Текст книги "Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Глава 28. Скоростной бег к воротам ада

Боль пульсировала и медленно разрасталась, пробираясь вверх по ноге. Не в силах сдержаться, Ириска вскрикнула. Сначала ей показалось, что от вопля содрогнулась вселенная. Только потом она поняла, что наружу выскочил сиплый писк, словно пробовал голос цыплёнок, возмущённый необъятностью мира и своими скромными в нём возможностями.

Зинга переступал с ноги на ногу, не зная, что предпринять. Ириска упёрлась в асфальт и вытянула ногу вперёд. Несколько секунд она жила в сладостном отдохновении, если не считать противного похрустывания песчинок, впившихся в ладони. Но малейшее движение возвращало боль. И с каждым разом боль усиливалась, увеличивалась в объёме, вместе с собой раздувая ногу.

Боль прогнала и сказку, и страх. Зинга посмотрел на девочку с отчаянной надеждой.

– Надо выбираться, – прошептал он. – Иначе…

Он не договорил. Ириска и сама поняла, что впереди происходит что-то неправильное. Задрожал воздух, сделав очертания желанного города зыбким и нереальным. Ирискин спутник отчаянно переводил взгляд с неё на близкие дома, колыхавшиеся, словно исчезающий мираж.

– Надо выбираться, – повторял Зинга.

Сжав зубы ещё не от боли, а от ожидания, девочка поднялась на ноги. Правая уверенно стояла на земле. Левая лишь легонько, кончиком носка, касалась твердыни. Со стороны Ириска напоминала болотную цаплю. Цаплю весьма жалкого вида. Тишина. Слышалось грустное посапывание Зинги, да глубокое дыхание Ириски. Песни перепевников сюда уже не добирались, а звуки большого города, несмотря на кажущуюся близость, оставались словно за стеклянной стеной.

А потом пятиэтажки колыхнулись и исчезли, будто слой краски, соскобленный с полотна неведомого художника. Дома растворились в ночи. Город отступал, уезжал скорым поездом, подмигивая дальними огнями. На смену привычным кварталам быстро вырастали маленькие домики Переулков. Минуты не прошло, а местность выглядела так, словно никогда и не строили тут город, разросшийся до миллионного населения.

"В квартал высоток, – ухнула радостная мысль. – Перепевники не дадут в обиду".

Не хуже мастера восточных единоборств Ириска развернулась на носке здоровой ноги. Зародившаяся надежда тут же угасла и обрушилась в бездонную пропасть. Не было за спиной странных небоскрёбов. Точно такое же переплетение улочек, застроенных неказистыми домишками. Даже хуже. Кварталом дальше на проезжую часть вылезал угол странного светящегося дома. Приглядевшись, Ириска увидела за печными трубами покатую крышу здания, где поселился неизведанный ужас.

Упокоище вернулось, вернулась и музыка.

Это щкола Соломона Фляра,

Щкола бальных таньцев, вам говорьят.

Дви щаги налево, дви щаги направо,

Щаг впирьёд и дви назад.

Ириска попятилась от Упокоища, забыв о больной ступне. Ногу словно пронзила молния. Боль кольнула до сердца. Застонав, девочка опустилась обратно. Зинга странным образом успокоился. Окинув беглым взором окрестности, он нагнулся над Ириской. Та посмотрела навстречу с выражением полнейшей беспомощности на скривившемся от боли лице. Зингины пальцы осторожно ощупали лодыжку и начавшую распухать ступню.

– Вывих, – почти счастливо выдохнул перепевник. – Не перелом, нет. Сейчас выправим. Придётся потерпеть. Будет ОЧЕНЬ больно, но лишь на миг.

Тёплые подушечки ласково погладили кожу, а потом Зингины пальцы обхватили ногу плотными кольцами. Боль протестующе заворочалась, словно чувствовала: сейчас её начнут выселять. Ириска взмокла от волнения. Голова гудела. Кровь неприятно пульсировала в жилах у виска.

Пальцы крутанули ногу. Боль вспыхнула злым фейерверком. Мир поблёк. Ириска начала отключаться. Сознание захлестнуло отчаяние беспомощности и лютая злость на Зингу, который нарочно копается так долго. Потом был резкий рывок, а боль пронзила всю ногу и заплескалась в голове.

– Всё, – счастливо выдохнул Зинга.

Очертания мира снова стали чёткими. Ириска почувствовала, как ускользает болезненный жар, а на смену лезет противная дрожь пережитой опасности. Свежий воздух приятно щекотал ноздри, даже асфальт казался мягким. Вот только исчезнувшие звуки не торопились возвращаться.

– Я больше не слышу песню про эту противную школу, – поделилась радостью девочка.

– Вот и плохо, – качнул головой Зинга. – Когда Тоскующий По Эпохам поёт, он просто гуляет. Когда же песня умолкает, он начинает охотиться. И я не знаю, есть ли вокруг другая добыча, кроме нас.

– А чего он нам может сделать? – Ириска осторожно пробовала ступить на левую ногу.

Ожидание боли сменилось вихрем счастья. Инвалидности как не бывало. Ходили по ступне тихие иголки. Но сама боль потухла, словно залитый грозой костёр.

– Не знаю, – пожал плечами Зинга. – Говорят, перепевников он заставляет исполнять лишь старые, давно забытые и никому не нужные песни. Песни, от которых мир становится пыльным. О встречах с ним не рассказывают. Перепевники не возвращаются, если встретят Тоскующего По Эпохам.

– Значит, выхода нет?

– Но мы его пока не встретили, – удивился Зинга. – Увидеть Пристанище ещё ничего не значит. И песня сама по себе не страшна. Главное, не столкнуться лицом к лицу. Попробуем до утра вилять по Переулкам. Утром Пристанище перестаёт путать дороги и исчезает. Тогда и выберемся обратно.

Ириска посмотрела на восток. Кстати, а где он, этот восток? Везде простиралось чёрное осеннее небо, на фоне которого темнели силуэты домов. Осенью не так-то просто дождаться утренней зари.

Упокоище тихонько подрагивало, словно Ириска смотрела на него сквозь пелену тёплого воздуха, поднимающегося от костра.

Перепевник торопливо протянул руку и помог подняться. Ириска показала на дом, окутанный мертвенным светом, Зинга сжал губы в тонкую линию и неохотно кивнул. Его пальцы легли на Ирискино плечо. Робко, совсем не так, как пальцы Рауля.

Воздушные судороги приблизились. Теперь покачивалась и дорога. Колыхались крупные камни на обочинах. Приплясывали жёрдочки заборов.

– Теперь беги, – прошипел Зинга, скорчив страшную рожу.

До Ириски не доходило. Она не в силах была оторваться от дрожащего воздуха посреди мостовой. Силуэты дальних домов резко исказились, словно из мрака выдавливался фантастический хищник, с которым долго и упорно боролся Шварценеггер.

– Не смотри, – ребром ладони Зинга врезал по Ирискиной шее.

Девочка очнулась. Каким же гнильём обернулась ситуация, если Зинга посмел ударить. Воздух впереди негромко хлопнул, и таинственный пришелец начал набирать плоть и объём.

– Беги, я сказал, – резко выпалил Зинга и, что есть силы, толкнул Ириску прочь.

Её вынесло на несколько шагов вперёд, а потом ноги покинуло ледяное оцепенение, и они резво повлекли за собой непослушное тело. У поворота Ириска не выдержала и обернулась.

Раскинув руки, Зинга крестом преграждал путь огромному холму, поросшему бледными, высокими, но поникшими травами, колыхавшимися на ветру. Холм надвигался на мальчика, казавшегося отсюда детсадовцем, замершим перед асфальтовым катком. Голос перепевника прокричал что-то звонкое и неразличимое.

– Ах ты, крысёнышшшшш, – жарко дохнуло ему навстречу. Даже Ириска почувствовала, что ночной холод на секунду отодвинулся, уступив место палящей духоте. Потом девочка повернула за ограду, и страшное зрелище осталось позади.

За поворотом не было переулка. Шагов через десять дорога оборвалась крутым замусоренным склоном, уходящим в пропасть, затянутую туманом. Сквозь разрывы белёсой пелены, словно звёзды, светились прямоугольники окон, собранные в шеренги и квадраты. Мир вывернулся так, что город остался внизу.

Потеплело. Наверное, существо, разделавшись с Зингой, неслышно подбиралось к повороту. Можно проверить догадку, если вернуться. Вот только возвращаться девочка не собиралась. Она не разглядела Тоскующего По Эпохам, следовательно, шанс сбежать ещё оставался.

Она посмотрела вниз. Никакой дороги. Рытвины, да ухабы, разбросанные по откосу. Никакой надежды, что можно спуститься. Ноздри закололо духотой. Ириска словно оказалась возле огромной раскалённой печи. "Когда же прозвучит песня? – подумала она и тут же ответила Зингиными словами. – Когда песня умолкает, он начинает охотиться". Джинсы основательно прогрелись, будто рядом пылал бесшумный костёр или раскрылась скоростная дорога в преисподнюю. Что-то прошуршало у забора. Ещё секунда, и девочка увидит Его Самого. Воздух вздулся пузырём и лопнул с уже знакомым хлопком, толкнув в спину перепуганную беглянку.

Но кто бы ни крался в жаркой темноте, он не успел. Зажмурив глаза, Ириска прыгнула во тьму, куда зловещая духота ещё не добралась. Ноги спружинили, оттолкнулись от бугра, нехилым прыжком перенесли девочку дальше, снова оторвались от земли и снова встретились с ней. А потом быстро-быстро засеменили. Глаза не различали дорогу. Позабыв обо всём от свистящего в голове ужаса, девочка лишь старалась не запнуться и не опрокинуться. Крутизна склона была ошеломляющей. Где-то в голове вспыхнула картинка урока географии, на котором Мария Филипповна настоятельно напоминала: "Ни в коем случае не бегите с горы. Иначе вы просто не сможете остановиться".

Ириска и не могла. Ветер плотной стеной пробовал задержать девочку, но гибкое тело без труда прорывало прохладную преграду. Ноги не успевали на смену друг другу. Каждый шаг грозил оказаться последним. А нескончаемый бег норовил перейти в полёт.

Она не чувствовала ничего кроме отупляющей боли в ногах. Лёгкие сотрясались хриплыми всхлипами. Голова раздулась от напряжения и собиралась разорваться кровавыми клочьями. Глаза слезились, защищаясь от бьющего ветра, усеянного крохотными льдинками. Туловище согнулось дугой, словно Ириску вот-вот должно было вырвать. Возможно так и случилось бы, если бы левая нога не запнулась о правую.

Девочка ждала оглушительного удара, но колени лишь безвольно подогнулись, опустив обессилевшее тело на шероховатую поверхность асфальта. За время нескончаемого бега ураганный прорыв сменился черепашьим ковылянием, а крутой склон ровной плоскостью, куда уже успели добраться вездесущие человеческие руки. Если бы у Ириски оставались силы, она бы обрадовалась. Обрадовалась, как никогда, что человечество уже сумело отодвинуть природу подальше и подготовить для девочки уютную посадочную площадку, словно для сломанного самолёта, который через "не могу" тянется из ледяной пустоты к далёким огням родного аэродрома.

Глава 29. Утро тяжёлого дня

Солнце окрашивало пыльный асфальт розовым. Стрелки часов отвернулись друг от друга, отмечая шесть утра. Неважно, с какой стороны светит солнце. Утро с вечером не спутать. Улицы уже не пустовали. Редкие прохожие спешили на работу. Скоро по тротуару побегут оравы школьников. Ириска тоже пойдёт в школу. Идти домой было немыслимо. Если есть возможность отдалить скандал, ею непременно надо воспользоваться. Головомойку можно получить и вечером.

Ириска стояла под сводами арки. Обернись, что увидишь? Серую стройку? Или Переулки, зовущие утонуть в тенистых просторах?

Люди шли и скользили равнодушными взглядами по лицу девочки, на котором подсыхали блестящие полоски слёз. Люди знали: если девочка плачет утром, значит, она провела где-то ПОСЛЕДНЮЮ ночь. И теперь остаётся только плакать. Обычно девочки плачут у телефонных автоматов. Но если телефон далеко, а сил сдерживаться уже нет, можно поплакать и на улице. Но плачущие поутру девочки не интересуют прохожих, потому что впереди длинный рабочий день. Любопытство проснётся к вечеру. Тогда тянет на приключения. Тогда можно утешить девочку и позвать её с собой. В ночь, которая наступает. В очередную ПОСЛЕДНЮЮ ночь.

Под ногами что-то смутно чернело. Слёзы не давали присмотреться. Пришлось нагнуться. Сорвавшиеся солёные капли украсили асфальт тёмными звёздами печали. Пальцы потянулись и коснулись колючей шерсти. У Ирискиных кроссовок невзрачным комком распласталась нефорская шапочка. Всё, что осталось от Зинги. Частичка, сумевшая вырваться из странных пространств, не значащихся на картах.

Ничего не видя от нахлынувших слёз, Ириска подхватила шапочку, потеряла равновесие и суматошно шагнула вперёд. И сразу уткнулась в чью-то жёсткую грудь. Слёзы мгновенно исчезли. Перед ней стоял Рауль.

– Зинга, – прошептала девочка и протянула уцелевшее имущество перепевника.

– Я знаю, Ирисочка, – тихо кивнул Рауль.

– И ничего нельзя сделать? – с надеждой спросила она. – Может, вернёмся. Может, он просто отстал. Может, он ещё жив.

– Нет, – твёрдо сказал командир. – Я бы чувствовал его. Я чувствую всех, кто входит в Клан. Даже тебя, хоть ты ещё не принята. Иначе мы бы не сумели отыскивать друг друга так быстро. В любом месте города. За исключением Переулков. Знаешь, как я испугался, когда перестал тебя чувствовать.

– Ты? Испугался? – не поверила Ириска.

– А ты думала, – подмигнул Рауль. – Не боишься, когда нечего терять. Иначе обязательно тревожишься о потере. Есть люди, которые плачут, потерявши, "после", а есть, которые плачут "перед". А, выплакавшись, придумывают план, как увильнуть от невесёлого будущего.

– А кто ещё есть?

– Есть люди, которые плачут "вместо", но они мне не интересны.

– А что тебе интересно? Вот сейчас?

– Мне интересно, чтобы Клан Мёртвого Кота уцелел, – глаза Рауля глядели серьёзно.

– Он может развалиться из-за Зинги? Вернее, из-за меня?

– Из-за тебя? Вполне возможно, – хмыкнул Рауль, наблюдая за реакцией девочки.

Та взъерошилась и не успела высказаться в защиту.

– Но не теперь, – отрезал Рауль несостоявшуюся Ирискину тираду. – Зинга погиб, и как только кошки это учуяли, они заманили в ловушку самого Крушилу.

– Странное у него погоняло, – скривилась Ириска.

– Запомни, девочка, – презрительно фыркнул Рауль. – Погоняло приклеивают, и ты обязана на него откликаться. А имя… Просто выбираешь то, которое кажется тебе настоящим. Но вернёмся к Крушиле. Если я не потороплюсь, в Клане останемся ты да я, да мы с тобой.

"Ну и пускай", – чуть не выкрикнула Ириска.

Пускай рвут Крушилу на сотни миллионов кровавых ошмётков. Детские глаза, намалёванные на стеклах, а душонка гаденькая и позорная. Утратишь бдительность, глянь, и от тебя на память осталась ободранная газета, измазанная кровью.

По лицу девочки Рауль догадался, о чём она думает.

– Боишься? – палец ласково проехался по щеке.

– Ни-ичу-уто-очки, – протянула Ириска, свернув губы трубочкой, но голову не отдёрнула.

– Да я и сам его побаиваюсь, – внезапно признался Рауль. – Он ведь не кажется тебе нормальным?

– Он псих! – безапелляционно выкрикнула Ириска.

– А кого ещё в здравом уме можно позвать на охоту за Панцирной Кошкой, – довольно кивнул Рауль.

– Меня! – вспыхнула негодованием девочка.

– Не виляй хвостом, – голос командира покрылся инеем. – Ты присоединилась к нам далеко не сразу. И только потому, что тебе обещана Чёрная Роза за Пятым Переулком.

– А вот и нет, – негодующий голос Ириски звенел на всю улицу. – Это сначала мне хотелось стать Розой. А потом, а потом, а потом… Потом я делала всё, потому что люблю тебя.

Выплеснула и умолкла испуганно.

– Ирисочка, – нет, никто не мог произнести её имя так, как Рауль. – Девочка моя, – палец его погладил мягкую щёку и ласково нажал кончик носа. – Из всех миллионов и миллиардов лучше тебя никто не справится с нашим делом. Я ведь понимаю… Ты и Зингу затащила на переулки в отместку… Просто хотела добиться награды сама, а не выпрашивать подачку, ведь так?

– Ты… ты обиделся? – неведомая горечь затопила Ирискину душу. Она – преступница, и нет ей прощения.

– Когда понимаешь "почему", обиде не остаётся места.

– "Понять" – значит "простить"?

– "Простить" – не значит "принять", – невесело улыбнулся Рауль. – Я не смогу принять смерть Зинги. После смерти Панцирной Кошки он должен был вспомнить свою лучшую песню. Я не смогу принять смерть Крушилы. Я не смогу принять победы Панцирной Кошки. Придётся принять собственную смерть. А ей без разницы, пойму я её или прощу. Она оборачивается. Её подгоняет каждая улетевшая секунда. Ведь Крушило в ловушке, а я тут с тобой прохлаждаюсь.

Ириска схватила запястье командира обеими руками. Она не отпустит его. Рука не вырывалась. Зато обвисла безвольно, вяло, противно.

– Ты сейчас куда?

– В школу, – Ириска скосила глаза на часы.

– Ясненько, – интерес в чёрных глазах погас. – Тогда поспеши, а то опоздаешь.

– Не, – мотнула головой девочка, – до школы ещё целый час.

– Ну, погуляй по улицам, – равнодушно заметил Рауль.

Ириска чувствовала, как в нём пульсирует нетерпение освободиться и рвануть к новым подвигам. С Ириской становилось скучно. Ириска превращалась в якорь.

Но как же иначе? Ведь Ириска должна пойти в школу. Она и так провела целую НОЧЬ вне дома, что же случится, если ещё и школа останется в стороне. Нормальные девочки должны посещать школу во чтобы то ни стало. Нормальным девочкам знать легенды о Панцирных Кошек не положено.

Рауль смотрел сквозь неё. Может быть, и раньше он точно так же стоял перед очередной девочкой и смотрел сквозь. А девочка на что-то надеялась, а девочка уже выстроила лживую картинку и успела поверить и полюбить её. Но Рауль бросался навстречу Панцирной Кошке, а девочка оставалась в реальной жизни, наполняясь недоумением, злобой и обидой на мужскую половину земного шара.

"А ты пожуй свой "Орбит" без сахара, – холодно подумала Ириска. – Жуй, жуй, глотай".

Рука начала осторожно выбираться из жаркого плена Ирискиного захвата.

– Я с тобой, – сказала нарушительница ненужных правил.

Равнодушие сменилось лёгким бризом любопытства.

– А школа? – улыбнулся Рауль.

– Плевать на школу.

– Послушай, девочка, – голос стал серьёзным. – Я не зову ТЕБЯ. Это ТВОЯ жизнь. И ты САМА решаешь. Не надо что-то делать из-за МЕНЯ. Рискуешь остаться в темноте и одиночестве. Делай СЕБЕ и для СЕБЯ. И если важнее школа, просто иди в школу. И не переживай. Я уверен, в твоей жизни будет много чего интересного.

– Ты не зовёшь? – опешила Ириска.

– Мог бы, – губы Рауля скривила злая улыбка, а голос стал патетичным. – Мог бы сказать: Зинга погиб, и мы должны отомстить. Мог бы заметить: он погиб из-за тебя и ты должна… Должна, должны… Ненавижу обязаловку в любом виде. Помни, ты сама решаешь, что должна, а что нет.

– Я должна быть с тобой, – сказала Ириска и сжала пальцы сильнее, но рука уже не рвалась на свободу, хотя налилась силой и уверенностью.

– Что у нас со временем? – вздёрнул голову Рауль.

– Без пятнадцати семь.

– Не успеваем, – цыкнул Рауль уголком рта. – Придётся прорываться напрямик. Не возражаешь?

Свободная рука нырнула в карман, а когда выскочила обратно, то по фалангам указательного пальца весело крутилось кольцо наручников.

– Это… ещё… зачем…

– Да чтобы не потерялась, – ободряюще улыбнулся Рауль. – Впрочем, насчёт школы… Ещё не поздно передумать.

Без лишних слов Ириска отпустила командира и с готовностью протянула обе руки вперёд. С щелчком металлическое кольцо замкнулось у часов Рауля, тут же второй браслет окольцевал правое запястье девочки.

Не говоря ни слова, мальчик свернул в переулок. Он оказался крохотным тупичком, перегороженным громадными воротами с облезлой вмятиной на левой створке. "Ссать на ворота западло!" – взывала надпись крупными буквами. Судя по запаху, уровень грамотности в России оставался на весьма невысоком уровне.

А потом Рауль прыгнул в сторону, прямо на стену меж двух оконных проёмов. Кольцо резко дёрнуло за руку, и девочка полетела следом.

Ноги переступали сами собой. Под подошвами чувствовалась утоптанная земля. Изредка покалывал камешек в правой кроссовке. Ничего сверхъестественного, только исчез въедливый запах от ворот. Ириска раскрыла глаза. Они с Раулем шагали по аллее. С двух сторон вздымались тёмные кроны пирамидальных тополей. Верхушки зелёными пиками вонзались в нежно-голубое небо. Клочками ваты медленно проплывали облака. Зелёные листья. Ласковый ветер. Теплынь. В лето они вернулись что ли?

– Где это мы? – непроизвольно вырвалось у Ириски.

– Немного в стороне, – чуть подался Рауль к девочке. – Помнишь, я говорил, что люди всегда несутся прямыми дорогами. А мы срезаем. Правда, это запретные пути, но ты не бойся. Пока не порвётся цепь, с тобой ничего не случится.

За тополями росли деревья обыкновенного лиственного леса. Изредка из-за могучих стволов высовывалась пара-тройка молоденьких ёлочек. А потом Ириска увидела дома. Дома стояли в лесу чёткими линиями. Пятиэтажки с огромными квадратными окнами, словно институтские корпуса. За пыльными стёклами ничего не разглядеть. Дома выглядели на редкость естественно, словно в порядке вещей, когда в лесу вместо деревьев вдруг вырастают полосы серых зданий. В разрывах домов виднелись сумрачные дворы. Ни гаражей, ни качелей, ни дорожек, посыпанных жёлтым песком. Деревья, деревья и ещё раз деревья. А за ними проглядывала следующая линия домов. И тишина.

– Что в этих домах? – чуть слышно прошептала девочка.

– Не знаю, – тихо ответил Рауль.

– А если посмотреть?

– Останешься навсегда, – предупредил Рауль. – Мы двигаемся свободно лишь потому, что о нас никто не знает.

– А кто может узнать?

– Правило такое, – нахмурился Рауль. – Если я знаю того, кто может узнать про меня, то я знаю и то, что ему обо мне уже известно.

– Не поняла.

– Поэтому ты и на поводке, – Рауль кивнул в сторону браслета.

– Фу, – скривилась Ириска. – На цепь меня посадил. Как шкицу какую-то.

– Когда у меня будет свадьба, я обязательно прикую невесту, – в глазах Рауля сверкнула мечта. – Цепочкой из белого золота. Самое позорное, когда на свадьбе воруют невесту. Никогда не угадаешь, чем это для тебя обернётся. Поэтому я заранее позабочусь о счастливой жизни.

– Ладно, – пожала плечами девочка, – если мне предстоит выйти замуж за кого-нибудь вроде тебя, небольшая тренировочка не помешает.

Она снова перевела взгляд на дома. Сколько же лет пыль садилась на эти стёкла? И что же всё-таки прячется за серой мутью? Быть может, внутри, прорвав потолки и перекрытия, тоже растут деревья. Джунгли везде, а средь лиан стоят письменные столы, электрические лампы, ксероксы, принтера, компьютеры, громадные дыроколы. А меж корней спрятаны узорные сундучки с сокровищами. Захотелось Ириске соскочить с тропинки и забежать хотя бы в один дом, чтобы проверить догадки. Так бы и бросилась, да цепь не пускала. Может, и хорошо, что не пускала.

– Теперь зажмурься, – отрывисто и громко приказал Рауль.

От неожиданности глаза Ириски захлопнулись. Рывок, и она снова летит куда-то.

Тут же лицо кольнули острые ветки.

"Странно, – подумала девочка, – ведь ни единого куста вокруг. Одни тополя".

Но когда глаза открылись, тополиная аллея исчезла. Справа рос куст шиповника с опавшими листьями, слева скалился забор, впереди темнело здание, похожее на заводской цех. Погнутые листы проржавевшей жести приветливо распахнулись.

– Нам туда, – показал Рауль на ворота, но не сдвинулся с места.

– А сейчас мы где? – на всякий случай шёпотом спросила Ириска.

– Вернулись, – как первокласснице пояснил Рауль.

– Да ну? – не поверила девочка.

– Ну да, – улыбка Рауля, как всегда, была безупречна.

– Что-то я таких мест не припомню, – сощурилась Ириска.

– Завод имени Ленинского Комсомола, – пояснил Рауль. – Построен в 1991 году. Сразу же обанкротился, одни корпуса и остались. Народ что мог, давно растащил, но бетонные блоки выворачивать себе дороже. Заброшенное местечко. Рай для кошек.

Голос смолк, но оглушительная тишина, как на аллее, не наступила. Под ногами обиженно шелестели скрюченные листья, посвистывал осенний ветер, за забором кто-то глухо, прерывисто кашлял, шуршали невидимые машины. Из неведомых далей прозвенел трамвайный сигнал.

Но не трамвай заставил девочку поверить в возвращение. На серой кирпичной будке красовалась неправдоподобно огромная корявая надпись "Я тащусь от Мумей Троль".

Мир становился привычным. С каждой секундой сказка ускользала. Ириска приготовилась броситься куда угодно, лишь бы ухватить за хвост исчезающие чудеса.

– Так мы идём? – девочка шагнула к воротам.

Рауль замер якорем, цепь натянулась и отбросила девочку на исходную позицию.

– Подожди, – Рауль предостерегающе поднял руки.

Командир прислушивался. Ириска напряглась. Чего такого опасного таилось в окружающей обстановке?

Вихляющейся походкой из-за кустов вывернул ссутулившийся паренёк. Он невнятно бормотал что-то себе под нос. Если вслушаться, то получалось что-то вроде.

Я, бля, типа весь крутой, весь крутой.

Патамушто хер бальшой, хер бальшой.

Пепси типа на хер пью, на хер пью

И, бля, песенку пою, йё-йё-йё-о-о…

"Перепевник хренов", – с отвращением подумала девочка и развернулась вполоборота, не в силах смотреть на такое убожество.

На Ирискину немилость певец внимания не обратил. Он, видимо, решил остановиться, но непослушные ноги продолжали шагать. Тело отклонилось назад, его занесло, развернуло, и, если бы грязная пятерня судорожно не хватанула скрюченный ствол придорожной осины, ходок неминуемо распластался бы по заброшенному газону. Обхватив спасительное дерево, он уставился на парочку и раскрыл рот. Видно было, как в тёмной дыре ворочался язык. Паренёк удивительно походил на того счастливого пацана, вещавшего с экрана, как круто обнаружить под крышкой "Пепси" приз в сто тысяч рублей. Только на вторую серию: когда мощная вечеруха уже закончилась и последствия её скрыть невозможно.

Однако Рауль опытным взглядом углядел совсем иное.

– Норик! – обрадовался он. – Этот нам подойдёт. Знаешь, Ирисочка, есть дела, которые я всегда поручаю другим.

И его глаза снова округлились и загорелись странным огнём, словно Рауль был в невероятном восторге, что никогда не принадлежал и не будет принадлежать миру, раскинувшемуся на все четыре стороны.

– Хы-хы-хы, – норик тем временем разглядел цепь и веселился. Какие ассоциации складывались в голове у недомерка, Ириска не знала, но густо покраснела.

– Что, брат, заработать хошь? – осклабился Рауль.

– А чо есть? – равнодушно промямлил норик, оборвав идиотский смех.

Рауль изящно присел на одно колено, расстегнул кейс и жестом фокусника предъявил почтеннейшей публике узкий шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Весёлость с физии пришельца мигом сдуло, теперь она морщилась тревожным ожиданием. Организм норика подался вперёд единым порывом. Послышалось, как хрустнули не уложившиеся в общий норматив кости.

– Дай, – слово было простым и коротким.

– Легко, – повёл бровями Рауль. – Сбегай, брат, до ворот, позови нашего друга, подзадержался он чего-то. Мне-то в лом девочку дотуда переть. А тебе выпал шанс словить халяву.

– Дружбана, значить, похерили, – понимающе шмыгнул носом паренёк. – Втроём, значить, – он снова перевёл взгляд на цепь.

– Ты, брат, поторопился бы, – улыбка сменилась суровостью. – А то обломается халява.

Мягкий нажим на поршень, и из узкого горлышка иглы вырвалась ниточка, распавшаяся на бриллиантики капель.

– Э! Э! – вся натура пацана запротестовала против возможного уменьшения дозы.

– Ну! Живо! – приказал Рауль.

– А… это… – хрипло промямлил норик, не желающий расставаться с глупой надеждой о предоплате. Но потом понял сложность международной обстановки и послушно пошлёпал к воротам, непрестанно оглядываясь.

– Давай, и мы за ним, – предложил Рауль. – Только не спеша, малым ходом.

Он согнулся знаком вопроса, поковырял в щели браслета блестящей загогулиной и освободил Ирискино запястье от металлического кольца.

Ведомый мечтами о светлом будущем, норик резво добежал до ворот и смело нырнул в их зев. Дальше он пройти не успел. Что-то мелькнуло над его головой, и коротышку рвануло вверх, словно он вознёсся к баскетбольной корзине. Голова его исчезла за жестяным козырьком, а руки и ноги отчаянно трепыхались. Потом они безвольно обвисли.

Где-то далеко снова зазвонил трамвай.

– Сработала мышеловка, – удовлетворённо заметил Рауль. – В минусы запишем то, что нас ждут, в плюсы занесём, что вход для нас теперь крайне безопасен.

Когда они подошли к воротам, Ириска услышала неприятное чмоканье. В серую пыль падали бурые капли крови.