Текст книги "Ликей. Новое время (роман второй) (СИ)"
Автор книги: Яна Завацкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
– Ну что? Что со Звентой?
– Физическая оболочка слабовата, – важно ответил мальчик, – Ничего, мы ее подкачали энергией. Поднялась в слишком высокие уровни без подготовки. Отец говорит, талантливая визионерка.
– Она… ну это… не заболела?
– Да нет, я же говорю – энергию мы ей дали. Теперь все в порядке будет.
– А может, – робко сказала Агния, – Врача вызвать?
Она знала, что отец, хоть и уникальный целитель, равных ему в Петербурге, а может, и в России, нет, в сложных случаях всегда вызывал "Скорую"…
– Да какого врача, – отмахнулся Светозар, – все с ней хорошо будет. Успокойся, займись лучше делом.
Агния пыталась читать Блаватскую, но сосредоточиться было совершенно невозможно. Тогда она пошла в кухню и стала чистить серебро. Так было у них принято – не сидеть без дела. Агния до блеска порошком начищала серебряные бокальчики. Занятие это так успокоило ее, что она стала даже напевать… но тут же замолчала, устыдившись своей черствости – с сестрой такая трагедия, а она…
Ей хотелось пойти на улицу, но как назло, накрапывал дождь. До вечера оставалось еще очень много времени. Агния закончила чистку, составила аккуратно бокальчики в шкаф. Села на подоконник, болтая ногой и глядя в серое пустое пространство.
К вечеру Звента вышла самостоятельно из медитационного зала. Ее покачивало, но на ногах она держалась.
– Иди ложись, – сказала Анжела. Звента устремила взгляд на нее. Агния этот взгляд перехватила и вздрогнула… ей показалось, что Звента пришла в себя, но не похоже. Не похоже. Взгляд был прежним – слепым, полубезумным.
– Она воды попила? – спросила Агния, когда Звента, пошатываясь, побрела к себе.
– Попила, конечно, – ответила Анжела, – Вот что… поставлю-ка я ей картину у изголовья.
А может, не надо, хотела сказать Агния. Вдруг будет еще хуже. Но ничего не сказала.
Вечерняя медитация была полностью посвящена Звенте и ее выздоровлению. Отец призвал всех посылать успокаивающие голубые потоки энергии на астральный образ Звенты.
После медитации и молитв Агния отправилась к себе – чистить зубы и ложиться. Вроде бы все было хорошо, но какая-то неясная тревога лежала на сердце. Девочка умылась, легла в постель. Попробовала почитать "Изиду", но опять ничего не получилось. И спать еще не хотелось. Почему-то совершенно не хотелось спать.
Агния достала с полки сборник духовных стихов. Но и поэзия совершенно не шла в голову. Строчки расплывались перед глазами. Тревога становилась все сильнее. Хотя ведь нет никаких оснований, с упреком сказала себе Агния. Отец здесь, все благополучно… У всех на Пути Света бывает общение с ангелами, с духами, с Учителями. Ничего удивительного. Звента становится, по слову отца и своему Жизненному Плану, великим пророком.
Может, Агния завидует сестре? Сейчас – нет. Нисколько не завидует. Наоборот, радуется за нее. Но почему же так больно, горько, холодно на душе?
Агния встала, пробежала глазами по небольшому ряду книг… надо порядок навести, большую часть вернуть в библиотеку. Анжела ругаться будет. Девочка потянула с полки "Новый Завет".
У них в библиотеке было несколько экземпляров. Вообще отец был христианином и знатоком христианства. Целители даже критиковали его за то, что он слишком уж рьяно проповедует именно христианские идеи. Ведь все религии равны… а в индийских религиях мудрости и глубины даже больше. Но Агнии тоже больше нравилась Библия – как-то проще казалось, привычнее. И слова очень красивые. Как стихи: "Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое…"
Агния открыла книгу. Здесь давался и старинный Синодальный перевод. Не совсем понятный, но еще более красивый, чем современный. На каждой странице шла часть из Синодального перевода, потом она же – в нормальном варианте, потом комментарии. Признаться, многие места без комментариев были просто непонятны.
Даже на современном языке.
"Посему, как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего:
Пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие
И ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов".*/ Мтф 13, 40-42 /
Дальше шел перевод:
"Поэтому, так же, как сорняки сжигают на огне, будет и при окончании нынешнего времени: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и они соберут всех грешников и вводящих в соблазн. И пошлют их в огненный ад: там будет плач и скрежет зубов".
И комментарий:
"По всей видимости, это место вставлено либо самим Евангелистом, чтобы усилить смысловую нагрузку слов Учителя, либо позднейшими переписчиками. Мы знаем, что Христос не мог произнести грозных и беспощадных слов, так как Он – воплощенная Любовь. Разумеется, не может быть и речи о Суде, который будут осуществлять Ангелы – Суд осуществляется Блюстителями Кармы и слугами дьявола".
В коридоре послышались шаги. Агния поспешно захлопнула книгу и тут же удивилась себе – чего испугалась?
Это не к ней…
Но дверь медленно отворилась. На пороге стояла Звента – бледная, с огромными провалами глаз, в белой ночной рубашке.
Агния села на кровать, пытаясь успокоиться. Ничего… ну мало ли что. Вот глупости, чего так бояться-то?
Вид Звенты был действительно жутким. Пугающим.
– Вета… – Агния невольно назвала сестру детским, полузабытым именем, – Ты чего?
Звента шагнула в комнату Агнии.
– Ты находишься в тисках Врага, – произнесла она четким, тихим голосом. Агния попыталась улыбнуться.
– Опомнись! – голос Звенты крепчал, – Опомнись и вернись! Агния! Ты моя сестра, я люблю тебя, и я не позволю тебе стать слугой дьявола!
– Почему ты думаешь, что я – слуга дьявола? – пролепетала Агния. Звента подошла к ней ближе. Что-то страшное исходило от нее, что-то… Агния не могла понять, темное это или светлое. Какие-то лучи. Давящие. Подчиняющие себе. Агния отшатнулась, подобрала ноги.
– Ты перешла на темную сторону, – печально констатировала Звента.
– Вета, может, мы завтра об этом поговорим? Уже поздно, – произнесла Агния. Но провидицу не могло уже ничто остановить.
– Я должна тебя спасти. Агния! – пылающие неземным светом глаза смотрели в лицо девочке, – Остановись! Что ты делаешь?
– Что я делаю? Звента! – голос Агнии дрожал, – Я не понимаю! Что я делаю? Что я должна сделать?
– Я не могу сказать тебе. Ты должна понять сама. Тебе достаточно сказать лишь несколько слов, – Звента почему-то начала шипеть.
Агния начала всхлипывать от страха и напряжения.
– Агния! Я прошу тебя!
– Что ты хочешь? Вета! Веточка! Я не понимаю! Ну пожалуйста, давай завтра…
– Завтра может быть уже поздно… Я должна тебя спасти!
Тонкие длинные пальцы сестры протянулись к Агнии.
– Звента, не надо! Я боюсь! – плакала девочка.
– Думай! Скорее думай! – прорычала Звента, – ты должна вернуться! Ты должна быть с нами!
– Вета, но я с вами!
– Нет! Думай скорее!
– Вета, скажи мне… я сделаю все, все, что ты хочешь! Только оставь меня!
Наверное, эти слова были ошибкой. Пальцы Звенты, похожие на кости скелета, сомкнулись на горле Агнии.
Девочка завизжала, но крик ее сразу захлебнулся. Звента сжала горло, Агния забилась в смертном ужасе, но сестра, истощенная голодовкой, держала неимоверно цепко… она стала сильнее, чем когда-либо. Агния хрипела, била ногами, а пальцы на горле сжимались все плотнее. В глазах начало темнеть.
Она не заметила, как Звента исчезла. Наверное, все же коротко потеряла сознание. Когда Агния пришла в себя, отец и Анжела боролись на полу с кувыркающейся Звентой. Вдвоем они не могли справиться с истощенной, маленькой шестнадцатилетней девушкой. Наконец Анжела схватила рубашку Агнии со стула. Отец прижимал Звенту к полу, закрутив ей руки за спину. Анжела крепко связала руки.
– В "Скорую", быстрей! – велел отец. Анжела убежала.
– Ты как, ничего? – отец перевел тяжелый взгляд на Агнию. Горло болело невыносимо. Девочка с трудом кивнула.
– Ничего… а что с ней?
Звента дернулась, едва не сбросив отца – мощного, тяжелого мужчину – со спины.
– К сожалению, процесс пошел не в ту сторону, – ответил отец, снова восстановив свою позицию, – Психика не выдержала…
– Она что, сумасшедшая? – ужаснулась Агния.
– Ничего… я думаю, все обойдется, – успокоил ее отец.
Вскоре пришли санитары. Агния натянула одеяло до шеи и молча, с ужасом смотрела, как сестре делают успокоительный укол, как надевают ей рубашку и уводят. Впрочем, Звента больше не сопротивлялась.
– Она темная! – сказала девушка под конец, остановившись на пороге комнаты, – Остановите ее! Она дьявол!
Отец, не взглянув на Агнию, нервно вышел вслед за старшей дочерью.
7.
Митя заснул часа через два после обеда. Лена подумала, что следующая ночь, скорее всего, опять будет бессонной. Прилегла на койку и закрыла глаза. В коридоре громко, слишком громко надрывался экран ВН.
"Почему ты не хочешь меня понять?" – с надрывом спрашивала какая-то женщина.
"Я? Ты меня об этом спрашиваешь?" – отвечал возмущенный мужской голос.
Голоса плыли, плыли, исчезали в гуле, в темноте, и Алеша все не приходил, и было тоскливо, темно…
Лена вздрогнула, ей почудился крик ребенка. Она подняла голову, но Митя крепко спал. Наконец-то… Всю ночь то ныл в полудреме, то орал, окончательно просыпаясь. И весь день, с утра, ни разу не заснул. С Алешей даже толком не поговорили, потому что все время на руках с Митькой приходилось бегать. Да еще Алеша Борьку привел.
Что-то неладное с Митькой… Врачи не беспокоятся, но все-таки что-то неладное, нехорошее. Не обычная это простуда.
Лена легла и снова попробовала заснуть. Ничего не получалось. Она достала из тумбочки книги, принесенные Алешкой – Библию, "Звездную трилогию" Льюиса и распечатку книги, которую Алеша писал, "Вдоль времени".
Алеша начал писать около двух лет назад. До этого не пробовал ни разу. Он написал несколько статей в церковную газету (газета печаталась на домашнем принтере и распространялась из рук в руки). И вот теперь начал книгу. Лена осторожно перебирала листочки.
Или "Звездную трилогию" почитать? Лене очень нравился Льюис. Только читала она медленно. Алешка все удивлялся: как это можно, читать в день пять, шесть страниц? Он в день целую книгу мог проглотить (если, конечно, оставалось время).
Нет, интересно, что он там дальше написал… Лена очень любила читать книгу Алексея. За каждой строчкой она словно слышала глуховатый его голос, видела ласковые серые глаза. Он как-то по-новому открывался ей, ведь это же удивительно – прожить с человеком вместе несколько лет, и вдруг открыть в нем совсем новые, загадочные, интересные грани… К тому же Лена и гордилась Алексеем. Наверное, это нехорошо, но она гордилась. Ведь не каждой достается такой муж, вдобавок ко всем достоинствам, еще и талантливый!
Она открыла распечатку на том месте, где остановилась в прошлый раз.
"Отчего же не сбылись все эти пророчества конца 20 века?
Человечество НЕ шагнуло к звездам. Мы НЕ освоили дно океана и Антарктиду. Мы НЕ открыли принципиально новых источников энергии. Мы Не стали бессмертными или даже долгоживущими. Нанотехнологии НЕ дали нам обещанного рывка. Наша техника НЕ отличается в принципе от той, которой располагали наши предки, жившие сто пятьдесят лет назад. Возьмем, к примеру, авиацию – да, за счет изменений конфигурации улучшились аэродинамические качества самолетов, осуществлена идея "летающего крыла", которая принципиально разработана еще в конце ХХ века. Усовершенствовано управление, изменилось топливо, технические характеристики машин значительно улучшились (и похоже, улучшение это достигло своего потолка лет пятьдесят назад)… но реактивный принцип движения остался неизменным, никакого рывка вперед, никакой принципиальной победы в авиатехнике не произошло.
Похоже обстоит дело и в большинстве других отраслей науки и техники.
Усовершенствовано программное обеспечение компьютеров, но ни о каком искусственном интеллекте нет и речи. Появились какие-то новшества – пеноплен, Всемирная Сеть, рывок вперед сделали генная инженерия и психология (изобретение ментоскопа, широкое применение методик НЛП). Тем не менее, наш предок, воспитанный на научной фантастике, был бы разочарован, попав к нам – так мало наша жизнь отличается от его собственной.
Если сравнить темпы научно-технического прогресса за последние 150 лет с предыдущими двумя столетиями – налицо резкое торможение. Почему же так произошло?
Посмотрим, как на этот вопрос отвечают ликейские философы.
Собственно, они почти умалчивают о нем. Нет сколько-нибудь известных работ, которые были бы полностью посвящены именно этой проблеме. Но как частный, вопрос этот поднимается, например, в книге Харта "Последнее Откровение". В первой главе Харт пишет:
" Мы совершили прорыв в доселе неизведанной области – социальной. МЫ, человечество, смогли выделить из своих рядов, воспитать, вырастить того самого Homo Novus, о котором мечтали поколения и поколения… Ликеид – сам по себе та цель, к которой стремились все мировые религии: человек духовный, тесно связанный с Богом и надземной Иерархией, человек праведный, совершенный, обладающий всеми мыслимыми совершенствами. Мы создали миллионы таких людей…
Этот творческий прорыв сам по себе потребовал титанических усилий человечества".
Далее Харт указывает на то, что человечество в это же время занималось и религиозным творчеством. Был создан и отработан во всех деталях Культ Ликея, совершенно новая религия, вобравшая в себя все старые и обогатившая их. Кроме того, была полностью перестроена вся социальная, политическая, экономическая структура Земли. Наконец,
"Был совершен прорыв также и в новой области – области духовного знания. Если духовидение до нашего времени оставалось привилегией редких одиночек или обитателей психиатрических лечебниц, сейчас это – не редкая способность. Все больше людей приобретают возможность непосредственно общаться с нефизическими мирами".
Подытожив таким образом достижения человечества, Харт далее пишет:
"Возможно ли представить себе, что при таком неслыханном, небывалом прорыве человечество совершит и еще одну, четвертую научно-техническую революцию? Творческие силы человечества были направлены на подъем духовный, и техника оказалась на втором плане"…
Лена вздрогнула, оторвала взгляд от распечатки. В палату заглянула медсестра.
– Старцева? К вам там опять пришли.
Лена вскочила с кровати. Ну вот, наконец-то, Алешка… Интересно, он детей с собой взял или нет? Детям скучно здесь, они начинают носиться, играть, всем мешают.
Алексей ждал у входа в отделение. Лена быстрым шагом подошла, он коротко прижал ее к себе.
– Ну что Митек? – спросил он.
– Заснул. Пойдем, наверное, сядем напротив палаты, там будет видно, если он проснется.
Они уселись на скамеечку напротив стеклянной двери. Соседка Лены так и не появилась, ушла куда-то на обследование с ребенком, Митя спал один.
Алексей снял с плеча спортивную сумку.
– Ты ведь точно не обедала? – спросил он.
– Ну а когда? Митька только заснул… да я и боюсь его оставить, а если проснется, меня нет, он расстроится в чужом месте. У него температура все еще.
Алексей достал из сумки термос. Налил в чашку горячего бульона.
– Алешка! С ума сошел? – спросила Лена, улыбаясь. Алексей протянул ей пирожок.
– Это твоя мама напекла. А я подумал, что горяченькое тебе тоже не помешает.
– Вы просто какие-то сумасшедшие, – сказала Лена, – Можно подумать, я здесь в голодном краю…
Она прочитала тихонько молитву, перекрестилась и начала есть.
– Вкусные пирожки, – заметил Алексей, – Меня мама тоже покормила.
– Дети у нее? – спросила Лена.
– Да. Я их заберу потом… Я еще завтра дома. А сегодня в шесть, к сожалению, Агния должна прийти. Вообще-то можно бы отказаться, но я вчера сдуру пообещал, а ведь ни телефона ее, ни адреса у меня нет… Теперь придется к шести домой возвращаться.
– Ну ладно, что здесь такого? – сказала Лена, – К шести уже все равно надо домой.
– Я бы с тобой посидел с удовольствием.
– Я бы тоже, – вздохнула Лена.
Они замолчали. Лена быстро доедала второй пирожок с бульоном. Алексей просто сидел рядом, держал термос, даже не смотрел на Лену, просто чувствовал – тепло. Хорошо. Можно вот так долго-долго сидеть рядом, и будет все время хорошо. Когда врозь, то сердце все равно не на месте. Какое-то оно становится обнаженное, одинокое, сиротливое. А с Леной – как будто две половинки соединились, и такая блаженная полнота на душе, такой покой, тишина… Да прилепится человек к жене своей, и да будут двое – одна плоть. Вот это и называется – одна плоть.
Алексей извлек из сумки второй термос, маленький – с чаем. Лена засмеялась, выпила еще и чаю с печеньем. Прочитала благодарственную молитву.
– Знаешь, Алеша, – сказала она, – вот вроде бы с Митей все нормально… сегодня сняли энцефалограмму– ничего нет. Врач говорит, просто простуда. А у меня отчего-то сердце не на месте. Как будто предчувствие какое-то… Нет, наверное, не надо верить предчувствиям?
– Не надо, – сказал Алексей. У него тоже кошки скребли на душе, но он знал, что – не надо, – Я думаю, все будет нормально.
– Тогда нас послезавтра должны выписать… Ну а как лягушонок? С Юрой не поцапалась?
Лягушонком они называли младшую дочь Аню. Она все время дралась у бабушки со своим сверстником двоюродным братом.
– Да вроде бы нет… Я пришел, они телевизор смотрят, – начал рассказывать Алексей, – Ко мне побежали, и Лягушонок так серьезно сообщает: а там по телевизору ведьму показывают. Я смотрю – а там эта певица-то, как ее – Айка Батырова, что ли… С такими фиолетовыми волосами.
– Ну точно, ведьма, – Лена рассмеялась и тут же оборвала смех. Из соседней палаты выкатили прозрачный кувез с ребенком, к кувезу был подсоединен сверкающий никелем аппарат искусственной вентиляции легких в детском, облегченном варианте. Сзади мерцал монитор с непонятными бегающими зелеными кривыми, мелькающими цифрами. Медсестра подкатила кувез к столу, стала рыться в ящике. Алексей взглянул внутрь и отвел глаза. Больше смотреть не хотелось. Ребенок, на вид новорожденный, лежал, как мертвый, как резиновая кукла, один глаз закачен – виден только белок с красными прожилками, второй смотрит совершенно бессмысленно. Самым страшным было то, что грудка ребенка равномерно надувалась и спадала, в такт стучащей машине. В носик младенца был введен шланг, и по этому шлангу машина вдувала в ребенка воздух, и откачивала этот воздух обратно. Такт за тактом. Выдох за вдохом. Медсестра нашла какую-то флэшку, сунула в карман и, деловито подхватив ручку, покатила кувез дальше.
– Ему три месяца, – сказала Лена тихо, – Он еще ни разу не дышал сам. Родители редко заходят… да ему и не нужно. Он не дышит, не ест, не видит, ничего не соображает.
– Какой ужас, – пробормотал Алексей.
– Страшно, что если он плачет – то этого никто не слышит… Ведь он и кричать не может, у него шланг.
– А как его зовут? – спросил Алексей, – Помолиться…
– У него еще нет имени, – сказала Лена, – Я тоже спрашивала. Родителей зовут Татьяна и Игорь.
Алексей кивнул.
– Сколько горя вокруг, – сказал он, – как ужасно…
– А со мной лежит девочка, три года. Ее подкинули в детдом. Из маргиналов, видимо. Сейчас лечится тут, родных никого нет…
– А что с ней? – спросил Алексей.
– Ничего особенного. Воспаление легких, вроде бы, – Лена задумалась, – я читала твою книгу сейчас. Там это, про технику… ну почему техника не развилась. А в самом деле, почему?
– Я пока до своей точки зрения не дошел, да? Рассматриваю историю вопроса, – Алексей улыбнулся, – В общем, я думаю, что людям просто стал не нужен технический прогресс. Вот посмотри. Мы с тобой решили дом строить. Это нам трудно, тяжело, но мы это делаем ради детей, потому что в городе им плохо, в квартире тесно. Не было бы детей – мы бы и не строили. Так же и человечество. Оно отказывается от детей, убивает их… В тот момент, когда люди сказали: все, мы теперь будем регулировать свою численность – в этот момент было предрешено, что детей будет мало. Их будет удобно и легко растить. Для них не нужно будет осваивать новые жизненные пространства, строить новые заводы и города – им хватит и старых. Не нужно будет рваться в космос, осваивать другие планеты.
– Но подожди, Алеша, – возразила Лена, – Ведь Господь создал для нас эту землю! Может быть, это нехорошо… грех – куда-то еще летать, другие планеты искать.
– Ты думаешь? – Алексей пожал плечами, – А может быть, наоборот… В Библии просто ничего не было про другие планеты, потому что еще и терминологии такой не существовало тогда. А если Господь предусматривал, что мы заполним не только землю, но и весь Космос? Если Он специально подготовил для нас еще и другие планеты? Ведь это тоже могло входить в Его план – нам-то откуда знать… Факт остается фактом. Рожать детей – означает доверять Богу. Да и Церкви тоже.
– С этим я согласна.
– Библии не противоречит то предположение, что мы должны летать в Космос. Да и научное любопытство, стремление к познанию мира – это качества благие, а значит, от Духа Святого.
Алексей умолк.
– Знаешь, иногда кажется невозможным… когда я встаю на точку зрения оппонентов, я тоже понимаю ее. Ведь это так логично: предохраняться, рожать поменьше детей, но зато выращивать их качественно, воспитывать, ну и для себя, для своего развития время останется. Но даже с обычной точки зрения, не с церковной… Человечество отняло у себя самого смысл жизни этим предохранением. Оно таким образом решило проблемы голода, нехватки ресурсов… Как замечательно! Не надо больше заботиться о ближнем, не надо делиться куском, не надо мучиться угрызениями совести… Просто не рожать детей! Но потом оказалось, что и жить-то, собственно, как бы незачем.
– Значит, поэтому и технический прогресс прекратился? – спросила Лена.
– Да… но это не так просто. Видишь ли, всегда цивилизация Запада – Запада в широком смысле, включающем и Россию – была направлена к внешним целям. Христианство как раз и направляет на внешнее. Главные заповеди: возлюби Бога превыше всего и возлюби ближнего как самого себя. Направленность – на внешние объекты. Потому что мы и Бога понимаем как внешнюю, отдельную от нас личность. А цивилизация Востока рассматривала Бога так, что он – основа нашего мира, он как бы растворен в мире, он – не личность. И направленность Востока всегда была – вглубь души. Вглубь самого себя. Считалось, что там, в глубине и есть Бог. Но Бог для них – не личность, он – разлитый повсюду Абсолют. Он лишен сознания, чувств, желаний – всего, что свойственно личности. Таким образом, в идеале индус или буддист проникал вглубь себя и… исчезал как личность. Растворялся… Теперь нас заставили отказаться от христианства, направленного вовне, на ближнего и на Бога, и дали взамен восточную религию. Культ Ликея – это восточная религия по сути своей. Поэтому у нас постепенно сходит на нет вся деятельность, направленная на изменение внешнего мира.
– Мне казалось, что ликеиды как раз изменяют внешний мир.
– Да потому что не вытравить так сразу двадцать веков истории! Вот они и мечутся… по сути своей они восточники: медитируют, углубляются в себя, становятся все более и более равнодушными к людям. А сознанию своему западному внушают, что якобы их цель – помогать человечеству. Кстати, это один из лучших приемов сделать человека равнодушным: пусть он любит не отдельного человека, не жену, не брата, а все человечество…
– Кажется, я понимаю, – сказала Лена, – И тогда Ликей – это временное явление.
– Я тоже так думаю, – согласился Алексей, – Культ Ликея просто еще не доведен до своего логического завершения… Ой, кажется, Митек просыпается!
– Пошли в палату, – Лена поднялась первой.
Алексей вышел из больницы, рассеянно улыбаясь. Мягкий голос Лены еще звучал в ушах. Они помолились вместе на прощание. Алексей очень любил молиться вместе с Леной. Первое время стеснялся, помнится… смешно. Сексом заниматься не стыдно, а этим… Впрочем, молитва – это действительно самое интимное, самое тайное, что только может быть у человека. Об этом даже на психологических обследованиях из Алексея ничего не могли вытянуть. Но уже давно он научился молиться вместе с Леной, и теперь это было ежедневно, и было замечательно… Алексей все время помнил: там где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я среди них. Так оно и было, он чувствовал это.
Алексей сел за руль, тронул "Хонду" с места. Так, вначале к маме… в смысле, к Марии Петровне. К теще. Надо все-таки забрать детей. У бабушки им хорошо, но это не дело – пусть дома ночуют, пока есть возможность.
Мария Петровна жила в одном квартале от Храма апостолов Петра и Павла. Алексей взбежал по старенькой широкой лестнице, позвонил. Открыл Борька.
– О, пап, привет! А мы играем в привидения.
– Вроде еще не темно, в привидения-то играть, – сказал Алексей. Мария Петровна выглянула из комнаты.
– Алешенька… Заходи. Покушаешь? Только подожди немножко, я поставила картошку.
– Нет, мам, – отказался Алексей, – Мне домой надо. У меня сегодня девушка придет, занятия по Катехизису. Ребята, собирайтесь! – крикнул он.
Девчонки показались из спальни, завернутые в одну простыню, с хохочущими, перемазанными чем-то рожицами.
– Ну вот, – сказала Мария Петровна, – а зачем я столько картошки начистила? Ну ладно… сделаю начинку, и завтра опять пирожков напеку. Ну-ка, Анька, это что такое! Иди мыться сейчас же!
– Маша, идите мыться, – строго сказал Алексей. Дочери, что-то бурча, двинулись в сторону ванной.
– Что там с Митей? – спросила Мария Петровна. Алексей коротко рассказал. Теща кивнула.
– Ну ладно, обойдется, не в первый раз.
Наконец дети были вымыты, одеты и собраны. Мария Петровна вышла их проводить.
– Значит, завтра мне опять придется к вам их подкинуть, – сказал Алексей слегка виновато. Мария Петровна махнула рукой.
– Ну что ты, будто они мне чужие… Ведь внуки же свои.
– Вам не тяжело? – спросил Алексей. Здоровье Марии Петровны в последние два года, после смерти мужа, оставляло желать лучшего.
– Я как огурчик, – сказала теща, – Видишь – цвету и пахну.
Алексей подумал, что может быть, ей неприятно остаться на вечер совсем одной. Но словно прочитав его мысли, теща сказала:
– Но хорошо, что сегодня ты их забираешь. Меня Люба из восьмой квартиры просила сегодня к ней зайти. У нее годовщина смерти мужа… Она совсем одна, знаешь. Уже пожилой человек все-таки… Посидим с ней, две бабки, выпьем, языками почешем.
Алексей тепло попрощался с тещей и вышел вслед за галдящей компанией ребятишек. Пока спускались, пока усаживал их в машину, все время думал о Марии Петровне, вспоминал ласковый карий ее взгляд, морщинки на лице, седые собранные в пучок волосы, которые она не старалась закрасить. Ей это шло – быть бабушкой. Наверное, и Лене это пойдет. Алексей иногда с радостью думал о предстоящей тихой старости рядом с Леной, с внуками…
Лена вообще очень похожа на мать. Больше всех сестер похожа. Надо сказать, что она и Рита – единственные в семье, кто стал такими же ревностными христианами, как родители. Остальные дети как-то так… разбрелись. Но дело не только в этом. Глаза Лены похожи на мамины. Характер… Мария Петровна тоже – из тех, кто, кажется, никогда в жизни ни о ком не подумал плохо. Это изысканнейший дар, встречается куда реже, чем художественный талант. С такими людьми просто хорошо. Алексей с самого начала, с первой встречи почувствовал себя как дома в семье Лены. Гораздо больше дома, чем с собственной мамой… увы.
Алексей тихо вел машину.
– Папа! Поставь "Солнышко"!
Он включил детский диск. Понеслись бодрые звонкие голоса детского хора.
Почему Господь одним дает такой дар – неосуждения, доброты, любви, причем – деятельной любви… Причем именно дар, это ведь не наработанное, это с рождения. Быть добрыми для Лены и ее матери – естественно, как дыхание. А другим такого дара не достается. И так трудно преодолевать себя. Не судить. Никого не осуждать.
Господь нас не случайно создал разными. Ему было бы, наверное, скучно видеть один и тот же идеал, клонированный биллионы раз. Ему нравятся разные люди. Разные. Добрые, как Лена – и яростные, горячие, как Славка. Живущие интеллектом, мышлением – и живущие чувствами, эмоциями. И каждая личность по-своему хороша и красива. Грехи только мешают ей проявиться.
Агния пришла минут через пятнадцать после Алексея. Он уже успел разогреть готовый, из магазина, ужин, усадил детей за стол. Побежал в коридор, открывать дверь.
Агния стояла, завернувшись в свой плащ. И опять Алексей поразился – какая она бледная, маленькая, худая, как светятся темные огромные глаза. Сегодня Агния показалась ему еще более хрупкой и прозрачной, чем раньше, глаза ее странно запали.
– Заходите, Агния, раздевайтесь, – радушно пригласил он. Помог снять плащ, повесил его. Агния осталась в темно-синем пуловере и джинсах.
– Проходите, пожалуйста… Погодите, я сейчас там порядок наведу, – Алексей убежал на кухню. Там Аня пыталась намотать спагетти на ухо Борьки. Тот сопротивлялся и орал.
– Ну-ка! – грозно сказал Алексей, – Это еще что такое!
– Ой! – Аня быстро спрятала руки под стол. В глазах прыгали чертенята.
– Еще раз услышу безобразие – приду и разберусь! – пообещал Алексей. В смысле – разберусь как следует и накажу кого попало. Он вышел в гостиную. Агния уже сидела робко на краешке кресла и читала "Катехизис".
– Ну давайте, – Алексей сел напротив, в другое кресло, – У вас есть вопросы по предыдущему уроку?
– Да, я… – Агния смутилась, – Насчет брака… как-то это. Я этого никогда не могла понять. Получается, что сам брак, формальность, важнее любви…
Алексей терпеливо слушал.
– Вы знаете, в культе Ликея это место в Евангелии, ну где Иисус говорит о том, что нельзя разводиться с женой кроме вины прелюбодеяния, оно по-другому трактуется… не формально.
– Да-да, – Алексей кивнул, – Я это знаю. Прелюбодеяние считается – секс в отсутствие любви. Но у нас не культ Ликея…
– Вы извините, – сказала Агния, – но разве может быть что-то важнее любви? И вот если человек, например, ну полюбил другого… Я сталкивалась в практике с такими случаями. Если это настоящая любовь, а в браке любви нет. Я этого понять не могу…
– Понимаете, – сказал Алексей, – в браке должна быть любовь. Даже если он случайно был заключен как-нибудь, не так. В том-то и дело, что для нас любовь – это обязанность, это заповедь. Возлюби ближнего своего… а ведь жена, муж – это самые близкие люди..
Агния задумалась.
– НО разве же можно любить по обязанности? Любить же себя не заставишь.
– Человеку это невозможно, – сказал Алексей, цитируя Евангелие, – Богу же все возможно. Практически это означает, что если молиться и просить Господа, то Он обязательно поможет полюбить близкого человека… Ведь сказано, просите – и будет дано вам.
