Текст книги "По Ту Сторону Реки (СИ)"
Автор книги: Яна Лисканова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 20
– «Любые морально-этические нормы начинаются с ответственности за их нарушение…» – зачитывала сестра вслух.
– Почему? – округлила глаза Тея, – Разве не с желания, чтобы всем было хорошо?
Сестра призадумалась. Она всегда так делала, всегда раздумывала над ответом, особенно если вопрос задавала Тея. Как-то раз Тея ей пожаловалась, что отец и матушка всегда отвечают ей, не задумываясь, будто это не важно. Говорят так, как говорят все, повторяют прописные истины и улыбаются по-доброму, но как-то так, что становится неприятно, что она вообще задала вопрос, и спрашивать больше не хочется. А вопросов от этого меньше не становилось.
Тее всего тринадцать, но она уже знает, что она не слишком умна. Рядом со старшей сестрой не заметить было сложно. Тида всего на два года старше, но мама всегда говорит с ней, как с равной, а отец не может ответить ей не всерьез, не смеет отмахнуться. Если Тида задавала какой-то вопрос, он никогда не был глупым и отвечали на него без той самой улыбки.
Нет, Тея вовсе не обижалась! Она же не Метида, так почему к ней должны относиться так же? Но однажды не удержалась, и все-таки в ее голосе проскользнула нотка недовольства в разговоре со старшей сестрой. Сестра тогда на это улыбнулась. Улыбнулась гордо и сказала, что она, Тея, большая молодец, что задает вопросы и правильно делает, что ждет серьезного ответа. Тида и раньше отвечала ей, но после этого разговора всегда давала себе еще времени подумать. Чтобы точно ответить младшей сестре всерьез, а не просто что-то.
– Думаю, если говорить о частном – то все индивидуально, – начала Тида, – Но если о необходимости привить какие-то нормы большому количеству людей – то все начинается с ответственности за нарушение – с наказания. Человек стремиться к тому, чтобы делать только то, что хочет сам, и если под угрозой наказания он не делает что-то, что сделать бы очень хотелось, то начинает придумывать причины, почему и по собственной воле бы так не поступил… Размышлять на этот счет, порой находя, а порой и выдумывая тысячи причин, – Тея слушала внимательно, хотя слова и не отзывались в ней, – А если приходит расплата, то человек неизбежно задается вопросом: за что? К какому ответу человек придет, никогда наверняка не скажешь, но для начала неплохо, что этот вопрос вообще в мыслях прозвучит.
– Разве это не цинично? – нахмурилась Тея, – Разве не должно быть так, что человек просто должен хотеть, чтобы все были счастливы? Разве не с этого должно начинаться? Если расчитывать на наказания, чтобы приучить к чему-то… Разве это не расчетливо?
Сестра кивнула.
– Пожалуй. Но порой мы без наказания не видим и ошибки.
– А у тебя такое было?
– Было, – улыбнулась сестра, – Когда я разбила мамину вазу. И меня наказали. Я думал, что это несправедливо – у нас же в доме столько ваз! Одной больше, одной меньше… Но когда я стояла в углу и придумывала себе оправдания, почему это все жутко нечестно, и вообще я права, мне вдруг захотелось поиграть в игру. Я вообще ее тогда любила. «По каким причинам человек может не понимать, что я права?» – такая вот игра. Я думала, думала… И пришла к выводу, что не мне решать, какова ценность вазы, ведь не я ее делала и не я покупала. Я ее только разбила.
– И ты извинилась, – уверено сказала Тея.
Сестра вдруг опустила глаза и очень смущенно рассмеялась.
– Года через три! Тогда я просто сделала вид, что все еще не понимаю, в чем причина. И даже сама поверила, представляешь? Нет, извинилась, конечно, но я не взяла на себя ответственность за это. Просто надо было – все-таки вазу-то я разбила! – и я извинилась, чтобы на меня перестали злиться. До сих пор стыдно перед твоей мамой…
Она раз за разом хваталась за перо, а потом раз за разом его откладывала. При мысли о том, что написать, в мыслях царила звенящая пустота, но проблема была даже не в этом. Проблема была в том, что миссис Нельме не была уверена, может и должна ли она вообще что-то писать.
Порой в ней не было ни капли сомнений. Она смотрела на статью о похищении принцессы и сестры и была абсолютно уверена – ни одна ссора в мире не может встать между ними в такой момент. У нее есть право написать. Все, что было до – не имеет значения.
Она бралась за перо и…
А если Тида вовсе так не считает? У нее всегда были крепкие нервы: вдруг это похищение воспринимается ей именно так, как она о нем написала – как увлекательное приключение? И волнения Теи, ее мольбы будут восприняты, как фальшивка? Как просто еще один повод навязаться, как все то же назойливое жужжание?
В такие моменты голову поднимала гордость и раздражение. Ну сколько можно! Она, Тея, сделала уже сотни шагов навстречу и сотню попыток, ну не до конца жизни же ей бегать теперь за сестрой, раз ту это так раздражает? Хочет всю жизнь быть гордой и непримиримой – пусть будет! Тея бы ее простила!
Но она – не Метида… И это не Метида, это она совершила ошибку. Метида же никогда не ошибается!
Взгляд снова упал на разворот газеты.
«…к счастью, в этот раз все закончилось благополучно, но что, если не закончилось? Эти недели так богаты на новости!..»
Тея схватилась за перо.
Нет-нет! Пусть эти недели будут богаты на новости не о ее сестре! О ком угодно, только не о ее сестре! Плевать, что она там подумает…
– Надо было написать еще тогда, когда это случилось с миссис Хибш, а не ждать! – ворчала на себя девушка.
Она писала, писала, извиняясь через строчку, что пишет, но продолжала умолять сестру чернилами вернуться. Она обещала ей переехать, исчезнуть в траве, раствориться в воздухе, покаяться перед всем светом и еще черти знает что… Что угодно, только бы согласилась вернуться домой, где тихо и безопасно, где невинным девушкам не жгут лица, где горничных не находят мертвыми в канаве, где не похищают и не держат в плену в… Господи, в Колдовском Лесу!
От волнений мелко потряхивало и строки скакали, буквы дергались, но Тея писала, забывая про данное себе обещание ни за что этого не делать. В мыслях против воли всплывали страшные картины того, что могли бы сделать с сестрой – что могут с ней сделать! – и все сомнения уходили на второй план. Да, ей писал отец, писала мама, но знали ли они ее так, как знала сестра?
Тея бессовестно давила на чувство ответственности за близких, преувеличивая количество выписанных матери лекарств от нервов; она лгала о том, как весь свет передает ей теплые пожелания и упрашивает написать, как желает ее возвращения; она выдумала намек от Ее Высочества, что ее ждут в столице, как будто она смогла бы понять этот намек, даже выскажи ей его… Она потом попросит прощения! А пока нужно было только вернуть сестру туда, где ее не подстерегают опасности на каждом углу.
Тея расписывала ужасы, придумывая, что могло бы случиться с сестрой, облекая их в слова и давила, давила на страх. Потому что да, у Тиды крепкие нервы. Но далеко не настолько, как всем кажется! Тея, именно Тея была тем человеком, которому сестра хоть иногда да приоткрывалась. И именно на ее плече она дрожала и плакала, после того как на ее глазах застрелили человека во время волнений в столице три года назад. Именно к ней пришла спать, когда ей после нападения собаки снились кошмары. И Тея знала, что Тиде очень даже бывает страшно и…
Перо в руке застыло на полслове.
Интересно, а у кого на плече она плакала, когда узнала про их измену?
Девушка отложила перо и откинулась на спинку кресло, уставилась невидяще в окно. В голове была опять звенящая пустота, которая бывает перед тем, как на тебя нападет рой мыслей, когда ты уже краем уха слышишь их жужжание. Как затишье перед бурей. Она зачем-то достала последнее письмо сестры, зачитанное уже, кажется, до дыр.
– За что? – крутилось всегда в ее голове, когда она вновь натыкалась на ледяную стену этого тона, каким Тида никогда не общалась с ней раньше.
Она знала, за что, но вопрос почему-то все равно крутился. Потому что Тида не понимала… Она же всегда ее понимала, а тут даже не попыталась понять! И в голове крутился этот вопрос, совершенно неуместный, но все равно почему-то никак не уходил. Все ясно почему: потому что они согрешили и за это им теперь платить, но неужели ошибка настолько велика, что им теперь платить до конца жизни, каждый день? Всем, включая и саму Тиду?
Интересно, а у кого на…
– Тея! – голос любимого вырвал из мыслей, девушка обернулась, – Ну что?
Она покачала головой.
– Пишет, что у нее все замечательно, что нашли их едва ли не через пять минут, а на Лебединых Островах ей уже пообещали знакомство с главной кружевной мастерицей и она не уедет, пока не выведает у той все секреты… – равнодушно перечислила Тея, – Отшучивается. Отец хочет поехать за ней.
Атис кивнул, но как-то неуверенно.
– Это хорошо… Но он никогда не имел на нее большого влияния.
Тея знала. Прекрасно знала. Поэтому и переживала. Но раз отец поедет – это все же лучше, чем ничего. Девушка посмотрела на недописаное письмо. Ее опять начали одолевать сомнения – стоит ли вообще писать? И точно ли это те слова? Что могло бы стать поддержкой отцу в попытке вернуть дочь домой?
Интересно, а у кого на плече она плакала, когда узнала про их измену?
Глава 21
– Получается, вы спасли принцессу? – ахнула миссис Хибш, глядя на меня блестевшими восхищением глазами.
Девушка уже давно жалостью и слезами уговорила мужа воспользоваться предложением нелюдей, и лекарь с Лебединых Островов был доставлен ей тут же, как муж дал добро. Уже через два дня на лице девушки не осталась и следа прошлых злоключений. Она была счастлива и беззаботно раздаривала улыбки и людям, и нелюдям, рассказывая уже со смехом, как сильно испугалась, что останется уродом на всю жизнь. С Фрейей их отношения были до сих пор довольно неловкими и натянутыми – миссис Хибш было стыдно за то, что она успела наговорить, хоть никто ее и не винил.
Я покачала головой.
– Нет, вовсе нет.
От такой формулировки было кроме того, что неловко, она была еще и неверной. Ведь спасти – это вытащить из опасной ситуации либо разобраться с тем, что создает опасность. Я не сделала ни того, ни другого. Я, может даже, бездумно сделала ситуацию опасней, но из-за того, что все закончилось хорошо, окружающие об этом не задумывались. И оттого Тишины рассказы, по традиции наполненный преувеличениями, в порой и откровенными фантазиями о том, как я ее спасала… Она рассказывала это буквально всем, у кого есть уши! Эти рассказы заставляли меня чувствовать себя очень неловко. Но как это донести до Тишы?
– Нас спас господин Арион. Элизабет, если бы не он… – начала я, почему-то слегка краснея.
В голове снова всплыл этот момент абсолютного облегчения, когда он буквально вынырнул перед нами будто даже из воздуха. Я позволяла себе мысль, что я молодец, раз уговорила Тишу скорее найти ближайший ручеек или речушку, почему-то уверенная, что господину Ариону так будет проще нас найти. Почему-то уверенная, что он уже точно нас ищет.
И он нас нашел. Как-то до смешного быстро.
И если до этого я чувствовала себя ответственной за ситуацию, следила за каждым шорохом, оглядывалась каждую секунду… Я не могу сказать, что после – не оглядывалась. Просто чувствовала, что это ответственность уже не только на мне. Он не стал превращаться, что-то говорить, просто дал нам залезть на себя и неторопливо погарцевал к городу. Я держалась за гриву, перебирая ее, успокаиваясь, чувствовала, как подо мной перекатываются мышцы сильного звериного тела, талию обвивают мягко Тишины руки… и потихоньку успокаивалась.
Тиша пошутила, что похищение какое-то даже смазанное вышло – не прочувствовали мы его по-настоящему. И я даже посмеялась, хотя была рада тому, как быстро все закончилось. Как все буквально было на нашей стороне в этот день. Кажется, прошло всего пару часов – и слава богу что не больше!
– Вы бы сами вышли из Леса, – перебила меня Элизабет, – Он сам мне так сказал!
Я улыбнулась. Еще один фантазер на мою голову! Мы на нем-то скакали несколько часов, а сколько бы шли пешком? Да еще и не зная дороги?
– Ну пусть будет так, – согласилась я и перевела тему, – А вы уже говорили с Фрейей?
Девушка тут же забыла и обо мне, и о принцессе, и о господине Арионе, погружаясь вновь в свое. Она хотела извиниться перед Фрейей, но каждый раз смущалась и не могла выдавить из себя ни слова. Но на сегодня она сама себе поставила крайний срок. Сегодня мы все собирались в поместье мистера Роттера. Вечером нам устроили небольшой званый ужин с танцами, чтобы смыть напряжение этих дней. А завтра было решено покинуть приграничный город и двинуться дальше. Раз уж человек, подославший ту самую горничную к миссис Хибш, был найден.
Когда я высказывала Тише свои предположения, я вовсе не относилась к этому всерьез. И уж тем более не воспринимала невинный пример, лежавший на поверхности, как рабочую теорию, не предлагала подозреваемого и уж точно никого не собиралась обвинять. Но Тиша, уцепившись хоть за что-то, тут же начала действовать.
Я догадываюсь, что, как и я, в глубине души она вовсе не воспринимает это всерьез. Иногда мне казалось, что она вообще ничего всерьез в этой жизни не воспринимает, а убеждает себя и окружающих в обратном скорее забавы ради. Но суть в том, что, не зависимо ни от каких причин, она уверилась в том, что во всем виноваты лампочники – и осталось только это доказать! И все будут счастливы, о ее блестящем уме и таланте прирожденного следователя напишут в газетах, дадут награду и выпишут пожизненную пенсию. На кой черт принцессе и жене наследника богатого и знатного потустороннего рода пенсия – я так и не поняла.
Для начала, она обнесла кабинет своего мужа, который он не иначе как по наивности юных лет, но даже и не подумал защитить от главного преступного элемента этого поместья – от своей пары. Вывалила счастливая досье на стол передо мной и сказала, что мы должны все изучить и найти крысу, подосланную злостными лампочниками, чтобы грязно саботировать мирные переговоры ради денег.
И что самое поразительное, мы ее нашли.
Я минут пятнадцать перечитывала, просто-напросто не готовая верить в то, что это возможно. И в какой-то момент меня, как и Тишу, захватил азарт. Забурлило внутри что-то веселое и поражено меня спросило: ну что, так и будешь сидеть? А вдруг правда? Вдруг..?
Меня даже не пришлось уговаривать. Те сорок минут, которые Тихея потратила на то, чтобы получить мое согласия на выход в люди – то есть в сыск – были пустой формальностью! Мелочью, которую я просто должна была соблюсти! На самом же деле, я согласилась в тот момент, когда поняла, что, кажется, ниточку мы все-таки нашли. И если это так, то я удавлюсь, но загляну в глаза мистеру Хаунду, чтобы сказать, что он не только бессердечный кретин, но еще и не смог раскрыть дело, на которое мы потратили пару часов в перерыве между вышивкой и чаем!
Мелочность – это грех. Приятный, но все-таки грех. И я за него была сполна наказана!
Гордыня – тоже грех. Не менее приятный, но не менее наказуемый. И меня наказали. Поэтому все, что мы нашли, придумали и додумали, я отдала и рассказала знающим людям, позволяя им закончить свою работу без моего участия, и никуда больше не дергалась. А на Тишино хвастовство о том, как мы раскрыли преступление против миссис Хибш, а потом позволили себя похитить – исключительно! – ради того, чтобы подарить следствию языка, которого нашли живого и относительно здорового в том самом домике, я отвечала со всей возможной скромностью.
В рассказы о наших подвигах люди почти верили и почти искренне восхищались.
– Что, опять она строит из себя святую скромницу? – Тиша плюхнулась рядом совсем не изящно, но улыбнуться тут же захотелось.
– Еще как, – покивала Элизабет, сдавая меня с потрохами и передразнивая, – «Это не я! Это все господин Арион, Тиша, боженька…»
– Вот ты вроде умная, а такая глупая, – улыбнулась Тихея и неожиданно насмешливо сощурила глаза, – Своими успехами надо обязательно хвастаться так громко, чтобы услышали на другом конце света! Лучше даже слегка приукрашивать.
Я вскинула бровь.
– Зачем же?
– Затем, – доверительно сообщила мне девушка, – Что окружающие склонны приуменьшать чужие достоинства и заслуги. Так что если ты преувеличиваешь, как раз где-то правда и получается… Наверное, – она задумалась, а потом уверено кивнула, – Нет, точно тебе говорю! А то ведь не оценит никто. Будешь гордая и никем не оцененная. Как говорит Фрейя: «Миленько, конечно, но безвкусно».
– Миленько, кстати, на комплимент не тянет, – прошептала мне в ухо неожиданно подкравшаяся Фрейя, заставляя меня чуть отклониться, – Не в твоем случае, по крайней мере!
Я покивала, сделав вид, что услышала, и подбадривающе улыбнулась Элизабет. Та вся аж подобралась, как перед прыжком.
– Можно вас ненадолго, Ваше Высочество? – попросила она, глядя Фрейе прямо в глаза.
– Можно вас украсть ненадолго? – прозвучало одновременно с Элизабет.
Я повернулась и наткнулась взглядом на Монти. Он смотрел мне прямо в глаза как-то напряжено, будто на что-то решаясь. Хочет сказать мне очередную гадость? Ну хорошо хоть в этот раз не при всех! Я устало вздохнула, но все-таки поднялась и подала ему руку.
– …а я бы в его гарем пойти согласилась, не будь я замужем! – вдруг хихикнул кто-то со стороны и я, почему-то не удержавшись, мотнула головой, выхватывая краем глаза девушку.
– Что вы хотели? – немного раздраженно начала я, когда мы отошли подальше от ушей.
Монти нервно колотил пальцами по бедру, то и дело оглядываясь, но не затем, чтобы убедиться, что никто не слышит, а будто отвлекаясь просто.
– Мы так и будем любоваться обоями? – поторопила я.
Он кивнул. Я уже поняла, что никакой гадости мне от него не достанется – по крайней мере сегодня. Он не смотрел враждебно, он просто был взволнован и слегка раздражен. Но точно не из-за меня. На секунду сердце пропустило удар: неужто еще что-то случилось? А вдруг дома? Может какие-то нехорошие новости от Атиса?.. К счастью, мужчина наконец начал говорить.
– Тида, я… – он вздохнул и устало потер переносицу, – Я сейчас скажу вещь, которая вам не понравится.
– Когда же вас это волновало? – съязвила я скорее по привычке, – Не томите меня, я вас прошу! Что-то случилось дома?
– Нет-нет, что вы! – он мотнул головой, – Из того, что я знаю, и у ваших родителей, и у… в общем, все хорошо! Я о другом. Вам не понравится, но… когда вы пропали, ваши с Ее Высочеством комнаты в порядке следственного действия обыскивали. И в том числе вашу корреспонденцию, раз уж вам до того приходили угрозы. Я уговорил дознавателей сначала дать почитать мне, раз уж я друг семьи…
Я сжала челюсти. Заболтал их, в общем, из личного любопытства. Вот кто бы сомневался? Не просто так его при дворе любят!
– Это правда было необходимо? – уточнила я, стараясь не высказывать слишком уж много недовольства.
В конце концов не велика разница, кто прочитал первым – эти действия были направлены на то, чтобы скорее нас найти – злиться причин нет. Но все-таки неприятно, когда вскрывают твои… точно, письма!
– Вы читали письмо Атиса, – не спросила, а утвердила я, поражено выдыхая.
Вот же жук! Даже я его еще не читала! А Монти вот читал. Что и подтвердил кивком.
– И что пишет? – с улыбкой уточнила я, – Какая я злая, поди? Дошел до угроз или еще держится? Нет, знаете, если-таки дошел, мне не говорите! Не хочу разочаровываться…
Я могла бы еще долго изгаляться на эту тему, но Монти вдруг тихонько уточнил.
– Когда он начал тебе изменять? Точнее, они? – я замерла на секунду, но быстро вернула улыбку на место.
– А тебе-то зачем знать? – одними губами прошептала я.
Он меня не услышал.
– Она не болела, она была беременна, да?
Я удивлялась, совершенно искренне, как такой отнюдь не глупый мужчина мог не сложить два и два раньше? Но, в конце концов, Атис и Тея всегда для него были сродни небожителям. Заподозрить их в таком – святотатство! Это я приземленная и расчетливая дрянь, а они – лучик света в темном царстве. И, видит бог, я вполне могла его понять. Могла понять всех, для кого это выглядит так. Потому что мой образ, моя репутация – это тоже не простая случайность. Это моя попытка соответствовать. Возможно даже немножко стена, за которой я слишком привыкла прятаться. К добру или к худу, но я с большим трудом могла позволить себе по-настоящему показать слабость. Лучше пусть не любят, но уважают – так я привыкла. Меня и не любили особо.
– Почему тогда ты не говоришь об этом?! – он был зол.
Густые темные брови сошлись угрюмо на переносице, он не смотрел на меня, только куда-то вперед; он поджал губы и слова буквально выплевывал.
– Ну тебе же не пять лет, Монти? – улыбнулась я, – Что мне, бегать и портить репутацию герцогской семье? И где я после этого окажусь? Да и не хочется мне им репутацию портить – я же их не ненавижу. Мы, так или иначе, семья – никому от этого лучше не…
– Поэтому пусть плохо думают о тебе? Это же нечестно!
Я тоже уже начинала злиться. С чего он вообще взял, что ему судить о том, что честно или нечестно. Монти порой заносило в блюстителей морали и справедливости, причем довольно основательно и даже, пожалуй, от души, но исключительно из личных симпатий и антипатий или соображений выгоды. Чудесно качество, как для будущего дипломата, но не когда это касается непосредственно тебя и твоей личной жизни!
– Все немного сложнее, чем честно и нечестно, Монти, и ты сам это прекрасно понимаешь, так что я не понимаю, к чему…
– Тебе просто хочется быть для всех гордой и неприступной, – отрезал он неодобрительно, – Как и всегда!
– Ну, не без греха! – пожала я плечами, – Может и хочется. Но дело ведь не только в этом, – я задумалась на секунду, как ему донести это все, – Просто подумай: это же не кто-то, это Атис и Тея, – напомнила ему я, и он опять упрямо поджал губы, – Вот ты помнишь, как я заболела во время эпидемии? – он кивнул, – Ко мне тогда никого не пускали, кроме врачей, завернутых так, что я даже их лиц не видела. Атис тогда пробирался ко мне через окно, тоже весь завернутый, но ведь все равно опасно! Я его гнала, умоляла не рисковать, а он все равно приходил, говорил что в такие дни мы не должны оставаться одни… Малину мне натертую с апельсином приносил, говорил – полезно, – я улыбнулась, вспоминая, – Он мне потом признался, что боялся, что я умру там совсем одна. В какой-то момент под окнами даже охрану поставить пришлось, чтобы его ловить, и он там сидел под окном и пересказывал мне уроки, которые я пропустила. Чтобы, когда поправлюсь, не отставала, – на душе опять заныло от воспоминаний, – Или Тея. Знаешь, сколько раз она охраняла мою «гордость и неприступность»? Конечно, не знаешь! – усмехнулась я, – Когда мне снились кошмары, и она спала со мной, на утро всегда говорила даже без моей, конечно, неозвученной просьбы, что кошмары снились ей, и она попросила меня побыть рядом. А сколько раз она тайно притаскивала мне сладости, потому что самой мне брать добавку было неловко? Это все только верхушка айсберга, Монти, верхушка огромного айсберга самых разных моментов, которые накопились за эти годы.
– Это не умаляет их поступка, – он насупился почти как ребенок; как ребенок, обидевшийся на то, что его обманули, говоря, что шляпа совсем обычная и там нет никакого кролика.
Я кивнула.
– А я их и не прощала. Но даже если бы и простила, – я устало откинулась на стену, – Знаешь, Монти, даже если бы и простила – это ведь, на самом деле, исключительно мое дело. Во всем этом есть и моя часть ответственности. Где-то я малодушно закрывала глаза, а когда делать это уже не получалось, удовлетворялась оправданиями. Не всегда, но такое бывало. Потому что и мне тоже так было проще, проще верить, что все в порядке. Удобнее. И теперь бегать и кричать на всех углах, какие они плохие? Портить жизнь и им и себе еще больше? Ради чего? Мне от этого легче точно не будет, – я замолчала на секунду, а потом заглянула ему в лицо, улыбаясь, – Ты знаешь, почему я вообще тебе все это рассказываю?
Почему-то говорить было легко, и я без всяких проблем весело растянула губы на его хмурое выражение.
– Почему?
– Потому что не хочу, чтобы ты лез в чужие дела. Свои отношения с Атисом можешь выяснить сам, но меня и мою семью в это впутывать не смей. А то я и тебя не прощу!
Он смотрел на меня как-то отрешенно долгим взглядом, что-то для себя решая. Понятия не имею что и, по большому счету, мне было не очень-то и интересно. Почему-то в груди разливалось тепло от того, что он вот так просто взял и встал на мою сторону. Кто мне Монти? Давно знакомый, но, в общем-то, не близкий человек. А все равно приятно! Главное теперь, чтобы моя душещипательная речь на него подействовала, и он не…
– Выходи за меня.
Я стояла и, как дура, хлопала глазами. Кажется, с душещипательными историями я все-таки промахнулась… Вот только не в ту сторону!
– Я…
– Не отвечай сейчас! – горячо попросил, ухватившись за мою ладонь, – Но подумай… Обещай подумать!
Я кивнула.
– Хорошо.
Он быстро ушел, оставив меня. Подумать? Я, конечно, подумаю ради приличия. Но, само собой, выходить замуж за Монти я не собиралась. И даже не потому, что он еще недавно с удовольствием проходился по моим внешним и внутренним качествам. Просто выходить за него замуж я не хотела.
Я отлипла от стены и неторопливо вернулась на место. Вокруг моих подруг уже собралась большая компания людей. Тихея что-то увлеченно рассказывала и все подтягивались, чтобы ее послушать.
– Все в порядке? – уточнила Тиша, когда я присела рядом на оставленное для меня место; я только кивнула, – А я тут рассказываю, как ты раскрыла преступление века!
– Я не… – начала было я по привычке.
– Уверена, это все нелюди и подстроили, а она просто своих новых друзей прикрывает… – вдруг прозвучало тихо откуда-то со стороны.
То ли никто, кроме меня, не заметил, то ли не захотел заметить, но никакой неловкости не возникло. Только один из перевертышей вдруг поднял взгляд и как-то презрительно скривился.
– Я и правда раскрыла преступление века, – неожиданно даже для себя произнесла я, – Знаете, а это было легче легкого!
На меня ошарашено уставились, кажется, все.
– Ну, наконец-то, – закивала Тиша, опомнившись быстрее всех, – Теперь мне все поверят!
Я улыбнулась, хотя во мне почему-то бурлило раздражение. Ну вот почему все вокруг такие неспокойные?!
– Мы просто решили немного развлечься в тот дождливый хмурый день, – начала я, – Это была игра… Да? – я повернула голову в сторону Тихеи, и она мне радостно кивнула, – Такая маленькая милая дамская игра! Называется: «Угадай, кто садовник!» – очень весело и, главное, держит в тонусе. Всем советую. Мы посидели, порассуждали, прикинули пару вариантов… Ну просто навскидку! А потом решили проверить досье… А что вы так удивляетесь? – еще шире улыбнулась я на ошарашенные взгляды, – Ну да, у нас есть досье на всех. А у вас их нет? Вы многое теряете! Уверяю вас, досье нужно собирать на всех своих знакомых. Это, знаете, очень весело и, главное, держит в тонусе – всем советую!
– И что же вы там нашли? – наклонилась поближе и с искренним интересом прошептала Элизабет, хотя уж она-то успела десять раз уже выслушать рассказ Тишы.
Я тоже слегка наклонилась к ней, будто рассказывая секрет.
– Подозреваемого!
– Ну и кто же это, может хоть вы наконец расскажите? – нетерпеливо поторопил кто-то в стороне.
Я откинулась на спинку и с сожалением развела руками.
– Не могу. Тайна следствия! Скажу только, что наша теория подтвердилась и дело, как водится, в деньгах. Полагаю, было бы куда драматичнее, будь это расовая нетерпимость, столкновение культур или новый крестовый поход… Но это, к сожалению, всего-навсего бизнес.
Люди со смехом перешучивались о том, что с современными дельцами и разрастающимся рынком крестовые походы теперь будет устраивать отнюдь не церковь. Нелюди неожиданно их поддерживали, рассказывая, как пару лет назад волчьи племена чуть не разорвали торговый договор с Лебедиными Островами из-за слухов о сносе храма их главной богини. А потом оказалось, что слухи распустило одно из соседних племен, чтобы под шумок перехватить договор.
– Но ведь перенесли-то вас магией? – резонно напомнили.
Фрейя махнула рукой.
– А вы что, думаете, на наших землях не водится тех, кто за деньги маму родную продаст, не то что мирный договор, на который и без того не все смотрят с радостью? Все как у вас! Надут наглеца, сами же вам его отдадут – и делайте с ним, что хотите!
Я рассказывала, как нас похитили, как мы спасались, как ни капельки не испугались, потому что – нам ли, гениальным сыщицам, чего-то там бояться? Я рассказывала и с удивлением замечала, что атмосфера разряжается, что гостиная уже не разделена на половину людей и половину нелюдей. Послушать рассказ, полный откровенных преувеличений смешанных с правдой, интересно было всем.
Для танцев освободили небольшое пространство, так что много пар поместиться не могло, но оттого было даже как-то уютнее. Меня приглашали неожиданно часто и, что еще более неожиданно, я с удовольствием соглашалась.
Когда я вышла в сад подышать свежим воздухом, я почему-то совсем не удивилась, услышав над ухом горячий шепот.
– Ну так что, вы подумали?
– О чем?
– О предложении мальчишки? – уточнил господин Арион, накидывая мне на плечи шаль, – Подумайте. Хорошо подумайте. А то он ведь ждет…
– Скажите честно, подслушивать – ваше маленькое тайное хобби?
– Возможно, – не стал спорить он.
– Вы знаете, что это в высшей степени некультурно и невоспитанно?
– А я когда-то говорил, что воспитанный? – уточнил он совершенно серьезным тоном, – Если да, то прошу прощения, что ввел в заблуждение.
Я улыбалась. Не знаю, почему. Может потому что прохлада на улице, хоть и пробиралась под одежду, заставляя подрагивать, приятно бодрила, охлаждая разгоряченное после танцев лицо? Или это редкие капли после дождя так красиво и глухо стучали по опавшей листве? Или может потому, что ночи приграничья оказались гораздо темнее столичных, но и почему-то приносили гораздо больше спокойствия и умиротворения? А вдруг все дело в том, что за спиной в теплом свете свечей смеются и танцуют мужчины и женщины, забывая о склоках и претензиях?
Или дело в том, что от господина Ариона, стоявшего прямо за мной, тянуло обычным человеческим теплом, растворявшем холод вечера?
– Мисс Фрэмде уже напросилась в ваш гарем? – брякнула вдруг я, но даже не пожалела, хотя щеки слегка потеплели, – Вы о моих личных делах столько знаете, а я о ваших – ничего!
– Нет, – просто ответил он, – А что?
Его тон был как всегда ровным, ничего не выражающим, будто я спросила о погоде. Это раззадоривало.
– И все же мне интересно, как вы это делаете?
