Текст книги "Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Глава 16. Some Other Words, Some Other Time

Замирая от ужаса, Ириска поспешила за Раулем. Меньше всего она хотела грязной и злой драки. Ведь уж на сто процентов уверилась, что Рауль откажется от испытания, и на тебе. А теперь его не остановишь. И мастеру боевых искусств не совладать с такой компахой. Это в фильмах Жанклодвандамистый герой вечно впрягается за прелестную девчонку, занесённую к местной мафии. Он красиво дерётся: один на один, ставя непробиваемые блоки и нанося неотразимые удары. А белозубые негры кольцом толпятся вокруг и, восторженно вопя, дожидаются, когда очередного бедолагу, наконец, саданут мордой о бампер, и можно будет выйти и тоже подраться.

В реальной жизни не надо огромной толпы. Достаточно двоих. Пока бьёшь морду одному, второй сзади проламывает тебе черепушку без лишних разговоров. Вызвался тут один проводить Ириску домой, да напоролся на компаху. Итог: две недели больницы. Или даже три. Ириску это уже не интересовало. Человек, не сумевший её защитить, не стоил внимания. Деврчку до сих пор продирал ужас воспоминаний, как она царапнула ноготками чью-то светящуюся злобной радостью рожу и нырнула в кусты, чтобы минут десять, не разбирая дороги, нестись по тёмным, совершенно пустым дворам. А потом её выворачивало на обочине, но в душе разрасталось ликование, что удалось так ловко смыться.

Меньше всего она хотела, чтобы Раулю набили физию. Потому что избитый Рауль… терял свою цену, что ли. Ириска не могла объяснить лучше. Если на идеальном облике мы обнаруживаем щербинку, это уже не идеал. А тут не щербинка, тут целая трагедия разворачивается. Или Рауль – полный дебил. Или…

Вот именно, "или".

Если бы не "или", Ириска уже тянула бы Рауля прочь, и всё его сопротивление не стоило бы ломаного гроша. Но "или" обещало, что Рауль не получит по морде.

Компаха обступила Рауля рваным полумесяцем. Все гладили Ириску масляными глазёнками, и только Вова, посвистывая уголком рта, рассматривал Рауля, словно перед ним стоял музейный экспонат. Вова играл главную партию, вступление было не за ним. Прохожие, до этого напряжённо глядящие перед собой, внезапно вспомнили о звёздах и вперили тоскливые взоры в небо, а сами ловко огибали компаху и быстро удалялись. Рауль не надеялся на постороннюю помощь. Он просто смотрел вперёд немного досадливым взором, словно там, у далёкого горизонта, творилось нечто по-настоящему интересное, а неуклюжие фигуры загораживали величественное зрелище.

Вперёд выдвинулся запевала – худощавый белобрысый пацанчик с нагловатым взглядом. Он лениво почесал нос, демонстрируя миру кольцо на среднем пальце, где красовался череп, отлитый из тусклого металла.

– Дай девочку, а? – ласково попросил он.

– За так что ли? – по-деловому вернул вопрос Рауль.

Ириску пробрала дрожь. Во вляпалась! Да он же её сейчас продаст! Он же откупится ей, чтобы морду не искалечили. Ну что, девочка, сама на голову нашла приключение.

Холодный тон несколько смутил запевалу.

– А чо? А сколь надо?

– А сколько дашь? – Рауль придвинулся вплотную и чуть наклонился, нависнув над пацанчиком грозной скалой.

Он вёл себя так, словно тут и не было никого кроме него, Ириски, да этого незадачливого попрошайки. Расцвела загадочная и радостная улыбка.

– Десять, а? – с надеждой спросил запевала.

– Тебе нравятся дешёвые девочки? – Рауль перевёл донельзя удивлённый взгляд на Вову, словно спрашивал: "Э, Вова! А он точно из твоей шоблы?"

Закопчённым пальцем Вова подцепил неудачника за серый от грязи воротник и втянул в толпу.

– А каких девочек трахаешь ты? – спросил он, сверля Рауля колючими глазами.

Рауль взметнул дипломат, щёлкнул замками, на секунду откинул крышку. В его руках возник яркий журнал. Порыв ветра зашелестел страницами. С каждой отчаянно взывала обнажённая женская плоть. Рауль ткнул журналом по направлению к Вове, будто предоставлял выбор ему, и Вове ничего не оставалось, как взять журнал в руки. "У, круто, бля!" – восторженно загоготала толпа и рванулась к пахану. Тот молниеносно разжал кулак, с щелчком брызнув пальцами, и народ вновь рассредоточился полукругом. Картинным жестом Вова свернул подношение и заткнул за ремень. Остальные молчали и поглядывали то на Рауля, то на Вову.

– А чо это за херовина? – вступила вторая скрипка.

Коллективный разум принялся изучать дипломат. Ириска поразилась, какие странные метаморфозы произошли с фирменной вещичкой. То ли свет фонарей искажал реальность, то ли свою лепту внесли вечерние тени, но сейчас перед Раулем стоял просто деревянный скособоченный ящик, неумело оклеенный мятой фольгой.

– А чо у тебя ышо есть? – ныла вторая скрипка, напрашиваясь на грубость.

Этого пацана недавно выбрили налысо.

Рауль молчал, поглядывая на Вову. Вова молчал, поглядывая на Рауля. Пацанчик подвывал:

– Деньги есть, а? А вот это чо?

Палец с обгрызенным ногтем ткнул в лазерную указку, подвешенную к карабину бронзового цвета.

– Дай, а? – пацанчик смотрел вызывающе и уже представлял, как будет играться с этой штуковиной.

– Ну, живо! – поторопил Рауля кто-то из толпы.

Рауль молча отстегнул указку, но вместо того, чтобы вложить её в протянутую руку, крутанул, почти разделив половинки, и переломил пополам. Жалобно хрустнула треснувшая резьба. Ненужный хлам цокнул по асфальту, носок "Найковской" кроссовки ловко отправил обломки в тёмное жерло раскрытого колодца.

– Это ж двадцон, а?! – вскричал бритенький.

– Да ты лох, Чувырло, – пояснили ему из толпы. – Тут верный полтач был.

– Полтинник, – бесстрастно подвёл итог Вова. – Значит, братан, лишились мы из-за тебя денег, полтинника лишились.

– Разве полтинник – деньги? – улыбнулся Рауль.

– А почему нет? – улыбнулся в ответ Вова, лениво почесав шею.

Кодла подобралась. Потирая кулаки, народ начал сжимать кольцо.

– И тебе для счастья хватило бы полтинника? – насмешливо спросил Рауль.

– Ну ты скажешь, друг, за полтинник счастья не купишь, – ухмыляясь, Вова придвинулся к Раулю. – Но дело, друг, не в том, сколько…

– Нет, – резко оборвал его Рауль. – Па-астой. А сколько надо для счастья? Тебе?! Лично?! Тебе сколько хватило бы?

Глаза Рауля странно расширились и стали почти круглыми.

Ириска закрыла глаза. Сейчас пятерня Вовы проедется по лицу Рауля. И всё будет кончено.

– Для счастья? – задумчиво повторил Вова. – Для счастья… Ну скажем, мильон зелёных.

Челюсти его сжались. Заиграли желваки, а потом резко уехали вниз.

– И что? – не утихал Рауль. – Что бы ты с ним сделал? С мильоном-то?

– А уехал бы, – глухо ответил Вова. – Свалил бы отсюда! В Москву, во!

– Да не хватило бы, – махнул рукой Рауль. – Выехать надо? Раз, – он картинно загнул палец перед Вовиным лицом. – Каморку себе купить? Два! Тачку! Три! Дать кому надо, чтобы не трогали. Тут, братан, миллиона баксов уже не хватает.

– Больше будет, – мрачно сказал Вова, у которого отбирали счастье. – Сколько надо баксов, столько и наварю! Не веришь?

– Верю, – пожал плечами Рауль. – Да только уплывает миллион, пока теряешь время на мелочёвке.

– Чего?!

– Того! – передразнил его Рауль. – Где ты тут возьмёшь миллион? – его рука подцепила запевалу за воротник и подтащила к Вове. – У него что ли? Так у него нету, – пятерня звонко шлёпнула по лысине второй скрипки. – И у этого тоже нету, – Рауль щёлкнул себя по щеке. – И у меня нету! Гляди.

Он обвёл полукруг рукой. Толпа отступила, расчищая место. Рауль выхватил кошелёк из кармана, раскрыл его и тряхнул. Из чёрных щелей выпрыгнули и покатились серебряными колёсиками три весёлые копейки.

– Вот так-то, – сказал Рауль совершенно спокойно, закрыл кошелёк и спрятал его в карман. Вслед за этим между средним и указательным пальцем правой руки у него выросла тонкая пластина ключа. Остро заточенные зубцы злобно сверкали. Рауль задумчиво почесал кончиком ключа возле уха и произнёс почти что печально:

– Так стоит ли возиться?

После этого он просто пошёл вперёд. Ириска, как лунатик, последовала за ним. Толпа осторожно расступилась, пропуская непонятную парочку. Вова задумчиво глядел вслед.

– Ну, поняла? – спросил Рауль, когда они оказались за углом, где компаха уже не могла их ни видеть, ни слышать.

– Не поняла, – грустно замотала головой Ириска. – Ты сказал, дай человеку то, что он хочет. Это журнал был, да?

– Журнал – это так, отвлекающий манёвр, – махнул рукой Рауль.

– А откуда у тебя такие журналы? – внезапно рассердилась Ириска.

– Да не в журналах дело! – вспылил Рауль. – Пойми! У каждого есть мечта. Пусть он никогда не доживёт до её свершения, ему достаточно знать, что она есть. Я же дал возможность эту мечту почувствовать. Вспомни своего Вову. Почему он задумался, почему не борзел, почему не сказал ни слова?

– С чего это он мой?!

– Ириска, ты не догоняешь, – Рауль отвернулся и зашагал прочь.

Ириска вспомнила задумчивые Вовины глаза, где не осталось места ни наглости, ни злобе. Но что в них было? Не то ли чувство, что сжимал он в руках вожделенные баксы. И пускай их не было в природе, но пальцы-то чувствовали. Пальцы гладили ровные прямоугольники с рельефной печатью и портретами американских президентов. А потом оказалось, что мечта не сбылась, что уплывала она с каждой секундой, что виноват в этом был ни кто иной, как сам Вова, который не бежал за мечтой, а тратил драгоценное время на дерьмовый разговор за три копейки.

Так ли получалось на самом деле или всё это Ириска нафантазировала? Спрашивать она почему-то не хотела. Да и некогда было спрашивать. Из-за угла доносился грозный топот. Сюда решительно спешил тот, кто чувствовал, что встреча закончилась как-то не так.

– И что теперь? – Ириска опять затрясло то ли от волнения, то ли от ужаса.

– Сейчас главное – неожиданность, – весело сказал Рауль.

– Ага, вон она бежит, твоя неожиданность.

Из-за угла вынесся здоровенный верзила, цепким взглядом оценил обстановку и решительно ухватил Рауля за рубаху так, что отлетела пуговица, а воротник плотно вжался в горло.

– Чо встал, лошарик, – верзила не привык терять время в разговорах о счастье. – Гони сюда кошель, падла! Сам проверю.

Такой не говорил о счастье, такой брал его могучими лапами.

Ириска подумала, что сердце остановилось. Она беспомощно заозиралась по сторонам, но добрые ангелы не спешили на помощь. А ноги стали ватными, и голова опустела.

И тут она увидела, что Рауль озорно подмигнул.

По всем законам он сейчас должен был отчаянно вырываться на свободу, словно рыбёшка, над кипящим котелком. Однако Рауль прямо вжался в противника.

– Вот он, – прошептал Рауль нежно, – Сильный, решительный, смелый, – в его голосе слышалось чувственное придыхание. – До чего же люблю таких. Дай, я тебя поцелую.

Сложив губы бантиком, Рауль потянулся к разгорячённому лицу верзилы.

Тот, хрюкнув от удивления, оторопело отстранился. А Рауль улыбался, словно встретил самого дорогого человека. Кончики пальцев мягко легли на щёки здоровяка и ласково их погладили.

Потная пятерня выпустила скомканную рубаху.

В следующий миг большие пальцы Рауля, как два озлобленных шмеля, стальными жалами впились в глазницы забияки. Тот отскочил, и сжавшийся кулак Рауля расплющил ему нос. Хлынул кровавый водопад, а дипломат Рауля взвился и саданул здоровяка меж расставленных ног. Тихо постанывая, верзила сполз на раскрошившуюся кирпичную ограду. Ириске показалось, что все удары уложились в половину секунды.

– Пора исчезать, – приказал Рауль. – По два раза один номер не прокатывает. Надо постоянно придумывать что-то новенькое. А придумывать сейчас в лом. Давай-ка, Ириска, свалим отсюда. Хороших мест много. Чего нам портить прекрасный вечер? Мне почему-то кажется, что ты хотела услышать именно эти слова.

И они нырнули в арку покосившихся ворот. Срезав угол по двору, парочка выбралась к чугунным узорам ограды знакомого скверика.

– Ну что, девочка, не скучала? – Рауль игриво улыбнулся.

– С тобой поскучаешь, – распахнула Ириска свои удивительные глаза. – Но я всё ждала, какие слова проймут того, последнего.

– Зачем слова? – пожал плечами Рауль. – Их надо ещё просчитать. Когда можно бить, девочка, не думай. Просто бей, – грудь его вздымалась и опадала. – А то пока ты будешь думать, бить будут тебя.

Ириска счастливо прижалась к нему. Не об этом ли она мечтала? Такие парни встречаются лишь в кино. Нет, никогда не расстанется Ириска с Раулем. Она его никому не отдаст! Слышите? Никому! Она сделает всё, чтобы это волнительное счастье продолжалось всегда. Любое желание Рауля! Любое! Только, чтобы вместе! Только, чтобы не расставаться. Потому что зачем весь этот огромный мир, если она надоест Раулю. Нет, не надоест! Такая, как она, не может надоесть! Самая красивая, самая соблазнительная, самая сексуальная. Вся, целиком, только для Рауля. Ну что ему стоит поцеловать её прямо сейчас. А над головами будут ласково колыхаться ветки. И свет ночных фонарей раскрасит любовь волшебными цветами. Сказка, самая настоящая сказка.

– Ты не забыла о Панцирной Кошке? – вдруг остановился Рауль. – Нам ведь ещё предстоит разделаться с последним министром.

"Нам", – счастливо отозвалось в Ириске. Нам и никак иначе.

– Сумеешь? – тепло спросил Рауль. – Он может казаться сущим лапочкой. Как породистые киски с выставки.

– Не сомневайся, – твёрдо ответила Ириска.

На тёмных ветвях сидели нотные человечки и тоскливым хором выводили протяжную похоронную песню. На сером асфальте мысленно нарисовала Ириска две картинки и перевязала их траурными ленточками.

С первой мурлыкали кошки. Все кошки, которые могли стать Ирискиными. Уже не станут. Потому что Рауль не любит кошек. Зато Рауль любит Ириску. И если цена любви – жизнь котёнка, Ириска заплатит. Что котёнок? Поручи Ириске отстрел бродячих собак, она ни секунды бы не колебалась. Она уже видела, как автомат, сжатый вспотевшими руками, трескуче выплёвывал пули. А у прижавшейся к забору дворняги из боков вылетали кровавые ошмётки.

Со второй картинки улыбались девчонки. Все девчонки, годившиеся на роль лучшей подруги. Уже опоздали. Идите себе прочь. Потому что здесь хорошо и без вас. А тот, кто вознамерится отобрать Рауля, тоже заплатит. Воображаемый автомат приподнялся и превратил в гору кровавого мяса стройную девочку с кудрявыми волосами, лицо которой до самой последней секунды выражало наивную невинность, скрывая гнилое развратное нутро, жаждущее того, кто вёл Ириску по тёмным улицам, озарённым волшебным светом сиреневых фонарей.

Если тебе подарили сказку, будь готов защищать её до последней капли крови.

Глава 17. Прогулки по солнечной стороне

Лучи солнца весело покалывали прогретую часть мира.

– Откуда ты узнал про Ириску? Имя, которое я выбрала сама?

– У меня хорошая служба информационной поддержки. Но мне куда интереснее, как ты сама его узнала?

– Так получилось, – улыбка Ириски была детской, как и проснувшиеся воспоминания. – Просто я до шести лет не выговаривала "ша". Вот и звала себя Ириской. Все смеялись, а мне нравилось. А потом забылось. Иногда я думала, что оно мне причудилось. И вдруг ты позвал меня этим именем. Я ему даже больше удивилась, чем вопросу о Чёрной Розе.

– На улице, где светят фонари, на улице все девочки твои, на девочках красивое бельё, о-ё-к-л-м-н, оно твоё! – соблязняло радио.

Рауль не смотрел на Ириску. Он смотрел на толпу. Но взгляд получался скользящий, отстранённый. Так айсберг плывёт сквозь серые волны пасмурного океана. Айсберг, чьи тайны спрятаны в ледяных глубинах. Айсберг, которому нет дела ни до кого.

– Тебе скучно? – испугалась Ириска.

– С тобой нет. Ты – живая. Скучно с ними, – рука ткнула в людское скопление, – большинство из них уже мертвы, – пальцы провели вдоль толпы, текущей из стороны в сторону. – Они бегут. Они убегают, но не догоняют. Они надеются, что вот-вот, что ещё чуть-чуть… Ведь финиш кажется таким близким. Они не знают лишь одного: что уже давно умерли.

– Ты так говоришь, словно тоже умер.

– Ну нет, Ирисочка! Я-то ведь не убегаю. Я лишь стою и смотрю. Смерть невольно обогнала меня и сейчас далеко впереди. Беда лишь в том, что она может обернуться. А ты, Ириска, хотела бы глянуть в глаза смерти.

Ириска не хотела. Её продирала дрожь от одного воспоминания мумии в таинственных подвалах Капки-Стрелки. Сморщенная кожа. Рваные глазницы. Чем не взор смерти? И, чтобы прогнать неприятную дрожь, девочка решила просто сменить тему:

– Нельзя всю жизнь просто стоять и смотреть!

– Почему?

Где он, чёткий ответ? Звонкий и красивый… Ныли и скрежетали, складываясь в бряцающие цепи, лишь ненужные слова, вытекающие из "как оно всё должно быть…"

– Ну… почему… Надо ведь доучиться. Поступить в институт. Найти работу.

– Те самые слова, которые твердит мама? Ведь ты в ответ сама негодуешь и сопротивляешься, да? Но сейчас мама далеко. И что получается? Ты сама превращаешься в неё. Круговорот.

Теперь прохожие пугали девочку. Ей казалось, не люди проносятся мимо неё, а ожившие пугала. И где-то среди них прячется пугало, которое жаждет придушить Ириску холодными деревянными пальцами.

– Пойдём во двор, – Рауль ласково пихнул её локтем. – Я тоже устал от мертвяков.

Во дворе было тихо и пусто, если не считать смешной взъерошенной дворняги, семенящей меж опустевших клумб.

Ириска нащупала в кармане что-то холодное и вытащила на свет фигурку кошки. Сиамочка. Случайный подарок из Капки-Стрелки.

Только теперь Ириска разглядела, что голову кошки венчает крохотная золотая корона.

– Нравится? – хрипло спросил Рауль.

Ириска не ответила, лишь погладила холодную поверхность фарфора, и ей показалось, что сиамочка улыбнулась. Мир заполняло сладостное безмолвие. Знакомые нотки толклись за невидимой, надёжно закрытой дверью. Их тревожный писк некому было слушать.

– Ты бы могла её разбить ради меня?

– Зачем?

– Я ведь не прошу, чтобы ты сию же секунду швырнула её об асфальт, – с нажимом заметил Рауль. – Просто спрашиваю.

Ириска посмотрела на его бледное лицо, коварно улыбнулась и впечатала фигурку в серые кирпичи трансформаторной будки. С жалобным звоном осколки сиамочки осыпались на чахлые кустики травы.

– Спасибо, Ирисочка! – удивлённо прошептал Рауль и сжал её пальцы своими.

– Но мне всё равно её жалко, – запинаясь, призналась Ириска.

– Жизнь – череда потерь и находок. Потеряв эту вещичку, ты нашла что-то ещё. Возможно, куда более ценное, чем хрупкая фигурка. Вопрос только – что именно?

Вместо ответа Ириска ласково погладила его твёрдую руку. Хотелось чуть помолчать. Но с молчанием ускользало что-то едва ощутимое. Рвалась только что натянувшаяся нить. Цепочка из слов, звенящая в пустоте. Тающая. Нет, молчание не спасало. Нужны разговоры. Хотя бы о пустяках. А ещё лучше о вещах, которые могли протянуть цепочку в бесконечность.

– Расскажи мне про Переулки, – попросила девочка.

Те ли это слова? Оказалось, те. Потому что СЛОВА играли сейчас главную роль. И именно СЛОВА оказались в первых рядах ответа.

– Переулки сотканы из слов. Переулки сложены из нот. Улицы – песни и жители – те, кто их слушает. Заслушаешься – застрянешь навсегда. Сумеешь перепеть – окажешься на следующей улочке. Думаю, ты уже догадалась, почему местных странников называют перепевниками.

– А кто может стать перепевником?

– Да кто угодно. Ты удивишься, но большинство людей – перепевники.

– И я?

– И даже ты!

– Не понимаю.

Рауль наморщился, словно ловя какие-то чуть заметные вибрации воздуха. Потом его лицо прояснилось.

– Слышишь песню?

Ириска прислушалась. Действительно, из верхних окон бубнило радио.

– О чём поют? Называй слова.

Ириска напрягла слух. Песня звучала неразборчиво. Сначала речитатив, потом проигрыш. Но разобрать можно было лишь повторяющийся припев: "Усама, усама, усама, подлеца, подлеца, подлеца".

– Про подлеца какого-то, – скривилась Ириска, не любившая ерундовых песен.

– А сейчас? – плечи сжали сильные пальцы.

Музыка таинственным образом усилилась.

– Русского, русского, русского, – отчётливо звенело в голове. – Хочется, хочется, хочется.

– Русского хочется, – удивилась Ириска, узнав песню, которую слышала не один десяток раз.

Пальцы соскользнули с плеч, и песня сразу превратилась в разнобой звуков.

– Но ведь минуту назад песня звучала иначе?

Ириска кивнула.

– Ты подменила слова, и обычная песня стала загадкой. Слова обернулись кирпичиками, из которых ты строила мир, звучащий лишь для тебя. Перепевники строят свои миры и следят, чтобы они звучали красиво. "Нам песня строить и жить помогает". Слышала?

– Разумеется, – фыркнула Ириска. – Фразочка, которая всех задолбала.

– Потому что для всех она осталась теоремой из высшей математики. Лишь перепевники пользуются ей. Чего ж не перестроить мир, если тебе разрешили и дали подходящий инструмент.

– Но как может мир измениться от слова?

– Есть слова с двойным смыслом. Есть слова со скрытым значением. А бывает и так, что время незаметно меняет одно значение на другое. Оставь звучание, но подмени смысл. И Daddy Cool, бывший сердитым отцом, превращается в крутого папика.

– Не поняла, – замотала головой Ириска. – Совсем-совсем не поняла.

– Перепевники перебивают смысл. Помнишь четвёртый переулок? "I'm blue" подразумевает иной смысл, чем "Люблю". Какой? Зависит от тебя! Беда, если ты начинаешь радостно закручивать извращённые выверты. Тогда из романтического "Плохие мальчики грустят" рождаются "Песни голубых плохишей". Легче испохабить красивое, чем из чавкающей грязи слепить изумительное, ни на что не похожее царство. Чем пронзительнее перепевник, тем осторожнее он обращается со словами. Ты ещё помнишь песню, – рука указала на верхние этажи, – оттуда? Какие слова прислышались ИЗНАЧАЛЬНО?

Девочка вслушалась. Песня уже закончилась. Теперь сверху тараторил ди-джей. О чём же тогда пелось? Пришлось копаться в памяти.

"Русского, русского, русского, – гремело там. – Хочется, хочется, хочется".

И больше ничего не вспоминалось.

– Маленький шажок, и ты разрушила свой мир, – печально сказал Рауль. – Легко подменила его на тот, как у всех. Поэтому тебе нельзя ходить по Переулкам в одиночку.

Они пересекли двор и снова выбрались на оживлённую улицу. Снова мимо проскальзывали люди с мёртвыми взглядами. Остекленевшие глаза смотрели сквозь или вперились в замусоренный асфальт.

– Иногда им не мешало бы взглянуть на солнце, – тихо сказал Рауль, огибая толпу автобусной остановки.

Им… Снова им… А как же я? Не смотри на них! Взгляни на меня! Ведь рядом же Я!!!

– А я всегда смотрю на солнце, – горделиво возвестила Ириска.

– Ну и зря, – усмехнулся её спутник. – Видя лишь солнце, ты обязательно ступишь в какое-нибудь дерьмо. А потом заявишься в гости, пройдёшься по вымытому полу, по свежечищенным коврам. Думаешь, кто-нибудь догадается в этот момент оценить красоту увиденного тобой солнца?

– Нет, – хмуро ответила Ириска. – Они будут смотреть на ковёр.

– Именно, – кивнул Рауль. – А скажи, как плохо, когда тебя запомнят не по блистательному дню, когда ты соизволила их навестить, а по грязным следам на ковре.

– Они простят, – девочка беспечно махнула рукой.

– Конечно, простят. Но запомнят. Ведь кто-то всё равно должен чистить ковёр.

Из ближайшего киоска донеслись аккорды проигрыша. Словно молоточек весело выстукивал по клавишам металлофона. Эту песню Ириска слышала в третьем классе, когда её вывозили в лагерь на море. Ей так хотелось разыскать её, записать и слушать целыми днями. Но ни названия песни, ни того, кто её исполнял девочка не знала.

– Человек прекращает расти, когда перестаёт отслеживать новые песни и начинает разыскивать старые, – неодобрительно сказал Рауль, заметив Ирискину заинтересованность. – Этим умело пользуется Тоскующий По Эпохам.

– Тоже перепевник?

– Да не скажи, – задумался Рауль. – Его песни никто уже не поёт. Я считаю его властелином мёртвых песен. Но над теми, в ком звучат песни, которые здесь и сейчас, у него нет власти.

– А кто из перепевников главный? – спросила девочка.

"Может быть, Ванабас?" – испуганно ёкнуло в груди, и на миг всплыла картинка сумрачного сна, где страшный великан разгуливал по Переулкам.

– У перепевников нет главного, – пожал плечами Рауль. – Зачем им?

– Ну, – неопределённо протянула Ириска. – Должны же они кого-то слушать.

Теперь ей хотелось, чтобы главным там был Рауль. Быть может, он и не поёт лишь потому, чтобы не заглушать приказами чужие песни.

– Они слушают себя, – ответил Рауль и, видя, что девочку ответ не устроил, добавил. – А ты можешь представить песню, которая ГЛАВНЕЕ остальных?

"Могу, – подумала девочка, – если её поёшь ты".

Но вслух она спросила совсем другое:

– Помнишь, мы говорили про любовь? А что называешь любовью ты?

– Страсти хватает на неделю, уважения – на год, – задумчиво выдал Рауль. – Скорее, это когда двое тянутся за одной мечтой.

– Сказки, – девочка зло мотнула головой. – А по жизни один любит, а второй позволяет себя любить.

– Ну, Ирисочка, – Рауль мягко погладил её подбородок. – Разве это любовь? Это ненормированное использование дешёвой рабочей силы.

– Тогда…

– Давай, о любви потом, – не дали ей договорить. – Сейчас у нас другая сказка. И начинается она так. В самом чёрном-чёрном подвале, в самом чёрном-чёрном углу живёт самый чёрный-чёрный котёнок. Он-то нам и нужен.