Текст книги "Ван Вэй Тикет (СИ)"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Не верилось. Но я медлил. И смотрел, как покачиваются сизые контуры верхушек по зелёным волнам травы. Ветер играл верхушками, легко сгибая их и снова отпуская. Лишь с округлой тенью он ничего поделать не мог.

"Что за дерево?" – подумалось мне.

Любая листва даёт прогалины. И тень от неё получается дырчатой, сетчатой. А тут словно камень воткнули. Высоченный. Не гора, конечно, но среди деревьев не затеряется.

– Бежим? – предложил Лёнька и даже пригнулся, готовясь стартовать.

Тогда я вскинул взор. И увидел дорогу. Увидел стену леса, где за полосой кустарника поднимались к лазурному небу сотни и тысячи елей. Увидел, как низко над деревьями зависло светило, яркие лучи которого уже пощипывали глаза. В прогалине набухала жёлто-алая полоса рождающегося заката. Она находилась как раз там, где по траве стелилась сплошная тень. Длинная тень с округлым окончанием.

Тень, которой быть не должно. Ведь впереди простиралась дорога, оставившая среди остроконечных ёлок широкую прогалину.

– Стой, – хрипло выкрикнул я, и Лёнька распрямился.

Он обернулся и стоял какой-то счастливый и безмятежный.

А на меня будто ступор нашёл. Я не мог ничего объяснить. В горле образовался плотный комок, не пускавший раздельные слова, превращая их в невнятные всхрипывания. Я лишь тыкал под ноги, где темнела странная тень, а потом тянул палец в направлении прогалины.

– Тень, – каким-то чудом удалось выдавить мне. – Глянь, Лёньк, тень, а там путь.

– Где тень? – он спросил с мягким удивлением.

Посмотрел на меня. Мне под ноги. И снова на меня.

– Да вот же, – дар речи, похоже, вернулся ко мне окончательно.

И я твёрдо указал чуть впереди себя.

Ленька нагнулся даже. И я вслед за ним, снова вонзая взор в травы.

И не увидел тени. Острые верхушки ёлок темнели на траве, как и прежде. Но округлая тень исчезла. В сизом покрывале, укутавшем край поляны, теперь сверкал светлый разрыв.

А я не мог успокоиться. Я не верил, что тень мне померещилась. Я прикрывал глаза и видел этот длинный тёмный силуэт. Будто фигура. И округлое окончание – голова.

– Слышь, Лёнька, – молящее попросил я. – Давай не пойдём по этой дороге. Не знаю, почему. Но давай вернёмся в лагерь другим путём, а?

Я как бы смирился, что тут, в лесу, решающее слово за Лёнькой. Не мог ему приказать. Лишь просил. Как просят друга.

– Ну давай по чащобе срежем, – пожал плечами Лёнька.

И добродушно улыбнулся. В его улыбке было признание того, что каждый имеет право на странности. И если я отчаянно отказываюсь идти по дороге, значит, есть весомые причины. Просто объяснить их я пока не могу.

Мы немного заплутали, сделали порядочный крюк, но всё же уперлись в забор. В одном месте острый верх трёх досок был лохматисто обломан, и мы без труда перелезли на ту сторону. Действительно, за оградой оказался лагерь. Далеко-далеко мы увидели пёстрые домики жилых корпусов и даже столовую. А где-то между нам и ими, но немного сдвинувшись в бок, темнел запретный заброшенный корпус.

В общем, нам ещё предстояло чапать и чапать до обитаемых мест.

И тут Лёнька легонько тронул меня за локоть. Потом прижал палец ко рту, мол, ничего не спрашивай, и обвёл рукой округу, мол, приглядись повнимательней.

И я пригляделся.

В этой части лагерной территории всё было как-то не так. Ограде давно следовало бы сомкнуться в угол. Но с обеих сторон она изгибалась и устремлялась вдаль, словно эти два забора представляли собой одинаковые полюса магнита и всеми силами отталкивались друг от друга. На каком-то этапе обычная щелястая изгородь сменялась высокими плотно подогнанными друг к другу досочками. Без малейшей щёлочки. Вытянувшись параллельными прямыми, обе ограды образовывали длинный широкий проход. Заканчивался он, впрочем, тупиком. Вернее, воротами. Две могучие створки жались друг к другу, объединённые большущим навесным замком. Верный сторож надёжно держал проход и не собирался пускать нас с Лёнькой за территорию лагеря. Но ни я, ни Лёнька не понимали, зачем в этой глуши задумали выход? Куда он вёл? Была ли за воротами дорога? Наверное, была. В такие ворота проехал бы любой большегруз.

Я даже сказал эти слова вслух.

– Колеи нет, – покачал головой Лёнька.

Путь к воротам густо зарос травой.

– А замок недавно чистили, – Лёнька нагнулся над металлическим механизмом. – И смазывали. Видал, – его палец чиркнул по замочной скважине и окрасился бурым. – Масло.

За оградой и над крутой аркой ворот виднелся лес. Белые берёзы, окутанные жёлтой листвой, будто спустившимися с небес облаками. Я не понимал только, почему они – жёлтые. Ну одна, ну две, но все разом. Все листья жёлтые без единого зелёного островка. Ещё удивительнее было видеть сосны и ели с рыжими иголками, будто их разом скрутила и умертвила засуха. И тоже – сплошное рыжьё, без единой зелёной иголочки. Воздух над забором странно дрожал, будто там бесшумно пылала череда костров. От дрожащего воздуха лес, объятый жёлтыми красками, казался ненастоящим, словно его проецировали на экран в кинотеатре.

– Здесь словно уже наступила осень, – тихо сказал Лёнька.

– Прямо осенний угол какой-то, – прошептал я.

Но Лёнька услышал. к месту приклеилось имя. Спонтанно. Неожиданно. Но уже навсегда.

– Почему оно такое? – спросил я. – Всё жёлтое?

– Быть может, химию какую разлили, – пожал плечами Лёнька, и вдруг его глаза вспыхнули интересом. – А, хочешь, посмотрим?!

– Хочу! – свистящим шёпотом ответил я.

И мы рванули назад. К месту, где верх доски обломан, и можно перелезть на ту сторону.

– Что за чепуха, – с Лёнькиного рта выпрыгнул даже не вопрос.

Мы стояли в лесу. В нормальном июльском лесу. Донельзя зелёном и привычном. Нет, кое-где можно было отыскать на деревьях листок-другой, тронутый желтизной, но никакой осени здесь и в помине не было. Мы спокойно дошли до ворот и привалились к ним с другой, не лагерной стороны. Самый обычный лес. Пели птицы. Шуршали в кронах белки. Посвистывал ветер. Где вся загадочная желтизна?

Лёнька толкнул ворота. С той стороны глухо звякнул замок.

– Лезем-ка обратно, – предложил Лёнька.

Я не спорил. Я лишь следовал за ним.

А на лагерной территории мы опять углядели, что у ворот за забором снова простирается жёлтое царство осени.

Не желая мириться с непонятками, я подхватил увесистый камень и швырнул его в желтизну. Где-то над забором камень врезался в невидимую преграду и беззвучно отскочил обратно, едва не съездив мне по ноге. Потом камень кинул Лёнька. Невидимая стена отбросила и его снаряд.

На пятачке сырой земли, свободном от травы, Лёнька начертил квадрат, а после, добавив несколько линий, превратил его в проекцию куба. Рядом тут же нацарапал ещё один. Получились два кубика с общим пространством в одном из углов.

– Мы здесь, – ткнул Лёнька в куб, но не в общее пространство, а рядом. – Сдаётся мне, что пересечение прямо за воротами. Откроешь ворота, а там осень. И кто-то смотрит издалека на зелёные верхушки с нашей стороны, надеясь когда-нибудь через ворота пройти к нам в лето.

– Но мы же были там, за забором, – заспорил я. – Даже стояли у ворот. Ты врезал по створке. Я слышал, как звякнул этот агрегат.

Мой палец ткнул в сторону замка.

– Мы всё равно оставались с ЭТОЙ стороны, – покачал головой Лёнька и быстро заштриховал один из кубиков. – Там, где лето. А сторону, где осень, мы только видим, но нам туда не попасть.

– Лестница! – вспыхнул я идеей. – Притащим к забору и...

– И будет, как с камнями, – не согласился Лёнька.

– Думаешь, через ворота можно туда пробраться? – нехотя пришлось уточнить мне.

– Если висит замок, значит, можно его снять, – твёрдо сказал Лёнька. – И тогда ворота откроются. Я пройду через эти ворота. Спать спокойно не смогу, пока не пройду.

Я тихо внимал. Для меня это были просто слова. Обычный разговор двух мальчишек, обещающих друг другу то прыгнуть с парашютом, то стать главным героем, то проскочить за горизонт.

Мне и невдомёк, что Лёнькино обещание сбудется. Только радости это нам ни принесёт. Ни мне, ни ему. И первым сбудется часть, звучащая "Спать спокойно не смогу".

Глава 5

Ночные мстители

Мне снилось пустое поле. И непонятно, где оно. Вроде как в городе. И вроде как это лагерь. Вернее, тогда я не подозревал, что это сон. Всё казалось настоящим, реальным до отвращения. Поле и трава. Тёмное небо. Низенькое здание неподалёку – вроде бы корпус старшего отряда. Или гараж профтехучилища, в квартале от моего дома. Я не мог определиться, так как оцепенел от ужаса и осознания собственной беспомощности.

Потому что на небе властвовал тёмно-багровый громадный потрескавшийся шар, испещренный ярко-красными прожилками. "Нибиру, – тоскливо осознал я. – Она всё-таки прилетела". Всё вокруг казалось маленьким и незначительным в сравнении с шарообразной катастрофой, нависшей над планетой. Я хотел убежать. И не двигался с места, потому что бежать казалось бессмысленным. Взор не мог оторваться от неправильного дополнения к обычной картине мироздания. И в груди поднималась волна горькой печали, потому что с приходом Нибиру всё ранее крепкое и незыблемое превращалось в пыль и прах.

Оставалось наблюдать ужас на небесах и ждать неминуемого. Я так и делал, пока плеча моего не коснулась чья-то сильная рука.

– Э, слышь, вставай! – трясли меня за плечо, будто я прислонился к отбойному молотку.

Разлепив протестующие веки, я с тоской обнаружил рядом с собой Голову-дыню.

Плохо, куда ни кинь. Хотелось даже провалиться обратно к Нибиру, но именно это сейчас не входило в планы Большого Башки.

– Вставай, – тут меня тряхнули так, что я чуть не сковырнулся с койки.

Потревоженные пружины горестно стонали, будто провожали меня на казнь. Остальная же братва спокойнёхонько дрыхла, а кто-то ещё и сладко похрапывал, и было понятно, что нет сейчас на свете человека счастливей.

Я медленно опустил ноги, сел, натянул носки и джинсы. После безмолвно взглянул на Кабанца. Любой из колыхавшихся в голове вопросов выглядел смешным и нелепым. Ничего не значащим. Крепла мрачная уверенность, что меня поведут наказывать.

Правда, тот самый неспокойный чёртик возражал. Он утверждал, что наказание должно быть публичным. Я получу по полной программе, а остальные поймут, как поступать не надо. Поэтому Гоху, Кильку и Жорыча должны были поднять раньше меня. Ведь в театр сначала запускают зрителей и лишь потом открывают занавес на сцене.

– На выход двигай, – шёпотом распорядился Кабанец.

Я натянул футболку, зашнуровал кроссовки и нехотя пошаркал к выходу. Зачем нам выходить из корпуса? Или Кабанец решил отмудохать меня без зрителей, ибо опасался, что кто-то из них полезет за меня впрягаться?

Пришлось призадуматься. Взялся бы кто-то встать на мою сторону? Кто? Жорыч? Ему кроме жратвы интереса другого нет. Килька? Такой забоится и нарочно зажмурится покрепче, будто спит и ничего не слышит. Гоха? Хммм... Гоха бы мог, да только выгоды ему с Кабанцом сталкиваться ноль. И очень зря! Вдвоём-то мы Голову-дыню могли одолеть...

Но по всему выходило так, что, проснись кто во время жёсткой экзекуции, лежал бы он тихо и не возникал. В этом месте я никому не был нужен.

Кроме Большого Башки. Но как раз это и огорчало до невозможности.

Тем временем мы с Кабанцом спустились по скрипучим ступеням крыльца. В душе было тоскливо. Меня даже мутило и подташнивало от предстоящего мордобоя. В своей игрушке я бы Кабанца за пять секунд уделал, вплетя в последний удар своё фирменное "Выйди вон!" Но здесь, среди ночи, в лагере, расположенном в бог весть какой глуши... Тут коленки подкашивались, а руки предательски дрожали.

– Ты это... не спеши... – донёсся сзади шёпот, и я замер, дожидаясь либо объяснений, либо жёсткого толчка в спину.

Было холодно, словно на дворе не июль, а вторая половина сентября. Я уже сто раз пожалел, что не надел куртку. Противная дрожь мелко сотрясала тело, и мне хотелось, чтобы всё закончилось поскорей. Но вот ведь гадство какое, в проблемы я влип прямо в начале смены. Эх, был бы рядом Лёнька! А, может, рвануть до корпуса старшаков?

Кабанец догнал меня и стал рядом. Даже чуть впереди.

– Я это... Палычу пропишу, – хрипло сказал он, глядя вперёд. – Ты на шухере постоишь. Чтобы вожатых не принесло. Ясна задача?

– Чё, вдвоём что ли? – показательно заныл я.

А чёртик внутри начал плясать от радости. Он выделывал фигуры и коленца, потому что выходило так, что из числа осуждённых я внезапно перенёсся в список доверенных личностей.

– А кого ещё? – разозлился Кабанец. – Не, ты скажи, кого? Кильку? Жорыча?

Тут он прав. Но я пока думал, повезло мне или нет? Вот, скажем, взял бы он Гоху...

Холод терзал всё сильнее, а подлый ветер норовил забраться под короткую футболку, которая никак не желала заправляться в джинсы.

– Двигаем, чё? – скомандовал Большой Башка и потопал вперёд.

Оставалось понуро тащиться следом. Нас словно связывала невидимая цепочка. И я не мог её оборвать. От этого тоже становилось печально. Вот был бы я сильной самодостаточной личностью, никакой Кабанец не заставил бы меня слезть с койки. И я спал бы себе спокойнёхонько дальше. А с Головой-дыней топал бы сейчас расстроенный до невозможности Гоха или очкастый услужливый Килька.

Чёртик внутри намекал, что из этой прогулки можно выжать несомненную пользу. Ведь услуга Кабанцу без ответа не останется. Я же мысленно спорил, что люди, подобные Большому Башке, воспринимают чужие дела в свою пользу, не накладывая на себя долговых обязательств.

Небо было ясным. Мерцали звёзды. Меж ними несмело сиял начинавший толстеть месяц. Если бы не зверский холод, было бы даже красиво. Чёрные силуэты деревьев на главной аллее. Палки древних фонарей, врытые в землю, когда в этих местах ещё существовало электричество. Тёмные облака кустов. Правда, меня не покидало напряжение. Предчувствие чего-то нехорошего. Но я не удивлялся этому. Мы шли мстить директору. Я не понимал, как. Я не представлял, в чём моя роль. Хорошо, если Кабанец действительно оставит меня на улице. А если нет? А чёртик вдруг подкинул мыслишку, что за бунт меня с Кабанцом вышвырнут из лагеря. И от мысли такой внутри чуток даже потеплело. Вернуться домой – большего желания у меня сейчас не существовало!

Мы шли по направлению к столовой.

– Где стоять-то надо? – шёпотом спросил я.

– Я уже разведал всё, – глаза Кабанца странно блеснули. – Палыча комнатуха над столовой располагается. На втором этаже. Наверх Я забираюсь, ты у порога, внизу, топчешься. Посматриваешь по сторонам.

Ночь.

И мы вдвоём с Кабанцом посреди спящего лагеря. Как два бойца, заброшенные на территорию врага.

– Чо губами шлёпаешь, – тут мне по лодыжке достался ощутимый пинок. – Иди давай.

Нагнувшись, я потёр свербевшую лодыжку, а потом ускорил ход. О воинском братстве тут было добавить нечего.

Мерцали звёзды, светил месяц и дул мерзкий ветерок, заставлявший непрестанно представлять, как я блаженно сворачиваюсь клубочком под тёплым одеялом. Пересекая площадку для построений, я отстал. В кроссовке обнаружился колючий камешек. Я прыгал цаплей на одной ноге, вытряхивая помеху из сдёрнутой обуви. Кабанец грозно хмурился. Где-то в его голове мой рейтинг обретал всё новые и новые минусы. А я даже радовался заминке. Вдруг Большой Башка передумает. Но тот, видимо, поставил чёткую цель и неуклонно к ней продвигался.

Возле крыльца столовой на стене выпирал небольшой квадратный шкафчик. За стеклом виднелся плотно свёрнутый пожарный шланг, в центре спирали которого темнел вытянутый металлический конус, словно змеиная голова. Кабанец внезапно притормозил, распахнул дверцу, напрягшись, отвернул железяку у основания шланга и вытащил брезентовую змею из убежища.

– Зачем тебе пожарный шланг? – не утерпел я, хотя сразу пожалел, что обратил на себя внимание. Ещё тащить эту тяжелень заставят.

– Не шланг, а рукав, балда, – огрызнулся Большой Башка. – А зачем? – он помолчал, а после снова огрызнулся. – Увидишь!

Шланг, вернее, рукав, он мне не отдал. Попёр вперёд сам.

Обогнув столовую, мы оказались позади двухэтажного здания. Здесь не было никакого крыльца. Над нами темнели окна обеденного зала. Одно из них наполовину распахнули. Внутри не слышалось ни звука. А вокруг продолжали шелестеть травы. Пройдя под окнами, мы добрались до вполне обычной двери. Видимо, за ней пряталась лестница на второй этаж. Другого пути там оказаться я придумать не мог.

"Она закрыта, – благостно подумалось мне. – Её заперли изнутри. На засов. Сейчас наш Кабанчик потыкается в дверь, поёрзает, поскребётся. А ничего не выйдет! И мы почапаем спать".

Большой Башка цапнул дверную ручку, и полотно двери медленно и бесшумно отползло, открывая тёмный проход. Внутри меня зыбкая призрачная радость мигом сменилась уже привычной вселенской тоской. Кабанец осторожно заглянул туда, задрав голову. Мне были видны лишь первые несколько ступенек.

– Если появится кто? – едва разлепив губы от ощущения непреходящей тревоги, спросил я. – Чё делать-то?

– Свистни, – был короткий ответ.

– Не умею свистеть, – признался я, покрываясь липким потом в предчувствии неминуемого наказания.

Неожиданно оказалось, что такие мелочи Кабанца не волновали. Его ждали великие дела. Он подхватил выступающий из мокрой травы обломок кирпича и торжественно вручил мне.

– По крыльцу долбанёшь, – кивнул он на небольшую бетонную площадку под ногами. – Я услышу.

Тихо, на цыпочках, он прокрался по лестнице, растворившись во внутренней мгле. Я же остался на посту, вертя головой. Сонное царство никто не хотел тревожить. Только неведомая птица, спрятавшись в листве аллеи у отрядных корпусов, тоскливо покрикивала вдалеке, будто заранее отпевала меня вместе с Большим Башкой.

Семь шагов, и я возле угла. Но как раз туда я не стремился. Мне казалось, кто-то поджидает там. Мне хотелось, чтобы вернулся Кабанец и первым завернул за угол. Ведь ни шороха оттуда, а такое давящее впечатление. Я нарочно отвернулся от угла и стал смотреть на пустырь.

Надо же, всё словно во сне, откуда меня вытащил Голова-дыня. Только вместо спального корпуса или гаража стена леса вдалеке. Опасливо я поднял взор на небо. Разумеется, никакого багрового шара там не обнаружилось. Даже легче стало. Всё-таки, когда вокруг тебя реальность, ты чётко ощущаешь всю зыбкость и неправильность сна. Но почему там, во сне, всё кажется настоящим?

Мерцали звёзды, сиял месяц. Я задумался, появись сейчас Нибиру, стало бы мне ещё страшнее? Ведь тогда всё на Земле утратит привычный смысл. Все ссоры, дрязги, недовольство друг другом. Все драки и даже войны. А сейчас где-то на втором этаже Большой Башка творит мелкую месть опозорившему его начальнику. Но лучше пусть остаётся так. Лучше пусть вселенская катастрофа не грозит нам неминуемой гибелью. Лучше пусть завтра на построении начальник выведет меня и Кабанца из строя, пропесочит перед всеми и вышвырнет из лагеря.

Я отчётливо представил, как тащусь со своей сумкой к лагерным воротам. Даже увидел арку над входом с надписью "One Way Ticket", только с оборотной стороны – в зеркальном отображении. Услышал пыхтенье Кабанца, топающего за мной.

Тут пришлось мысленно остановиться.

Вряд ли за нами двумя пришлют целый автобус. Даже того "старичка", у которого на каждой кочке солома из обивки сыплется. Тогда на чём мы отбудем в город? И приехать за нами не смогут. Кого вызовешь, если отсюда невозможно дозвониться?

Совершенно некстати вспомнились холмики в лесу, так похожие на могилы.

Но тут я представил грузовичок. Машину, которая доставляет сюда продукты. Должна же быть такая! Невозможно, чтобы за всю смену запас продуктов не пополнялся. Или возможно?

– Слышь, э, – донеслось сверху свистящим шёпотом. – Подымайся давай. Поможешь, если чо.

«Одна, две, три...»

Ступеньки отзывались на каждый шаг то старческим кряхтением, то писклявыми поскрипываниями. Пальцы скользили по шероховатой стене, пока она не оборвалась на счёте "девять".

"Поворот", – скорее догадался, чем понял я, а ноги уже нащупывали следующую ступень.

"Десять, одиннадцать, двенадцать..."

Голова вынырнула из кромешной мглы. Отсчитав ещё несколько ступенек, я шагнул в обитель начальника.

Постепенно глаза привыкли к темноте комнаты. Обстановка спартанская. Стол, тумбочка, кровать. На кровати явственно различалась крепкая фигура, с ног до головы укутанная в тёмное одеяло. Стул, шкаф, на полках которого громоздились то ли папки, то ли книги.

– Тишшшшшше, – едва слышно прошипел Кабанец.

Я только кивнул, хотя в темноте мой жест смысла не имел.

Совершенно бесшумно Большой Башка метнулся ко мне и горячечно задышал в ухо:

– Я его рукавом прихвачу, чтобы с кровати не спрыгнул. А ты, если он дёргаться начнёт, на ноги ему падай.

Идея не казалась мне дельной. Но начинать спор я опасался, чтобы не разбудить жертву. Сейчас я боялся и гнева начальника, и злости Кабанца. Но всё же Кабанца в этот миг я боялся сильнее.

Большой Башка уже отклеился от меня и согнулся над койкой Палыча. Я не двигался, понимая, что вряд ли смогу навалиться на ноги начальника, невзирая на строгое распоряжение.

– А во тебе, – выдохнул Кабанец и притиснул разворотом шланга тело начальника к кровати. Но шланг неожиданно продавил одеяло чуть ли не до кровати. Ошалевший от увиденного Кабанец смело откинул одеяло. На кровати громоздилась плотная куча смятого тряпья.

– Во дела! – изрёк Голова-дыня уже голосом обычной громкости. – Середина ночи! Где его может носить?

У меня не было гипотез, поэтому я предпочёл отмолчаться.

Кабанец извлёк из кармана потрёпанный коробок и, чиркнув спичкой, осветил комнату. По оранжевым стенам заплясали наши чёрные тени. В неясном свете я разглядел на тумбочке знакомую записную книжку, с обложки которой заманчиво блеснул золотой Vertu с затейливо выгнувшимся дракончиком. Я шагнул к тумбочке, но мой порыв дуновением загасил спичку.

– Посвети ещё, – попросил я.

– Обойдёшься, – сурово отрезал Кабанец. – Тут спичек не так уж много. А у Саныча второй коробок хрен выпросишь.

Но мне уже не жилось спокойно, чтобы не посмотреть, что же скрывает таинственная записнушка. В конце концов, попробовать прочитать её содержимое можно и у окна. Впрочем, не сказать, что там оказалось светлее. Поэтому я разобрал лишь список фамилий на последней заполненной странице. Перед трёмя из них были поставлены галочки. Перед моей галочки не было. Я перелистнул страницы назад. Там тоже были списки. В темноте я не мог прочитать ни имён, ни фамилий. В отличие от нашего списка, там галочки стояли напротив каждой позиции.

На стекле вспыхнула яркая оранжевая звезда. Я в страхе отшатнулся. И только потом стало понятно, что Большой Башка на время решил воздержаться от тотальной экономии. Шумно дыша, он ходил по комнате, пристально осматривая её при свете спички. Мои пальцы торопливо залистали страницы обратно, к последнему списку. Я успел проверить, что напротив моей фамилии галочка отсутствовала стопудово. И заметил два имени "Георгий", располагавшихся над моим. Перед "Шепелев Георгий" как раз стояла одна из трёх галочек. Перед "Старобешев Георгий" галочки не было. Тут снова всё погрузилось в темноту. Спичка погасла.

– Имущество верни, – распорядился Кабанец.

Честно говоря, я бы поизучал книжку подробнее. Но Большой Башка сильно расстроился отсутствием начальника. Месть сорвалась, и не было для Головы-дыни наказания хуже. Поэтому какая-то книжонка с фамилиями казалась ему полнейшей ерундой.

Нехотя, я положил книжку на место и ещё раз посмотрел на кровать. Груда тряпья. Зачем? Неужто Палыч знал, что сюда кто-то явится? Почему-то мысль, что после того знакового ужина Палыч настолько забоялся Кабанца, что теперь отсиживается в кустах каждую ночь, казалась абсурдной и ущербной. Не мог начальник бояться Большого Башку. Но тогда от кого он шифровался? И где?

– Заправить надо, – недовольно проронил Кабанец. – Помнишь, как всё тут лежало.

– А то! – заверил я, хотя ничегошеньки не помнил, но для здоровья лучше было сохранять статус знатока.

Как смог, я обернул тряпьё одеялом и отошёл в сторону, позволяя Кабанцу оценить работу. Тот разгладил пару складок, но в целом остался доволен.

– Двигаем, чё, – распорядился он, взваливая на себя брезентовую змею.

Я не возражал. Желание поскорей смыться нарастало с каждой секундой.

Только выбравшись на улицу, я понял, как было тепло в комнате. Холод терзал немилосердно.

– В палату, не? – скромно уточнил я.

– Утихни, – прошипел Большой Башка.

Он вперился в угол здания, который и мне не нравился. Здесь ветер шелестел в травах. Там царила тишина, словно все звуки навечно переселились оттуда. Впрочем, когда я напряг слух, то уловил нечто странное. Там что-то очень тихо, но отчётливо бухало. Будто мерно постукивало чьё-то большое сердце. Не знаю, слышал ли это Кабанец, но что-то его там, за углом, настораживало. Однако статус чудо-богатыря не позволял признаться в опасениях. Пришлось прийти на помощь.

– Может, обратно, вдоль стены, путь-то проверенный, – тихо-тихо прошептал я, что мои слова чуть не потерялись в порыве ветра.

Но Большой Башка расслышал.

– Так чо встал? – прохрипел он. – Двигай тогда. Пошёл первым!

Я не возражал. Главное, чтобы он не пихнул меня за таинственный угол.

Спина скользила по холодным кирпичам. Но мне нравилось это прикосновение. Оно дарило надежду, что между мной и неведомым существует непреодолимая преграда. А, значит, страшного со мной ничего не случится.

Довольно быстро мы добрались до угла. Тревоги я не ощущал, поэтому, мельком глянув за угол и никого там не заметив, отважно продолжил тропу первопроходца. Кабанец не отставал. Невидимая цепь продолжала связывать нас, но теперь рвать её уже не хотел Голова-дыня. Короткую стену мы прошли минуты за полторы. Как опытный разведчик, я снова высунулся по минимуму, желая оценить обстановку. Ничего не изменилось. Тишина и пустота. Звёзды мерцают. Месяц светит. Деревья темнеют вдалеке шеренгой, а меж ними чёрные облака кустов. И в прогалинах – наши корпуса.

Уже уверенно я вышел из-за здания и огляделся пристальнее. Поводов для опасения не обнаружил. Ноги уже весело понесли меня вперёд.

– Куда? – зашипел из-за спины Большой Башка. – Надо рукав вернуть.

Я и забыл, что он пёр на себе брезентовый шланг.

Через минуту, кряхтя от натуги, Кабанец приворачивал спящую брезентовую змею на законное место. Я выглядывал то из-за одного его плеча, то из-за другого, как ассистент на хирургической операции у опытного врача.

– Помочь? – проявил я живое участие.

Кабанец лишь отмахнулся и принялся крутить шланг с удвоенным усилием. Я думал, что всё складывается не так уж и плохо. При других обстоятельствах возиться с пожарным рукавом пришлось бы мне, а Большой Башка только мрачно надзирал бы за моими действиями.

За раздумьями я пропустил момент, когда операция подошла к финалу.

– Зырь, – Кабанец пихнул меня в бок так, что я чуть было не скопытился.

Я взглянул на его ошалелое лицо: побледневшее, вытянутое, напряжённое. Глаза его смотрели сквозь меня, за меня, будто там виднелось нечто, по масштабам схожее со зловещей планетой Нибиру. Пришлось обернуться и мне.

Красного шара с огненными прожилками, заполонившего небеса, за спиной не обнаружилось. И мне полегчало. Но всего лишь на ускользнувшую секунду. После грудь кольнула игла ледяного ужаса. На полпути между столовой и корпусами высилась тёмная фигура. Она не могла быть ни Ефимом Палычем, ни Сан Санычем, ни Виталь Андреичем. Она превышала любого из взрослых раза в полтора. И была мощнее, массивнее.

Зрелище отшвырнуло меня на полшага назад, и я врезался в Кабанца, почувствовав, как его мелко трясёт. Возможно, и не от холода, а от того же липкого страха, что сейчас властвовал во мне.

Ночная мгла, рассеять которую тусклый свет месяца явно не мог, не позволяла рассмотреть великана в подробностях. Существо не двигалось. Мы тоже замерли. Голова стала абсолютно пустой. Это не детские страхи, от которых прячешься под одеялом.

Фигура имела лохматую голову, размером которой могла посоревноваться с Большим Башкой. Её словно обтягивала длинная ободранная шуба, что было очень странно для июля. Ноги скрывала высокая трава. Ветер затих. Мир окутала зловещая тишина. Я снова услышал отчётливое бумканье. Но теперь в ночи стучало моё сердце. И по-прежнему было зверски холодно, что вгоняло меня в непрекращающуюся дрожь.

Кабанец внезапно отпрыгнул, а потом как почесал по громадной дуге, но я понял, что его цель – спальные корпуса.

"Сканил!!!!" – испугался я, оставшись в одиночестве. Ноги было рванули за Головой-дыней, но хитрый чёртик внутри вовремя меня придержал.

"Щас лохматый этот за Кабанцом рванёт, накажет бояку, – торжествующе пискнул он. – А ты на пути окажешься. Тебя первым и порвут".

Но чёртик ошибся. Таинственный великан не сдвинулся с места. Большой Башка улепётывал что есть сил, а странное создание не предпринимало попыток его догнать.

Может, оно неживое?

Словно желая опровергнуть мою догадку, великан шагнул по направлению ко мне. На тёмной голове вспыхнули два жёлтых глаза, как две звезды, сочащиеся призрачной желчью.

Тут уже никакие чёртики не могли меня удержать. Чуть не прикусив язык, я помчался вслед за крохотной фигуркой Кабанца, мелькавшего уже где-то у деревьев. Жутко хотелось обернуться, чтобы удостовериться, что порождение тьмы не настигает меня. Но я опасался истратить напрасно даже одно мгновение. Молнией я пронёсся до аллеи, прошмыгнул кусты, с треском взлетел по жалобно стонущему крыльцу, прогрохотал по коридору, юркнул в палату, бухнулся в кровать и закрылся с головой.

Тело замерло, стараясь сдерживать судорожное дыхание, распиравшее грудь после отчаянного броска. В палате было тихо. Только счастливо похрапывал кто-то из ничего не ведающей троицы.

А дальше-то что?

Кто мешает страшному лохмачу добраться до нашего корпуса, зайти в палату, нагнуться над моей койкой...

Тут я услышал осторожные шаги.

И в отчаянии заледенел. Чудище уже здесь! Я прямо физически ощущал, что кто-то наклонился над моей кроватью. А потом с меня тихо, но настойчиво принялись сдирать одеяло.

Напрягшись, я с тоской ожидал увидеть два светящихся жёлтых глаза. Но увидел большую голову, похожую на дыню.

– Слышь, ты... Димон... – Кабанец, нагнувшийся надо мной, впервые назвал меня по имени. – Ты это... Что ночью было, о том молчок. А то во...

И между мной и Головой-дыней очутился внушительный кулачище.

Но вот кулак исчез. Могучая голова откинулась. Снова раздались шаги, но теперь уже совсем не страшные. Большой Башка возвращался к своей койке.

Подумалось, что доберись чудище до нашей палаты, сожрать оно может и Кабанца. Почему-то в стенах корпуса безразмерный страх значительно поутих. Тело ныло. Накатила такая усталость, будто я в одиночку затащил рояль на пятый этаж. Перенесённые мучения толкали в сон. Я мысленно спросил чёртика, какая мне польза от этой ночной прогулки. Чёртик мысленно развёл руками. В следующую минуту я уже провалился в глубокую беспросветную тьму. К счастью, сновидений мне не досталось. Хотя бы от зрелища зловещих планет меня на сегодня избавили.