Текст книги "Цветы для Розы"

Автор книги: Ян Экстрём

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Улоф проработал четыре с половиной часа – вплоть до обеденного перерыва – и решил, что на сегодня с него хватит. Вкалывать пришлось изрядно. Перед самым обедом он помог одной миниатюрной дамочке, покупавшей стройматериалы для мужа, сначала выбрать обрезки досок нужной формы и размеров, а затем погрузить и укрепить их на багажнике над крышей ее маленького «ситроена», и коль скоро это принесло ему двадцать франков чаевых, кроме уже заработанных ста тридцати, он решил смириться с расходами и в данном случае не рисковать. Он поплелся к кассе, купил билет, смешался с другими пассажирами и уверенно прошествовал мимо контролера с таким неприступным видом, что это сразу исключало какие-либо вопросы.

В это время дня пассажиров на станции «Шато д'О» было немного. Двум полицейским, стоявшим в дальнем конце платформы, не составляло поэтому никакого труда наблюдать за перроном и скамейками со спящими на них еще не протрезвевшими от ночных возлияний бродягами. До тех пор пока они не начинали буянить, стражи порядка их не трогали. Повернувшись спиной к полицейским, Улоф с притворным нетерпением уставился в зияющую темноту туннеля. Поезда ходили часто. Прошло не больше полминуты, и электричка с грохотом остановилась у платформы. Двери раздвинулись, Улоф вошел внутрь и так и остался стоять, придерживаясь за поручни, намеренно игнорируя свободные сиденья. Три небольшие станции, остававшиеся до «Сен Этьен», он предпочел проехать стоя.

Он увидел их сразу же, как только свернул за угол и вышел на свою улицу; пытаться избежать встречи, не привлекая внимания, было уже поздно. Они были метрах в тридцати от него. Один из полицейских придерживал Жан-Поля под руку, запросто, почти по-товарищески; со стороны вовсе и не скажешь, будто ведут задержанного, по крайней мере, внимания прохожих это не привлекало. Другой нес черный портфель, держа его двумя пальцами, как будто боялся испачкаться.

Чувствуя, что сердце бешено стучит где-то на подступах к горлу, Улоф пошел прямо на них. Они приближались, не обращая на него, очевидно, никакого внимания. Улоф попытался заставить себя не смотреть Жан-Полю в глаза; Жан-Поль, проходя мимо, посмотрел сквозь него, как будто его вовсе не существовало. Еще несколько секунд – и они разминулись. Улоф испытывал сильнейшее желание развернуться, догнать их и спросить, какого черта им нужно от его товарища, однако ноги сами несли его все дальше вперед; он даже поборол искушение оглянуться и посмотреть, в какую сторону они направились. На самом-то деле догадаться, конечно, было несложно – скорее всего в полицейский участок, расположенный метрах в двухстах отсюда в переулке. Сам он, как правило, всегда шарахался от этого места, как от зачумленного.

Подойдя к дому, он ощупал карман джинсов, убедился, что ключ на месте, и готов уже был взбежать наверх по лестнице, однако внезапно передумал. У него возникло какое-то смутное ощущение, что здесь его подстерегает опасность. Подняв глаза, он скользнул взглядом по стене дома, однако тут же сообразил, что это могут заметить. Он решил войти в дом с другой стороны. Не ускоряя шага, он обогнул квартал и вышел к воротам в форме арки, ведущим во двор. Здесь на него никто не обратит внимания. На цыпочках он пересек вымощенный булыжником дворик и вошел наконец в подъезд.

Когда он проходил мимо привратницкой, дверь ее слегка приоткрылась и показалась голова консьержки.

– Эй,– тихо позвала она.

Он остановился, взглянул на нее, и снова к нему вернулись дурные предчувствия и страх. Она тем временем продолжала:

– Не ходите наверх, мсье. В вашей квартире засада. Они только что забрали вашего товарища.

– Знаю,– ответил он так же шепотом.– А за что, не знаете?

Она покачала головой:

– По-видимому, они приходили за вами. И вот вместо вас взяли его.

Улоф вздрогнул.

– А почему вы думаете, что они приходили за мной? – спросил он.

Она картинно закатила глаза и надула губы.

– Ах, мсье, не думайте, что вам удастся провести консьержку. Думаете, я не видела вас, когда вы в первый раз пришли сюда? Думаете, не заметила, какие на вас были башмаки? Или, может, вы считаете, я не знаю, как выглядит человек, когда он боится, все равно чего – людей или крыс? Я прекрасно могу читать между строк и делать выводы из того, что вижу.– Ласково взглянув на него, она немного помолчала и продолжала: – Однако если меня об этом спрашивают, то я ничего не знаю. Им я тоже ничего не сказала.

Улоф закусил губу и быстро спросил:

– А о чем они вас спрашивали?

– Они спросили, знаю ли я Жан-Поля Меру, который проживает здесь. Я сказала, что знаю. Потом они спросили, могу ли я сказать им, в какой квартире он живет. Я ответила, что могу.– Она хитро улыбнулась.– Тогда они, уже начиная нервничать, потребовали, чтобы я наконец сказала. Но тут во мне, конечно же, проснулось любопытство. «Он сделал что-то незаконное?» – спросила я и добавила, что не могу поверить, будто такой приятный молодой человек замешан в чем-то, хотя он и никак не может найти себе постоянную работу. Тут я заметила, что нетерпение их растет с каждой минутой, однако все же продолжала болтать, в надежде, что, выйдя из себя, кто-нибудь из них непременно проговорится. В конце концов так и случилось. Один полицейский прервал меня и сказал, что в первую очередь им нужен не он. Вид у него при этом был чрезвычайно лукавый, однако меня не обманешь – я сразу же все поняла. Они попытались было меня расспрашивать, но – да будет вам известно – если консьержка болтлива, то это еще вовсе не означает, что у нее можно что-то выпытать, нет, никогда! Для меня это дело чести. Если жильцы приятны и вежливы со мной, я и сама забочусь о них,– они могут считать себя находящимися под моей защитой.

Закончив эту тираду, она самодовольно хихикнула. Улоф также не сумел удержаться от улыбки, однако внутреннее напряжение не покидало его. Он нетерпеливо поторопил ее:

– Так, а дальше?

Когда она ответила, в голосе ее уже не было столько восторга.

– «Кто же тогда вам нужен?» – спросила я и сказала, что все это довольно странно: сначала вы приходите и спрашиваете об определенном человеке, живет ли он здесь и тому подобное, а потом заявляете, что вам нужен вовсе не он. Получается чепуха какая-то. Тот, который пытался меня расспрашивать, сказал, что им нужен приятель, который живет с ним. Они за ним и пришли. «Приятель»,– повторила я, удивленно захлопала глазами, разинула рот, дохнула на них чесноком, да так, что они даже попятились, как дочь фараона, когда обнаружила в корыте Моисея.– «Так вот, в этом доме не случается ничего такого, о чем я бы не знала. Жан-Поль Меру, бывает, конечно, водит к себе иногда разных девушек, однако, чтобы он жил с товарищем…» Я даже глуповато заржала – это их, казалось, окончательно убедило. Потом я сказала им, что мсье Меру живет на самом верху справа в конце коридора. Но в доме нет лифта и им придется изрядно попотеть, если они захотят подняться. Сама я делаю это только раз в неделю, когда хожу убираться в туалете.– Она почти совсем высунулась из дверки привратницкой.– Клянусь вам, мсье, я бы никогда им этого не сказала, если бы своими глазами не видела, как вы уходили сегодня утром. Тогда бы я придумала еще что-нибудь, чтобы их провести. Видите ли, я не очень-то люблю полицию.

Улоф благодарно кивнул ей и ласково погладил по щеке.

– Мадам, вы прелесть,– сказал он.– Мне только нужно забрать там одну вещицу, а после этого я сразу же постараюсь подыскать себе другое жилье. Задерживаться здесь во Франции дольше, чем того требуют обстоятельства, я не собираюсь, однако вас я никогда не забуду.

Она вдруг посерьезнела, высунула за дверь руку и схватила его за рукав.

– Не вздумайте идти к себе,– сказала она.– Когда полицейские пришли сюда и поднялись наверх, их было четверо. Двое из них несколько минут назад увели мсье Меру, но двое – остались.– Она хитро подмигнула.– Мне сдается, что они все еще сидят в квартире и поджидают вас. Так что держитесь отсюда подальше. Если вам нужно что-нибудь забрать, приходите попозже вечером и постучитесь ко мне в привратницкую – я скажу вам, все ли чисто на горизонте.

– Спасибо, мадам. Значит, я зайду вечером.

Он повернулся было, собираясь вновь нырнуть в арку и выйти на улицу, но она опять помахала рукой и сказала:

– Я бы хотела дать знать матери Жан-Поля, что его сцапали. Может, она как-нибудь сумеет помочь ему выпутаться – возьмет на поруки или еще что-нибудь. Не могли бы вы сообщить ей? Я бы и сама сходила, но приходится сидеть в этой конуре, прости Господи, как прикованной,– она сделала беспомощный жест.– Мне нельзя никуда отлучаться, да и кроме того, я должна следить за теми,– она мотнула головой,– наверху.

– Хорошо, я предупрежу ее,– сказал Улоф.– Где она живет?

– Где живет – не знаю. Но она убирает в мужском туалете на Северном вокзале, и если вы спросите там мадам Меру, вам ее каждый покажет.– Она немного помолчала, сочувственно пожевала губами и неуверенно заметила: – Да, местечко, что и говорить, не из приятных. Однако довольно оживленное, и время от времени там перепадает франк-другой. Мужчины в таких заведениях куда щедрее женщин.

Анна-Белла Сторм поднялась с кресла для посетителей в кабинете комиссара Бувина. Она уже вполне освоилась в нем и поняла, что если хочешь устроиться поудобнее, чтобы не мешала свалявшаяся набивка, то следует садиться поглубже, ближе к спинке, а не так, как она сидела в прошлый раз в самом начале их знакомства. В течение почти целого часа они обсуждали дело Лунда; теперь комиссар был на удивление сговорчив и без тени намека на нетерпение снова пункт за пунктом перебирал все то, что было им известно. Потом они вместе постарались дать оценку каждой мелочи, чтобы отмести все, представлявшееся им несущественным, и, наоборот, выделить все, заслуживающее внимания, нуждающееся в дальнейшем изучении и проработке,– чтобы, если вскроются новые, подтверждающие эти обстоятельства факты, в дальнейшем относиться к ним как к важным и соответствующим действительности. К ним, например, вполне могла принадлежать и недавно поступившая информация, хотя источник и был анонимным. Сговорчивость комиссара была так велика, что распространялась теперь даже на саму точку зрения относительно предстоявшего продолжения расследования. Если раньше Бувин недвусмысленно давал понять, что до тех пор, пока не возникнут обстоятельства, свидетельствующие о наличии состава преступления, он склонен рассматривать это дело как несчастный случай или, возможно, самоубийство, то теперь, как он сам это формулировал, по-видимому не кривя при этом душой, он намерен исходить из того, что совершено умышленное или непредумышленное убийство, и вести расследование именно в этом ключе, пока не будут получены неоспоримые доказательства других версий или же дело не будет признано нераскрытым. Поняв, что с самого начала неправильно оценивал Анну-Беллу, и стремясь доказать ей свое новое отношение к делу, он старался угодить всем ее пожеланиям, применяясь к ее мнению так же, как принимает форму руки надетая на нее перчатка из мягкой кожи. За это время он уже успел получить и изучить сведения о том человеке из отеля «Георг V», которого они между собой называли «человек с ожогом».

– Видя ваше нетерпение, мадам, я еще до обеда навел необходимые справки и весьма рад, что получил всю информацию до вашего прихода ко мне.

Внутренне он был, разумеется, очень доволен, однако позволил себе лишь слегка улыбнуться краешком глаз.

– И таким образом…? – вопросительно начала она.

– Таким образом выяснилось, что этот человек въехал в отель в понедельник, то есть за день до Лунда, а выписался, как вы справедливо утверждаете, вчера вечером. Багажа у него было с собой немного – один из посыльных вынес его и погрузил в белый автомобиль, который ожидал этого человека возле отеля, за несколько минут до его выхода. Дамы, которая его сопровождала, никто не запомнил. По крайней мере, все уверены, что когда он въезжал в гостиницу, никакой дамы с ним не было. Но она, естественно, могла прийти и подняться в его номер когда угодно. Тем не менее представляется маловероятным, чтобы она провела там ночь. Жил он в номере 530, неподалеку и немного наискосок от той комнаты, которую занимал Лунд. Никто не заметил, чтобы он заговаривал с Лундом, а также чего-либо другого, что указывало бы на их знакомство. В понедельник, сразу же после того, как он въехал, он осведомился, не искал ли его кто-нибудь, не звонил ли или не оставлял для него какого-либо сообщения. Ничего такого, однако, не было. И последнее – прискорбное, но весьма интересное обстоятельство…– Бувин, прежде чем выложить его, откинулся на спинку стула, приняв эффектную позу.– Человек этот записался в отеле под чужим именем.

Анна-Белла Сторм встрепенулась и выпрямилась, забыв даже на мгновение о дефекте кресла.

– Однако он ведь должен был предъявить какой-нибудь документ?

– Да, разумеется. Он предъявил кредитную карточку, «Америкэн Экспресс», выписанную на то имя, которое он назвал. Он объяснил, что, к сожалению, у него с собой нет больше никаких документов, и администрация гостиницы довольствовалась тем, что есть, тем более что это, по крайней мере, говорило о его платежеспособности.

– Да, верно,– вздохнула Анна-Белла.– С точки зрения администрации отеля это, пожалуй, главное, хотя…

Бувин молча развел руками, показывая, что сожалеет об этом не меньше, чем она.

– Его спросили только о дате рождения; он назвал ее. В принципе, это все, что формально требуется для регистрации въезда в гостиницу. Он производил впечатление довольно интеллигентного и состоятельного человека. Для «Георга V» это немаловажно.

– Я понимаю,– вновь вздохнула она.– А как вам удалось выяснить, что он,– она замялась в поисках подходящего слова,– обманщик?

Бувин снисходительно улыбнулся:

– Мы, разумеется, сразу же постарались установить владельца кредитной карточки. За полчаса до выписки из отеля он, конечно же, расплатился наличными, но при въезде он оставил в отделе регистрации в качестве обеспечения чистый купон. Когда прибыли наши люди, он был все еще там.

– Кто же в действительности оказался владельцем?

– Настоящий владелец утверждает, что карточка пропала у него несколько месяцев назад и он сразу же выписал себе новую. Старую, конечно, украли, однако поскольку никаких счетов с нее в банк не поступало и непохоже было, что кто-то собирается ею воспользоваться, то и сам владелец уже практически забыл о ней. Что ж,– Бувин усмехнулся,– и так бывает. Человек этот живет в Лионе; в весьма энергичных выражениях он заявил, что не имеет никаких дефектов на коже рук, и если мы настаиваем, он может представить соответствующее заключение врача. Мы действительно попросили его об этом,– он хмыкнул,– и теперь со спокойной совестью можем забыть об этом экспансивном лионце.

Некоторое время Анна-Белла размышляла; потом у нее вырвалось:

– Но послушайте, комиссар, согласитесь, ведь это как раз и доказывает, что во всей этой истории много подозрительного. Всплывает фигура странного человека с ожогом; Лунд, скорее всего, был убит – пусть мы пока и не знаем истинных причин, однако это вполне вероятно… А этот хорошо одетый господин,– она набрала побольше воздуха,– оказавшийся на поверку… аферистом? Ко всему прочему он еще настолько хорошо умеет держать себя, что даже служащие такого отеля, как «Георг V», безоговорочно и без малейших сомнений принимают его за надежного и представительного клиента.

Она перевела дух. Бувин наблюдал за ней, склонив голову на плечо и улыбаясь.

– Мадам Сторм,– начал он.– Знаете, чем являются ваши слова? Словесным портретом – весьма умно и интересно составленным психологическим словесным портретом. На кроме него, у нас есть еще и другой. Словесный портрет человека, который поздно ночью заходит в маленькое плохонькое кафе и уводит с собой одного из посетителей. Как вы считаете, если бы этот человек – человек с ожогом – был похож на того, которого описали вы, не обратил бы он на себя внимания владельца кафе сразу, как только вошел? Не сумел бы хозяин кафе опознать его тут же, а не путаться несколько раз, когда ему показывали совершенно других людей? – Видя, что она готова прервать его, он протестующе поднял руку и продолжал: – Я согласен с вами, возможно, все дело здесь в выборе подходящего гардероба. Я просто-напросто хотел указать вам на некоторые детали. Но как бы там ни было,– на следующих словах он сделал особое ударение,– нашему с вами человеку с ожогом придется объяснить множество компрометирующих его обстоятельств, если, конечно, нам удастся его отыскать.

– Прежде всего, он украл кредитную карточку,– сказала Анна-Белла, собираясь, по-видимому, расставить события в определенной последовательности и таким образом объяснить некоторую их странность, на которую намекал Бувин. Однако он был начеку и тут же перебил ее:

– Есть люди, ворующие кредитные карточки, и есть люди, их покупающие. Цели у последних могут быть самые разные – вполне возможно, как, например, в нашем случае, ими пользуются лишь иногда, чтобы удостоверить свою личность. Нам приходится сталкиваться с этим довольно часто. Скажем, кто-то нашел кредитную карточку у касс аэропорта или у стойки гостиницы или же не сдал ее после того, как исчерпал всю сумму, объяснив, что оставил ее в ресторане или ювелирном магазине. Многие ловкачи занимаются этим, зная, что карточку можно преспокойно продать; при этом они совсем не думают о том, в каких целях может воспользоваться ею потенциальный покупатель.– Он перегнулся к ней через стол, самодовольно улыбаясь.– Не далее как две недели назад у одного скупщика краденого мы конфисковали ни много ни мало 936 вполне настоящих кредитных карточек, срок действия которых истек. Как вы думаете, зачем они ему понадобились?

На этом он, по-видимому, окончил свою краткую лекцию о наиболее передовом в настоящее время способе оплаты и снова откинулся на спинку кресла. Выражение его узкого лица должно было, вероятно, свидетельствовать, что он только что ознакомил ее с весьма важной оперативной информацией, предназначенной только для служебного пользования. Она молча проглотила это сообщение, чувствуя, что, не выслушай она его с подобающим, по его мнению, вниманием, это было бы для него в высшей степени неприлично и оскорбительно. При этом она прекрасно понимала, что комиссар профессионал такого уровня, что лишь ее упрямство, а также, возможно, вопросы престижа заставляли его все еще заниматься делом Лунда. Наступившая вслед за этим долгая пауза превращала рассказ об афере с кредитной карточкой в курьезный случай, какие обычно принято описывать в приятной компании после обеда, однако это ни на йоту не продвинуло вперед их дело. Она еще раз хорошенько прокрутила в памяти все сказанное им, и внезапно ее как будто озарило. Подавшись вперед, она быстро сказала:

– Комиссар Бувин, вы сказали, что этот человек чего-то ждал. Он спрашивал, не звонил ли ему кто-либо, не искали ли его и не оставляли ли для него каких-то сообщений.

Бувин кивнул.

– Да, верно, однако такого не было.

Анне-Белле вдруг все стало предельно ясно. Медленно, тщательно выговаривая каждое слово, она сказала:

– Человек с ожогом ждал какого-то сообщения. Однако сообщения не было. Лунд же, по-видимому, не ждал никаких писем и тем не менее неожиданно получил. Человек с ожогом жил в 530 номере, Лунд – в 513.– Мгновение она помолчала, собираясь с мыслями, потом удовлетворенно рассмеялась и неожиданно спросила: – Комиссар, вы говорите по-английски?

Он с удрученным видом покачал головой. Это, казалось, лишь укрепило уверенность Анны-Беллы в своей правоте. Она продолжала:

– Если произнести эти числа по-французски, то между ними действительно нет ничего общего. Однако в английском языке звучание их так похоже, что разницу уловить весьма сложно. Кто-то подъехал к отелю и попросил – говоря при этом по-английски – передать письмо в 513 номер. На самом же деле, как мне представляется, он просил передать письмо в 530. В таком случае, комиссар, становится понятно многое, однако еще не все.– Она сделала паузу и в упор с торжеством посмотрела на Бувина.– Сообщение, переданное в письме,– действительно ли оно было настолько важным, что могло послужить мотивом к убийству Петера Лунда? Понял ли человек с ожогом, что письмо по ошибке попало не по назначению? Был ли он готов на все, чтобы получить его? Ходил ли он по пятам за Петером Лундом весь день, поджидая удобного случая? – Она замолчала и надолго уставилась в потолок, как будто надеялась увидеть ответы на свои вопросы в закопченных углах или на облупившейся штукатурке. Покончив наконец с этим занятием, она продолжала: – Разумеется, если только мы правильно определили мотив. В любом случае возникает вопрос: что же было в этом письме?

Произнеся последнюю фразу, она в изнеможении откинулась на спинку кресла. Бувин смотрел на нее с таким же восхищением, как смотрит сельский священник на епископа во время аудиенции. Он сказал:

– Мадам. Это великая минута. Сколько логики. Сколько чувства. Сколько,– он пытался найти нужные слова,– сколько легкости и женственности.– Он улыбнулся.– И все это – из уст такой привлекательной женщины.

Он встал и протянул ей руку. Она, сидя, пожала ее, чувствуя, как дает о себе знать колтун под обивкой кресла. При этом она все же не удержалась от колкой реплики:

– Коль скоро вы так высоко это оцениваете, то можете попытаться сами разработать данную версию.

– Несомненно,– поспешил заверить он.– Да, и,– он смущенно помялся,– тут недавно писали о вечерних курсах английского языка. Так вот, я решил в самое ближайшее время поступить на них.

Она тоже поднялась, почувствовав, что это лучшее, что она может в данный момент сделать, дружелюбно улыбнулась ему и, не оглядываясь, пошла к двери. При этом она подумала, что уже во второй раз за сегодняшний день дает ему почувствовать себя посрамленным.

Выйдя из кабинета, она привычно повернула по коридору налево, направляясь к внушительной входной двери. Как раз в тот момент, когда она поравнялась со столом дежурного, ей навстречу попались двое полицейских, ведущих молодого парня. У одного из них, кроме того, в руке был портфель, который он нес, сжимая двумя пальцами. Он свободно болтался в непосредственной близости от колена полицейского, однако тот, похоже, зорко следил за тем, чтобы не касаться его. У нее появилось смутное ощущение, будто она уже где-то видела этого юношу. На вид лет двадцать пять, широкоплечий, с узкими бедрами. Волосы черные, вьющиеся, длиной до плеч. На нем были джинсы, кроссовки и обычная студенческая майка, оставлявшая открытыми поросшие волосами руки и такую же волосатую грудь. Красивый парень.

И только выйдя на улицу и почувствовав на своем лице теплые прикосновения солнечных лучей, она наконец вспомнила его. Едва не задохнувшись, она остановилась как вкопанная. Господи, неужели же это он – тот мужчина, что на днях – точнее, позавчера, во вторник – стоял под окнами ее кабинета?! И этот портфель… Ну конечно же, портфель тот самый; он держал его тогда под мышкой, как некоторые держат стопку газет.