Текст книги "Ликей. Новое время (роман второй) (СИ)"
Автор книги: Яна Завацкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
– Папа! – Борька стоял в дверях кухни, – Можно телевизор посмотреть?
– Хватит вам телевизор, – сказал Алексей, – Кстати, ты уроки сделал на завтра?
– Ой, – сказал Борька и удалился в детскую.
– Не забудь мне потом показать, – крикнул Алексей. Маша и Аня вышли из кухни, о чем-то шушукаясь. Постояли немного с невинными лицами, потом вдруг бросились к отцу и вскарабкались обе ему на колени. Алексей засмеялся, лаская дочек.
– По кочкам, по кочкам, – он подбрасывал их на коленях, – По ровненькой дорожке, в ямку – бух! – девочки завизжали от восторга, когда он сделал "бух".
– Ну все, идите, красавицы… Видите, мы занимаемся. Потом поиграем в лото, если хотите.
– Ура! – закричали хором Маша и Аня и убежали к себе. Алексей посмотрел на Агнию.
– Сумасшедший дом, – сказал он, – Ну ладно… так, еще вопросы?
– А если… если кто-то любит человека, но отец запрещает за него выходить замуж? – спросила Агния полушепотом. Алексей задумался.
– По-разному бывает, – сказал он, – нет общего правила здесь.
Агния опустила глаза. А ведь это она о себе, понял Алексей. Отец ей что-то запрещал, видимо. Но почему же она сейчас не сошлась с тем человеком, которого любила?
– Агния, а можно я спрошу? Если не хотите, не говорите. Кто ваш отец?
– Илларион, – просто ответила Агния. Ей, видимо, казалось, что это имя знают все. Какая-то ассоциация всплыла в мозгу: целительский центр…
– Целительский центр Иллариона, – озвучил Алексей свою мысль. Агния подняла черные блестящие глаза, поспешно кивнула.
– Я о нем ничего не знаю, – сказал Алексей, – Так, слышал, что есть такой.
– Я боюсь, – сказала Агния вдруг.
– Отца боитесь?
– Нет… он очень хороший, очень добрый… он ни разу в жизни никого не обидел.
– Тогда чего же вы боитесь?
– Понимаете, он очень хороший… есть такой закон, когда человека с чистой аурой кто-нибудь обижает, удар возвращается на автора. Я была тому свидетелем, и не раз. Отца защищают Светлые силы…
– Вот этих Светлых сил вы, значит, и боитесь, – задумчиво сказал Алексей. Агния как-то вся сжалась.
– Но ведь я поступила плохо, – сказала она тихо, – Я… не должна была уходить от отца. Просто я больше не могу.
– Что может с вами случиться?
– Все, что угодно, – Агния посмотрела ему в глаза. Алексей поймал себя на том, что кулаки непроизвольно сжались.
– Я хочу жить нормальной жизнью…– сказала Агния, – Просто, как все. Я не могу больше быть целительницей. Я недостойна.
Звонок ВН заставил Алексея слегка вздрогнуть. Пилот взял пульт, включил экран.
– Привет, Катя!
Молодая женщина с ребенком на руках казалась растерянной.
– Алеша… хорошо, что ты дома! Слушай, такой кошмар… Славка же на это собрание пошел сегодня, чтоб ему сгореть.
– Да, я знаю, – вспомнил Алексей, – он говорил.
– Ну вот, представляешь, мне сейчас звонит один приятель, он в полиции работает, и всегда, если что, предупреждает. Уже так раньше было. И говорит: это собрание сегодня, на Васильевском, накроют… В рамках борьбы с терроризмом. А я из дома не могу выйти, у Кристины температура. Слушай, может ты съездишь, скажешь?
– Конечно, съезжу, – согласился Алексей, – Сейчас сразу поеду…
– Спасибо, Леша! Ты передай, что это от Коли. Адрес знаешь?
– Знаю.
– Пароль у них сегодня "Штирлиц".
– Как-как? Штирлиц? Что это такое?
– Я почем знаю? – спросила Катя. Ну, Алеша, миленький – съездишь? А то представляешь, если он еще раз попадется… Ну, ничего не будет, он же не террорист. Но ведь трясти начнут, еще от полетов отстранят.
– Да я все понимаю, – согласился Алексей. Катя попрощалась и отключилась. Алексей повернулся к Агнии.
– Не получилось у нас сегодня с занятием. Ну ладно, вы следующий раздел сами прочитайте, хорошо? Мне ехать надо… только вот с детьми что… опять к теще завозить, – он размышлял вслух.
– Я могу остаться с детьми, – предложила Агния, – Мне все равно… Я сейчас одна живу, меня никто не ждет.
– Правда? Вот спасибо, – обрадовался Алексей, – У меня, понимаете, друг… второй пилот. Дурак дураком, националистом заделался… придется его вытаскивать, а то действительно – отстранят от полетов. Это часа два, Агния. Я на Васильевский должен съездить.
8.
С Алькой встретились у стеклянной двери бассейна под пальмой. Джейн отдыхала после тренировки, сидя на банкетке, вытянув гудящие ноги. Изучала доску объявлений у зала шейпинга.
Шейпинг тонких тел.
"Пройдя 3 ступени "базового" уровня шейпинга вы станете теми, кто чувствует свои высокочастнотные – "тонкие" тела человека (которые религиозная Традиция называет "Душою"). Эта обретённая вами способность откроет вам новые, кажущиеся пока удивительными возможности для дальнейшего гармоничного развития, для физического и душевного благополучия."
Интересно, подумала Джейн, а остались ли вообще у нас какие-нибудь виды спорта, не связанные с развитием тонких тел, энергетики, просто обычные физические виды спорта? Ведь чем ни занимайся всерьез – обязательно придешь к этому. Наверное, это неизбежно… Но вот Альку из-за этого не уговорить ничем заниматься, она эти дела почему-то не любит.
Подруга еще издали замахала ей рукой.
Сине-голубой купальник был туго натянут на плотную фигуру Альки. Двое Алькиных сорванцов застенчиво выглядывали из-за спины матери.
– Смотри, вон Ваня и Дима, – сказала Джейн дочери. Вика робко подошла к мальчишкам. Ваня был ровесником Вики – восемь лет, Дима на два года младше.
– Привет! – Алька бухнулась рядом с Джейн, – ну что, пошли?
Они вошли в бассейн, дети тут же умчались. Старшие прекрасно умели плавать, а Диме нацепили надувные крылышки, с которыми ему ничего не грозило.
– Поплаваем немного? – предложила Джейн. Они расстелили полотенца на лежаках, вошли в прохладную, подсвеченную воду. Народу сегодня было немного. Плыть легко, удобно. Джейн какое-то время держалась рядом с Алькой, неуклюже двигающей ногами и руками. Потом легко ушла вперед, окунув голову, лишь изредка поднимая ее к поверхности, чтобы сделать вдох. Пока Алька пересекла бассейн вдоль и обратно, Джейн успела сделать то же самое трижды. Потом подруги вылезли на бортик. Джейн привычно отыскала глазами Вику – с дикими воплями она и мальчишки катались с горки.
– Пошли поваляемся, – предложила Алька, – Устала, как собака.
Они ушли на лежаки, здесь было их коронное место, два лежака, отгороженные от остальных как бы стеной из тропических растений, на полу, выложенном камнями, и между камнями пробивались тонкие горячие струйки эвкалиптового пара. Можно было лежать, вдыхать этот пар, смотреть бездумно на колышащиеся темные листья. Какое-то время подруги лежали молча.
У Альки было нерусское имя – Альберта, данное ей по странному капризу родителей. Джейн познакомилась с ней в Сети, с удивлением узнала, что Алька живет в одном с ней городе. Было это лет пять назад, а теперь Алька стала почти сестрой. Иногда Джейн с некоторым удивлением признавалась себе, что более близкого человека у нее никогда не было.
Смешно… она ведь не лесби. У Альки своя семья. Муж – как выражается Алька, "средней паршивости" – человек неплохой, но что-то там у них не ладится. Тем не менее Алька на удивление долго сохраняет ему верность и не разводится. Говорит, мальчишкам все же нужен отец. И ему нужны дети. А ее дело – маленькое. Хочет родить еще одного. Пусть даже не девочку. Трое мальчишек – это еще интереснее, пожалуй. Хотя и девочку хочется. Но мужа пока трудно на третьего раскрутить. Еще у Альки очень ворчливая мать, куча знакомых и друзей и две породистые собаки. Алька любит собак, она и работает ветеринаром.
Джейн очень удивлялась, узнав, что Алька работает ветеринаром.
– Ну ты плаваешь, – лениво сказала подруга, – как подводная лодка.
– Я сейчас устала, – сказала Джейн и покраснела, поймав себя на хвастовстве, – С тренировки все-таки…
– Чего вы там делаете, на тренировках?
– Ну чего? – Джейн невольно подстраивалась под стиль речи подруги, – Лупим друг друга. Может, ты тоже как-нибудь попробуешь?
– Делать нечего, – сказала Алька, – Я ж не ликеида.
– Ну и что? – Джейн приподнялась на локте, – Это всем полезно. Дело же не только в том, что ты сможешь себя защитить, если что… Это философия. Воинское отношение к жизни. Каждая тренировка начинается с медитации…
– Слушай, мне эти медитации еще в молодости надоели. Все это я уже пробовала, – отозвалась Алька, – Углубляйся в себя, не углубляйся… нет там ничего. А воинское отношение мне не подходит.
– Ну почему? – спросила Джейн, – Активная жизненная позиция. Разве это плохо? Уметь себя защитить, уметь владеть собой в любой ситуации. Вообще – не жизнь тобой управляет, а ты жизнью…
– Слушай, ликеида… А что, ты управляешь своей жизнью? – поинтересовалась Алька. Джейн задумалась.
Кажется, опять проснулось желание кого-то поучить жить.
– В принципе, да, – ответила она, – Вот только Вика…
– А что Вика – нормальный ребенок, очень даже хороший.
– Да, но… понимаешь, я чувствую себя виноватой. Я могла бы и больше ей дать, большему научить.
– Чтобы она в Ликее училась…
– Ну… в общем, да.
Алька замолчала.
– А знаешь, почему у тебя с Викой не получается? – заговорила она снова, – Потому что ты сама уже не ликеида. Ребенок – он подсознательно чувствует истинные желания родителей. Истинный настрой. Можешь с ней заниматься хоть восемь часов в день – она все равно будет такой же, как ты. А у тебя в голове и в сердце – каша.
Джейн чувствовала, что Алька права. Но сдаваться не хотелось.
– Почему это каша? – сердито спросила она, – Я, во всяком случае, представляю, чего хочу от нее. И потом, во что я в молодости верила – в то верю и сейчас.
– Например, в необходимость абортов.
– Нет, в это нет. Но это же частности! А вообще идея Ликея…
– Ты понимаешь, что такое вера? – спросила Алька, – Вера – это то, чем человек живет изо дня в день, что определяет его поступки, заполняет все его мысли. Ты живешь Ликеем?
Джейн замолчала. Да… получается, что веры-то и нет.
Стоило усомниться в правоте Ликея в чем-то одном – как и вообще вся вера пошатнулась. Вот и психология – насколько она правильна? Какое право имеет молоденькая девочка вроде Сони (или прожженная, живущая в свое удовольствие стерва, как Моника) учить людей, как жить? Что дает ей такое право? Наука? Но какое право имеет наука диктовать человеку образ жизни и поступки? Наука должна быть, по идее, слугой человечества, а не хозяйкой.
Вот и медитации… Нужны ли они вообще? Что они дают? Считается, что – расслабление, оздоровление, духовное самосовершенствование. Но если уж совсем по-честному: хоть раз замечала полезный эффект от медитаций? Хотя бы настроение улучшалось… Так нет – совсем ничего. А вот сегодня и вовсе кошмар привиделся. Может быть, это у Джейн так, потому что она тупая. Но у способных к медитации и вовсе крыша едет к шестнадцати годам.
И борьба с националистами, с терроризмом… После рассказов Алексея как-то все в ином свете немного предстало.
Вот и получается: от прежней пламенной веры остались одни ошметки. Сомнения и еще раз сомнения. А чем она вообще живет? Какой верой?
– Алька, ну а у тебя какая вера? – спросила Джейн, – Ты чем живешь?
Алька ответила не сразу.
– Ты знаешь, наверное, тоже ничем. Иногда бывают такие проблески… как пробивает что-то свыше. Но я не верю во все эти ликейские заморочки – музы там, духи… Нет никаких муз. Я сама все пишу. Только вдохновение – оно да, от Бога. Хотелось бы мне понять, в чем истина.
Алексей это знал, вспомнила Джейн. Он нашел истину. "Что есть истина?"
– Я вчера стихотворение сочинила, – сказала Алька негромко.
– Почитай, – попросила Джейн. Алька глуховатым голосом начала читать. Свои стихи она всегда помнила наизусть – видимо, много над ними работала. *Сердце мое! Верь и не верь себе – это эксперимент:
Это попытка считать и смотреть назад,
Это не бегство и не возвращенье Антея к Земле,
(Я не читала Пруста, но может быть, стоит прочесть…)
Город мой! В сердце августа чутко уснул сентябрь:
Остро, осенне и грустно пахнут на рынке грибы,
Астры, картошка, ранет, георгины и бог знает что еще -
Город мой не считается с календарями, он живет здесь и всегда.
Сердце мое! Если б я попыталась идти назад,
Если б шептала "Сезам, откройся!" кулаки расшибая об
Эту стеклянную стену – как это было бы честно, только совсем не то.
Этот Сезам открылся, но мне туда не войти:
Я не умею струиться обратно вместе с песком в часах -
"В детство, в метельное лоно, в сибирский снег"
Все-таки поехать, подумала Джейн, стискивая зубы. Не уволят же… Нужен специалист – пусть терпят. Поехать, только глазком посмотреть.
Нельзя, у него же семья. Есть, конечно, надежда, что там не сложилось. Но вряд ли, вряд ли. Джейн чувствовала, что это не так. Не надо мешать.
Город мой! Если чуть-чуть подождать, то наступит зима,
Да и сейчас она где-то рядом, крадется за мной шаг в шаг,
Ветром в углах и с утра запотевшим стеклом -
Город мой, если я не успею уйти до зимы, отпустишь ли ты меня?
Город мой, сердце мое, мой всегдашний Сезам,
Вечность между мгновеньями, пропасть между шагами, глоток
Холода в солнечном свете, последний вдох
Перед прыжком (паденьем?) в иную жизнь -
Город мой, сердце мое, отпусти меня!
(*Полина Федорова)
– Замечательно, – сказала она, дослушав стихотворение.
– Да? – спросила Алька, – или это так, комплимент?
– Ты же знаешь, что я люблю твои стихи.
Мысли Джейн приняли другой оборот, она вспомнила графоманшу в Петербурге – та вечно участвовала в каких-то конкурсах, где-то печаталась, по телевидению выступала.
Слушай… я тебя давно хотела спросить. Почему ты нигде не печатаешься, только в Сети, но там же никто не читает…
– А зачем? – лениво спросила Алька, – столько хлопот – чего ради? Деньги небольшие, а честолюбия у меня нет.
Вечер был холодным и темным. Джейн медленно вела машину по улицам, дети толкались и хихикали на заднем сиденье. Улицы были освещены, но совершенно безлюдны. Как обычно, после наступления темноты, народ предпочитал лишний раз из дома нос не высовывать. Как при комендантском часе, подумала Джейн.
Она сама сроду ничего не боялась. Но это понятно, она ликеида, в случае чего сумеет себя защитить. Гораздо удивительнее, что ничего не боялась Алька.
Джейн поставила машину в гараж – ходьбы до дома еще минут десять, но не хотелось искать в темноте стоянку – скорее всего, и не найдешь, все забито. Алька ничего не имела против того, чтобы пройтись.
Эта тридцатилетняя не очень спортивная тетя обладала каким-то непонятным бесстрашием. Она совершенно спокойно ходила по темным улицам… и что самое странное – на нее за всю жизнь ни разу не нападали.
Дети сразу убежали вперед. Подруги медленно шли по дорожке. Алька, закинув голову, смотрела на звезды.
– Смотри, красота какая…
– Это Лебедь, – сказала Джейн, – А вон Орион…
– Всю жизнь мечтала научиться разбираться в созвездиях, – вздохнула Алька.
– Так я тебе покажу. Смотри, – подруги остановились. Джейн указала на небо.
– Вот эти три звезды видишь? Это пояс Ориона. Вон руки, ноги и голова…
– Да, вижу! Вот здорово…
– Девушки! – подруги разом вздрогнули и обернулись. Темный силуэт возник сзади, и что-то неприятное чудилось в нем. Запах опасности, грязный и липкий… И вслед за неприятным типом появились еще несколько других и загалдели разом.
– Девушки, а можно вас проводить?
– А может, лучше с нами посидите?
– Нет, спасибо, – сказала Алька, – мы торопимся.
– А не надо торопиться, – неприятный тип придвинулся ближе к Джейн, так близко, что запах перегара ударил ей в лицо. Джейн отступила на шаг, сделала глубокий вздох. Постаралась расслабиться, предчувствуя схватку.
Они, наверное, тут сидели в детском саду, на веранде, пили… это самое обычное место их сборищ. И вот – увидели легкую добычу.
– Ну чего вы, девушки, – сказал один из типов, – давайте по-хорошему, расслабимся, поговорим, а?
– Вы что? – спросила Алька недрогнувшим голосом, – Какие мы вам девушки? Нам некогда.
– Так это же хорошо, что вы не девушки! – обрадовался первый тип, – Чего тогда ломаетесь-то?
Нет, все-таки, он уже порядочно набрался, поняла Джейн. Тип попытался схватить за руку. Джейн вывернулась, её локоть ударил точно в солнечное сплетение.
Парень согнулся… Но тут же двое кинулись к ней.
– Гляди-ка, каратистка! – заорал кто-то сзади. Джейн старалась держать дистанцию, но они навалились скопом. Кто-то подобрался сзади, захватил шею, надавил.Джейн рванула голову вправо, но поняла, что не успевает. Противник оказался грамотным, перед её глазами что-то мелькнуло… Это была даже не боль; все поплыло вокруг, и Джейн превратилась в пустотелый шарик, поднявшийся над землей и несомый ветром, беспомощный, легкий шарик. Когда способность двигаться вернулась, было поздно; двое держали ее, руки за спиной туго связаны чем-то вроде ремня. Боковым зрением она успела заметить, что Алька нелепо трепыхается в объятиях одного из парней, пытаясь вырваться… Только бы дети не вернулись, подумала Джейн с ужасом. Неизвестно, на что способны эти типы. Хорошо, если это просто пьяницы… А если нет? Если настоящие бандиты, националисты какие-нибудь? Из тех, у кого борьба за идеи прекрасно сочетается с обыкновенной уголовщиной. А ведь на то похоже – драться ребята умеют.
Но ведь дети все равно вернутся… Господи, что же будет с детьми?
– Что вам нужно? – спросила Алька, – Что вы хотите от нас?
Ей не ответили. Тот, первый бандит, которого ударила Джейн, подошел к ней.
– Сука! – и размахнувшись, ударил беспомощную Джейн по лицу. Тотчас она попыталась достать его ногой, но парень вовремя отскочил в сторону. Один из державших за руки ловко вывернул кисть; дикая боль раскалённой иглой пронзила запястье
Ощущение полного бессилия… пожалуй, такого с Джейн еще не было. Господи, думала Джейн, пока ее тащили в темный, безлюдный детский сад, через дырку в заборе, через кустарник. Я была так уверена в своем боевом искусстве, я так давно занималась риско… Почему же мне не приходила в голову простая мысль – всегда найдется кто-то сильнее. Вот так все просто… Наверное, они нас не убьют. Наверное… мысль о предстоящем была так ужасна, что Джейн едва не завыла в голос. Лучше не кричать… ужасно, что дети нас потеряют, но что, если они прибегут на крик? Что будет с ними? С Викой?
Джейн бросили на пол веранды, руки, а теперь и ноги крепко связаны какими-то ремнями. Алька бухнулась рядом – она была свободна… Убежать все равно для нее было невозможно, никаким риско она не владела, не стоило и пробовать. Велика ли разница, горько подумала Джейн.
Кто-то зажег фонарь. В неровном свете Джейн различила несколько пустых бутылок на полу, лицо стоящего ближе всех бандита – молодое, с черными усиками.
– Ну вот, девушки, – сказал он, – Мы же по-хорошему хотели… Разве так можно себя вести? Придется вас поучить правильному поведению.
Джейн стиснула зубы, чтобы не застонать от бессилия и ненависти.
– Ты, сволочь, – спокойно заговорила вдруг Алька, – гадом был, и умрешь гадом. Только притронься к нам – завтра же загремишь на излечение…
– Что ты говоришь! – сказал бандит, слегка нервничая.
– То и говорю, слизняк паршивый, – добавила Алька, – Скотина двуногая.
– Таких убивать надо, – бандит бросился к Альке, второй тут же помог ему. Джейн задергалась, пытаясь освободиться.
– Отпустите нас! – крикнула она, – Вы об этом сильно пожалеете!
– Щас сама пожалеешь, – пообещал обиженный ею бандит, опускаясь на пол рядом с ней. Он неторопливо стал расстегивать плащ на Джейн. Она изогнулась, пытаясь добраться зубами до его рук.
– А вот это прекрати, – он снова ударил ее по лицу. Пока Джейн приходила в себя, на ней уже расстегнули плащ и порвали свитер, и кто-то там дальше – она не видела – полез ей в джинсы. Оглушительно завизжала Алька… Внезапно в глаза Джейн ударил свет. В тот же миг ее отпустили – все сразу, все мерзкие, отвратительные прикосновения прекратились. И уже понимая, что происходит, Джейн услышала:
– Оружие на землю! Руки вверх, все лицом к стене!
На веранду ворвались полицейские.
К полуночи Джейн доставили домой. Альке досталось больше – уже наливался синяк под глазом, и ребро, похоже, сломали. У Джейн болела челюсть, скула слегка распухла, но похоже, синяка не предвиделось. Пока они проходили медэкспертизу, пока заполняли протокол, пока вежливый, но настойчивый полицейский выспрашивал подробности нападения, а также – состоялось ли изнасилование, прошло довольно много времени. Джейн мечтала только о том, чтобы скорее оказаться дома. Вика казалась напуганной, жалась к матери, молчала. Ей давно пора было в кровать.
Полицию вызвать дети догадались сразу, к счастью, Ваня носил мобильник с собой, но пока патруль доехал, прошло какое-то время.
Наконец Джейн и Вику подвезли к дому на полицейской машине.
Девочка совсем уже клевала носом. Джейн взяла ее на руки и донесла до квартиры, правда, с большим трудом – уже ведь не малышка. Отнесла Вику в кровать, раздела, пожелала спокойной ночи, поцеловала… так, как всегда, как будто ничего не случилось. И только потом, выйдя из детской, упала на диван.
Слез не было. Вообще ничего не было. И жить не хотелось.
Сейчас, когда Вики не было рядом, Джейн вспомнила о себе, вспомнила все, что произошло… почему так дико, нелепо? Хотя что здесь особенного, все мы знаем, что преступность высока, что на улицах опасно. Если логически подумать, легко понять, что и знание риско не всегда может защитить. Всегда может найтись кто-то посильнее… да в конце концов, их было пятеро.
Болела скула, болел ушибленный бок… но это все мелочи. Самое ужасное – это чувство бессилия и унижения. И никакой защитник не появился, никакой рыцарь со сверкающим мечом, чтобы наказать негодяев… да, все кончилось хорошо, появилась банальная полиция, бандитов увезли, но все это время Джейн не покидало чувство, что и она является не то обвиняемой, не то подозреваемой. Ее допрашивали, ее обследовал медэксперт, холодный и безразличный к ее страданиям чужой мужчина. Никто ей даже стакана чаю не предложил, даже валерьянки выпить… И с Алькой, конечно, так же обращались – но Алька… похоже, ей было все это безразлично. У нее даже глаза посверкивали, как будто происшедшее было для нее веселым приключением. Интересно, зачем она стала дразнить бандитов? Неужели хотела отвлечь на себя внимание, чтобы Джейн не тронули… может быть, и так. А скорее, сколько Джейн знала подругу, Алька просто ни черта не боялась. Ей было плевать на это унижение, и поэтому для нее, собственно, никакого унижения и не было. Она говорила то, что думала – вот и вся причина.
Почему я так не могу? – спросила себя Джейн. Почему я страдаю? Я привыкла к обществу ликеидов. Если бы там, в полиции, был хоть один ликеид, он предложил бы мне чаю, говорил бы со мной, по крайней мере, сочувственно. Потому что нас так учили… но на самом деле и ему было бы на меня плевать.
И всем плевать… что же это такое, что это за мир, где приходится все время быть одной. Все время сильной… а если силы не хватает, то никого нет рядом, чтобы защитить, поддержать. Да, ликеидов учат быть добрыми, внимательными, помогать людям и тем более – друг другу. Но почему же они оставили меня, почему у меня нет в Челябинске ни одного друга-ликеида? За что они оставили меня совершенно одну?
Им некогда… и маме некогда подумать обо мне. И брату, и отцу, и подругам, и Элине, и всем здешним ликеидам. Им не до меня… они заняты спасением мира. А я – оказалась недостойной. И теперь я одна. Мне даже рассказать некому, что со мной произошло. Алька расскажет своему мужу, не очень хорошему, не очень любящему, но все-таки родному и самому близкому человеку. И он наверняка ее пожалеет, и напоит чаем, и прижмет к себе, утешит. Примочку принесет для синяка.
А кто пожалеет меня? Почему я не смею показаться на глаза родителям? Я знаю, что буду мешать им жить. Я не хочу им мешать. Почему у меня, кроме Альки, нет друзей? Почему ликеиды не говорят со мной? Муж? Джейн вспомнила Глеба. Нет… Глеб бы даже не посочувствовал.
Алексей…
Джейн даже села на диване.
Она чувствовала его взгляд – добрый, сочувствующий. Да, если бы он был с ней, он бы и чаю принес, и ухаживал бы за ней, и слезы бы вытирал. Сидел бы рядом и не говорил ни слова.
Только… почему-то Джейн казалось, что с ней вообще ничего подобного не могло случиться, если бы Алексей был рядом.
Он бы защитил ее. Если понадобилось, он дрался бы с этими гадами. Но – было здесь какое-то "но", которого Джейн пока не понимала.
Она прошла на кухню и поставила чайник. Взяла полотенце, намочила и, приложив к скуле, села у стола.
Вот в чем дело. Алексей был бы не только за нее…но и за них тоже. Он бы ничего не сказал, и вел бы себя как ликеид… конечно, ему бы и в голову не пришло ее упрекнуть. Но…
Но почему-то сейчас Джейн начала ощущать свою собственную вину в происшедшем.
Это было нелогично, нерационально. При чем здесь она? И все же какая-то вина существовала. Ведь Джейн была ликеидой. По крайней мере – была.
Мы превратили большую часть человечества в сытых, откормленных свиней… Мы заградили им путь к знаниям, к культуре… да и к религии тоже. Что же удивляться, что они реагируют так? Одни – так, как Алька. А другие – как эти бандиты. Мы удивляемся, что чем больше становятся полиция и Служба Безопасности, тем больше у них работы. Но чего же удивляться? Мы сами создали эту пропасть. А теперь мы еще приписываем это дьяволу… да дьявол хохочет, глядя на нас. В нас для него не меньше пищи, чем в этих хануриках.
Вы отказываетесь от насилия, словно говорил ей насмешливый спокойный голос Алексея, а это означает, что функцию насилия в вашем обществе берут на себя другие. По сути, бандиты и террористы вам необходимы для самоутверждения. Это они держат в страхе всех остальных – ваших прирученных свинок – и убеждают их в необходимости подчиниться вам, таким хорошим, образованным, духовным. Поэтому бандитов и не становится меньше.
А ведь он прав, подумала Джейн. Сейчас, когда можно смотреть на реальность без ликейских очков – да, он прав. Так оно и есть… Если бы мы поступали, как правители прошлого – расстреливали бы бандитов и сажали их в настоящие тюрьмы на настоящие сроки – их было бы значительно меньше. Совсем бы не было. Но тогда мы… ликеиды… не могли бы в глазах людей и в собственных глазах предстать незапятнанно чистыми и прекрасными.
Перевоспитать бандитов невозможно.
Да и зачем? Можно воспитывать ликеидов как воинов, и они будут чувствовать себя таковыми… ведь есть, с кем сражаться! Есть, куда сбросить излишек агрессии, где применить умения, полученные на тренировках…
Джейн усмехнулась, наливая чай. Ей становилось легко и спокойно.
Микроскоп, несомненно, работал. Однако вместо изображения на выводящем мониторе мерцала странная сетка. Джейн несколько раз перезапускала систему, сама подняла крышку и покопалась в электронике… Примерно через час она поняла, что анализов сегодня не будет и, тяжело вздохнув, набрала вызов техника. Молодой парень с сумрачным взглядом возник на экране.
– Здравствуйте, – сказала Джейн слегка заискивающе, – У меня тут проблема с компьютером… Когда вы сможете зайти?
Парень буркнул, что "щас придет" и невежливо растворился в глубине экрана.
Он действительно появился минут через пятнадцать, запустил систему, с минуту тупо глядел на экран, потом сказал:
– Вы пока погуляйте. Часа два это займет, не меньше.
Джейн вышла. В приемной было на удивление пусто – всего одна старуха-маргиналка, одетая почему-то по-деревенски, в платке крест-накрест. Надька подняла голову.
– О, Джейн! Ну что, не работает?
– Нет. Теперь два часа гулять.
– Везет же, – позавидовала Надька, – Слушай, Джейн, сделай доброе дело, а? Надоела мне эта бабка, с утра пристала, и не объяснишь… не туда забрела.
– А куда ей надо? – спросила Джейн и тут же смутилась, подумав, что нехорошо все-таки говорить о присутствующем в третьем лице. Впрочем, бабка, похоже, ничего не поняла из разговора.
– Да хрен ее поймет… Если б я могла понять, давно бы выпроводила.
Джейн подошла к старухе. Внимательные блестящие серые глаза из-под нависших седых бровей глянули на нее. На одной из бровей повисла ярко-красная страшненькая бородавка.
– Бабушка, вам куда надо?
– Да я разве знаю, – прошамкала старуха. Во рту ее красовался один-единственный пожелтевший резец. Редко таких колоритных встретишь, – Меня доча пригласила, я и пришла.
– А где ваша дочь живет? В городе?
– Да… тута, мне сказали, как приемный пункт, что ли?
– Так вы еще не зарегистрировались? – Джейн старалась говорить погромче. У большинства старых маргиналов слух отказывал.
– Не знаю я, что такое… гистриралась я, или нет. Я пришла утречком, сюда захожу – тут нету никого! Зашла вот к девке, подошла, а она на меня – как собака. Разве же можно? – с обидой спросила старуха, – Как собака на меня!
Джейн бросила косой взгляд на Надьку, совершенно невозмутимо углубившуюся в компьютер.
– Пойдемте, бабушка… Я вас отведу.
– Вот спасибо, спасибо, доченька! – обрадовалась старуха.
Джейн шла чуть впереди, стараясь замедлить шаг, маргиналка семенила сзади. Прошли по узкому, светлому коридору клиники, спустились по лестнице. Старуха на лестнице отстала, боязливо как-то ставила ноги на ступеньки. Для них лестница – и та в диковинку, подумала Джейн. Прожила всю жизнь в лесах, никому не нужная, в голоде, холоде, страданиях…
– Бабушка, – обернулась Джейн, – Сколько у вас детей?
– Чего?
– Детей сколько у вас было? – крикнула Джейн.
– А… восемь. Да пятеро померли.
Вышли на улицу, старуха сощурилась от яркого солнечного света. Осень отступила сегодня, дала последний шанс солнцу согреть землю, уходящую в спячку. Джейн без куртки, в белом медицинском костюме ощущала лишь легкий холодок. Старуха затянула платок потуже.
– А муж ваш жив?
– Не… давно помер. Доча меня пригласила, она в город давно ушла…
Джейн знала, что в челябинскую колонию маргиналов принимают теперь не всех. Желающих стало много… В самом же деле это не такой быстрый процесс. Маргиналов много, плодятся они, как мухи, а ресурсы города ограничены. Принимают по результатам тестов, тех, кто сможет закрепиться, получить профессию. Но уж если кого-то приняли, он перетащит сюда всю семью.
– А что же ваша дочь вам не поможет зарегистрироваться?
– Да некогда ей. На работе ведь она. Сюда привела, а я вот заплутала…
Джейн и старуха прошли мимо зданий детской клиники, гинекологии, храма Афродиты (ей полагалось возносить молитвы за излечение больных), центра биоэнергетики и кармической диагностики, реабилитационного центра. На самой окраине больничного городка сверкала белым местным мрамором и черным стеклом Приемная Палата. Архитектура Палаты напоминала храм Афродиты (так Палата наилучшим образом вписывалась в ансамбль). Узкий вход с круглыми светильниками над дверью, а от него складками вправо и влево два мраморных крыла.
