Текст книги "Ликей. Новое время (роман второй) (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Мне кажется, здесь вы должны отвечать на вопросы, а не я, – Воронин слегка повысил тон, – Так о чем вас предупредила Лескова?

Алексей вздохнул. Куда клонит начальник было, в общем, ясно. То, что на самом деле совершил Алексей, тянуло на "сознательное пособничество террористическим элементам" и, соответственно, психодиспансер. Если удастся, конечно, доказать, что евразийцы были террористической группой (что сомнительно).

– Ну о чем… о том же самом, разумеется, – сказал он устало, – о том, что она беспокоится за мужа, и хочет, чтобы я отвез его домой на машине. Это мой друг, второй пилот, и естественно, меня тоже волнует его состояние. Но я не понимаю, почему такие проблемы. Разве группа, куда входит Смолин – террористическая? Это же чистые теоретики, насколько мне известно.

– У нас есть другие сведения, – сказал Воронин холодно.

Алексей пожал плечами. Ясно, что содержание разговора с Катей им неизвестно. Если Славку не гоняли на ментоскопе. Во всяком случае, можно продолжать выкручиваться.

– Я ничего такого не подозревал. Смолин прекрасный пилот, хороший товарищ, дисциплина на высоте. У меня никогда не было к нему претензий. Если бы я заподозрил, что он террорист, я первым принял бы меры. Поверьте, мне не нужен террорист в экипаже.

Воронин прищурился.

– Старцев, прекратите изображать из себя ликеида. Вы им давно уже не являетесь. Вы все время хотите продемонстрировать мне свою полную невинность и лояльность. И однако! Вы состоите на принудительном учете в психологической консультации по поводу вашего членства в ортодоксальной церковной организации. Это раз! Несмотря на то, что с вами регулярно работают психологи, вы не показываете даже тенденции к уменьшению участия в делах этой сомнительной секты. Мало того, за эти годы у вас уже было два задержания…

– Случайных! – вставил Алексей.

– Случайных ли? Или обусловленных направленностью ваших интересов – безусловно, антиликейской и консервативной. И даже при этом задержании – первое, что вы делаете – это устраиваете драку в камере! Именно вы! Не сидящие там националисты, а именно вы, случайный человек! Вы оказываетесь зачинщиком скандала и даже избиваете коллегу по несчастью! Он теперь находится в медицинском изоляторе!

Алексей пожал плечами и продолжал молиться про себя.

– Вы достойный потомок инквизиторов и грязных зверей-крестоносцев! Да, теперь я понимаю, если такие мракобесы, как вы, дорвутся до власти, вы уничтожите всех! Всех, кто посмеет что-либо пикнуть против засилья ваших догматов!

– Вам что нужно от меня? – тихо спросил Алексей. Воронин сразу сбавил тон.

– Ну что ж, господин Старцев. Если вы хотите серьезного разговора, то давайте поговорим. Попробуйте убедить меня в том, что все это не так. Что вы честный человек, и ваша церковь никак не связана с националистическими элементами. Что на собрание вы попали случайно. Есть у вас аргументы в свою пользу?

– Даже странно, – Алексей снова пожал плечами, – Какие могут быть аргументы? Почему я должен доказывать свою невиновность? Где и в чем я согрешил против общества? И наша церковь, тем более… Меня проверяют полностью в Социале два раза в год. Вы знаете, что там невозможно что-либо скрыть, даже тайные внутренние побуждения… Что я еще должен доказать? И церковь… у нас половина на учете состоит, и всех проверяют так же тщательно.

– К сожалению, – сказал Воронин, – не удается охватить все население сетью психологического контроля. Поэтому – именно поэтому – существует полиция, служба Безопасности, и кроме психологических, необходимы также иные меры… Так вот, господин Старцев, бывший ликеид. Я верю в то, что еще не все потеряно для вас. Я обращаюсь к вам, как к ликеиду – помогите нам! Вы знаете, как нам трудно. Вы знаете, от какой чумы мы защищаем народ. Да в конце концов, ведь не случайно же вы поддали этому типу в камере… Вы же не с ними, верно?

– Конечно, я не с ними, – подтвердил Алексей.

– У вас есть уникальная возможность доказать это на деле. Никто другой не сможет так, как вы, воспользоваться доверием националистов. У вас есть друг среди них! Кстати, на Смолина действительно нет никаких компрометирующих материалов. Он с террористами не связан. Так вот, я прошу вас вступить в организацию евразийцев. Вы сможете доказать нам, что ваш друг невиновен. Вы сможете разоблачить истинных виновников терроризма. Учтите, что это, разумеется, благоприятно скажется на вашем статусе. Возможно даже снятие с учета. Как знать – может быть, перенаправление в ликейскую военную школу инструктором…

– Мне нравится гражданская авиация.

– Прекрасно! И кроме того – подумайте… вы реабилитируете вашу церковь! Этим поступком вы могли бы показать, что церковь действительно не имеет ничего общего с националистическими элементами. Господин Старцев, что у вас с лицом?

– Наручники давят, – признался Алексей, – больно.

– Почему же вы не сказали сразу? Дмитриенко, – тоном приказа произнес Воронин. Охранник подошел к Алексею и снял наручники. Алексей стал, морщась, растирать запястья.

– Так вот, Старцев, вы подумайте над моим предложением. Я не прошу сейчас ответить да или нет… Мы вызовем вас через несколько дней снова.

– Не трудитесь, – Алексей покачал головой, – я скажу нет.

– Старцев, не торопитесь. Вспомните о том, что вы были ликеидом!

– Я был ликеидом, это верно… Но я летчик, а не секретный агент. Меня этому не обучали.

Воронин прищурился недобро.

– Это ваш Бог запрещает вам в заповедях?

– Нет, – сказал Алексей, подумав, – просто мне самому не хочется.

– А вы не думаете, что когда речь идет о таких вещах… о благе всего общества, о благе вашей семьи и вашей церкви, да о всей вашей судьбе – такие категории как "хочется-не хочется" теряют свой смысл?

На миг Алексею показалось, что он завис в какой-то серой, неопределенной пустоте, и не может двинуться… а ведь он прав, черт побери, прав этот Воронин. Всего только маленький шажок сделать… и даже не запрещенный – это не от Христа отречься – всего лишь согласиться на сотрудничество. Нет заповеди, которая бы это запрещала. И как умен… кнутом и пряником со мной не очень-то поиграешь, это он понимает, хотя и это использовал на всю катушку. Так ведь – благо общины, благо семьи. Сразу дает почувствовать ответственность за всю церковь. Ну что же, что один из ее прихожан будет сексотом – зато церковь уже никто не тронет, она повысит свой статус, будет казаться вполне своей, дополняющей культ Ликея. Алексей уже помимо своей воли тряс головой.

– Нет, – сказал он, – я не буду… я не согласен.

И подняв голову, посмотрел на Воронина в упор. Тот, видимо, понял, что разговор заходит в тупик. Даже – что дальше разговаривать бесполезно.

– Мы все же вышлем вам повестку, господин Старцев, – безлично произнес начальник, – Я думаю, необходимо продолжить этот разговор. Распишитесь о неразглашении… вы понимаете, что о таких вещах никто не должен знать. Вот так, под уголовную ответственность.

Алексей бегло просмотрел поданную ему бумагу и расписался.

– Дмитриенко, на обычную процедуру и в камеру.

Алексею ввели в вену сингол и нацепили на голову ремни ментоскопа. Он сидел и ждал терпеливо, пока сеанс закончится. То ли снимут из верхнего слоя информацию об истинной причине звонка Кати (и тогда бедному Коле-полицейскому тоже не поздоровится) – то ли не снимут… Голова разболелась, то ли от напряжения, то ли от наркотика или излучения ментоскопа – такое тоже случалось. Алексей сидел и непрерывно твердил про себя молитвы, все утреннее правило – тем более, утро уже на подходе…

Кстати, если молиться, меньше вероятность, что считают истинную информацию. Это как с медитацией, похоже… А сингола они здесь много вводят, не то, что в Социале. Там микроскопические дозы, просто чтобы человек расслабился, а здесь уже основательные. Наркотик правды, можно сказать.

Ну что ж – вот вам вся правда. Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятого же за ны при Понтийстем Пилате, и стадавша, и погребенна. И воскресша в третий день по Писанием..

Ремни сняли. Алексей встал с кресла, покачиваясь. В глазах плыло.

– Проходите, побыстрее! – раздраженно сказал охранник.

Его привели теперь уже в другую камеру, поменьше. Здесь и народу было немного. Славки не было. Алексей узнал Илью и еще полноватого, солидного евразийца, сидевшего на собрании в первом ряду.

– Вы сядьте, – евразиец подошел, положил руку ему на плечо, – что вы стоите?

Алексей сообразил, что действительно уже примерно минуту неизвестно почему, покачиваясь, стоит посреди камеры. Он подошел к стене, сел.

– Это ему сингола перекачали, – заметил Илья, – Кайфовая вещь.

Голоса доносились как сквозь пелену. Алексей оперся затылком о стену. Попробовал начать "Отче наш", но забыл слова. Даже Иисусова молитва из памяти вылетела.

Господи, помилуй, произнес Алексей про себя. Эти-то два слова всегда вспомнятся. Он стал повторять "Господи, помилуй".

– Вас ведь Алексей зовут? Ложитесь, Алексей… Я вижу, что вам нехорошо. А места тут много, вы ложитесь.

Евразиец заботливо подсунул что-то мягкое Алексею под голову.

– Пить хотите?

Алексей кивнул. Ему подали кружку воды.

– Вы извините, – сказал евразиец, – вам поспать надо, но может быть, мы больше не увидимся. Я слышал о вас от Смолина. Вы действительно бывший ликеид и военный пилот?

– Да, – прошептал Алексей.

– На чем летали? Стаж большой?

– На "Фоксе"… стаж… часов около восьми тысяч.

– Очень хорошо, – сказал евразиец. Алексей не понял – почему хорошо… он уже проваливался в сон.

10.

Однажды в жизни Агнии случилось удивительное событие.

У нее никогда не было подруг в школе. Не было друзей и у Звенты, и у Светозара. Не то, чтобы к ним плохо относились. Нет, наоборот, их любили. Но как-то так получалось, что Агнии некогда было общаться с ребятами. Только в школе, а потом… потом столько дел, такая насыщенная, сложная жизнь – не до подружек. Да и интересы были уж очень разными. Ребят волновали телевизионные монстры, компьютерные игры, парки развлечений, мороженое… Агния никогда ничем подобным не увлекалась. Ее жизнь была трудовой и скромной, как жизнь ликеиды. Она знала со слов отца, что вся эта массовая культура – порождение Темных Сил, и нисколько ею не интересовалась.

Но в школе на перемене она играла иногда с девчонками. И вот случилось удивительное – Танька Островская пригласила Агнию на день рождения!

Дома эту новость выслушали настороженно. Отец расспрашивал Агнию, что это за Таня, кто ее родители, чем она увлекается, как учится… Танины родители были преподаватели Университета, а сама Таня – чуть ли не лучшая ученица в классе. Тут Агния была совершенно спокойна. В конце концов, отец дал согласие.

– Но мне нужно ей что-нибудь подарить, – робко сказала Агния.

– Подаришь мою картину, – предложила Анжела. Агния захлопала в ладоши.

– Вот здорово!

Целитель Володя подвез Агнию прямо к домику, где жила Таня.

– В восемь я подъеду, – предупредил он. Агния сказала "спасибо", подхватила картину, художественно обернутую Анжелой в голубую оберточную бумагу, вылезла из машины. Поднялась по ступенькам и позвонила.

Ей открыла симпатичная женщина с завитыми белыми волосами. Мама Тани…

– Агния? Заходи, заходи! Будешь первой.

До сих пор Агнии ни разу не случалось бывать в обычных домах. Вся ее жизнь прошла в Центре. Войдя в прихожую, девочка сразу ощутила энергетику, совершенно отличную от той, к которой привыкла. Она осмотрелась вокруг. Как странно… Вешалка в форме оленьих рогов, банальная гравюра на стене, половики. Все чисто, уютно, но лишено привычного аромата духовности. В отцовском доме, как только заходишь, сразу чувствуешь эту атмосферу, легкий сандаловый запах, духовные картины, мебель, ковры – только из натуральных редких и дорогих материалов. Здесь же – тепло, но скучно и пусто.

Танька в нарядном розовом платье вылетела в коридор с криком: "Агния!", повисла у подруги на шее.

– Это тебе, – с трудом освободившись от натиска, Агния протянула подарок. Танька развернула бумагу.

– Папа! Папа, смотри, как красиво! – закричала она.

Из кухни выглянул отец Тани в фартуке, с коротко подстриженной светлой бородкой.

– Ну-ка? – он взглянул на картину. Картина изображала танцующих эльфов среди цветов, – Это кто же так рисует?

– Это у нас… Анжела. Это целебная картина, – смущаясь, объяснила Агния. Отец Тани обнимал дочку за плечи.

– По-моему здорово, – сказал он, – Ну, Танька? У себя повесишь?

– Да.

Агния вдруг представила своего отца… Вот так же обнимающего ее. Это было немыслимо, невообразимо. Ее отец был духовно неизмеримо выше Танькиного… но отчего-то Агнии захотелось плакать.

– Идем ко мне! – сказала Таня. Они прошли в детскую.

– Подожди, – Таня выбежала из комнаты. Агния села на диванчик, осмотрелась.

Как здесь все было не похоже на ее собственную комнату в Центре Иллариона! На письменном столе стоял, как гриб на тонкой ножке, плоский широкий монитор. Над ним на стенке висело изображение Танькиного любимого телегероя скаржа Зоранга. Напротив диванчика стоял стеллаж с книгами… Агния бегло просмотрела названия. Здесь были учебники и еще куча какой-то беллетристики. Агния из беллетристики читала только духовную фэнтези, например, "Белого Всадника" или Бульвер-Литтона, или Уильямса. Недавно Галадриэль дала ей почитать "Властелина Колец". А тут было все подряд… Какой-то Жюль Верн, братья Стругацкие, Льюис Кэррол, сказки. Рассказы про лошадей, рассказы про школьную жизнь.

А вверху, на стеллаже, стояли игрушки.

Таньке уже исполнилось двенадцать лет. Но почему-то у нее все еще сохранилось довольно много игрушек. Агния знала, разумеется, что это такое. Но вот так близко, чтобы можно было взять в руки, она еще ни разу настоящих игрушек не видела.

Здесь были куклы с тонко прорисованными целлулоидными личиками, с гибкими ногами и руками, в чудесных платьях и костюмах для верховой езды. Была игрушечная лошадка, плюшевый желтый пудель, блестящая труба, набор косметики для кукол, игрушечная мебель, аккуратно расставленная, были какие-то монстры…

Вообще в комнате Таньки было очень много совершенно удивительных вещей. Агния прекрасно понимала, что все это – суета и только отвлекает человека от Главного. Но вещи эти преступно манили ее: яркие светоштифты, куча заколок, бус и браслетов в блестящем сундучке, альбомы с наклейками, мелкие игрушечки из автоматов, жвачки, комиксы… Агния схватила штифты, огляделась в поисках бумаги – на чем бы порисовать. Дома они рисовали только красками и карандашами. Ей вдруг нестерпимо захотелось просто почирикать – все равно, что – лишь бы вот этими яркими неоновыми линиями.

– Это наш кот! – Танька вернулась, таща на руках рыжего, недовольно фыркающего котяру, – Его зовут Гелий. Геша… Можно погладить!

Агния погладила кота.

– А я собаку хотела бы, – сказала она, – только мне не разрешат.

И потом был день рождения. Были жареные сосиски, которые Агния наотрез отказалась есть. Был необыкновенно вкусный сливочный торт. Папа Тани играл вместе с ребятами – в "жмурки", в "ручеек", в фанты… Он хохотал, прыгал, кувыркался. Агния только удивлялась, глядя на него – она-то думал, что Танин папа солидный человек, все-таки доктор наук… А он вел себя, как мальчишка. Потом включили светомузыку, задернув шторы, и все плясали и бесились, как могли. И Агния прыгала вместе со всеми, обо всем забыв… Ей было весело. Так весело, как никогда в жизни.

– Ну как? – спросил Володя, забирая Агнию. Она пристегнулась ремнем и фыркнула.

– Да ну… прыгают, как сумасшедшие. Вообще…

Она испытывала сейчас совершенно искреннее презрение к обычным ребятам. Не из Духовного Центра Иллариона. Даже не презрение – за что их презирать? – а жалость. Бедные они, бедные… их жизнь так примитивна, так бездуховна. Все эти яркие побрякушки, эти примитивные сериалы они принимают за Настоящую Жизнь. Они, может быть, более талантливы, чем Агния, но этот мир забивает все их таланты, им никогда уже не развиться духовно.

Агния никогда не слышала, чтобы ее отец или целители говорили что-то подобное. Но сейчас она говорила их словами и думала их мыслями.

Она уже и сама не совсем понимала, где ее мысли, а где – отца. Но вечером, ложась спать, она вспоминала Танькину квартиру, и ее родителей… она представляла, как Танька приходит домой из школы, как мама целует ее, как они едят на кухне, без всяких церемоний, и Танька рассказывает о том, что было в школе, а мать и отец слушают ее. И кот трется у ног, выпрашивая кусочки. А потом Танька идет гулять с ребятами, и смотрит телевизор, играет на компьютере, и покупает себе наклейки и сладости, и мастерит бусы, читает комиксы или детские книжки. А летом она ходит купаться, зимой – на каток. И так у нее проходят все дни.

У Агнии – все иначе. Игрушки у нее были. Лет до семи. Анжела собственноручно сшила ей куклу из лоскутков, и еще у нее была деревянная лошадка. И кубики. Но потом ей стало просто некогда заниматься этими игрушками. Она занималась музыкой, с Анжелой рисованием, потом у нее было много обязанностей по хозяйству. Их воспитывали по принципу: "Зачем детям игры, когда можно занять их настоящим делом?" Агния сама провозгласила этот принцип в своем прошлом воплощении, будучи Еленой Рерих, и была с ним вполне согласна. У нее не было ни одной свободной минутки. Летом, весной, осенью – каждодневная работа по саду. Они выращивали целебные травы, потом заготавливали их, делали настойки. Зимой – вязание, шитье, приготовление ароматных подушечек, вообще куча всякой мелкой работы. Ну и конечно, два раза в день – медитация. Всяческие процедуры для здоровья – ванны, принятие целебных чаев, закаливающие процедуры. Если Агнии просто удавалось остаться одной, без всяких занятий, это было уже большим счастьем и удачей. Нет, ей нравилось работать вместе со всеми, учиться, медитировать… Она очень старалась, чтобы стать не хуже остальных, чтобы стать Воином Света. Целителем. Приблизиться к Богу. Заслужить Любовь… заслужить одобрение отца. Если отец говорил об Агнии: "Молодец!" или "Далеко пойдешь!" – она могла неделю ходить после этого счастливой. Но он так говорил довольно редко.

Танькина жизнь была несравненно мельче, суетнее, скучнее… Пестрые побрякушки, заполнявшие все ее дни, для Агнии были – ничто. Но если честно сказать, они все еще манили Агнию… все еще были ей интересны. Понятно – она настолько пошлый, низкий человек, интересующийся такой земной, материальной чепухой… Она недостойна даже находиться в Центре, рядом с такими людьми.

Но Агния давно привыкла к мысли о своей ничтожности. Не только привыкла, но и научилась эту мысль задвигать глубоко в пыльный угол сознания, когда ей удавалось остаться одной. И помечтать…

Агния ни за что не рассказала бы о содержании этой мечты никому.

Когда она будет взрослой, мечтала Агния, она сможет сама зарабатывать деньги. Тогда она может уйти из Центра Иллариона. Работать целительницей или ясновидящей, например, в Генетической Консультации. Или вообще открыть свой кабинет. На работе она все устроит так же, как в Центре. Но это неважно, не это волновало и привлекало Агнию.

У нее будет квартира – не такой большой дом, как у Таниных родителей. Просто квартира в городе. Две или три комнаты. Три. И там она поставит такую же широкую кровать под сиреневым покрывалом, как в каталоге "Россиянка". И шторы будут тоже сиреневые. А в большой комнате… Агния мысленно с наслаждением обставляла свой будущий дом. И тогда она купит наклеек с принцессами. И сделает себе альбом, очень красивый. И рисовать будет светоштифтами. А еще она поиграет на компьютере. И еще… ей ужасно хотелось съездить на море. Она поедет на море, на Черное или даже Средиземное. Там можно купаться, плавать, ездить верхом на лошади. На танцы ходить. В кафе. Агния тщательно продумывала, что она закажет в кафе. А еще она обязательно съездит в Диснейленд. Ну и что, что она будет взрослой? Туда и взрослые ездят…

В глубине души Агния отлично понимала, что так не будет. Что судьба ее предопределена от рождения. Она станет целительницей, потом будет писать философские книги, потом поедет в Индию… Не то, чтобы Агнию кто-то ко всему этому принуждал. Она сама не хотела ничего иного. По-настоящему – ничего иного. Но это не мешало ей время от времени мечтать… так просто, без всяких претензий.

Звента пробыла в больнице два месяца. Потом отец привез ее домой. Звента похудела еще больше, на матовом, почти неживом лице неистово горели черные глаза. Такой она осталась навсегда. Голос стал еще тише, движения рук – резкие, нервные. Но теперь она вела себя адекватно. Только очень мало говорила. Почти ничего. С Агнией – во всяком случае. Агния стала побаиваться Звенты. Не то, чтобы она вспоминала ту ужасную сцену… нет, ясно было, что Звента пришла в норму, что такое больше не повторится. Но весь облик Звенты, бледный, с безумно горящими глазами, ее манера речи, ее непонятные блуждания в духовных мирах и пророчества, которые она изрекала на вечерах (все, даже отец, с уважением прислушивались к этим пророчествам)… все это стало внушать Агнии иррациональный ужас. Пока Звента жила в прежней комнате, рядом с Агнией, девочка не могла уснуть, каждый вечер шла в кровать, как на эшафот… но очень скоро отец отселил Звенту. Ей отдали три комнаты на первом этаже, там все устроили по ее указаниям. В одной из комнат она спала – там смастерили низкое ложе из соломы в центре комнаты, над ложем на потолке была нарисована соломонова звезда. Больше в комнате ничего не было. Спала Звента совершенно голой. Каждый день шесть раз совершала полное омовение – не в душе, а из ведра, стоя в ванне или в саду. Все это было рекомендовано ей свыше, так же, как ванны с травяными настоями, как особая диета и многие другие мелочи жизни. Во второй комнате Звента медитировала, в третьей – принимала пациентов.

Звента сразу же стала целительницей. Ей не приходилось учиться, как Агнии. Всю информацию она получала свыше. И целительство ее было высокого, духовного уровня. Это не какие-нибудь настои, как у Лилии, и не бесконтактный массаж. Звента, выслушав пациента, удалялась в комнату для медитации, и через некоторое время возвращалась и сообщала волю богов. Звента видела очень многое, наверное, даже больше отца – прошлые жизни пациента лежали перед ней, как на ладони. Весь организм она видела насквозь, вплоть до отдельных клеток.

Целительство занимало у Звенты всего два часа в день. Школу она бросила. Кроме целительства, Звента занималась также "космическим диктантом" – писала книги под диктовку свыше. Уже через полгода отец стал готовить к изданию первую книгу Звенты. Почти все остальное время сестра проводила в медитации… Она ни с кем не встречалась, кроме пациентов, отца и Анжелы, никогда не принимала участия в общих собраниях и медитациях. "Она на слишком высоких вибрациях", – пояснял отец. Его спрашивали, не опасно ли это для здоровья Звенты, он пожимал плечами. Что он мог сделать? "У нее свой путь".

У Звенты был астральный учитель, с которым она явственно общалась в медитации. И не один учитель… Отец для нее давно перестал быть авторитетом.

Светозар был совсем другим. Он закончил школу и спокойно начал работать целителем. Целителем он был сильным, мощным, одним из лучших в центре… Специализировался на изгнании темных духов. Но при этом не впадал ни в какие безумные состояния. "Путь света" он прошел легко. И оставался все тем же ровным, приветливым, сильным мальчиком.

Завидовала ли Агния сестре? Нет. Как это ни странно – она сознавала, что никогда ей не достигнуть духовного уровня Звенты. Но глядя на сестру, заточенную в ее комнатах, бледную, безмолвную, навеки подчиненную диктату голосов, управляющих ею… Агния не хотела себе такой судьбы.

Но ведь можно остаться, как Светозар. Конечно, способностей Светозара у Агнии нет. И все же, наверное, уравновешенным человеком можно остаться?

По мере взросления Агния все более критически смотрела на целителей Центра. Спокойных, уравновешенных людей в Центре было всего трое – отец, Анжела (не практикующая целительство) и Светозар. Остальные… истеричная, нервная Галадриэль. Лилия, мечущаяся от "неземной радости" к глубокой депрессии, употребляющая кофе, сигареты и мясо. Володя, имеющий манеру выражаться весьма странно… и другие, приходящие. Ни у одного из целителей не было семьи, по крайней мере, постоянной. Все они были, пожалуй, достойными кандидатами на психиатрическое лечение. Впрочем, многие его уже и проходили… Агния пробовала спрашивать у отца – почему так? Он отвечал, что Путь требует очень сильной, устойчивой психики, что при контакте с иными мирами психика может нарушиться, и она действительно почти у всех целителей не в порядке… Но считать их просто сумасшедшими нельзя. И в психдиспансерах лежит множество людей, просто хороших визионеров, не сумевших справиться с натиском видений и голосов.

Агния точно знала, что ее психика ничего не выдержит. Она знала о себе, что не сильна… И поэтому боялась предстоящего… Ведь все равно придется контактировать. Хотя бы после Пути Света – когда-нибудь центры начнут открываться… да и необходимо это – как иначе осуществить Миссию?

Агния стала целительницей в 18 лет.

Самое любопытное, что Путь Света она благополучно прошла годом раньше. Без особых результатов. Во время длительной сухой голодовки у Агнии были, правда, видения ангелов, очень яркие и четкие, она слышала голоса, читавшие дивные стихи – но записать почему-то их так и не удавалось. Агния была потрясена видениями и уже не могла их забыть. Но после окончания Пути Света видения не возобновились. Агния так и не продвинулась в обучении.

Она стала медитировать по-настоящему. Теперь она любила это занятие. Легко покидала тело, видела иной мир, разнообразный, но всегда невыразимо чудесный. Однако учителей она не встретила в ином мире и не особенно к медитации привязалась, зависимость, как у многих, у Агнии не возникла. Да и войти в медитацию правильно удавалось далеко не каждый раз, случалось, что Агния сидела, слепая и глухая, в досаде ожидая конца медитации.

Агния обучалась у отца, иногда у других целителей – сидела с ними на сеансах, помогала иногда направлять энергию. Время от времени отец ей что-нибудь объяснял – как формировать "астральный слепок", как ставить защитный кокон… В принципе, у нее получалось. Но настоящее контактерство, целительство не шло.

Агния училась в предпоследнем классе гимназии. Думала о том, что если ничего не получится, надо будет выбирать обычную профессию… может быть, пойти в медицинский? Отец ничего против не имел. В общем-то, Агнии хотелось лечить людей, хотя бы простым врачом. Ну и что, думала она, подучусь фитотерапии, народным методам… буду сочетать.

Правда, это не вписывалось в заранее продуманный план ее жизни. Но этот план уже никто не вспоминал, да и Агнии он казался каким-то далеким, малореальным.

Однажды Агния сидела у Галадриэли. В последнее время они подружились. Эта целительница была чем-то похожа на саму Агнию – самая маленькая, скромная среди других, незаметная, не выделяющаяся блестящими результатами…

Галадриэль на самом деле звали Линой. С детства она увлекалась Толкином, и имя (не оригинальное, конечно) взяла себе, зарегистрировав в Европейском Толкиновском клубе, еще задолго до своего увлечения целительством.

Некоторые толкиенисты балуются разными способами достижения иных реальностей, от безобидной травки до разных оккультных методик. Галадриэль познакомилась с такими ребятами, и начала выходить в иной мир. Вскоре она забросила Игру, и занялась исключительно энергетическим целительством. Энергетически она была сильна, контактировала с миром духов, часто "вылетала" просто для отдыха в иное измерение, очень похожее на толкиновскую реальность. К тому же она писала фэнтези – не под космическую диктовку, а самостоятельно.

Трудно было понять, сколько лет Галадриэли. Вроде уже за тридцать… а по внешности – девчонка, с бледным осунувшимся лицом, с белесым хвостиком. Она почти ни с кем не общалась… а вот с Агнией нашлось что-то общее. Во всяком случае, с Галадриэлью Агния чувствовала себя как-то спокойно.

Она сидела в комнатке подруги, увешанной амулетами, деревянными мечами и кинжалами, фэнтези-картинами. На полу была расстелена тигровая шкура, приятно нежившая босые ноги Агнии. Галадриэль сидела за столом, руки ее быстро двигались – она набивала смесь из сухих трав в папироски. Потом, во время сеанса, хорошо их зажечь – такой приятный запах идет… и полезный. Кроме того, это нравится духам.

– Сейчас Винокурова придет, – сказала целительница, лицо ее скривилось. Агния спросила.

– Это кто?

– Да пациентка одна… честно сказать, не пойму, что с ней… то ли что-то с желчным… то ли с поджелудочной. Надоела. Уж сходила бы к врачу. Я ей уже чистку печени прописывала – не помогло. А так… не вижу ничего. Все закрыто.

– Совсем ничего? – спросила Агния. Ей вообще не понять, как это – видеть.

– Конечно. Ты думаешь, мы всегда все видим и все можем? Как бы не так. Если тебе не дают информации – значит, не дают. Мало ли, почему… там, сверху, виднее.

Галадриэль достала откуда-то пластинку голограммы и бросила перед Агнией.

– Вот посмотри… она уже два месяца ко мне ходит. Я, наверное, у Лилии спрошу, пусть она забирает.

На снимке сидела в полуобороте женщина средних лет, полноватая, искусственная блондинка. Агния вгляделась в снимок, пытаясь увидеть ауру – бесполезно.

– Я вообще ничего не вижу. У меня сроду не получается.

– Еще научишься, – буркнула Галадриэль.

– Ну да, – вздохнула Агния, – я бы все отдала, чтобы научиться, но… наверное, я слишком бездуховная.

– А ты уверена, что хочешь видеть? – без улыбки спросила Галадриэль.

– Ну конечно, хотелось бы, – подтвердила Агния, – Получается, что я, хуже всех? И потом – ну сколько можно быть слепой? Ведь так интересно видеть причины болезней, видеть иные миры…

Галадриэль подошла к книжной полке, достала какую-то брошюру, пролистала. Потом кинула книжку Агнии.

– Держи… Это руководство по обретению астрального помощника.

Агния повертела книжку. На обложке стояло "Как стать Сыном Света".

– Да таких руководств много, – сказала она нерешительно. Галадриэль обернулась к ней.

– Ну нет. Это отличается тем, что оно эффективно. Бери, попробуй, на практике проверено.