Текст книги "По эту сторону стаи"

Автор книги: Ядвига Войцеховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 6

     Дни идут за днями, и, к удивлению Дорин, не происходит ничего особенно жуткого. Она запомнила правила, особенно последнее, да только Макрайан больше ни разу не снимал одежды. Так и ложился рядом с нею, словно медведь. И Дорин подозревает, что дело тут вовсе не в том, что в комнатах довольно прохладно.

   Иногда она общается с Морриган, и тогда они поют песни. А потом Морриган снова остаётся за своим покрывалом одна.

   Долгое время Дорин не подозревает, что Макрайан отлично знает об этом, пока в один прекрасный день он не заговаривает о Красной Даме сам.

   – Поменьше бы вы свистели на пару с чёртовой старухой, – она даже не сразу догадывается, о чём идёт речь.

   – Она не старуха, – Дорин становится обидно: таким манером можно записать в старухи и её.

   – Думали, я не видел, как вы крадётесь к проклятому зеркалу, а, миссис Макрайан? – подкалывает он.

   – Почему вы не повесите её в галерее? – щёки теплеют, когда она слышит это его "крадётесь" и представляет себя со стороны. Создатель, что за манера, чуть что, становиться похожей на свёклу и начинать жевать свои волосы?!

   – Зачем это? – удивляется он.

   – Затем, что ей скучно. Посмотрела бы я на вас, окажись вы один-одинёшенек в кладовке с хламом, – объясняет Дорин, весьма дерзко подразумевая под кладовкой с хламом всю эту кучу камней.

   Однако Макрайан не настолько чувствителен, чтобы уловить иронию.

   – Я и был один-одинёшенек, миссис Макрайан, пока сюда не притащились вы, – обличающе говорит он. Конечно, снова виновата она и никто другой. – Это только у людей принято жить друг у друга на головах, словно муравьи или пчёлы. Нас для того слишком мало. Поэтому за зеркало можете не волноваться, старая грымза привыкла быть одна. Если, конечно, не считать голову её покойного мужа.

   – Не считать чего?! – Дорин кажется, что она ослышалась.

   – А вы не знали, миссис Макрайан? – саркастически говорит он. – У Морриган случилась досадная неприятность: ей до чёртиков надоел супруг. В итоге милорд отправился проверять, есть ли на небе Создатель, а спустя некоторое время леди Макрайан поняла, что погорячилась.

   Дорин не знает, что сказать. Она не дурочка и давно догадалась, что нечто в этом роде и случилось с мужем Красной Дамы, вот только Макрайану об её прозорливости знать не обязательно.

   – И что было дальше? – любознательно спрашивает она.

   – Леди поселила его по соседству со своей спальней. Какова затея, а?! – Макрайан начинает хохотать. – Мёртвый, он, по крайней мере, не одолевал её чрезмерным вниманием.

   – Поселила... как? – опешив, спрашивает Дорин.

   – А вот так, – говорит он. – Но не всего.

   – По частям? – брякает она, живо представляя себе университетский анатомический театр.

   – Зачем по частям? Она оставила себе его башку, – поясняет Макрайан. – Поэтому у неё красное платье.

   – Почему – поэтому? – Дорин понимает, что, по его мнению, должна обо всём прекрасно догадаться и сама, но на это её мозгов не хватает.

   По крайней мере, пока они находятся внутри головы, сидящей на плечах.

   – Разве вы не знаете, миссис Макрайан, что, когда убийца приближается к телу жертвы, раны начинают сочиться кровью? – строго спрашивает он, словно они в школе на уроке, а не где-то между солнцем и луной разговаривают об отрубленных головах и мужеубийцах.

   – Нет, – говорит она.

   – Так знайте! – кажется, Макрайан всерьёз считает, что Дорин должна вызубрить все бредни шотландских гор.

   – Только представьте, как удобно. Берёте на колени что-то размером с кошку – ба! – да ведь это ваш муж. Но это не значит, что я позволю вам сделать то же самое с моей головой, – предупреждает он, будто она тут же опрометью бросится за ножом или топором и примется экспериментировать.

   – Старая психопатка, кажется, задурила вам мозги, – вдруг угрожающе говорит Макрайан. – Завесьте зеркало тряпкой и поставьте лицом к стене.

   "Не баньши ли это?", – думает она, как в голове вдруг мелькает догадка.

   – Она человек? – спрашивает Дорин в лоб.

   – Она – Макрайан, – сквозь зубы отвечает он.

   "Что это за очередная игра?!" – раздражённо думает Дорин. Фразы, которые повторяются с завидным постоянством – словно заклинание, тайная формула или код. Такое впечатление, что этот мир пронизан какими-то ключевыми словами, которые не обозначают ничего и в то же время обозначают всякий раз разное. Словно пространство вокруг расчерчено на квадраты гигантской сетью, в которую попала безмозглая мышь. Она выскальзывает из одной ячейки сети – чтобы тут же запутаться снова.

   – Вы и впрямь отрубили голову своему мужу? – после спрашивает Дорин у Красной Дамы.

   Та смеётся.

   – Оттяпала, как капустный кочан, – весело говорит она. – В таком виде он развлекал меня не в пример лучше. И, по крайней мере, молчал.

   Дорин тоже предпочитает промолчать. Ей отчего-то уже хочется и впрямь убрать зеркало подальше.

   – Не бойся, дитя, – говорит Морриган. – Ведь на насилие нужно отвечать насилием.

   "Вы человек?" – хочет спросить Дорин, но понимает, что услышит в ответ ту же магическую формулу.

   Она один за другим приводит в порядок шкафы, изгоняет из углов пыльные шарики и отчищает с пола подозрительные пятна. Её ужасно раздражает стирка. Своей одежды у неё не осталось, а то немногое, что пригодно, требуется выстирать, а потом развесить на холодном ветру, который грозит выбить из рук корзину и сушит кожу. Кажется, она и впрямь стала похожа на прачку, с этой бельевой корзиной и прищепками, зажатыми во рту.

   В Кастл Макрайан одна грязища и пылища, которые, видать, копились десятилетиями. Сколько же можно, – думает Дорин, созерцая единственную чистую вещь поблизости: стопку носовых платков. Часть из них уже порядком поистрепалась, края начинают сыпаться, теряя чёткость формы. Делать нечего, Дорин берёт свою рукодельную корзину и принимается за работу. Она как раз пытается вдеть нитку в иголку, отвернувшись к окну и глядя на просвет – иначе игольного ушка не разглядеть, – как прямо над ухом раздаётся гневное:

   – Теперь вам помешали и мои платки? – Дорин вздрагивает от неожиданности. – Вы и их решили отправить в утиль?

   Внезапно рычанье прекращается. Макрайан стоит перед ней, сжав кулаки, и сопит, словно паровоз. Дорин догадывается, что он только что заметил в её руках иголку.

   – Какого лысого чёрта вы делаете? – наконец, спрашивает он.

   – Сейчас я уже не буду делать никакого чёрта – ни лысого, ни волосатого, – сердито говорит она, трясущимися руками втыкая иглу в атласную подушечку. – Сморкайтесь в дырку, мистер.

   Макрайан берёт платок, вертит его и так и сяк, нюхает и, кажется, сейчас попробует на вкус.

   "Вот вам!" – мстительно думает Дорин.

   Ближе к вечеру над горами проносится гроза, озаряя пустые коридоры вспышками молний. "Дождь смывает все следы", – Дорин остаётся только предполагать, чем таким важным может быть занят Макрайан. Сидя в одиночестве, она всё-таки подрубает проклятущие платки шёлковой ниткой, и так и засыпает, чуть ли не с ними в обнимку, а ночью он снова валится рядом, едва не придавив её своей тушей. Хорошо хоть рядом, а не на неё. Дорин ощущает сильный запах спиртного и псины, и вдобавок почти сразу понимает, что Макрайан мокрый, будто плавал в реке, не раздеваясь, и теперь с него натекла порядочная лужа, так, что кровать пропиталась влагой и чёрт знает, чем ещё.

   – Господи боже! – восклицает Дорин, пугаясь спросонья, и резво вскакивает. Лежать в воде она не намерена, с неё довольно!

   – Да вы, верно, наклюкались и упали в канаву с дождевой водой, – брезгливо говорит она, не без оснований предполагая, что он не слышит ни слова.

   Чёрт, чёрт, чёрт! Как тут не поминать чёрта – ну, не Создателя же! Когда-то она уехала из Килларни, чтобы было что-то, но не вот это. Не отвратительная туша, литрами глушащая "Джонни Уокер" и воняющая, как мусорный бак.

   Она, всхлипывая, зажигает свечу, одиноко торчащую в подсвечнике, залитом многослойными восковыми слезами.

   – Я припоминаю отличную считалку, – Морриган снова манит её сложенным веером. – Хочешь, я научу ей тебя?

   Почему бы и нет? Чем ещё тут заняться, особенно по ночам, как не разговорами с леди, отрезавшей голову собственному мужу, – думает Дорин, изо всех сил стараясь не заплакать.

   – Повторяй за мной, – Красная Дама дирижирует пальцем, указывая то на себя, то на Дорин. – Сейчас мы посчитаем сорок, дорогая. Каждая сорока что-нибудь да значит.

 
   One for death and two for birth,
   Three for wind and four for earth,
   Five for fire, six for rain,
   Seven's joy and eight is pain,
   Nine to go, ten back again! [2]2
  "Раз – ты умрёшь, два – ты родишься,
  Три – ветром станешь, четыре – землёй,
  Пять – и костром до небес разгоришься,
  Шесть – долгожданным дождём разразишься,
  Семь – ты танцуешь, поёшь, веселишься..."


[Закрыть]
 

     Правильно, ведь это считалка. Такая игра... Только разве про смерть не должно быть в конце? – думает Дорин. Ах, да.

 
   "...Восемь – от боли внезапно согнёшься,
   Девять – уйдёшь, а на десять – вернёшься..."
 

   Мир существует сейчас только в круге, очерченном светом свечного огарка. Там есть тёмное дерево бюро, край ящика с длинной царапиной, неудачно прочерченной ключом, и её, Дорин, руки, теребящие рукав. Сейчас этот мир переместится в каморку под крышей, и тогда в круге света будет существовать что-нибудь другое. Вот прямо сейчас, и чем быстрей, тем лучше: Дорин берёт подсвечник, и горячий воск льётся на пальцы.

   Но, кажется, там, рядом, есть что-то ещё. То, чего раньше не было. Кому, как не ей, знать, что тут было и чего не было. Невесть откуда взявшийся бокал? Старинный кубок с гербом?

   На бюро стоит чайная чашка тонкого английского фарфора, откуда печально свисает цветок. Лиловая смолёвка с изломанным стеблем, кое-как приткнутая в чашке с водой, бессильно поникла. Горный цветок, который сорвали, сунули в карман и принесли в эту комнату, больше похожую на могилу.

   Похожую – ещё минуту назад...

   "Девять – уйдёшь, а на десять – вернёшься..." – вспоминает Дорин.

   ...Красная Дама молчит, в усмешке заломив бровь...

   Дорин почти не думает о том, что снаружи. Её мир ограничен глыбой Кастл Макрайан и самой верхушкой горы. Чего уж там, она привыкла. Если не можешь уйти – надо как-то изменить место, где находишься, делать своё дело, выгоняя запах смерти и тлена запахами пищи, мыла и колодезной воды. Здесь не случается почти ничего, даже Макрайан не устраивает никаких представлений, будь то для неё или без неё. Поэтому появление незнакомца застаёт её врасплох.

   Дорин видит его почти внутри, около входа, и от неожиданности едва не роняет бельё. Она не успевает подумать, кто это, как он миновал опеку владетеля, но нутром чует, что ожидать чего-то хорошего ей, Дорин-уже-не-О`Греди, не стоит.

   Он ловит её взгляд... и всё прекращается. Ну, почему же ничего хорошего? – спрашивает она себя и удивляется. Жёлтое солнце так приветливо греет, и сейчас она пойдёт туда, где на склоне горы мягкая трава, а на северной стороне деревьев растёт мох, но прежде...

   – Тут есть кто-нибудь, кроме тебя? – ласково спрашивает незнакомец.

   Конечно, есть, и наверняка мистер Макрайан будет рад гостю, она уверена...

   – Конечно, рад, всё правильно, девочка, – говорит незнакомец. Но солнце где-то там, она пойдёт туда, совсем скоро, а сейчас перед ней глаза, в которых будто застыл лёд – и это так странно.

   – Вы похожи на Снежную Королеву. Или короля, – говорит Дорин и заливисто смеётся. Ну, разве не потеха? Но ведь на улице её ждёт солнце, а сейчас она позовёт мистера Макрайана, это же правильно... да?

   Кто-то с такой силой отшвыривает её прочь, что она со всего маху ударяется об арку; корзина с бельём летит в сторону, следом вприпрыжку скачут рассыпавшиеся прищепки – и это смешно... Или не смешно?

   – Мистер Макрайан! Что вам?! – Дорин понимает, что именно из-за Макрайана влипла в стену, и плечо уже начинает болеть, но она всё ещё улыбается...

   – Вон отсюда! – рявкает он так, что она вздрагивает – и словно просыпается.

   Нет никакого солнца, его заволакивает маревом и подкрадывается тревожный ветерок, который тихонько дёргает за фартук, словно верный пёс: "ну посмотри же...", "что-то не то..." Пришелец совсем рядом, страшный, жуткий. Несущий нечто очень и очень плохое.

   Они с Макрайаном стоят напротив друг друга, не отводя взгляда. Такое ощущение, что между их зрачками протянулась стальная струна; вот только тронь пальцем – и зазвенит.

   Дорин смотрит на незнакомца, не в силах сдвинуться с места. Глаза, холодные, как стужа – глаза существа, пришедшего из бездны, из-за пелены бури. Точно такие же, как у Макрайана, только к самому Макрайану она, должно быть, притерпелась. И он – это он, а не тот, другой... Дорин непроизвольно вскрикивает и тут же зажимает рот рукой, но поздно: незримая струна рвётся. Макрайан вздрагивает, и издаёт вопль, больше похожий на рык раненого зверя. Но он на ногах, не так-то просто с ним совладать, может, ничего страшного и не случится? – думает Дорин. В голове вместо мыслей обрывки картинок, точно мешанина из клочков старых открыток...

   "Вон отсюда", – вспоминает она – и что было силы мчится прочь. Что может сделать она, всего только человек?! Большей глупостью было бы разве что оставаться рядом с двумя разъярёнными волками, рискуя быть разорванной на части. Да и надо ли делать это что-то? Бежать, скорей бежать – из этого места, от жуткого незнакомца, который сплёлся с Макрайаном в яростный клубок в невидимой борьбе разумов.

   "Вы уже не наместник, нет, сэр, увы. И врагов у вас, надо думать, вагон и маленькая тележка", – мысленно говорит она, понимая, что ей не легче от того, что, по крайней мере, один охотник добрался до Серого Волка...

   – Сюда, дитя, – зовёт Морриган.

   "Сюда" – это ближе к зеркалу? Но Дорин и так уже стоит рядом, не в силах отдышаться и судорожно сжимая край рамы.

   – Дай руку, – слышит она.

   По гулким коридорам разносятся вопли: на сей раз не она, а Макрайан катается по полу, извиваясь от боли. Сердце Дорин на миг замирает, ей кажется, что оно остановится навсегда. Да ведь неужто сама она не хотела обрести богатырскую силу, чтобы однажды показать ему, почём фунт лиха?!

   – Дай руку, и я проведу тебя на изнанку зеркала, – говорит Морриган. – Чудесные штуки – эти зеркала, не правда ли, дорогая? Никогда до конца не знаешь, что они выкинут. У каждой Семьи есть Секреты...

   – Почему вы это делаете? – спрашивает Дорин.

   – Дорин, – она показывает на Дорин. – Морриган, – и показывает на себя.

 
   «Раз – ты умрёшь, два – ты родишься...»
 

   – Такая игра, ты же помнишь? – спрашивает дама в платье кроваво-красного цвета. – Кто проиграет – тот умрёт.

 
   "Три – ветром станешь, четыре – землёй,
   Пять – и костром до небес разгоришься,
   Шесть – долгожданным дождём разразишься..."
 

   Дорин приближается, касается пальцами зеркальной глади – и та вдруг расступается, как вода. Красная Дама держит её за руку, впереди – комната, в которой Дорин узнаёт обиталище Грейс. Та вздрагивает, оглядывается по сторонам, нет ли кого чужого, и торопливо задёргивает занавеску. Это мир за стенами, там, снаружи, а позади – Кастл Макрайан, до основания, вросшего в горы, пропахший кровью и страхом, что несёт с собой Дикая Охота.

   И уже немного начинающий пахнуть едой из кухни и только что постиранным бельём, с которым забавляется северный ветер.

   – Уолли – хороший мальчик, но сегодня не его день, – Красная Дама захлопывает веер.

 
   "Семь – ты танцуешь, поёшь, веселишься,
   Восемь – от боли внезапно согнёшься..."
 

   – Тебе пора, дорогая, – ласково говорит Морриган. – Сейчас как раз подходящий случай, не находишь?

   – Что будет дальше? – зачем-то спрашивает Дорин, глядя на Грейс на изнанке зеркала. Секунда, всего один шаг, и – "Что было, что будет, мисс..."

   – Дальше будет дальше. Или могила – или ссылка. А ты наконец-то станешь свободной, – Морриган изящно поднимает руку, будто снова ожидает, что на её запястье вот-вот опустится большой чёрный ворон.

   – Идите сюда скорее, мисс. Не бойтесь, – говорит пока ещё призрачная Грейс.

   Она не боится, вот ещё! Только она уже не мисс. Миссис.

   Дорин делает этот свой единственный шаг, но назад, освобождая руку из стеклянного плена, и зеркало равнодушно смыкается. Этот Секрет Семьи – не для неё. Не сейчас. Может, когда-нибудь потом.

 
   «Девять – уйдёшь, а на десять – вернёшься...»
 

   Не отводя взгляда, она касается ладонью ладони Морриган, но теперь между ними снова прозрачная грань времён. А потом бросается прочь.

   Время! Чёртово время, которого всегда мало. Ей приходит в голову мысль схватить подсвечник: более подходящего оружия она не видит. Может быть, удастся хотя бы на секунду отвлечь жуткого человека, заставить его потерять контроль – и тогда Макрайан справится сам?

   Дорин не замечает, что по какой-то неведомой причине Макрайан для неё – это Макрайан, а тот, другой – некто страшный, бесформенный, пришедший из-за предела, из-за завесы шторма, словно ужасное существо Броллахан, не имеющее постоянного облика и питающееся проходящими мимо путниками.

   Макрайан уже не вопит, он скулит, сжимая в окровавленной руке треугольный осколок сквозного зеркала. Похоже, это первое, что попалось ему по дороге и могло быть использовано в качестве оружия. Стекло рассекло плоть, и Дорин подозревает, что, сжимая его с такой силой, он скоро лишится пальцев.

   Скрипит дверь, и пришелец из-за грани оборачивается, почуяв новую жертву и привычно ища её взгляд.

   Ну, нет. Этому не бывать!

   Дорин успевает первой – и тяжёлый подсвечник с хрустом опускается на его голову. Она пока ничего не понимает, только продолжает держать канделябр перед собой, словно рогатину – будто кусок металла защитит её от любой беды. Мышь, вышедшая на поединок со слоном, с таким же успехом может сжимать в лапках соломинку.

   Время растягивается, как резиновое. Тело, совсем не тяжёлое и не большое, особенно по сравнению с Макрайаном, кажется, начинает оплывать, утратив жёсткость, словно свеча, полежавшая на солнцепёке, и падает на пол, – да так и остаётся лежать, не шевелясь.

   – Никак потеряли свои ножницы? – неразборчиво говорит Макрайан.

   – Какие ножницы? – тупо спрашивает Дорин, продолжая сжимать подсвечник с такой силой, что рука начинает неметь.

   – Ваши грёбаные ножницы для ниток, – он кашляет, сплёвывая кровавые сгустки. – Дайте тряпку.

   Ей приходит в голову, что труп похож на марионетку, у которой обрезали нитки – и кукла так и лежит в грязной луже, забытая уехавшим театром... Дорин в ужасе всё смотрит и смотрит туда и не может понять, причём тут какая-то тряпка? Макрайан решил, что комната срочно нуждается в уборке?

   – Любую. Простыню. Рубашку, – только когда он прижимает руку к груди, и она видит красные капли, которые стекают по одежде и разбиваются о пол, то вспоминает о кровавом месиве на месте его ладони.

   Её фартук приходится кстати. Ничего лучше Дорин пока придумать не в состоянии. Мало того, она не в состоянии отвести глаз от тела, грудой лежащего на полу.

   – Он мёртв? – на всякий случай спрашивает она, не в силах поверить, что совершила что-то непоправимое, невозвратное; что большой сильный противник уже начинает коченеть, и случилось это потому, что он валяется тут с дырой в голове, и всему виной она, Дорин, никогда даже в мыслях не желавшая никому смерти...

   Макрайан, со свистом дыша, придвигается к телу.

   – Готов вроде, с-с-сука... – с ненавистью говорит он.

   Она стоит и ждёт, что этот дурной сон закончится, но, похоже, напрасно...

   – Я, кажется, говорил вам, что вы научитесь, – Макрайан пытается встать. – Видите, как всё просто. Один брак и один враг. Смотрите-ка, благодаря вам я скоро начну писать стихи, это...

   Вы ошибаетесь, мистер Макрайан, вовсе не один враг, далеко не один. Дорин видит впереди движение, и понимает, что совсем рядом возникают ещё несколько человек – понимает тогда, когда Макрайан застывает, прервавшись на середине фразы.

   – Не дёргайся, Уолли, – слышит она. – Или в Сектор отправится твой труп.

   Вскользь мазнув взглядом по Дорин, к Макрайану подходит круглолицый крепко сбитый мужчина.

   – Оказывается, ты ещё на этом свете? – интересуется он.

   – Оказывается, ты тоже, Дориш? – теперь хотя бы известно, что плотного зовут Дориш. Очевидно, он тут старший. Какая игра имён: "Дорин" – "Дориш", жаль, она не может оценить это по достоинству...

   – Создатель великий, лорд Макрайан, ты знаешь, что от тебя несёт, как от выгребной ямы? – губы его кривит брезгливая гримаса.

   – Ты знаешь, что от тебя тоже? – говорит Макрайан и получает сокрушительный удар в челюсть.

   – Твоей грязной кровью, гнида, – заканчивает он, сплёвывая на пол.

   Ему заламывают руки. Дорин видела такое только в кино и в выпусках криминальной хроники. Что может ожидать бывшего наместника, да и её за компанию, она не представляет. Наверное, права была Морриган, да вот только у Дорин всегда было туго с принятием верных решений.

   – Тут человечья девчонка, – они, наконец, замечают, что Дорин не мебель. Какой прогресс! – Прислужница, должно быть.

   – Представляю, что эта мразь могла делать с прислужницей, – говорит кто-то и на Макрайана обрушивается очередной удар, от которого он сгибается пополам.

   "Ничего такого! Оставьте!" – хочет выкрикнуть Дорин, но все слова куда-то деваются. Некто с вмятиной на виске всё так же мокрой кучей лежит на полу. Она знала, что после её "да" не будет, просто не может быть ничего хорошего, но она ошибалась. Вот после этого – что хорошего может случиться теперь?

   – Ты кто? Как тебя зовут? – несколько раз настойчиво спрашивает кто-то – а она не понимает вопроса.

   – Ну же! Отдай! – Дорин соображает, что у неё забирают злополучный подсвечник. Они еле-еле выдёргивают из её руки витую ножку – пальцы свело будто судорогой – и теперь рассматривают металл, заляпанный потёками воска и кровью.

   – Промыть мозги, сэр? И пусть проваливает на все четыре? – слышит она. – Или того...?

   И кто-то громко щёлкает пальцами прямо у неё над ухом.

   – У нас нападение на сотрудника Сектора, ты не заметил? И он явно не сам споткнулся и упал.

   – Кем надо быть, чтобы прийти на помощь Уолли? Думаете, она сделала это по своему желанию?

   – Подумать я ещё успею, – она кожей чувствует взгляд. Словно лазерный луч, прожигающий до костей.

   Это такая игра. Совсем, совсем новая игра. "Дорин" – "Дориш"... Чего только не бывает на свете...

   Он поворачивается к ней – и Дорин видит его глаза. Серые, холодные, словно низкое зимнее небо, полное снега. Небо где-то там, по ту сторону ледяного шторма.

   – Тоже в Сектор, – командует он. – Вот вместе с ней и подумаем. Уж всяко там, а не здесь.

   Ах, вот как!

   Посмотрите-ка!

   Вам настолько не нравится "здесь", мистер?

   Отчего же?!

   – Тебя как зовут, мисс? – снова настойчиво спрашивают её, слегка трогая за плечо. – Кто ты? Откуда?

   – Миссис, – твёрдо говорит она – и стряхивает чью-то руку. – Я – Макрайан.