Текст книги "По Ту Сторону Реки (СИ)"
Автор книги: Яна Лисканова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 10
Господин Арион испытывал странную, почти забытую смесь раздражения и любопытства. Такое бывает, когда ты сталкиваешься с чем-то, что ставит тебя в тупик. С чем-то, что не вписывается в твое представление о мире, противоречит ему. Все непонятное вызывает раздражение – это хочется отрицать, хочется подобрать понятное, не противоречащее твоим убеждениям объяснения. Вызывает желание придираться к мелочам, насмехаться и язвить.
И вместе с тем внутри щекочуще бурлит пытливый интерес, предвкушение от возможности узнать что-то новое.
Мужчине не было стыдно за подслушанный разговор. Какая разница, если любопытно? Не было стыдно и за провокацию в сторону мисс Лилье. Почему бы и нет, раз на эмоциях люди более откровенны? И все же эти пылкие чувства, это отчаянное желание завоевать одного-единственного человека, готовность ради этого пойти по головам почему-то никак не стыковались с представлением господина Ариона об этой женщине.
И это цепляло. Она показалась ему пусть немного наивно-идеалистичной, но все же в большей степени холодно-рассудительной. Неужели даже такого человека может затянуть в водоворот чувств, ослепить собственнические чувства к одному-единственному мужчине?
Это казалось таким глупым и оттого раздражало! Зачем она позволила этой глупости овладеть своей жизнью? И все же назревал вопрос, назревал, если говорить честно, уже давно. Когда-то он задавался этим вопросам с неприятием, почти ненавистью, и в конце концов просто списал подобные порывы на глупый стереотип и ограниченность ума и – успокоился. Но раз за разом на его глазах даже отнюдь не глупые существа попадались в эту ловушку, летели точно мотыльки на огонь.
И только он один смотрел на все это с удивлением и все никак не мог взять в толк – что такого хорошего в этом слепящем свете, в этом обжигающем тепле?
В чем прелесть этой одержимости одним-единственным существом, ведь не одна, так другая тебе все равно ответит, а если повезет – вообще обе. Так какой смысл концентрировать все силы на ком-то одном? В этом нет ни практического смысла для себя, ни пользы для общества в целом – только коллекция слезливых баллад и претенциозных театральных постановок полнилась.
И мисс Лилье со своим «любовь стоит чьих угодно жертв» стала, кажется, последней каплей. У мужчины почему-то не получалось закрыть для себя этот вопрос так же легко, как в юности. В голове то и дело возникали споры и его мысленный оппонент, почему-то голосом мисс Метиды Лилье раз за разом утверждал, что он, Арион, чего-то в этой жизни не понимает.
Романтическая любовь. Та самая, про которую каждый, попавший в эту ловушку, говорит, что она – одна-единственная. На всю жизнь, а может быть даже на века. Это было даже интересней, чем механизм самоходных карет.
Кажется, господин Арион уже почти мечтал влюбиться. Но для начала, нужно разобраться в механизме. И раз уж мисс Лилье в этом разбирается, то почему бы к ней и не поприставать с вопросами?
Тем более, что она и разбудила этот интерес.
Но перед этим надо как-то извиниться за то, что он тогда неожиданно не пришел. Технически, о встрече они и не договаривались и он ничего не обещал, но это подразумевалось, так что просто не приходить было, пожалуй, не очень красиво.
Ждала час на жаре? За это было и правда стыдно, но ведь ни одна женщина в его доме не стала бы ждать больше пяти минут. Не пришел вовремя? Сам виноват. Кусай теперь локти, ногти и другие части тела в гордом одиночестве! Арион не удержался от улыбки, вспомнив о доме. Ну ничего, скоро уже увидятся. А на жалование за участие в первой дипмиссии на человеческие земли устроят большой праздник, как они и хотели…
И все же, что теперь можно сделать, чтобы вновь завоевать расположение мисс Метиды? Интерес к нему в ней и так был, это совершенно очевидно, и это, безусловно, упрощало задачу. Но для таких девушек интерес – это отнюдь не аргумент быть снисходительней.
Так что бы такое придумать?..
За окном уже сгустилась темная августовская ночь. Из приоткрытого окна задувала уже совсем не летняя прохлада, но мне было приятен этот холод. Я сидела в пятачке теплого света над бумагой и страдала над письмом сестре.
Писать его вообще не хотелось, но я знала, что так будет правильней. Понравится ли ей или нет содержание, но она все-таки получит от меня какой-то ответ и, думаю, хоть отчасти, но ее это успокоит.
«Дорогая сестра,
Любые морально-этические нормы начинаются с ответственности за их нарушения…»
Я скомкала лист и кинула его подальше. Нет уж, снисходительное морализаторство – отнюдь не то, что нужно!
– Попробуем держать дистанцию, – вздохнула я и вновь взялась за перо.
«Уважаемая миссис Нельме!
Спешу сообщить, что наконец вы сможете избавить меня от своего общества, не прилагая никаких усилий»
– Вау, – поразилась я тому, сколько во мне желчи, – А в конце спросить о здоровье бедного недоношенного племянника?
Мысль была приятной, но я себя одернула. Моя цель отнюдь не в том, чтобы задеть. На это у меня будет еще целая жизнь, когда мы все немного отойдем и схлынут эмоции! А пока нужно решить проблему. Извиниться за несдержанность и предостеречь от дальнейших домогательств в мою сторону, объяснив последствия.
«…Как ты успела заметить, мое терпение уже исчерпано, и ждать от меня чего-то хорошего не стоит. Не стоит ждать и понимания, даже если ты к нему привыкла настолько, что что-то отличное вызывает в тебе протест. Во мне тоже много протестов, и ты не хочешь их слышать, тем более публично…»
– Все не то, – покачала головой я.
Я переписывала, перечитывала, но нужные слова никак не находились. Мне слишком хотелось уязвить, и ничуть не меньше – пожалеть. Быть сдержанной даже в письме отчего-то не получалось.
Конечно, впереди у меня еще целая ночь, чтобы выдавить из себя что-то приличное. Спать не хотелось от слова совсем, давить из себя извинения – тем более. А чего хотелось, понять было сложно.
Неожиданно в приоткрытое окно залетел вместе с ночным ветерком желто-оранжевый огонек. Сначала я было подумала, что это светлячок, но нет – просто огонек. Он закружил перед моим лицом, привлекая внимание, а за ним второй, третий… Я боялась шелохнуться и не понимая, что происходит, и стараясь не спугнуть это чудо.
За окном они кружили тихонько роем, не разлетаясь слишком далеко. Стоило мне присмотреться, сердце пропустило удар. Мягкий свет, рассеивая темноту у зарослей сада во дворе, очерчивали звериную фигуру. Грива влажно блестела под огоньками, а глаза, сверкая изумрудами, смотрели прямо в мои окна.
Я торопливо распахнула окно и высунулась, не обращая внимания на свой растрепанный вид, распущенные волосы.
– А подглядывать нехорошо! – тихонько проговорила я, усмехаясь.
Конь даже не шевельнулся.
– Вы вторглись в чужие владения. Ничего не хотите мне сказать?
Огоньки игриво кружили у моего лица, но тишину ночи тревожил только мой голос, только мое дыхание и скрип створок окна.
– Ах, видно я ошиблась, – покачала головой я, – Да это же просто конь! Надо позвать слуг, чтобы его отловили. Не сможем оседлать и заработать на скачках, так хоть сведем с кобылами для хорошего потомства… А что? Все польза.
Конь изящно изогнул шею, будто насмехаясь. Но наконец двинулся в мою сторону. Степенно, неторопливо он подошел к окну, остановившись в метре и уставился, ожидая от меня…
– Вы ждете, что я к вам выйду? – поразилось я наглости, – В окно? Вы в своем уме? Я же не дикарка через окна лазить!
Господин Арион фыркнул, тряхнул гривой и сделал еще пару шагов в мою сторону, вытягивая ко мне шею. Я продолжала смотреть на него свысока, всем видом показывая, что из дома он меня в ночи не вытащит ни при каких обстоятельствах. Но когда он протянул ко мне морду, умильно заглядывая в глаза своими колдовскими глазами, я все-таки не удержалась и потянула руки, чтобы погладить. Щеки слегка вспыхнули, когда я вспомнила, что это все-таки человек, мужчина, и я собираюсь его потрогать, но было уже поздно. Ладонь легка на звериную щеку, а в следующий момент он, мгновение назад спокойный и неторопливый, вдруг резко дернулся, утягивая меня за собой.
Сердце упало в желудок – я не могла оторвать от него руку, она будто прилипла.
Он развернулся, подставляя бок, и я упала прямо на его спину. Я не успела даже вскрикнуть, как мы уже оказались в зарослях, и мне оставалось только устроиться поудобнее. Отбежав от дома, он замедлил шаг, позволяя мне нормально сесть, но оторвать от него ладони я так и не могла.
– Вы что себе позволяете?! – закричала я, – Вы дикарь! Отпустите меня немедленно! Почему вы решили, что вам сойдет это с рук? Иностранный гость или нет, а похищать девушек вам не позволено!
Я продолжала возмущаться, уже даже не пытаясь слезть, понимая, что даже если каким-то образом смогу, против мужчины у меня ни шанса. Всерьез испугаться я не успела. Все-таки господин Арион не произвел на меня впечатление по-настоящему плохого человека. А если со мной что-то случиться, первым делом подумаю на него, как на единственного нелюдя в округе. Столетний страх пальцем укажет на того, кто принес беду, даже если не будет серьезных аргументов. Не может же он не понимать этого?
Мы шли в ночном тумане, в окружении кружащих вокруг огоньков по знакомой с детства дороге. Стрекот насекомых в этой тишине звучал особенно громко, почему-то успокаивая. В какой-то момент ворчала я уже без запала, но упорно и безостановочно, чтобы он точно знал кто он есть и где ему место. За такую выходку он мне еще ответит!
Я уже не удивилась, когда мы вышли к знакомому берегу. Зато очень удивилась тому, как он преобразился. Полянка у берега была словно уголок света и тепла в холодной ночи. Расстеленный прямо по земле ковер, накрытый столик и дымящийся над огнем котелок с водой. Два кресла с теплыми покрывалами и уютно мельтешащие огоньки, разгоняющие тьму.
Мужчина вдруг обратился, и я оказалась у него в руках. Я упрятала свое восхищение этой красотой поглубже, туда же засунула смущение и вскинула на него недовольный взгляд.
– Я дикарь. Неотесанный и грубый, – покорно согласился он с моей характеристикой, – Такая благородная леди меня никогда не простит?
– Никогда, – кивнула я, сощурив глаза.
– А если я позволю дать мне пощечину? – уголки его губ дернулись в легкой улыбке.
Во мне не осталось ни капли злости. Боже, как же мило он тут все обустроил! Это же настоящий ночной пикник!
– Если у вас тяга к саморазрушению, – нахмурилась я, – Можете побиться головой о землю.
Он отнес меня к ближайшему креслу и аккуратно усадил, тут же укутывая в шерстяное покрывало. Я сглотнула вязкую слюну. Ну какой же бесстыжий! Я не собиралась возмущаться, показывая смущение, но внутри все полыхало от такой близости с чужим мужчиной.
Правильно было бы и дальше вести себя строго и непреклонно, но внутри разливалось такое приятное чувство, что наскрести в себе еще хоть пару слов возмущения не получалось. Тихонько шуршала вода, шелестели от ветра листья, стрекотали кузнечики… А господин Арион заваривал чай, рассказывая, как некая госпожа собирает травы для этой смеси с начала весны по начала осени, чтобы всю зиму ее близкие могли наслаждаться не только его бархатистым вкусом, но полезными для здоровья свойствами.
Трещал огонь, делясь теплом, и я забывала про распущенные волосы, про то, что на мне нет корсета, про недописаное письмо и вообще про все на свете.
Был только этот несносный мужчина в этом уютном уголке, в этом островке, будто отделенном от остального мира с его заботами. Приятно прохладный воздух залезал в легкие, очищая от дневной пыли, позволяя расслабиться. На лице нет-нет, да гуляла улыбка, и я уже не видела смысла скрывать очевидное.
– Когда-нибудь вас придушат за вашу наглость, – поделилась я, с улыбкой вдыхая приятный аромат. – Это буду не я, ведь даже получись у меня допрыгнуть до вашей шеи, силенок в моих руках маловато! Но кто-нибудь обязательно не удержится – точно вам говорю.
– Вполне возможно, – не стал спорить он, – Хотя, должен признаться, что к моему поведению у окружающих нареканий никогда не было. Наш вид отличается довольно буйным нравом, а я всегда был спокойным и сдержанным. Буквально подарок для царя, оплот спокойствия в нашей неспокойной семье.
Он не хвастался, не скромничал, не смущался, просто констатировал факт.
– Ваш буйный нрав просто хитро прячется за равнодушным видом, вводя окружающих в страшное заблуждение.
Мужчина тонко улыбнулся, прикрывая улыбку ладонью, не споря.
– Кажется, вы тоже много прячете за свой воспитанностью.
Я едва заметно вздрогнула, почему-то решив, что он имеет в виду весь тот яд, всю ту желчь, что у меня сегодня неожиданно даже для себя не находилось сил сдержать. Я мотнула головой. Нет, в его тоне вовсе не слышится насмешка!
– Как грубо! – возмутилась я, – Вы в чем-то меня обвиняете? Уже ли в лицемерии? Я именно такая, какой кажусь, – я откинулась на мягкую спинку кресло, вскидывая на него вызывающий взгляд; он тут же отзеркалил мой жест, – Добрейший души человек, спокойная и покорная судьбе натура, избавленный от большинства человеческих пороков хорошим воспитанием. А если вы не согласны, то подите отсюда вон, раз не можете в полной мере насладиться моим обществом! Но чай свой оставьте, раз уж принесли.
Его плечи подрагивали, глаза блестели, сощуренные улыбкой, а ладонь закрывала уже половину лица.
– Я не уйду без своего чая, – покачал головой он.
– Какой же из вас тогда джентельмен?
– Очевидно, неудачный?
– Однозначно, – согласилась я, – И я вам часами могу рассказывать, насколько! Но не переживайте… Зато вы устраиваете совершенно чудесные пикники!
Я поплотнее укуталась в покрывало. Не потому что замерзла, а потому что так было еще уютнее. Интересно, а кто-нибудь когда-нибудь вообще устраивал для меня пикники? Я усмехнулась.
Нет. Милые чаепития на природе всегда были под моей ответственностью. И это было приятно. Приятно подбирать места, составлять меню, искать букетики именно тех цветов, которые порадовали бы близких. Не так уж и сложно, на самом деле. И ни об одной потраченной минуте я не жалела. И даже не замечала, что мне не отвечали тем же. Почему-то казалось, что отвечали…
А сейчас вот думаю, а кто и когда заботился о таких мелочах? Теплый плед, редкий сбор трав, ковер под ноги и мягкое кресло. Навес от насекомых и вазочка со свежими цветами. Приятно. Очень приятно. И… красивый мужчина напротив улыбается мне. Мне, которая сегодня даже не пытается быть вежливой. Быть хоть чуточку милой. Может он и заслужил мою грубость, да вот только часто ли мужчины готовы принимать что-то, кроме ласки, даже когда неправы? Мой опыт показывает, что нет.
Как бы не влюбиться!
Я рвано выдохнула, смущенная этой мыслью. А ведь такое может случиться? Почему-то я никогда не рассматривала себя в этом контексте. Ну где я и где любовные страсти?! Это даже представить невозможно! Но ведь он очарователен. И даже грубо похитивший меня из дома, не вызывает неприятия.
Взгляд задержался на его руках, на закатанных по локоть рукавах рубашки… Он разливал чай, и под смуглой кожей перекатывались мышцы. Я отвела взгляд.
Нет, это было бы категорически не к месту! Такие вещи лучше вырывать уже на подступах. Господин Арион интересный мужчина. Но у него и недостатков немало: от явно искаженного слухами мнения обо мне до гарема, который ждет его на Той Стороне. Зачем мне такие проблемы?
Возможно, мне повезет стать женой хорошего, спокойного второго принца. Если он мне понравится при более близком знакомстве – то почему бы и нет? Может у меня еще может быть своя семья. Может быть даже счастливая. И я буду с первой же встречи следить за каждой женщиной, которая проходит мимо него!
А если не понравится, буду до конца жизни тратить батюшкино состояние. Ну должен же кто-то его промотать? Почему бы не я? На нас с Тией род все равно прервется, судя по всему.
Да, с господином Арионом стоит быть поосторожней. Для своего же спокойного будущего! Вот только… вот только могу же я позволить себе небольшую слабость? На один вечер? Почему бы ужасному дню не закончиться на хорошей ноте?
«Дорогая Галатея,
Во-первых, я хочу попросить прощения за свою вчерашнюю резкость. Я могла бы назвать причины, по которым не смогла удержать язык за зубами, но, по правде, все это не имеет значения. Как бы ни понятны были эти причины мне, когда я уже нанесла вред, они превращаются в оправдание. Я искренне прошу прощения за свои намеки. Наше личное не должно становиться публичным. И я виновата, раз в одностороннем порядке дала себе такое право.
Я дала согласие на приглашение миссис Лайон, и при встрече обязательно дам ей пару мыслей, которые тебя обелят, на размышление, и – зная ее натуру, я могу быть уверена – она разнесет это по всему обществу.
Это не сможет в полной мере исправить мою ошибку, но, обещаю, со своей стороны я сделаю все, чтобы ее исправить.
Во-вторых, я уезжаю с дипломатической миссией на Ту Сторону в начале осени. И я очень этому рада, ведь это избавит меня от вашего с Атисом общества. Я уже говорила это и повторяю еще раз в надежде, что меня наконец услышат. Я не хочу вас видеть. Я не хочу с вами говорить. Я понимаю, что не видеться совсем мы не можем, но не ищи хотя бы встреч со мной намеренно. Я не хочу тебя видеть. Мне вовсе не нужны твои извинения.
Ты поверила в мои слова по поводу моей любви к Атису, но они были ложью. Я сказала это, только чтобы уязвить тебя. Моя любовь к нему всегда была дружеской, родственной.
Вот только это вовсе не значит, что боль от вашего предательства от этого меньше.
Ты можешь и дальше оправдывать себя тем, что раз твоя любовь к нему была иной, у тебя было некое особое право. Что знай ты, что я люблю его так же, ты бы так не поступила. Он может и дальше обижаться на меня, что я отказалась войти в ваше положение, когда он молил меня об этом, стоя на коленях. Вы оба можете верить, что просто боролись за свою любовь, за свое дитя, и у вас не оставалось выбора.
Но факт в том, что вы вовсе не боролись. Ни ты, ни он. Вы плыли по течению, потакая своим желаниям, но не желая нести за себя ответа. И пострадали от этого в итоге не только вы. В гораздо большей степени – не вы.
Вы упустили свое время борьбы.
Оно было у вас до нашей с ним свадьбы. Оно было, в общем-то, и до того, как вы начали меня предавать. Это было время борьбы за свое счастье. Спать за моей спиной, а потом в последний миг, прижатые последствиями, сделать хоть что-то, чтобы хотя бы дитя не родилось бастардом – это не борьба.
Почему, раз твоя любовь была так велика, ты за нее не боролась? Полагаю, ты испугалась. Не хотела быть плохой. Малодушно боялась гнева старого герцога. Считала, что недостойна быть герцогиней. И я все это понимаю. Тея, я живой человек, я тоже бываю труслива и малодушна. Я тоже порой прячу голову в песок, и вовсе не жду от тебя, что за свою ошибку ты теперь до конца жизни должна страдать.
Я, честно, понимаю. Но не надо, пожалуйста, теперь списывать все на чувства так, будто это стихийное бедствие, которое ты не могла контролировать. Ты просто в итоге выбрала его. Не меня. И ты имела на это полное право, просто теперь не пытайся усидеть на двух стульях. Я приняла твой выбор и искренне надеюсь, что ты будешь с ним жить счастливо. Но думать, что и меня ты в эту жизнь можешь вернуть – верх твоего наивного эгоизма.
У всего есть последствия.
Меня в твоей жизни больше не будет – вот твое последствие.
Вы меня предали, но, видят боги, это не самое ужасное, что может случиться с человеком, и я, конечно, переживу. Но абсолютно точно без вас.
Я дам вам последний совет: повзрослейте.
Метида Лилье»
Миссис Нельме уронила голову на стол, рассыпая по поверхности мягкие кудри и тихо, придушено завыла в сгиб локтя, боясь разбудить сына. В горле застряли слезы, не давая воздуха и девушка дышала рвано, вздрагивая плечами.
«Я не хочу тебя видеть»
«Мне не нужны твои извинения»
«…не пытайся усидеть на двух стульях»
«…верх твоего наивного эгоизма»
Слова били похлеще пощечин.
За что она так?.. Неужели попытаться все наладить – это верх эгоизма? Почему никто, кроме нее, даже не пытается понять другого?! Атис уперся, Тида уперлась – и никто, никто не хочет сделать и шага навстречу!
Девушка понимала, что ее муж просто боится за их хрупкое семейное счастье, которое так легко обернется бедой, стоит Метиде рассказать другую сторону истории. Боится за нее, за сына – за их благополучие. И оттого раздражителен.
Понимала она и злость сестры, которую подвела своей слабостью – как там говорили? – тела и духа. Но ведь Метида просто не понимала! Не понимала, какого это – влюбиться по-настоящему! Насколько все меняется, насколько ты становишься слаб перед этим чувством, насколько это сметает все границы и остается только единственный человек в мире, вокруг которого вертится вся жизнь!
Смогла бы она устоять, окажись на ее месте? О, у нее было бы больше шансов, ведь она сильнее! Но Тея вовсе не считала, что она точно бы смогла. Как бы ни была уверена в этом сама Тида, она просто еще не сталкивалась с этим, ее сердце еще никто не тронул даже слегка.
Ведь сестра могла бы хотя бы выслушать… Хотя бы дать шанс. Хотя бы на секунду поставить себя на ее место! Почему все должно закончиться так?
Девушка всхлипнула тихонько и вздрогнула, услышав за дверью разговор. Она тут же вскинулась, вытирая щеки от слез, пытаясь натянуть улыбку, но стоило зайти Атису и мистеру Энштерниху, они, конечно, тут же заметили ее состояние.
– Боже, Тея, что случилось?
Они оба кинулись к ней.
– Тише-тише! – засмеялась она шепотом, – Малыша разбудите. Все хорошо!
Атис начал ворковать, успокаивая ее, а Тея тихонько прикрыла письмо рукавом платья. Ей не хотелось еще больше увеличивать дистанцию между Атисом и Тидой, но она знала, что муж будет зол на сестру, если узнает, что плакала она из-за нее. Она потом просто скажет ему, что Тида извинилась. Да, этого будет достаточно…
Мистер Энштерних сразу узнал почерк. Ну конечно! Стоило ли сомневаться? Если миссис Нельме плачет, то где-то пробежала Метида Лилье! Глупая обиженная баба. Чего еще ожидать?
Высокомерная выскочка, привыкшая, что все ей что-то должны. И кто додумался отправить ее на Ту Сторону? Она же моментально настроит против себя всех адекватных существ в округе, испортив людям репутацию даже среди этих чертовых безбожников!
