Текст книги "По эту сторону стаи"

Автор книги: Ядвига Войцеховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Звёзды – это не всегда что-то чудесное и замечательное. Все пути героев ведут в Межзеркалье – по сути в ад, – но кого-то, как ни странно, точно так же оттуда и уводят. Как найти в мироздании своё место? Что делать, если это место совсем не там, где казалось? И что может заставить повернуть вспять идущего в бездну?

Часть первая

Глава 1

     – Это всего лишь ваше воображение... эээ... мисс О`Греди, – снова говорит доктор Эллиот Чейз, стараясь незаметно заглянуть в свой блокнот.

   – Долорес, – не очень-то приятно, когда забывают твоё имя. Хотя кто она такая? Недоучившаяся девчонка с фермы, накопившая немного денег не на новое платье, а на пару визитов к психоаналитику.

   – Долорес, – поправляется он и ободряюще улыбается. – Подсознание порой выкидывает такие фортели, что диву даёшься.

   – Не думаю, что это подсознание, – Эллиот, он велел называть его Эллиот.

   – Вот это мы с вами и должны узнать. Подсознание, детская травма, замещение этими вашими... фантазиями чего-то ещё, куда более ужасного.

   – Не уверена, что фантазиями, – неохотно говорит Долорес.

   – То есть, вы по-прежнему можете с уверенностью утверждать, что какое-то время провели в Неблагом Дворе?

   – Да. Нет. Я не знаю, – она теряется вконец. Чейз врач, ему видней. У него есть диплом, до которого ей, как отсюда пешком до Килларни, он умный и знает всё про такие вещи.

   Но...

   – Неблагой Двор, впрочем, как и Благой Двор – это вымысел. Фольклор, часть культурного наследия Британии. Страшная сказка, за которой вы хотите спрятаться от жизни, которая, возможно, кажется вам более ужасной, – Эллиот усаживается поудобнее. – Вокруг нас целый мир, Долорес, и часто он оказывается враждебным. Обстоятельства, места, люди, от которых вы зависите. Ведь, по вашим словам, вы находились где-то против своей воли?

   – Так и есть, но, мистер Чейз...

   – Эллиот.

   – Эллиот... Это где-то... и кто-то... не люди, но я не знаю, кто... Не совсем люди. Другое всё, другой мир, вот тут, рядом...

   – Конечно, другой мир, – доброжелательно подтверждает он.

   Она сидит перед ним, как дура, и не знает, что говорить. Наверное, точно так же смотрят на психов, которые приходят и рассказывают байки о том, как их похитили инопланетяне.

   – Давайте посмотрим на это вот с какой стороны, – предлагает Чейз. – На свете существует куча "других миров". Городское дно – это отдельный мир. Злой, жестокий и коварный. Мир бизнесменов среднего класса, яппи – тоже отдельная вселенная, Долорес, и она опять же совсем рядом. Что уж говорить об аристократах. Представьте театр: не каждому удаётся заглянуть за кулисы и увидеть не бульварные романы, дорисованные воображением читателя, и не картинки из глянцевых журналов.

   – Я знаю, что такой театр, спасибо.

   – Начнём с начала, Долорес. Вы снялись с насиженного места и уехали в большой город. Уже одно это – довольно тяжело. Ритм Лондона после размеренной жизни в провинции – немалый стресс. Чужие люди, работа, счета, машины, метро в час пик.

   Можно подумать, что она первый раз в жизни увидела грузовик и с перепуга приняла его за дракона.

   – Далее вы вынуждены были работать прислугой.

   – Да. Горничной.

   – В большом богатом доме, живущем по своим правилам.

   – Так оно и есть.

   – Ваша хозяйка была добра?

   – Не думаю, – говорит Долорес, поёжившись.

   – Вот видите! – он поднимает палец. – Если бы не обстоятельства, всё сложилось бы иначе. Не каждый приспособлен к роли слуги и уж точно далеко не каждый станет терпеть разнос за разбитую чашку или пятно на ковре.

   Да уж. "Знали бы вы, мистер, что там был за разнос", – мрачно думает Долорес, но сдерживается:

   – Разнос разносу рознь.

   – Ваша хозяйка подняла на вас руку? Хотя бы раз?

   – Что-то вроде того, – всё-таки сообщает Долорес, размышляя, можно ли сказать так о болевом шоке.

   – Это случилось только однажды?

   – Да. Кажется, да.

   – Что же такого вы натворили?

   – Разбила лунные часы.

   – Хм... – "Ну, что ж, пускай будут лунные часы", – он мысленно пожимает плечами. – Давайте сделаем так: попробуйте представить себя на месте вашей хозяйки. Возможно, они были ей дороги – скажем, как память. Возможно, имели немалую цену. Полагаю, вы бы тоже разозлились, испорть кто-то вашу вещь?

   – Разозлилась бы. Наверное, – да даже озверей она, как стая бешеных собак, всё равно не смогла бы делать то, что хозяйка делала, не пошевелив и пальцем.

   – Вы оказались не в состоянии поставить себя на её место, но вопрос не в этом, – решает объяснить Чейз. – В любом случае, бить другого человека плохо. А здесь ударили вас – это ужасно вдвойне, ведь так? Неприятно. Больно. Унизительно.

   Конечно, док, вопрос не в этом. Вопрос в слове "человек" – и в существовании понятия "не совсем человек".

   Однако он сам подбрасывает ей готовые ответы. Словно в школьных тестах, где не надо придумывать из головы, а всего только выбрать – да или нет. Иногда наобум: да, так да – нет, так нет. "А" или "D" в табеле.

   Ни да, ни нет. Не знаю. Что-то третье, которое висит над её головой, словно кусок скалы. Что-то такое, для чего не существует таких простых и знакомых ответов "да" и "нет".

   – Долорес! – окликает Чейз.

   – Да, мистер Чейз... Эллиот. Ударили меня – ужасно вдвойне, – повторяет она, как попугай, понимая, что поход к психоаналитику – это, наверное, плохая идея. Выброшенные деньги, которых и так не густо.

   – Вы просто не смогли поверить, что другой человек может быть так груб, – мягко проговаривает он. – Не смогли смириться с унижением и с этого момента выстроили вокруг себя целый мир, вспомнив сказки о Неблагом Дворе. В этом нет ничего страшного, просто сработал механизм самозащиты. Хозяйку вы стали представлять кем-то вроде... ммм... злой мачехи Белоснежки. Вы не могли изменить обстоятельства – и потому решили сделать реальность менее... реальной.

   – Мне кажется, тогда бы я придумала хорошую сказку, – робко предполагает Долорес. – И уж точно не рассказывала бы про девушек, которым не посчастливилось выжить.

   – Всё не так просто, Долорес, – неохотно говорит Чейз. В конце концов, он всего лишь психоаналитик, а не психиатр. И очень, очень не хочется её разочаровывать, но... – Сейчас, когда всё позади, вы не можете проверить, всё ли так, как вы говорите, потому что попросту не знаете ничего, кроме имён. В Британии сотни Энн и Китти. Их могли просто уволить – а вы вообразили очередную страшилку.

   Да, Долорес уже известно, что страх – это наркотик, и сейчас он скажет ей об этом снова. Чейз уверен, что она заставила себя бояться – чтобы подчиняться, не испытывая унижения. А в чём уверена она сама, Долорес не знает. Ни в чём.

   "Не работали вы в баре, мистер, – с сарказмом думает она. – И вас не хватали за задницу перебравшие клиенты".

   – Вас всегда звали Долорес? – вдруг спрашивает он. – Немного непривычно в сочетании с ирландской фамилией.

   – Нет, – снова растерявшись, мямлит она. – Это второе имя... Мама придумала...

   – Но вы были не против того, чтобы забыть о первом имени? Ведь Долорес и тот человек, что был до того, как появилась Долорес – это две разные личности.

   – Нет, – тупо отвечает она, не понимая, причём тут то, как её зовут, или звали. – Была не против.

   – Видите, – Чейз делает очередной вывод. – Вы согласились с тем, чтобы казаться кем-то другим, пусть и не совсем по своей воле.

   Она молчит, переваривая сказанное. Эти умозаключения так туманны...

   – Не говоря уже о том, что под Нью-Кастлом, да и во всей Британской Империи нет поместья с названием Близзард-Холл, – очень не хочется её разочаровывать, но приходится. Что поделать, люди склонны уходить в мир иллюзий. – Поговорим об этом в следующий раз?

   – Пожалуй, – неохотно соглашается Долорес.

   – В среду? Скажем, в пять вечера? – он называет первое попавшееся время, делая вид, что сверяется с органайзером. Больше она не придёт. Не тот случай. Точнее, не те деньги.

   – Хорошо, – едва выговаривает Долорес и берёт с кушетки свою сумку.

   Конечно, не придёт.

   Есть ещё минимум пара способов потратить ту же сумму с куда большим толком.

   Долорес долго голосует на шоссе, ведущем от Нью-Кастла на север. Если ей не изменяет память, именно по нему они со Сьюзен ехали на облезлом грузовичке старика-шотландца. Шоссе как шоссе – но тогда это была дорога обратно. Дорога, которой, по сути, не существовало.

   Её рука успевает устать, когда, наконец, останавливается длинная фура и вот уже совсем скоро Долорес видит покосившийся столб с указателем "Нью-Кастл. 20 миль".

   – Вот здесь, здесь, стойте! – она выскакивает из высокой кабины, как ошпаренная, едва не забыв сумку.

   – До свидания! – Долорес всё-таки догадывается обернуться и помахать рукой усатому дальнобойщику.

   Тот качает головой, но нажимает на газ. Странная девчонка: бледная, глаза блестят. Не больно-то правильно оставлять её посередь полей; ни деревни рядом, ни заправки. Однако время – деньги: он включает радио и вжимает педаль газа в пол.

   Долорес идёт по лесу. Ориентируясь по солнцу, которое было тогда совсем другим, по деревьям, тогда облетевшим и засыпанным снегом. Идёт просто в ту самую сторону, не ориентируясь никак. Точнее, идёт – это сильно сказано.

   Долорес бредёт по лесу, запинаясь на каждой кочке. Наконец, не выдерживает, садится на траву и достаёт пачку сигарет. Когда-то давно и где-то не здесь она не курила – как будущий медик. Но это не в счёт. Долорес не двинется дальше, пока не выкурит одну... две... или сколько там сигарет. Зачем она это делает? И что она делает вообще? Сидит Бог знает где, посреди леса, смотрит, как муравей ползёт по ноге и как солнечный луч светит сквозь листву... Было? Не было? Было что? Луч солнца вдруг падает на куст, и Долорес видит, что это ежевика. Ведь она любит ежевику, Создатель, так любит ежевику и варенье из ежевики – тем более что двадцать девятое сентября ещё только впереди. Долорес знает, что в этот день низвергнутый дьявол грохнулся прямиком на ежевичный куст, и с тех пор со зла плюёт на ягоды именно в день Святого Михаила. Но до него ещё далеко, стоит середина лета. Почему бы не собрать ежевики, раз уж она всё равно здесь, – думает Долорес. Так. Стоп. Она всё равно здесь. Где – здесь? Здесь, рядом с местом, где существует выражение "Создатель" и, кажется, существует много что ещё. А ежевика...

   А ежевика, и муравей, и всё прочее – это те штуки, что будут водить её кругами и так и не дадут приблизиться к поместью. Опека владетеля.

   "Ну уж нет, дудки!" – думает Долорес, решительно стряхивает ягоды в траву и идёт дальше.

   Дальше хуже. Дальше есть сетчатый забор, украшенный табличкой "Не пересекать. Частное владение" – и страх, страх, страх. Страх, переходящий в панический ужас. "Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с тобою..." – она читает молитву, но на середине сбивается, хотя молитва совсем простенькая – и начинает заново, раз за разом.

   Долорес не обращает внимания на кошмарные видения, она до жути боится увидеть дом. Боится – и одновременно хочет, словно её тянет туда магнитом. Хочет убедиться, что с её головой всё в порядке, что права она, а не доктор Чейз и не куча других докторов, которые непременно ожидают её в будущем, если так или иначе не положить этому конец.

   Если там окажется дом, Долорес побежит прочь, что было силы.

   Или нет.

   Не побежит.

   Недаром говорят, что люди, побывавшие в Волшебной Стране, всю жизнь хотят вернуться туда снова.

   Да вот только до неё внезапно доходит, что "Волшебная Страна" совсем не означает "чудесная и замечательная". Как раз напротив. Просто очарованный замок не отпускает хоть раз попавших в его ловушку...

   Она продвигается всё глубже и глубже в лес. Наконец, впереди начинает светлеть, а потом из-за деревьев показывается кованая ограда, за которой виднеются заросшие развалины. Последний рубеж. Сейчас Долорес минует этот чёртов ведьмин круг, а там – была не была. Долорес тянет на себя створку ворот и та неожиданно легко поддаётся.

   Она подходит ближе. Камни фундамента такие настоящие, совсем не похожие на обманку, и в воздухе, кажется, пахнет гарью и чем-то ещё. Свежей травой? Летним полднем?

   "Моё поместье, Близзард-Холл", – звучит в голове равнодушный голос хозяйки. Будто всё это происходило вчера.

   Быть может, надо сказать это вслух – и тогда опека сдастся?

   – Близзард-Холл, – срывающимся голосом говорит она... и ничего не происходит.

   – Ядвига Близзард. Мадам наместница, – Долорес понимает, что похожа на воришку-неудачника, пытающегося наугад подобрать код к сейфу.

   Создатель, что сказать ещё? "Радуйся, Мария, благодати полная..." – помимо воли шепчут губы. Что сказать ещё? Может быть, вовсе не леди Ядвига? Той зимой они ушли, потому что опека исчезла, значит, с хозяйкой что-то случилось?

   – Милорд Эдвард? Милорд наместник? Мистер Монфор? – с заново вспыхнувшей надеждой принимается бормотать Долорес.

   Нет. Всё не то.

   Долорес пальцами проводит по остаткам стены, берёт в руку камень. И это остатки стены, камень, и ничего больше – и они не торопятся волшебным образом превратиться в Тот Самый Дом.

   На пальцах остаётся только копоть давнего пожара. Значит, всё-таки иллюзия? Подмена... как там сказал Чейз? Реальной жизни страшными сказками?

   А как же тогда опека владетеля? Самовнушение, страх, призванный подавить пережитое унижение?

   К чёрту!

   Ко все чертям преисподней!!

   Над руинами колышется марево. Где-то жужжат невидимые шмели, и Долорес замечает их только тогда, когда чашечки цветов шевелятся, пропуская мохнатое тельце. Невдалеке, рядом с провалом, который когда-то был стрельчатым окном, в траве виднеется что-то яркое. Она подходит и нагибается, раздвигая листья.

   Клубника. Крупная и, наверное, сладкая, сгибающаяся до самой земли на тонких черешках.

   Долорес падает в траву, пальцами сжимая закопченный камень, и разражается плачем. Этот камень в её руке – словно последнее, что связывает её с землёй, с полднем, шмелями, и кроваво-красными ягодами, которые некому сорвать.

   – Ядвига Близзард. Ядвига Близзард-Монфор. Пани Ядвига, – повторяет она, как заведённая, в ужасе понимая, что не помнит, или не знает девичью фамилию хозяйки – возможно, это недостающее звено и есть ключ?

   Ключ к чему, чёрт подери?! К двери, ведущей к смерти? К рабству? К боли? А может быть... не имена хозяев?

   – Леди Легран? – на всякий случай спрашивает она развалины, называя ещё одно имя из той, другой жизни. Словно надеется, что груда камней сжалится и заговорит.

   Положить этому конец, во что бы то ни стало. Любой ценой.

   Тяжёлые клубничины чуть пружинят под ветром, склоняясь к земле – там, возле закопченной стены. Долорес нагибается и срывает ягоду. Сладкая мякоть еле ощутимо отдаёт металлом.

   "В Шотландию, Близзард?" – "В Шотландию, Легран", – слышится ей. Оттуда, из прошлого... Будь проклята Шотландия!

   Долорес разжимает пальцы: на ладони камешек, чёрный, как головешка. Она бережно кладёт его в карман. Обо всём остальном она подумает позже.

   – В Шотландию, – говорит Долорес.

   – В этих газетах сплошное надувательство... Обман и шарлатанство... – Долорес входит в подъезд в обнимку с пачкой газет – и, конечно, натыкается на миссис Муни, которая вместе со своей тележкой целенаправленно минует лифт и ползёт к лестнице. – Хочешь подыскать работу получше, девочка?

   – Да, миссис Муни, – Долорес отбирает у старухи тележку, набитую всякой всячиной, скорее всего, найденной на помойке. – Почему вы не едете в лифте?

   – Что ты, девочка! – пугается та. – Да ведь в лифтах насилуют!

   – Да, мэм, и верно! – Долорес делает серьёзное лицо, стараясь не прыснуть, пока они идут до двери соседки, быстро прощается и спускается к себе.

   Дома чисто и пусто. Слово из квартиры вынули нечто вроде души, и осталась клетка без всякого содержимого, будто нет ни обоев, ни фотографий в рамках, ни мебели, а только голые бетонные стены.

   Долорес кладёт на диван кипу приобретённой прессы и принимается изучать разделы, посвящённые туризму. Сначала объявления снабжены живописными пейзажами, видами тропических островов и сообщениями о всевозможных скидках. Дальше идут квадратики поскромнее, каждый своего цвета, а то и вовсе белые: логотип турфирмы, страны, и диапазон цен на поездки. Но ей не по карману даже однозвёздочный отель. Кроме того, Долорес начинает понимать, что на маршрутах, где обещаны "дома с привидениями" и где ходят толпы туристов с фотокамерами, она точно не найдёт то, что ищет. Точнее, тех.

   Со стола неожиданно падает чашка, сдвинутая пачкой уже прочитанных газет. Долорес с ужасом оглядывается, точно сзади может появиться некто и немедленно покарать её за глупые черепки; она опускается на колени и начинает сгребать их руками, быстро-быстро, раня пальцы, скорее, пока не...

   Чёрт подери, снова!

   Что "пока не"?! Это её квартира, пусть крошечная и дешёвая, это её чашка, и она вольна делать с ней всё, что заблагорассудится – разбить, подарить или выкинуть в мусор – и никто, НИКТО не подойдёт сзади и не заставит корчиться на полу в судорогах боли. Никто. Никогда больше.

   На экране телевизора агент Скалли в круглых очках тоже просматривает подшивки газет. Наверное, просматривает долго, но это точно не уложилось бы в жалкие сорок пять минут "Секретных материалов". Но ведь над Долорес никто не стоит и не подгоняет коленкой под зад, она может делать то же самое сколько влезет, пока не надоест. И пока не найдёт хоть что-нибудь.

   Она поймёт, когда это "что-нибудь" будет тем самым.

   Долорес хватает сумку, и, не мешкая ни минуты, отправляется в публичную библиотеку.

   Игра в агента Скалли приводит к тому, что в публичной библиотеке её теперь знают по имени – а она знает назубок весь набор аномальных явлений за последние десять лет, включая круги на полях и похищения пришельцами. Точнее, всё, что так или иначе выходит за рамки обыденного. Она совсем не уверена, то ли это, что требуется, но её осеняет очередная идея, и Долорес с новыми силами принимается за криминальную хронику. Не проходит и дня, как рядом друг с другом всплывают слова «Женщина в Зелёном» и «Шотландия». Это открытие поражает её с силой яблока, грохнувшегося Ньютону на голову. Долорес едва помнит истории о Бааван Ши, зато она прекрасно помнит тот день, когда пришла в «Хилтон» на собеседование с будущим работодателем. Словно он отпечатался в её голове, как фотография, да так там и застрял: дама в чёрном и дама в зелёном. Таких совпадений просто не бывает, не может быть. Зелёный – любимый цвет фейри? Плевать на дурацкие сказки, но у неё есть своя собственная память и своё собственное прошлое. Там, позади, женщина в зелёном платье частенько бывала в Шотландии, да вот только Долорес уверена, что на карте Шотландии нет места под названием «Кастл Макрайан», точно так же, как никому в Британии неизвестно поместье Близзард-Холл. Зато в газетах полно других слов: «серийные убийства», «расследование», «межрегиональная служба» – что ж, ничего удивительного, но всё это – набор букв, который не говорит почти ни о чём. Почти. Просто дополняет картинку, как детали паззла, лежащие где-то на самом краю уже собранного полотна.

   Долорес делает копии всех возможных заметок, а на следующий день забирает из банка оставшиеся деньги. Потом она приобретает вместительный рюкзак, кроссовки, пару джинсов – и билет на поезд, отправляющийся с вокзала Кингс-Кросс и следующий через маленький городок в шотландский горах.

Глава 2

   Поезд весело бежит на север; Долорес смотрит в окно на стремительно меняющийся пейзаж и пытается справиться с волнением. Вскоре она выходит на крошечной станции, пару минут озирается, и идёт по направлению к центру городка.

   Дверь паба приоткрыта, рядом – жизнерадостное объявление "А ещё у нас сдаются комнаты!!!", которое уже порядком поистрепалось.

   "Вот и хорошо", – думает Долорес. Пора отдохнуть, а затем...

   Она снимает номер с живописным видом на горы; оказывается, это не так дорого. Денег у неё не много, ну да не беда. Она не собирается изображать отпускника, сорящего наличностью.

   Завести разговор с кем угодно тут не так уж сложно – это провинция, уж ей ли не знать. Каждый новый человек интересен, тем более, студентка-ирландка, собирающая всякие нелепицы. "Фольклор", как говорит она сама. Что ж, ей с удовольствием расскажут – всё, что знают, и даже о чём не знают, но предполагают. Вскоре Долорес во всех подробностях выслушивает историю о Женщине в Зелёном.

   Её не сильно интересует охотник на ведьм Иероним Брюс из тысяча шестисотого года, гораздо важнее узнать про ловлю вампиров целой кучей полицейских.

   Вот только у истории нет конца – точнее, конец всякий раз другой. Вокруг, ясное дело, навертелась куча домыслов, несмотря на то, что история ещё не успела порасти мхом. Впрочем, про Бааван Ши, даже в десяти разных вариациях, нельзя рассказывать бесконечно, а других достопримечательностей тут пока не завелось. Кроме, разве, обычного набора историй о фейри, лепреконах и дроу, которые извлекаются из заначки под Хелоуин – и ради её прекрасных глаз, – а потом снова убираются подальше, до следующей осени. "Полицейский из меня точно вышел бы", – с юмором думает Долорес, подозревая, что полиция крайне редко занимается такой белибердой.

   – Нет, мисс, – флегматично говорит бармен в ответ на её очередной вопрос и ставит на полку протёртый стакан. – Истории о привидениях? И не припомнить сходу.

   – Это называется фольклор, мистер, – уточняет она. Ей много что пришлось выучить. И ещё придётся, если она хочет найти То Самое Место. Если она хочет поставить точку.

   – Вот как? – вежливо говорит он, беря следующий стакан.

   – Университетская практика, что поделать, – Долорес пожимает плечами, словно хочет сказать, что не больно-то и хотелось, но...

   – Чего только не придумают! – бармен подавляет зевок. – Жаль, не было вас тут два года назад.

   Да, жаль. Но, может, мистер может чем-нибудь помочь, раз уж она так катастрофически опоздала?

   – Туго здесь у нас, – бурчит бармен, – с новыми историями о привидениях. Хвала небесам. Нету и не надо.

   Старые истории, как она понимает, иссякли. Если не считать тех, которые кое-кто уже начинает придумывать на ходу, почуяв в ней источник даровой выпивки. Но Долорес всё равно уже тут, и точно не сдвинется с места, пока не перетрясёт весь город. Или пока окончательно не иссякнут деньги.

   – Только ведьма есть, – наконец, вспоминает бармен. Ну, хотя бы что-то.

   Долорес не уверена, что ведьма – это ведьма, а не сумасшедшая бабка, гадающая на кофейной гуще и знающая пару заговоров. Она полагает, что настоящая ведьма, такая, как её хозяйка, вряд ли стала бы объявлять об этом на всю Шотландию.

   – Только не удивляйтесь, если она начнёт лечить вам камни в почках овечьими катышками, сваренными в молоке, – добавляет бармен.

   – У меня нет камней в почках, – смеётся Долорес, узнаёт дорогу и отправляется в путь.

   Дорога к домику ведьмы занимает у Долорес несколько часов. Она не торопится, пытаясь вжиться в эти места – и, может быть, нутром почуять то, к чему она стремится. «Что я делаю?» – в который раз спрашивает она у самой себя – просто по привычке. Осторожно спускается по склону и минует башню. Ничего такого. Ни страха, ни желания затормозить где-то на полпути – вот если только для того, чтобы поглазеть на останки развалин. Ну, так и что ж с того, башня – просто башня, красивые руины, которые в лучшем случае можно было бы сфотографировать, если б у неё был фотоаппарат. Впрочем, да: ведь уже понятно, что ведьма – совсем не та, кого можно ею считать.

   Покосившийся домик врос в землю, просев на один угол; на стенах зеленоватый мох и взбирающийся на крышу плющ. Вокруг тишина, за оконными стёклами ничего не видать. Если там нет даже занавесок, может, тут давно никто не живёт? Однако трава у крыльца примята и перед ступеньками лежит половичок.

   Долорес стучится. Ни звука. Она стучится громче – может, старуха туговата на ухо? Но внутри тихо, только пчёлы жужжат над плющом. Долорес толкает давно не крашеную дверь и входит.

   Первое, что она чувствует – это запахи. Множество разнообразных запахов: сушёных трав, специй, угля и пыли. Загадочный аромат чужого дома.

   Наконец, глаза привыкают к полутьме, и Долорес понимает, что перед ней сидит чёрная старуха и смотрит прямо в глаза. Сама не зная, почему, Долорес начинает мысленно пересчитывать содержимое своего кошелька. Ясное дело, что колдуньи ничего не делают даром, да ведь только... да ведь только она пришла сюда не потому, что ей позарез понадобилось обратиться к потусторонним силам!

   – Вы ведьма? – брякает Долорес первое, что приходит в голову и тут же заливается краской.

   – Меня зовут Филч. Мисс Грейс Филч, – с достоинством говорит старуха, не отводя взгляда. – Ведьма, мисс...?

   – О`Греди. Долорес О`Греди, – торопливо сообщает Долорес.

   – Последнюю стоящую ведьму в Британии звали Дженни Хорн. Её сожгли в Дорноке, в тысяча семьсот двадцать седьмом. Сначала раздели донага, обмазали дегтем, провезли по городу в бочке, а после бросили в костёр, – нараспев произносит старуха. – Быть ведьмой – не такое уж весёлое занятие, мисс.

   – О, – Долорес не знает, что сказать ещё. Быть может, мисс Филч рассказывает это для начала всем незнакомцам? Неплохой способ дать понять, что твоё ремесло связано с риском и, следовательно, должно быть щедро оплачено.

   – Да, мисс, – продолжает та. – Холодный выдался тогда денёк. Но Дженни хотя бы смогла погреть над пламенем руки, прежде чем превратилась в пепел.

   – Отличная история! – с чувством говорит Долорес, наконец, вспоминая о том, кого она вообще изображает.

   – Грейс знает много историй, – сообщает старуха. – Что было, что будет.

   Долорес чувствует, что снова испытывает непреодолимое желание полезть за кошельком. Ведь ей просто необходимо знать, что будет... Или нет?

   – Эээ... мисс Филч, – она пытается сообразить, что же спросить и как. Ах, да! – Я собираю истории о привидениях, эльфах, гоблинах и так далее. Возможно, вы могли бы помочь?

   – Привидениях? – переспрашивает старуха.

   – Университетская практика... В Лондоне... – Долорес чувствует себя так, будто не оправдала надежд и ляпнула какую-то чушь на светском приёме, в то время как от неё ожидали идеального знания этикета.

   – Такой хорошенькой девушке ни к чему привидения, – недовольно говорит Грейс, отводит взгляд и принимается переставлять на столе какие-то предметы. – С духами гор говорят только такие люди, как я – для этого у меня в саду растёт наперстянка.

   – Почему наперстянка? – тем временем у Долорес в голове мигом возникает список возможных вопросов, словно она для памяти заранее написала его на бумажке и только что неожиданно нашла бумажку в кармане.

   – Она привлекает фейри, – неохотно объясняет старуха, продолжая наводить порядок на столе, покрытом потёртой скатертью

   – Меня как раз интересуют фейри. Скажем, Неблагой Двор. Места, до которых не дойти. Зеркала, – Долорес не зря смотрела телевизор. Как поступила бы на её месте агент Скалли? Может, сделала бы именно так, стала бы задавать вопросы напрямую? И обращать внимание не на то, что ответят, а на то, как?

   – Не дойти? О чём это вы, мисс? – спрашивает Грейс, но Долорес видит, как её пальцы еле заметно вздрагивают.

   В комнате, которая занимает добрую половину дома, стоит шкаф с зеркалом. Большим, как раз в человеческий рост.

   – Вам знакомо место под названием Кастл Макрайан? – в лоб спрашивает Долорес и пугается сама.

   Если бабка – не совсем бабка, то беды не миновать. Впрочем, разве не за этим она сюда пришла? Окончательно вынеся себе мозги непонятно чем – и, главное, непонятно, зачем?!

   Правильно, пришла, чтоб найти на свою голову новых проблем...

   – Вам не нужен Кастл Макрайан, мисс, – старуха поднимает на неё глаза, но Долорес заранее готова к такому повороту событий. Она резко отворачивается, чуть не вывихнув шею, и вдобавок закрывается рукой, чтобы ни при каких условиях не встретиться с Грейс взглядом. Сердце замирает; Долорес ожидает чего угодно: черномагических заклинаний, грома и молнии – или того, что старуха попросту накинется на неё и пристукнет на месте.

   – Мне нужен Кастл Макрайан, – твёрдо говорит она.

   Долорес, кажется, обошла уже пол-Шотландии, и проделала это на своих двоих, так и не найдя пока Того Самого Места. То ли старуха схитрила, то ли у Долорес нелады с ориентированием на местности. То ли сам Кастл Макрайан не желает подпускать её даже на расстояние пушечного выстрела.

   Она останавливается передохнуть на обочине возле ухоженного фермерского домика с цветастыми занавесками и петунией под окнами.

   – Путешествуете, мисс? – на крыльцо выходит крепкий старик.

   – Нет, ищу дом с привидениями, – на полном серьёзе отвечает Долорес, прекрасно понимая, что может сказать всё, что угодно, всё равно ей никто не поверит.

   – Может, зайдёте выпить чаю? Нынче жарко, даже для привидений.

   Однако старик разговорчив. Вот это удача! Должно быть, тоскливо жить на отшибе.

   Через пятнадцать минут Долорес уже знает, что старика зовут Макдауэл, и он ей нравится, хоть, кажется, и с причудами – ну, да у кого их нет? Любит поболтать, и заводить с ним разговор – значит, потерять кучу времени. Ладно, пусть его.

   – Много на свете странного, – разглагольствует он, наливая ей ещё чашку чая. – Уж не знаю только, стоит ли в это странное лезть.

   – А чего ж не стоит? – интересуется Долорес.

   – Да вот так, – кажется, на этот счёт у него есть, что порассказать. – Богу – Богово, а чёрту – чёртово. Вон, помнится, в тот год в это чёртово полиция полезла – так и им рога пообломало.

   – Куда полезла-то? – Долорес уже двадцать пять раз слышала историю про Женщину в Зелёном и целый полк полицейских, но мало ли?

   – Куда-куда, – неожиданно говорит Макдауэл. – В место в нехорошее.

   Через пару минут Долорес во всех подробностях узнаёт о существовании некоего "нехорошего места". Которое нехорошим было, есть и будет, несмотря на то, что вампиров переловили и прочую нечисть никто вроде бы с тех пор не видел.

   – А это без разницы: видел, не видел, – тоном знатока говорит старик. – Сейчас не видел, а через год, или через двадцать лет – снова здорова, пожалуйте, приехали.

   Тут же Долорес выясняет, что "там" по слухам развалины замка, и идти надо по кромке леса прямо на север, пока не начнётся старый лес, и вот где-то там как раз и будет самое "оно".