Текст книги "Ван Вэй Тикет (СИ)"
Автор книги: Window Dark
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Яркий, красочный, манящий.
Возможно, ждущий следующего. Того, кто тоже мнит себя героем, с которым не случается плохих вещей.
С какой-то странной неприязнью я подумал, что ничем не лучше.
Но ведь длинная могучая тень следовала не за Килькой. И не ему встречался ужасный медвежонок. И не он видел в тумане над озером косматую голову водяного.
Удивительные знаки и странные встречи кто-то предназначил лишь мне.
Интересно, если я сейчас пройду мимо айфона, выскочит ли из придорожных кустов та чёрная масса, дабы оборвать и мою историю?
Пробовать не хотелось. Чужие ошибки иногда дают хороший урок. Прямая дорога к побегу для меня явно закрыта. Нет, если я не понимаю прямых намёков и готов переться в пасть чудищам, тогда вперёд! Но Избранные так не поступают.
С острой печалью, но в будоражащем ожидании чего-то невероятного я развернулся и поплёлся обратно. Туда, где над аркой темнело название "One Way Ticket".
И всё же планов разыскать друга я не оставил. Но не просто разыскать, а сбежать вместе. Когда мы драпанём из лагеря с Лёнькой, в этой пьесе не будет роли оруженосца. Там будут два рыцаря, скачущие к круглому столу, за которым уже сидят остальные. Те, с кем можно решить любую проблему. Те, с кем вместе совершишь любой подвиг.
Глава 1
6
Тот миг, когда становишься духом леса
Потом я думал, а что, если бы я перетерпел. Если бы не завалился спать после завтрака. Если бы уговорил Лёньку выбраться в лес. Не оставаться в лагере. То, что случилось, могло случиться лишь на самой территории. А мы бы прятались вне её.
Изменило бы это хоть что-нибудь?
Или выбор неведомые силы уже сделали и просто дождались удобного момента?
И тогда история, сделав небольшой крюк, снова свалилась бы в колею, протоптанную чудовищно огромными лапами.
Корпус старшаков встретил меня безмолвием. Не было никого в скорбной обители. И хоть вокруг властвовала летняя зелень, я ощутил то странное чувство, когда гулял по брошенному лагерю где-то между вторником и четвергом, в осеннюю среду, прошедшую в этом мире без меня. В траве чернел чей-то башмак. Кто-то исчез? Или эта обувка пасётся здесь со времён «Могучих Рейнджеров»? Ботинок не выглядел новым, но на душе всё равно стало неуютно.
Чернильная туча, родившись на севере, сейчас захватывала запад и восток. Я глядел на пепельные разводы и седую бахрому по краям. В глубинах тучи полыхали электрические разряды, но отчего-то не фиолетовые, какими бывают обычные молнии, а изумрудно-зелёные. Свободную часть неба будто заволокло туманом. Солнце сквозь сизую пелену казалось неприветливой багровой луной. В его сторону я тоже старался не смотреть. Спокойнее всего, сейчас смотреть под ноги.
Быстро темнело. Словно ночь грубо вышвырнула вечер и злорадно расползалась по округе не в своё время. Окна и нашего корпуса, и корпуса старшаков превратились в квадраты тьмы.
Где все? Кто мне ответит?
Может, если начало темнеть, народ потопал на ужин?
Гипотеза мне понравилась, и я поспешил по аллее к столовой. Тополи, как чёрные рыцари, безмолвно пропускали меня через невидимые сторожевые посты. Покорёженные фонарные столбы меж ними казались то ли воткнутыми копьями, то ли несчастными оруженосцами.
Уже издали я увидел, что окна обеденного зала темны. Соберись там народ, в глубине сейчас пылали бы багряные отблески свечей. Меня раздирали противоречивые планы. Хотелось срочно броситься к лагерному выходу и навсегда унестись прочь из этих мест. Но ничуть не слабее хотелось пошариться по округе, чтобы отыскать Лёньку. Или хоть кого-то. Под навесом зловещей тучи я больше не мог оставаться одиноким путником, надеющимся исключительно на милость Высших Сил.
Я прошёл мимо красного кубика, где прятался пожарный шланг. "Не шланг, а рукав, балда", – вспомнил я окрик Большого Башки. Какой далёкой казалась сейчас та ночь. И куда более спокойной. Ведь тогда никто ещё ничего не знал о Яг-Морте. Ведь тогда ещё никто не исчез.
Завернув за угол столовского корпуса, далеко-далеко я увидел прижавшуюся к земле россыпь мерцающих огней.
Вспомнился кинотеатр в ночи. Его освещали похожие огни. Но чтобы их увидеть, надо было явиться к нему ночью. Но вот как раз ночью оказаться там мне не довелось.
Хотя я мог.
Оставался один шаг.
Всего шаг, и я его не сделал.
Потому что это был шаг из разряда последних. И тысячу раз подумаешь, прежде чем его сделать. Или делаешь его в каком-то азарте, неистовом кураже. Делаешь, чтобы потом, быть может, крупно пожалеть.
Вовка и Ринат звали меня с собой. Была "Ночь в кино". Платишь за один билет, а зыришь фильмы до самого утра. Ну, или сколько выдержишь. И фильмаки обещали интересные. Не новьё, разумеется. Я их все уже смотрел на компе или по телевизору. Но тут большой экран. И ночь. Ночью любое мероприятие кажется особенным – наполненным тайнами и загадками. Мне и казалось, вот сейчас приземлюсь в кресло и... Я ведь не посерёдке сяду, а с краю. И, наверное, рядом со мной окажется Она. Я буду смотреть фильм с замиранием сердца, осторожно кося глазами в сторону. Чтобы видеть её точёный носик. Чтобы заметить блики в её чарующе прекрасном глазу. А когда будет перерыв, я обязательно спрошу её имя.
И она мне его назовёт.
Я покупал билет не в кино, а в сказку. Сказку, которая начнётся в эту ночь и не закончится никогда.
Покупал бы.
Потому что билет я так и не купил.
Не, на этот раз капиталов мне хватало. Но чего-то я не сделал по домашней уборке. То ли ковры не выбил, то ли ещё чего. Такая ерунда никогда не запоминается. Однако меня решили наказать.
Я спорил. Я сопротивлялся. Я доказывал, что такая ночь всего лишь раз в году. Что несправедливо ждать до следующего года. А то, что я будто бы не сделал, сделаю завтра. Я обещал и клялся.
Впрочем, это ничего не изменило. Моим воспитанием решили заняться всерьёз. "Никуда не пойдёшь", – заявили мне. "Раньше надо было думать", – напомнили мне. Много чего я услышал тогда, пока мне всё не надоело.
Взбесившись, я хватанул с кровати брошенную куртку и рванул к двери.
Не тут-то было!
Батя просто загородил мне путь.
И вдруг...
Я сам удивился, когда это понял.
Меня словно долбануло и ошарашило.
Я увидел, что одного роста с батяней. Что ничуть его не слабее. Что сложение у него достаточно хрупкое.
А у меня нет!
И я могу просто отодвинуть его с пути и шагать себе дальше.
Вот просто оттолкнуть и всё!
Я смотрел на него в удивлении.
А потом внезапно догадался, что он сейчас понял всё то, что я понял минутой раньше.
Я мог его сдвинуть с дороги и шагать в кино.
Но не стал.
Потому что я абсолютно не представлял, как потом возвращаться домой после такого.
Толчок всё менял. Всё рушил. Система незримых, но ощутимых правил после него исчезала.
А я не готов был к её исчезновению.
Пока не готов. Сегодня ещё не готов.
Поэтому я, обиженно сопя, швырнул куртку на пол и потопал в свою комнату.
А батя стоял и смотрел на брошенную мной куртку у своих ног. И я чуял, что напряжение его не покидало.
Я шёл в комнату, а перед глазами стояла цепочка огней. Россыпь лампочек. Ночная иллюминация кинотеатра, куда я так и не попал. Похожая на далёкие мерцающие огоньки, которые я видел сейчас.
Все события вершились сейчас в Осеннем Углу. Ничего не оставалось, как следовать туда и попытаться разобраться, что же произошло, и как теперь нам обустроить лагерную жизнь дальше. Миссия героя-одиночки мне не подходила. Я не чувствовал себя победителем, от одного вида которого шарахаются прочь враги и обстоятельства. А вот побыть удачливым разведчиком можно.
Зарывшись в траву, я пополз навстречу неизвестности. Пяти секунд хватило, чтобы разведчиком-пластуном мне быть расхотелось. Слишком медленно сокращалось расстояние. Слишком сырой была земля, а трава неласковой и холодной. Меня спасла полоса кустов, тянущихся пунктиром к тому участку, где две линии забора начинали вытягиваться в едином направлении, чтобы потом оборваться запертыми воротами. Замерев в последнем кусте, я принялся оглядывать территорию, насколько позволяла мгла.
Первое, что меня поразило, – открытые ворота.
Можно было вывинтиться из укрытия и со всех скоростей ломануться в запретные пределы. Но лучше было убежище не покидать, пока что-нибудь не прояснится.
Я таращился из кустов, пока не сообразил, что здесь проложена дорога.
Невидимую дорогу отграничили высоченными оглоблями, верхушки которых были обмотаны пылающими клубками. Из яркого мечущегося во все стороны огня ветер вырывал чёрные листья копоти. Огненные столбы пронизывали Осенний угол до самых ворот. Их пламя уменьшалось вдали, превращаясь в искорки. Потом шла тьма. И в ней, далеко-далеко, пылал ещё один огонёк.
В голове зачем-то пульсировало определение из учебника: "Биссектрисой треугольника называется отрезок, соединяющий вершину с точкой на противолежащей стороне этого треугольника". Где-то там, в ночном лесу, пряталась эта загадочная точка.
Чем больше я всматривался в таинственный далёкий огонь, тем меньше мне хотелось соваться в лес. Я не был бабочкой, летящей на пламя, как на желанный цветок – главное предназначение её короткой жизни. Но отвести взор тоже не получалось. Поэтому я и пропустил Прибытие.
Из оцепенения меня вырвал звук. Стучали барабаны. Я словно уже где-то слышал эту мерную ритмичную дробь. Смутно вспоминалось царство осени. Треугольная избушка. Вэрса, открывший дверь в комнату часов. Разве всё это мне не приснилось?
И разве не снится мне то, что происходит сейчас?
Угольная туча уже распласталась по небу, превратив мир в одну сплошную ночь. Но из неё вырывались грозные зелёные молнии. Зигзагами они падали, разрывая стылый мрак, и исчезали за чёрными верхушками леса. Факельное пламя озаряло полотно забора и деревья за ним. По багровому полотну танцевали странные бесформенные тени, перепрыгивая на листву и обратно. Я отвернулся от ворот и узрел, как нечто движется мне навстречу.
Нет, это была не тёмная гора.
Это напоминало многоножку. Но напоминало вдалеке. Когда оно приблизилось, я увидел две шеренги лохматых существ. Почему-то я не испугался. "Яг-Морт где-то там, в глубине чащи, – думал я, разглядывая мрачных человекоподобных великанов с огненными глазами. – Но вот его уродливые подобия".
У процессии не было вожака. Пара, шедшая впереди, била лапами по длинным барабанам. Такие иногда показывают по телику, когда вещают об Африке. Эти барабаны и рождали мелодию, сотканную ударами. Грозную и печальную одновременно.
Остальных разглядеть было трудно. Только виделось, что ближе к центру четверо тащили по факелу. И только, когда шествие приблизилось, я увидел меж четвёрки с факелами Лёньку.
Удивительно, с каким спокойствием шёл он в этой процессии. Словно и не случилось ничего. Словно идёт он по городской улице, о чём-то немного задумавшись. Так, чтобы не налетать на встречных. Но и так, чтобы взор скользнул мимо друзей, если среди встречных окажутся и они.
А чего это лохматые собираются сотворить с Лёнькой?
Я готовился выскочить из кустов. Нестись. Головой, словно тараном, прошибить любые преграды, опрокинуть всё и всех. Когда процессия приблизилась вплотную, во мне разжималась упругая пружина, готовящаяся выбросить меня навстречу другу.
Но тут...
Мы встретились глазами.
Я подался вперёд, зная, что стартую.
Что торпедой врежусь во вражескую процессию.
Что выбью Лёньку из страшной цепочки.
Мы убежим. Мы обязательно затеряемся в ночи!
Но я увидел, как Лёнька быстро и резко мотнул головой.
"Не смей! – говорил его жест. – Ты мне НЕ ПОМОЖЕШЬ. Ты ДОЛЖЕН остаться".
Я словно заледенел, не веря.
Позови!
И я мир переверну.
Закручу вокруг оси всю планету, сбросив центробежными силами всю вражью рать. И даже, окажись Земля плоской, встряхну её покрывало, и лесная нечисть безвольно улетит в космические дали.
Чего же ты не зовёшь?
Дай сигнал, что мы – вместе!
Лёнька снова быстро и резко мотнул головой, а потом перевёл взгляд куда-то вдаль, за распахнутые ворота, словно видел блестящий и сверкающий мир, ждущий только его. Блистающий мир вместо ужасов, открывающихся за воротами Осеннего Угла.
Процессия двигалась мимо меня, лохматые то закрывали Лёньку, то снова я видел его худощавую фигуру в свете четвёрки факелов. Хуже всего то, что теперь я видел только его затылок. Пришлось снова бросить взгляд вдаль. Туда, куда уходила дорога с огненными верстовыми столбами.
Там, далеко-далеко впереди, теперь виднелась тёмная гора. Её слабо освещала почти полная луна в разрыве чёрной тучи. Гора выделялась стылой неподвижностью в отличие от мятущейся под пронизывающими порывами ветра листвы. По серебряным в лунных лучах кронам деревьев танцевали таинственные тени. А гора отливала угольной тьмой. Потом в её округлой вершине вспыхнули два алых круга. Словно зажгли вдали ещё пару факелов. Или раскрылись глаза неведомого создания.
Все тёмные горы и зловещие тени, что раньше встречались мне в окрестностях лагеря, не шли ни в какое сравнение с той могучей горой, что вставала впереди. Они были лишь его небольшими копиями. Смешными лохматиками. Парой болонок в сравнении с Собакой Баскервилей. Все, кто преследовал меня раньше, не были Яг-Мортом. Просто не могли им быть. Я это понял сразу, взирая на ту шевелящуюся ужасную массу, что поднималась на горизонте.
Я содрогался от ужаса.
Да что я, от такого великанища умчался бы прочь даже Годзилла.
Но Лёньку мрак, встававший средь леса далеко впереди, похоже, ничуть не пугал.
Его шаги наполняло ледяное спокойствие.
Он удалялся. А процессия лохматых остановилась и раздвинулась в стороны, словно им было не положено переступать какую-то границу.
А Лёнька уходил. Как Машуня от моста в ту нашу единственную встречу, когда довелось поговорить друг с другом. И между нами вырастала стена. Прозрачная. Но неприступная.
В какой-то момент он замер. Ноги его подогнулись. Медленно-медленно он упал на траву. Как Маленький Принц из детской книги. Только здесь высокие стебли сразу скрыли поверженное тело. И мне показалось, что неспокойных, мечущихся по листве теней стало на одну больше.
Потом я придумал тысячи способов, как можно было выручить Лёньку. Я не знал, сработал бы хоть один из них. Но никак не мог простить себе то, что в главный момент голова вдруг стала оглушающее пустой.
С мерзким визгом лохматая толпа разбежалась прочь. Один из лохматиков чуть не отдавил мне руку. А я даже не отдёрнул её. Я смотрел сквозь тьму, поглотившую друга. Створки ворот со страшным скрипом качнулись и сомкнулись, громыхнув так, что и земля дрогнула. Странный мир снова оказался отрезан от меня, оставшегося в обычной жизни. Мощный порыв ветра одновременно задул огни на верхушках столбов. Стало темно. Только откуда-то сзади на траву падали слабые сполохи света. В одном из корпусов, наверное, зажгли свечи. Если ещё осталось кому чиркать спичками. Столбы превратились в обычные палки. Пахло гарью.
Гарь щипала глаза, и те наполнились слезами. От этого весь мир стал призрачным, ненастоящим. Каким-то искажённым, выпуклым, будто я глядел на него сквозь бутылочное стекло.
Меня охватила жестокая неизбывная тоска. Если не считать мимолётную встречу с Машуней, Лёнька был единственным светлым пятном в жизни этого странного лагеря. Я не смог ему помочь. И я почему-то твёрдо знал, что больше его не увижу. Он выбрал себе дорогу. По каким-то твёрдым убеждениям ему легче превратиться в бестелесного лесного духа, чем вернуться туда, где он снова становился балластом.
Я вылез и кустов и повернулся к столовой.
Между мной и далёким корпусом загадочным столбом темнела высокая фигура.
Мне нечего было терять, и я просто пошёл навстречу.
Но не копия Яг-Морта ожидала меня на пути. Там стоял Ефим Павлович, задумчиво жевавший соломинку.
– Провожал друга в последний путь?
Я не ответил. Я не испугался. И даже не огорчился. Просто ощущал неимоверную усталость. Палыч сейчас не был даже врагом. Просто деталью обстановки. Как и его знаменитая книжечка, которую он уже достал из кармана. Пальцы другой руки сжимали карандаш, и карандаш этот что-то негромко, но весело барабанил, как барабанят в серебряные барабаны красивые девчонки-мажоретки.
– Когда я был таким, как ты, в старших классах мы постоянно писали сочинения на тему "Проблема лишнего человека". Печорины там, Онегины всякие. "Принадлежа к высшим классам общества, лишний человек отчуждён от дворянского сословия, презирает чиновничество, но, не имея перспективы иной самореализации, в основном проводит время за праздными развлечениями, – нудный монотонный поток почему-то напомнил мне Кильку. – Такой стиль жизни не в состоянии облегчить его скуку, что приводит к дуэлям, азартным играм и другому саморазрушительному поведению".
Ему, определённо, хотелось почесать языком, но я не в силах был вести диалог и давать обратную связь даже нечленораздельными звуками.
– Как же легко когда-то жилось лишним людям, – усмехнулся начальник. – Когда учишься в школе, ещё не задумываешься, как много, оказывается, в мире лишних людей. Но вырастаешь, и проблемой становится забота о том, чтобы лишних людей не было. Её ведь всякими способами решить можно, проблему эту. В том числе и таким...
И он посмотрел в сторону Осеннего Угла. Туда, где путь в лес снова закрывали ворота.
Мне были по фигу все лишние люди. Мне хотелось знать одно: а могут ли в один день лесными духами стать двое?
– Этот... ну, в лесу который, – губы едва разжимались. – Он ещё будет выбирать?
– Скорее всего, нет, – Палыч задумался, почесал лоб кончиком карандаша и поставил галочку в строчке, в окончании которой явно читалось "Леонид".
– А почему рядом со мной шарик? – спросил я через силу.
– Это не шарик, – рассмеялся начальник. – Это нолик. Перечёркнут он специально. Так его в программах компьютерных обозначают, чтобы с буквой "О" не путать. Это всего лишь нолик. Он означал, что тебя можно обнулить, так как на иное ты точно не годишься.
Я горько улыбнулся. Как часто в мечтах ты – Избранник, а по жизни откровенный ноль.
– Ты же исчезал, но при этом тебя явно никуда не пристроили, – Палыч словно чувствовал потребность всё разложить по полочкам. – Тогда я и подумал, что тебя просто обнулили из этого времени. Такое иногда бывает, когда здесь оказывается человек, который тут не нужен. Но для чего-то он может пригодиться где-то там. Тоже, понимаешь, проблема лишнего человека.
А, может, ему просто скучно? Что делает козёл-поводырь, когда мясник прирезал стадо? Не тянет ли его пообщаться со случайно выжившим бараном? Так сказать, обсудить перипетии жизни.
– Но ты вернулся. Значит, тебя не обнулили. Впрочем, Дмитрий, для тебя теперь большой разницы нет. Надо лишь дождаться, когда смена закончится. А она уже на исходе. Даже раньше, чем мы предполагали. Это же хорошо, что мы сможем вернуться домой раньше.
Он усмехнулся, и я как-то сразу ухватил, что там, в этом уверенном "мы", места для меня нет.
Глава 1
7
Одиночный побег из одиночного заключения
Я не заметил, как Палыч оборвал разговор и куда-то отчалил. Я размышлял над выбором Лёньки. Почему-то он заранее согласился, что его вычеркнули из списка живых. Почему-то поверил, что его записали в разряд балласта, а потом балласт сбросили. И что он, Лёнька, мог быть отпетым хулиганом и жестоким бандитом. А мог быть бескорыстным добряком и самым замечательным парнем на свете. Но это ничего не меняло. Он решил, что его предки намеренно купили ему билет сюда. А, значит, обратного пути не предполагалось.
Зловещая туча нависала чёрным потолком. Изломанными колоннами зелёного света били с мглистых небес в несчастную землю молнии. Одна из них, ударив возле столовки, выхватила её из тьмы, представив кукольным домиком. Надо было заглянуть в наш корпус. Быть может, уцелел Жорыч? Или даже Голова-дыня. Любому из них я сейчас бы обрадовался. Но вместо пацанов на крыльце меня ждал Сан Саныч. Увидел. Вскочил. Обрадовался чему-то даже.
– Где пацаны? – хрипло спросил я.
– А всё закончилось, Димка, – сказал он чуть ли не ласково. – Всё важное уже произошло. Теперь подчистят территорию от хлама. И лагерь закроется. До следующего лета.
"Проиграл", – с каким-то отчаянным бессилием подумалось мне.
Игра финишировала. Я в плену.
Сан Саныч деловито похлопал меня по груди, потом по карманам джинсов, затем полез в карманы куртки. Найденные сотки и десятки он быстро сунул себе в напоясник, хмыкнув: "Тебе они вряд ли уже пригодятся".
Эта фраза почти заставила меня сдаться. Взор уже не рыскал по сторонам, выискивая возможность броска. Жгучее желание убежать постепенно вытесняло тупое безразличие к собственной судьбе.
Затем Сан Саныч извлёк веретено, концы которого так и оставались замотанными платком. Я уж и забыл о находке из "Спящей Красавицы". Левой рукой вожатый цепко удерживал моё плечо. Правая занялась платком. Мизинец и безымянный палец обхватили веретено, а остальные три принялись распутывать узел. Эта троица действовала весьма ловко: минуты не прошло, как тряпица полетела наземь.
Освобождённым оказался конец, испачканный кровью. Сан Саныч задумчиво глядел на него, потом протянул указательный палец и легонько коснулся кончика, проверяя его остроту. Я увидел, как на пальце, словно болотная клюква, вырастает блестящая ягода крови.
Глаза вожатого сомкнулись, ноги подогнулись, пальцы безвольно сползли с плеча. Сан Саныч, затейливо изогнувшись, сверзился в лесные травы. Я думал, падение пробудит его. Но вожатый продолжал оставаться скованный непонятным колдовским сном. Словно знаменитая героиня детской сказки.
"Искривлённая реальность, – вспомнил я Ефима Палыча. – Здесь может случиться такое, что никогда не случится в иных местах".
Случившееся было на руку. Игра не закончилась. В ферзи взяли не мою персону. Конями и слонами тоже становились другие. Но и меня пока нельзя называть битой пешкой. Я ещё стоял на игровом поле, имея шансы дотянуть до финиша, каким бы он ни предполагался.
Но подобрать злосчастное веретено я почему-то забоялся.
Надо было идти к воротам. А я стремался. Казалось, дорога за лагерем изобилует ловушками типа iPhone, когда оборвалась жизнь несчастного Кильки. Мне не хотелось отступать в одиночку. Хотелось прихватить кого-то с собой. Только такого, чтобы мыслил, как я. Чтобы не купился на разные там приспособы и гаджеты.
И ещё, как ни покажется удивительным, меня терзало печальное недоумение. Очень обидным стал факт, что Избранным оказался не я. Нет-нет, только не думайте, что я хотел поменяться местами с Лёнькой...
Вернее, не так!
Предложи мне, чтобы я стал духом лесным, а Лёнька поднялся бы из травы и отправился домой, моя рука недрогнувшими пальцами подписала бы любой договор. Добровольно идти в пасть неизвестности желанием я не горел. Метаться по деревьям сизой тенью – не моё призвание.
Печалил факт, что я ничем не лучше остальных. Тех, кто уже исчез. И тех, кто исчезает прямо сейчас. Интересно, переправит ли Палыч нолик на галочку, когда со мной всё будет кончено?
В этот самый момент мне жутко захотелось похавать. Да и при побеге в город хорошо прихватить с собой всяческие ништяки. Поэтому я свернул к столовой, однако далеко не продвинулся. На пути к корпусу стоял повар. В руке он сжимал нож с широченным лезвием. Мне показалось, что лезвие испачкано в крови. Но потом я понял, что ошибался. Кроме того, вспомнилась фраза Палыча: «Мы, поверь, тут совсем не при делах. Забираем жизни не мы». Повару не нужно брать на себя мокруху. Он не охотник. Он всего лишь загонщик. Тот, кто гонит нас на забирающих жизни.
Хуже всего, что потеря статуса "Избранный" означало самое плохое. Теперь со мной в любой момент могло случиться, что угодно. Я ничем не отличался от любого из мальчишек, подлежащих утилизации. Собрать команду не получалось. Быть может, территорию уже подчистили. И из всего хлама осталось утилизировать лишь меня?
– Слышь, ты. Ну-ка, сел сюда, – донеслось слева.
Обернувшись, с радостным изумлением я увидел Кабанца, замершего на корточках.
– Тебе говорю, – зловеще прошептал он. – Не маячь.
Я мигом присел, откатившись с аллеи к Большому Башке.
– Видел кого-то из наших? – напряжённо спросил он зловещим шёпотом.
Я мотнул головой, чувствуя, как внутри нарастает радостная волна. Теперь, в этой страшной ночи, я не один.
Тем не менее, сидеть на корточках – праздник невеликий. Прошло несколько минут, и ноги стали зверски болеть. Хотелось просто сесть в траву. А Голове-дыне хоть бы хны – словно всё детство провёл на корточках.
– Чё делать будем? – спросил я, отдавая старшинство Большому Башке.
Он не ответил. Он не строил далёкие планы. А то, что вершилось сейчас, откровенно не понимал.
– Найти бы кого ещё, – хрипло признался он.
– Это вряд ли, – ответил я. – Может, мы последние, кто ещё не поисчезал.
– Ты с Лёнькой всё время шарился, – вспомнил Голова-дыня. – Где его потерял?
Моё лицо дёрнулось от укола горя.
– Утилизировали, – ответил я тоном ведомого на расстрел. – Как и положено в лагере этом. Знаешь, что за лагерь-то, где мы щас?
Я думал, что он тупо скажет название, но Кабанец лишь нахмурился:
– Ну?
– Утилизационный, – сказал я с каким-то циничным злорадством, будто общая скорбная участь меня не касалась. Я ждал вопросов, чтобы медленно, со вкусом, разъяснить, что здесь и как.
Но вопросы не прозвучали.
– Утилизационный, – с каким-то напряжением проговорил Большой Башка, а потом добавил. – А, знаешь, когда мне покупали сюда билет...
И вдруг замолчал. Отвернулся даже. Словно догадался о чём-то важном, но таком, чего не должен был знать я. А мне некогда было спрашивать. Я увидел, что повар свернул с аллеи и двигался теперь в нашем направлении.
Мы старались не дышать. Наверное для Кабанца это не в пример труднее, чем мне. Такой массе требуется уйма воздуха. А ещё терзала боль в отсиженных ногах.
И тут я чуть не сел, ибо локоть Кабанца немилосердно ткнул в бочину.
– Слышь, Димыч, – прошептал Большой Башка. – Тебе с этим кентом не совладать. А я попробую. Сейчас я его отвлеку, а ты рви из лагеря.
Он вдруг сунул мне перочинный ножик, до которого раньше никому не позволял дотронуться, потом бросился под ноги повару, а тот споткнулся и нелепо упал. После они схлестнулись, обхватили друг друга и укатились во тьму.
Я понял, что сейчас рванусь на помощь. Что нельзя вот так просто взять и убежать. Даже если тебе приказали.
Я даже вскочил, чувствуя блаженное ощущение, когда натянутые жилы получают свободу и избавляются от боли. Глаза впились во мрак, выискивая точку, где шевеление тел, сплетённых схваткой, выдавало продолжающуюся борьбу.
Зелёно-фиолетовая молния ударила в ту точку. Запахло электричеством. Медленно подойдя к выбитой лунке, я наклонился. Я боялся увидеть два мёртвых тела, но в лунке не было никого, словно электрическая стрела пробила земную твердь насквозь и уволокла за собой и Кабанца, и повара к антиподам.
Ещё одна молния ударила в землю почти рядом со мной. Я заметил на руках россыпь маленьких разрядов, словно крошечных светляков, исчезающих с тихим потрескиванием.
Почему-то я вспомнил чёрную водокачку в лагере девчонок и внезапно стал считать молнии местью Йомы, лишённой подпитки нашей вчерашней вылазкой. В эту секунду призрачные ловушки перестали пугать. Я понял, что следующая молния долбанёт в меня.
Стало ясно, что утилизация продолжается. Лишних людей оставаться не должно. И зелёные молнии тоже служили поставленной цели. Ноги сами сорвались с места и понесли меня по аллее в самое её начало, где в ночной мгле угадывалась арка с надписью "One Way Ticket".
Выскочив из лагеря, я молил неведомые силы дать мне знак. Какое-то утверждение, что для меня существует путь обратно. К чёрту избранность. Пусть я буду самым обыкновенным мальчишкой. Но буду! Только дайте мне шанс добраться до дома!
А взор рыскал по дороге, выискивая ловушки, чтобы вильнуть в сторону и обойти их хоть за пять километров. Я уже был близко от той черты, где когда-то валялась солидная мобила. Но сейчас никакого айфона прямо по курсу не наблюдалось. Скорость упала до минимума. Может, это очередная ловушка? Или шлагбаум подняли, и путь открыт? В любом случае попытаться прорваться стоило. Не сидеть же в лагере, дожидаясь окончательной утилизации?
Я обернулся, увидев, как отдалилась арка входа. Зелёные молнии продолжали шпарить по лагерю. И били они достаточно далеко от того места, где, дрожа от напряжения, остановился я. Лесная тьма, словно шапка-невидимка, пока решила меня спрятать.
И тут я снова услышал барабаны. Что-то внутри двойственно напряглось. С одной стороны, покалывал страх: обнаружили!!! С другой, поглаживала надежда: а вдруг я тоже избранник?! Впрочем, надежду эту плотно переплели с животным ужасом смерти. Пришлось снова повернуться спиной к арке.
По дороге, неспешно приближаясь, двигалась троица страшенных лохматиков. Один бил в барабан, даря округе тревожную дробь. Двое тянули к чёрному беззвёздному небу лапы с факелами.
Интересно, Лёнька ждал? Или его подло поймали?
Я ждать не собирался. Ноги резво прыгнули с дороги в лес и понесли меня прочь, огибая могучие стволы, будто колонны неведомого замка, где обитают силы надмирового зла.
Очень скоро стало ясно, что следопыт из меня никакой. Вокруг был только лес и ничего, кроме леса. Вспоминалось, что мох на деревьях растёт с северной стороны. На север мне явно не хотелось. Рухнув на колени, я торопливо ощупал ближайший ствол. Холодная кора и ничего более. Есть ли там мох, разглядеть невозможно. Перед глазами явилась записнушка с золотым драконом, на страницах которой прописали и мою фамилию. И украсили её ноликом. Если вдуматься, я сейчас как раз представлял собой самый несчастный нолик на свете. Нолик, над которым вот-вот воздвигнется крестик.
В очередной раз подняв голову к небу, я с облегчением увидел, что угольная туча уползла восвояси. Справа серебрилась Луна. А глубинную синеву небесного свода истыкали тысячами точками звёзд. Теперь надо отыскать Полярную и шагать от неё прочь. Где-то там, на юге, меня ждут места обитаемые.
Страх постепенно отступал. Во-первых, туча исчезла. Во-вторых, если зачистка идёт в лагере, то я оставил его пределы. Хотелось бы надеяться, что навсегда.
Пришла шальная мысль включить мобилу. Не то, чтобы я на что-то рассчитывал, но попробовать хотелось неимоверно. Дозвонись я хоть до Педалига, его голос станет нитью, которая когда-то вывела Тесея из проклятого лабиринта. Но в первую очередь я, конечно же, звякну домой.
Мечты развеял уже привычный здесь крестик возле значка антенны. А после я заметил, как что-то блеснуло в свете, срывавшемся с экрана.
Сделав три шага в сторону загадочного блеска, я опознал инвалидную коляску.
