Текст книги "Ван Вэй Тикет (СИ)"

Мне дом любимый Богом дан.

Он рядом, близко в день любой.

Незрячий скажет: «Чемодан».

А зрячий в дверь войдёт со мной.

Лихо взлетев по ступенькам, я шёл к металлоискателю, как заправский пассажир, привыкший к дальним странствиям. Если прислушаться, то можно расслышать, как булькал бензин в канистре. Приняв бесстрашный вид, я шагнул в проём металлоискателя.

Ну, конечно же, он мерзко зазвонил. Я покрылся холодным потом, но охранник лениво смотрел куда-то мимо. Подкашиваясь от страха, ноги вынесли меня внутрь автовокзала. А рамка позванивала и позванивала. И я увидел, что багаж каждого пассажира металлоискателю чем-то казался подозрительным. Но, главное, он не казался подозрительным охраннику.

Я сидел в прохладном зале ожидания на деревянном сиденье, зажевав сначала пирожок с картошкой, а потом гамбургер с тонкой безвкусной котлетиной. Глаза лениво разглядывали пассажиров. Кто-то спал. Кто-то ёрзал. Кто-то уткнулся в газету. Здесь не было постоянности. Здесь всё перетекало и менялось. Прибывали автобусы, и какие-то кресла пустели. Но их тут же занимали пассажиры, ожидающие следующих рейсов. В блаженном ничегонеделаньи я следил за табло, где вспыхивали маршруты населённых пунктов и время отправления. Внутри то покалывало беспокойство, то разливалась грусть. С одной стороны, никуда не хотелось ехать: век бы сидел в этом зале в ожидании чего-то важного. С другой стороны, почему-то хотелось закончить всё побыстрее. Шагнуть куда-то, пусть даже этот шаг будет последним.

Когда я поднимался по ступенькам в автобус, то вслушивался в плеск бензина, который не мог скрыть и чемодан. Иногда казалось, что плеск этот слышен и в Америке. Я думал, водитель тормознёт меня и отправит обратно. Но он лишь забрал билет и неопределённо махнул головой куда-то вглубь автобуса. У этого водилы не было столь цепкого взгляда, каким обладал тот, что вёз нас в «Ван Вэй Тикет». Для этого водилы после факта оплаты я перестал существовать. Как жаль, что для кого-то я перестал существовать намного раньше.

Когда-то мне довелось читать о ночных поездах, в которые садятся те, кому надо прибыть к месту назначения ранним утром. Оказалось, существуют и ночные автобусы. Садишься в такой за час до полуночи, и он везёт тебя сквозь темноту в блистающее утро. Ну, или пасмурное. В общем, как получится. Пассажиров набралось на треть салона. Большинство сразу сонно свесили голову, утонув в дрёме. Завтра им предстоял деятельный день, и стоило выспаться. Мне же совершеннейше не спалось.

Я думал о Лёньке. И о давнишней сказке, которую читал, когда ещё не ходил в школу. Сказке о маленькой русалочке. Я помнил, как мне объясняли, что Андерсен показал прекрасное создание, не имеющее человеческой души. Жаждущее эту душу обрести, но скованное морем. И маленькая русалочка, единственная из всех, отважилась оборвать всё, чтобы стать человеком, чтобы обрести душу. Мне не нравилась эта сказка. Я протестовал, ведь всё должно закончиться не так. Должен появиться мудрый волшебник и разъяснить непонятливому принцу, кто же на самом деле вытащил его из погибельной пучины. Да я был готов взять кинжал из рук русалочки и проткнуть недогадливое сердце, чтобы добрая безмолвная красавица снова могла вернуться на глубину. Чтобы она жила!

А мне объяснили, что на самом деле мечта русалочки осуществилась. Она тянулась за бессмертной душой и, превратившись в пену, улетела к незримым дочерям воздуха, которые трёхсотлетним служением могут заработать эту душу. Я не слушал объяснений. Во мне кипела ярость против столь очевидной несправедливости. Русалочке должны вручить душу незамедлительно. И принца тоже! Иначе зачем она, эта сказка? Я заперся в негодовании, как в крепости.

А этой ночью крепостные ворота открылись.

Я вспоминал Лёньку. Фраза "Ещё год или два, укачу на другой конец страны. На Дальний Восток. Там тайга – во!" позвякивала неутихающим колокольчиком. Лёнька рвался в лес. Лёнька мечтал стать его частицей. И открытые врата в мир неведомого воспринимались нами по-разному. Для меня Лёньку вырвали из мира живых. Но как он видел этот шаг за ворота? Неужели для него это был шаг к мечте? Большой шаг. Может, даже последний. Бросок в мечту, которую мне никогда не осмыслить.

На этот раз я занял место поближе к кабине, поэтому слышал, как водила путешествует по новостным каналам: "За прошлый год в полиции зарегистрировано 1165 заявлений о безвестном исчезновении граждан, местонахождение 957 человек было установлено. 13 человек из них стали жертвами преступников. 208 человек до сих пор числятся не разысканными – население небольшой пятиэтажки. Многих не могут найти по пятнадцать лет и более. Тех, кто «ушел и не вернулся», можно разделить на несколько групп. Больше половины разыскиваемых – несовершеннолетние. Подростки покидают дом из-за конфликтов с родителями или друзьями; по нескольку раз убегают дети из неблагополучных семей. Беглецы, как правило, отправляются в путешествия либо отсиживаются у знакомых – там их и находят..."

"Или не находят, – подумалось мне. – Просто кому-то покупают билет в утилизационный лагерь. И, оказавшись там, он уже ничего не сможет изменить".

Новости водителю надоели, и он переключился на музыку. Включился ударник, запульсировал ритм-компьютер. И где-то среди ударов и пульсаций пробудились переливы щемяще грустной мелодии, которую подхватил голос с печальными нотками.

It's just that if I try

Never give it up

If I try

Holding on to you

Won't you tell me not to worry

If I try

Never give it up

If I try

Would I lie to you?

Нельзя сказать, что из меня вышел бы классный переводчик. Но в тот вечер всё воспринималось очень остро и отчётливо, поэтому я не только понимал каждое слово, но и проживал его. Мне казалось, неведомые силы специально выбрали песню. Зловещая «One Way Ticket» осталась позади. Теперь уже навсегда. И то, что я снова ехал в лагерь с тем же страшным названием, ничего особенного не значило. Меня словно впустили на следующий этап, где звучали совершенно другие песни. «Всего лишь если я попробую» сразу соединялось «Я никогда не сдамся». А дальше перед глазами вставала рыжая звезда, и звучало «Скажи мне, чтоб я не волновался». И снова повторялось «Если я попробую, я никогда не сдамся». И в конце нежно и надрывно, но как-то очень уверенно ставилась финальная точка «Если я попробую, стал бы лгать тебе?»

И я снова видел в тёмном небе ласковую, отчаянно-рыжую звёздочку.

Я ведь уже пробую. Без всяких "если". Я меняю всё прямо сейчас. Меняю что-то важное для себя и для всего мира в целом. Песня затихала, но я ещё различал слова и даже складывал их в предложения, хотя уже терял смысл, не умея переводить, да и не желая никакого перевода.

Outside-mapping the stars

Diamond girls are playing cheap guitars

Мне нравилось выражение «Diamond girls». И сердце нежно трепетало от слова «stars». Я смотрел за оконное стекло на ещё светлое небо, где проклёвывались искорки первых звёзд, и выискивал среди них рыжую.

Незаметно я уснул и словно провалился сквозь оконное стекло прямо в тёмные небеса. Звёзды мягкими пушистыми шариками мерцали рядом. Протяни руку и дотронешься. Но я отчего-то побаивался случайным прикосновением нанести вред звезде. Сбросить её на землю. Где-то внизу тянулись бриллиантовые дороги, на которых никого не видать. Сбоку сверкали алмазные мосты, но непонятно, какие берега они соединяли. Средь прозрачных опор слышались голоса дочерей воздуха, которые звали меня к себе. И было в этом мире хорошо и привольно.

Кто-то осторожно встряхнул плечо. Разлепив глаза, я увидел склонившегося водителя. Автобус стоял. Это означало, что мы прибыли в точку, где синий дорожный указатель обозначал расстояние до города в двести восемьдесят километров.

Хорошо, что в пункт назначения я прибыл ранним утром. Представив, как вхожу в опустевший лагерь впотьмах, я покрылся холодными мурашками. А теперь небо стремительно светлело, хотя до восхода было ещё не близко. Я печально улыбнулся, опознав кусты, где когда-то прятался страшила – копия Яг-Морта, призывник леса из прошлых утилизаций. Сейчас кусты пустовали.

Теперь я бы не испугался того страшилы.

И я смело свернул на лесную дорогу – единственный путь, который стоило пройти до конца.

Я вдруг понял, что мало верил в свои силы. Но ведь все, кто оказывался со мной рядом, были слабее. Он и Она, кого я недавно звал родителями, оказались слабее. Почуяв мою силу и не зная, как с ней справиться, передали меня тем, кто справиться мог: команде утилизации. Но и те оказались слабаками. Смена закончилась, а я продолжал жить. И не в их силах теперь что-то изменить. Ни Сан Саныч, ни Ефим Палыч не смогли со мной справиться. Они тоже не были воинами. Они выжидали, что всё закончится само собой. А оно не закончилось. И здесь я оказался сильнее. Там, в автобусе, я боялся Большого Башки. Он мог легко забороть меня. Но тоже не стал связываться. Он был сильным, но выбрал неправильный вариант: броситься в последний бой. А надо было отступить со мной в город. Пусть ему бы тоже не обрадовались. Зато сейчас мы бы сражались вместе. И Лёнька... Яг-Морт выбрал его, не меня. Но ведь он тоже сдался. Тоже принял участь лесного духа. Я понимал, что Лёньке так было легче. Что чем-то ему тот выбор казался правильным. Но для меня мой друг словно оставил какой-то важный пост. Ведь не пойди он за ворота с лесными людьми, сейчас ехали бы мы в "Ван Вэй Тикет" вдвоём. А так я шёл биться в полном одиночестве.

И всё же зачем мне при таком раскладе бояться того, кто за воротами? Того, кто обеспечивает "Ван Вэй Тикет" быстро заканчивающимися сменами? Того, кто смотрит за лагерем? Меня охватило странное радостное возбуждение. Я-то считал взрослых сильными, а оказалось, что ошибался. Но, может, нет силы и в том, кто прячется в искривлённой реальности?

Мне дико, отчаянно захотелось проверить это. И если я проверю, то лагерь закроется. Не будет силы, обеспечивающей его существование. И Сан Санычи с Виталь Андреичами окажутся не у дел.

Чувство оглушающей уверенности переполняло меня. Лесной дух протянется тенью сквозь пламя, которое я разожгу. И путеводная звезда рыжего цвета проведёт меня по призрачному мосту. Последнему мосту, который закроет путь в наш мир и мне, и тому, чьё имя называть не хотелось.

А, собственно говоря, почему?

Ничьё имя не сильнее меня в эти минуты. И даже то, что звучало "Яг-Морт".

Путь Яг-Морт не меня избрал для встречи. Сейчас это значило ничтожно мало. Я избираю его для встречи с собой. Я назначаю себя Избранным! Кто против?

Мне никто не ответил, а молчание – знак согласия.

И тут я увидел фигуру, стоящую на лесной дороге. Закрывшую мне путь.

Не сказать, что я поседел, но всё же сжался от ужаса.

Будто уже проиграл.

Будто сейчас меня безжалостно утилизируют.

И только потом увидел, что это никакой не лохматик.

Тонкие ножки удерживали вязанку, из верхнего края которой, будто из плеч, свисали руки-ветки. И два чёрных круглых глаза. Он рассматривал меня так, словно видел впервые. Тогда как я его сразу узнал. Лешачок Вэрса из избушки в три угла.

– Есть хорошее предложение, – сказал он, доставая откуда-то из поросшей листьями боковины шикарнейшую мобилу.

То был Ulysse Nardin Chairman Diamond Edition, от созерцания которого сразу сладко заныло сердце. На тёмном экране светился серебряный циферблат с двумя массивными стрелками.

– Я даю тебе эту штуку, и ты откручиваешь стрелки назад, – Вэрса мигом оценил моё волнение. – А потом жмёшь на эту кнопку.

Действительно, неподалёку от рифлёного штырька для перевода стрелок на блестящей боковине расположилась кнопка, похожая на маленькую металлическую таблетку. В базовой модели такая не планировалась.

– Сделай тринадцать оборотов назад, – медленно пояснил лешачок. – На тринадцатом ты покинешь ЭТО время, и увидишь ТО, где июль не добрался до середины. Кнопка запускает механизм перехода. Нажимаешь, и прошлое становится НАСТОЯЩИМ.

– А дальше? – хмыкнул я, чувствуя, что перспективы неожиданно начинают греть. – Откуда мне знать, что я снова не окажусь в лагере?

Говорил просто так, чтобы занять время, внутренне уже соглашаясь, готовясь принять подарок. Нажать на кнопку.

– Зная всё, что случилось позже, ты не схватишь молоток. Ты заранее упрячешь его подальше. Тебе и мысль противна станет дотронуться до молотка. Ты будешь тихим, смирным и послушным.

Меня била дрожь великого волнения, из-за чего слова лешего я понимал смутно. Понимал без веры. Вэрса – создание лесное. Значит, он должен быть за Яг-Морта. Следовательно – против меня.

– Мы виделись с тобой. Уже. Только для меня это было "раньше", а для тебя "позже", – сказал я хмуро, смотря не на Вэрсу, а на мобилу. – Ты ещё не знаешь об этом. Если бы знал, ты не сделал бы мне это предложение.

– Я его делаю, потому что ещё ничего не случилось. И ты не можешь знать, как оно всё пойдёт дальше. А картинка в твоей памяти ничего не значит. Здесь такие места, что сознание балует. И нет гарантии, что как раз тогда оно решило пошалить. Придумать манящую картинку, где ты – герой непобедимый, и вложить в твою неразумную головушку.

Он говорил много. А в памяти оставалось мало. Он звал меня согласиться. А я не понимал, с чем соглашаться. Поэтому, как мог, затягивал время.

– Почему послали тебя?

– Потому что с тем, кто меня послал, лицом к лицу можно встретиться лишь один раз. Ты в самом деле хочешь с ним повстречаться?

"Конечно же, нет!" – отчаянно заверещала каждая клеточка моего тела, каждый бит моего сознания. Все разом. Кроме чёртика, который, посмеиваясь, с бесстрашной ехидцей подталкивал меня вперёд.

Вэрса печально мигнул.

– Лучше один раз увидеть, – сказал он. – Даже не увидеть. А прочувствовать. Прожить.

Извилистые деревянные пальцы, похожие на обломанные сучки, принялись вертеть шпенёк, и я заметил, как стрелки на экране побежали обратно. Очень скоро движение так ускорилось, что они слились в неразличимый круг, будто по циферблату проносились тревожные тени. И вдруг всё замерло.

И всё исчезло.

И сразу появилось вновь.

Только не было ни леса, ни лагерных ворот прямо по курсу.

Я сидел за столом и таращился в экран компьютера, на котором раскинулась панорама моей он-лайн игрушки. Темнели развалины.

С каким-то непередаваемым радостным ужасом я осознал, что вот-вот оттуда полетят камни и трещащие фиолетовые шары. Но я увернусь. И накажу всех, кто там прячется. Я пробью все степени защиты и даже завалю большого босса, а потом останутся две вредные верещащие ерундовины...

С кухни донеслись голоса. Знакомые. Звонкие. Щекочуще смешные.

И я понял, что камни и шары полетят, но я не стану уворачиваться. Потому что меня вот-вот пошлют в магазин. И я побегу. Немедленно. С невероятным энтузиазмом. С радостью высшей степени. И готов буду бегать миллион раз.

Потому что ничего ещё не случилось.

Потому что... я скосил глаза вправо и увидел длинную рукоять молотка, у основания захватанную грязными пальцами... молоток никуда не взметнётся.

В этот миг я ещё не схватил его, ломая нечто непередаваемо хрупкое и важное.

А те, на кухне... которых я снова мог с теплотой называть "папа" и "мама"... ещё не предавали меня, покупая путёвку в лагерь.

В этот миг и мысль такая, наверное, им в голову не приходила.

Я ещё не превратился в проблему, которую надо решать быстро и кардинально.

Более того, я не собирался в неё превращаться.

Там, на экране, под действием летящих камней и шаров, моё здоровье стремительно таяло. Ещё чуток, и я завалюсь, а экран покроет кровавая пелена.

А мне всё равно, потому что я находился здесь, по эту сторону экрана, у себя дома.

Игрушка стала ненужной, плоской, неинтересной. Вместо пыхтящего выплывающего из тумана Большого Босса я видел, как иду меж магазинских полок, складывая в корзину всё необходимое.

Меня ещё не отправили в тот вариант будущего, но я уже мысленно был там.

Зовите. Посылайте. Я готов. Только не покупайте мне билет в один конец. Только не становитесь такими, кто готов его купить. А я никогда-никогда не стану таким, кто способен швырнуть молоток в живого человека.

Верьте мне!

Скрипнула дверца шкафа, и оттуда вылез леший.

Да я меньше удивился бы, если бы из монитора выломился в комнату Большой Босс.

Не вязался пришелец чужого лесного мира с моей прежней городской жизнью.

И мне внезапно стало грустно, потому что ничего ещё не закончилось.

Хотя голоса на кухне звенели и звенели.

На деревянной ладони лежал Ulysse Nardin Chairman Diamond Edition с замершими стрелками на экране. Сбоку сверкал рифлёный шпенёк для перевода стрелок. И высилась гладкая загадочная кнопка.

– Забирай часы, – хрипло поторопил леший. – Жми кнопку. Тогда ЭТО время станет ТВОИМ. Настоящим. Тем, которое сейчас.

Я схватил мобилу, словно она собиралась исчезнуть.

И коснулся кнопки. Не нажал, а погладил легонько, как залог, что есть он у меня – Путь к Счастью. Но прежде хотелось узнать.

– Меня не отправят в лагерь? Точно-точно?

– Но ты же не станешь хвататься за молоток! – удивлённо воскликнул леший.

– И всё останется, как прежде?! И не будет никакого лагеря, затерянного в лесу?!!!

Леший поморщился.

– Лагерь никуда не денется. Просто ты, если правильно будешь себя вести, в него не попадёшь.

– А Лёнька? А Килька? А Жорыч и Кабанец?!

– Они тут причём? – спросил леший.

– Я не... – фраза началась, но тут же скомкалась и стихла.

Пусть только меня оставят. Дайте лишь задержаться в нормальной жизни. Всё будет пучком! Я же знаю, что должно случиться. Я просто отправлюсь на место сбора. Я что-нибудь придумаю, чтобы автобус никуда не уехал. И все останутся в городе. И все будут живы.

– Ты, верно, думаешь, что можешь всех спасти? – спросил гость из запределья. – Поверь, это не так. Все, кому положено уехать, отправятся в лагерь. Однако тебе никогда не найти туда путь. Искривление будет отводить твою жизнь от любого с ним касания. Жизнь – тёмный лес. И разве не сумею я запутать в нём все тропинки, которые сочту тебе ненужными?

– Я буду знать о лагере? – вопрос прозвучал выстрелом, а следом отправился ещё один. – Или забуду?

– Чистить память – это не ко мне, – развёл руками леший.

– Но как же тогда жить? Как жить, зная, что где-то исчезают люди? И ничего не делать!

– Живи, как все прочие. Ты даже не представляешь, о каких мерзостях известно большинству людей. Но они прекрасно живут, убедив себя, что изменить ничего невозможно.

– Я могу нажать на кнопку, – качнулась моя голова. – А ведь могу и не нажимать.

– И вернёшься в опустевший лагерь, – пожал плечами леший. – Подумай хорошенько, насколько оно тебе надо.

А голоса на кухне продолжали божественно звенеть.

– Поторапливайся, – приказал леший. – Стрелки уже откручены. Но затягивать не надо. Есть риск пропустить контрольную точку. Мы распрощаемся, а после... Очень скоро тебя отправят в магазин.

И мне невероятно захотелось бежать в магазин. А после вернуться. И пообедать. И помыть посуду. За всеми. И после сесть за комп и погрузиться в сеть. И, может, даже снова запустить игру и завалить Большого Босса и ту пару вредной мелочи. Ведь дальше откроется следующий уровень.

В то же время я знал, что по первой же указуйке я выключу комп и даже перережу провод. Немедленно. Если попросят. Теперь я знаю, что могу потерять.

"Не тормози! – выло что-то внутри. – Жми кнопку, мудила! Жми кнопку!!!"

Я видел светлое будущее. День за днём. Год за годом.

И одновременно помнил, как Лёнька резал провода в "Спящей Красавице". И как, счастливо улыбаясь, смотрел с лестницы в окно второго этажа на нечто неведомое, но невыразимо прекрасное. Лёнька, который вот сейчас ещё где-то жив. Но которого при любом раскладе уже не спасти от участи лесного духа. Ни в светлом будущем, ни в тёмном. Потому что билет ему уже куплен. И Машуня останется спать, пробуждаясь лишь на молодую Луну. Но только на мосту она теперь никого не встретит. Потому что её билет куплен задолго до моего, а вот мою покупку могут и аннулировать.

И тогда я снял палец с кнопки. Просто, чтобы не нажать случайно. По глупому безвольному импульсу.

Корявые деревянные пальцы вырвали Ulysse Nardin Chairman Diamond Edition из моей руки и свирепо сжали с противным болезненным хрустом пластика и металла.

Голоса, не успевшие отправить меня в магазин, тут же стихли. И стало темно.

Стволы лесных великанов высились мрачными колоннами. Тяжёлый чемодан с канистрой оттягивал руку. Впереди виднелись знакомые ворота. Я не видел, что над ними написано, но помнил наизусть каждое слово. Каждую букву со всеми её трещинками.

Рядом никого не было. Но меж травинок неподалёку что-то чужеродно поблёскивало. То ли груда покорёженных часовых шестерёнок. То ли изувеченный корпус элитной мобилы.

"В жизни всегда есть место подвигу, – снова подумалось мне. – Но в этот момент всегда хочется оказаться в другом месте". С какой-то невыносимо щемящей грустью я ощутил, что слова эти утратили прежний смысл. Меня только что отправляли в другое место. И разве кто-то заставлял возвращаться?

Среди леса разрисованный чемодан казался таким же чужеродным, как Ulysse Nardin. Мне не хотелось брать его в лагерь. Хотелось оставить кому-то, для кого он обернётся домом. Положив чемодан, я с лязгом открыл оба замка, достал канистру, закрыл крышку обратно и бережно, словно живое создание, вынес чемодан с дороги и оставил на высоком пне.

Он не должен сгореть вместе со мной. Это плохо, когда горят дома, в которых можно жить. Жечь надо лишь те дома, в которых умирают. Например, корпуса утилизационного лагеря.

На всякий случай я решил открыть канистру. Чтобы не терять время потом. Вдруг там у меня его будет слишком мало. Отвернув тугую крышку, я с наслаждением учуял запах бензина. Нет-нет, я не собирался становиться токсикоманом, ловящим призрачное счастье в парах летучей жидкости. Наоборот, бензин прогонял призрачность. Он был моим оружием. Реальным оружием. Не пистолетом. Не автоматом. Не лезвием ножа. Но оружием, дарящим уверенность.

«Но если даже всё получится, – внезапно проснулся чёртик. – Если не будет искривления реальности. Если вместо лагеря будет самый обычный лес, ты просто спроси себя об одной вещи: разве изменятся те, кто покупает билеты всем исчезающим здесь? Сожжёшь лагерь – разве решит это их проблемы? Разве не станут они искать другой способ избавиться от балласта?»

"Я отберу у них шанс поступить подло, – ответил я чёртику, а, может, самому себе. – Если лишаешь кого-то шанса совершить дурной поступок, быть может, он сумеет найти и достойный выход".

Я абсолютно не представлял, как теперь сложится моя жизнь. Но я вполне мог расписать самое ближайшее будущее. Теперь я не трепыхался в пустоте и одиночестве. Я собирался закрыть лагерь. Закрыть так, чтобы в один конец больше никому билет не покупали.

Возможно, я стану последним, кому достался такой билет. Потому что обратной дороги нет. Потому что я, сжигая корпуса, не забуду и о воротах в Осеннем Углу.

Хотя нет... К воротам я пойду в первую очередь.

"Теперь у меня есть цель, – весело подумал я. – Ооооо, ещё какая цель! Ни одни ворота перед ней не устоят".

"Как жизнь? – вспомнил я древний анекдот. – Да как в сказке! – А как в сказке? – Чем дальше, тем страшнее!" Ворота отделяли наш мир людей от мира ужасно сказочного леса, куда призывает потерянных детей Яг-Морт. И обратного пути для них не существует. Но если ворот как грани между мирами не станет? Быть может, искривление реальности исчезнет. Бесследно пропадёт лес жёлтых деревьев, и на его месте восстанет обычная зелень, которой ещё жить и жить до наступления сентября.

Которого мне, возможно, уже не увидеть.

А если за пепелищем ворот останется жёлтый лес? Тогда я пойду в самую его чащу. И я очень надеюсь, что найду ту свирепую и лохматую гору, заправляющую искривлённой реальностью. Яг-Морта, лепящего свои подобия из детей, преданных родителями. Но больше всего я надеюсь на то, что, когда я его найду, в канистре ещё останется достаточно бензина.

я нварь 2016 – июнь 2018