Текст книги "Я буду только для тебя (СИ)"

Автор книги: Ярина Рош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

13

И вскоре завьюжила и закружила зима свои снежные карусели, подхватывая хлопья снега и кидая их на вышедшего путника на улицу.

Редко кто проезжал по улице в такую метель. Только пробегали до сарая покормить живность и опять в тёплый дом – греться у печки.

В такую погоду все сидели по домам, поглядывая в окна на белоснежную красоту, покрывшую землю.

Но вскоре пришлось вылезать на мороз, чтобы расчистить хоть немного двор.

Снег падал пушистыми хлопьями и уже забор был укрыт под толстым одеялом, а зима, насмехаясь, всё сыпала и сыпала снежинками.

И вскоре уже из окна остался маленький просвет для обзора улицы.

–Занесёт, ой, занесёт, – причитала Малаша.

–Иван, пойдём, покидаем снежок, – предложила Оливия. – Откидаем немного.

Выйдя во двор, она осмотрела двор, который они недавно чистили с сыном, но он опять был завален снегом.

–Траншея. Сколько снега, сколько снега! Уже некуда кидать, – промолвила Оливия, поглядывая на снежные сугробы вокруг дома.

Порадоваться бы такой снежной зиме, но если снег ещё денька два не перестанет падать, то кто их откапывать будет?

Взяв лопаты, они стали откидывать снег с чищеной территории. Дойдя до калитки, остановились, потому что упёрлись в сугроб высотой почти метр.

Вытянув шею, Оливия посмотрела по сторонам: на заснеженном пространстве крыши домов смотрелись, как шляпки грибов.

У соседей было видно, что Архип тоже воюет со снегом: комья снега летели в разные стороны.

Знали, что каждый чистит свой двор и должен быть хотя бы какой–нибудь простор, но картина слилась в одно искрящее полотно.

– Иван, давай попробуем прорубить окно в Европу! – рассмеялась она, стараясь подхватить верхний пласт снега, который сразу же упал на неё, обсыпая холодным потоком.

И они начали пласт за пластом продвигаться вперёд, но вскоре оставили затею: им оставалось только рыть подземные, нет – снежные ходы.

Уставшие и раскрасневшиеся от мороза, они наполнили комнату ароматом свежего морозного воздуха.

К счастью, наверное, услышав стенания людей, снег перестал падать, давая передышку до следующего снегопада.

Снег стал опадать, и все вышли на расчистку дороги, которая напоминала расходящиеся разветвления окопов.

Только мужики смогли ориентироваться сверху и откапывать проход к тем домам, где люди не смогли сами расчистить территорию.

Архип, похожий на снежного человека, прокопав к ним проход, с улыбкой спросил:

– Вы тут как? А то Дарья расстраивается, что занесло вас. А вы молодцы: двор чистили от снега. Пойду, а то ещё откапывать дворы помочь надо.

Правда, в дальнейшем зима больше не подбрасывала такой обильный подарочек!

И постепенно под воздействием солнца, которое ярко светило и постепенно разогревалось, снег стал таять.

И зима постепенно уступала свои права сестрице Весне, а значит, скоро распустят свои листочки деревья, купаясь в тёплых лучах. Сойдёт снег с полей, и придёт время для людей.

Весенние работы будут набирать обороты, заставляя всех проснуться от зимнего отдыха.

Будут вспахивать поля, огороды, и благодатная земля с благоговением примет семена, по–матерински обласкает их и выпустит на волю, радуя людей новым урожаем.

Когда зазеленели листья на деревьях, радуя взгляд, и прогрелась немного земля, тихо ушла Малаша, не проснувшись утром.

Последнее время она лежала, женщине было уже трудно ходить по дому, только сидеть ещё могла на кровати, посматривая в окошко.

Оливия прибила к стенке кровати вожжи и помогала ей садиться, подкладывая подушки под спину.

А меняя постель и бельё, ей приходилось перекатывать Малашу с одного бока на другой.

–Ты у нас ванька–встанька! Есть такая игрушка. На бок уложишь её, а она в первоначальное положение встаёт. Как ни старайся – всё равно встанет. И ты встанешь, – подбадривала девушка её, понимая, что уже счёт жизни идёт на дни.

– Не встать мне, Оливия! Ты, если что, замуж иди. Приживётесь друг к другу. Одной тяжело тебе будет. Я хоть и не была крепкой опорой….

–Что ты! Я без тебя не смогла бы. Это ты мне опорой была. Ты для меня стала родным человеком, – говорила девушка, глотая слёзы и пряча глаза от неё.

Поглядывая на Малашу, она знала, что ей по меркам этого мира жить и жить. Здесь люди живут триста лет, только болезни или мор могли укоротить жизнь.

А у Малаши жизнь была не из лёгких. Третья из девяти детей бедной семьи, она с детства несла груз забот о своих братьях и сёстрах.

Вечно недоедала: еды не хватало на всю семью. Ей было шестнадцать лет, когда Малашу заприметил её будущий муж.

Стало жалко ему девушку, которой от силы можно было дать двенадцать лет.

В ту пору ему было двести лет. Он скорее взял себе помощницу для дома, чем жену.

Дети у него давно выросли, а сам он был вдовцом. Пять лет она жила возле мужчины, не разделяя с ним постель.

За это время поправилась, похорошела и сама уже пришла к нему. Поэтому у них и был только один сын, как дар Триединого за их доброту друг к другу.

Здоровьем Малаша не отличалась – сказались её голодные детские годы, и даже дальнейшая сытая жизнь не смогла ей укрепить здоровье.

Стало пусто в доме после ухода Малаши. Некому было поддержать и утешить её.

И девушка как–то сразу стала ощущать груз, который с ней та делила.

А за этим несчастьем пришла и другая беда. Пропала их кормилица.

Иван отвел, как обычно, её утром на выпас, а вечером не оказалось коровы на месте.

Искали и вечером, и весь следующий день, но так и не нашли.

Прошёл почти месяц, а тоска и пустота не покинула этот дом, будто кто сглазил их семью.

Поглядывая на притихших детей, которые ужинали, Оливия чётко осознала, что они остались одни.

И понимала, что череда событий приведет её к какому–нибудь результату.

Только вот к какому? Ей было понятно. Что ей придется выйти замуж без любви – без мужика ей не потянуть этот дом.

Раньше хоть Малаша снимала нагрузку домашних дел, а она с детьми занималась хозяйством.

Взваливать на восьмилетнего Ивана всю работу ей не хотелось – девушка и так видела, что он старается, но до его полноценного вклада в мужскую работу было далеко.

Он многому научился у Архипа, но привлекать того ей стало стыдно. А то уже Татьяна смотрит подозрительно на неё. Не хватало, чтобы и она ревновала.

И так слухи шли по деревне, а посудачить кумушкам было от чего. Один к девушке только хотел посвататься, так потом ходил с разбитым лицом. Тимофей дал понять, что ему не стоит подходить к ней.

Одни судачили, что полюбовница она ему, вот и отваживает всех женихов от неё.

Другие защищали: говорили, что никто не видел его у неё и некогда Оливии бегать на свидания – дом и дети на ней, да ещё лежащая старуха.

Как всегда, разделились мнения, но многие понимали, что Тимофей не со злобы никого к ней не подпускает, а от большой любви.

Никак не может он смириться с потерей и со своим положением, только все понимали, что выхода из этой ситуации нет.

– Мам, ты чего? – обеспокоенно спросил её Иван.

– Задумалась я. Вы кушайте, – улыбнулась она.

На столе стоял пирог с капустой. А ребятишки доедали гречневую кашу с мясом. На плите поспевало какао, которое так понравилось детям.

Отправила их отдыхать пораньше: им всем сегодня пришлось хорошо потрудиться.

Огород требовал подготовки к весенней посадке, вот им и пришлось его вскапывать.

Марьюшка в доме прибиралась, и сейчас у Оливии все руки болели от лопаты.

– Слишком рьяно взялась. Хочется побыстрее всё сделать, а не получается, – тихо проговорила она.

А в голове уже выстраивались все дела в большущую очередь.

Но самое первое – это надо договариваться о поездке в город. Муки ещё хватит, а крупа подходит к концу.

И самое главное, корову обязательно купить: без неё не будет сыра и дополнительного дохода.

Она не знала, что пропажа коровы было делом рук старосты.

Он устал видеть несчастной свою дочь и слушать её жалобы, что Тимофей до сих пор ни разу к ней не прикоснулся.

Даже в ту ночь он думал, что рядом с ним Оливия, всю ночь звал её по имени, и Фросе пришлось смириться с этим, крепко стиснув зубы.

Поэтому до сих пор злость и ревность на Оливию не проходила, и она требовала у отца что–то придумать, чтобы убрать девушку из деревни. Спровадить её с глаз Тимофея.

–Придумай что–нибудь! Пусть уедет. И тогда Тимофею некуда будет деваться, и он будет мой, – плакалась она отцу.

Вот он и придумал. Сначала увёл корову, а затем решил найти ей мужа в другой деревне.

Потому что последней каплей было, когда Тимофей наглядно показал, чтобы парни не совали нос к Оливии, а значит, он никому не даст посвататься к ней.

Они и сплетни пустили, что она его полюбовница, решив, что после такого девушка будет посговорчивей.

Только то ли совесть его заела или что другое, только договорился со знакомыми о молодом женихе, которому стукнуло двадцать пять лет.

Может, забоялся, что она за того, кто постарше, не пойдёт, а тут —молодой парень: не дурён лицом, то и быстро согласится.

Договорились, что жених приедет в деревню в гости, а Оливию он пригласит к себе домой и там уже договорятся. Если что, и денег даст.

Если всё сложится быстро, то распишут здесь же у него, и тогда Тимофей ничего не сделает.

Он знал, что Оливия его приструнит, чувствовал, что она на него благотворно влияет и быстро спесь с него собьёт.

До сих пор только издали наблюдает за ней, потому что её наказ —

не подходить к ней – он исполняет, даже не старается нарушить.

Оливия не знала и даже не догадывалась о планах старосты. Ей, конечно, приходила мысль уехать, но куда?

Она знала обо всех сплетнях о ней и о том, что Тимофей своим поступком закрыл ей возможность создать семью в этой деревне.

Девушка злилась на него и одновременно была рада, что он до сих пор любит её.

– Только от такой любви непонятно, что получится. Неужели он не видит, что трудно мне? А кто поможет? Всех распугал. Сделал одолжение. И я, дура, чего жду? – ворчливо рассуждала она, беря дошивать сорочку.

Смётку она уже сделала, похвалила себя за ровные стежки, и сейчас начала делать запошивку.

Сначала она прошьёт швом в строчку – здесь стежки должны близко размещаться друг к другу.

Затем она разгладит шов с другой стороны и подогнёт второй край, закрывая первый, опять обязательно прогладит и по краю пройдётся таким же швом.

Можно, конечно, пройти и швом для рубца, но ей нравился больше первый способ – он выходил более мягким.

Так как сорочку девушка раскроила под бретельки, то в этот раз решила немного облагородить её.

По груди и на подоле пройдёт вышивка ришелье, имитируя кружева.

В городе она их не увидела, но кто знает, может, в другом месте они есть, просто не дошли до этого городка.

И Оливия склонилась над шитьём, с горьким чувством, что такую красоту Тимофей и не увидит.

И одинокие слёзы тихо закапали из глаз. Вытерев их, услышала:

– И зачем слёзы льёшь? Ты лучше, хозяйка, молочка дай.

Она отняла взор от шитья и увидела напротив маленького мужичка: пшеничные волосы были всклокочены, маленькие глазки и пыльная растрёпанная борода.

– Леший, – рассеянно произнесла она.

–Фр.., чо удумала! Леший в лесу, а я тут – дома, – заворчал он.

– Домовой!?

– Наконец узнала! Домовой, домовой. Молочка дашь?

Оливия машинально налила ему молока в кружку и пододвинула пирог.

– Угодила, хозяйка, – благодушно ответил он после того, как умял угощение.

– Ты откуда взялся? Почему я тебя раньше не видела? – отойдя от внезапного появления чуда, задала вопрос.

– Так ты ещё в пору не вошла. Как вошла, так я и проснулся, – он смотрел и хитро улыбался.

– Не поняла, в какую пору? – заинтересовалась она.

– Так ты пришлая, не от мира сего. Вот когда ты приняла этот мир окончательно, то Создатель принял и тебя, так ты и приобрела пору.

– Слушай, давай без загадок. Ты мне всё объясни и про пору, и про Создателя, а то мне ничего непонятно, – попросила девушка его.

– Создатель – это всё вокруг. Можно сказать, природа, или Триединый, или мироздание. Как хочешь, так и говори, а для нас – это Создатель. В пору – ты свой дар развивать начала, вот я и проснулся.

– Какой дар? – удивилась она.

– Дар у тебя – делать природу вокруг лучше. Ты не задумывалась, почему в этот раз такой урожай собрали с полей? Это только из–за тебя. А в огороде? А грибы, ягоды, которые сами в твои руки идут? Люди в этой деревне не понимают, чего они могут лишиться, если ты уедешь отсюда, – продолжил он.

– Я пока не собираюсь уезжать, – пожала она плечами.

– Посмотрим. Не нам решать что будет, а что нет, – философски проронил он.

– Наверное, имя тебе нужно дать: где–то про это читала я. Или у тебя имя уже есть? – спросила она, раздумывая над его словами.

– Имя нужно, а то я спал и имя проспал, – рассмеялся он.

– Добрыня, – выпалила она. Почему такое имя, она сама даже не знает. Просто где–то в подсознании прозвучало это слово.

– Хорошее имя. Добрыня, – просмаковал он, причмокивая губами.

– Пойду, посплю ещё, сил набраться надо. Немного ослаб. А ты, хозяюшка, подумай, что нужно тебе в первую очередь собрать, если что, – и исчез.

– Не поняла. Что если что? – недоумение отразилась на её лице.

– Добрыня? – позвала она.

– Шустрый. Исчез, а мне ребус разгадывай. Если что? Что если?

14

Дня два Оливия думала о словах домового, но ничего конкретного так и не придумала, а новый жилец пока даже и не показывался на глаза.

Она рассуждала: что если ей уезжать по какой–то причине? Будь это замужество или её самостоятельное решение покинуть эту деревню, то ей придётся почти весь дом вывозить. На новом месте всё ей понадобится.

Только одна мысль не давала девушке покоя: неспроста домовой намекнул об отъезде.

А это значит, что какие–то перемены произойдут в её жизни. И ей очень хотелось, чтобы они были хорошими.

Оливия уже морально подготовилась к замужеству, только волнение и страх иногда накрывал её с головой.

Тимофея она знала, пусть и не так основательно, но была уверена, что он не обидит её и будет беречь, тем более между ними любовь.

А другой? Как бы не ошибиться в своём выборе и избежать ошибки в выборе мужа.

А то попадётся такой, с которым и жизнь будет, как в аду.

У него же не будет при встрече написано на лбу «я – хороший человек и не обижу».

А замужество подразумевает не только разговоры, но и тактильный контакт, которого она немного побаивалась.

«Не зная человека и – в постель! Ну почему здесь такое практикуется. Древность!» – возмущалась Оливия в душе.

И она понимала, что придётся смириться с таким положением вещей, и придётся решать все проблемы по ходу их поступления.

И надеялась, что время для сбора у неё будет, так что отставила эти мысли в сторону и стала заниматься повседневными делами.

Зачем расстраиваться над ещё несуществующими трудностями, о которых не знаешь и даже не предполагаешь об их существовании?

И о даре она также не стала волноваться: раз кто–то решил одарить её, то знает только он – для чего и почему.

Всё равно она ответов на эти вопросы не получит. Тем более каких–то дополнительных тревог её дар не требовал: хорошо вокруг, так пусть так и будет.

Кроме того, главная забота её ждала в городе и, договорившись с Архипом на завтра о поездке в город за коровой, девушка вечером сидела за столом и пила чай, обдумывая, что ещё можно прикупить в дороге.

Иван оставался старшим в доме: она наготовила им на полтора дня еды и знала, что дети голодными не будут.

Приготовила деньги, собрала и себе в дорогу продуктов. Добрыня пообещал присмотреть за ними. Может, что и забыла?

Свеча тихо горела, отбрасывая тени на столе, а девушка потихоньку пила чай, не замечая, что он уже остыл.

Оливия отсутствующим взглядом смотрела то в тёмное окошко, где лился лунный свет, освещая тусклым светом пространство, то на свечу.

Из забытья её вывел тихий скрип половиц, и она, подумав, что это кто–то из детей проснулся и решил попить воды, подняла голову.

В тёмном проеме стоял мужчина. Мгновенно вскочив со скамьи, она схватила нож и выставила перед собой.

– Ты кто такой? – грозно спросила она его.

– Хм. Решила ножом от меня защищаться? Храбрая, но глупая, – Оливии даже показалась, что он издал смешок.

– Что тебе надо? И выйди на свет, чтобы я тебя видела! – потребовала она.

– Не боишься? – он приблизился к столу, и девушка увидела воина, одетого в тёплую рубаху и меховую безрукавку.

Аккуратно подстриженная борода, волнистые волосы и тёмные глаза излучали насмешку и веселье.

– Оливия, вам надо быстро собраться и уходить отсюда. Тебе грозит опасность. Я помогу вас вывести отсюда, – прошептал он.

– А почему я должно тебе верить? – она тоже спросила шёпотом.

– Они не нашли в твоём доме бумаг, но ты видела того господина в городе, а он не любит свидетелей. Ты понимаешь, о чём я говорю?

– Понимаю, – сглотнув вязкую слюну, прошептала она, чувствуя, что волна страха прокатилась по телу.

Руки задрожали, а ноги так и подкашивались, но она смогла совладать с панической атакой и только ухватилась руками на стол.

Оливия помнит встречу, когда ездила последний раз в город. Среди людей она сначала заметила разбойника, который спокойно прогуливался по базару.

Окинув её взглядом, мужчина ехидно улыбнулся и, как ни в чём не бывало, пошёл дальше.

Оливия не стала заострять на нём внимание и продолжила осматривать товар.

Но подняв голову, встретилась с леденящим взглядом, от которого её пробрал мороз.

Девушка узнала того богатого господина. Разбойник что–то говорил ему, но она быстро отвернулась.

И не понимала, почему сейчас им понадобилось с ней расправляться?

Встреча была по осени и уже прошла зима. Столько времени прошло – пора забыть о ней.

– Я даю пять минут, чтобы вы собрались. Буду ждать у большого окна. Возьми только необходимое.

– А ты знаешь, что у женщины необходимое? – прошипела она, чувствуя, как адреналин заставляет учащённо биться сердце.

–…., – увидела немой вопрос.

– Весь дом!

– На весь дом времени нет. Пять минут, и время пошло, – прозвучало грозно, и он исчез в темноте.

Скинув оцепенение, она подбежала к детям и разбудила их.

– Мам, что случилось? – спросонья спросил Иван.

– Всё потом. Одевайтесь быстро в тёплые вещи и возьмите самое необходимое. Встречаемся в моей комнате, – прошептала Оливия и побежала собирать вещи.

Спустилась в погреб за деньгами, которые она прятала в корзине с овощами.

Оливию подгоняла только одна мысль: «быстрей, быстрей!»

Покидав всё в корзину, она, как на автомате, оделась и схватила корзину, где лежало её рукоделие.

Залетела на кухню, что–то положила, даже не задумываясь, и тут вспомнила:

– Добрыня, пойдём со мной. Куда я, туда и ты. Вроде так как–то говорят. Ты слышишь?

– Я готов.

И девушка побежала к себе в комнату, к окошку, где их нетерпеливо поджидал незнакомец с другой стороны.

Отдав корзины в его руки, она даже не задумывалась, что доверяется чужому человеку.

Спустив Марьюшку в руки незнакомца, она заметила, что сына нет рядом. Она растерянно посмотрела назад и уже хотела бежать в его комнату, но:

– Где Иван? – спросила она, наклоняясь через окно.

– Мам, я тут, – прозвучало за окном, и она с облегчением вздохнула.

Спустившись на землю и подхватив корзины, они гуськом направились через огород. Незнакомец вёл только ему известной тропой.

В деревне лаяли собаки, вдали играла гармонь, и даже слышался смех девчат, но за домом было темно и ничего практически не видно. Она несколько раз спотыкалась, чувствуя, как нога утопает в мягкой земле.

И с сожалением подумала, что в этот раз она простоит впустую и не примет ни одного зерна. И с горечью осознала, что столько труда они положили, вскапывая поле с сыном.

Вскоре они зашли в лес, где их ждала подвода. Погрузив небольшой скарб и усадив их, незнакомец вскинул вожжи, и лошадь начала свой путь.

Оливия с тоской смотрела в сторону покинутого места, и вдруг увидела взметнувшееся пламя.

– Горит, – прошептала она. – Дом горит!

– Тихо! Оглашённая. Тихо! – и он придавил её рукой, уже порывавшуюся бежать и спасать своё имущество, а то, что это её дом горит, Оливия и не сомневалась.

Так и проехали некоторое время: она, прижатая его сильной рукой и всхлипывающая, и дети, обнявшие её с двух сторон.

Оливия тихо плакала о доме, который ей стал родным: где она нашла своё место в этом мире, где девушку поддерживали, и где она обрела свою семью.

Сколько любви и заботы Оливия вложила в этот дом, а сейчас всё это уничтожается огнём!

И промелькнула мысль, что если бы чужой человек не протянул им руку помощи, то, возможно, что она с детьми погибла бы в этом пожаре.

И Оливия сильнее прижала к себе детей и благодарила Триединого, пославшего помощь.

А в это время в деревне около её пылающего дома горели такие же горячие страсти.

Тимофея облепили мужики, не давая ему возможности броситься в горящий дом. Он их скидывал, но на него наседали другие, удерживая его от необдуманного шага. Все понимали, что он погибнет там, если войдёт в дом.

Пока сбежалась вся деревня, деревянный дом был весь объят пламенем, и было видно, что крыша сейчас вот–вот рухнет.

Но обезумевший Тимофей ничего не хотел видеть и слышать: он рвался в дом спасать Оливию.

Раскидав мужиков, он сделал шаг к дому, но тут на его шее повисла Фроська, крича и плача.

Он бы и её отбросил, как кутёнка, только раздался треск, и крыша рухнула. Все охнули, а он встал, как вкопанный, и в отблеске пламени его лицо было искажено болью, и застыло страшной маской.

Посмотрев невидящими глазами на Фроську, он отнял её руки от себя и с силой оттолкнул. Она упала на землю и смотрела на него растерянно.

–Постылая, – зло выплюнул Тимофей ей. Развернулся и медленным шагом направился сквозь толпу, которая уступала ему дорогу.

Фроська сидела на земле и выла, поняв, что этим словом он поставил крест на их семейной жизни.

Ничего у неё не будет: ни семьи, ни детей, ни мужа. И только сейчас она поняла опрометчивость своего поступка и расплату за своё упрямство и зависть.

Было тихо, все были шокированы разыгравшейся семейной трагедией, и только жар и треск пожара говорил, что можно разрушить в одно мгновение всю жизнь.

И в этой тишине прозвучал осуждающий голос Дарьи:

– Такую любовь загубили на корню.

Фроська, поддерживаемая отцом, с опущенной головой прошла сквозь толпу, будто шла на эшафот.

Никто в это раз не сочувствовал ей, увидев, как Тимофей бросался в огонь за своей любимой.

Никто не ожидал такой любви между двумя людьми, и многие искренне пожалели, что осуждали их.

Но внимание переключилось на пожар, который мог перекинуться на другие дома.

Только их опасения были напрасны: ветра не было, и остаток огня вскоре затушили, оставив обгоревшие брёвна во дворе, которые ещё много времени будут напоминанием об искренних чувствах, о людской зависти и подлости, и о разыгравшийся трагедии.

А Тимофей в это время брёл по лесу и не видел, куда идёт. Он ничего не соображал, боль в груди встала, как кол, не давая вздохнуть полной грудью.

Он рванул рубашку, порвав её, и стал тереть грудь рукой, стараясь убрать боль или хотя бы ослабить натиск, но она не проходила, и от этого он тихо стонал, желая освободиться и дать свободу этому чувству.

Его мотало из стороны в сторону, будто он только что вышел из кабака, пьяный и ничего не соображающий.

Ноги заплетались, плечи поникли, но он упрямо шёл, не видя ничего вокруг.

И только ноги знали путь и привели его к их укромному месту, где они встречались и расстались с Оливией.

Горькие скупые слезы беззвучно текли по щекам, и борода останавливала их бег, и они оседали мелкими капельками.

Тимофей со стоном упал около дерева, обхватил руками голову и просидел до зари, вспоминая и проживая все мгновения своей жизни, которая была до его женитьбы.

То, что было после, он даже не воспринимал за жизнь, – это было только жалкое подобие её.

Он вспоминал каждый взгляд, улыбку своей любимой. Проживал все чувства, которые они дарили друг другу.

Он чувствовал вкус её губ, запах волос, податливое тело и ласковый голос, зовущий его: «любимый!»

– Нет, нет, не покидай меня! Люба моя! Не покидай! Ты жива! Жива, жива…, – тихо шептал, как молитву.

И он не хотел верить, что девушка погибла, сердце не принимало эту действительность, и оно билось с надеждой на лучшее.

Может, просто сердце не хотелось смириться с потерей? С потерей той единственной любви, которая дарила счастье, силу, крылья для него всё это время?

Он винил себя, что не смог уберечь её, не смог решиться и уехать с ней в другое место, не смог сохранить дар, данный ему Триединым.

Сможет ли он полюбить так же как любит он её, – нет, не сможет.

Она ему была дана, только она!

И тишину леса нарушали стон и тихий шёпот, зовущий свою любимую.

Тимофей поднялся с первыми лучами солнца и направился в путь, – куда, он и сам не знал.

В разорванной рубашке, угрюмый, он шёл, подставляя лицо под утренний прохладный ветер.

Ветки деревьев так и норовили ударить его по лицу, но он только отклонялся от них, ощущая их лёгкое прикосновение.

Тяжёлые тучи наползали на голубое небо, обещая дождь, но он упрямо шёл вперёд, не думая об укрытии.

После той ночи никто не видел Тимофея, – в деревню он не вернулся.

И поиски его ничего не дали, хотя вся деревня приняла участие в его розыске. Фроська так и осталась – и не женой, и не вдовой.