Текст книги "Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Глава 35. Промежуточный финиш

Кот бы ушёл. Несомненно. Ему оставалось только юркнуть в щель. Он обманул и Крушилу, и Рауля.

Но на пути стояла Ириска, сжимая обломок черенка от лопаты. Сама лопата, усеянная застывшими комьями цемента, валялась неподалёку, у перекрученных носилок с расщепленными ручками.

Кот на миг замер, оценивая ворогиню. Потом зашипел.

"Не тронь", – предупреждал он.

"Разорву!" – обещал он.

"Прочь с дороги", – приказывал он.

"Уходи!" – требовал он.

А глаза слезились. А из глаз скатывались прозрачные дрожащие бусины.

Ириска впервые видела, как плачут коты. Причём, не мягкие пушистые комочки, что появились на свет три месяца назад, а здоровенные уличные котяры весом в несколько килограмм.

– Ириска, – раздался из-за будки голос Крушилы. – Отгоняй его к краю. Не бойся, он тебе ничего не сделает.

Ага, сказал один такой. Вместе с шипением кот распушил шерсть и казался теперь огромным меховым шаром. Хвост напряжённо постукивал. Зад ходил ходуном. Кот готовился к прыжку. Черенок стал скользким, от волнения дико потели руки.

Из-за будки вынырнул Клан Мёртвого Кота. Рауль справа, Крушило слева. Ещё несколько секунд, и они встанут рядом, надёжно отрезав котяре путь назад.

И тогда кот прыгнул. Время замерло, словно луч света, остановленный в сверхплотной среде. Только пушистый ком плавно скользил по воздуху, выбрасывая вперёд лапы с острыми когтями. Ириска вскинула черенок, как биту, как клюшку для игры в гольф, и нанесла упреждающий удар.

Только тогда она поняла, что кот летел мимо.

Отполированная сотнями ладоней палка с заворотом ударила в кошачий бок, словно до упора накачанный мяч. Траектория полёта сломалась. Кота развернуло и выбросило за бортик. Отдача чуть не сорвала ладони с запястий. Наступила тишина. Не по-осеннему жаркое солнце пропекало плоскую крышу. На плечо легла тёплая рука Рауля. Он молчал.

Говорить, действительно, не стоило. Третий министр покинул этот мир. Теперь никто не заслонял Кошку с панцирной шкурой, никто не стоял на пути. И злобную королеву уже ничто не спасало. Оставалось провести ритуал вызова и разделаться с ней навсегда. Никому не дано право выцарапывать глаза ни в чём не повинным людям.

И нестерпимо хотелось убежать с этой солнечной крыши.

– Проверить бы, – подал голос Крушило. – Коты, они живучие, падлы. Не дай бог, улизнёт. Тогда начинай всё сначала. Да ведь и не отыскать потом. Спрячется, затаится.

Странный был Крушило. Нервный, суетливый. Что ждало его за смертью Панцирной Кошки? Ириску – Пятый Переулок. Рауля, быть может, тоже. Что искал Крушило? Что привело его в Клан Мёртвого Кота? От какой мечты требовалось ему горькое лекарство?

– Пошли, – пальцы Рауля мягко сжали плечо.

Девочка кивнула и нырнула в прохладный проём. В душе то вскидывались, то опадали волны странных ощущений. Холодная изморозь горных вершин, когда трудный путь позади, и можно немного отдохнуть. И лёгкая обида, будто бы Ириска собиралась влезать на совершенно иную гору.

Водолей смущённо топтался у подъездной двери. Он зыркал на Ириску колюче-просящими взглядами и сладострастно убеждал себя, что понравился ей до невозможности. Но Ириска видела унылого хмыря через туманную пелену. "До-ми-соль", – глухо стучали в голове мёртвые нотки, хором выкрикивая имена. Сотни, тысячи имён. Но звуки сливались в монолит, из которого проступало лишь "Ириска" и "Рауль". А ещё иногда проклёвывалось "Крушило". Мёртвые нотки не давали сосредоточится, вернуться в реальность. В голове царили недоумение, неверие, непонятки. Они уйдут, когда Ириска доберётся до угла и увидит на асфальте останки Третьего Министа.

– А паспорт, – залопотал Водолей.

Возглас смутил Ириску, и она полуобернулась. Крушило, вроде бы нехотя вытащил ключ, но на его лицо уже наползла обычная ехидная ухмылочка, когда можно не притворяться ребёнком. Рауль тоже притормозил. А девочка двинулась дальше, к заветному углу. Контрольная проверка после решающего удара.

"Пусть его там не окажется, – просила Ириска незримые сверхъестественные силы. – Пускай он просто упал. Ну ладно, пусть сломает себе лапу. Тогда он может уползти в подвал и подлечиться".

"Подвалы – наши!", – вспомнились слова Рауля.

"Ну, пусть не подвал, – кивнула Ириска самой себе. – Пусть ближайшие кусты".

За углом была тень. Ещё не здесь. Ещё не эта стена. Ещё маленькая передышка. Третий министр свалился у фасада. И сейчас, быть может, тоскливо мявкая, отползал в укрытие.

Но обманывать себя бесполезно. Никто не посадил там кустов. Просто зелёная полоса газона. А рядом серая лента тротуара, за которой ещё одна узенькая полосочка травы. И уж потом дорога, по которой непрекращающимся потоком неслись машины. Ириска прошла мимо пыльных окон торцевой стены и миновала второй угол.

"Я хочу, чтобы его там не было", – скрипнули зубы и зажмурились глаза, чтобы потом приоткрыться. Нехотя. Медленно. Осторожно.

Кота у стены не было!

Девочка остановилась и шумно выдохнула. Тяжесть невосполнимой потери мгновенно испарилась. Голова полностью опустела. Не было котяры. Ни на асфальте, ни на газоне, ни на дороге. Ириска даже встала на цыпочки, вглядываясь на ту сторону проезжей части. Может, какой-то автомобиль отшвырнул переломанное тело. А может, котище благополучно свалился в кузов грузовика, набитого мягким тряпьём. Такое в фильмах случается чуть ли не ежеминутно.

Исчез кот. Безвозвратно растворился.

Но что скажет Рауль? Нет кота – нет и дороги к Пятому Переулку. Душу Ириски раздирали противоречия. Если кот жив, значит, Ириска никого не убивала. Ну, котёнка сбросила в колодец, но никто ведь не видел его мёртвым. А вдруг незримые ангелы-хранители следят за Ириской и не позволяют ей совершать необратимые поступки? Вот бы здорово! Но тогда остаётся проблема с Панцирной Кошкой. Третий кот по-прежнему закрывает дорогу к ней. И третий кот должен умереть.

Так Третий Кот или Пятый Переулок? Пятый Переулок или Третий Кот?

Пушистая мордочка или пригорок, на котором растёт Чёрная Роза?

Катящиеся из жёлтых глаз слёзы или синее-синее небо?

Без единого облачка. А впереди лишь лес у самого горизонта. Чёрная зубчатая кромка. Почти незаметная на фоне небесного купола. Голубизна. Лазурь. Бирюзовая чаша, опрокинувшаяся над миром. Город, машины, проблемы, неудачи, тягостные планы на будущее и само будущее – всё отрезала кромка чаши. В ней уместились только голубое небо и Чёрная Роза – Ириска, которая и есть вся бесконечность.

И тут Ириска увидела кошачий хвост.

Кот валялся за мусорной урной, поэтому девочка и не заметила его сразу. Она на цыпочках обогнула исцарапанный металлический конус и узрела третьего министра. Мертвее некуда. Без вариантов.

Выглядел он почти непотревоженным. Только вместо глаз багровели кровавые сгустки. Только шерсть перестала блестеть и свалялась тусклыми иглами. Повинуясь внезапному порыву, Ириска взяла кота на руки. Он обвис, как полусдувшаяся резиновая игрушка. Тело кошака потеряло упругость и стало тяжёлым и неудобным. Рот раскрылся, ощерив зубы. Из алой пасти на запястье выливалась тёплая масса мозга. Чтобы не запачкать куртку, девочка держала поверженного врага на вытянутых руках. Мимо мелькали машины и шли люди, не обращая внимания на девочку с мёртвым котом. Может, потому что Ириска повернулась спиной ко всему миру. А может, потому что кот уже умер, и время вспять не запустишь, дабы оживить погибшего. Если не можешь помочь, просто уйди. И люди разрешали себе уходить.

– Три в плюсе, – раздался холодный голос.

Ириска вздрогнула. Рауль стоял рядом.

– Надо бы его похоронить, – смущённо залопотала девочка.

– Идём, – бесстрастно кивнул Рауль.

Он мигом добрался до угла, пересёк тротуар и вышагивал теперь под балконами пятиэтажки. Ириска старалась не отставать. А ещё она боялась выронить кота. Ей казалось, упади кот ещё раз, кровь тут же хлынет неудержимым потоком.

За пятиэтажкой оказался бетонный забор. К нему прижались четыре коробки из листового железа, окрашенные в зелёный цвет. На каждой из них по трафарету вывели "ЖРЭУ-7". И зелёные стенки, и белые буквы хранили многочисленные бурые отпечатки футбольных мячей.

Рауль осмотрел левый ящик, потом перешёл к следующему, остановился у третьего, принюхался. Ириска тоже втянула воздух. Пахло испорченной колбасой и промасленной ветошью.

– Кидай, – приказал Рауль.

– Т-ты чт-то? – от волнения Ириска начала заикаться.

Рауль удивлённо повернулся к девочке. Глаза его излучали ледяной блеск.

– А ты чего хотела?

– Я думала, мы его в коробочку… – Ириска вспомнила пылившийся на шкафе посылочный ящик.

– В коробочку?.. – зло прошипел Рауль. – Ага! Ты хочешь поиздеваться над ним до скончания веков!

– А разве мусорка – это не издевательство?

– Господи, – глаза Рауля уставились в небеса. – Опять! Предрассудки настолько въелись в сознание, что ты и думать иначе не можешь. Знаешь, Ирисочка, какое самое отвратительное зрелище я видел на этом свете?

– Ну? – нехотя отозвалась Ириска.

– Собака, пробегавшая в боксёрских трусах две недели.

– И что? – Ириска отозвалась напряжённо. Перед взором стояла бедная собаченция, не могущая расстаться с мучительным излишеством, напяленным каким-то уродом. Всё, от чего природа велела избавляться и прятать, теперь неотступно следовало за собакой, превращённой в изгоя, что для людей, что для собственных сородичей.

– Засунуть кота в коробочку, чтобы закопать, ничем не лучше. Нет, тебе-то станет легче. Тебя будет греть сладостная мысль успокоения. Как же, ведь прикончив котяру, ты так славно позаботилась о нём после смерти. И даже мама, придя домой, не будет тебя ругать, потому что коробка ушла на то, чтобы, – тон Рауля стал издевательским – кисаньку па-аха-аранили. Желая ни в чём не походить на толпу, ты продолжаешь слепо следовать правилам и традициям. Что ж, ты не одинока. Тысячи, миллионы котовладельцев поступают так же.

– Я не вижу ничего плохого в том, чтобы похоронить его.

– Для любого кота, Ириска, благоустроенная квартира не лучше птичьей клетки. "Бедненькая", – утешаем мы птичку, рвущуюся из тесного пространства. Про кота мы так не думает, нет. Наоборот, мы твёрдо уверены, что он вне себя от счастья, если живёт в тёплой квартире и лопает "Вискас". А ведь коты придуманы не для того, чтобы их ласкали и гладили. Да, они мурлычут и ластятся. Но в душе каждый ждёт единственного момента. Когда Откроется Дверь.

Ириска вспомнила кошку на подъездном пороге. Она приникла к щели и принюхивалась, изучая обстановку. А в глазах мерцали таинственные звёзды счастья.

– Домашний кот не может сбежать и после смерти. Заодно и размеры тюрьмы резко сокращаются. Ведь отдача от кота прекратилась. Ведь он больше не урчит. Ведь его не погладишь. Напротив, он начинает мерзко попахивать. Так мы его в коробочку, а коробочку в земельку!

– Но, как и люди, коты заслуживают…

– Брехня! Баллады слагаются о тех, кто, получил свободу. Они погибают, но не сдаются. И люди, в отместку, брезгливо сжав пальчики, кидают их в мусорные баки. "Делай, что хочешь, только не бросай меня в терновый куст!" Так искатели свободы оказываются на свалке для последнего акта. По вечерам все бродячие коты стекаются к этим могучим холмам. Они насыщаются. Они готовятся. Они ищут тех, кто не смог придти сам. Они затаскивают их на самую высокую гору. А потом поют Песни Славы. Я не слыхал ничего более величественного, чем эти протяжные многоголосые хоралы. Дуют ветра. На небесах плачут звёзды. Клубком серебра катится по небу Большая Небесная Кошка. А в тёмных закоулках свалки горят зелёные звёзды глаз, которым ещё предстоит засверкать в угольных небесах. Не этой. Но, быть может, уже следующей. И освобождённые души уличных бродяг возносятся к звёздам под хвалебные песни. В то время как души домашних любимцев мечутся в тесных коробках плена, уготованного им любящими хозяевами.

– Ты это САМ придумал?

– Просто сходи на свалку, Ирисочка, и взгляни сама. Часикам к двум ночи. Лично я слышал эту песнь неоднократно.

– Но ведь кошки – твои злейшие враги?! Ты сам говорил!!!

– Мне приходится их убивать. Но я слишком уважаю врагов, чтобы издеваться над ними после смерти. Они проиграли, так пусть порадуются в небесах, чем из тесных КОРОБОЧЕК будут слать мне нескончаемые проклятия.

Ириска склонила голову. Она не стала спорить. Просто подошла к третьему ящику и осторожно положила кота на гору тряпья. Потом закрыла его ворохом газет. Рауль благодарно погладил тёплым пальцем её мягкую щеку. Ириска смущённо отстранилась, подняла смятую пачку от папирос и начала счищать с запястья застывшую розовую лепёшку.

– Давай-ка зайдём во двор, – предложил Рауль и тревожно продолжил. – Что-то Крушило задерживается не по делу.

Двор не пустовал. Бегала стайка ребятни. Бабушка из крайнего подъезда тащила домой три литра молока в краснобоком бидоне. Подложив руки за голову, на мягком кресле "Ниссан-Патрол" спал водитель – усатый здоровяк лет сорока. Но ни Водолея, ни Крушилы во дворе не обнаружилось. Однако, Рауль беспечно заулыбался, ткнув пальцем в бетонные перила подъездного крыльца. На самой середине извилистой трещины, молнией прорезавшей серую громадину, сверкал яркий квадратик. Оттуда всё также, сквозь очки "Матрицы", опасливо озирался Кину Ривз. Только апельсиновый закат окончательно ушёл в прошлое. Теперь всё небо было замазано тёмно-красным.

Глава 36. Второй сон Чёрной Розы

Горизонт скрывал чёрный злой лес с колючими верхушками. К горизонту снова не хотелось. И, как часто бывает во снах, далёкое незаметно подменилось близким.

Ириска стояла перед церквушкой. Пыльный порог. Выщербленные колонны. Уснувшие горгульи на карнизах. И толстая, массивная дверь, приоткрытая наполовину.

Что сочилось из заброшенного храма? Ириска не чувствовала ни тепла, ни мало-мальски заметного сквозняка. Впрочем, сны смазывали ощущения. Во сне можно ходить босиком по снегу и не замечать. Можно плескаться в воде, да так и не узнать: горячая она или ледяная.

Зато во сне можно действовать.

Ириска коснулась ручки из помутневшей бронзы и почему-то не решилась приоткрыть дверь пошире. Мешало какое-то правило, отчаянно не желавшее формулироваться. Такое, что нельзя ослушаться. Девочка оставила дверь в покое и бочком скользнула в мглистую щель.

Сон не захотел выворачиваться. Сон продолжался. Внутри оказалась церковь. Свет нисходил через высокие стрельчатые окна, с трудом пробиваясь сквозь толстые стёкла цветных витражей. Девочка медленно шла мимо скамеек из отполированного дерева. Блеск тёмных сидений припорошил густой слой пыли.

Впереди, у огромного вогнутого окна, заполненного стеклянной мозаикой, золотом сверкал алтарь. Ириска не задумывалась, куда он исчез, когда последний ряд скамеек остался за спиной. Она забыла о нём. Исчезло и окно. Теперь ввысь тянулась мрачная ниша, куда поместили ступенчатый пьедестал почёта. Изящный, с фигурной отделкой, с деревянными кружевами.

На верхней ступени стоял Рауль. Не он сам. Его скульптурное изображение, выточенное из тёмного дерева. Чёрные кудри застыли. Глаза смотрели на Ириску сурово и твёрдо. Губы замерли в привычной улыбке. На лице сияла печать блаженства и умиротворённости, словно эта ступень и была тем самым, желанным горизонтом. Стройное тело укутывала мантия, из-под которой едва выставлялись носки обуви. Не привычных "Найков", нет-нет. Солидных туфель со скошенным носом, какие и не во всяком бутике отыщешь.

Туфли чуть выпирали с платформы. Под ними красовалась табличка. "Рауль Мертвокот", – значилось на ней.

Слева, на ступеньке пониже, установили Крушилу. Как и всегда, его лицо прикрывали очки. Но на деревянных стёклах неведомый скульптор позабыл вырезать глаза. И беззащитно-детские, и жестоко-стальные. Слепо смотрел Крушило. Но если и не видел, то чуял всё, что здесь происходит. На это намекала хитрая ухмылка. Мантия Крушилы притягивала взор широченными рукавами. Оттуда, сквозь прорези, высовывались руки-худышки. Правая сжимала гарпун, левая книгу. Деревянную книгу с причудливой резьбой. Ни единого слова не выгравировали на обложке. Лишь дудочку, перечёркнутую крестом. И каждый, прочитавший книгу, знал, что в этой жизни тот, кто ставит на одну палочку и девять дырочек, получит лишь вторую в довесок, а к ней могильный холмик и вечный покой в придачу.

На этой ступеньке готические буквы таблички складывались в надпись "Крушильон Котомор".

Правая ступенька была ещё ниже, чем занятая Крушилой. Она пустовала. Отсутствовала и табличка. Лишь две аккуратные дырочки, чтобы неведомые мастера могли немедленно привернуть её, когда пьедестал займёт достойная личность.

"Что, Ирисочка, твоё место не в этом ряду?" – прошелестел в спину коварно подкравшийся Ванабас.

Девочка оборачиваться не стала. Знала, что не ей предназначена третья ступенька. Если Ириска когда-нибудь заберётся по этой странной лестнице, то не остановится на полпути. Её место рядом с Раулем. И только там.

Ванабас шумно дышал в спину. Где-то каркала ворона. Смеялись маленькие часики и сплёвывали жёваные кожурки варёного лука на новые Ирискины кроссовки.

Потом снова всё поменялось. Ириска теперь знала, что стоит не в заброшенном храме, а в подвале Капки-Стрелки. Только в тех местах, где ещё не бывала. Вместо ниши перед ней простиралась широкая лестница. Высокие деревянные ступени были густо исцарапаны когтями. На лестницу мягко лилось золотое сияние. Лестница вела наверх. На следующий этаж. И какие правила ни придумывай, тот этаж уже никто не сможет назвать подвалом.

Путь открыт. Лишь ступи на лестницу и поднимайся.

"Если хочешь, иди, – грустно сказал Ванабас голосом Рауля. – Ты не в Клане. Тебе ничего не грозит. Вдруг тебе там понравится, а? Ступай, девочка. Только меня забудь. Ты же знаешь, мне туда ход закрыт. Мой горизонт на плоскости, а не над уровнем моря".

"Ступай, ступай, – ухмылялся Ванабас голосом Крушилы. – Поверь мне, Ирисочка, тебя там давно заждались. Тебя там встретят с почётом, дабы многое сказать из тех вещей, что очень тебе не понравятся".

Лестница манила, как забытая детская сказка, которая кажется реальной только в редких хороших снах. Она звала попробовать. Притягивала сладостью неизведанных маршрутов. Покалыванием шанса, который и бывает всего раз за всю жизнь.

Ванабас молчал. Молчал, как Зинга, который уже ничего не мог сказать. Зинга, покинувший этот мир. Но только не было его ни на лестнице, ни за ней.

Теперь за спиной протянулись Переулки. Девочке не надо было оборачиваться, чтобы удостовериться. Но право зайти туда она так и не заработала.

Ванабас в последний раз грустно вздохнул и ушёл по направлению к Переулкам. Он хотел пройти хотя бы один из них. Он страстно желал дослушать до конца хотя бы одну песню. И стать ей.

Светящаяся лестница, а у подножия маленькая девочка, невыносимо довольная собой.

Ириска улыбнулась. Она знала, что поднимется. Сначала на следующий этаж. А потом дальше. Так высоко, что станет выше всех. Даже Ванабаса.

И тут, как это обычно бывает, щёлкнул выключатель.

Проснувшаяся Ириска прищурила глаза, прогоняя резкую боль несвершившегося. За окном разгоралось самое обыкновенное утро.

Глава 37. Провода

Коробки многоэтажек неприступно чернели. Меж ними в узкой щели будто плавился металл. Солнце пыталось пробиться к Ириске, но силы уже сдавали, и оно проваливалось всё ниже и ниже. Сероглазый не смотрел на солнце. Он смотрел вверх. Туда, где темнотой наливалось небо, перечёркнутое бесчисленными проводами.

– Вечер, – сказала Ириска. Просто так, чтобы не молчать.

– Знаешь ли ты, почему приходит вечер? – алюминиевые глаза ухватили Ирискин взгляд.

Ириска знала. Потому что вращается Земля. Так было в забытом учебнике природоведения. Но для тех, кто вступал в Клан Мёртвого Кота, простые законы побоку. Простые законы для тех, кому положено учиться и получать хорошие отметки. Чтобы шагнуть дальше. И снова учиться, учиться и учиться. А потом найти себе хорошую работу. И работать, работать, работать. До той ночи, когда Панцирная Кошка выест им глаза. В учебниках природоведения ничего не говорилось о Панцирной Кошке. Значит, можно уже забыть о них, о законах, шуршащих ненужными прошлогодними листьями. Скукоженными. Рассыпающимися в прах от одного прикосновения. Вечер наступал из-за вращения Земли лишь для обычных людей. Для того, кто имел глаза алюминиевого цвета, вечер наступал по иным причинам. Ириска не знала их, поэтому и молчала, смиренно дожидаясь ответа.

– Вечер начинается там, где тянутся провода, – сказал обладатель алюминиевых глаз. – Даже от одного провода, небо темнеет. Ненамного. Почти незаметно. Чем больше проводов, тем быстрее наступают Сумерки. Их уже не остановишь. С каждой секундой провода тянутся всё дальше и дальше. Люди не могут без проводов, постепенно загоняя в них свою жизнь, и очень этим довольны. А потом провод обрывается, и жить становится незачем. Вот так.

Над его головой полыхало: "Компьютерный Клуб CyberRats". Алюминиевоглазый сделал шаг назад. Вглубь подвала. Шеренга экранов за его спиной бледно мерцала. Казалось, что свет изгибался и обволакивал фигуру, озарённую мертвенными сполохами. Контрасты чёрного и белого пропахали лицо складками усталости и печали. И Ириске вдруг до ужаса захотелось разбить все зеркала, потому что она вдруг поверила, что тоже выглядит старой и страшной.

Но такими были все из подвальчика, обернувшегося компьютерным клубом. Сумрак, мерцающие экраны, озаряющие бледные лица умирающим северным сиянием.

Двадцать компов, соединённых в сеть и подключённых к И-нету.

Ближайший пацанчик впился в экран, на котором призывно раздвигала ноги пышноволосая красотка без грамма одежды. Белели три незагорелых треугольничка: между ног и на кончиках высоких грудей. Красотка смотрела высокомерно, словно она здесь была настоящей, а не парень, руки которого чуть подрагивали. Курсор мышки, превратившийся в короткопалую пятерню, оглаживал обнажённую девицу по всем изгибам. С уголка рта зрителя, смотревшего свой собственный фильм, скатилась тонкая ниточка слюны. Его уже не было здесь, как не было и этой красавицы, знавшей, как подать себя максимально выгодно и эффектно.

Ириска повернулась к хозяину. Тот смотрел не на Ириску. Он смотрел на экран, но не на сам экран, а сквозь него. Сквозь красотку, сквозь монитор, сквозь стену. Наступал вечер. Красотки сменяли одна другую и исчезали прочь, а вечер оставался. Вечер – единственное настоящее.

На экране уже хозяйничала другая девица. Брюнетка с длинными волнистыми волосами. Она смотрела искоса, но так призывно, что пацанчик не решался кликнуть левую клавишу мыши. Ниточка слюны расширилась и покрылась маленькими шариками, словно во рту зрителя сидел маленький гномик и быстро-быстро плёл фенечку из матового бисера.

Ириска знала, что фильмы эти крутятся в голове и без всяких картинок. Если кто-то готов платить деньги за картинки, непременно найдётся и тот, который придёт за деньгами. Этот человек сейчас стоял рядом с Ириской, хотя его здесь тоже не было. Вот только был он не в сети, а в неведомых местах, где начинается вечер.

– А я видела тебя, – сказала Ириска и, не дождавшись привычного "А где?", продолжила, – в башне кошачьей королевы.

– Меня много где можно увидеть, – хозяин здешних мест не возражал, но и не поддакивал.

– Только там ты был другим, – не сдержалась девочка. – Наполовину скелет, наполовину терминатор.

– Две кости и белый череп – вот моя эмблема, – певуче прошептал парень с алюминиевыми глазищами. – Называй меня теперь – Терминатор Немо.

Ириска ничего не поняла и, чтобы не выглядеть глупо, снова уставилась в зал.

Голову следующего пацанчика венчал шлем из кожезаменителя. На экране буйствовали краски закатного неба, высились стены серо-зелёного коридора, сложенного из древних камней и со всех сторон бежали безобразные уродцы, паля красными и зелёными шарами. Этот пацанчик не сидел статуей. Дёргалась его рука, передвигавшая мышку и отчаянно молотившая пальцами по её кнопкам. Дёргался он сам, уворачиваясь от плазменных шаров. Ириска знала, что из-за шлема компьютерный мир выглядит объёмным и настоящим. Коснись рука Ириски этого геймера, он поймёт, что подлые враги коварно подобрались и сзади.

На соседнем экране извивалась асфальтированная трасса. Движения геймера были плавные. Наклон влево, затем вправо, затем ещё вправо, круто, почти под сорок пять градусов. Геймер вписывался в трассу "Формулы-1" где-то под Барселоной. Ириска пропустила момент, когда столбики ограждения смело встали поперёк пути, экран мигнул красным, а снизу вверх пролетели строчки набранных очков. Затем целёхонькая машина снова возникла на старте и, набирая скорость, понеслась к недосягаемому финишу, по пути отбрасывая на обочины машины незадачливых конкурентов.

– Компьютер отобрал дух авантюризма, – сказал хозяин. – Раньше выбранные цели были практически недостижимы, а против тебя выступал весь мир, но ты всё-таки бросал вызов и побеждал. Вот тогда и рождалось истинное упоение победой. Сейчас так делать лениво. Сейчас выбирают режим попроще. Ломаются коды, обеспечивая бессмертие, или недостающий ключ, или пополнение казны на десять тысяч золотых за ход. Победа становится лёгкой. Но маленькие победы дают маленькие чувства. И люди спешат максимально увеличить число таких побед, чтобы догнать то невыразимое чувство триумфа. Перегнать количество в качество. А в результате получают глубокий минус. Есть ещё такая замечательная кнопочка "Save Game". Люди не любят тратить время попусту, поэтому стремятся засэйвиться при каждом удобном случае.

– Разве это плохо? – осторожно спросила Ириска.

– Одна-единственная игра, пройденная собственными силами за несколько месяцев, стоит пятидесяти, проглоченных за пять минут с помощью сломанных кодов. Одна-единственная жизнь, прожитая насыщенно и ярко, стоит пятидесяти чужих, пустых и торопливых, – объяснил хозяин подвала. – Но никто не замечает грань, за которой подмена перестаёт быть явной. И начинается бесконечная гонка по навороченным играм. Каждое утро вспыхивает ожиданием, что сказка вот-вот наступит, и каждая ночь исчезает в чёрных дырах потраченного впустую времени.

Ириска оглядывала шеренгу геймеров. Кто из них сможет заменить Зингу. Да и есть ли среди них такой?

– Сеть представляется волшебной страной, для тех, кто от неё далёк, – краешком рта улыбнулся алюминиевоглазый. – Для делающих на доступе к ней бабки, сеть – это бизнес, более лёгкая дорога по жизни, чем, скажем, мешки ворочать. Ну а для тех, кто уже окунулся в её просторы, всё зависит от того, что они хотели. В сети есть всё. Цена – время, потерянное на поиски. Если неделя блуждания потрачена впустую, чувствуешь себя лосером, а если откопал и выкачал вещичку, за которой гонялся несколько лет, то – удачливым кладоискателем.

– Но эти ищут общения, которое не смогли отыскать в реале – его рука обвела кучку чатовцев. – Бегут по экрану строчки, и так легко поверить, что отыскал родственную душу. Что незнакомец, посылающий привет за приветом, заинтересовался тобой и готов немедленно избавить от всех проблем. А? Ты хотела бы избавиться от проблем?

Ириска не стала спорить, ведь рядом был не Рауль. Она просто кивнула.

– Сами собой возникают мысли, что девушка, пославшая тебе виртуальный поцелуй, прекрасна, как принцесса с точёной фигуркой, голубыми глазками и улыбкой Синди Кроуфорд, – холодно продолжил компьютеровладелец. – Картинка наворачивается за картинкой, ты и сам предстаёшь принцем в чёрном плаще с алой подкладкой, рассыпая комплименты, моля о фотографии, бухаясь на виртуальные колени. А когда фотография получена, проваливаешься в кому возмущения и разочарования. Но никто не виноват, что красивые и общительные не ищут знакомств с помощью проводов. Сеть – не панацея от недугов и неудач. Сеть – вспомогательный инструмент.

– А всё-таки со сказкой в душе легче жить.

– То, что ты считаешь сказкой, остальным может казаться законченной шизой. Если выставляешь шизу на всеобщее обозрение, будь готова, что её воспримут именно как шизу, а не как твою исключительность и неповторимость. Другое дело, когда собирается компания таких вот сказочников. Сеть избавляет тебя от беготни. Ты можешь собрать команду, где будет народ из Владивостока, из Нижнего Новгорода, из Новочеркасска, парочка москвичей и, скажем, волгоградец. Но сеть не избавляет тебя от правил человеческого общения.

– Владивосток далеко, – протянула Ириска. – Вот и кажется сказкой, когда на экране возникают строчки оттуда.

– Телефон тоже казался сказкой, – возразил алюминиевоглазый. – Я помню, как люди носились с телефонами. Аппараты убойного веса. Ручное соединение. Треск, словно на том конце снова устраивают революцию. А уж разговорчики с телефонистками. Та же сеть. Те же принцессы удалённого доступа. Знала бы ты, как мужчины флиртовали с ними, а девушки стремились заполучить эту должность. В то время было всего две стоящих профессии – лётчик и телефонистка.

– Об этом ты знать не можешь, – сердито оборвала его Ириска. – Ты ведь не жил в то время. Откуда тебе известно, что люди тогда считали чудом: комету Галлея или всё-таки телефон?

– А разобраться, так никакого чуда, просто разговор с человеком, который живёт на другом конце города, – алюминиевоглазый не ответил на Ирискин вопрос. – Радио казалось диковинкой, которой будут удивляться вечно. Кто сейчас воспринимает радио, как сказку. Кто мог поверить всего полвека назад, что любимые фильмы можно будет записывать на диски.

– На какие диски, – вскинула голову Ириска. – Ты хотел сказать, на кассеты.

– Кассеты – барахло, – махнул рукой алюминевоглазый. – Тридцать просмотров и она уже излохматилась, как тряпка. Кроме того, размагничивание. А диски… Диски переживут их всех. Интересно, каким будет следующий шаг?

Ириска нахмурилась. Разговор никак не перескакивал на нужную тему. Казалось, алюминиевоглазый никогда не покидает подвал.

Ускорителем оказался возникший из ниоткуда Крушило. Он немилосердно ткнул в бок Ириску и прошипел:

– Заслушалась? Давай, выбирай.

Ириска гневно взглянула на него и потёрла ушибленное место. Осмелился бы злой очкарик хоть пальцем дотронуться до неё, если бы рядом стоял Рауль? Но Рауль исчез, и все поступки девочки теперь контролировал Крушило. Ничего, она запомнит. Она всё запомнит. И Крушиле когда-нибудь ОЧЕНЬ не поздоровится.

– Что сравнится с юностью и с любовью первою, той, что остаётся с матом на губах, – на лице Крушилы расцвела презрительная ухмылка.

Он будущего не страшился. А хозяин подвала продолжал отстранёно смотреть сквозь свои владения.

– Ну? – выдохнул Крушило. – Так кто идёт с нами на ритуал?