную воду Маморе, проносившуюся мимо борта с головокружительной быстротой.
– Или впряжемся в постромки и поковыляем вдоль берега, волоча лодку на буксире как бурлаки с картины Репина. Той, что выставлена у вас в Питере в Русском музее…
– Мы не на Волге, – напомнила я, хмурясь. – А мой город называется – Кирьят-Моцкин…
– Точно, – спохватился дядя Жора. – Я и забыл. Извини. Волга, кстати, хороша уже тем, что в ней не водятся пираньи… У вас в Хайфе их, правда, тоже нет…
Нас уже несло боком вниз по течению к далекой Атлантике. Жорик налег на весла, направив лодку к берегу под углом. Я поискала глазами Мишеля. Он успел отдалиться метров на сто.
– Папа?! – завопила я. – ПА-ПА!!!
– Зря стараешься, милая, пожалей горло. Если Мишель витает в облаках, то хватится нас разве что к вечеру…
Солнце едва касалось верхушек пальм, а над поверхностью реки уже клубился туман.
– Пальни-ка в воздух Рита. Только гляди, не подстрели какую-нибудь невинную птичку…
***
– Похоже, накрылась прокладка в блоке цилиндров, – подвел итоги Жорик, произведя вскрытие двигателя, как он сам назвал эту процедуру. – Вот, видите, – отложив гаечные ключи, он протянул нам жеванную картонную пластину с кучей прорезей…
– И из-за этой чепухи встал мотор? – не поверил Мишель, с презрением глядя на проштрафившуюся деталь.
– Ты, Моше, зовешь прокладку чепухой, поскольку не лепишь снежки тыльной стороной ладоней исключительно потому, что в Хайфе не бывает метелей, – осклабился Жорик. – К твоему сведению, без нее вода из охлаждающего контура смешалась с маслом. Нам еще повезло, что мы не запороли мотор…
Мишель выпустил воздух через ноздри, но воздержался от комментариев. В нашей маленькой экспедиции именно дядя Жорик слыл бывалым автомехаником. Не без оснований, кстати. Когда-то давно, в юности, еще до армии, Жорик увлекался мотоспортом, а по вечерам подрабатывая в мастерской, занимавшейся ремонтом двухколесных рысаков. Позже, на Ближнем Востоке, в рядах миротворцев, Жорику снова довелось возиться с двигателями внутреннего сгорания, в условиях пустыни они вечно хандрили.
– Жара и чертов песок гробят технику хуже артобстрелов и мин, – как-то рассказывал француз, когда гостил у нас в Кирьят-Моцкине и запросто починил мотороллер нашей соседке, тете Норе. Она уже хотела его выкинуть, и тут он попался на глаза Жорику. – Позвольте-ка мне, мадам, сказал ей Жерар, что-то там выкрутил, а потом вкрутил обратно, и мотороллер забегал, как новенький. Нора была так потрясена этим подвигом Геракла в исполнении медведя-француза, будто он при ней превратил воду в вино, как до него один всем известный еврей из Галилеи. Помнится, папочка тоже слушал приятеля, развесив уши. Формально числясь технарем, то есть, имея диплом о высшем техническом образовании, Мишель в железе разбирался туго, как говорится, с горем пополам, хотя, пожалуй, все же отличил бы винт от болта, а стопорное кольцо – от гайки.
Чисто теоретически…
– С чего бы, интересно знать, было прогорать твоей дурацкой прокладке? – кусая губы, сказал Мишель.
– Так ведь сколько миль отмахали почти без передыха, – заступился за технику Жорик. – Груженые, да еще против течения…
– Каких-то паршивых пару тысяч километров…
– Ничего себе, паршивых…
– Это что, пробег для нового мотора?!
– Он не новый, – напомнил француз. – Изрядно побегавший…
– Так тебе еще втюхали бэушный двигатель?!
Жорик с интересом посмотрел на приятеля.
– Тебе что, память отшибло? Я, Мишель, взял, что давали. Еще и gracias сказал…
– Ну ты и шляпа после этого!
– Точно, что шляпа, – согласился Жорик уныло. – Нет бы – дождаться новых моторов, которые обещали доставить со дня на день. Но, вот беда, у меня не было на это времени, поскольку один мой придурочный партнер ухитрился поселить нас в главном осином гнезде на всем побережье.
– На меня намекаешь?! – закусил губу Мишель.
– Намекаю? Боже сохрани.
– Сможешь заменить? – спросила я, делая папочке знак, чтобы умолк. Нам только ссор между своими не хватало, для полного счастья…
Жорик, с засученными рукавами и вечной честерфилдкой во рту, смахнул перепачканной ладонью пот со лба, оставив там темную полосу – вроде боевой раскраски у индейца.
– Вне сомнений, Ваше Высочество, – он ободряюще улыбнулся мне. – Главное, было бы чем… – вздохнув, француз вытер грязные руки ветошью.
– Ты что, не побеспокоился о ремкомплекте, зная, в какую хренову Тмутаракань мы премся на старых моторах?! – задохнулся Мишель.
– Еще как побеспокоился, – в голосе Жорика послышалась обида.
– И где же он, этот твой ремкомплект?!
– Надо искать, – сказал Жорик. – Не помню, куда я его сунул. Мы собирали вещи в большой спешке по причине, которую я уже назвал…
– Как он выглядит? – поспешила спросить я, видя, что Мишель воинственно надувает грудь.
***
Мы истратили на энергичные поиски еще два часа, вывернув буквально наизнанку содержимое обеих лодок.
– Такой целлофановый пакет, – бормотал Жорик виновато. – Я прекрасно помню, что он был…
– Может, мы его нечаянно выложили на одной из стоянок? – предположила я.
– Сомнительно, – качал головой здоровяк.
– Может, его вообще не было?! – злился Мишель. – А был ли мальчик, Жора? Может, мы только даром тратим время…
– Да не помню я…
– Ты прямо как Доцент в Джентльменах удачи! Тут помню, а тут – не помню!
– Так и есть…
Короче, мы ничего не нашли. Настали сумерки. Быстро стемнело.
– Становимся лагерем? – спросила я.
– Есть альтернативные варианты? – поджал губы отец.
– Ссориться бессмысленно, – сказала я примирительно. – Ну, потеряли. Бывает…
– Бывает, – кивнул Мишель. – Предлагаю всем вооружиться…
– Зачем? – удивилась я. – Никого же нет?
– А если появятся?!
– Кто, Мишель?! – подал голос Жорик.
– А хотя бы те бандиты, что прицепились к нам в Манаусе…
– Да ну брось. Если бы они за нами гнались, давно бы догнали. Сам сказал, мы прошли две тысячи километров…
– Значит, кто-то еще, – не сдавался Мишель.
– Да с чего ты так решил?! – взбеленилась я.
– А по закону жанра потому что! – отрезал отец. – Раз сломался мотор, значит, самое время появиться кому-нибудь, от кого мы теперь не сможем удрать…
Стоя на берегу в сумерках, мы уставились друг на друга. Признаться, после этих слов меня прошиб холодный пот. Я оглянулась на реку, туда, откуда мы приплыли, но там уже сделалось темно, хоть глаз выколи.
– Сплюнь, – сказал Мишелю Жорик.
– Тьфу, тьфу, тьфу, – раздалось из мрака оттуда, где стоял папочка.
– Я займусь ужином, – сказал Жорик.
– Огонь в кустах разводи, – напутствовал его папа.
***
Утром мы поступили так, как когда-то предлагал Мишель ради экономии бензина. Погрузились в папину лодку, взяв оставшуюся без мотора на буксир. Собственно, ничего другого нам все равно не оставалось. Ну, не возвращаться же обратно тысячу миль…
Скорость, понятно, упала до черепашьего хода. Сильное течение испытывало на прочность единственный уцелевший мотор, которому теперь доводилось отдуваться за двоих. Высокие обрывистые берега медленно проползали мимо, густой тропический лес, покрывавший их, казался живой стеной, исполинским частоколом заколдованного пиратского форта на острове сокровищ. Порой русло становилось таким узким, что раскидистые кроны с противоположных берегов были готовы сомкнуться у нас над головами в подобии тоннеля метро. Нас накрывала тень, и мы машинально вжимали головы в плечи, ибо в джунглях кипела жизнь, и из чащобы неслись звуки, свидетельствовавшие, там полно диких зверей, и они растревожены нашим наглым вторжением.
– Представляешь, Марго, что чувствовали конкистадоры Франческо де Орельяны, когда выгребали тут против течения четыреста лет назад? – спросил дядя Жерар. Ему пришлось наклониться ко мне, чтобы перекричать рев мотора.
– Нет, – честно призналась я, подумав, что вряд ли ощутила бы себя комфортнее, поменяв свои старые армейские брюки и камуфляжную куртку с миллионом удобных карманов на дурацкую стальную кирасу и капеллину, как, если не путаю, звались нелепые клепаные каски конкистадоров. Один высокий, чисто петушиный гребень на макушке этой кастрюли чего стоил? Курам на смех! Да и вообще, выпадешь в железных доспехах за борт, и adieu. Камнем на дно, без вариантов…
Но, конкистадорам было на неудобства начхать. Эти спесивые охотники за приключениями перли напролом, не имея под рукой ни антибиотиков, ни сотовых телефонов, ни спутниковых навигаторов, ни многозарядных скорострельных винтовок, ни моторов, а только ром в качестве антисептика, шпаги с алебардами – чтобы отбиваться от туземцев и алчность с гордыней – в качестве основных побудительных мотивов. И они были готовы терпеть любые лишения, кроме того, забраться в пасть ко льву, то есть, ягуару, лишь бы добиться своего. Найти легендарную Вилькабамбу, сказочный город в самом сердце джунглей, где и крыши храмов, и кирпичи стен, и даже булыжники мостовых – отлиты из червленого золота. О, ради него и конкистадоры, и сопровождавшие отряды католические миссионеры перебили бы всех, кто осмелился встать у них на пути. Они пролезли бы в любое пекло, и даже на Луну, если бы им представился шанс подняться туда. В конце концов, чем Амазония не была для них Луной или даже Марсом? Ведь, прежде чем Аполлон с Нилом Армстронгом на борту отправился туда, астрономы сделали тысячи ее фотографий, а математики высчитали маршрут, заложив данные в громоздкие вычислительные машины. Наконец, за полетом на Луну в прямом эфире следил весь мир. Что из перечисленного выше было у конкистадоров? Ответ однозначный: ничего. Ни радиосвязи с целым Хьюстоном на проводе, ни карт. Одна лишь безумная отвага…
Я невольно улыбнулась, представив Франциско де Орельяну и его спутников, Гаспара де Карвахаля и Мартина де Муруа Нилом Армстронгом, Базом Олдриным и Майклом Коллинзом в скафандрах у лунного модуля. Наверное, они бы не слишком обрадовались, узнав, что кругом никакого золота, и даже кислорода – кот наплакал…
***
Ближе к вечеру обрыв на правом берегу неожиданно скатился к самой кромке воды. В образовавшейся ложбине на новых с виду сваях стояла будка вроде лагерной вышки. Я невольно напряглась в ожидании, когда оттуда выглянет вооруженный пулеметом МГ-42 надзиратель в эсесовской униформе, чтобы рявкнуть нам: Arbeiten! Впрочем, Achtung, Juden, тоже, наверное, подошло бы. Вот она, память крови, та самая, передаваемая из поколения в поколение на генном уровне, существование которой семьдесят лет назад безуспешно пытался доказать Рудольф Штайнер. А ведь ничего и доказывать не надо.
На песке у самого берега виднелись следы, оставленные носами причаливавших тут моторок. Чуть выше по течению покачивался на легкой зыби свежевыкрашенный стальной причал, пара металлических бонов, связанных дощатым настилом. Здесь, вне сомнений, швартовались суда покрупнее. Причал удерживали у берега несколько тросов, без малейших признаков ржавчины, густо смазанные гудроном.
– Вот и чудненько, – воспрянул духом приунывший было Мишель. – Образцовый порядок! Сразу видать – хозяйственные люди, а не шалопаи какие-нибудь. Значит, и запчасти имеются, не то, что у некоторых…
– Да уж, – протянул Жорик, положив руку на цевье ружья. Мы расчехлили оружие еще накануне, когда Мишелю взбрело в голову, что поломка мотора – лишь первый звоночек, так сказать, начало черной полосы, сменившей белую, она мол, и так была подозрительно долгой – больше двух тысяч километров – как по маслу…
Немного выше по склону, на тщательно расчищенной от тропических зарослей поляне, стояло несколько сколоченных из досок хибар. На обширной веранде одного из домов вполне миролюбиво колыхалась свежевыстиранная одежда. Правда, сама одежда была отнюдь не мирной: – пять или шесть камуфляжных штанов армейского покроя и примерно столько же курток…
– А ты думала разглядеть подвенечное платье? – ухмыльнулся дядя Жорик, проследив за моим взглядом. Впрочем, как говорят, у страха глаза велики. В конце концов, и мы были одеты, как солдаты. Правда, моя старая полевая форма диссонировала с принятыми в джунглях оттенками, но в остальном, что касаемо покроя… Словом, одежда, смутившая нас, могла принадлежать кому угодно, лесникам, лесорубам, егерям. Не обязательно – бандитам. Но, разумеется, списывать последний вариант со счетов тоже не следовало…
Мимо хибар проходила огненно-рыжая грунтовая дорога. Колея, накатанная внедорожниками. Людей видно не было.
Пока мы с Жориком вращали головами и нервно теребили оружие, папочка решительно взял к берегу, не спрашивая нашего мнения. Поскольку он сидел у руля, итальянская сидячая забастовка была единственным нашим уделом. Мы не могли проголосовать даже ногами, как говорили о евреях, когда те выезжали из СССР.
– Эй, Нахимов, куда собрался?! – подал голос француз. – Поплыли отсюда с Богом!
Но Мишель пропустил эти слова мимо ушей. Минута, и нос нашей моторки ткнулся в берег, как теленок в коровье вымя.
Не успели мы толком причалить, как на веранду выглянула смуглая ла мегера средних лет. Наверное, решила, вернулись хозяева штанов, даже успела машинально тронуть развешенные на веревках вещи, проверяя, не высохли ли. Узрела незнакомцев и остолбенела в сильнейшем замешательстве. Что сказать, мы забрались в дремучие дебри, где каждое новое лицо – событие. А тут лиц было – целых три. Что ждать от пришельцев, незнакомка, понятно, не знала. В России говорят – незваный гость – хуже татарина, имея в виду трехсотлетнее Золотоордынское Иго. И еще в России говорят: закон – тайга…
– Здравствуйте! – крикнул папа, спохватился и повторил на испанском: – Buenos dias, senorita. – Перемахнул через борт и добавил по-португальски, на всякий пожарный случай: – Bom dia…
Женщина еле заметно кивнула в ответ, по ее губам пробежала бледная улыбка.
– Ola senhor.
– Отлично! – с воодушевлением воскликнул Мишель. – То есть, я хотел сказать, multo bem!
И, всем своим видом источая самые добрые намерения, зашагал навстречу незнакомке по песку. Правая рука отца была пуста. В левой тускло поблескивал электронный разговорник, специально для таких случаев купленный в одном из супермаркетов Хайфы. Это было накануне нашего отъезда, папа был доволен как слон и, потрясая у меня перед носом приборчиком, даже процитировал известный отрывок из книги Берешит:
– И сказал Бог, и народ один, и речь у всех одна, и это лишь начало их деяния. А теперь не будет для них ничего невозможного, что бы они не вздумали делать. Сойдем же и смешаем там речь их, чтобы один не понимал речи другого…
– И рассеял их Бог оттуда по всей земле, и они перестали строить город. Поэтому наречено имя ему Бавель, ибо там смешал Бог язык всей земли, и оттуда рассеял их Бог по всей Земле… – наизусть закончила за него я. – Это ты к чему, папочка?
– Как это, к чему? Да здравствуют научный прогресс и корпорация Sharp, вот к чему. Аллилуйя!!
– Что он творит?! – процедил дядя Жора из другой Вселенной, и я вернулась обратно, из уютной солнечной Хайфы на берега Маморе, в верховья Амазонки.
– Что тут у нас на карте обозначено, принцесса? Глянь-ка, будь добра…
– На карте? – видимо, частично я все еще оставалась в родной Хайфе.
– А я как сказал? – правая рука дяди Жоры продолжала лежать на лакированном орехе приклада.
Выудив карту, я развернула ее на коленях.
– Что это за населенный пункт? Есть хотя бы какие-то предположения?
– Пуэрто Трапиче, наверное…
– Дай поглядеть!
Я повернула карту так, чтобы он смог сориентироваться.
– Не сходится, – Жорик покачал головой. – Пуэрто Тропиче – побольше будет. Да и выше по течению однозначно. Кроме того, там Маморе точно на запад течет, а здесь – ровно на юг, – француз сверился с компасом. – Что скажешь?
Я не успела ответить. Обменявшись с незнакомкой парой фраз, каждый раз при этом клацая по клавишам своего волшебного переводчика, папа поспешил обратно, лучезарно улыбаясь.
– Все изумительно! – сообщил Мишель на ходу. – Эта сеньорита сказала, у нее есть бензин, и она готова продать столько, сколько надо. А нам, кстати, не помешает пополнить запасы горючки, если, конечно, вам не улыбается проделать обратный путь на веслах. Жорик, у тебя еще остались бразильские реалы? Если нет, баксы – тоже сгодятся…
– Запасемся топливом в Пуэрто Тропиче…
– Чем тебе здешний бензин плох?
– Я ни минуты не сомневаюсь, бензин, который ты вознамерился заполучить, самый лучший во всем бассейне Амазонки, – сердито буркнул Жорик. – У него просто потрясающее октановое число, и еще, он чист как слеза! Одна проблема, он принадлежит наркомафии. Так что давай как двигать отсюда, по добру, по здорову, пока не вернулись парни, чьи запасные штаны болтаются на бельевых веревках. Потому что, как только они появятся, будет тебе и бензин, и реалы, и баксы, и еще тридцать три удовольствия оптом!
– Она, – папа махнул в направлении хибары, за порогом которой скрылась незнакомка, – сказала мне, что запчасти, какие только угодно, есть в поселке. Он всего в пятистах метрах от берега. Видите, дорогу через лес? Там фактория, а при ней магазин и склад запчастей…
– Мишель, ты что, уши с утра не мыл?! – похоже, дядя Жерар был примерно в паре градусов от точки кипения. – Ты меня задницей слушаешь?!
– Ушами, и, похоже, у тебя приступ паранойи, Жорик! – отмахнулся Мишель. – Но я ему не поддамся!
– Это говоришь ты?! – вытаращил глаза здоровяк. – После того, как запрещал нам с Ритой включать мобильные телефоны?!!
– Не вижу ни малейшей связи, Жорик!
– Тебе что, коксом разжиться приспичило?!
– Меня приспичило разжиться запчастями. Я спокойно схожу в деревню и раздобуду ремкомплект. Десять минут туда, десять обратно, делов-то…
– Мишель, единственным, чем ты разживешься там, куда собрался, будут неприятности. Ты навлечешь на нас беду!
– Любопытно, каким это образом? Сеньорита сказала, в поселке – иезуитская миссия и лесозаготовительная контора…
– Где ж тогда бревна, сплавляемые лесорубами по реке?!
– На складе!
– Мишель, на том складе лежит кока, – вид у дяди Жерар стал усталым. – По-моему, это ясно даже ослу…
– Ослу ясно, а мне – нет, – уперся отец. – Зато я отдаю себе отчет: до твоего Пуэрто Тропиче гребаного нам еще переть и переть, как до Москвы рачки, километров триста – как минимум! Любопытно, что вы оба запоете, когда накроется второй мотор?! А выключенные мобилки ты сюда даром приплел. Я спутников-шпионов, как прежде опасался, так и сейчас опасаюсь! Только они – у сверхдержав есть, а не у наркобаронов. Не тот уровень. Так что, пускай они там, хоть коку растят, хоть коноплю, хоть черную редьку, мне – без разницы! А хотя бы и грибы с галлюциногенами! Моя хата – с краю, я – мирный турист без мотора, мне – запчасти надо!
