Текст книги "Демонология Древнего Китая"

Автор книги: Ян де Гроот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Глава первая
Нанесение вреда посредством собственной души или души животного

Китайцы охотно верят, что человек может по своему желанию «вызвать» свою душу из тела в любой момент, когда только пожелает. И само собой разумеется, это же могут делать и колдуны, побуждающие собственную душу преследовать их врага или жертву и вредить им.

«Житель Ханчжоу Чжао Цин-яо так любил играть в шахматы, что, только заслышав звук расставляемых фигур, сразу же садился за шахматную доску. Однажды, отправившись на прогулку к храму Двух Святых, он увидел там даоса с отвратительным лицом, игравшего в шахматы с каким-то посетителем. Даос называл себя настоящим знатоком, но играл при этом так плохо, что Чжао почувствовал отвращение и, даже не соблаговолив обратиться к нему, ушел.

Вечером, уже собираясь лечь спать, Чжао заметил двух призраков-светлячков, мечущихся туда и сюда по занавескам кровати. Поначалу он не решился что-либо предпринять, но тут занавеска отдернулась и перед ним предстал призрак с мечом, с синим лицом и зубами, походившими на зубья пилы. Чжао обругал его, и призрак исчез. Следующей ночью, лежа в постели, он услышал какое-то бормотание, словно это мальчишки зубрили свои уроки. Поначалу звук был неотчетливым, но, прислушавшись, Чжао различил слова: "Какое тебе дело до того, что я плохо играю и при этом называю себя умелым игроком? Почему ты осмеливаешься проявлять ко мне непочтительность?" Тут Чжао понял, что лекарь-даос пытается причинить ему зло, но это лишь придало ему храбрости. Потом он услышал шепот: "Однако ты смел, не боишься ни ножей, ни мечей; но я поступлю иначе – я вытащу из тебя душу и тем самым лишу тебя жизни". И далее зазвучало заклинание: "О, духовная сила Неба, о, духовная сила Земли, покажите свое могущество; да вопьется игла тебе в голову и сердце!" И Чжао почувствовал дрожь во всем теле, как это бывает с теми, кого, пробирает страх, но напряг всю свою волю и не сдвинулся с места. Зажав уши руками, он задремал, и, хотя из подушки его раздавался звон колокольчика, он продолжал стойко переносить испытание.

Прошел месяц, и в один прекрасный миг лекарь-даос упал на колени перед его кроватью, обливаясь слезами. "В припадке гнева, – сказал он, – я применил свое искусство, дабы запугать тебя, чтобы заставить тебя покориться и получить от тебя денег и шелка, но я ошибался, ибо тебя все это ничуть не смутило. Теперь я корю себя за то, что сделал, ибо если мое колдовство не оказывает действия на моих жертв, несчастья обрушиваются на меня самого. Вчера я умер, и моя душа не находит пристанища; я жажду предложить вам свои услуги в качестве божества покровителя ваших камфорных деревьев и ив и тем самым искупить и загладить свою вину". Чжао ничего не ответил, но наутро послал человека в храм Двух Святых, и тот принес весть, что даос перерезал себе горло. С тех пор Чжао всегда знал обо всем на день раньше; говорили, что лекарь-даос состоит у него на службе» («Цзы бу юй», гл. 8).

«Жители столицы, если их дети постоянно громко кричат по ночам, винят в этом "ночные звездочки". Жил в городе один колдун, который ловил звездочки с помощью лука из тутового дерева и стрел из персика. В доме Помощника Начальника Палаты жила старуха, которой уже перевалило за девяносто – она была наложницей еще его прадеда. Почтенная тетушка, как называли ее все члены семьи, целыми днями сидела на обогреваемой кровати из кирпичей; улыбка никогда не озаряла ее лица, а из уст ее не вылетало ни словечка. Она любила своего кота, который не отходил от нее ни на шаг.

У Помощника Начальника Палаты был сын, которого еще носили за спиной. По ночам он непрерывно плакал, и чиновник приказал колдуну – ловцу ночных звездочек вылечить его. Колдун явился с маленьким луком и стрелой, к древку которой была привязана белая шелковая нить в несколько чжан длиной; другой ее конец колдун намотал себе на безымянный палец. Колдун сел и прождал до середины ночи, в окно начала светить луна и тогда он различил на закрывавшей окно бумаге смутные очертания тени, которая быстро скользила вперед и назад; это была женщина, в шесть или семь чи ростом, верхом на коне и с копьем в руках. Колдун вытянул вперед руку, прошептал про себя "вот и ночная звездочка", натянул лук и выпустил стрелу в призрака. Послышался стон, демон бросил копье и кинулся прочь; колдун же вылез через окно и, крепко держа нить, направился следом. Вместе с другими людьми он шел за нитью, которая привела его к задним покоям дома; там они увидели, что нить исчезает в щелочке двери. Люди окликнули Почтенную тетушку, но ответа не последовало, и тогда они зажгли факелы и вошли внутрь, Девочка-служанка воскликнула: "Почтенная тетушка ранена стрелой", и действительно, подойдя поближе, все увидели стрелу, торчащую из ее плеча. Из раны сочилась кровь, она громко стонала, между ее ног сидел кот, а копье оказалось маленьким бамбуковым прутиком. Люди забили кота до смерти, а тетушке перестали давать есть и пить, и она вскоре умерла. Больше ребенок не плакал по ночам» («Цзы бу юй», гл. 23).

История, напоминающая нам традиционные западные легенды о ведьмах, скачущих верхом на котах, не оставляет сомнений, что душа старухи превращалась по ночам в демона и мучила ребенка, а душа кота становилась во время ночных путешествий призраком скакуна. «Профессора» черной магии печально знамениты и тем, что могут порой проникать в тела покойников и использовать их в качестве цзян ши – демонов, свирепость и кровожадность которых слишком хорошо известны. «Двое друзей из Тунчэна, Чжан и Сюй, торговали в Цзянси и добрались до самого Гуансиня, где Сюй внезапно умер в одном из придорожных кабачков. Чжан отправился на базар, чтобы купить гроб. Торговец запросил две тысячи монет, но, когда сделка уже почти состоялась, сидевший рядом за прилавком старик встрял в разговор и посоветовал не отдавать гроб дешевле, чем за четыре тысячи. Чжан разразился бранью и вернулся в кабачок. Вечером, когда он был наверху, покойник внезапно поднялся и изо всех сил ударил Чжана, так что тот, вне себя от ужаса, бросился искать спасения вниз по лестнице. На следующее утро Чжан опять отправился за гробом и предложил за него на тысячу монет больше. Владелец гробовой лавки ничего не сказал, но опять тут как тут оказался тот же старик, противившийся накануне покупке, и гневно сказал: „Хотя я здесь и не хозяин, но в этих местах меня зовут крадущимся горным тигром; если ты не дашь мне две тысячи монет, то есть столько же, сколько гробовщик просит за гроб, ты не получишь его“. Чжан был человеком бедным и никак не мог заплатить требуемую сумму; ему ничего не оставалось делать, как отправиться, куда глаза глядят.

Неожиданно он встретил по дороге добродушного улыбающегося старика с белой бородой, одетого в синее платье. "Это ты покупал гроб?" – спросил старик. "Да, я", – ответил Чжан. ” И ты навлек на себя гнев крадущегося горного тигра?" Чжан опять ответил утвердительно, и тогда старик с белой бородой дал ему хлыст со словами: "Этим хлыстом У Цзы-сюй хлестал труп чуткого Пин-вана. если сегодня ночью покойник опять встанет и нападет на тебя, воспользуйся хлыстом, и тогда ты получишь гроб и выпутаешься из беды". Сказав это, старик исчез. Чжан пошел обратно в кабачок и поднялся по лестнице наверх; не успел мертвец вскочить, как Чжан, как и было ему велено, начал стегать его, да притом так сильно, что под тяжестью ударов покойник рухнул на пол. Когда наутро Чжан в третий раз направился в лавку, хозяин сказал ему: "Минувшей ночью крадущийся горный тигр умер, и теперь вся наша округа избавлена от этой напасти, так что теперь бери гроб за первоначальную цену в две тысячи". Чжан попросил торговца рассказать поподробнее. "Фамилия этого старика – Хун, – ответил тот. – Он владел колдовским искусством, мог призывать на помощь призраков и имел привычку заставлять мертвецов нападать на людей. Когда кто-либо умирал и требовался гроб, он приходил в мою лавку, чтобы потребовать свою долю, а просил он половину суммы. Так продолжалось немало лет, и многим людям он причинил зло. Но прошлой ночью он неожиданно умер, и никто не знает, что его погубило". И тогда Чжан поведал ему о том, как получил от старика с белой бородой волшебный хлыст; оба они поспешили к телу умершего и обнаружили на его теле полосы от ударов. Некоторые говорят, что белобородый старик в голубой одежде был местным божеством земли» («Цзы бу юй», гл. 10).

Многочисленные китайские предания и рассказы о людях, превращающихся в зверей, которые мы приводили в соответствующих главах, посвященных людям-оборотням и зверям– призракам, позволяют сделать вывод о том, что чаще всего китайцы воспринимали подобные метаморфозы как намеренные. Особенно ярко проявляется это в истории о Чжоу Чжэне, превратившемся в тигра посредством заклинаний и рисунка зверя; по своей воле то же самое проделал и Чэнь Ши-шань; по собственному желанию стал кровожадным тигром Чжу Ду-сы. Волками становились юноша, женщина Цзинь из гуннского племени, пастух Цан. Если такие люди-оборотни приносят людям зло, то мы имеем дело с анимистическим колдовством, по крайней мере в той степени, в какой душа человека или животного участвует в данном превращении.

Четвероногие посланцы черной магии, как и животные-призраки, могут вызывать болезни у людей. «В двадцатом году Цяньлун (1755) маленький ребенок в одной столичной семье часто дергался в судорогах и умер, не дожив до года. Во время приступов вокруг лампы летало черное существо, похожее на сову, и чем быстрее оно кружило, тем сильнее ребенок задыхался; когда же он перестал дышать, черное существо исчезло. Вскоре конвульсии поразили и другого ребенка в этой же семье. Об этом прослышал господин Э, офицер императорской гвардии, человек смелый и отважный; он был вне себя от гнева, взял лук и стрелы и твердо решил убить черное чудовище как только оно появится. Он натянул тетиву и выпустил стрелу – раздался крик, и на землю потекла кровь. Кровавый след повел его через двойную стену к дому господина Ли, Великого Главнокомандующего, и исчез в очаге. С луком и стрелами наготове офицер встал рядом и стал ждать.

Появился господин Ли, удивленный и перепуганный, и спросил, что случилось. Офицер Э, который приходился ему родственником, рассказал, что привело его в дом. Главнокомандующий приказал осмотреть очаг, и в каморке за очагом они обнаружили ведьму с зелеными глазами, из поясницы ее торчала стрела, а из раны сочилась кровь; она походила на обезьяну ми и была родом из племени мяо – господин Ли привез ее из Юньнани, где он одно время служил чиновником. Она была очень старой и, как сама говорила, не помнила своего возраста. Ее заподозрили в колдовстве и допросили; она призналась, что знает заклинания, произнося которые, она может превращаться в странных птиц. Изменивши облик, она ждала, пока пробьют вторую стражу, а потом вылетала наружу и пожирала мозг маленьких детей – так она навредила более чем семистам младенцам. Взбешенный господин Ли заковал ее в кандалы, сложил костер и сжег ее заживо, после чего на долгое время воцарилось спокойствие и дети больше не страдали от конвульсий» («Цзы бу юй», гл. 5).

Впрочем, колдуны и колдуньи могут вызывать не только собственные души; для своих коварных замыслов они умеют использовать и души животных, как, впрочем, и самих зверей. Читатель уже знаком с этим видом черной магии, о котором мы говорили в главе о кошках– призраках. Мы приводили эпизод, взятый из официальной истории династии Суй, о том, как в 598 году при императорском дворе вельможи колдовским способом насылали на людей котов. Главный принцип их черного искусства, как мы помним, заключался в том, что путем жертвоприношений, заклинаний и чар животным «задавалась» чужая воля, животные несли людям болезни и даже смерть, а колдуны завладевали их состоянием. Причем случай этот дает нам еще один показательный пример: сам император готов был принести в жертву суевериям собственного зятя и жену. Что уж в таком случае говорить о легковерности его подданных. Лишь личное вмешательство императрицы, если верить историку, спасло обвиняемых: «Когда То, сводного брата императрицы, приговорили к смерти за то, что он насылал на нее котов-призраков при помощи колдовских гу, заклинаний и чар, императрица три дня не принимала пищу, а потом вступилась за него с такими словами: «Если бы То навредил делам управления или принес зло народу, я не осмелилась бы произнести и слова в его защиту; но если он совершил преступление только против меня, я осмеливаюсь просить за его жизнь». И тогда смертный приговор То смягчили на одну ступень» («История династии Суй», гл. 36,1.5), («История северных династий», гл.14,1.17).

Еще более красноречиво о широком распространении верований в колдовство посредством котов говорит тот факт, что император отдал приказ о преследовании и уничтожении всех семей тех, кто обвинялся в черной магии. В хронологическом перечне событий царствования вышеупомянутого императора мы читаем: «В восемнадцатом году Кайхуан (598), в пятом месяце он издал указ о том, чтобы семьи, держащие котов-призраков, взращивающие яд г;у, повелевающие призраками, а также практикующие дикие и варварские методы, ссылались на отдаленные границы всех четырех направлений» («История династии Суй», гл. 2,1.13), («История северных династий», гл.11,1.26). Однако более ни в одном китайском сочинении упоминаний о черной магии посредством котов-призраков не встречается, из чего можно сделать вывод, что либо династия Суй стоит в данном отношении особняком, либо преступление, о котором повествуется в официальной истории, имело место лишь в воспаленном воображении императора и его приближенных. Отметим также, что зять императора был вместе со всем прочим обвинен и в «колдовском гу» и что против «взращивающих яд гу» и «повелевающих призраками» был объявлен настоящий крестовый поход. В дальнейшем мы будем говорить в первую очередь о двух типах анимистического колдовства, упоминаемых в литературе гораздо чаще по сравнению с остальными.

Глава вторая
Колдовство при помощи рептилий и насекомых

С древнейших времен китайские колдуны и колдуньи использовали для своих черных дел ядовитых рептилий и насекомых. У китайцев имелся свой аналог котлу галльских, германских и скандинавских ведьм, в котором те готовили варево из ядовитых растений и снадобий – горшок с насекомыми и рептилиями, которых, как уверяют авторы, специально оставляли вместе, чтобы они пожирали друг друга, а единственного выжившего, одолевшего остальных и вобравшего в себя все их отвратительные качества, уже использовали в качестве инструмента зла. Горшок этот обозначался иероглифом гу, состоящим их двух графем – собственно «горшок, сосуд» и «насекомые, рептилии».

Таким образом, с самого начала колдовство ассоциировалось с ядом. То, что подобные горшки имеют весьма древнее происхождение, подтверждается хотя бы тем, что о них говорится в «Чжоу ли». В источнике сказано, что в обязанности некоего чиновника Цзюй-ши «входило истребление ядовитых гу, использование необходимых заклинаний и изгнание их, а также истребление их с помощью полезных растений; всех тех, кто мог бороться с гу, он должен был использовать в соответствии с их способностями» (гл. 37,1.35). В высшей степени достойно сожаления, что текст не приводит абсолютно никаких подробностей о том, как конкретно чиновники «антиколдовского ведомства» исполняли свой долг. Еще одно указание на то, что черная магия насчитывает в Китае весьма долгую историю, мы встречаем у Сыма Цяня: «Циньский Дэ-гун на второй год своего правления в начале лета подавил гу с помощью собак» («Ши цзи», гл. V,1.9). Комментаторы утверждают, что для этого животных убили и прибили их тела ко всем четырем воротам столицы. Отметим, однако, что в данном пассаже иероглиф гу может обозначать насекомых как таковых, поскольку в то время, как мы увидим, он приобрел и это значение.

Некоторые интересные детали о «взращивании гу» дает нам и «Цзо чжуань»: «Цзиньский князь попросил царство Цинь прислать лекаря, и Цинь послало к нему лекаря по имени Хэ. Осмотрев больного, он сказал: "Эту болезнь нельзя вылечить; мы называем ее болезнью, вызванной близостью к женским покоям, и проявления ее такие же, как и у гу; причина ее таится не в призраках, не в пище; дело в том, что разум больного в беспорядке, и твердость духа утеряна"… Тогда Чжао Мэн спросил лекаря, что он называет г;у. "Гу, – ответил тот, – порождает чрезмерную распущенность и замутняет разум; на письме выражается двумя элементами: «сосуд» и «насекомые, рептилии», которые и составляют иероглиф гу; насекомые, летающие в злаковых растениях, – тоже гу; в «Чжоу и» женщина, смущающая мужчину, и ветер, дующий с горы, – тоже гу; все это одно и то же"»[100]100
  «Первый год правления Чжао-гуна». Восемнадцатая гексаграмма «И цзина» также называется «Гу». См. «Чжоу и чжачжун», цз. 3,1.11, цз. 9,1.20, цз. 11,1.29.


[Закрыть]. Таким образом, словом гу также называли любовные чары женщины, желающей соблазнить мужчину и склонить его к распущенности. А кроме того, гу также использовали для уничтожения урожая или хранилищ с зерном или, как говорит умудренный опытом врач, для того, чтобы злаки «улетучились», наверное, путем превращения в крылатых насекомых, в них зародившихся. Действительно, в литературе словом гу часто называли насекомых и гусениц, опустошающих сельскохозяйственные амбары, а также паразитов, живущих в теле человека и действующих на него подобно яду. «Гу означает насекомых в животе, – говорится в «Шо взнь». – Призрак мертвеца, чья голова водружена на палку, – это тоже гу». (гл.13, II, I. 5,6). Последнее положение являет нам китайское поверье, что душа, скитающаяся по свету и не находящая покоя из-за того, что тело расчленено, мстит за себя, проникая во внутренности других людей в виде тех самых гусениц и червей, что пожирают гниющую голову.

Поскольку колдовство гу упоминается уже в древнейшей китайской литературе, мы вправе заключить, что оно практиковалось в Срединном государстве с незапамятных времен. По-видимому, при династии Хань оно играло весьма существенную роль, во всяком случае, насколько мы можем судить о ней по той невероятной жестокости и беспощадности, которыми боролись с теми, кто занимался этим ремеслом; и подобные методы лучше всего подтверждают тот факт, что преступники тревожили спокойствие даже самых могущественных властелинов и наполняли их души страхом и трепетом. В «Истории Ранней Хань» рассказывается об императрицах, царственных особах, вельможах и придворных, опозоренных, лишенных рангов и званий, брошенных в тюрьму и даже казненных по обвинению в таких преступлениях; однажды такая жестокая расправа стала даже причиной кровавого мятежа. Обычно в столь авторитетных сочинениях колдовство обозначается термином у гу, который показывает, что практику черной магии чаще всего приписывали колдунам-у, священнослужителям и жрицам, магам и заклинателям, о которых мы уже так много говорили.

Мы читаем, что император У-ди «в пятом году периода правления под девизом Юаныуан (130 до н. э.), в седьмом месяце заключил под стражу творящих у гу, и головы их были выставлены на шестах» («Цянь Хань шу», гл. 6,1.6). Деталей этой печальной истории не приводится. Но в правление того же императора репрессий имели место еще раз, и сведения о них сохранились в разных частях «Истории Ранней Хань». Так, одна из глав повествует:

«Сын Гунсунь Хэ по имени Цзин-шэн унаследовал от отца титул начальника императорских конюшен, так что оба – и отец, и сын – принадлежали к высшей знати. Цзин– шэн был сыном сестры императрицы, и потому отличался распущенностью и беззаконным поведением. В годы Чжэнхэ (92–89) он по собственному произволу истратил девятнадцать миллионов монет, причитавшихся Северной армии; растрату раскрыли, и его посадили в тюрьму. В это время вышел указ императора об аресте Чжу Ань-ши из Янлина, но его не могли поймать. Император упорно настаивал на поимке, и тогда Гунсунь Хэ предложил выследить и поймать его, при условии, что тогда с его сына снимут обвинение. Этот Чжу Ань-ши был одним из наиболее влиятельных людей в столице. Узнав, что Хэ поймал его для того, чтобы искупить вину сына, он рассмеялся: "Теперь несчастье этого министра падет на весь его род! Во всех южных горах не хватит бамбука для того, чтобы вместить обвинения, которые я выдвину, а в долине Е не хватит дерева для наручников, которые я сделаю". И он написал из тюрьмы письмо императору, в котором обвинил Цзин-шэна в связи с императорской принцессой Ян-ши и в том, что вместе с колдунами-у он совершал жертвоприношения (злым духам) и призывал беду на императора. Кроме того, он наклеветал, что, когда император отправился к Ганьцюань, они закопали на главной дороге человеческие фигурки, сопровождая это заклинаниями и злословием. И тогда император приказал нескольким министрам допросить Хэ и сурово покарать его за преступления; отца и сына казнили в тюрьме. Бедствие у гу, обрушившееся на их семью и весь род, было запущено Чжу Ань-ши, а завершено Цзян Чуном, так что принцессы, императрица и наследник престола – все погибли» (гл. 66,1.2).

Вся семья Хэ и целый его клан были истреблены; биография Хэ у Сыма Цяня заканчивается следующими словами: «Он был наказан за связь его сына Цзин-шэна с принцессой Я-ши и за у-гу, клан его погиб, и потомков не осталось» («Ши цзи», гл. III, I.16). Теперь остается выяснить, каким образом Цзян Чун «завершил бедствие».

Цзян Чун стоял во главе армии, боровшейся с хуннами; он был отважным и воинственным человеком огромного роста и слыл фаворитом императора, личная безопасность Сына Неба в большой степени зависела от него. Биограф сообщает следующее: «Случилось так, что Чжу Ань-ши из Ян-лина обвинил министра Гунсунь Хэ и его сына, начальника императорских конюшен, в у гу; в интригу оказались вовлеченными принцессы Ян-ши и Чжу-и, и она повлекла за собой казнь Хэ и его сына. Затем император отправился в Ганьцюань и там заболел. Цзян Чун, видя, что император стар, и догадываясь, что, если он умрет, наследный принц лишит его жизни, с преступными намерениями сообщил императору, что источником дьявольских чар, вызвавших болезнь, от которой страдает владыка, является у гу. И император уполномочил его принять меры против у гу. Тогда Цзян Чун приказал своим колдунам из племени хуннов выкопать яму, чтобы искать человеческие фигуры; они схватили совершающих гу и ночные жертвоприношения; они видели призраков; они оскверняли землю (жертвенным вином), дабы явить следы преступления. Они постоянно арестовывали людей, допрашивали их, пытали их раскаленными железными щипцами и поджаривали на огне, чтобы вырвать признания; и люди один за одним оговаривали друг друга, обвиняя в использовании у гу; чиновников постоянно обвиняли в замышлении мятежа; тех, кто бежал и был схвачен, приговорен к смерти и казнен, насчитывалось всего несколько десятков тысяч.

Все это время император, находившийся в преклонных годах, подозревал свое окружение в практиковании гу, произнесении заклинаний и насылании чар. Никто – ни из числа виновных, ни из числа невинных – не осмеливался сообщить ему о совершенных ошибках. А Цзян Чун, хорошо знавший настроения императора, сообщил ему, что даже во дворце преобладает влияние гу. Сперва он обвинил обитателей внутренних покоев, и дело дошло до женщин, пользовавшихся высочайшей императорской милостью, и даже до императрицы. Потом в поисках гу он начал копать землю во дворце наследника престола и нашел статую из дерева тун. Принц, боясь, что не сможет спастись от обвинения, схватил Цзян Чуна и обезглавил его собственной рукой, воскликнув с негодованием: «Ничтожный раб из Чжао![101]101
  Цзян Чун был родом из Ханьданя, что в области Чжао.


[Закрыть] Разве не достаточно, что ты уже один раз посеял рознь между правителем государства и его сыном? Неужели ты еще раз поссоришь меня с отцом!»

О том, как затем принц был побежден, рассказывается в «Цюй юань чжуань». Впоследствии У-ди доложили, что Цзян Чун обманывал его, и император истребил все три его клана», т. е. самого Чуна, его матери и жены («Щи цзи», гл. 45,11.14).

Наследник престола по фамилии Ли был назначен официальным преемником императора еще в 122 году до н. э., в возрасте семи лет. «Ши цзи» так говорит о нем: «В последние годы царствования У-ди императрица Вэй-хоу утратила расположение императора. Цзян Чун строил против нее интриги, так как между ними, а также между Чуном и наследником престола были плохие отношения, поэтому Чун опасался, что после кончины императора принц казнит его. Поэтому, когда началось преследование у гу, Чун в своих преступных замыслах воспользовался этим случаем. Император находился уже в преклонном возрасте и, повсюду воображая злые козни, подозревал все свое окружение в причастности к гу, заклинаниям и чарам. Последовало жестокое наказание: министр Гунсунь Хэ и его сын, принцессы Ян-ши и Чжу-и, императрица и сын ее младшего брата Вэй Кан – все были признаны виновными и казнены. Обо всем этом сказано в биографиях Гунсунь Хэ и Цзян Чуна.

Преследуя свои цели в деле у гу, Цзян Чун, которому была хорошо известна подозрительность императора, сообщил ему, что влияние гу ощущается даже во дворце. Он ворвался во дворец, проник даже в императорские покои, сломал трон и раскопал землю под ним. И император приказал Хань Юэ, вассалу Ань-дао, а также помощнику министра Чжан Ганю и стражу Желтых ворот Су Вэню помочь Чуну. Чун направился также во дворец наследника престола, начал перекапывать землю, ища гу, и нашел статую из дерева тун В то время император болел и, спасаясь от жары, удалился во дворец Ганьцюань, так что за исключением императрицы и наследника престола в столице никого не осталось. Наследный принц позвал своего второго учителя Ши Дэ. Дэ, будучи наставником наследника престола, понял, что и его жизни тоже грозит опасность, поэтому он дал ученику такой совет: "Покойный министр и его сын, две принцессы, ее величество императрица Вэй Хоу – все пали жертвами этого дела, а сегодня колдуны-у и вассалы отыскали в земле какие-то уличающие доказательства; мы не знаем, сами ли они положили их в землю, или те действительно там были; в любом случае, вы не сможете объяснить все это. Поэтому воспользуйтесь своими полномочиями, схватите Чуна и его банду, бросьте их в темницу и жестоко покарайте за преступления и обман. Император болен и находится в Ганьцюань, императрица и ее чиновники обращались к нему за приказаниями, но не получили никакого ответа, так что мы даже не знаем наверняка, жив он или нет, а министры-преступники пользуются этим. Наследник, неужели вы забыли историю Фу-су из династии Цинь?[102]102
  Фу-су – наследник первого китайского императора Цинь Щихуана, убит по приказу печально известного первого министра Ли Сы после смерти отца.


[Закрыть]” Наследник престола без колебаний последовал совету Ши Дэ, и во втором году правления под девизом Чжэнхэ (91 год до н. э.), в седьмом месяце, в день жэньу, он отправил в качестве посланцев своих гостей с приказом арестовать Чуна и других. Вассал Ань-дао Хань Юэ решил, что посланцы лгут ему, и отказался подчиниться приказу принца, и тогда они убили его. Помощник министра Чжан Гань был ранен, но смог спастись и бросился искать защиты во дворце Ганцюань. Той же ночью наследный принц послал своего канцлера У Це с ордером во дворец Вэй-ин, и там, у ворот Чанцю, через главного камердинера И-хуа посланник передал императрице приказание убрать из конюшен колесницы, спрятать там лучников и выступить с воинами, охраняющими арсенал, а также охраной дворца Чанлэ. Затем принц отдал следующий приказ командирам: «Цзян Чун поднял мятеж; я обезглавил его и сжег его хуннских у в Шанлинь». Его сторонники и гости стали во главе отрядов и сражались в Чанъани против канцлера Лю Цюй-ли – это восстание известно как «мятеж наследного принца». Но так как население не поддержало принца, войска его были разбиты, но сам он сумел спастись.

Гнев императора был так страшен, что все подчиненные пребывали в трепете и страхе и не знали, куда им деться… Принц бежал на восток в Ху (нынешняя Хэнань) и укрылся в деревушке Цюаньцзю. Человек, давший ему пристанище, был беден и, чтобы обеспечить запросы принца, постоянно продавал обувь. В Ху у принца жил старый друг, и, услышав, что тот богат, принц послал к нему человека и тем самым выдал себя. Чиновники окружили дом, чтобы арестовать его, и тогда принц, видя, что бегство невозможно, ушел в свою комнату, запер двери и удавился. Молодой воин из Шаньяна по имени Чжан Фу-чан распахнул дверь, а Ли Шоу, секретарь начальника уезда Синьань, быстро подхватил принца на руки и высвободил из петли; хозяин дома во время схватки был убит, погибли также два внука императора.

Император опечалился гибелью наследного принца… Он наградил Ли Шоу титулом Юй-хоу, а Чжан Фу-чана – титулом Ти-хоу. По прошествии времени большинство людей перестало верить в дело у гу, и император понял, что действиями наследника престола руководил только страх, и ничего больше; и, когда Чэ Цяньцю вновь заявил о зле, причиненном принцу, император назначил его министром, истребил всю семью Цзян Чуна и сжег на мосту Хэнцяо Су Вэня» (гл. 63; II).

В анналах царствования императора У-ди сказано следующее: «Дело у гу началось в первом году Чжэнхэ (92 год до н. э.), на одиннадцатый день одиннадцатого месяца; министр Гунсунь Хэ был брошен в тюрьму и казнен в первом месяце второго года, а в следующем месяце за практикование у гу казнили принцесс Чжи-и и Ян-ши. Летом того же года император находился в Ганьцюань, а осенью, в седьмом месяце, люди Хань Юэ и Цзян Чун стали копать землю и искать гу во дворце принца. В том же месяце, в день жэньу, наследный принц и императрица решили обезглавить Цзян Чуна, принц вывел войска, которые сражались в Чанъани с армией канцлера Лю Цюй-ли так яростно и ожесточенно, что погибло несколько десятков тысяч человек. В день гэнъинь (восьмой после жэньу) наследник престола бежал, а императрица покончила с собой, а в восьмом месяце, в день синь-ай (через двадцать дней после гэньинь) принц убил себя в Ху» (гл. 6,1.32).

Таким образом, всего кровавая истерия продолжалась около девяти месяцев и закончилась настоящей битвой, стоившей жизни десяткам тысяч человек! Цифра огромна, но у нас нет никаких документальных оснований утверждать, что она преувеличена. О тех страшных днях, когда принц потерпел поражение, когда решилась судьба его самого, его матери, сестер и двух сыновей, мы читаем также в биографии канцлера Лю Цюй-ли, сводного брата императора, одержавшего тогда верх: «Осенью того же года наследник престола Ли был оклеветан Цзян Чуном. Принц убил Цзян Чуна, поднял войско и напал на дворец канцлера, Цюй-ли бежал, бросив свои печати. В тот момент император из-за жары находился во дворце Ганьцюань. Главный секретарь канцлера сломя голову бросился туда, чтобы сообщить о случившемся. Когда император спросил, что же предпринял канцлер, чиновник ответил: "Он спрятался и не решился вывести войска". В гневе император воскликнул: "Что ты такое говоришь? Разразился мятеж, а он спрятался? Поистине, канцлер начисто лишен характера Чжоу-гуна, ведь разве Чжоу-гун не убил Гуаня и Цая?[103]103
  Гуань и Цай – сыновья основателя чжоуской династии Вэнь-вана, в 1115 году до н. э. подняли мятеж, но брат Вэнь-вана Чжоу-гун покарал их. [Современная хронология относит это событие уже к середине X/ в. до н. э.– прим. ред.]


[Закрыть]” И император послал канцлеру приказ, который гласил: «Для поимки и казни мятежников существуют награды и наказания; поставьте на повозки защитные башни и не вступайте в ближний бой на мечах, чтобы избежать больших потерь и множества раненых среди воинов, и накрепко заприте городские ворота, дабы мятежники не смогли убежать».