Текст книги "Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Dark Window. Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)

КЛАН МЁРТВОГО КОТА (DEAD CAT'S CLAN)

Глава 1. Без ответа

– Хочешь быть Чёрной Розой за Пятым Переулком?

Диссонанс странных слов разбил приторную, сладко-карамельную музыку, опутавшую город. Радиостанции без продыху гоняли "Мой мармеладный, я не права". Блаженные минуты отдохновения от вездесущей "Джаги-Джаги" радостно занимал "Я шоколадный заяц". Листья под ногами казались мятыми конфетными фантиками. Зубы и нервы ныли от сладостей. Хотелось чего-то настоящего. Нового, свежего, потрясающего.

Подул ветер, с шорохом прокатился ком смятой газеты, и что-то незримое тонко просвистело на уровне балконов третьего этажа. Взревел двигатель могучего "КамАЗа". Рёв заглушил всё вокруг, Ириска даже подумала, что вопрос ей просто послышался, но продолжала смотреть на вопрошающего.

Больше всего он напоминал Пашу Артемьева из "Корней". Такой же высокий, кудрявый и улыбчивый. В улыбке сквозила сила и доброта.

***

Для Ириски та осень началась с подрезанных волос. Первая перемена. Внутри мир ещё прежний, детский, а вид уже как на обложке модного журнала. Их так много – девушек с обложки. Девушек, покоривших весь мир. Так хочется, чтоб мир увидел: она тоже переменилась.

Ириска – укротительница волос. Они не хотят подчиняться, упрямо набирая прежнюю длину. Перебираются кончиками с плеч на спину. Раскидываются непослушными прядями. Приходится сидеть в бигудях, чтобы восхищать мир волнующими спиралями. Красота требует жертв. И жертвы принесены. Осветлённые пряди перемешаны с тёмными. Свиваются колечками над высоким лбом, касаются подкрашенных бровей. Из-под волнистых холмов проглядывают маленькие уши. В них сверкают искорки серёжек. Если не приглядываться, можно поверить, что простенькая оправа скрывает настоящие бриллианты. По крайней мере, Ириске нравится так думать.

Дни, когда она услышала о Чёрной Розе, наполняет солнце. Предрассветная свежесть, исчезает, прежде чем успеешь потянуться и зевнуть навстречу наступившему утру. На смену ей спешит зной, наполняющий парящей духотой раскалённые дни и багряные вечера.

Поменявшие масть деревья не торопятся сбросить листву. Стоят гордо, словно надеются продержаться так до весны. В дрожащем мареве воздуха приглушённые голоса вещают о глобальном потеплении.

Ириска пропускает новости. Ей хочется музыки. Если закрыть глаза, звуки обернутся нотами. Весёлые ноты скачут по деревьям и кустам, кувыркаются в чёрных проводах, отплясывают по серебристым бокам фонарей.

Ноты – не люди. С ними не бывает скучно, напряжно, занудно.

Правда рассказывать о танцах маленьких человечков не солидно. Потому что выпускница средней школы должна говорить о чём угодно, но только не о внезапно оживших нотах.

Это не те разговоры, которыми стоит гордиться. Поэтому с людьми Ириске проще молчать. Молча следить за толпой и выбирать тех, кто кажется достойным близкого знакомства. Для них просыпается улыбка. Она таит вызов. Хочешь понравиться? Старайся! А пока рядом со мной ты выглядишь полным нулём. Удиви, и я взгляну по-особому. Пронизывающе, мягко, ласкающе. Я хочу посмотреть таким взглядом. Стань первым. Приходи, не задерживайся. Спроси меня так, чтобы улыбка не погасла.

Ириску бесят взрослые вопросы. Они делятся ровно на два типа: "Как учишься?" и "Ну, кем мы собираемся быть после школы?" Мигом рисуется картинка взрослой женщины. Юриста, бухгалтера или стоматолога. А потом к чужому изображению пришпиливается надпись "Ирина Николаевна".

А крысы не задают глупых вопросов. Наверное, поэтому с ними проще подружиться. Только у крысиной дружбы нечеловеческие правила. Просто так крысы не дружат. Впрочем, как и большинство людей. Но если цели людей понятны после нескольких развязно брошенных слов, то крысиные цели спрятаны в тайнах за семью замками.

Крысы бродят в местах, куда людям вход закрыт. Наполненных сумраком, шуршанием, мусором, рассыпавшимся в пыль. Меж серых стен странствуют приглушённые печальные мелодии. Их звуки оборачиваются грустными человечками. Иногда они вырастают и тоже ищут встречи с тобой. Так странно: не знать, кто рядом – крыса или оживший обрывок мелодии. Или то и другое сразу.

Наверное, поэтому той осенью Ириске придётся дружить с крысами. А после учиться ненавидеть котов. Сначала просто ненавидеть. Без всяких причин. Потом она узнает причины. Вот только верить им не захочется.

Зато появится шанс перескочить с ненависти на любовь.

Или стать Чёрной Розой.

Та осень станет для Ириски первым взрослым выбором. Ещё не осмысленным. Натужным. Горьким. И очень-очень болезненным. Исковеркавшим внешний мир до неузнаваемости. И ей, чтобы удержаться в резко изменившемся мире, придётся меняться самой. Потому что крысой быть не захочется. А кошкой уже не получится.

Наверное, Ириска могла подружиться и с котами. Да только те считали, что Ириска с ними уже дружит. Коты ошибались. Двенадцать жизней делали их излишне самоуверенными.

Жгучими колючками Ириске запомнится та осень. Вернее, кусочек затянувшегося лета. Время, когда ты уже дышишь воздухом юности, но на самом деле продолжается детство, из которого хочется выпрыгнуть как можно скорее.

Но только не попасть в колею "Ну, кем мы собираемся быть после школы?"

Вы – не знаю. А я останусь Ириской. Или…

Или стану непонятной и удивительной. К кому не прилепить таблички "продавец", "врач" или "ботаник".

Она тянулась к иным табличкам. Но "Последний Герой" уже прикрыли, а в "Голод" её не взяли. И отстояв очередь на прослушивание "Народного Артиста", Ириска с неудовольствием поняла, что эта дверь к славе тоже откроется не для неё.

Но почему?

Первой красавицей школы её, конечно, не считали. Но на вечеринках она никогда не оставалась одна. Те, кто, рванувшись, не успевал к самым красивым, притормаживали возле неё. На зависть девчонкам, чья участь топтаться у стенки и возвращаться домой без провожатых.

Не "Мисс Вселенная". Хотя носик вздёрнут весьма мило. Ещё Ириска по праву гордится пушистыми, словно камыши, ресницами. За ними прячутся глубокие зелёные глаза – озёра с илистым дном. Молчаливый блеск глаз хранит тайны. В алой лодочке губ блестят зубы, словно ровно уложенный жемчуг. Вот только слишком тонкие губы приходится подкрашивать. Зато улыбка преображает Ириску. Несколько секунд, и гадкий утёнок превращается в лебедя. Но лебединая жизнь коротка. До первого слова. Позовут – откликнется, и снова на лице серьёзная мина. Мол, девочка уже взрослая и эту жизнь понимает правильно.

Тогда почему? Почему на следующий уровень взяли не её?

Стучишься в дверь, скрещиваешь пальцы на удачу, твердишь "У меня всё получится", рисуешь потрясные картинки сбывшейся мечты, трёшь прохладную дверную ручку, слышишь приглушённые голоса тех, кого уже взяли на бал, за которым следит вся страна.

А потом понимаешь, что никто тебя пускать не собирается.

Не взяли… "А почему?" "А потому что!.." Потому что не так прошлась. Не сумела улыбнуться. Или просто кашлянула в неподходящий момент. И всё.

Дверь не открывается. Так вот сложились звёзды.

Ты тихо поворачиваешься. Дверь остаётся за спиной. Душа вибрирует надеждой, что окликнут, позовут, впустят. Но глаза уже смотрят вперёд.

Что там, впереди?

Для Ириски впереди оказались мёртвые коты.

И крысы.

Но прежде прозвучал вопрос, заставивший забыть о двери, в которую не пустили. О всех дверях, и нужных, и ненужных.

***

– Так что там насчёт Чёрной Розы? – парень улыбнулся.

Улыбка понравилась Ириске. На улыбку она ответила улыбкой, а на вопрос ответила встречным:

– А где это – Пятый Переулок?

– Не знаешь? – парень пожал плечами, будто нисколечко и не сомневался. – Могу показать.

Наверное, улыбка её и зацепила.

Или нет. Сначала был Кейс. Тонкий, серебряный Кейс в правой руке. Именно так, с большой буквы. В красивых фильмах частенько показывают изящные дипломаты, прикованные к запястью, но любому из киношных красавцев было далеко до подобного совершенства.

Кейс притягивал взгляд. Кейс располагал к доверию. У недостойных людей не бывает таких шикарных кейсов.

– Тут недалеко, – сказал парень и показал на арку, вырубленную посередине четырёхэтажного особняка с причудливыми лепными карнизами. Дом облюбовали ласточки. То здесь, то там взгляд ловил тёмные комки гнёзд, лепившихся к балконам. По углам балконов вытянулись пирамидки, похожие на шишечки, растущие вверх.

Ириска тысячи раз проходила мимо и никогда не задумывалась, что можно свернуть в арку. Вернее, Ириска знала, что можно. Вот только зачем? Причин не было. Раньше.

– Ты там живёшь? – спросила Ириска.

Из монотонного гула машин вырвался обрывок мелодии. Разбился на нотки. И смешные человечки мигом расселились по квартирам старинного дома.

– Потолки высоченные, – уМИльно вздыхал первый.

– Лепные карнизы, – спешно ДОговаривал второй.

– Бардак. На балконах бардак, – сердитой ФАльшью напевал третий.

Чуть слышным свистом незнакомец разогнал нотных переселенцев.

– Не в этом доме, – поморщился он. – Просто за ним начинаются Переулки.

– Ничего там не начинается, – мальчика пора было ставить на место.

– Спорим?

– На что?

– Если проиграешь, выполнишь мою просьбу.

– Какую?

Парень задумался. Интересно, чего он попросит? Быть может, поцелуй для начала? Она пристально оглядела парня. Умеет ли он вообще целоваться? И как-то сразу поняла: умеет. Такой – умеет!

– Ты не станешь орать от восторга, – тон у парня был тревожный, будто возможный крик Ириски означал нечто глобальное, не меньше конца света. – Договорились?

Он подмигнул. Рядом с таким приятно было постоять и без всякого дипломата. Потому что у парня были абсолютно чёрные глаза. Когда говорят "чёрные", подразумевают "тёмно-карие". У незнакомца зрачки сливались с радужкой в блестящий чёрный круг, буравящий Ириску.

– Орать?! – сердито переспросила девочка, норовя сбить чужой гонор.

– Ты не станешь орать от восторга, – парень не поленился повторить. – Обещаешь?

– Посмотрим, – кивнула Ириска.

Слова парня её завели, она тоже не хотела ударить лицом в грязь:

– А чем расплатишься ты, если проиграешь?

– Я никогда не проигрываю, – хмыкнул парень и подошёл поближе, ветер легонько играл тёмными кудрями. – Ты увидишь место, где будет расти Чёрная Роза. Неужели этого мало?

– Ну не знаю, – пожала плечами Ириска. – Мало ли таких мест.

В конце концов, если судьба посылает ей парня, зачем же вот так, сразу, выкидывать его на помойку? Девочка плавно поднялась со скамейки и, не спеша, направилась к арке, позволяя парню идти слева и не отскакивать, уступая дорогу встречным прохожим. Впрочем, такой бы не стал отскакивать. И это Ириске тоже нравилось.

Из арки тянул сквознячок. Не струйка прохлады, а прерывистое лихорадочное дыхание. Можно было фыркнуть и гордо пройти мимо. Поступи так Ириска, и эта история ушла бы другой дорогой. Но девочка вошла под высокий свод.

Там царил полумрак, но ничего удивительного не происходило. Впереди показались приземистые домишки. Город перестраивается, беззаботно зачёркивая прошлое. Старые кварталы сносятся единым махом, а вместо них вырастают "китайские стены" многоэтажек. Но если присмотреться, в глубине двора неизменно обнаружатся ветераны, затаившиеся в невырубленных кустах. Строительство коснётся их, обрушив заборы или проломив стенку сарая нечаянным касанием бульдозера, а потом пройдёт мимо, да и забудет. Они остаются картинкой давно ушедших эпох с поленницами дров и водопроводными колонками в век горячей воды и парового отопления. Они держатся, хотя время изрядно подкосило их стены, сложенные из прокопчённых секундами и часами брёвен.

– Не останавливайся, – сердито сказал парень. – Рискуем опоздать.

А потом вдруг заулыбался:

– Нам везёт. Первый переулок уже позади.

Ириска обернулась. Арка казалась далёкой-далёкой. В её проёме бесшумно промелькнула красная машина. Звуки, нескончаемо наполняющие большой город, куда-то делись.

Повеяло прохладой. Настоящей. Тишина и свежесть. Будто прячешься где-то. Куча народа бегает по двору и выкрикивает твоё имя. Но найти не могут. Где им догадаться! И от этого почему-то хорошо-хорошо.

Глава 2. Синева

Скоро и вторая улочка осталась позади. Парень молча шагал вперёд. Ириска с любопытством поглядывала по сторонам. Местность напоминала деревню или дачный посёлок. Полное безлюдье. Только куры барахтаются в пыльной ложбине. Крашеные заборчики. Раскидистые кусты. Ровные поленницы.

– А вот теперь не спеши, – перед четвёртой улочкой парень придержал Ириску.

Всего один двор, и они бы оказались на ухабистой дороге. Выбитыми клыками некогда грозного чудища сбоку скалилась гора щебня. Сердитый петух из малины пристально следил за незваными гостями. По колее змеились подсохшие спирали, словно её проложило не колесо, а винт мясорубки.

– Предпоследний переулок без разрешения не проскочить, – парень внимательно осмотрел дорогу. – Но мы договоримся. Я лично знаю хозяина этого переулка.

– Так договаривайся, – равнодушно протянула Ириска и подумала, что они слишком долго топчутся вместо того, чтобы что-нибудь предпринять.

– Музыку тихо слушаешь или громко? – внезапно спросил парень.

– Музыку? – не поняла Ириска.

– Уже начинается! Приготовься. Или просто заткни уши.

Вот чего Ириска сделает в последнюю очередь, так это заткнёт уши в незнакомом месте.

Слева раздался шипящий щелчок, будто включили огромную колонку. Мгновение спустя щёлкнуло и справа.

По острым досочкам забора по ту сторону Четвёртого Переулка с невозмутимым видом вышагивал невысокий парень. Рваные вытертые джинсы, перехваченные на левом колене чёрной банданой. Бежевая ветровка с ярко-алым значком. А на голове, в эдакую теплынь, чёрная нефорская шапка с парой малиновых кисточек на длинных хвостах.

Это ж кем надо быть, чтобы запросто шагать по забору, где и не всякая кошка пройдёт!

А парень, чуть покачиваясь, ловко развернулся к Ириске, просверлил взором сияющих изумрудных глаз, широко заулыбался и взмахнул руками, словно заправский дирижёр.

– Как у тебя с английским? – зашептал в Ирискино ухо её спутник.

Вместо слов девочка ответила лукавой улыбкой. Способностей к языкам она за собой не замечала, но разве можно в этом признаться такому парню?

– Тогда песню можешь не слушать. Следи за мной. Увидишь, что я иду вперёд – не тормози.

Воздух раскололся оглушительным треском и посвистыванием, будто неведомый Ди-Джей продолжал проверку аппаратуры. "Дискотека, – хмыкнула Ириска. – В деревне! Надеюсь, не ради неё меня сюда привели". А потом парень в шапочке раскрыл рот, и понеслось:

– Yo listen up: here's a story. About a little guy that lives in a blue world…

Где-то далеко стукнул ударник, и заструилась лиричная мелодия, не вязавшаяся с отрывистыми фразами странного парня. Невидимый пианист давил на клавиши рояля. Печальные звуки уносились к голубому небу.

Язык чесался от вопросов. Но по лицу спутника она поняла: сейчас лучше помолчать.

– …And all day and all night and everything he sees, – парень хитро подмигивал Ириске, словно предлагал присоединиться.

– …Is just blue like him inside and outside, – казалось, он единственный чувствовал себя в своей тарелке.

– …Blue his house with a blue little window, – песня лилась и лилась. – And a blue Corvette and everything is blue for him…

Убыстряясь и убыстряясь, застучал ритм-компьютер. Вокруг начало твориться что-то неладное. Листья набирали синий оттенок. Белые доски изгороди приятно поголубели. Дома приобретали цвет ночного неба. А стёкла словно с рождения были синими.

– …And himself and everybody around, – ветровка певца уже не казалась бежевой, она высветлилась голубыми разводами. На шапчонке заискрились электрические разряды, сложившиеся, то ли в полуобсыпавшийся логотип группы "Ария", то ли в переплетённые трамвайные рельсы.

– 'Cause he aint got nobody to listen… – пропел парень, делающий мир голубым, и исчез.

Ритм-компьютер, гулко ухнув на прощанье, вырубился. Музыка оборвалась. Наступила тишина, в которой бродили затихающие отголоски: "To listen… To listen… To listen".

У Ириски сжалось сердце. Она догадалась, какая зазвучит песня. И приготовилась к оглушительному "Люблю!" Невозможно не знать песню, которую тысячу раз крутят радиостанции с говорливыми ди-джеями и ди-джейками.

– I'm blue! Da ba dee, Da ba die! – выпалил певец.

"Совсем не то", – удивилась Ириска.

И вдруг по траве разлилась синяя тень, словно над улочкой распростёрлась грозовая туча. Потрескавшаяся глина обернулась изгибами голубого мрамора с иссиня-чёрными прожилками. Щебень исчез; на его месте сверкала гора сапфиров. Розы, гиацинты, гладиолусы пропали с глаз долой, вокруг колосились васильки да колокольчики. "Da ba dee, Da ba die!" напугали воробьёв. Те перестали скакать, нахохлились и настороженно рассматривали синие пёрышки друг у друга. Забытая у крыльца кукла превратилась в Мальвину.

Сверлящий звук заставил певца на миг умолкнуть. Так и застыл он, уставившись на Ириску. Нет, не изумрудные были глаза у певца, а синие-синие.

"Da ba dee, Da ba die!" расцвечивали мир холодной синевой. Даже малина превратилась в ежевику. Удирал прочь глупый петух. Его словно окатили чернилами. За синим окном синий старик наливал из синего кувшина синее молоко. Выглянул из синего сарая пёс, уставился в лужу, встряхнулся, словно хотел сбросить с себя синеву. Да где там. Солнце заливало мир прохладными синими лучами, словно странная голубая Луна.

Певец сомкнул губы. Посмотрел с грустинкой. Может, ждал похвалы. Но Ириска растерялась. Она не знала, что сказать. Моргнули синие глаза, и певец растворился, словно Чеширский Кот, позабывший оставить улыбку.

Осиротевшие звуки бессвязно метались по переулку.

– Это не та песня, – прошептала Ириска.

– Просто ты заслушалась отражениями, – хмыкнул парень. – Песнями, из которых выкинули слова. Слушай только оригиналы. Выброшенные слова мстят очень больно. В основном, достаётся тем, кто слушает неправильные песни.

– Эй, а чуть понятнее?

– Кутаясь в отражения, привыкаешь к искажённому миру, а когда приходит настоящее, ты не в силах его принять. Первое слово дороже второго. Первому веришь охотнее. Всё первое стоит очень дорого, просто люди этого не понимают.

– Ещё бы! С такими-то объяснениями, – Ириска недовольно выдула воздух уголком рта.

Проигрыш закручивал звуки вибрирующими спиралями. Постукивали зубы, притоптывали ноги, оглушительно билось сердце, опережая лихорадочный ритм.

– Некогда, – отмахнулся парень. – Время идти. Ищи перепевника. Как увидишь, делай шаг. Переулок надо пересечь до последней ноты. Иначе застрянем. Окажемся в плену Вековых Часов. А они стоят уже давненько, и завести их некому.

В растерянности Ириска заметалась взглядом по сторонам.

– I have a blue house with a blue window, – певец выткался из голубой пустоты, потоптался синими ботинками по синей лавочке, улыбнулся Ириске, блеснув водянистыми зубами, и потерялся опять.

Автоматически она шагнула вперёд.

– Молодец, – раздался шёпот.

Кудрявый тоже не упускал из вида неуловимого певца.

– Blue is the color of all that I wear, – синие туфли топтали синюю глину.

Просеменил синий паучок на длинных синих ниточках. Ириска суматошно завертелась. Где же перепевник? Ах, вот же он. Сидит на крыше собачьей конуры и беспечно помахивает ногами, разбивая голубые шары одуванчиков на тысячи невесомых синих пушинок. Увидел Ириску, улыбнулся и снова растворился.

"Эй, чучело, ты где?" – суматошно подумала Ириска.

– Blue are the streets and all the trees are too, – и строчку спело пугало в синем плаще. Ириска сначала не поверила, но потом заметила, как синий глаз подмигнул ей. В синей глубине плавали искорки тихой печали. Кейс сверкнул на шаг впереди. Девочка очнулась и прыжком встала рядом.

– I have a girlfriend and she is so blue, – на сей раз Ириска углядела его сразу. Ей помогли два серебристо-синих человечка, подхватившие слово "girlfriend" металлическими голосами. Человечки походили на нотки, только отчаянно чужие. Таких Ириска никогда бы не придумала. Они плясали синие вальсы вокруг певца, танцующего с самим собой. А глаза его смотрели на Ириску. А глаза грустили, хотя в голосе вроде ничего печального не было. Глаза тянули к себе. Ириска чуть не сделала шаг в сторону, но впереди блеснул кейс, и это заставило её следовать прежним курсом.

– Blue are the people here that walk around, – и певец не наврал. Кудри того, кто шёл рядом, отливали синевой, а Ирискины руки напоминали ледышки из рекламы.

– Blue like my Corvette it's standing outside, – дома слева и справа покачнулись и превратились в колонки, содрогавшиеся с каждым словом, с каждым аккордом. Синие таблички с бледно-голубыми буквами сменили надпись "ул. комиссара Коновалова" на "Radiotehnika S-90". Сарай обернулся микшерским пультом. Певец внезапно вырос. Его голова показалась над сараем. Огромные пальцы постукивали по крыше (вернее, уже крышке) и щёлкали невидимыми переключателями. Поленница лежала рядом блоками аудиокассет, а кОзлы для пилки дров обернулись фирменным микрофоном, уютно отдыхавшим на ножках специальной подставки.

– Blue are the words I say and what I think, – синие глаза выглянули из малинника, откуда с позором изгнали незадачливого петуха. И ещё один шаг. Всего один. В синей луже отражались изломанные чёрточки синих птиц. Синяя лента синей змеёй извивалась из чердачного окна. За синими окнами притаилась синяя темнота. У забора валялся блестящий стеклянный шарик, отражавший голубое солнце. Заборы казались такими близкими. Протяни пальцы и почти коснёшься. Почти.

Необходимость выбора перед каждым шагом ужасно напрягала. "Когда же утихнет песня, – подумала Ириска. – Скорее бы, скорее!" А что, если она не успеет отыскать перепевника?

– Blue are the feeling that live inside me, – так и случилось.

Строчка прозвучала, но девочка не сдвинулась с места. Нельзя. Не увидела Ириска певца, не имела права шагнуть дальше. И только в самый последний момент, когда звуки ломающегося голоса убегали за дальний поворот, она заглянула в синий омут распахнутого окна. Там, где только что висел портрет, из синей рамы весело кривлялся обладатель нефорской шапочки.

Ириска споткнулась. Земля метнулась навстречу, но покачнувшаяся девочка тут же была подхвачена спутником:

– Теперь дорога! Ищи её. Упустишь, и я помочь не сумею.

Певец изливал "Da ba dee, Da ba die!" неподалёку. Ириска не смотрела на него. Синяя глина исчезла из-под ног. Её сменила мраморная плита. Теперь взгляд скользил по тёмным изгибам на голубой глади. Подул ветер, и мимо Ирискиного лица пронеслись сорванные с синего дерева синие листья. Позвякивала синяя цепь синего колодца, и звон её перемешивался с очередным "Da ba dee, Da ba die!"

– Твой приятель не может потише? – девочка встряхнула головой, прогоняя из ушей противный звон.

– Не приятель, а перепевник. Хотя в нашем клане он зовётся иначе.

– Он нарочно сбивает нас с дороги?

– Наоборот! Перепевники помогают найти верное направление, если поют правильную песню!

– Этот споёт, – фыркнула Ириска. – С чего ты взял, что его песня правильная?

– Не совсем, – мотнул головой её спутник. – В припеве он чуть-чуть прикалывается. Впрочем, все, кто ходит поперечными улочками, немного злые.

Ириска сама удивилась, что разговор успел втиснуться в короткий миг меж песенных строк. Но дорога… Как она могла забыть про неё! Дорога так и не появилась…

– I'm blue! Da ba dee, Da ba die! – голос певца накрывал мир, пронизывал всё вокруг, забирался в самые малюсенькие щёлки. "Плевать на дорогу, – усмехнулась Ириска. – Возьму и остановлюсь. Мир не опрокинется, если я дослушаю песню до конца".

Вдруг у Ирискиных ног голубой мрамор вспучился сиреневыми пузырями, за которыми пряталось что-то тёмное. Пузыри лопнули и обернулись кубиками из голубого стекла. В прозрачной глубине сверкали тысячи и миллионы граней.

"Вот она, дорога!" – догадалась Ириска и зашагала вперёд, не оглядываясь ни на певца, ни на попутчика. А те не отставали.

Мелькнули и пропали заборы. Песня про синий мир оборвалась звенящим звуком.

Ириска остановилась.

Где весь мир? За спиной! А впереди лишь золотое поле да полоска леса на горизонте. Морозная синева сжималась, отступала, уходила. Возвращались краски. Не по-осеннему тёплое солнце пригревало спину. Небо ослепительно голубело. И глаза тонули в бескрайней глубине.

Между полем и Ириской ютился бугорок.

– Вот здесь, – твёрдо сказал парень.

– Что? – не поняла Ириска, повернулась и зажмурила глаза от брызнувших солнечных лучей.

– Здесь вырастет Чёрная Роза, которой ты можешь стать.

Ириска внимательно осмотрела холмик, покрытый редкой пожухлой травой. Что изменится, если тут вырастет…

– Чёрная Роза за Пятым Переулком, – словно читая мысли, повторил уверенный голос.

Да ерунда! Самый обычный бугорок! Ну и зачем тебе пялиться на эту тёмную глыбу? А что, лучше, если бы тебе снова парили мозги компьютерами? Или повели… Повели… А куда тут, собственно говоря, можно повести?

– Постой, – удивилась Ириска. – Где город? Дома там… автобусы… магазины, всё такое!..

– Город там, – парень неопределённо махнул назад.

Туда, где ничего не разглядеть из-за слепящего солнца. Хотя надвигался вечер, и солнце должно было сейчас висеть перед Ириской. Вон над тем самым лесом. Всё здесь было не так.

– Пора идти, – тихо, но настойчиво произнёс тот, кто провёл Ириску через Переулки. – Мы заслужили увидеть, но остаться права не имеем. Поэтому, Ириска, надо поторапливаться.

"Почему?" – хотела повредничать Ириска, но слово перечеркнулось испугом: "Откуда ему известно её имя? И вообще, а он-то сам кто такой?"

– Как тебя зовут? – спросила Ириска. – Ведь ты меня знаешь, а я…

– Имя? – задумчиво перебил парень. – Будет тебе имя. Самому бы вспомнить…

В отсутствии чувства юмора его не упрекнуть.

– Роман, – задумчиво произнёс он. – Не-а. Ринат. Непохоже. Реваз. Ну, это совсем не то. Рональд. Роберт. Роланд. Красиво, но не моё. Ромуальд. Нет, всё не так! Оно же было простым! Почему я его забыл? Резо. Рено. Равиа. Руал… Это близко! Руал, Руал… Рауль! Всё! – в отрывистом голосе зазвучали довольные нотки. – Зови меня Раулем.

Ириска улыбнулась. Она любила тех, кто мог выбирать имена. Как и она, пусть случайно, пусть не самое красивое и величественное. Зато сама. Как и Рауль.

– Пора, – тревожно сказал парень. – Скоро зайдёт солнце, и сюда выберутся Смотрящие. Вроде контролёров в трамваях. Только с этими не договоришься.

Пальцы Рауля встретились с Ирискиными. Его голос теперь зазвучал напевно:

– Посмотри и запомни…

Девочка окинула взглядом синеву…

– …Когда придёшь сюда в следующий раз, ты превратишься в Чёрную Розу…

…и золотое поле, над которым плавилась ослепительная голубизна воздушных глубин…

– …И тогда все проблемы исчезнут…

…и дальнюю кромку леса…

– …Потому что ты выдумала их сама.

…у самого горизонта.

– …ХОДУ!

Ириска повернулась и утонула в солнечном свете. Ничего не видя, послушно передвигала ноги. Перед ней вырисовывалась одна-единственная картина: Чёрная Роза на невысоком бугорке в ласковых объятиях лучей Солнца.

Девочка не заметила, как вернулась во двор, как прошла через арку, как исчезли горячие пальцы.

Она словно проснулась. Вокруг расстилался знакомый скучный город. Шуршали машины. Небо уже не казалось голубым и глубоким, а спешащим мимо людям, как и два часа назад, не было до Ириски никакого дела.

Солнечные зайчики растворились вместе с Раулем.

Картины таинственных Переулков поблёкли, но не забылись. Вот она, арка, темнеет справа. На обсыпавшейся штукатурке криво намалёван пацифик. Девочка хотела заглянуть в сумерки, чтобы ещё раз увидеть древние домишки, но почему-то так и не решилась.