Текст книги "Цветы для Розы"

Автор книги: Ян Экстрём

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Можно мне еще немного шерри?

Тирен поднялся. Винге, все так же полулежа, протянул руку с бокалом. Он снова тяжело вздохнул и заговорил, казалось, с трудом сдерживая слезы:

– Джон, я смотрел порнографический фильм. Пару месяцев назад я проходил мимо одного кинотеатра. Оказалось, что в нем показывают порнографические фильмы. До тех пор я и не знал, что здесь такие есть. Какая-то девица затащила меня в подъезд, сказав, что хочет показать мне кое-что. Я и не думал, что… а это оказался порнофильм. Я никогда раньше не обращал внимания на этот кинотеатр, поскольку на метро езжу редко… Но теперь, когда его обнаружил…

Он закрыл лицо руками. Тирен не нарушал молчания, терпеливо ожидая, пока Винге возьмет себя в руки. Наконец тот справился с собой, с глубоким вздохом вновь опустил руки на колени и ничего не выражающим взглядом посмотрел на Тирена.

– Вот и все,– произнес он.

– Почему ты принимаешь эту чепуху так близко к сердцу? – искренне удивился Тирен.

– Для человека в моем положении…– начал Винге.

– А для человека в положении Вульфа? – парировал Тирен.– Да этот небольшой скандальчик – не более чем прикосновение крыла бабочки, хотя, может, слово «прикосновение» здесь и не совсем подходит. Ты никогда не пытался взглянуть на все это под углом сравнения с бурными похождениями Вульфа?

– Но ведь я думал, что так и должно быть. Это создавало ему особый ореол.

– Нет, мой друг, тут ты не прав,– Тирен прервал его, подняв ладонь вверх,– определенному кругу он, разумеется, нравился, однако можешь быть уверен, за ним внимательно наблюдали. Еще только одна история, и со всем его дальнейшим восхождением на вершины карьеры случилось бы вот что…– Он поднял вверх указательный палец, который должен был, по-видимому, изображать зажженную спичку, и сделал вид, что задувает ее.

Винге сидел в глубокой задумчивости. Снова взяв бокал, он отхлебнул немного успокаивающего напитка.

– Я кое-что тебе покажу,– неожиданно сказал он. Отставив бокал, он изогнулся, чтобы удобнее было засунуть руку в карман пиджака, вынул оттуда записную книжку и положил на стол перед собой. Тирен сразу же узнал ее и настороженно посмотрел на Винге:

– Где ты ее взял?

Слегка помедлив, Винге собрался с духом и твердо ответил:

– Я украл ее у Виктора. Точнее, из ящика его письменного стола.

– Когда?

– В тот вечер, когда его убили.– Винге стиснул зубы, и на скулах его заиграли желваки.– После того, как ты позвонил и сказал мне, что он мертв, я приехал сюда. Ты ведь сам предложил мне.– В голосе его послышалось что-то похожее на упрек.

– Я?!

– Ты сказал, что мне самому теперь лучше знать, как поступать. А тут еще и мама начала подзуживать. Я сел на электричку и добрался до города, а потом пересел на метро. Здесь я был в половине восьмого.

– И что ты тут делал?

– Я прошел в свой кабинет, сел и стал читать. Однако с чтением у меня не клеилось – я никак не мог сосредоточиться. Как будто бы все вокруг вдруг разом изменилось. Потом я подумал об этой книжице: моя судьба была в руках Виктора – скандал, который он все время с наслаждением описывал, сопровождая его гадкими намеками и мерзкими шуточками, даже в присутствии посторонних – слава Богу, что хоть никто ни о чем не догадывался.

– Так ты, выходит, знал, что он собирает на тебя компрометирующие материалы?

Винге покачал головой и закусил губу. Зубы у него были чрезвычайно мелкие, острые, но при этом ослепительно белые.

– Не совсем так,– ответил он.– Точно я этого не знал вплоть до понедельника. В тот день я пришел к нему за кое-какими сведениями. «Возьми договор о торговле и найди там сам»,– сказал он мне. Он был страшно раздражен. Потом он вынул из ящика вот эту книжицу и прочел мне вслух несколько строчек. Это подействовало на меня, как удар кулаком в лицо. Я спросил его, чему он так радуется. Он ответил: «Радуюсь? – да нет, радоваться тут действительно нечему. Все это очень, очень плохо…» Ты, разумеется, понимаешь, что весь день после этого я был сам не свой.

Молчание длилось не больше секунды.

– Продолжай,– попросил Тирен.

– Я остался после окончания рабочего дня и дождался, пока все уйдут из отдела. Тогда я прошел в его кабинет.

– Он был не заперт?

Винге кивнул.

– Он никогда его не запирал. Говорил, что это препятствует нормальному общению и мешает уборке помещений.– В глазах его появились искорки смеха.– Продолжать? – Тирен кивнул.– Я выдвинул ящик стола, достал книжку, сел в его кресло и начал читать. Десять – пятнадцать первых страниц были полны каракулей с перечислением разных гадостей, мелочных придирок; отметил он там и пару серьезных ошибок с моей стороны, которые, впрочем, я давно уже исправил. Все это аккуратно датировано и снабжено комментариями. Были там намеки и на… на мою личную жизнь. Например, что женщины меня не интересуют. Другие гнусности, гадости, наконец, откровенная ложь. Я чувствовал, как во мне поднимается волна ненависти. Мерзость! Если бы в тот момент он был там, я бы…– Винге резко смолк, потом продолжал: – Однако его там не было. Я долго сидел, размышляя и пытаясь анализировать, зачем ему было собирать всю эту грязь обо мне и каким образом это могло повлиять на мою жизнь в будущем. Неужели он собирался меня шантажировать? Из меня самого не многое выжмешь, однако мама – она довольно состоятельна. Собраться с мыслями было довольно сложно… И вдруг мне пришло в голову: а что, если у него есть еще и другие материалы на меня? Я знал шифр его сейфа и решил посмотреть, нет ли их там. Открыв сейф, я вынул из него все содержимое и тщательно пролистал каждый документ – но ничего не нашел. Потом я положил все обратно в том же порядке, как брал, закрыл сейф и поставил замок в нулевое положение. Книжку я собрался взять с собой, чтобы завтра с утра пойти к Виктору и сказать, что выкрал ее и уничтожил. Однако передумал. Какая разница – есть эта книжка или нет? Его намерения в отношении меня стали теперь абсолютно ясны, и их осуществление было лишь вопросом времени. Я положил книжку на место и решил выиграть время, делая вид, что ничего не замечаю. Время должно было работать на меня. Быть может, Виктор в будущем допустит какие-нибудь более серьезные промахи, чем те, которые он собирался приписать мне, и я подумал, что если он завел книжку на меня, то ничто не мешает и мне завести на него такую же. С таким же успехом, как и он, я мог читать его письма и подслушивать телефонные разговоры. Дай только время, думал я, и мы посмотрим, кто сумеет ударить сильнее.

Тирен напряженно вслушивался в этот поток слов. Он заметил, как пылкий поначалу тон Винге и негодующие жесты сменились вполне здравыми, холодными рассуждениями о контрмерах. Набрав побольше воздуху в легкие, он внушительно начал:

– А ты знаешь, что из всего, с чем мне пришлось столкнуться во время этого расследования, те обстоятельства, о которых ты сейчас рассказываешь,– самые подозрительные? У тебя нет алиби. Зато есть мотив…

Он хлопнул рукой по записной книжке. Винге слабо улыбнулся.

– Да, знаю. Но, мне кажется, ты должен понимать, что будь я убийцей, едва ли я стал бы рассказывать тебе все это. Согласись, то, что я говорю,– своего рода психологическое алиби…

– Будущее покажет. А что было дальше?

– Во вторник я Виктору ничего не сказал. Пытался держать себя как обычно. Как я уже говорил, я отправился домой. И кстати, насчет алиби…– Он засунул два пальца в нагрудный карман пиджака и вытащил мятый использованный билет в кино.– Это единственное материальное алиби, которое я могу представить. Я действительно пришел домой за несколько минут до твоего звонка. А потом, когда ты сказал мне, что Виктор мертв, я понял, что у меня появился шанс избавиться от этой книжки.– Он снова потянулся к бокалу.– Да, если б не шерри, не знаю, что подвигло бы меня на эту исповедь. Сколь! – И, не дожидаясь ответа, одним глотком осушил бокал.

Тирен смотрел на черную книжицу на столе. Казалось, что она парит над его поверхностью. Когда он увидел ее у Вульфа, тот назвал ее «Бесчестные свидетельства о Винге»; он все еще помнил то отвращение, какое она тогда в нем вызвала. Если все было так, как говорил Винге, он не мог чувствовать ничего, кроме симпатии, к этому человеку, тем более что ему наверняка пришлось выдержать трудную внутреннюю борьбу с самим собой, прежде чем решиться рассказать обо всем.

– Да-да,– рассеянно сказал он, поднялся и принялся расхаживать по комнате.– Можешь взять с собой эту книжку, когда уйдешь, и сделать с нею все, что захочешь. Думаю, мне удастся обойтись без того, чтобы посвящать кого-нибудь в факт ее существования. Кстати, знаешь, а я ведь видел ее и раньше, в день убийства Вульфа. Он показал мне ее, как только ты вышел из комнаты, и рассказал, что в ней. С ее помощью он не собирался выманивать у тебя деньги. Он просто хотел поставить крест на твоей карьере. Зачем ему это было – не знаю, но кто может с уверенностью судить об антипатиях других людей? У меня, к примеру, они тоже есть. Кроме того, хочу тебе сказать – я знал, что эта книжица исчезла. Я обнаружил ее пропажу наутро после убийства и подумал, что Вульф сам уничтожил ее перед уходом из посольства. Однако, естественно, существовала и другая возможность – та, о которой ты только что мне поведал. Как ты, вероятно, понимаешь, этот рассказ создает для тебя определенные сложности, однако могу тебе признаться, что их было бы куда больше, не расскажи ты все сейчас. Конечно, если бы ты сам сразу пришел ко мне и сознался во всем, было бы значительно лучше. С другой стороны, ты едва ли мог предположить, что мне известно о существовании книжки.

Винге слушал его выпрямившись и сложив ладони так, что кончики вытянутых пальцев касались один другого. Неожиданно он сказал:

– Нота… нота… Ты напомнил мне об экспромте. Можно, теперь я напомню тебе одну деталь?

Тирен остановился. Винге продолжал:

– Помнишь, Виктор достал один документ и начал его листать?

Тирен кивнул:

– Да, это был меморандум одной фирмы – «Дейта Синхроник». Так что же?

– Этого документа не было в сейфе в понедельник вечером. Ведь выносить из посольства документы с грифом «секретно» строго воспрещается, не так ли? Я размышлял над этим в кино, и совершенно уверен, что данный документ не поступал в посольство в течение вторника, иначе он бы должен был быть зафиксирован в журнале входящих бумаг, а такая запись там отсутствует.

– И что из этого следует?

Винге иронично улыбнулся.

– Теперь, конечно, это уже не важно, но в моей книжке о Викторе есть запись: «В. В. в ночь на вторник 13 октября вынул из своего служебного сейфа секретный документ, который, вероятно, хранит у себя на квартире».

Он встал, вытянул вперед маленькую ручку и с неожиданной силой сжал протянутую в ответ руку Тирена.

– Спасибо тебе, Джон,– сказал он.– Хорошо, что все уже позади. Если у тебя возникнут еще какие-нибудь вопросы, я буду у себя в кабинете до половины седьмого.

12

Четверг, 15 октября, 16.30

Когда дверь за ним закрылась, Тирен вернулся в угол для посетителей, налил полбокала шерри и опустился в кресло. После разговоров с Анной-Беллой и Винге в голове у него был настоящий сумбур из фактов, личных впечатлений, оставшихся без ответов вопросов, каких-то пошлых банальностей,– в общем, пестрая каша. Теперь предстояло отделить зерна от плевел, хотя сейчас эта задача и казалась почти невыполнимой. Он подумал, что самое главное – взаимосвязь событий – все еще остается покрытой дымкой неизвестности. Это касалось в равной мере и утонувшего рекламного агента, которым занималась Анна-Белла, и трагической гибели Вульфа. События происходили почти одновременно; на сцене появлялись практически одни и те же актеры, играющие свои роли в разных явлениях одного спектакля, а то, к какой сюжетной линии относилась та или иная их реплика или же кому она предназначалась, было покрыто непроницаемой завесой; таким образом, получалось нечто вроде театрального действа, причем лишенного логической режиссуры. По крайней мере, сейчас ему так казалось. Он попытался было ухватиться за отдельные детали и использовать их в качестве отправной точки. К примеру, Винге с этой книжкой и его признанием, что он ее выкрал. Как факт, это было вполне очевидно, однако и он мог быть истолкован по-разному, в зависимости от контекста. Если все обстояло так, как он сам это преподносит, то это событие вполне могло быть и самостоятельным, не имеющим никакого отношения к делу. Наблюдения Анны-Беллы в отношении того человека перед ее окнами также вполне могли оказаться совершенно посторонним явлением, однако то, что она столкнулась с этим парнем сегодня, было уже чем-то большим, чем простое совпадение, тем более что это как-то связано с конфискацией черного портфеля – причем как раз в тот момент, когда был объявлен розыск точно такого же. Однако ясность в этот вопрос мог внести только Бурье.

Тирену показалось, что впереди забрезжила полоска неясного света; он напрягся и попытался сосредоточиться. Человек с портфелем стоял под окнами посольства во вторник, однако это было задолго до того, как Вульф возле цветочного магазина хватился своего портфеля. У Тирена даже засосало под ложечкой. Таким образом, или в руках у данного мужчины был другой портфель, или же Вульф лишился своего еще до того момента, который Тирен имел сейчас в виду. В последнем случае портфель, по-видимому, также полностью утрачивал свою значимость.

Погруженный в эти мысли, он потянулся за бокалом и отхлебнул вино. Интуиция подсказывала ему, что где-то здесь должен быть просвет – но где и какой? Он попытался мысленно прокрутить все то, что мадам Ляпуш говорила ему насчет портфеля. Затем он так же тщательно припомнил сведения, сообщенные ему Винге, и в конце концов, сравнив их, пришел к выводу, что в случае с портфелем ему недостает весьма важного звена, которое изначально присутствует во втором рассказе. Винге заметил, что меморандум «Дейта Синхроник» пропал еще в понедельник вечером; мотив, по которому он обратил на это внимание, был, можно сказать, эгоистическим и представлял интерес только для него самого. Если портфель был украден, потерян или исчез каким-либо другим образом и меморандум в это время находился в нем, то тогда на сцене вполне мог появиться человек с портфелем. Тирен даже присвистнул; мысли продолжали работать. Однако поведение Вульфа, описанное мадам Ляпуш, опровергало это умозаключение. Вульф вернулся в магазин и спросил о своем портфеле. Он осмотрел улицу, как будто пытаясь обнаружить того, кто мог его украсть. Почему он так поступил?

Снова здесь возможны две альтернативы. Или же Вульф считал, что портфель в машине,– и тогда он должен был наверное знать это, когда давал Мадлен ключи. Или – что было также возможно – он ломал комедию, чтобы создалось впечатление, что портфель был у него с собой, когда он покидал посольство. Какая из этих возможностей наиболее правдоподобна? Предположим, портфель с лежащими в нем секретными документами пропал у него еще в понедельник – тогда всплывает тот факт, что он взял их с собой из служебного сейфа,– он обнаруживает пропажу, проклинает свою небрежность, прекрасно зная, какие ему грозят неприятности и как сложно будет из них выпутаться. И тут он решает: не стоит ли скрыть все это, протянуть один день? Даже и тогда то, что он взял с собой домой секретный документ, будет считаться грубым нарушением, но в этом случае у него будет смягчающее вину обстоятельство, ибо вечером того дня он должен был встретиться с владельцами меморандума. Это могло послужить хоть каким-то оправданием. Тогда, значит, он ломал комедию и в другом случае. Тот документ, который он вынул и которым размахивал, читая свою пародию на монолог Сирано по поводу «ноты», был не более чем блеф. Однако, блефуя, он мог достичь своей цели, утверждая потом, что меморандум был у него с собой, когда он в этот вечер отправился домой.

Тирен почувствовал что-то похожее на удовлетворение,– наконец-то в этом деле забрезжили контуры логичных действий. Другая версия – то, что Мадлен ездила на машине, когда портфель все еще был там,– развеивалась как дым. Никакого портфеля она не видела. Каким бы беспечным Вульф ни был – он никогда бы не оставил секретные документы в машине. Тирен вздохнул с облегчением. Несмотря ни на что, ему все же удалось найти путеводную нить в этом запутанном лабиринте. Итак, установлено: уже в понедельник портфеля с лежащим в нем меморандумом у Вульфа не было. Но в таком случае сразу же возникает вопрос: для чего ему было присваивать – именно это слово пришло на ум Тирену – секретный документ в понедельник? Если он собирался во время приема передать его представителям «Дейта Синхроник», то это было лишено всякого смысла.

Некоторое время он напряженно размышлял. Потом встал, подошел к сейфу, набрал нужную комбинацию цифр и открыл его. Достав ежедневник Вульфа, он вновь вернулся в кресло, полистал книжицу и нашел интересовавшую его страницу. Понедельник. Как только он ее открыл, он сразу же вспомнил странную запись: «Георг V». Без указания времени, без каких-либо комментариев. Собирался ли Вульф вернуть меморандум еще в понедельник? Быть может, действительно существовала такая договоренность? Или же кто-то позвонил и попросил его об этом? Тирен задумался. Было много разных «за» и «против». Меморандум вполне мог понадобиться членам делегации накануне вечернего приема у Вульфа. Но, с другой стороны, Патрик К.– Тирен поймал себя на том, что уже стал называть шефа рекламной службы так, как звали его товарищи,– обратился к нему, Тирену, с просьбой вернуть документ именно во время приема, и ему еще пришлось, помнится, объяснять, каким образом принято совершать подобные процедуры. Патрик К. остался, по-видимому, полностью удовлетворенным разъяснениями. А если уж Патрик К. ни о чем не подозревал, то тогда – Тирен был в этом абсолютно убежден – и никто другой из членов делегации не знал большего. Раз так – то что тогда означает запись «Георг V»?

Тирен сложил кончики пальцев. Никто из делегации лично не встречался с Вульфом – в этом он был уверен. В начале вечера все они приняли за Вульфа его самого – Тирена. Однако не следовало сбрасывать со счетов еще одну фигуру – человека, который не сумел принять участия в приеме, поскольку ему в этом помешали,– Тирен криво улыбнулся собственной мрачной формулировке. Петер Лунд. Договорились ли Вульф и Лунд о встрече в отеле? Может, Лунд позвонил в посольство, переговорил с Вульфом и попросил его привезти меморандум? Действовал ли он подобным образом по чьему-либо поручению или же по собственной инициативе? То, что подобное задание могло исходить от кого-то из членов делегации, было, по всей видимости, исключено. Значит, по собственной инициативе? К сожалению, лишь Господь Бог, он сам и Виктор Вульф могли ответить на этот вопрос; в данный момент все они в равной мере были недостижимы.

Тирен снова углубился в размышления. Нельзя ли тем не менее все же докопаться до истины? Нет ли каких-либо обстоятельств, которые могут помочь каким-либо образом пролить на нее свет? Если Вульф не сделал никакой пометки относительно времени, то, быть может, час встречи сам по себе был не так важен? Они вполне могли договориться о встрече, например, «где-нибудь во второй половине дня». Хорошо, будем исходить из этого. Это означало бы, что Лунд не собирался уходить из отеля всю вторую половину дня. Однако в ячейке для ключей Лунда ожидало послание. Ему оно предназначалось или нет – в данном случае особой роли не играет. Здесь важен сам факт того, что оно ждало Лунда, а следовательно, его самого в отеле не было в тот момент, когда записку принесли, иначе бы ее сразу же доставили в номер, как это заведено во всех приличных отелях мира. Портье, увидев, что ключ на месте, понял, что человека, которому адресовалось послание, в гостинице в данный момент нет, и поэтому положил его в ячейку, чтобы передать ему в тот момент, когда он обратится за ключом. Тирен вдруг вспомнил, что члены делегации перед отъездом в аэропорт именно так и описали ему ситуацию. Он удовлетворенно кивнул и подумал, что, таким образом, можно констатировать – во второй половине дня Лунда в отеле не было. Итак, следовательно, Вульф не собирался встречаться ни с кем из шведской делегации. С кем же тогда?

Тирен резко выпрямился. Внезапно ему пришло в голову, что существует еще одна неожиданная версия. Прежде он исходил из того, что Вульф лишился секретного документа по собственной халатности, неосторожности или легкомыслию и с целью скрыть это попытался подстроить все таким образом, чтобы снять с себя хотя бы часть вины за его пропажу. Однако причина могла быть и иной. Существовали и другие возможности. Вульф мог продать меморандум. Многие фирмы дорого дали бы за право ознакомиться с его содержанием. Далее. Вульфа могли – и вероятность этого казалась Тирену еще большей – шантажировать и вынудить откупиться этим меморандумом. Чем больше он размышлял над этим, тем последний вариант казался ему наиболее вероятным. Начальство уже давно косо посматривало в сторону этого дипломата. В последнее время ему часто давали понять, что еще один скандал – и он может поставить крест на своей карьере. Быть может, ему угрожали? Не была ли та атмосфера благодушной расслабленности, которую он застал в комнате Вульфа во вторник, своего рода реакцией, облегчением, которое испытал хозяин кабинета, уладив все проблемы?

Если дело обстояло именно так, то тогда скорее всего запись о «Георге V» означала, что он должен был доставить туда меморандум в любое удобное для него время дня. По всей видимости, трудно было заранее определить, в какой момент и каким образом безопасней всего было произвести передачу документа. Но кто же в таком случае получатель? Тирен интуитивно чувствовал, что такой человек существует, и не мог не связывать факт его существования с тем человеком, который проявлял такой интерес к Петеру Лунду, что именно это, должно быть, и привело того к гибели. Человек с ожогом. Выходит, Вульф приехал в отель, встретился с человеком с ожогом, передал меморандум и что-то получил от него взамен? Разумеется, все могло быть именно так, но могло и не быть. Вероятно, Вульф и его партнер договорились о каком-то условном сигнале, означавшем, что все готово. И Вульф должен был оставить об этом записку. Тирен вспомнил рассказ расшитого галунами швейцара о том, как человек, подъехавший к отелю в такси, опустил стекло машины и передал письмо, которое по роковому недоразумению из-за неправильно расслышанного номера попало не в ту ячейку. Описание этого человека было достаточно расплывчатым, однако оно вполне могло подходить и к Вульфу, впрочем, как и к любому другому человеку. То, что он при этом говорил по-английски, вполне могло быть вызвано соображениями конспирации и свидетельствовало о том, что этот визит пытались тщательно скрыть.

Тирен встал и, подойдя к телефону, набрал номер Мадлен. Голос у нее был бойкий и доброжелательный, как всегда, даже если телефонный звонок заставал ее врасплох за формулированием заключительных строк делового письма. Он спросил:

– Ты не могла бы вспомнить, Вульф в понедельник все время находился в посольстве – не было никаких неожиданных отлучек, отъездов в город?

Она немного подумала.

– Не знаю. Мне, конечно, стыдно, но у меня вечером была назначена встреча с моим парикмахером. Это случается всего раз в квартал, и, как правило, я всегда свои уходы отрабатываю.

– Ладно.– Он положил трубку и, подумав, набрал номер Винге.

– Стен, ты не помнишь, в понедельник Вульф весь день был здесь или же ему надо было зачем-то в город?

Винге задумался, потом ответил:

– Он куда-то отлучался ненадолго около двух часов – сразу после обеда. Вернулся он, когда не было еще трех.

Тирен повесил трубку. Он открыл телефонный справочник, ту его часть, где были сведения о магазинах, полистал, нашел раздел «Цветочные магазины» и сразу увидел среди них «Цветы Ляпуш». Набрав номер, он тотчас же услышал ответ. Он начал:

– Мадам, это мсье Тирен, мы с вами уже сегодня виделись.

– Ах, да, да.

– Вы не помните, мсье Вульф не брал свою машину в понедельник часа в два – в три? – Он смущенно рассмеялся.– Ведь вы, насколько я могу судить, были, так сказать, персональным стражем его стоянки.

Она засмеялась в ответ.

– В понедельник? – переспросила она.– Нет, не думаю. Он, как правило, не пользовался машиной днем. Иначе я, конечно же, обратила бы на это внимание.

Тирен задумчиво опустил трубку. Похоже, что-то ему все же удалось выяснить, однако, с другой стороны, он не представлял себе, что это может ему дать. Ведь в конечном итоге ни портфель, ни меморандум, по-видимому, не имеют прямого отношения к главной проблеме – кто и почему убил Виктора Вульфа? То, что они пропали еще в понедельник, похоже, делало их связь с убийством еще более призрачной. И все же. Он сумел нащупать точки соприкосновения между судьбами Лунда и Вульфа, и странно было бы, если бы это объяснялось простой игрой случая.

Тирен чувствовал себя необычайно возбужденным. Мысль работала стремительно. Он решил позвонить Бурье. Как обычно, тот сразу же снял трубку:

– Бурье слушает.

– Это Тирен. У меня есть идея. Я бы хотел встретиться и кое-что уточнить.

Комиссар рассмеялся, не скрывая своего удовольствия.

– Я как раз собирался звонить тебе. Мы нашли портфель. И взяли человека, у которого он был. Как видишь, мы работаем.

Тирен рассмеялся в тон ему, зная, что, наверное, это звучит слегка самонадеянно. Он сказал:

– Да-да, я так и думал, что вы его нашли. Так когда же мы сможем поговорить?

Комиссар буркнул:

– Завтра. Приезжай ко мне сюда к одиннадцати.– И предостерегающе прибавил: – Однако на чудо не надейся. До ясности тут еще далеко.

Тирен вышел из посольства в половине шестого; пятью минутами позже он отъехал от стоянки. Он уже предвкушал, какой переполох в семье вызовет его раннее возвращение домой – за полчаса до ужина. Ежедневные задержки на работе вошли у него в привычку; привыкли к ним и дома. Точно он, конечно, не мог знать, однако предвидел, что ранний приход может помешать урокам, готовке, работе в саду или еще чему-то в этом роде. Он не спешил, спокойно влился в транспортный поток, перестроился в правый ряд и двигался не торопясь, не делая никаких попыток обгонять едущие впереди него машины. Взгляд его случайно скользнул по дорожному указателю с надписью «Шату», и внезапно он решил заехать поговорить с Эльзой Вульф. Ехал он практически наобум. Ее вполне могло не оказаться дома, или же, наоборот, у нее мог кто-то быть как раз в данный момент; вполне возможно было также, что его неожиданное появление будет ей неприятно. Тем не менее он решил испытать судьбу. Свернув на нужную улицу, он обогнул дом, намереваясь въехать во двор со стороны гаража. Но массивные ворота оказались заперты. Таким путем на виллу было не попасть; ему пришлось вернуться и поставить машину у главного входа.

Увидев его в дверях, Эльза была явно удивлена, однако, казалось, довольна.

– Я не вовремя?

Она покачала головой и улыбнулась:

– Вовсе нет. Входи – я как раз приготовила коктейль.

Пока она доставала из бара стаканы и орешки, он с сочувствием рассматривал ее. На ней было простое черное платье. На шее, как и на приеме во вторник, единственное украшение – нитка жемчуга; высокая прическа оставляла открытой точеную белую шею. Поставив на стол серебряный поднос с напитками, она села.

– Ты по делу? – осведомилась она.

– Честно говоря, нет. Могу я тебе чем-нибудь помочь?

– Нет…– Она слабо улыбнулась.– Все в порядке. Дети приезжают в субботу. Для них это, конечно, тоже большой удар, однако мы постараемся справиться…

Тирен никогда не задумывался, есть ли у Вульфов дети, да и сам Виктор ничего не рассказывал о своей семье. Она, вероятно, это поняла.

– Дочь изучает лингвистику в Стокгольмском университете, а Аллан, сын, на военной службе – готовится стать офицером.– Она сменила тему: – Посольство все взяло на себя, Джон. Похороны – в воскресенье в Шведской церкви; потом будет небольшой официальный прием для представителей дипломатического корпуса, потом… в общем, я пока еще не знаю. Все так быстро и так запутано… Я очень благодарна, что все заботятся обо мне, помогают…

– А ты сама? Думаешь остаться во Франции?

– Нет, конечно же нет. Продам дом и вернусь в Швецию. Что мне здесь делать – предаваться тягостным воспоминаниям? – Она горько усмехнулась.

– Понимаю.

– Понимаешь? Да уж, счастливыми эти годы во Франции никак не назовешь. Честно говоря, такой конец где-то даже закономерен. Не в отношении Виктора, нет,– я имею в виду себя.– Она тяжело вздохнула и с коротким натянутым смешком выпрямилась в кресле.– Ну, ладно, хватит глупостей. Сколь! Очень мило с твоей стороны, что ты заехал.– Внезапно лицо ее мучительно скривилось; следующие слова она произнесла медленно и с расстановкой: – А вот то, что ты прислал сюда полицию,– нехорошо с твоей стороны.

– Неужели они посмели быть невежливыми? – Он попытался дать ей понять, что всецело на ее стороне.

– В общем-то нет. Однако комиссар – Леруж – довольно бесцеремонен. Он, по сути, учинил здесь полный обыск. Изъявил желание заглянуть в ящики письменного стола, в шкафы…

Тирен привстал со стула, собираясь, по-видимому, что-то возразить, но она остановила его движением руки и продолжала:

– Я не возражала. С тех пор как ты позвонил и сказал, что им надо оказать содействие, я решила – пусть делают все, что хотят. К сожалению, к тому, что я рассказала тебе в тот вечер по телефону, мне нечего было им добавить. Раз за разом я все снова и снова рылась в памяти, пытаясь вспомнить, не упустила ли какой-либо важной детали. Вроде бы нет. Это я также дала понять Леружу. Но он не довольствовался рассказом. Он хотел, чтобы я ему все показала. Мне пришлось продемонстрировать ему практически полностью, как развивались события с того момента, как Виктор въехал в ворота. Я должна была встать у окна и помахать рукой, а Леруж в это время вышел к дверям гаража, чтобы проверить, как он выразился, «могло ли это быть так». Потом я должна была раз за разом подходить к гаражу, показывать, как я его открыла, как заглянула в машину, как обошла весь участок в поисках Виктора, как, наконец, вернувшись в гараж, открыла багажник и обнаружила его. Далее, я должна была продемонстрировать, как реагировала, как достала цветы, как перенесла наверх коробку с вином,– и все это по нескольку раз. Мне показалось, он не верит, что у меня хватило сил справиться с коробкой, что он считает, будто у меня был сообщник, который мне помогал. Да, точно, именно такое ощущение у меня и было, что он считает меня преступницей. Ах, Джон, ты даже представить себе не можешь, как это тяжело – раз за разом повторять одно и то же, когда они – ты наверняка знаешь, как это звучит на их полицейском жаргоне,– тебя пасут. Да, что и говорить, слово меткое – чувствуешь себя так, как будто тебя водят на поводке. И постоянно унижают. Да-да, именно унижают. Сначала тебя просто просят показать, потом заставляют повторять раз за разом; наконец это становится чем-то вроде дрессировки. Просто невозможно выдержать. А когда что-то выходит не так, как в прошлый раз, в глазах у них сразу же загорается подозрение, тон становится многозначительным, начинаются разные намеки. Это просто ужасно.