Текст книги "Я буду только для тебя (СИ)"
Автор книги: Ярина Рош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
10
Счастливая Оливия, принарядившаяся в красивое платье, ждала родителей Тимофея. Она суетилась около стола, накрывая для завтрака, а сама обдумывала, чем будет радовать гостей.
И не знала, что с утра деревня гудела, как улей: Тимофея застали в постели с Фросей – дочерью старосты. Красивая, но криклива и с гонором: она давно посматривала с завистью на Оливию.
Та не хотела принимать, что достался самый красивый парень девке, которая – пришлая в этой деревне.
И никто не знал, каким способом Фрося его завлекла. Только утром проснулся он в её объятиях, застигнутый врасплох её же родителями.
Поднялся в доме шум, крики и все вытекающие требования от такого внезапного внимания к их дочке со стороны кузнеца.
Только ошарашенный вид незадачливого жениха говорил о другом, и по деревне пошёл слушок, что по своей доброй воле он маловероятно бы попал в её постель.
Накануне Тимофей приходил в дом старосты по делам, а как выходил, никто не помнит.
Деревня есть деревня: всё подмечает, всё видит и всё разносит по дворам.
Бабы быстро сложили два плюс два и сразу вынесли вердикт такому странному поведению незадачливого парня.
И уже кто–то вспомнил, что Фроська собирала траву незадолго до этого происшествия.
Видно, он опоён был дурман–травой и не помнит всего, произошедшего с ним.
–Оливия! Ты уже слышала? Ты только не расстраивайся, – попросила Дарья, войдя к ним домой. Выглядела она растерянной.
–Что случилась? И почему я должна расстраиваться? – улыбаясь, спросила она её, ещё не зная главную новость, будоражащую деревню.
–Так ты ещё не знаешь? – шепотом спросила Дарья её, прикрыв рот рукой.
–Говори толком, что я должна знать?
Оливия смотрела на подружку и не могла понять, что её так взволновало.
–Так…, твоего Тимофея застукали у Фроськи, – выдохнув новость, она села на лавку.
–Ты что говоришь? Не может такого быть! – не веря сказанному, она смотрела на неё с улыбкой.
–Так ты не подумай. Тимофей не по своей воле там оказался. Сказывают, что приходил он вчера к ним по делам, а сегодня вылетел из их дома: весь взъерошенный, глаза стеклянные, ничего не видящие. Озирается и ничего понять не может. А когда всё прояснилось – бабы и смекнули. Вероятно, Фроська опоила его, что он совсем ничего не соображал. Уже и день свадьбы назначили, – грустно закончила она.
Оливия пошатнулась и плюхнулась на скамью. Испугавшись за неё, Дарья подбежала к ней и подала кружку воды.
Ничего не соображая из–за пелены перед глазами, Оливия закрыла глаза.
Подруга села и обняла её, выражая поддержку. Только чем она могла ей сейчас помочь?
Малаша сидела напротив, и по её щекам покатились слёзы от обиды на людскую злобу и зависть.
Она даже и не сомневалась в словах Дарьи. Никогда бы Тимофей не отказался от Оливии.
–Триединый! За что ты так с ними? – прошептали её губы.
Оливия была настолько поражена такими известиями, что ходила несколько дней, как чумная, на автомате делая дела, не чувствуя вкуса пищи, а ночами стонала от предательства людей и тоски по своему любимому.
–Ты поплачь, поплачь, – уговаривала её Малаша.
Только слёз у Оливии не было, – она походила на холодную льдину – без эмоций и чувств.
Быстро прошли дни, и наступил день свадьбы – даже день совпал тот же, что она с ним обговаривала.
Как ни уговаривала Малаша её не ходить на гулянку, но Оливия отрезала:
–Хочу посмотреть в её бесстыжие глаза и на него в последний раз.
Нарядившись, она заплела косу и, повязав платочек на плечи, вместе с Дуняшей направилась на чужое пиршество.
Столы ломились заставленные едой, и стояли, чуть ли за воротами двора.
Не поскупился староста, который позвал всю деревню отпраздновать долгожданный праздник, заполучив такого зятя – красивого и мастерового.
Да и дочка засиделась в невестах, – скоро двадцать стукнет!
Дарья с опаской посматривала на Оливию, но та вела себя спокойно, шутила, разговаривала со всеми.
Все знали, что увела Фроська у неё жениха, и в этот раз сочувствовавших было больше, – ни одна девушка не хотела бы оказаться на её месте.
И никто не знал, как ей сейчас тяжело, как холодеет её сердце, как стон и боль рвутся из груди, как хотелось ей убежать и спрятаться.
Но она здесь и сейчас, и хочет показать, что она и с этим справится, что она сильная, и никакой мужик не заставит её страдать!
Оливия стояла среди гостей, с улыбкой поглядывая на весёлых людей.
Вдруг все заволновались, засуетились, – это жених с невестой показались на крыльце дома.
Невеста в красивом, вышитом белом, платье с венком из цветов на голове, вся светилась от счастья, свысока поглядывая на остальных незамужних баб.
Всем своим видом будто говорила, что это она выходит замуж за самого красивого парня, а каким путём это ей удалось, её уже не волновало.
Она достигла своей цели!
Фрося обвела взглядом всех и нашла ту – свою соперницу, которой, как она считала, утёрла нос.
Она хотела увидеть её потерянной, сломленной, но увидела холодный насмешливый взгляд, от которого вздрогнула и постаралась побыстрее отвести глаза.
Почему–то слишком стыдно вдруг стало смотреть в глаза своей соперницы!
Не такую она хотела видеть её: красивую, спокойную, гордую и такую взрослую!
Прочитав в её взгляде вызов, она поняла, что своим поступком не сломила её, а наоборот, закалила.
И у неё даже появился страх, что Тимофей никогда не забудет свою любовь, а ей придётся выпрашивать его внимание.
Когда она решилась на такой поступок, то никого не слушала, думала, что совместная жизнь и одна постель сгладит всё, и он примирится и будет с ней.
А там детки пойдут, а они обязательно объединят их в одну семью.
И он простит её со временем. Он такой телок: мягкий и сговорчивый, а с её характером она будет крепко держать его в своих руках.
Тимофей стоял, и слабая улыбка блуждала по его лицу. Только вид его говорил, что он подавлен и не рад всему происходящему.
Хотя старался и расправить плечи, и поднять подбородок, но не укрылось от людей его обеспокоенный взгляд, который блуждал по толпе.
Он искал ту, единственную свою любовь, и, встретив её взгляд, полный боли, пошатнулся.
Потому что померкло в его глазах от сознания, что он потерял её на веки вечные.
А что он хотел увидеть в её глазах? Он и сам не мог ответить на этот вопрос.
Но эта боль полоснула его как острый нож по сердцу, и заживёт ли эта рана?– он не знал.
Шум, весёлый гам, весёлые голоса. Свадьба набирала оборот, и хмельные крики: «горько» неоднократно звучали со всех сторон, заставляя молодожёнов вставать из–за стола.
Жених торопливо целовал невесту в щёку, опуская глаза, и садился первым на скамью.
–Ишь, совестливый, – прошептала Дарья.
– На чужом несчастье своё счастье не построишь, – тихо ответила Оливия, но её слова слышали и другие, сидящие вокруг, с интересом поглядывая на несостоявшуюся невесту.
Тоскливо посмотрев на жениха с невестой, она налила себе вина и, выпив залпом, прокричала:
–Горько!
Тимофей и Фрося вздрогнули от её звонкого голоса, а остальные притихли, ожидая то ли скандала, то ли истерик со стороны Оливии.
–Ну да, ну да, что за свадьба без драки? – проворчала она, но вышла из–за стола и по–хулигански пропела, притоптывая ногой, подняв высоко подбородок:
Шла по речке по дощечки, Мне сказали: «Упадёшь! Замуж за кого хотела, За того не попадёшь!»
Эх…
Кабы знала, не ломала, Вишенку не вызревши, Кабы знала, не любила, Милого не вызнавши.
Эх….
Подружка моя, Жили с тобой дружно. Я любила, ты отбила – Ссориться не нужно!
Эх….
Закончив частушки и окинув насмешливым взглядом всех, перекинув платочек на плечо, которым она взмахивала в такт, гордой походкой ушла со свадьбы, оставляя всех в растерянности, но никого она не оставила равнодушным.
От её частушек веяло смыслом: бледный Тимофей сжал кулаки под столом, провожая девушку взглядом побитой собаки, а Фроська поджала свои губы и вся словно окаменела. А у парней и девчат были восхищённые взгляды.
Оставив свадьбу, Оливия бежала по лесу на их место, чтобы там выплакаться вволю, выплеснуть всю боль, обиду, отчаяние.
Девушка не замечала, как ветки трепали её волосы и цеплялись за платье, как слёзы застилали глаза, и она их смахивала платком, который держала в руке.
Упав рядом с деревом, где они миловались с Тимофеем, девушка завыла, давая волю слезам.
Плакала долго, со всхлипыванием, переходящим в вой, то затихающий, то нарастающий.
Кто её сейчас услышит? Только деревья или птицы, которым нет дела до рыдающей девушки, оплакивающей свою любовь, которая вспыхнула, как яркая звёздочка на небе и погасла, не успев насладиться величием вселенной.
Её первая любовь с Коленькой была похожа на уютный костёр, горящий ярко от подбрасываемых в него чувств под названием любовь.
И поэтому тепла им хватило на всю оставшуюся жизнь, потому что они сумели сохранить жар любви в своих сердцах.
–Видно, я счастливую любовь всю испила в прошлой жизни, – прошептала она, поднимаясь с земли.
И девушке в шуме деревьев послышался последний разговор с Тимофеем:
–Люба моя, как мне хорошо с тобой, – шептал он, крепко обнимая её.
–Знаешь, мне иногда страшно становится, как будто это красивый сон. И однажды проснусь, а тебя нет рядом со мной! И нашей любви будто и не было, – опуская свою голову на грудь, поделилась она своими опасениями.
–Что ты говоришь? Наша любовь навечно. Только ты и я. Люба моя! Как я хочу тебя! – и его горячие губы накрыли её в страстном поцелуе.
–Не здесь, люба моя, не здесь,– увидев её согласный взгляд, улыбнулся и крепче прижал к себе.
Лёгкий ветерок коснулся её волос и лица, заставляя высохнуть слёзы, и нежно подул на искусанные губы, заставляя прийти в чувства.
–Дурёха! На что надеялась? Забыла, какие люди бывают? Тебе наука на всю оставшуюся жизнь. Проморгала ты своё счастье, Оливия! Тут свои устои – не такие, как в прошлой жизни. Раз напакостил, – так женись, – шептала она себе.
Вытерев слёзы, она ещё немного посидела, прислушиваясь к шуму вечернего леса.
Постепенно пришло успокоение в её сердце, и она решила, что надо жить и дальше – ей есть, за кого волноваться. Жизнь на этом не остановилась.
Видно, не судьба ей быть с Тимофеем, – каждый выбирает свой путь.
Устало поднялась и потихоньку направилась домой, поёживаясь от вечернего холода.
Опустошённая и выжатая до дна последними событиями, она брела по лесу, не замечая ничего на своём пути.
Вечерний лес о чём–то шумел, птиц не было слышно, и постепенно всё засыпало до следующего дня.
Она машинально сорвала травинку и стала её жевать, чувствуя на языке его сок.
Тихий лес провожал Оливию задумчивой тишиной, и тихий ветерок трепал её выбившие волосы из косы.
Только где–то на подсознании она, услышав голоса, насторожилась и остановилась.
Выглянув из–за дерева, девушка увидела Филимона и ещё двух людей, – одного из них она сразу опознала. Это был разбойник, напавший на обоз.
–Что, совсем ничего не узнал? – услышала она вопрос незнакомца.
Присмотревшись к нему, девушка отметила, что одежда на нём, что сюртук, что сапоги, были из дорогого и добротного материала.
Его с проседью волосы были зачёсаны назад, и только маленькая прядь падала на высокий лоб. Хищные глаза глядели холодно на Филимона, и весь его облик походил на хищника, вернее, на стервятника, разглядывающего свою добычу.
Весь его вид говорил, что он из благородных кровей и привык только повелевать.
–Ничего, господин. Не видела она ничего подозрительного. И денег у неё нет, а то давно бы накупила себе обновы. Вы ведь знаете этих женщин, – заискивающе тот залепетал перед ним.
–Он вёз большую сумму, и она не должна была пропасть. Может, ты её взял?
–Нет, что вы, господин….
–Кроме денег у него были бумаги, которые мне необходимы. Обыщи её дом ещё раз. Доложишь ему! – он ткнул кнутом в грудь разбойника и пошёл прочь от них.
Онемев от страха и понимая, что весь разговор касался её, девушка осторожно отступила назад и была прижата к телу одной рукой, а вторая закрыла её рот.
–Не шевелись, если хочешь жить, – прошептали очень тихо на ухо.
Она замерла, наблюдая, как опустело место, где только что были люди.
Сердце замерло от парализующего страха, и холодный озноб волной пронзил всё тело.
–У тебя есть те бумаги, о которых говорил господин? – прозвучал требовательный голос, всё также закрывая рот и не выпуская из объятий.
Она отрицательно замотала головой. Оливия и правда не знала, о каких бумагах шла речь.
В кошельках были только деньги и больше ничего.
–Забудь, что видела и слышала. Я сейчас отпущу тебя, ты постоишь молча, не оборачиваясь некоторое время, и только потом пойдёшь домой, – тёплый воздух опалил её шею.
Она утвердительно кивнула, стараясь выровнять дыхание: девушке казалось, что она не дышала всё это время.
Когда руки исчезли с её тела, она постаралась постоять на трясущихся ногах, но не смогла и тихо опустилась на землю.
И теперь её мысли о несчастной любви оттеснились на задний план, выдвигая вперед страх перед смертельной опасностью.
Как докажет, что не брала она никаких бумаг, даже в глаза их не видела? И что они сделают с ней, когда ничего не найдут?
И кто этот господин? Что ему надо? И почему он связан с бандитами?
–Неужели и тут есть типа крёстного отца? – нервно прошептала она, уже оглядываясь по сторонам.
–Интересно, а кто был тот незнакомец? Следил за ними или охранял их? Если охранял, то сдал бы меня. Нет, он точно тоже охотится за этими проклятыми бумагами. И он знает, кто я и что была в обозе. Выходит, он следил за мной..,– шептала Оливия, убыстряя шаг, стараясь побыстрее дойти до деревни.
–Да не знаю я о них ничего! – с отчаянием прокричала она в пустоту, останавливаясь от бега.
Выйдя на околицу, она услышала ещё не стихающие звуки свадьбы, весёлые голоса и крики «горько!»
И она, как бы ставя точку на этой страницы своей жизни, прошептала:
Ой, крута судьба, словно горка. Доняла она, извела. Сладкой ягоды – только горстка, Горькой ягоды – два ведра.
Войдя в дом под покровом ночи, она увидела, что Малаша сидит за столом со свечой и ждёт её.
В доме было тихо, только блики свечи танцевали причудливый танец на стене. И от колебания света отблеск их то удлинялся, то укорачивался.
–Ты как? – взволнованно спросила та.
–Всё нормально. Всё переболит, притупится, позабудется. Выстоим. Не повезло, что скажешь, – сев рядом с ней, она положила голову ей на плечо.
–А Тимофей не испортил тебя? – тихо спросила Малаша, обнимая её.
–Нет. Да и он оберегал меня, лишнего ничего себе не позволял. Только целовались. Для себя берёг, а вышло, что для другого, – прошептала она.
–Тогда поплачь, легче будет, – посоветовала та.
–Уже наплакалась, навылась. Завтра глаза не открою от выплаканных слёз. Малаша, меня сейчас не это волнует. Подслушала разговор, идя домой. И знаешь, кто там был? Филимон и разбойник – его я сразу узнала, хоть и смеркалось, и ещё какой–то господин. А разговор был обо мне. Они ищут какие–то бумаги, о которых я даже и не знаю. Они думают, что раз я выжила, значит и деньги, и бумаги я взяла, – выдохнув, она рассказала о подслушанном разговоре.
–А ты не брала? – спросила Малаша.
–Каюсь, деньги я взяла. Видела, как мужик что–то прятал под телегой. Деньги нашла, а вот бумаг там не было. Может, он в другое место спрятал, а, может, я и не заметила их. Нашла деньги и обрадовалась. Только тот говорил о большой сумме, а эти погоды не сделают для такого человека. Для него пятнадцать золотых, что мёртвому припарка.
–Не к добру это! Филимон – плохой человек, с гнильцом. А то, что с разбойниками дружбу водит – это совсем плохо. Тебе надо быть осторожной! А то, что деньги припрятала, тоже хорошо. Жизнь долгая. Давай спать. Всё у нас будет хорошо, – она погладила девушку по голове и тяжело поднялась.
Только Оливия долго не могла уснуть, прокручивая все неприятности, которые снежным комом настигли её.
И вопрос был только в одном: раздавит он её или рассыплется мягким снегом около её ног?
Оливия, проснувшись следующим утром, почувствовала, что она стала другой.
Подобно гусенице, вылезшей из своего кокона и превратившейся в красивую бабочку.
Было ощущение, что прошлая жизнь ушла, и она вступила в новую действительность.
«Повзрослела», – отметила она эти изменения одним словом, взглянув в зеркало и увидев грустные глаза.
Провела рукой по волосам и почувствовала руку Тимофея, который любил гладить её волосы и вдыхать их аромат.
–Чёрт, что за наваждение! – пробормотала она.
Оливия вышла на кухню, подумав, что хорошо, что петухи снова разбудили её так рано. Пусть все поспят, а то переволновались за неё.
А то она со своей любовью потеряла контроль над всеми делами, будто выпала из реальности.
Хотя она понимала, что дела делались и выполнялись с лёгкостью и вовремя: всё–таки любовь придавала ей силы.
Убрав свои чувства поглубже, она занялась повседневными делами, рассудив, что слезами и нытьём уже ничего не изменишь.
Мой милёночек уехал И отсюда не видать. Я девчонка молодая На него мне наплевать.
Её родные, подтянувшиеся позже к столу, наблюдали молчаливую Оливию, готовившую им завтрак.
Даже Марьяша понимала, что ей сейчас плохо, и поэтому все тихо сели за стол.
А на столе уже стояли гренки с ломтиками огурца и варёной крольчатины.
Запах чая из ягод и трав заполнил комнату и напоминал им о прошедшем лете с его жаркими днями и тёплыми дождями.
Немного перекусив, Оливия направилась убирать в сарае, – повседневные дела требовали заботы и внимания.
Корову уже не выгоняли на выпас и сейчас она соседствовала с кроликами.
Подкинув им сено, девушка подумала, что скоро придётся звать Архипа: самой убивать кроликов у неё пока не поднималась рука.
Ей пришлось отселить кролей от крольчих, чтобы они подросли, на зиму она решила оставить троих кролей.
Она вспомнила, как Архип показал процесс снятия и выделки шкур. Оказывается, он по молодости занимался охотой, но потом забросил это дело: завёл семью и работы прибавилось. Только иногда ставил силки в лесу.
–Для снятия шкурки нужна верёвка и крепкая палка, – вспомнился его рассказ и наглядный показ разделки кролика. – Палка заостряется с двух сторон…, разрезаем шкурку на задних лапках…, и вдеваем концы палки в прорези, распиная на распорке, затем подвешиваем его на верёвке, вот на эту перекладину. И начинаем снимать с задних лапок.
Показывая и рассказывая порядок снятия шкурки, он так шустро её снял, вывернув наизнанку, что девушка даже и моргнуть не успела.
Затем аккуратно разрезал брюшко и вынул все внутренности. Оливия отметила, что спокойно наблюдает за всем процессом без брезгливости, хотя в душе очень жалела кролика и в своей жизни ни разу не убила даже курицы.
В той жизни этого и не надо было делать, – магазин был рядом – пошёл и купил, и вся проблема решена, а здесь ей придётся привыкать к такому порядку вещей.
Другой мир и другое восприятие всего происходящего.
Архип внятно и доходчиво объяснил и сам процесс выделки шкурки, который занимал длительное время.
Вроде ничего сложного, но если она никогда этим не занималась, то ей показалось, что она провозилась с одной шкуркой целую вечность.
Иван тоже заинтересовался и внимательно наблюдал, а затем стал помогать Оливии.
Сначала они аккуратно удалили ножом весь жир и плёнку, затем протёрли кожу влажной тряпкой.
Мех почистили от всех загрязнений, вывернув наружу, и натянули на правилки, которые представляли собой, деревянные треугольные приспособления.
Затем шкурку положили сушить. А затем начиналось самое хлопотливое дело: отмока, мездрование, обезжирование…
На каждом этапе Архип помогал и подсказывал им, так что они получили мягкие шкурки почти через неделю.
Пока она их сложила, решив потом пошить детям что–нибудь меховое.
11
Понаблюдав за кроликами и приласкав корову, она вернулась домой и занялась обедом. Малаша замешивала тесто на хлеб, а Иван убежал в лес с друзьями, только Марьяша смирно сидела на лавке и наблюдала за ними.
У Малаши ещё оставались силы замешивать тесто. Правда, вытаскивать из печи хлеб ей помогал Иван или Оливия.
–Архип заходил. Сказал, если в город нужно, то завтра он едет и тебя возьмёт с собой, – сказала Малаша.
–Наверное, надо съездить. Как думаешь, восемь мешков муки хватит до весны? – спросила Оливия.
Если приблизительно подсчитать, то у них четыреста килограммов муки.
–Хватит, даже с лихвой! В этот раз хороший урожай собрали, слишком хороший, такого никогда не было. Да и проса три мешка… хватит.
–Нет, крупы надо бы ещё подкупить. Пусть будет с запасом. Масло, соль. Шерсть хочу прикупить: напрядём пряжи и вязать будем зимой, что делать зимними вечерами? Надо чулки связать и носки, чтобы по дому ходить было теплее. Нитки купить, а то шкурки залежались. Сошью варежки ребятишкам и если останется – безрукавку себе. А то в плаще не набегаешься в сарай, – поделилась она своими мыслями.
Малаша посматривала на неё и думала, что сам Триединый помогает ей.
Прислал Оливию, которая приняла всю заботу о них, а то она думала, что помрёт, а дети совсем пропадут одни.
Когда пришла болезнь, первым слёг Михей, а за ним дети. Они вдвоем с Палашей метались между ними.
Когда помер Михей, Палаша и сдала, только держалась из–за детей, выхаживая их.
А когда поняла, что останутся они живыми, то и ушла вслед за ним.
А её, старую, почему—то хворь не задела: видно, Триединый оставил её для другой задачи – дождаться подмоги, чтобы не погибли её внуки.
В каждом доме была своя боль потерь, и она помнит, как горели костры за околицей, принимая в своём пламени тела умерших.
Не дали хоронить их, может, это было правильным решением Великого князя, и поэтому у них всего–то два дома остались пустыми.
В других деревнях, говорят, очень много опустело домов.
И теперь их Триединый наградил за смирение: такой урожай собрали, что все удивились и порадовались.
И сейчас налаживается жизнь у них, только она чувствует, что недолго ей по земле ходить. Видно она всё сделала, раз Триединый намекает ей на это.
–Малаша, ты что взгрустнула? – Оливия с беспокойством посмотрела на неё. Что—то болит?
–Нет. Всё хорошо, ты не беспокойся, – она улыбнулась.
Оливия чистила овощи пиллером (овощечисткой), которую ей сделал Тимофей.
Он быстро смекнул, когда девушка ему нарисовала и рассказала, что представляется собой пиллер.
Конечно, Оливия не обмолвилась, откуда у неё такие познания, но он был мастер своего дела, а самое главное – охоч до новинок и всего нового.
И у неё в арсенале хозяйки был такой нож и тёрка, венчик для взбивания.
Была у них задумка сделать мясорубку, но видно, не судьба: уже не получится с ним воплотить эту мечту.
–Ты одевайся потеплее, погода что–то резко изменилась, – посоветовала Малаша.
А сама подумала, что сам Триединый разгневался за людскую злобу и зависть. Раньше в это время было ещё тепло, а для холодов время ещё не пришло.
–Хорошо, оденусь, – улыбнулась Оливия, увидев, как та просветлела лицом: ушла озабоченность и тревога с лица.
Закинув овощи в суп, занялась обжаркой лука и томата, который прикупила у соседей.
Нет ничего сложного в приготовлении этой заготовки: ошпарив их кипятком и сняв шкурку, раздавила их деревянной толкушкой, посолила и потомила.
И сейчас томатная паста хранилась в погребе, а немного ниже стояла бочка с солёными помидорчиками.
– Надо сказать Ивану, чтобы ещё нарезал прутьев для кролей, – высказала мысль, которая вертелась в голове.
Оливия просто боялась, что не хватит чего—то для живности и придётся им бродить по лесу, утопая в глубоком снегу.
Всё-таки это её первая зима в этом мире, и она даже не знает, какие тут они бывают.
В своей деревне зимы были разные: то она выдавалась холодной и снежной, что все тропы были завалены снегом, то тёплые – почти бесснежные.
И снег в деревне чистила техника и разгребала основную дорогу, чтобы людям можно было спокойно добраться до любого пункта назначения.
Это в своём мире можно было сбегать и всё купить, что закончилось, а здесь завьюжит, занесёт, – и дороги не увидишь до города. Кто её будет чистить?
–Оливия, успокойся! Вы и так сена много заготовили, да и прутьев Иван наломал много. Досталось вам обоим за лето. Продыху не знали, – посочувствовала она, но не сказала, что был бы мужик в доме, было бы намного легче.
Не хотела бередить рану: она и так видела поселившуюся грусть в глазах Оливии. И серьёзней стала, будто на два года повзрослела.
«Отобрали счастье у неё, да и у него тоже. Жить с нелюбимой женой, которая обманом заманила, – тому тоже придётся нелегко. Только вопрос: смогут ли они выдержать тяжёлый груз?»
Взглянув в окно, Оливия с удовольствием наблюдала картину. На освобождённой земле от овощей уже стояли скирды сена, заготовленные на зиму для животных.
Сено они закатывали в рулон и приносили во двор, если приходилось нести сено издали. Обмотаешь её веревкой – на горб – и несёшь, сгибаясь под тяжестью.
Только Оливии надоело быть вьючным животным, и она попросила Архипа сделать деревянную тачку, на которой они и приноровились возить сено.
Оливия сильно не позволяла разрастаться стаду кроликов.
Оставляла одного самца и трёх самок. Поэтому они были всегда с мясом. С Натальей она иногда менялась тушками, и тогда в их рацион добавлялась курица, из которых она делала рулеты или варила домашнюю лапшу. Дети с удовольствием их уминали, а суп стал их любимым блюдом.
«Наверное, я перестраховщица. Много сена заготовили, да и веток Иван наломал целый воз. Права Малаша – хватит», – подумала она.
На следующий день Оливия выехала в полдень, чтобы к вечеру быть в городе, и можно было бы переночевать в таверне.
Утром пробегутся по базару и закупят всё необходимое, а после обеда обязательно им надо отправиться в обратный путь, чтобы добраться до своего дома дотемна.
Осень вступила в свои права, и день пошёл на убыль, давая возможность ночи преимущество.
Ночь и день! Они так круглый год соревнуются между собой, не замечая, что никто из них никогда не выиграет.
Укутавшись в плащ, Оливия расположилась на телеге рядом с Дарьей. Архип сверху накинул на них дерюжку для тепла.
–Пап, не замёрзнем, – засмеялась та.
С этой семьей у неё были самые тёплые отношения. Всегда придут на помощь, никогда не откажут.
–Архип, у кого подводу взял? – спросила его Оливия.
–У старосты, – услышала ответ.
–Сколько я должна?
–Нисколько. Он дал мне без оплаты, узнав, что ты едешь, – и он засмеялся.
–Видать, откупиться хочет.
–Чует, что деревня осуждает их за подлый поступок, – поддержала Дарья его.
–Что обсуждать?! Всякое в жизни бывает.
–Не всякое! Это же надо додуматься – травой опоить! И Фроська – дура, вот и пусть теперь расхлёбывает, что заварила, – с запальчивостью выговорилась Дарья.
–Ты, Дарья, чужие слухи не передавай. Сама толком не знаешь. Вот и молчи! – строго произнёс Архип, стараясь приструнить свою дочь.
–Не знаю. Сама слышала, как она скандалила в кузне с ним, что он дома не ночует.
–А он что?
–Что! Молчит и кувалдой машет. А потом как зыркнет на неё, что она вылетела оттуда, как пробка из бутылки. И говорят, что скандалы у них постоянно. Что с Фроськи возьмёшь? Она всегда была злыдней, – и замолчала, поняв, что, может, и не надо было затрагивать эту тему.
Оливия тяжело вздохнула и прикрыла глаза – вот это и заметила Дарья, остудив свой пыл.
Только она не знала, чем утешить подругу. И корила себя за свой болтливый язык.
Телега тихо катилась по дороге, издавая скрип. По сторонам стояли деревья, иногда отступали назад и открывали прогалины с полем, где трава уже теряла свой яркий вид.
Деревья, наоборот, принаряжались в красочные наряды. Только ели стояли такими же зелёными, зная, что скоро ветер сорвёт это убранство и бросит к их ногам, покрывая землю разноцветным ковром.
На небе уже бродили тяжелые тучи, которые могли в каждый миг обрушиться холодным дождем.
Птицы ещё переговаривались между собой, только их щебет был не таким весёлым. Они тоже чувствовали приближение холодов.
Под скрип колес Оливия и Дарья, прислонившись друг к другу, незаметно уснули.
–Просыпайтесь! Приехали! – раздался голос Архипа.
Сонно оглядываясь, они увидели, что уже подъехали к городу.
Потемневшее небо нависло тяжёлыми тучами, спрятав солнце в своих объятиях, не давая ни малейшей надежды на звёздное небо со своей спутницей луной.
Город располагался на невысоком пологом холме посреди огромной поляны.
Высокие серые каменные стены были словно полированные. Сквозь сумрак они выглядели внушительно и мощно.
Её заинтересовал вопрос: чем же они так отшлифованы до такой гладкости?
Неужели сама природа так постаралась?
Хотя сейчас и мирное время, но не зря он окружён такой оградой: видно, что в любой момент за его стенами можно спрятать жителей окрестных деревень.
Если они, конечно, смогут до него добраться.
И она подумала, что у этого города существует своя героическая история: война, осада, пылающие дома и храбрые воины, готовые умереть, но не сдаться.
Сам холм, на котором разместился город, со всех сторон был окружён густым лесом, а чистое пространство вокруг него уже создавалось руками его жителей.
Поля уже были убраны и вспаханы. Их готовили к зимнему отдыху.
–Поспали, девчата? Что ночью будете делать? – улыбался Архип, оглядывая их, ещё сонных и немного растрёпанных.
–Спать! – засмеялись они, отвечая разом.
Проехав ворота, они уже в темноте устраивались на постоялом дворе.
Пока Архип устраивал лошадь, Оливия с Дарьей заказали ужин.
В таверне было шумно, и громкие голоса раздавались со всех сторон и отнюдь не трезвые.
На них посматривали с любопытством, но увидев, как к ним подошёл Архип – потеряли интерес.
Никто не решился подкатить к двум прелестным девушкам, у которых в сопровождении был такой большой охранник.
Архип походил на медведя, даже в проём двери он входил боком.
С чёрной бородой и густыми бровями, из–под которых горели чёрные цыганские глаза, не давали ни малейшего желания встретиться с ним один на один.
Перекусив в зале, они поднялись на второй этаж, где заказали две комнаты.
В одной она с Дарьей, а в другой Архип. Они ещё долго тихо лежали на кровати, шепчась и пересказывая свои новости: в основном ими делилась Дарья. Но постепенно шёпот стих, и они уснули.
Оливия засыпала с мыслью, что у Тимофея не всё хорошо в семье. И он также несчастлив, как и она.
«Видно, судьба такая», – промелькнула мысль, и она уснула.
–Девчата, вставайте, опоздаем, – постучал Архип в дверь рано утром.
–Мы уже встали, – произнесла Дарья и открыла дверь.
–Я думал, что будить вас буду. А вы, как первые пташки, уже на ногах. Завтракать и на базар, – скомандовал он.
Быстро перекусив, они направились в сторону, откуда уже шёл нарастающий гул.
Городок Оркан оказался совсем небольшим. Базар начинался практически сразу за центральными воротами.
