Текст книги "Ван Вэй Тикет (СИ)"
Автор книги: Window Dark
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Дно старой спалки устилал толстый слой сухой травы. Здесь же были шоколадные кораблики засохших листьев. Пронёсся ветер и швырнул во флотилию ещё один фрегат. Новичок был зелёным, с едва заметными жёлтыми прожилками. Не верилось, что он пожухнет, порыжеет и сольётся с общем строем засохших кораблей, которые до скончания веков бросили якорь в странной бухте между небом и землёй.
Пальцы отодвинули несколько корабликов друг от друга и наткнулись на твёрдый предмет. Напрягшись от предвкушения открытия, я вытащил из сухой травы чехол от телефона. Старый, но всё же не такой древний, как аппарат Машуни. Я счёл находку счастливым предзнаменованием. Кто-то уже лазил на эту верхотуру с мобильником. Значит, я на верном пути.
Солнце заваливалось за горизонт, а на небе проклюнулись первые звёзды. С десяток мерцающих, мелких, едва заметных на ещё светлом небе. И одна крупная, немигающая. Ель шумела, будто напутствовала в дальнюю дорогу. И немного покачивала. Безостановочно. А я, как воин за крепостным зубцом, осматривал открывшиеся с высоты просторы.
Примерно на таком же расстоянии от пруда, как наш лагерь, только правее, я увидал почти такие же корпуса. Сердце ухнуло весело и сладостно. Вот она, девчоночья обитель. Существует на самом деле. Вот откуда приходит к пруду Машуня. Вот куда я, если чего, направлюсь. Если уж бежать к обитаемому югу, то не в одиночку. Захвачу Машку, а уж вдвоём...
Попробовав вглядеться в житиё чужого лагеря, я не преуспел. Сложилось ощущение, что там режим экономии пожёстче нашего. Фонари на аллеях тоже не горели. Не светилось ни одно окно. Даже пляшущего света, который дарят свечи, нигде не замечалось. Кстати, почему? Ведь спать ещё рановато. Где же все? Быть может, девчонок в лагерь набрали поменьше, чем нас, и теперь они где-нибудь в походе. Ставят палатки, варят в котле походную кашу, сидят вокруг костра и распевают песни. Повертев головой, я не обнаружил никаких признаков ни палаток, ни туристов. Верхушки леса колыхались на одном уровне со мной. А ниже они смыкались в тёмное, неласковое море. Деревья прятали тайны того, что происходило у их корней.
Включив телефон, сигнала от вышки я не увидел. Пришлось лезть выше.
Левой рукой я обхватил могучий ствол, оставшийся в середине почти столь же толстенным, как и внизу. Я прижался к нему как можно плотнее, почти втиснулся в него, не обращая внимания на поднадоевшие чешуйки коры, больно царапающие кожу на запястьях и оголившихся лодыжках. Сам себе я почему-то напоминал флюгер. Казалось, сейчас дунет ветер и мигом развернёт меня куда ему заблагорассудится. Но ветер не записывался ко мне во враги и милостиво шуршал в хвое где-то неподалёку.
Правой рукой я в очередной раз осторожно вытянул смартфон. Как здорово, что я догадался его зарядить перед отъездом. Как замечательно, что я его не включал в эти дни. Индикатор батарейки замер где-то на середине. Я мог не опасаться, что мобила отключится во время разговора. Вот только разговор пока начаться не мог. Рядом с помаргивающей антенной заветные палочки не вырисовывались.
Внизу ощутимо темнело. Здесь же было достаточно светло от закатной полосы, захватившей золотисто-багровыми красками почти половину неба. Поэтому-то я её и увидел.
На тёмной выпуклости шершавого ствола процарапали стрелку. Она указывала вертикально вверх и словно призывала лезть дальше. Не сдаваться. Тянуться к максимальной высоте. Стрелка успокаивала. У того, кто лазил сюда до меня, имелись причины нарисовать стрелку.
И я снова преодолевал сантиметр за сантиметром, веря, что где-то в конце пути меня ждёт устойчивый сигнал.
Когда я смертельно устал, то решил выждать паузу и ещё раз оглядеться. Хотя уже сгущалась мгла, и видимость стала крайне сомнительной. К северу, где деревья густели, свиваясь в непролазную чащобу, внезапно обнаружилась прогалина. Лесная полянка. В подступающих сумерках деревья уже трудно было различить по отдельности. Все они сливались бесконечным чернильным морем. И в нём, в этом море тьмы злобным мигающим глазом пылал одинокий огонёк. Кто-то жёг костёр очень далеко и от нашего лагеря, и от второго, недавно обнаруженного. Там не могло быть никого из наших. Может, это девчоночий поход? Я заставил себя так думать, чтобы успокоиться и пролезть последние метры.
Всё! Ветки теперь перестали быть крепкой опорой и безвольно сгибались, когда я пробовал за них ухватиться. О том, чтобы встать на них или хотя бы усесться, речи быть не могло. Мои движения передавались могучему дереву, раскачивали его верхушку. Меня мотало словно на гигантских качелях в парке. Дух захватывало. Только не от чувства праздника, а от страха.
Я осторожно переполз вокруг ствола ближе к югу. Все доступные вышки прятались где-то там, в неизмеримых далях. Палец снова нажал кнопку. Экран смартфона вспыхнул. Аппарат чуть слышно заурчал, загружая систему, но это мягкое урчание сразу затерялось среди шумов и шорохов листвы. Здесь, на высоте, ветер перестал быть ласковым и стал знобящим. Или меня трясло от возбуждения? Получится? Не получится? Сможет аппарат ухватить сигнал с далёкой-далёкой вышки?
Призывая чудо, я вытянул руку вверх, словно несколько сантиметров спасут ситуацию. На экране рядом с антенной выросла малюсенькая чёрточка. Приёмник зацепил слабенький сигнал. Мир перестал существовать. Во всей Вселенной воцарилась пустота. И в ней остались лишь две сущности: я и светящийся бледным сиянием экран смартфона.
Я едва ли не молился на эту махонькую, еле заметную палочку, показывающую, что где-то ещё существует внешний мир, в котором действуют привычные правила. Я настойчиво тянул руку вверх и к югу, словно знал, что до устойчивого сигнала не хватает какого-то сантиметра.
И вдруг брямкнуло так, будто весь мир содрогнулся.
Но как-то знакомо, привычно.
От неожиданности аппарат едва не полетел вниз. Судорожно сжавшиеся пальцы, хоть и вспотели, но всё же не дали порталу в привычный мир безвольно выскользнуть. Однако ноги и руки стали ватными, я потерял контроль, захват ствола разжался. И я заскользил вниз, обдирая ладони и безвозвратно пачкая джинсы густой смолой.
Только чудо и встречные ветви предотвратили катастрофическое падение. От ужаса ноги не держали. Достигнув земли, я безвольно сел на траву, привалившись спиной к могучему стволу.
Звук, прогнавший покой и надежды, не зря показался мне знакомым.
"СМСка!" – тревога и восторг переплелись во мне восхитительным чувством непредсказуемости. Кто-то из ниоткуда послал мне сигнал.
Я торопливо заскакал пальцем по кнопке, торопливо пролистывая позиции меню, отделяющие меня от чтения неведомого послания.
На внезапно ставшим чёрном экране сверкнули нестерпимо белые буквы.
"КТУЛХУ ЗОХАВАЕТ ТВОЙ МОЗГ!"
Глава 1
2
«Спящая Красавица»
В мертвенном оцепенении я сидел и переваривал полученную фразу. В голове звенело. Не от страха. От злости. Мне ведомо, кто мог отправить столь зловещее послание. Несомненно, это Виталька. Только он днями шарится на «Луркоморье», вытягивая оттуда тысячи смешных фраз, коими щедро делится в виде СМСок.
Хочу быть Ктулху на завалинке
Гулять по Р'льеху в тёплых валенках
Зохавать мозг у всех-всех-всех
И ждать, когда восстанет Р'льех.
Поймав себя автоматически настукивающим стихотворный ответ этому долбанному Педалигу, я оторвался от экрана. Вокруг сгущалась беспросветная тьма. А в сознании, словно адова звёздочка, мерцал далёкий зловещий огонёк, хотя в действительности нас разделяли тягучие непроходимые километры. Я не хотел встречаться с тем, кто жёг костёр в тёмных далях. И отчего-то уверился, что тот, кто разжёг далёкое пламя в ночи, в наш лагерь пока не сунется.
Непонятно, на чём основывалась уверенность. Ведь мы видели с Большим Башкой лохматое двухметровое создание, которое потом чуть не поймало меня во время дежурства, появившись в проёме окна. Но костёр, пылавший в чащобе, был очень далеко. И километры меж нами выступали в качестве невидимой, но надёжной защиты.
Впрочем, больше всего терзало то, что я сейчас не на верхушке ели, а у её корней. Руки и ноги противно дрожали от усталости. Я понимал, что на второе восхождение сил не хватит. Какое там лазанье, если я сейчас даже позорно не смогу подтянуться на нижней ветке?
На подкашивающихся от усталости ногах я припустил к "Ван Вэй Тикет", будто меня ожидал автобус домой. Во мне смешивался страх перед незнакомцем у далёкого костра и какой-то праздничный фейерверк. Ведь я почти позвонил. С домом связаться, конечно, не удалось. Но сигнал был. Остаётся лишь завтра днём ускользнуть из лагеря и забраться на ель-великаншу...
И тогда не пройдёт и дня, как за мной приедут.
Возможно, мне даже удастся выпросить, чтобы со мной увезли и Лёньку, когда старшаки вернутся из похода. Друзей не бросают. И я не мог оставить Лёньку в лагере, откуда все исчезают, и где это не вызывает ни малейшего удивления у всех, кто должен за нами присматривать.
Завтра я снова заберусь на ель!
Мне снился суматошный сон. Я взбирался к небесам. Только мир вокруг накрывал не красивейший закат, а окутывала тёмным одеялом беспросветная ночь. Я лез и лез, не видя ничего даже в метре от себя, выискивая верхние ветки наощупь. Мир утонул во мгле. И только где-то на севере, как глаз дикого яростного зверя, пылал дальний костёр – злой огонёк неведомых созданий. Я не запомнил в подробностях путь наверх. Помню только, как светился экран смартфона, показывая аж три линии возле антенны. Помню, как отправил СМСку, но не Виталику, нет. И помню, как пришёл ответ.
Яг-Морт высок, как сосна, что в лесу растёт.
Яг-Морт чёрный, как злобный уголь в печи.
Будешь плакать – Яг-Морт за тобою придёт.
Так что, Димон, не плачь, а заткнись и молчи.
Я не мог этого сочинить. Четверостишие придумал кто-то иной. С той стороны. Вчитываясь в чёрные буквы на экране, я мучительно вспоминал. Мне казалось, где-то я уже встречал эти строчки. Только в них не было вплетено моё имя. Но память отказывалась дать подсказку. Найти отгадку я не успел – в голову ввинтился задорный крик Саныча. Народ недовольно сползал с кроватей. Лично у меня настроение – ниже нуля. Хоть по Цельсию, хоть по Кельвину.
Перед завтраком я задержался в коридоре. Хотелось сказать спасибо Крысю. Если б не он, не нашёл бы я высоченную ель. Только благодаря ему наметился реальный выход к спасению. Из палаты вывинтился Санчес. Следом перевалил порог его дружбан.
– Чо, помоечника ждёшь? – хмуро спросил он. – А нет его. После ужина запропал. Не ночевал, в общем.
– Ты это... – вернулся Санчес и горячечно зашептал. – Не думай. Не трогали мы его. Просто ночевать не пришёл. Может, снова по свалкам шастает. Хотя завтрак пропускать – дурость несусветная.
И они потопали из корпуса.
Раскалывалась голова, и ныло где-то в груди от осознания, что нахожусь я в месте, где ничего хорошего со мной приключиться не может. Ощущение какой-то творящейся беды не покидало меня. Чуть радовало всё же, что это, конечно, беда, но ещё не катастрофа.
А катастрофа поджидала через пару часов. Выскользнув из лагеря после завтрака, я беспечно насвистывал выхваченный из сети баян: "Не верьте, ребята, девчатам из чата. У них уже дети и даже внучата. Ещё борода и прокуренный свитер. А рядом водяры, как минимум, литер". Но в лесу песня затихла, мозг встрепенулся, почуяв неладное. Что-то было не так по курсу, впереди, на той невидимой дорожке, по которой чётко шагали ноги. Скоро я понял, чего мне не хватало: верхушки. Той самой верхушки, на которой я вчера встречал закат. Снедаемый недобрыми предчувствиями, я ускорил шаг.
Когда лес расступился, я застыл столбом. Именно здесь вчера высилась лесная великанша. Теперь она исчезла. Кто-то вывернул её с корнем. Сами корни толстущим пнём валялись неподалёку. Заметно, что ель сначала пилили. Но дело довели лишь до середины. Потом неведомому лесорубу надоела возня, и он каким-то чудом отломил ствол от основания. После, не зная, куда применить избыток энергии, выкорчевал пень, а ствол утянул.
Подобравшись к яме, образовавшейся от выдранных корней, я понял, что ель уволокли в северном направлении. Именно туда уходила глубокая рваная борозда, располосовавшая высокие травы поляны. Туда, где я заметил огонёк. Но тот костёр был далеко-далеко. Как мог его разжигавший увидеть меня, взобравшегося на ель, и явиться сюда, чтобы я никогда-никогда не смог использовать хвойную великаншу в качестве вышки для ловли сигнала?
Я проводил помрачневшим взглядом борозду, скрывавшуюся в зарослях низлежащего холма. В ту сторону мне идти не хотелось. Тогда-то я и вспомнил о другом лагере, который увидал с верхушки ели. Лагерь, где наверняка жили девчонки. Кто мешает сбегать и разузнать, почему не явилась Машуня? Что там за дела с долгими снами? "Если гора не идёт к Магомету, то Магомету идти к горе", – вспомнились слова дяди Карима, торговавшего фруктами в ларьке в квартале от моего дома. Машуня была горой, мне быть Магометом. До обеда меня вряд ли хватятся. Пока я не вызывал подозрений отлучками. А на тех, кто вне подозрений, в нашем лагере взрослые время не тратили.
До лагеря я добрался быстро. Ворота его в точности напоминали наши. Только название другое. «Sleeping Beauty» значилось там. «Спящая Красавица», – мысленно перевёл я. Что ж, самое девчачье название. Лучше не придумаешь для лагеря, куда привозят одних лишь девчонок. «Что же нас-то так странно назвали?» – подумалось мне. Но какое имя дать нашему лагерю? «Pirates of the Caribbean»? Я мысленно поменял вывески, вспомнил события последних дней: странные исчезновения, громадную тень, равнодушие вожатых. После этого название «Пираты Карибского моря» показалось мне крайне неподходящим. Пираты всё ж – единая команда. А загрузи «Ван Вэй Тикет» на судно, у него мигом обнаружится пробоина, но дела до того никому не будет. И все пойдём ко дну.
Но и причины, по которым его назвали "One Way Ticket", никак не вырисовывались. Я боком протиснулся в щель меж створок, стараясь их не задеть. И увидел, что они ржавые, а их низ утопал в прошлогодней листве, будто ворота уж несколько лет как не раскрывались. Впереди простиралась дорога. На асфальте там и тут встречались выемки, трещины, а иногда и ужасающие колдобины. И везде листья, листья, листья. Сухие и мёртвые.
Первые пять минут я дико боялся, что меня схватят, как постороннего. Фантазия рисовала мрачные объяснялки перед заведующей, похожей на ведьму, затянутую в узкое блестящее фиолетовое платье. Следующие три минуты я пребывал в оглушающем восторге, осознав, что и тут дела до меня никому нет. Но после опять обеспокоился. Похоже, лагерь пустовал. Поэтому вчера, когда я взирал на него с высоты, он кутался во тьму. Не для кого было зажигать огни на аллеях и в корпусах. Некому было поворачивать выключатели.
"Спящая красавица", – снова и снова повторял я название лагеря.
Зачем-то его ведь назвали именно так?
"Мы долго спим, – вспомнил я слова Машуни. – Мы просыпаемся лишь на молодую Луну. Если точнее, то в первую её четверть".
– Ну, и где же вы, спящие красотки? – проворчал я чуть слышно.
Кузнечики в травах стрекотали громче, чем я ворчал.
Прошло каких-то полчаса, а я уже досконально облазил заброшенный лагерь. Ни единого признака жизни. В корпусах кровати без простыней и матрацев. Тумбочки представляли абсолютно пустое нутро. И видно, что здания покинули давно. Непонятно, как жили тут девчонки. Если они вообще тут жили.
В центре лагеря раскинулся старинный, поросший изумрудным мхом фонтан. Фигурная раковина размером с лодку, а над ней стена, выложенная кафельной плиткой, где изобразили героев известной сказки. Только тут они были сумрачные. Всё утопало в синих тонах. Принцесса, накрытая лазурным покрывалом, мечтательно улыбалась, разбросав по светло-синей подушке длинные голубые волосы. Над ней склонялся синюшный принц в ультрамариновом плаще. В каменное окно лезли мраморные ветки, поросшие распустившимися бутонами синих роз. В раковине фонтана вместо воды застыло растрескавшееся бурое месиво. Но вода будто пропитала картину на плитках. Я словно видел спальню настоящего замка сквозь толщу прохладной и тусклой воды.
Лагерь обустроили вроде нашего. Даже корпуса и столовая на тех же местах. Отсутствовал только Осенний Угол. Зато где-то вдали, у противоположного края застоловского поля, темнела, похожая на гриб, башенка водокачки. Её окружали плотные кусты. Мне казалось, что глаза различают на них яркие грозди плодов. Но была ли это безобидная красная смородина или, напротив, волчьи ягоды, отсюда никак не определить. Прорываясь сквозь листву деревьев, к водокачке уходило множество тёмных проводов. Один из них, прогнувшись, свисал вдоль аллеи на уровне моего роста. Зачем-то я поднялся на цыпочки и приложил ухо к толстой резиновой изоляции. Мне показалось, что я слышу гудение тока.
В животе противно забурчало, и я поплёлся к столовой, надеясь невесть на что. Обеденный зал встретил пустотой. Ни ложки, ни вилки. Ни плошки, ни миски. По пыльной поверхности столешниц протянулись грязные разводы. Похоже, девчоночья бригада, дежурившая здесь последний раз, за чистотой не гналась.
И всё же взгляд за что-то зацепился. Посреди обеденного зала валялось древнее деревянное веретено.
Глаза торопливо обшарили находку. Один из острых концов окрасили чем-то бурым.
"Кровь, – подумал я. – Кто-то уколол палец".
"И уснул", – вдруг подсказал холодный внутренний голос.
Зачем-то я подобрал веретено, покрутил в руках, не решаясь дотронуться до острого кончика. Потом разодрал носовой платок на две части, плотно замотал концы веретена, затянул покрепче узелки, связанные из лохматившихся обрывков, и сунул находку в карман куртки.
С какой целью?
Я не могу точно описать то состояние, которое владело мной тогда. Вот, скажем, видите вы на дороге палочку и точно чуете, что она – волшебная. Что будет исполнять желания. Не сразу и не все. Но обязательно будет. Разум говорит, что такого не бывает. Но нечто неназываемое заставляет подобрать эту ничем не примечательную палочку и хранить где-то на полках в ожидании нужного момента. Быть может, он и не наступит, момент этот. Но в миг находки это совершеннейше неважно!
Больше в столовой незачем оставаться. Я выбрался наружу и спустился к площадке для построений, расположившейся между фонтаном и столовским корпусом.
Она заросла травой, но растительность не буйствовала, будто понимала, что находиться здесь не должна. В отличие от нашего лагеря, в «Спящей Красавице» над площадкой для построений взметнулась высоченная линия флагштока. Я прижался к ней спиной и задрал голову. Даже улыбнулся. Мне показалось, что это копьё, пронзившее само небо. Даже загадочная водокачка рядом с ним спасовала бы по высоте.
"А если там, наверху, есть сигнал?" – кольнула сознание завораживающая мысль.
Зачем-то поплевав на руки, я полез ввысь, словно по канату, стараясь не думать о том, сколько это займёт времени и что меня ждёт на финише.
Подъём описывать – дело нудное. Тем более, после вчерашнего руки ещё не отошли, захват был слабым, и я два раза чуть было позорно не скатился к старту. Наконец я смог дотронуться до проржавевшего ролика на самой вершине. После торжественно я вытянул "Соньку" и нажал на копку пуска. Когда операционка загрузилась, на экране возле иконки с антенной явно виднелась одна линия. Значит, сигнал здесь ловился!
И тут я неожиданно впал в ступор.
Вот добился своего! Вот нашёл ещё одно место, откуда можно сделать звонок. А пальцы не давят кнопки.
Домой? Я уже занёс палец над первой цифрой, как призадумался. Словно ощутил себя там, дома, в текущей молчаливой обстановке, когда до взрыва остаётся совсем чуть-чуть. Странная мысль поразила меня, вытолкнув из памяти слова Лёньки: "Я бы не побежал домой. Там, дома, легче, пока меня с ними нет".
И палец как-то сам собой отполз от нужной кнопки.
Звонить-то, если разобраться, абсолютно некому.
Набери я сейчас того же Педалига и попроси сбегать в полицию, думаете, пацан сорвался с места и гонит в отделение? Да он начнёт напирать, что это розыгрыш в отместку за отправленную СМСку.
Такое странное ощущение, когда некому звонить, хотя в мире проживает семь миллиардов человек.
"Три восьмёрки, две шестёрки, а между ними пять и девять", – начало всплывать в памяти.
А что, если звякнуть Машуне? Заодно и разведаем, может, их развезли из "Спящей Красавицы" по домам, и только нашему лагерю пока не повезло.
Пальцы прямо заплясали по клавиатуре. Я вжал смартфон динамиком поближе к уху и тревожно вслушивался в гудки, опасаясь поймать извечное "Абонент отключён или находится вне зоны доступа".
И вдруг гудки оборвались.
– Алё? – мужской сильный голос.
Я даже немного оторопел от неожиданности и чуть не съехал по флагштоку вниз.
– Машу, пожалуйста, позовите, – заплетающимся от волнения языком попросил я.
– Здесь нет никакой Маши, – был мне ответ.
– Как нет? – теперь мой тембр голоса напоминал мальчика, которого бойкая симпатичная девчонка продинамила по номеру телефона.
– У меня этот номер полтора года, – сказали мне, чуток послушали моё недоумённое молчание и отключились.
Флагшток покачнулся от ветра, а на экране тонкая полоска возле иконки антенны сменилась убийственного вида крестиком. "Звонок другу" пользы не принёс.
Всё, о чём мне сообщала Машуня, так или иначе оказывалось правдой. Поэтому я не верил, что она сообщила неправильный номер. Но что за мужик обнаружился с той стороны? Надо же... "У меня этот номер полтора года".
А до этого?
Я вспомнил странный вид машиной мобилы. Древний тяжеловесный агрегат. Сейчас детишкам такие играться дают. Если найдут, конечно. Большинство подобных аппаратов давным-давно повыбрасывали. Да первоклассник откажется взять такой в руки! А она ведёт себя так, будто у неё самый нормальный телефонище.
Посмотрел я на дисплейный безнадёжный крестик, попечалился немного и поехал вниз по трубе флагштока, стараясь как можно меньше возюкать джинсы ржавчиной, густо встречающейся на пути.
В центре пустого лагеря я печально размышлял о новой головоломке, которая складываться никак не хотела. Имя головоломки – Машуня. Я допускал, что она не врала. Я верил, что услышал чистую правду: "Мы долго спим. Мы просыпаемся лишь на молодую Луну. Если точнее, то в первую четверть лунного месяца". Сейчас шла вторая четверть, значит, Машенция спала. Но где? Я совершил подвиг. Я отыскал лагерь девчонок. Где ж вы дрыхнете, девочки-загадки? Я побывал во всех корпусах. Я не побоялся заглянуть даже в окна дальнего заброшенного здания, стоящего отдельно от остальных. Впрочем, разве не все они тут заброшенные? И нет никого... Однако в глубине души зрела странная уверенность, что "Спящей Красавицей" данный лагерь назвали не напрасно.
Уходить не хотелось. Желание во чтобы то ни стало разгадать тайну девчоночьего лагеря пылало ярким факелом. Обратно погнал голод. Я и так уже пропустил обед. Если не успею на ужин, с голодухи и не засну. Потянет на дела нехорошие в тумбочку Жорыча. Так и до крысятничества недалеко.
Поэтому я гнал кратчайшей дорогой.
По пути грызло странное несоответствие. По лагерю тянулись десятки проводов. Некоторые из них точно убегали к жилым корпусам. Но внутри комнат я не припомнил ни одного провода. И на потолке ни люстры, ни лампочек. Да и в стене ни одной розетки.
Что за провода? Зачем они? Куда тянутся? И где так загадочно исчезают?
Где-то в стороне осталось озеро, куда не вернулась Машуня. Лес выглядел знакомым, что успокаивало. Как оказалось, мнимое спокойствие сослужило плохую службу. Я не отследил, когда обстановка вокруг изменилась. Зелень незаметно уступила место холодной желтизне. И листья были жёлтыми, и травы. Я ступил в царство осени. Только царство стылое, навевающее тоску. Сначала кольнула тревога: заблудился! Потом в прогалины я углядел знакомый забор лагеря. Тот участок, где доски пригнали друг к другу без малейших щёлочек. Осенний Угол. Но сейчас я находился в нём, а не разглядывал его поверх ограды.
Забор успокоил меня. Не так чтобы совсем, но пружина страха заметно ослабла. Рядом со мной территория, которая принадлежит мне. Пусть хотя бы на три недели. Я имею право на ней находиться. Если что, я мигом к воротам. Конечно, предстоит головомойка. Сначала от Сан Саныча. Потом от Ефима Палыча. Но это так, мелкие неприятности.
Ветер скользил по листве, заставляя её странно шелестеть. Звуки эти походили на морозный звон. Чуть слышный. Печальный. Всё здесь было не так. Я обернулся, и вместо леса, по которому, отводя от глаз ветки, только что вышагивал, увидел поляну, показавшуюся смутно знакомой.
Потом я сообразил, что вроде уже был здесь один раз. И в тот раз мне тут жутко не понравилось.
Моё одиночество не продлилось долго. На полянку выбрался медвежонок. Махонький. В полметра. Встал на задние лапки, а передними потешно замахал. Я улыбнулся, но и насторожился одновременно. Где-то рядом с дитём должна быть лохматая мамаша. Встречи с ней хотелось избежать. В мечтах я легко представлял себя дрессировщиком в блестящем чешуйчатом костюме и с длинным цилиндром на голове. Пальцы левой руки лихо подкручивают длинные усы. Пальцы правой сжимают рукоять хлыста. «Ап!» – и медведи послушно взбираются на круглые тумбы. Да что медведи! Львы и тигры взбираются ещё проворнее. Здесь же всё наоборот. Рыкнет медведица, взмахнёт лапищей, и вот я уже послушно взбираюсь на самое высокое дерево. А как быстро взбираюсь! Львы с тиграми и рядом не валялись.
Медведица, впрочем, на встречу не спешила. И я снова успокоился. Даже если малыш решит со мной поиграть, я легко отпихну его маленькое тельце. На всякий случай наметив дерево, куда легче взбираться при появлении медведицы, я снова вернул взгляд на бурого малютку. Тот не решался сокращать дистанцию. Стоял на задних лапах, как заправский циркач, и помахивал передними, словно дирижировал невидимым и неслышимым оркестром. Забавный зверь, но где же его мать?
Мысль о медведице не давала покоя. Казалось, она в засаде. Казалось, она тоже решила поиграть со мной. Но по-взрослому. Не в цирк, а в охоту, уже распределив роли. Зудящая тревога и заставила меня пропустить решающий момент.
Нет, медведица не появилась. И медвежонок со злобным рыком не бросился ко мне, дабы вцепиться в ногу. Он оставался на месте, притоптывая и помахивая. Вот его голова странно съёжилась в лохматый, на глазах лысеющий шар, в котором начали проглядываться человеческие черты. В жутком жёлтом мире, где лишь тихонько позванивали листья, это зрелище вызвало липкий холодный ужас.
Ноги стали ватными. Но лишь на мгновение. Фантазия, любившая рисовать мрачные картинки, в долю секунды представила мне эпическое полотно, как непонятное создание вылупляется из медвежонка и бросается на меня. В следующий миг я сам бросился. Но, разумеется, не на зловещее существо, а прочь. К забору. К ограждённой территории, куда потусторонние твари не сунутся. Тогда я свято верил в магию ограждённых территорий.
Совершенно забыв, что преодолеть забор невозможно, я подскочил к деревянной стене, подпрыгнул, ухватившись за верх, и, словно боец на полосе препятствий, ловко перекинул ноги через ограду. Опасность сделала меня стремительным и невесомым. Лишь свалившись к подножию забора, я вспомнил о камнях, отбрасываемых невидимой преградой.
Почему она меня пропустила?
"Пока можно лишь шагнуть в лагерь ОТТУДА", – вспомнились слова чёртика, живущего внутри. Сейчас чёртик помалкивал, и я чувствовал себя невероятно одиноко.
Но если он прав, всё логично. Я шагнул в лагерь С ТОЙ СТОРОНЫ. Из мест, в которые не пропускала преграда. Но в обратном направлении проходить ничто не мешало.
Поднявшись, я узрел невесёлую картину.
Всё видимое пространство лагерной территории находилось во власти жёлтого царства.
Глава 1
3
Ряды редеют
Мы с Лёнькой лежали на вершине высокого холма. Над нами проплывали золотые облачные горы. Казалось, запрыгни на такую, и можно отплыть в дальние страны. Например, в Индию. Мне хотелось в Индию. Там слоны. Там все купаются в Ганге. Там старинные дворцы и храмы. Там на белого человека смотрят, как на диковинку.
В общем, там не пропадёшь.
Но запрыгнуть на облака не получалось.
Поэтому мы с Лёнькой лежали на вершине высокого холма и неспешно перекидывались фразами.
– А если исчезнем и мы? – спросил я тогда. – Если исчезнем? Если не вернёмся домой?
Лёнька медлил.
– Иногда кажется, что если бы я не вернулся, для всех было бы лучше, – вдруг сказал он. – Тогда малышей бы в детдом не отправили. Им бы деньги все доставались. На меня тратиться не стоило бы.
– Ты чего? – испугался я. – Не говори так. Не надо тебе исчезать.
– Ты боишься не вернуться, – неожиданно улыбнулся Лёнька. – А мне хочется посмотреть, что прячется там, куда все исчезают.
– Но если кто-то их убивает, – сказал я. – Маньяк какой-нибудь. Просто скидывает в лесную яму. Тогда ты не узнаешь ни-че-го.
– Не узнаю, – согласился Лёнька. – Но мне уже будет всё равно.
Он внутренне готовился исчезнуть. Я рвался из лагеря, считая минуты до возвращения. А Лёнька не хотел возвращаться туда, где был балластом.
А я – балласт? Или нет? Как назвать меня, готового с молотком в руках отстаивать права. На собственное время. На собственный интернет. На собственные деньги.
Не давая ничего взамен.
Мне стало нехорошо от этой мысли. Даже зажмурился.
А когда я открыл глаза, то ни холма, ни Лёньки. И сразу вспомнилось, что беседа эта была после ужина. На второй день моего приезда. В день знакомства.
Но после подумалось, что беседы этой и быть не могло. Никогда. Потому что мы познакомились с Лёнькой ещё до начала пропаж. Но всё виделось таким реальным, словно происходило по-настоящему.
Но не сегодня. А несколько дней назад.
А сегодня я только что сиганул через забор, спасаясь от неведомого чудища, ловко прикидывавшегося медвежонком.
Меня охватило странное ощущение Пустоты. Словно во всём мире, во всей вселенной не осталось ни одного живого создания. Лишь я один. И это ощущение никак не хотело уходить. Тишина не была мёртвой. Дул ветер. Шелестели листья. Глухо стукнул камень, отброшенный мной с пути. Но я не слышал ни одного звука из мира людей. Ни возгласа, ни обрывка разговора, ни стука. Даже шагов, кроме собственных. От этого пугающего ощущения я начал говорить вслух сам с собой.
– Да я сейчас всем расскажу, что за твари бродят возле лагеря, – разгневанно шипел я. – Да сейчас все узнают, почему тут такой бардак творится.
На самом деле я абсолютно не представлял, что скажу любому из взрослых. О покинутом лагере девчонок? О далёком костре? О медвежонке? Любое направление представало нелепыми фантазиями. Но я всё равно хотел рассказать. Пусть меня изругают. Пусть все кости перемоют и выварят в солёном кипятке. Пусть разнесут с громом и молнией. Меня страшил мой монолог. Хотелось диалога. Любого. Всё равно с кем.