Текст книги "Демонология Древнего Китая"

Автор книги: Ян де Гроот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Как только наследный принц убил Цзян Чуна, он поднял воинов и издал декрет, в котором говорилось, что император находится в Ганьцюань и тяжело болен, а порочные сановники замышляют поднять мятеж. Император перебрался из Ганьцюань во дворец Цзяньчжан, к западу от города, поднял войска Сяньфу (столица и ее окрестности) и ближайших уездов, а также провинциальных чиновников и военачальников, получавших жалованье до двух тысяч даней риса. Но принц также собрал людей для исполнения своих приказаний, а, кроме того, объявил амнистию всем государственным заключенным и ссыльным в Чаньани; он поднял воинов арсенала и сказал своему второму наставнику Ши Дэ, гостям, Чжан Гуану и другим, чтобы они разделили командование между собой. Он также отправил Жу-хоу, который отбывал заключение в Чаньани, в Чаншуй и Сюаньцюй с приказанием поднять конницу хуннов; но, когда всадники собрались и облачились в доспехи, Ман Тун, Интендант Дворцовых ворот, схватил Жу-хоу и сказал хунтам, что приказ – поддельный и ему не следует подчиняться, после чего обезглавил Жу-хоу и повел конницу в Чанъань. По тревоге подняли и речной отряд, который был передан под командование главного государственного церемониймейстера Шан Цю-чэна. Предписания ханьского дома всегда были красного цвета, – но так как принц тоже использовал красные предписания, к ним стали прикреплять желтую бирку, чтобы отличить их от приказов принца.

Наследник престола приказал Жэнь Аню, Инспектору Северной армии, вывести вверенные ему войска, но Ань получил предписание, закрыл ворота лагеря и отказался подчиниться. Тогда принц выступил со своими воинами и собрал людей с четырех районов города, всего несколько десятков тысяч. В Чанлэ, у Западной заставы, они встретились с армией канцлера Лю Цюй-ли. Битва продолжалась пять дней, десятки тысяч были убиты, и кровь потекла по городским рвам, но так как канцлер постоянно получал подкрепления, войска наследного принца потерпели поражение.

Он бежал к южной окраине города, к воротам Фуян, и смог выйти через них, так как Тянь Жань, чиновник, ответственный за поддержание порядка, в чьи обязанности входило следить за тем, чтобы ворота оставались закрытыми, позволил принцу покинуть город под покровом ночи. Канцлер хотел уже было обезглавить Жэня за это преступление, но помощник министра Бао Шэн-чжи сказал: "Чиновника такого ранга, получающего жалованье в две тысячи даней риса, нельзя казнить, не испросив прежде императорского соизволения; неужели вы осмелитесь самовольно убить его?" И канцлер простил Жэня. Когда императору доложили об этом, он был вне себя от гнева и отправил чиновников с тем, чтобы покарать преступников. Те спрашивали помощника министра: "Тянь Жэнь позволил мятежнику бежать, и закон обязывал канцлера обезглавить его, почему же вы воспрепятствовали этому?" Помощник министра испугался и покончил с собой. Жэнь Аня из северной армии они назвали виновным в том, что он принял предписание принца и тем самым показал себя дважды предателем, а Тянь Жэня признали виновным в том, что он позволил наследному принцу бежать; их казнили разрезанием надвое» (цз. 66, II). Сыма Цянь также сообщает, что «род Тянь Жэня был истреблен в Синчэне» («Ши цзи», цз. 104, 1.4). Историк Чу[104]104
  а) Из тюрьмы Жэнь Ань написал письмо Сыма Цяню, который был его другом, с просьбой заступиться за него, б) Наставник Чу, Чу Шао-сунь. Ему принадлежат многие интерполяции в «Ши цзи».


[Закрыть] тоже сообщает нам некоторые сведения о судьбе этих двух людей. Он говорит, что Жэнь Ань, получив приказ принца, не выступил со своими войсками на стороне императора потому, что предпочел подождать и посмотреть, какая сторона возьмет верх, а потом присоединиться к победившим («Ши цзи», гл. 104, 1.7).

В биографии Лю Цюй-ли содержатся и другие подробности относительно судьбы главных героев и жертв этой ужасной драмы. «Император провозгласил, что Интендант Ворот Ман Тун, схвативший одного из предводителей мятежников Жу-хоу, и Цзин Цзянь, человек из Чанъани, который вместе с Ман Туном поймал Ши Дэ, второго наставника наследного принца, достойны высших почестей и что главный государственный церемониймейстер Шан– цю Чэн храбро сражался и смог захватить командира мятежников Чжан Гуана. И он даровал Туну титул Чжунхэ-хоу, Цзяню – титул Дэ-хоу, а Чэну – титул Ду-хоу. Все гости принца, которые вышли через дворцовые ворота, были казнены; тех, кто, находясь на службе у принца, подстрекал войска к мятежу, наказали в соответствии с законом, с истреблением их родов; а всех чиновников и воинов, принужденных выступить на стороне принца, сослали в область Дуньхуан…

В следующем году, когда главнокомандующий Эрши Аи Гуан-ли выступил во главе армии против хуннов, канцлер созвал прощальный обед и проводил его до моста через реку Вэй. Здесь он попрощался с Гуан-ли; Гуан-ли сказал: "Я надеюсь, что вы как можно быстрее убедите императора назначить наследником престола принца Чан-и; если он станет императором, разве вы, господин, пожалеете об этом?" Лю Цюй-ли пообещал, что так и сделает. Принц Чан-и был сыном наложницы Ли, младшей сестры главнокомандующего, а дочь главнокомандующего была женой сына Лю Цюй-ли; поэтому у обоих имелись веские причины желать такого назначения. В это время придворные были до такой степени встревожены преследованием у гу, что под их влиянием Го Жан оклеветал канцлера и его жену, что якобы он часто посылал у, чтобы совершать жертвоприношения божествам земли и произносить заклинания и заговоры против их владыки, а также что вместе с главнокомандующим Эрши они возносили молитвы и приносили жертвы, дабы принц Чан-и мог стать императором. Чиновники предложили императору расследовать обвинение. Лю Цюй-ли признали виновным в государственной измене и нарушении Дао; по велению императора его посадили в клетку, поставили ее на повозку и возили кругами по городу, а потом разрезали надвое на восточном рынке. Головы его жены и сыновей выставили на кольях на улице Хуаян. Также схватили жену и сыновей главнокомандующего. Когда Эрши узнал об этом, он сдался в плен хуннам, после чего его род был истреблен».

Таким образом, кровавая резня в Чанъани отнюдь не положила конец охоте на распространителей у гу; Лю Цюй-ли, его жену и сыновей казнили в шестом месяце 90 года до н. э., т. е. всего десять месяцев спустя («Цянь Хань шу», гл. 6,1.33). А то, что и в дальнейшем преследования продолжались с такой же жестокостью, подтверждается хотя бы тем фактом, что Чэ Цянь-цю, назначенный канцлером на место Лю Цюй-ли, «вступив на должность и рассматривая дела, сразу понял, что арестов, казней и наказаний в течение последних двух лет из-за преследования наследника престола было великое множество, отчего все подданные пребывали в великом страхе. Желая исцелить императора от его подозрительности и тем самым принести покой и утешение народу, он вместе с теми своими помощниками, кто получал жалованье в две тысячи даней риса, пожелал императору долголетия, воспел его добродетели и превосходство и посоветовал проявить гуманность и из сострадания прекратить казни… На что император ответил так:

"Это из-за моей несовершенной добродетели случилось так, что канцлер и главнокомандующий Эрши замыслили мятеж, а после зло у гу распространилось повсюду среди чиновников и придворных… Когда Цзян Чун действовал во дворце Ганьцюань, его люди проникли даже в Перцовые покои[105]105
  Перцовыми покоями назывались апартаменты императрицы, так как в материал, которым обивали стены, клали перец, чтобы он хранил тепло и источал аромат.


[Закрыть] дворца Вэйин и раскрыли заговор Гунсунь Цзиншэна, а также прознали, что Ли Юй со своими воинами хотел присоединиться к сюнну; мои министры ничего не сообщили мне об этом. А теперь вы сами, канцлер, выкопали гу на Террасе Орхидей; доказательства очевидны, а свидетельства более чем достаточны. И поныне множество у еще на воле и не прекращают своих козней; мятежники исподтишка угрожают мне; гу и вдалеке, и поблизости; это удручает меня, разве может при всем при этом моя жизнь быть долгой?.. Не предлагайте мне больше ничего подобного!" Через год император заболел и назвал наследником престола своего сына от госпожи Гоу-и» («Цянь Хань шу», гл. 66, II.6).

Поскольку это произошло во втором месяце 87 года до н. э., можно подсчитать, что император отказывался остановить преследование колдунов и тогда, когда со времени Чанъаньского мятежа минуло уже более двух лет. Источники подробно описывают в мрачных тонах, с какой невероятной жестокостью осуществлялась борьба с ними.

«Наследный принц взял в жены госпожу Ши, и она родила ему внука императора; внук императора взял в жены женщину Ван, и она родила (будущего) императора Сюань-ди. Этому ребенку было всего несколько месяцев, когда началось преследование у гу. Наследник престола и его супруга, внук императора и его супруга Ван – все погибли в это время, и даже правнук, хотя он лежал еще в пеленках, тоже пострадал – его поместили в тюрьму, прилегавшую к местной управе. Но Бин Цзе, чиновник ведомства правосудия при дворе, пожалел невинного ребенка, когда принимались меры против у гу, и приказал двум ссыльным женщинам, наказание для которых смягчили – Чжао Чжэн-цин из Хуайяна и Ху Цзу из города Вэй, – поочередно кормить его своим молоком. Тайно он давал ему еду и одежду, навещал его и относился к нему с большой добротой.

Дело у гу продолжалось два года и еще не утихло, когда во втором году Хоуюань (87 год до н. э.) император заболел и попеременно находился во дворцах Чанъян и Уцзо. Тогда предсказатель заявил, что в одной из тюрем Чанъани может родиться Сын Неба. Император отправил своих людей во все государственные тюрьмы, и всех пленников, вне зависимости от того, находились ли они в заключении за самые невинные или самые тяжкие преступления, казнили. Го Жан, начальник ведомства доходов, пришел этой ночью в тюрьму провинциального здания, но Бин Цзе закрыл ворота, и посланник не смог войти. Так Бин Цзе спас правнука императора, поскольку скоро объявили всеобщую амнистию, и тогда Бин Цзе передал правнука императора в дом его бабушки и госпожи Ши» («Цянь Хань игу», гл. 8, I.1).

Судьба сохранила маленького ребенка, которому в 73 году до н. э., после кончины преемника императора У-ди, суждено было взойти на престол. Из биографии Бин Цзе, помещенной в «Историю Ранней Хань», мы узнаем, что Го Жан пожаловался на поведение Бин Цзе, но император увидел в совершенном им поступке небесное знамение и объявил всеобщую амнистию. «Обитатели тюрьмы обязаны своими жизнями исключительно Бин Цзе» («Цянь Хань шу», гл. 74, I.8).

Нет ничего удивительного в том, что в период кровавых гонений и преследований столица была переполнена шпионами и полицией, которым специально поручили выслеживать «тайных колдунов». Официальная история отмечает: «В четвертом году Чжэнхэ (89 год до н. э.) император У-ди назначил начальников над мелкими чиновниками и судей, которым выдали предписания и закрепили за столичными ведомствами. Всего их было тысяча двести человек; они хватали людей, уличенных в у гу, и выискивали мятежников и бунтарей. Впоследствии эти должности отменили» («Цянь Хань шу», гл.19, I.13). Таким образом, гонения на у гу происходили, по всей видимости, довольно часто. Даже сын того самого Хань Юэ, который помогал Цзян Чуну и был убит сторонниками наследного принца, не избежал обвинения в колдовстве, а его клан едва избежал истребления. «Хань Юэ нашел гу во дворце наследного принца, и принц убил его. Его сын Син был признан виновным в у гу и казнен; император решил, что, поскольку его отец, военачальник Ю-цзи, погиб на императорской службе, за исключением виновного никого наказывать не следует» («Цянь Хань шу», гл. 33, 1.10). Так их род спасся от гибели.

Похожие и не менее ужасные придворные интриги происходили и при Поздней Хань. «Инь, супруга императора Хэ-ди, была возведена в ранг императрицы в восьмом году Юнъюань (96). Ее бабушка по материнской линии Дэн Чжу имела доступ в дворцовые покои. Летом четырнадцатого года трону доложили, что императрица вместе с Дэн Чжу занимаются колдовством у гу. Когда дело вышло наружу, император поручил своему придворному помощнику Чжан Чжэню и канцлеру Чэнь Бао подвергнуть их пытками в дворцовой тюрьме и вынести им приговор. Показания Дэн Чжу, двух ее сыновей Фэна и И, а также трех младших братьев императрицы И, Фу и Чана сопоставили и обвинили их в том, что они совершали жертвоприношения, сопровождая их заклинаниями и заговорами, а следовательно, виновны в государственной измене и ереси.

Фэн, И и Фу умерли в тюрьме под пытками, которыми у них выбивали признание. Императрицу перевезли во дворец Тун, где она умерла от горя; отец ее покончил с собой, а И и Чана, вместе со всей семьей Дэн Чжу сослали в Жинань, что в уезде Бицзин. А всех ее родственников и братьев, проживавших в столице и вне ее, сместили с должностей и отправили обратно в их деревни. Но в четвертом году периода Юнчу (110) вдовствующая императрица Дзн издала эдикт, по которому сосланным членам семьи Инь разрешалось вернуться на родину, а кроме того, им возмещалась собственность на сумму свыше пяти миллионов монет» («Хоу Хань шу», гл. 10,1,1.16).

При династии Хань[106]106
  Династия Хань правила с 206 г. до н. э. до 220 г. до н. э. Из этого периода Ранняя (Западная Хань) правила до 7 г. до н. э. С 7 по 25 гг. имела место узурпация власти сановником Ван Маном, пытавшимся основать династию Синь («Новая»). С 25 по 220 гг. правила Поздняя (Восточная) Хань.


[Закрыть] существовали специальные законы, по которым к смертной казни или нанесению увечий приговаривали каждого, кого находили несущим опасность спокойствию императора и правящего дома. Чжэн Кан-чэн, живший во втором столетии, в своем комментарии к пассажу из «Чжоу ли», который мы приводили выше, говорит, что по существовавшим в его время «законам против разбойников тех, кто осмеливался использовать гу против людей или побуждать к этому других, казнили и увечили на рынках» («Чжоу ли», изд. годов Цяньлун, гл. 37,1.35). Это преступление ставилось в один ряд с воровством и грабежами, ибо, как отмечает Юй Бао, живший в четвертом веке, гу являлось для творивших его источником богатства. «В области Жунъян (пров. Хэнань) жила семья по фамилии Аяо, члены которой на протяжении многих поколений занимались гу и накопили большие богатства. Потом один из членов семьи взял в дом невесту, не сказав ей ничего о том, чем занимается его семья. Однажды, когда все члены семьи отправились по делам и оставили женщину присмотреть за домом, взгляд ее упал на большую вазу, стоявшую в одной из комнат. Она подняла крышку и, увидев в вазе огромную змею, вскипятила воды и вылила ее в вазу, чтобы убить ее. Когда семья вернулась, она рассказала им, что сделала, чем ввергла их в глубокую печаль. Вскоре они все, до последнего человека, умерли от заразной болезни» («Coy шэнь цзи», гл. 12).

Таким образом, гу могут повернуться и против своих повелителей, если те навредят им или не будут должным образом оберегать их. Юй Бао также сообщает, что рептилии и насекомые в состоянии действовать и в обличий других животных, например, собак, что неудивительно, ибо, по представлениям китайцев, животные могут легко превращаться из одного в другое. «В Бояне (на севере нынешней Цзянси) некто Чжао Шоу держал у себя собак-гу. Однажды, когда Чэнь Чэнь позвал Шоу, шесть или семь огромных желтых собак бросились на него и стали громко лаять. А когда мой дядя со стороны отца, вернувшись домой, сел за стол с женой Чжао Шоу, он начал харкать кровью, и от смерти его спас только вовремя приготовленный отвар из искрошенных стеблей апельсинового дерева. Гу подразумевает действие потусторонних существ, или призраков, которые, меняя собственную форму, легко превращаются в самых разных существ, таких, как собаки, свиньи, насекомые, змеи, и их жертвы не в состоянии догадаться об их подлинном облике. Когда их направляют против людей, все, до кого они дотронутся, погибают» (Там же).

«У Цзян Ши, мужа сестры моей жены, работал один человек, который внезапно заболел и начал истекать кровью. Лекарь сказал, что его поразили гу, и тайком, ничего не сказав больному, насыпал под его спальную циновку корень жанхэ. Больной вскричал, словно помешанный: "Пожирающие меня гу перестают распространяться!" А потом еще: «Они мало-помалу исчезают!» Нынешние поколения часто используют корень жанхэ для борьбы с гу, и он постоянно помогает. Иногда жанхэ называют «лечебной травой»» (Там же). Возможно, именно он упомянут в «Чжоу ли».

Чэнь Цзан-ци, живший в восьмом веке, признанный авторитет в медицинских вопросах, сочинения которого мы неоднократно цитировали, также был знаком с таинствами колдовства гу. «Большой ошибкой древних было создание гу. Люди, желающие получить богатство, сваливали в один горшок всевозможных насекомых и рептилий, а по прошествии года открывали его, чтобы найти одну оставшуюся, пожравшую всех остальных. Эту-то они и называли гу. Она могла становиться невидимой, как призраки или духи, а когда она нападала на человека, тот умирал. Когда такая рептилия-призрак убивает человека, укусив его, она, как правило, выходит наружу через отверстия его тела; и, если ее выследить и поймать, а потом засушить на солнце, она становится источником зла» («Бэньцао ганму», гл. 42,1.31).

В весьма интересном сочинении о людях южных провинций и произошедших там в двенадцатом столетии событиях мы читаем: «В Гуанси есть два вида яда гу, один убивает людей быстро, а другой – медленно, быстрый умерщвляет за несколько мгновений, а медленный – за полгода. Если кто-то кого-то невзлюбил, то первый на людях относится к последнему с почтением, а втайне замышляет навредить ему (с помощью гу). В год гэнчэнь периода под девизом правления Цяньдао (1170–1172) к востоку от главного города Циньчжоу жил человек, продававший рисовую кашу и делавший яд гу. Об этом стало известно, и он признался в преступлении, сообщив, что, когда они делали яд дома, его жена, раздевшись донага и распустив волосы, совершала по ночам жертвоприношения; потом они варили горшок рисовой каши, к которому сбегались кузнечики, бабочки и сотни насекомых со всего дома, и то, что они оставляли позади себя или роняли, использовали в качестве яда. Если кто– либо хочет узнать, есть в каком-нибудь доме яд гу или нет, нужно только войти – если ни наверху, ни внизу нет пыли, это как раз и есть такой дом. Когда бы жители Литуна и Цитуна не выставляли вино для встречи гостей, хозяин всегда пробует его первым, чтобы показать гостям, что им нечего опасаться» («Лин вай дай да», гл. 10).

Еще один автор, живший при династии Сун, писал: «Существует несколько разновидностей яда гу, упоминаемого в канонических книгах. Горные жители Гуандуна и Гуанси делают его из разных насекомых и змей, которых они бросают в один горшок или чашу и там твари пожирают друг друга, пока в живых не остается одна, которую они и называют гу. Яд этой твари они кладут в еду или вино, и так вредят людям. Когда яд попадает в человека, в животе и сердце у него начинаются острые боли, и возникает ощущение, словно какой-то зверь поедает его изнутри; он изрыгает рвоту и кровавую жидкость, напоминающую тухлое мясо, и, если человека не начать лечить немедленно, все пять его внутренних органов будут пожраны, и он умрет. Есть медленные и быстрые болезни подобного рода; быстрые протекают в острой форме и приводят к смерти в течение десяти дней; медленные могут тянуться целый год, в течение которого яд циркулирует по всему животу больного. Дыхание останавливается, силы убывают, кости становятся тяжелыми, а суставы – неподвижными, и как только болезнь проявит себя, сердце и живот начинают бешено колотиться, а вся пища, которую принимает больной, превращается в гу, который, медленно разъедая его главные жизненные органы и внутренности, приводит к смерти. А когда больной умирает, зараза передается окружающим, становясь источником гу. Способ выявить присутствие гу – заставить человека поплевать в воду, если слюна погружается в воду, значит, человек поражен гу, а если не погружается, значит, он не поражен. Также можно взять в рот большую горошину: если горошина набухает, а кожица сморщивается, значит, человек стал жертвой гу; если же горошина не размягчается и не сбрасывает кожуру, значит, влияния гу нет. Еще один способ – положить под спальное место больного шкуру птицы гао, не говоря ему об этом; если болезнь усиливается, значит – это гу, если же не усиливается, значит, гу здесь ни при чем» («Цзи шэн фан», разд. «Лунь чжи»).

Авторы минской эпохи во многом повторяют суждения о гу своих предшественников; по– видимому, в их времена колдовство и черная магия проистекали в основном в тех же формах, что и в более ранние периоды. Впрочем, некоторые новые детали добавляет Лоу Ин: «В горных областях Гуандуна и Гуанси люди бросают в один сосуд змей, сороконожек, многоножек, лягушек – одним словом, всевозможных рептилий и насекомых, с тем чтобы они пожирали друг друга; та, которая одолеет остальных, обладает, как они полагают, духовной силой, и они подносят ей жертвы. Яд ее они кладут в овощи, фрукты и другую пищу и питье, а затем вредят другим людям, опрометчиво рассчитывая стать богатыми и почитаемыми. Если человек падает жертвой этого колдовства, симптомы проявляются в десяти тысячах форм, и случается так, что в течение одного года многие люди гибнут от него. Есть семьи, воскуряющие ладан и подносящие жертвы (яду) точно так же, как и своим предкам. Это тоже называют гу. Вызываемую ядом болезнь люди называют "болезнью гу", она может быть разной, в зависимости от фамилии семьи или от пяти нот гаммы, так что упоминают пять разновидностей гу. Все подобные вещи происходят в диких и порочных пограничных землях; в столице я редко слышал о таком» («И сюэ ган му», разд. «Лунь дэн чжи»).

Ли Ши-чжэнь говорит: «В южных землях есть гу ящериц, жуков сверчков, золотых гусениц, растений, а также гу, «высасывающие жизнь», и другие яды; в каждой области существует столько средств против них, что перечислить их всех невозможно. «Цун Хуа» Цай Цао говорит, золотые гусеницы поначалу обитали в области Шу (Сычуань) и только недавно появились в Хугуане (Хубэй и Хунань), Фуцзяни, Гуандуне и Гуанси к постепенно расселились там» («Бэнь цао ган му», гл. 42,1.31).

Приведем также еще одно свидетельство, касающееся района Гуанчжоу: «Люди племени Тун выращивают яд следующим способом: в пятый день пятой луны (теоретически – самое жаркое время года) они собирают всевозможных рептилий и насекомых, но не больших, чем змеи, и не меньших, чем вши, и помещают их в сосуд, чтобы они пожирали друг друга последнюю тварь, оставшуюся живой, они сохраняют и выпускают на людей, чтобы она убивала их. Если выживет змея, они называют ее змеей-гу если выживет вошь, они называют ее вошью-гу; она пожирает внутренности своих жертв, и все они погибают. У них есть также «летучие яды», один они зовут «высасывающим жизнь», а другой – «золотой гусеницей»; это призраки, отравляющие людей. Те, кто используют их, вскоре разбогатеют. «Летучий яд» этих призраков попадает в пищу и питье, когда еда попадает в желудок, призрак оживает внутри человека и раздувает жертву, пока она не лопается и не умирает. Такой яд называют также «перерезающим кишки», и, если начиненная ядом растительная пища попадает в рот, смерть наступает незамедлительно. Поэтому, когда богатые люди, занимающиеся такими делами, ведут себя расточительно, против них действительно необходимо принимать суровые меры, и везде, где данное преступление процветает и повсеместно практикуется, хорошим губернаторам и управляющим надлежит нещадно бороться с ним».

Животные либо животные-призраки, натравленные колдунами на несчастных жертв, отнюдь не всегда нападают на них тайно и исподтишка. «Когда ученый Чжу И-жэнь служил в Циньюань, что в провинции Гуанси, начальник уезда Чэнь Си-фан взял его к себе личным секретарем. В самое жаркое время года начальник уезда пригласил на пирушку своих сослуживцев и друзей. Рассевшись за столом, они все сняли свои шапки и увидели, что на макушке у Чжу сидит большая жаба. Жабу сбросили, но, только коснувшись земли, она исчезла. Они пили вино до полуночи, а потом жаба опять взобралась на макушку Чжу, да так, что он не заметил ее; как и прежде, жабу сбросили, она упала на стол, лакомства, орехи – все разлетелось на мелкие кусочки, а жаба опять пропала. Вернувшись к себе, Чжу почувствовал сильную головную боль. Наутро все волосы у него на макушке выпали, кожа покраснела и появилась опухоль, похожая на шишку; внезапно она лопнула, и из нее высунулась жаба – двумя передними лапками она упиралась в голову, а две задние оставались под кожей. Ее протыкали иголкой, но она не умирала, ее попытались вытащить, но это доставляло Чжу такие неимоверные страдания, что лекари готовы были уже опустить руки. Нашелся старый привратник, который сказал: "Здесь явно замешаны гу; тварь должна умереть, если вы проткнете ее золотой шпилькой для волос". Лекари попробовали, и действительно получилось. Жабу извлекли из головы, и страдания Чжу прекратились, однако в его черепе осталась вмятина, похожая на чашу» («Цзы бу юй», гл. 19).

Очевидно, нет ничего удивительного в том, что китайцы выбирают в качестве ядовитого орудия зла, поражающего внутренние органы человека, в первую очередь змей, гусениц и подобных им тварей; действительно, разнообразных червей и глистов, живущих в человеческом теле и разрушающих его, по невежеству легко отождествить с похожими на них ядовитыми паразитами, обитающими во внешней среде. Это объясняет, почему гусениц, живущих в земле, на листьях и в стволах деревьев, а также личинок, уничтожающих продукты, часто обозначают иероглифом гу. Мы помним, как циньский лекарь заявил, что пожирающих злаки насекомых называют гу. А в «Шу и цзи» мы читаем, что «к концу царствования династии Цзинь в Цзинчжоу непрерывно лили дожди, и рисовые поля превратились в гу и наносили вред людям». Наконец, напомним читателю, что змеи как раз отличаются от всех прочих демонов тем, что убивают человека, пожирая его внутренности.

Как внимательный читатель мог заметить, письменные источники, как правило, указывают на южные области Китая как на районы «взращивания гу». Что же это за «золотые гусеницы», о которых Ли Ши-чжэнь говорит языком, не оставляющим сомнений, что в его время эти насекомые играли существенную роль в данном виде колдовства?

Увы, но свидетельства, доступные нам, ни в коей степени не удовлетворяют нашего любопытства. Все наши усилия добыть в Китае хотя бы один их экземпляр оказались безуспешными, наши знакомые как мужчины, так и женщины, в один голос уверяли, что это невозможно. Наверное, они воспринимали нашу просьбу как проявление подозрения, что они занимаются колдовством. В итоге мы вынуждены были довольствоваться информацией скудной, но подтверждаемой практически всеми, что «золотая гусеница» – это очень ядовитая маленькая змея, либо червь, либо личинка ярко-желтого цвета, возможно, люминесцирующая либо фосфоресцирующая.

Это существо упоминается одним автором еще в восьмом веке: «Чэнь Цан-ци говорит, что пепел от сожженного старого цветного шелка является средством, спасающим от яда рептилий и насекомых, поедающих шелк. Комментатор добавляет, что насекомые эти свернуты наподобие кольца и поедают красный шелк и цветной шелк точно так же, как гусеницы поедают листья; поэтому сегодня мы можем назвать этих насекомых "золотыми гусеницами"» («Бэнь-цао ганму», гл. 42,1.31). Так писал Ли Ши-чжэнь в своем знаменитом каноническом сочинении по медицине.

Автор сунской эпохи утверждает: «Золотая гусеница – это гусеница золотого цвета, которая кормится шелком из Шу (Сычуань). Ее экскременты, положенные в еду или питье, приводят к смерти каждого, кто попробует их. Она может привлекать к человеку состояния своих жертв и тем самым сделать его богатым. Очень трудно избавиться от нее, ибо ни вода, ни огонь, ни оружие, ни мечи не причиняют ей никакого вреда. Обычно хозяин кладет ее в корзину вместе с золотом или серебром и выбрасывает корзину на улицу, где кто-нибудь подбирает ее и несет домой. В таком случае о хозяине говорят, что он выдал свою золотую гусеницу замуж» («Гуа и чжи»).

Главная цель, преследуемая «хранителями» таких тварей – присвоение состояния жертв; подобное, как мы помним, имело место при дворе династии Суй, когда и вельможи, и дамы занимались колдовством, используя для своих неблаговидных целей котов. Об этом же повествует и следующая история, относящаяся к эпохе Сун, к тому же добавляющая к картине некоторые новые детали. «Цзоу Лан, цзиньши из Чичжоу (пров. Аньхуэй) был беден, но соблюдал нормы благопристойности. Решив в один из дней отправиться в небольшой городок по соседству, он открыл ранним холодным утром дверь и увидел маленькую бамбуковую корзинку, стоявшую за воротами. Она не была ни запечатана, ни закрыта, и потому он открыл ее – в ней лежало несколько десятков серебряных винных кубков, весом около ста лян. На улице стояла полная тишина, никто не мог ни последовать за ним, ни схватить его, и он отнес корзинку домой, сказав жене: "Эти вещи сюда принес не человек; быть может, они дар, ниспосланный нам Небом?" Не успел он произнести эти слова, как почувствовал, что по его левой ноге ползет какое-то насекомое, и заметил, что оно блестит, словно золото. Это была гусеница. Он отодрал ее и выбросил, но не успела его рука вернуться в прежнее положение, как гусеница была на прежнем месте. Он наступил на нее ногой, и хотя она сплющилась до ничтожно малой величины, вновь появилась на его груди и животе. Он бросал ее в воду, жег огнем, резал ножом и рубил топором, но ей ничего не делалось – она была повсюду: на циновках и одеялах кровати, в его еде и питье.

Лан был вне себя от гнева и решил посоветоваться со своим другом, знающим человеком. "Сын мой, – сказал он. – Тебя продали. Эта тварь называется золотой гусеницей, значит, и в нашу деревню пришло это зло! Даже будучи маленькой, она может принести беду, когда же она вырастает, она проникает в живот и гложет внутренности и желудок". Услышав его слова, Лан так испугался, что рассказал, как подобрал корзинку. "Я все знаю, – ответил друг. – Если ты будешь использовать гусеницу, станешь невероятно богат; каждый день она пожирает четыре цуня шелка из Шу, если ты соберешь за ней помет, высушишь его и измельчишь, то небольшое количество порошка, положенного в еду или питье, убьет того, кто съест это; тогда гусеница сможет взять то, что пожелает, и, чтобы отблагодарить тебя, будет каждый день носить тебе то, чем прежде владели ее жертвы". Но Лан улыбнулся: "Неужели вы думаете, что я пойду на такое?" – "Я знаю, что ты не пойдешь, – сказал его друг, – но что остается делать?" – "Я положу ее в корзинку вместе с теми вещами, что в ней лежали, и выброшу; тогда она не сможет никому причинить вреда", – заявил Лан. На что его друг возразил: "Если кто-то держал у себя насекомое и благодаря ему разбогател, он должен, чтобы избавиться от него, добавить к первоначально найденным еще столько же в качестве процента; тогда говорят, что он отдал замуж свою золотую гусеницу, и насекомое уходит; но, если человек выбросит ее с тем же самым, с чем и нашел, он никогда не сможет избавиться от нее. А поскольку ты беден, как ты сможешь добавить еще столько же? Поистине, я искренне сочувствую тебе".